Страница:
Одни считали, что Парижанин много выигрывает, другие поговаривали об огромном наследстве, припрятанном родителями Аркадия. Пытливые молодцы из угро даже провели обыск у Ристальникова на квартире, но, кроме романов на иностранных языках и молчаливого Никиты, ничего не обнаружили. На вопрос оперативников, откуда он прибыл, Аркадий отвечал, что приехал из киевского детдома, подтверждая свои слова справкой. Род своих занятий он характеризовал как «вольное предпринимательство», а себя называл «консультантом». Так как ничего предосудительного опера не нашли, им пришлось Ристальникову поверить и более внимания на него не обращать.
Аркадий зашел в ресторан и спросил кофе. В углу, в компании трех девиц гулял налетчик Ленька-Басманчик. Все четверо были пьяны, шумели и горланили песни, пытаясь перекричать исполнявшего романс цыгана. Присутствующие, не исключая и самого Басманчика, знали, что он догуливает на свободе последние деньки. На прошлой неделе опера взяли всех его подручных и установили за Басманчиком круглосуточную слежку. Должно быть, Ленькины кореша пока не «кололись», но все знакомые с работой органов люди пребывали в уверенности, что это не надолго. Под неусыпным надзором уголовки Басманчик пропивал награбленное и ждал ареста. Рассказывали, будто третьего дня он так разошелся, что пригласил сидевших за соседним столом соглядатаев отужинать вместе.
Аркадий ухмыльнулся и направился к расположившимся в стороне приятелям, Глебу Сиротину и Косте Резникову. Сиротин был беззаботным сыном богатого владельца мельниц; Резников – модным журналистом и писателем. Объединяла их страсть к игре.
Поприветствовав Аркадия, друзья предложили партию в преферанс, заказали «частный стол» и переместились в кабинет.
– А что, Аркаша, каковы твои дела? – тасуя колоду, спросил Резников.
– Обыкновенные – скука, – лениво ответил Аркадий.
– А мы вот на отдых собрались! – объявил Сиротин. – Костя, а, может статься, и девушек возьмем. Поезжай-ка и ты, дружок, с нами! Посмотришь на горы, искупаешься в море.
– Надо подумать, – неуверенно проговорил Аркадий.
– Что толку сидеть в душном городе? – поддержал Глеба Костя. – Банчик мы и там раскатаем. Решайся! Возьмем тебе подружку, отдохнешь.
– И кто же из девиц с вами едет? – поинтересовался Аркадий.
– С ним, – указывая на Глеба, ответил Костя, – Ленка Журавская, а со мной – сам знаешь – Света Левенгауп. У Светки есть масса подруг, подберем и тебе пассию.
– Я, господа, человек несовременный, меня девушки не любят, – начал было Аркадий, но друзья громко расхохотались:
– Разве важно, чтоб любили? Отдохнуть на чужой счет, да с таким красавцем, многие согласятся! Выбирать-то тебе!
– А что за место выбрали?
– В Батум поедем, – ответил Сиротин.
– Может быть, может быть… почему нет… не исключено, господа, что надумаю, – проговорил Аркадий, разглядывая сданные карты.
– Вчерашней истории не слыхали? – вдруг вспомнил Костя.
– О чем?
– Вас ведь не было! Так слушайте: явился я, по обыкновению, к десяти, вижу: на рулетке игра по-крупному, ставит незнакомый мужик. Распалился, знаете, как самовар. Справляюсь у крупье: кто, мол, таков? Васька сказал, что кутила этот – заезжий торговец сахаром, москвич, у нас в губернии находится по делам своим, и что он при бо-о-льших деньгах. Представляете?..
– Так-так-так… Пики! – бросил Глеб.
– …Наши «жучки» казиношные вокруг залетного мужика вьются пчелами, предлагают составить банк. А он – ни в какую! Проиграл тыщ пять на рулетке и в гостиницу спать поехал.
– Пас! – объявил Аркадий. – Каков он, твой приезжий? Стар или молод?
– Не то чтоб стар, да и не молод. Лет сорок пять, может, сорок семь будет. Этакий то-олстый мужичина в зеленом, – отозвался Резников. – Два паса, играй, Глеб!
– Придет он сегодня? – спросил Аркадий.
– Ждут, – пожал плечами Костя.
– Надо бы взглянуть, – Аркадий нажал кнопку вызова маркера.
– Ты что, задумал его «подоить»? – улыбнулся Сиротин.
– Пока не решил.
Дверь отворилась, и появился маркер.
– Лева, будь любезен, скажи: вчерашний кутила здесь? – справился Аркадий.
– Так точно, Аркадий Сергеевич, играют они.
– Как его звать-величать?
– Анатолий Анатольичем.
– Пьян ли?
– Не сказать чтобы очень, но веселенький, – рассмеялся Левка.
– А «жуки»-то наши наползли? – вставил Костя.
– Нынче маловато. Кныш да Митька Дубровин рядышком погуливают, прочих не видать.
– Ладно, ступай. Как сыграем, так и мы выйдем взглянуть, – отослал Левку Аркадий и посмотрел на Глеба. – Заказывай!
– «Семерик» в пиках! – объявил игру Сиротин.
Часа через два, закончив с преферансом, приятели вышли к рулетке поглядеть на заезжего кутилу.
Москвич развалился на диване и потягивал коньяк. Аркадий поманил маркера.
– Покуда вы поигрывали, Анатолий Анатольич успел две тыщи «слить», – приблизившись, шепнул Левка.
Ристальников оставил друзей и прошелся мимо столичного гостя. Полное, красное лицо сахарного торговца было влажным от пота, зеленый пиджак распахнулся, открывая широкую батистовую грудь. Аркадий посмотрел на початую бутылку «Реми Мартен» и тонко улыбнулся.
– Не одобряете? – перехватил его взгляд москвич.
– Отчего же, коньяк будоражит воображение, – пожал плечами Аркадий и уселся рядом с толстяком на диван. – Только в игорных домах пить коньяк не следует.
– Разъясните, почему? – удивился сахарный торговец.
– По причине излишнего возбуждения воображения, – пояснил Ристальников. – Коньяк лишь вначале помогает думать, а затем человек чересчур заводится. Вы, я слышал, проиграли?
– Проигрываю второй вечер кряду, – понурился москвич.
– Коньяк и виноват! – развел руками Аркадий.
– Что же, по-вашему, следует пить?
– Ничего. Полезна рюмочка водки после выигрыша.
– А если «не прет»?
– Коли «не прет», поезжайте спать, либо в самом деле пейте коньяк, – невесело рассмеялся Аркадий.
– Хм… вы, как я погляжу, знаток! Тут, знаете ли, ходят всякие подозрительные, играть предлагают. Наверняка ведь шулера? – зашептал кутила.
