Страница:
В период вторжения германских войск на Украину в 1918 г. цели германского империализма в отношении "Востока" остались прежними. В многочисленных выступлениях различных вдохновителей "восточной политики" типа генерала Гофмана, ярого апологета "завоевания Востока", раздавались призывы отторгнуть у молодой Советской России Украину, Прибалтику, районы, прилегающие к Черному морю, и т. д. Украина рассматривалась как неисчерпаемый источник сырья и продовольствия для Германии, как широкий путь к нефтяным богатствам Кавказа и Ближнего Востока. Раздавались голоса о необходимости распространения германского влияния вплоть до Сибири, которая должна стать "колонией немецкого капитала", о расчленении России на "систему государств" и т. д.
Политика германского фашизма с точки зрения ее завоевательной программы отнюдь не представляла собой чего-то принципиально нового. Она лишь продолжила, углубила и "поставила на практическую основу" все "восточные" аспекты внешнеполитического курса германского империализма. И это вполне закономерно в той же степени, в какой верна истина, что фашизм - порождение империализма.
"Мы требуем территории и земли (колонии) для пропитания нашего народа и для колонизации нашим избыточным населением"{31}, - провозглашала нацистская партийная программа в своем третьем пункте, как бы суммируя требования своих предшественников. И с самого начала Гитлер отдал приоритет завоеваниям на континенте по сравнению с "заморской" колониальной экспансией: "Целью нашей политики должна быть не западная или восточная ориентация, а восточная политика в смысле захвата необходимой территории для германского народа"{32}. Он писал в своем "политическом завещании": "Позаботьтесь о том, чтобы наш народ завоевал себе новые земли здесь, в Европе, а не видел основы своего существования в колониях"{33}.
Итак: "Все, что я делаю, направлено против России. Если Запад настолько глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден первоначально принять меры, чтобы разбить Запад, а потом, после его разгрома, повернуть всеми своими объединенными силами против Советского Союза. Мне необходима Украина, чтобы мы не голодали снова, как в последней войне"{34}.
Захват мировой гегемонии составлял для нацистов главную задачу политической стратегии, конечную цель. Однако в третьей империи, несмотря на бесконечный авантюризм ее создателей и вождей, мало кто сомневался в трудности намеченного пути. Германия находилась среди сложного переплетения интересов различных государств, политических связей и структур, и как ни верили гитлеровские главари, генералы, дипломаты, философы и вообще вся камарилья в безусловное и неоспоримое превосходство всего германского, у них хватало опыта, хитрости, ловкости, чтобы понять, что достигнуть желаемого нельзя одним ударом.
Гитлеровская политика отнюдь не однозначна. Ее многоплановость и мозаичность определялись тем фактом, что нацизм всех ненавидел, везде искал "смертельных врагов", и это логически вытекало из его классовых функций, расовой доктрины и завоевательной программы. Но где же центр тяжести, где решающее звено?
Вероятно, именно в приведенной выше фразе (все, что я делаю, направлено против России) лежит ключ к разгадке главного смысла гитлеровского "приоритета политических целей".
На ранней стадии фашистского движения, в начале 20-х годов, Гитлер и его приспешники объявляли Францию, Великобританию "абсолютными врагами" Германии{35}. Если антифранцузские акценты мотивировались главным образом желанием вернуть Эльзас-Лотарингию, то Англия провозглашалась "главным врагом" из-за ее колоний, которые нацисты считали нужным отнять.
Однако уже к середине 20-х годов происходит поворот в оценке роли "западных противников". Под влиянием геополитических доктрин Ратцеля, Гаусгофера и оценок собственных возможностей, исходя главным образом из уроков мировой войны, Гитлер приходит к заключению, что будущее Германии прежде всего не в заморских колониях, а в завоевании новых территорий на европейском континенте. Он упрекает "наследников Бисмарка", прежде всего Вильгельма II, за пренебрежение к "территориальной политике железного канцлера". "Во всяком случае цели этой территориальной политики не могут быть достигнуты где-нибудь в Камеруне", - заявляет он в 1924 г. Европейским колониальным державам он противопоставляет США, которые "постоянно расширяли территорию на своем собственном континенте". В стремлении к далеким колониям он видит слабость европейских "колониальных народов" и "силу Америки"{36}.
Нацистский главарь теперь считает, что для Германии в 1914 г. "...имелась единственная возможность осуществления здоровой территориальной политики только в завоевании территории в самой Европе. Колонии не смогут служить этой цели в течение такого срока, пока они непригодны для заселения европейцами"{37}. Он заключает: необходима "основа". Ею может быть земля, полученная "в общем и целом только за счет России". Кайзер имел возможность захватить русские территории только в союзе с Англией. "Чтобы добиться английской благосклонности, - писал Гитлер, - не нужно было приносить слишком больших жертв. Требовался только отказ от колоний и морского преобладания". И он представлялся Гитлеру лишь "временным ограничением", которое, однако, открывает "большое и богатое будущее"{38}.
Отказ на первом этапе от плана колониальных захватов