– Может, и так, – неопределенно отозвался Ристальников.
– Сами-то не метаете? – сощурился москвич.
– Редко. Сажусь исключительно с друзьями, на «закрытых столах».
– А-а, понятно, – кивнул толстяк. – Вас, простите, как величать?
– Аркадием.
– Весьма рад. Позвольте и мне представиться: Анатолий Анатольевич, – он склонил голову.
– Польщен.
– А не сыграть ли нам, господин вы мой Аркадий, на бильярде, в «американочку»? – неожиданно предложил Анатолий Анатольевич.
– Извольте, только по маленькой.
– Уж как прикажете.
Они поднялись и направились в бильярдную.
– Какова будет ставка? – спросил Аркадий, выбирая кий.
– Не представляю, – раздумывал Анатолий Анатольевич. – В Москве мы режемся по пять червонцев…
– Начнем с одного – я играю неважно. Разбивайте!
Ристальников играл неплохо, но не ожидал партнера столь слабого. Анатолий Анатольевич то ли был пьян, то ли столичные друзья убедили его в высоком уровне игры, а может, он и заманивал партнера на более крупную ставку. В результате партию москвич проиграл. Аркадий принял червонец и предложил сыграть «на квит».
– Тогда уж сыграем две партии, – развел руками Анатолий Анатольевич.
Ристальников согласился.
Столичный гость проиграл и «квит», и «решающую», заказал коньяку и предложил сыграть еще три партии, но уже по двести рублей. Повышение ставки он объяснял стремлением «дать бой». Аркадий вновь согласился.
Очень быстро Анатолий Анатольевич проиграл все партии. Сделавшись багровым, он махнул рукой и крикнул, что уж теперь Аркадия точно не отпустит и предложил «три решающие» по тысяче. В подтверждение своих твердых намерений москвич извлек из кармана пачку банкнот, в которой, по прикидке Аркадия, находилось не менее десяти тысяч.
В дураков Ристальников не верил, хотя иногда такие и попадались. За свои девятнадцать лет он побывал в игорных домах Ростова, Москвы, Киева; сыграл тысячи партий в карты и на бильярде и был очень опытен. «Что-то не так! Чересчур все просто, – насторожился Аркадий. – Тут попахивает гоголевскими "Игроками". Заманивает!»
– Я еще не решился играть по столь высокой ставке, – ответил он на предложение. – Прошу меня извинить, вернусь через минуту.
Аркадий поклонился и прошел к уборной. По пути он позвал администратора:– Семен Николаевич, припомните, кто вчера был из городских «промышленников»? [91]
Главный администратор казино, высокий и важный Семен Николаевич Димашин, задумался:
– Момент, Аркадий Сергеич…
– Сапфиров, Насека, Лопотун… – нетерпеливо перечислял Ристальников авторитетнейших игроков города.
Администратор покачал головой:
– Маститых не упомню… Нет, вчерась не было, точно.
Аркадий сунул администратору «красненькую» и вернулся в бильярдную.
«Ясно, отчего москвич не сыграл с Кнышем и прочими, ждал, хитрец, верного куша. Уж наверняка предложит после ставки в тысячу сыграть по пять "косых" [92]. Он, видно, тертый калач!»
– Подумал я, Анатолий Анатольевич, о вашем предложении, – сказал, подходя к москвичу, Аркадий.
– И как? Решаетесь?
– С превеликим удовольствием, но… не сегодня. Не имею средств. Предлагаю сыграть завтра три партии со ставкой в пять тысяч, – выпалил Ристальников.
Анатолий Анатольевич почесал потный лоб и ответил:
– Ну, по пять – так по пять. Будь что будет. По рукам!
Москвич пригласил партнера пойти в ресторан и «подкрепиться». Аркадий вежливо отказался и откланялся «до завтра».
Он вышел из казино и подошел к стоящему в ожидании ездока лихачу.
– Как звать?.. Впрочем угадал – Терентий. Вот что, Тереша, есть дело на «полкуска» [93].
Терентий кивнул.
– Как выйдет из казино толстый мужик в зеленом, не поленись, проследи, где он остановился. Случись, что он возьмет другой экипаж, – договорись с собратьями. Согласен?
– Исполним, как прикажете, Аркадий Сергеич! – крикнул Терентий.
– Я еду в «Балаклаву», дождусь тебя там, спросишь обо мне Прова.
Около четырех часов утра в мертвецки пьяном, утопающем в табачном дыму «Балагане» появился Терентий. Он рассказал одиноко сидящему в кабинете номер три Аркадию, что толстяк живет в гостинице «Республиканская», снимает «люкс» на втором этаже.
Получив заработанные пятьдесят рублей, Терентий удалился.
Черным ходом Аркадий вышел во двор, кликнул извозчика и поехал домой.
Глава XXIV
Глава XXV
Аркадий зашел в ресторан и спросил кофе. В углу, в компании трех девиц гулял налетчик Ленька-Басманчик. Все четверо были пьяны, шумели и горланили песни, пытаясь перекричать исполнявшего романс цыгана. Присутствующие, не исключая и самого Басманчика, знали, что он догуливает на свободе последние деньки. На прошлой неделе опера взяли всех его подручных и установили за Басманчиком круглосуточную слежку. Должно быть, Ленькины кореша пока не «кололись», но все знакомые с работой органов люди пребывали в уверенности, что это не надолго. Под неусыпным надзором уголовки Басманчик пропивал награбленное и ждал ареста. Рассказывали, будто третьего дня он так разошелся, что пригласил сидевших за соседним столом соглядатаев отужинать вместе.
Аркадий ухмыльнулся и направился к расположившимся в стороне приятелям, Глебу Сиротину и Косте Резникову. Сиротин был беззаботным сыном богатого владельца мельниц; Резников – модным журналистом и писателем. Объединяла их страсть к игре.
Поприветствовав Аркадия, друзья предложили партию в преферанс, заказали «частный стол» и переместились в кабинет.
– А что, Аркаша, каковы твои дела? – тасуя колоду, спросил Резников.
– Обыкновенные – скука, – лениво ответил Аркадий.
– А мы вот на отдых собрались! – объявил Сиротин. – Костя, а, может статься, и девушек возьмем. Поезжай-ка и ты, дружок, с нами! Посмотришь на горы, искупаешься в море.
– Надо подумать, – неуверенно проговорил Аркадий.
– Что толку сидеть в душном городе? – поддержал Глеба Костя. – Банчик мы и там раскатаем. Решайся! Возьмем тебе подружку, отдохнешь.
– И кто же из девиц с вами едет? – поинтересовался Аркадий.
– С ним, – указывая на Глеба, ответил Костя, – Ленка Журавская, а со мной – сам знаешь – Света Левенгауп. У Светки есть масса подруг, подберем и тебе пассию.
– Я, господа, человек несовременный, меня девушки не любят, – начал было Аркадий, но друзья громко расхохотались:
– Разве важно, чтоб любили? Отдохнуть на чужой счет, да с таким красавцем, многие согласятся! Выбирать-то тебе!
– А что за место выбрали?
– В Батум поедем, – ответил Сиротин.
– Может быть, может быть… почему нет… не исключено, господа, что надумаю, – проговорил Аркадий, разглядывая сданные карты.
– Вчерашней истории не слыхали? – вдруг вспомнил Костя.
– О чем?
– Вас ведь не было! Так слушайте: явился я, по обыкновению, к десяти, вижу: на рулетке игра по-крупному, ставит незнакомый мужик. Распалился, знаете, как самовар. Справляюсь у крупье: кто, мол, таков? Васька сказал, что кутила этот – заезжий торговец сахаром, москвич, у нас в губернии находится по делам своим, и что он при бо-о-льших деньгах. Представляете?..
– Так-так-так… Пики! – бросил Глеб.
– …Наши «жучки» казиношные вокруг залетного мужика вьются пчелами, предлагают составить банк. А он – ни в какую! Проиграл тыщ пять на рулетке и в гостиницу спать поехал.
– Пас! – объявил Аркадий. – Каков он, твой приезжий? Стар или молод?
– Не то чтоб стар, да и не молод. Лет сорок пять, может, сорок семь будет. Этакий то-олстый мужичина в зеленом, – отозвался Резников. – Два паса, играй, Глеб!
– Придет он сегодня? – спросил Аркадий.
– Ждут, – пожал плечами Костя.
– Надо бы взглянуть, – Аркадий нажал кнопку вызова маркера.
– Ты что, задумал его «подоить»? – улыбнулся Сиротин.
– Пока не решил.
Дверь отворилась, и появился маркер.
– Лева, будь любезен, скажи: вчерашний кутила здесь? – справился Аркадий.
– Так точно, Аркадий Сергеевич, играют они.
– Как его звать-величать?
– Анатолий Анатольичем.
– Пьян ли?
– Не сказать чтобы очень, но веселенький, – рассмеялся Левка.
– А «жуки»-то наши наползли? – вставил Костя.
– Нынче маловато. Кныш да Митька Дубровин рядышком погуливают, прочих не видать.
– Ладно, ступай. Как сыграем, так и мы выйдем взглянуть, – отослал Левку Аркадий и посмотрел на Глеба. – Заказывай!
– «Семерик» в пиках! – объявил игру Сиротин.
* * *
Часа через два, закончив с преферансом, приятели вышли к рулетке поглядеть на заезжего кутилу.
Москвич развалился на диване и потягивал коньяк. Аркадий поманил маркера.
– Покуда вы поигрывали, Анатолий Анатольич успел две тыщи «слить», – приблизившись, шепнул Левка.
Ристальников оставил друзей и прошелся мимо столичного гостя. Полное, красное лицо сахарного торговца было влажным от пота, зеленый пиджак распахнулся, открывая широкую батистовую грудь. Аркадий посмотрел на початую бутылку «Реми Мартен» и тонко улыбнулся.
– Не одобряете? – перехватил его взгляд москвич.
– Отчего же, коньяк будоражит воображение, – пожал плечами Аркадий и уселся рядом с толстяком на диван. – Только в игорных домах пить коньяк не следует.
– Разъясните, почему? – удивился сахарный торговец.
– По причине излишнего возбуждения воображения, – пояснил Ристальников. – Коньяк лишь вначале помогает думать, а затем человек чересчур заводится. Вы, я слышал, проиграли?
– Проигрываю второй вечер кряду, – понурился москвич.
– Коньяк и виноват! – развел руками Аркадий.
– Что же, по-вашему, следует пить?
– Ничего. Полезна рюмочка водки после выигрыша.
– А если «не прет»?
– Коли «не прет», поезжайте спать, либо в самом деле пейте коньяк, – невесело рассмеялся Аркадий.
– Хм… вы, как я погляжу, знаток! Тут, знаете ли, ходят всякие подозрительные, играть предлагают. Наверняка ведь шулера? – зашептал кутила.
– Может, и так, – неопределенно отозвался Ристальников.
– Сами-то не метаете? – сощурился москвич.
– Редко. Сажусь исключительно с друзьями, на «закрытых столах».
– А-а, понятно, – кивнул толстяк. – Вас, простите, как величать?
– Аркадием.
– Весьма рад. Позвольте и мне представиться: Анатолий Анатольевич, – он склонил голову.
– Польщен.
– А не сыграть ли нам, господин вы мой Аркадий, на бильярде, в «американочку»? – неожиданно предложил Анатолий Анатольевич.
– Извольте, только по маленькой.
– Уж как прикажете.
Они поднялись и направились в бильярдную.
– Какова будет ставка? – спросил Аркадий, выбирая кий.
– Не представляю, – раздумывал Анатолий Анатольевич. – В Москве мы режемся по пять червонцев…
– Начнем с одного – я играю неважно. Разбивайте!
Ристальников играл неплохо, но не ожидал партнера столь слабого. Анатолий Анатольевич то ли был пьян, то ли столичные друзья убедили его в высоком уровне игры, а может, он и заманивал партнера на более крупную ставку. В результате партию москвич проиграл. Аркадий принял червонец и предложил сыграть «на квит».
– Тогда уж сыграем две партии, – развел руками Анатолий Анатольевич.
Ристальников согласился.
Столичный гость проиграл и «квит», и «решающую», заказал коньяку и предложил сыграть еще три партии, но уже по двести рублей. Повышение ставки он объяснял стремлением «дать бой». Аркадий вновь согласился.
Очень быстро Анатолий Анатольевич проиграл все партии. Сделавшись багровым, он махнул рукой и крикнул, что уж теперь Аркадия точно не отпустит и предложил «три решающие» по тысяче. В подтверждение своих твердых намерений москвич извлек из кармана пачку банкнот, в которой, по прикидке Аркадия, находилось не менее десяти тысяч.
В дураков Ристальников не верил, хотя иногда такие и попадались. За свои девятнадцать лет он побывал в игорных домах Ростова, Москвы, Киева; сыграл тысячи партий в карты и на бильярде и был очень опытен. «Что-то не так! Чересчур все просто, – насторожился Аркадий. – Тут попахивает гоголевскими "Игроками". Заманивает!»
– Я еще не решился играть по столь высокой ставке, – ответил он на предложение. – Прошу меня извинить, вернусь через минуту.
Аркадий поклонился и прошел к уборной. По пути он позвал администратора:– Семен Николаевич, припомните, кто вчера был из городских «промышленников»? [91]
Главный администратор казино, высокий и важный Семен Николаевич Димашин, задумался:
– Момент, Аркадий Сергеич…
– Сапфиров, Насека, Лопотун… – нетерпеливо перечислял Ристальников авторитетнейших игроков города.
Администратор покачал головой:
– Маститых не упомню… Нет, вчерась не было, точно.
Аркадий сунул администратору «красненькую» и вернулся в бильярдную.
«Ясно, отчего москвич не сыграл с Кнышем и прочими, ждал, хитрец, верного куша. Уж наверняка предложит после ставки в тысячу сыграть по пять "косых" [92]. Он, видно, тертый калач!»
– Подумал я, Анатолий Анатольевич, о вашем предложении, – сказал, подходя к москвичу, Аркадий.
– И как? Решаетесь?
– С превеликим удовольствием, но… не сегодня. Не имею средств. Предлагаю сыграть завтра три партии со ставкой в пять тысяч, – выпалил Ристальников.
Анатолий Анатольевич почесал потный лоб и ответил:
– Ну, по пять – так по пять. Будь что будет. По рукам!
Москвич пригласил партнера пойти в ресторан и «подкрепиться». Аркадий вежливо отказался и откланялся «до завтра».
Он вышел из казино и подошел к стоящему в ожидании ездока лихачу.
– Как звать?.. Впрочем угадал – Терентий. Вот что, Тереша, есть дело на «полкуска» [93].
Терентий кивнул.
– Как выйдет из казино толстый мужик в зеленом, не поленись, проследи, где он остановился. Случись, что он возьмет другой экипаж, – договорись с собратьями. Согласен?
– Исполним, как прикажете, Аркадий Сергеич! – крикнул Терентий.
– Я еду в «Балаклаву», дождусь тебя там, спросишь обо мне Прова.
* * *
Около четырех часов утра в мертвецки пьяном, утопающем в табачном дыму «Балагане» появился Терентий. Он рассказал одиноко сидящему в кабинете номер три Аркадию, что толстяк живет в гостинице «Республиканская», снимает «люкс» на втором этаже.
Получив заработанные пятьдесят рублей, Терентий удалился.
Черным ходом Аркадий вышел во двор, кликнул извозчика и поехал домой.
Глава XXIV
Следующим днем на постоялом дворе «Рябинушка», в «пятом-ом нумере», что в галерее, собрались старые знакомцы – Кадет, Никита и Яшка Агранович.
Сквозь щелку в полуприкрытой двери они наблюдали за обеденной залой.
– Арканя, который? Жирный? – спросил Кадета, поднимая голову вверх, Яшка. Он сидел на корточках, над ним стоял сосредоточенный Ристальников, позади примостился Никита.
– Да, толстяк в зеленом, – отозвался Кадет. – Сбегай, да запусти в дело Седого.
– Погоди, Аркаша, – тронул его за плечо Никита. – Атаман хотел взглянуть на твоего залетного.
Он удалился в соседнюю комнату и вернулся с Гимназистом.
– Ну что, явился московский? – отстраняя Кадета от щели, спросил главарь.
– Жрет, – коротко пояснил снизу Яшка.
С минуту Гимназист разглядывал поглощающего гороховый суп Анатолия Анатольевича, затем медленно произнес:
– Не нравится мне он.
– В натуре, противный боров, – поддакнул Яшка.
– Не в «портрете» дело – слабовато тянет на законного жоржа [94].
– Что именно настораживает? – спросил Аркадий.
– Ногти. У фартовых столичных «промышленников» ноготки холеные, шлифованные, что у барышень.
– Вот атаман! Вот зыркнул, так зыркнул! – засмеялся Яшка.
– Никита, запускай-ка, дружок, потрудиться Седого, – распорядился Гимназист.
Налетчики отошли от двери, Никита вышел в галерею и спустился в обеденную залу.
Минуты через три меж столов показался Славка Седой, вор-карманник, зафрахтованный Никитой пару часов назад и ожидавший на улице своего выхода. Седой изображал пьяного в стельку рабочего. Он пошатывался, натыкался на столы и, казалось, еле держался на ногах. Проходя мимо Анатолия Анатольевича, Славка зацепился ногой за ножку стула и повалился на широкую грудь москвича. Анатолий Анатольевич резко вскочил, отбросив вялое тело Седого на пол. Славка извинился и отполз в сторону.
К москвичу подбежали двое половых, захлопотали, принялись усаживать гостя на место. Конфликт был улажен, и вскоре Анатолий Анатольевич принялся за второе блюдо.
А в это время в дверь «пятого-го нумера» скользнул Никита и протянул Гимназисту увесистый бумажник москвича. Гимназист отошел к столу, раскрыл портмоне, отбросил, не считая, пачку денег и взялся за записную книжку. Он перелистывал страницы, внимательно вчитываясь в написанное. Наконец, улыбнувшись, поманил Аркадия:
– Взгляни-ка, только фамилии губернских оптовых продавцов сахара и пара телефонов, – он протянул книжку Кадету. – А знаете, чей телефончик прописан первым? – лукаво улыбаясь, спросил подручных Гимназист. – Гэ-Пэ-У! И не просто дежурного, а самого Черногора! Зачем сахарному дельцу такой номер, а уж тем более жоржу?
– Получается, он легавый? – помрачнел Аркадий.
– Как есть черт мутной воды! [95]– плюнул Яшка.
– Для пущей убедительности устроим ему разгонку [96], – проговорил Гимназист. – Ты, Никита, заплати Седому, пусть подбросит тувиль [97]под стол и – катим на хазу на Маркса, там объясню суть фидуции [98].
Около трех часов пополудни Анатолий Анатольевич направился в гостиницу «Республиканская» – отдыхать. У входа его остановил человек в военной форме и, козырнув, строго справился:
– Гражданин Воропаев, Анатолий Анатольевич?
– Я! – важно ответствовал москвич.
– Старший оперуполномоченный ГПУ Лобов! Пройдемте, гражданин, – безапелляционно скомандовал военный и схватил Анатолия Анатольевича за локоть.
– Куда? – вскричал Воропаев.
– В губотдел ГПУ. Вы арестованы за незаконную игру на бильярде и за сношения с преступными элементами, – сухо проинформировал Лобов.
– Что за чушь! Это ошибка! – побагровев, задергался москвич.
– Распоряжением начотдела Сухова вы препровождаетесь в камеру для допроса, – жестко отрезал опер.
Анатолий Анатольевич тяжело вздохнул, оглянулся по сторонам и, понизив голос, произнес:
– Я на задании, вы ошибаетесь.
– Не понял.
– Я – работник ГПУ из соседней губернии, вызван товарищем Черногоровым для проведения спецоперации. Мое поведение – часть плана, – хитро улыбнулся Воропаев.
– Не клевещите на товарища Черногорова, гражданин! – гаркнул Лобов и потащил «москвича» за локоть. – Вам не удастся отвертеться. Пройдемте!
– Поймите, я не клевещу! – упираясь, шептал Анатолий Анатольевич. – Подождите секундочку!
Оперуполномоченный остановился, а Воропаев принялся шарить во внутреннем кармане пиджака.
– Сейчас… здесь у меня.., в дырочке подкладки… булавочкой пришпилено… Вот! – он извлек помятую бумажку. – Читайте!
Лобов принял листок, развернул и прочитал:
– «…Настоящим подтверждается, что Курочкин Анатолий Анатольевич действительно является сотрудником ОГПУ N-ской губернии…» М-м, все правильно: печать, подпись.
Опер пожал плечами и козырнул:
– Виноват, товарищ, ошибочка!
– То-то! – важно фыркнул Анатолий Анатольевич, пряча бумагу в заветную дырочку. – Впрочем, вы не виноваты – задание мое весьма секретное. О нашем разговоре – молчок, слышите! А иначе – ух, доложу Черногорову!
– Буду нем как рыба. Разрешите идти? – вновь козырнул Лобов.
– Ступай, болван, – устало махнул рукой Курочкин-Воропаев.
С наступлением сумерек в кабинете Черногорова собрались трое. Зампред сидел в кресле, напротив – Гринев и «спецагент» Курочкин, он же богач и кутила Воропаев.
– Итак, подытожим, – говорил хозяин кабинета. – Вызвались играть мелкие жулики и некий Ристальников. Вы, Анатолий Анатольевич, показали, что располагаете большими деньгами. Возможно, и клюнет крупная рыба. По опыту прошлого известно, что Гимназист не гнушается обирать залетных шулеров. Так что играйте с Ристальниковым, а там посмотрим.
– За Ристальниковым установить наблюдение? – спросил Гринев.
– Не стоит. Вряд ли он налетчик. Его проверяли: сын графа, сирота, воспитывался в детском доме. Он игрок, но наверняка шепнет о том, что появился-де мужик при деньгах. Может статься, Гимназист и услышит.
– А если он Гимназист и есть? – предположил Курочкин.
– Пустое, – махнул рукой Черногоров, – слишком молод и чересчур на виду – в казино практически каждый вечер. Хватит о нем.
Зампред вперился взглядом в Анатолия Анатольевича:
– Ваша задача – проиграть, и пешком, заметьте, пешком пойти в гостиницу. Мы будем следить за вами. Если будут грабить – не кричите и не сопротивляйтесь, отдайте все деньги и ключи от номера, скажите, что в гостинице у вас денег намного больше. Изобразите крайнюю трусость. Все ясно?
– Вроде бы.
– Простите, у меня вопрос, – вступил Гринев. – Что делать с проигранными деньгами? Это же народные деньги! Изымать будем?
– Проведем облаву после ухода товарища Курочкина, благо Ристальников сидит до утра, изымем деньги и отпустим Парижанина.
– Так точно, – кивнул Гринев.
Черногоров вернулся к Анатолию Анатольевичу:
– Ведите себя раскованно, погорюйте по поводу проигрыша, напейтесь. Ребята Сухова вас подстрахуют.
– Да уж этот ваш Сухов! Действует быстрее, чем думает, – засмеялся Курочкин-Воропаев.
– Не понял, – чуть нахмурился Черногоров.
– Так, ерунда. Ваш Сухов и вправду принял меня за мошенника и послал сотрудника арестовывать, – похохатывал Анатолий Анатольевич.
Черногоров и Гринев недоуменно переглянулись.
– Расскажите подробнее, – твердо сказал зампред.
– Ох, иду я около трех в гостиницу. У дверей останавливает оперок, секундочку… Лобов его фамилия, да! Так вот, этот Лобов и предлагает мне пройти для допроса, прямо-таки тащит. Я смеюсь себе, понимая, что он, дурило, ничегошеньки не знает о моем задании. Вижу – дело плохо, может и арестовать, продержать в «предвариловке» до ночи и сорвать операцию. Я ему – мандат под нос, он вытянулся, извинения, конечно, принес и был таков! – Курочкин удовлетворенно улыбнулся.
– Ка-акой Лобов? Идиот! – бешено взревел Черногоров, но тут же взял себя в руки и ледяным голосом добавил: – Нет у меня никакого Лобова, дурак.
Анатолий Анатольевич побагровел и беспомощно поглядывал то на Черногорова, то на Гринева.
– Как так нет? – выдавил Курочкин.
– А так, – горько усмехнулся Черногоров и, поднявшись, прошелся по комнате. – Облапошили тебя, осла, бандиты, как последнего фраера. – Зампред вплотную приблизился к Курочкину. – Кто тебе, болвану, велел мандат показывать? Я же приказал: все личные вещи сдать!
– Я-я оставил… на всякий случай, – бледнея, лепетал Курочкин.
– Ты погляди на него, а! – расхохотался Черногоров и вдруг набросился на Гринева. – А ты кого вызвал от Исаева, отвечай!
Гринев вскочил и, преданно глядя в глаза шефу, отрапортовал:
– Просил Исаева прислать человека, сведущего в картах или бильярде. Он и прислал с рекомендациями: товарищ Курочкин – чемпион своей губернии…
– Садись, – вздохнул зампред. – Чемпион!
Он вновь взялся за Анатолия Анатольевича:
– Ты где работаешь, чемпион?
– В хозчасти ГПУ, – подпрыгнув с кресла и вытягивая руки по швам, отвечал Курочкин.
– Эх, Гринев! Он же из хозчасти, он даже не оперативник! – сокрушенно покачал головой зампред и отошел к окну.
Минут через пять он проговорил, не глядя на подчиненных:
– Операция отменяется. Курочкин отправляется в свою губернию, чтоб глаза мои его не видели. Свободен!
Черногоров дождался, пока Курочкин, пятясь и кланяясь спине зампреда, исчез за дверью и повернулся к Гриневу:
– Первое: оперусиление снимаем, режим службы обычный, передай то же самое для угро. Пусть станет тихо. Второе: создадим специальную группу для разработки Гимназиста. Группа начнет собирать информацию. Подготовь кандидатуры по составу. Третье: крути подельников Басманчика и бери его самого, проверяй связи с Фролом и общие дела. И последнее: собери подробнейшее досье на биржевиков – Татарникова, Сосновского, Шульца, Жихарева. Проверь их биографии, связи и делишки. Работа по сбору данных, Паша, трудная и длительная, но другого выхода нет: Гимназист – противник достойный, его кавалерийской атакой не возьмешь.
Сквозь щелку в полуприкрытой двери они наблюдали за обеденной залой.
– Арканя, который? Жирный? – спросил Кадета, поднимая голову вверх, Яшка. Он сидел на корточках, над ним стоял сосредоточенный Ристальников, позади примостился Никита.
– Да, толстяк в зеленом, – отозвался Кадет. – Сбегай, да запусти в дело Седого.
– Погоди, Аркаша, – тронул его за плечо Никита. – Атаман хотел взглянуть на твоего залетного.
Он удалился в соседнюю комнату и вернулся с Гимназистом.
– Ну что, явился московский? – отстраняя Кадета от щели, спросил главарь.
– Жрет, – коротко пояснил снизу Яшка.
С минуту Гимназист разглядывал поглощающего гороховый суп Анатолия Анатольевича, затем медленно произнес:
– Не нравится мне он.
– В натуре, противный боров, – поддакнул Яшка.
– Не в «портрете» дело – слабовато тянет на законного жоржа [94].
– Что именно настораживает? – спросил Аркадий.
– Ногти. У фартовых столичных «промышленников» ноготки холеные, шлифованные, что у барышень.
– Вот атаман! Вот зыркнул, так зыркнул! – засмеялся Яшка.
– Никита, запускай-ка, дружок, потрудиться Седого, – распорядился Гимназист.
Налетчики отошли от двери, Никита вышел в галерею и спустился в обеденную залу.
Минуты через три меж столов показался Славка Седой, вор-карманник, зафрахтованный Никитой пару часов назад и ожидавший на улице своего выхода. Седой изображал пьяного в стельку рабочего. Он пошатывался, натыкался на столы и, казалось, еле держался на ногах. Проходя мимо Анатолия Анатольевича, Славка зацепился ногой за ножку стула и повалился на широкую грудь москвича. Анатолий Анатольевич резко вскочил, отбросив вялое тело Седого на пол. Славка извинился и отполз в сторону.
К москвичу подбежали двое половых, захлопотали, принялись усаживать гостя на место. Конфликт был улажен, и вскоре Анатолий Анатольевич принялся за второе блюдо.
А в это время в дверь «пятого-го нумера» скользнул Никита и протянул Гимназисту увесистый бумажник москвича. Гимназист отошел к столу, раскрыл портмоне, отбросил, не считая, пачку денег и взялся за записную книжку. Он перелистывал страницы, внимательно вчитываясь в написанное. Наконец, улыбнувшись, поманил Аркадия:
– Взгляни-ка, только фамилии губернских оптовых продавцов сахара и пара телефонов, – он протянул книжку Кадету. – А знаете, чей телефончик прописан первым? – лукаво улыбаясь, спросил подручных Гимназист. – Гэ-Пэ-У! И не просто дежурного, а самого Черногора! Зачем сахарному дельцу такой номер, а уж тем более жоржу?
– Получается, он легавый? – помрачнел Аркадий.
– Как есть черт мутной воды! [95]– плюнул Яшка.
– Для пущей убедительности устроим ему разгонку [96], – проговорил Гимназист. – Ты, Никита, заплати Седому, пусть подбросит тувиль [97]под стол и – катим на хазу на Маркса, там объясню суть фидуции [98].
* * *
Около трех часов пополудни Анатолий Анатольевич направился в гостиницу «Республиканская» – отдыхать. У входа его остановил человек в военной форме и, козырнув, строго справился:
– Гражданин Воропаев, Анатолий Анатольевич?
– Я! – важно ответствовал москвич.
– Старший оперуполномоченный ГПУ Лобов! Пройдемте, гражданин, – безапелляционно скомандовал военный и схватил Анатолия Анатольевича за локоть.
– Куда? – вскричал Воропаев.
– В губотдел ГПУ. Вы арестованы за незаконную игру на бильярде и за сношения с преступными элементами, – сухо проинформировал Лобов.
– Что за чушь! Это ошибка! – побагровев, задергался москвич.
– Распоряжением начотдела Сухова вы препровождаетесь в камеру для допроса, – жестко отрезал опер.
Анатолий Анатольевич тяжело вздохнул, оглянулся по сторонам и, понизив голос, произнес:
– Я на задании, вы ошибаетесь.
– Не понял.
– Я – работник ГПУ из соседней губернии, вызван товарищем Черногоровым для проведения спецоперации. Мое поведение – часть плана, – хитро улыбнулся Воропаев.
– Не клевещите на товарища Черногорова, гражданин! – гаркнул Лобов и потащил «москвича» за локоть. – Вам не удастся отвертеться. Пройдемте!
– Поймите, я не клевещу! – упираясь, шептал Анатолий Анатольевич. – Подождите секундочку!
Оперуполномоченный остановился, а Воропаев принялся шарить во внутреннем кармане пиджака.
– Сейчас… здесь у меня.., в дырочке подкладки… булавочкой пришпилено… Вот! – он извлек помятую бумажку. – Читайте!
Лобов принял листок, развернул и прочитал:
– «…Настоящим подтверждается, что Курочкин Анатолий Анатольевич действительно является сотрудником ОГПУ N-ской губернии…» М-м, все правильно: печать, подпись.
Опер пожал плечами и козырнул:
– Виноват, товарищ, ошибочка!
– То-то! – важно фыркнул Анатолий Анатольевич, пряча бумагу в заветную дырочку. – Впрочем, вы не виноваты – задание мое весьма секретное. О нашем разговоре – молчок, слышите! А иначе – ух, доложу Черногорову!
– Буду нем как рыба. Разрешите идти? – вновь козырнул Лобов.
– Ступай, болван, – устало махнул рукой Курочкин-Воропаев.
* * *
С наступлением сумерек в кабинете Черногорова собрались трое. Зампред сидел в кресле, напротив – Гринев и «спецагент» Курочкин, он же богач и кутила Воропаев.
– Итак, подытожим, – говорил хозяин кабинета. – Вызвались играть мелкие жулики и некий Ристальников. Вы, Анатолий Анатольевич, показали, что располагаете большими деньгами. Возможно, и клюнет крупная рыба. По опыту прошлого известно, что Гимназист не гнушается обирать залетных шулеров. Так что играйте с Ристальниковым, а там посмотрим.
– За Ристальниковым установить наблюдение? – спросил Гринев.
– Не стоит. Вряд ли он налетчик. Его проверяли: сын графа, сирота, воспитывался в детском доме. Он игрок, но наверняка шепнет о том, что появился-де мужик при деньгах. Может статься, Гимназист и услышит.
– А если он Гимназист и есть? – предположил Курочкин.
– Пустое, – махнул рукой Черногоров, – слишком молод и чересчур на виду – в казино практически каждый вечер. Хватит о нем.
Зампред вперился взглядом в Анатолия Анатольевича:
– Ваша задача – проиграть, и пешком, заметьте, пешком пойти в гостиницу. Мы будем следить за вами. Если будут грабить – не кричите и не сопротивляйтесь, отдайте все деньги и ключи от номера, скажите, что в гостинице у вас денег намного больше. Изобразите крайнюю трусость. Все ясно?
– Вроде бы.
– Простите, у меня вопрос, – вступил Гринев. – Что делать с проигранными деньгами? Это же народные деньги! Изымать будем?
– Проведем облаву после ухода товарища Курочкина, благо Ристальников сидит до утра, изымем деньги и отпустим Парижанина.
– Так точно, – кивнул Гринев.
Черногоров вернулся к Анатолию Анатольевичу:
– Ведите себя раскованно, погорюйте по поводу проигрыша, напейтесь. Ребята Сухова вас подстрахуют.
– Да уж этот ваш Сухов! Действует быстрее, чем думает, – засмеялся Курочкин-Воропаев.
– Не понял, – чуть нахмурился Черногоров.
– Так, ерунда. Ваш Сухов и вправду принял меня за мошенника и послал сотрудника арестовывать, – похохатывал Анатолий Анатольевич.
Черногоров и Гринев недоуменно переглянулись.
– Расскажите подробнее, – твердо сказал зампред.
– Ох, иду я около трех в гостиницу. У дверей останавливает оперок, секундочку… Лобов его фамилия, да! Так вот, этот Лобов и предлагает мне пройти для допроса, прямо-таки тащит. Я смеюсь себе, понимая, что он, дурило, ничегошеньки не знает о моем задании. Вижу – дело плохо, может и арестовать, продержать в «предвариловке» до ночи и сорвать операцию. Я ему – мандат под нос, он вытянулся, извинения, конечно, принес и был таков! – Курочкин удовлетворенно улыбнулся.
– Ка-акой Лобов? Идиот! – бешено взревел Черногоров, но тут же взял себя в руки и ледяным голосом добавил: – Нет у меня никакого Лобова, дурак.
Анатолий Анатольевич побагровел и беспомощно поглядывал то на Черногорова, то на Гринева.
– Как так нет? – выдавил Курочкин.
– А так, – горько усмехнулся Черногоров и, поднявшись, прошелся по комнате. – Облапошили тебя, осла, бандиты, как последнего фраера. – Зампред вплотную приблизился к Курочкину. – Кто тебе, болвану, велел мандат показывать? Я же приказал: все личные вещи сдать!
– Я-я оставил… на всякий случай, – бледнея, лепетал Курочкин.
– Ты погляди на него, а! – расхохотался Черногоров и вдруг набросился на Гринева. – А ты кого вызвал от Исаева, отвечай!
Гринев вскочил и, преданно глядя в глаза шефу, отрапортовал:
– Просил Исаева прислать человека, сведущего в картах или бильярде. Он и прислал с рекомендациями: товарищ Курочкин – чемпион своей губернии…
– Садись, – вздохнул зампред. – Чемпион!
Он вновь взялся за Анатолия Анатольевича:
– Ты где работаешь, чемпион?
– В хозчасти ГПУ, – подпрыгнув с кресла и вытягивая руки по швам, отвечал Курочкин.
– Эх, Гринев! Он же из хозчасти, он даже не оперативник! – сокрушенно покачал головой зампред и отошел к окну.
Минут через пять он проговорил, не глядя на подчиненных:
– Операция отменяется. Курочкин отправляется в свою губернию, чтоб глаза мои его не видели. Свободен!
Черногоров дождался, пока Курочкин, пятясь и кланяясь спине зампреда, исчез за дверью и повернулся к Гриневу:
– Первое: оперусиление снимаем, режим службы обычный, передай то же самое для угро. Пусть станет тихо. Второе: создадим специальную группу для разработки Гимназиста. Группа начнет собирать информацию. Подготовь кандидатуры по составу. Третье: крути подельников Басманчика и бери его самого, проверяй связи с Фролом и общие дела. И последнее: собери подробнейшее досье на биржевиков – Татарникова, Сосновского, Шульца, Жихарева. Проверь их биографии, связи и делишки. Работа по сбору данных, Паша, трудная и длительная, но другого выхода нет: Гимназист – противник достойный, его кавалерийской атакой не возьмешь.
Глава XXV
– Ба-ба-ба! Какая встреча! – радостно вскричал Вихров, останавливая на улице Лютого.
– А-а, это вы, Александр, приветствую! – отозвался вождь губернских символистов.
– Чаю, к Меллеру на премьеру спешите? – поинтересовался Вихров.
– Туда, – кивнул Лютый.
– И я, знаете ли, двигаюсь в том же направлении.
Лютый взглянул на карманные часы и предложил:
– До начала представления – добрый час, может, примем по кружечке? – Он указал в сторону пивной «Дружба».
– Почему нет? С удовольствием!
Представители противоборствующих литнаправлений направились к заведению. Там, в пропахшем кислым духом помещении, им предложили янтарное пиво в пудовых кружках и различные закуски.
– Дайте-ка нам леща, – давал указания Лютый, – да поувесистей, волжского. Имеются у вас такие?
– Исполним в лучшем виде, доставим наижирнющего, – поклонился половой.
Лютый глотал пиво, словно путник воду в высушенной солнцем пустыне, – жадно, ненасытно. Вихров пил маленькими глотками, наслаждаясь напитком и посасывая кусок восковой спинки леща.
– А и вертихвост этот ваш Меллер! – приступая ко второй кружке, бросил Лютый. – Всюду он старается успеть – и стишок накропать, и фильму сгондобить.
– Наум – натура тонкая, многогранный талант, – лирично заметил Вихров и отщипнул от лещины сладкое ребрышко.
– Что до меня – так я человек консервативный, – продолжал Лютый. – М-да, я тут вот поэму отважился начать.
– О-о! – протянул Вихров.
– Не удивляйтесь. Подошла, брат, пора зрелости. Мне ведь скоро тридцать пять шарахнет. Символично!
– Угу! – согласился Вихров, погружая губы в пену.
– Напишу о социалистической стройке, о героизме рабочих. Актуально и не посмеют не напечатать!
– Не осмелятся, – заверил Вихров. – А я, видите ли, приступил к повести. Да-да. В центре действия – поэт, революционный трибун, окруженный трагизмом неразделенной любви к девушке. Не менее, скажу я вам, актуально, особенно в юмористической форме.
– Пишите, брат, пишите! Потомки разберут, что актуально, а что нет, – кивнул Лютый.
Утолив жажду, литераторы продолжили путь к «Дому художеств».
Войдя в двери, они увидели Меллера, встречавшего гостей.
– Ты, Наум, нынче словно ангел! – тряся руку Меллера, пошутил Вихров, кивая на его белоснежную тройку.
– А важен-то, важен! Будто батюшка, только что назначенный на приход, – получая Меллера в свои объятья, пробасил Лютый. – Дай-ка я тебя обниму. Поздравляю от души!
Меллер кряхтел и отдувался в крепких объятьях Лютого.
– Спасибо, прошу в зал, – освободившись, выдохнул он.
В зале два распорядителя с красными повязками на рукавах усаживали публику.
– Ух ты! Человек двести, почитай, пришло, – заметил Вихров.
– М-да, народишку навалило порядочно, – кивнул Лютый. – Вон справа – ваши ребятки, имажинисты.
К ним подскочил распорядитель, испросил приглашения и определил Лютого в пятый ряд, а Вихрова – в восьмой.
– Э-э нет, товарищ! Мои соратники, как я погляжу, расселись поближе, – не согласился с указанием паренька Вихров.
– Которые ваши? – спросил распорядитель.
– Так вот же, взгляните: Будков, Кошелев, Левенгауп, – Вихров ткнул пальцем в сторону имажинистов.
– Саня, вас посадят к критикам! – подмигнул ему Лютый.
– Да ну вас! Мне к своим надобно. Товарищ, вышла ошибка, я непременно должен сесть со своими, во-он в том ряду! – обиженно произнес Вихров.
Распорядитель заглянул в блокнот:
– У товарищей Кошелева и Левенгауп шестой ряд… Эге! Не беда, поменяетесь частным порядком, – махнул рукой паренек и отошел к новоприбывшим гостям – стройному молодому мужчине в новеньком костюме и элегантной темноволосой девушке.
– Ну что, пересадили? – справился у Вихрова Лютый.
– Как же! Говорит: меняйтесь частным порядком, формалист, – буркнул Вихров и поклонился вновь пришедшим. – Добрый вечер, Андрей!
– Кто такие? – поинтересовался Лютый.
– Приятель Наума, Рябинин, один из начальников с «Ленинца»… Да он бывал у нас в «Музах», забыли?
– Не припоминаю… А девушка с ним весьма… м-да, импозантная! – провожая глазами Полину, проговорил Лютый.
– А-а, это вы, Александр, приветствую! – отозвался вождь губернских символистов.
– Чаю, к Меллеру на премьеру спешите? – поинтересовался Вихров.
– Туда, – кивнул Лютый.
– И я, знаете ли, двигаюсь в том же направлении.
Лютый взглянул на карманные часы и предложил:
– До начала представления – добрый час, может, примем по кружечке? – Он указал в сторону пивной «Дружба».
– Почему нет? С удовольствием!
Представители противоборствующих литнаправлений направились к заведению. Там, в пропахшем кислым духом помещении, им предложили янтарное пиво в пудовых кружках и различные закуски.
– Дайте-ка нам леща, – давал указания Лютый, – да поувесистей, волжского. Имеются у вас такие?
– Исполним в лучшем виде, доставим наижирнющего, – поклонился половой.
Лютый глотал пиво, словно путник воду в высушенной солнцем пустыне, – жадно, ненасытно. Вихров пил маленькими глотками, наслаждаясь напитком и посасывая кусок восковой спинки леща.
– А и вертихвост этот ваш Меллер! – приступая ко второй кружке, бросил Лютый. – Всюду он старается успеть – и стишок накропать, и фильму сгондобить.
– Наум – натура тонкая, многогранный талант, – лирично заметил Вихров и отщипнул от лещины сладкое ребрышко.
– Что до меня – так я человек консервативный, – продолжал Лютый. – М-да, я тут вот поэму отважился начать.
– О-о! – протянул Вихров.
– Не удивляйтесь. Подошла, брат, пора зрелости. Мне ведь скоро тридцать пять шарахнет. Символично!
– Угу! – согласился Вихров, погружая губы в пену.
– Напишу о социалистической стройке, о героизме рабочих. Актуально и не посмеют не напечатать!
– Не осмелятся, – заверил Вихров. – А я, видите ли, приступил к повести. Да-да. В центре действия – поэт, революционный трибун, окруженный трагизмом неразделенной любви к девушке. Не менее, скажу я вам, актуально, особенно в юмористической форме.
– Пишите, брат, пишите! Потомки разберут, что актуально, а что нет, – кивнул Лютый.
* * *
Утолив жажду, литераторы продолжили путь к «Дому художеств».
Войдя в двери, они увидели Меллера, встречавшего гостей.
– Ты, Наум, нынче словно ангел! – тряся руку Меллера, пошутил Вихров, кивая на его белоснежную тройку.
– А важен-то, важен! Будто батюшка, только что назначенный на приход, – получая Меллера в свои объятья, пробасил Лютый. – Дай-ка я тебя обниму. Поздравляю от души!
Меллер кряхтел и отдувался в крепких объятьях Лютого.
– Спасибо, прошу в зал, – освободившись, выдохнул он.
В зале два распорядителя с красными повязками на рукавах усаживали публику.
– Ух ты! Человек двести, почитай, пришло, – заметил Вихров.
– М-да, народишку навалило порядочно, – кивнул Лютый. – Вон справа – ваши ребятки, имажинисты.
К ним подскочил распорядитель, испросил приглашения и определил Лютого в пятый ряд, а Вихрова – в восьмой.
– Э-э нет, товарищ! Мои соратники, как я погляжу, расселись поближе, – не согласился с указанием паренька Вихров.
– Которые ваши? – спросил распорядитель.
– Так вот же, взгляните: Будков, Кошелев, Левенгауп, – Вихров ткнул пальцем в сторону имажинистов.
– Саня, вас посадят к критикам! – подмигнул ему Лютый.
– Да ну вас! Мне к своим надобно. Товарищ, вышла ошибка, я непременно должен сесть со своими, во-он в том ряду! – обиженно произнес Вихров.
Распорядитель заглянул в блокнот:
– У товарищей Кошелева и Левенгауп шестой ряд… Эге! Не беда, поменяетесь частным порядком, – махнул рукой паренек и отошел к новоприбывшим гостям – стройному молодому мужчине в новеньком костюме и элегантной темноволосой девушке.
– Ну что, пересадили? – справился у Вихрова Лютый.
– Как же! Говорит: меняйтесь частным порядком, формалист, – буркнул Вихров и поклонился вновь пришедшим. – Добрый вечер, Андрей!
– Кто такие? – поинтересовался Лютый.
– Приятель Наума, Рябинин, один из начальников с «Ленинца»… Да он бывал у нас в «Музах», забыли?
– Не припоминаю… А девушка с ним весьма… м-да, импозантная! – провожая глазами Полину, проговорил Лютый.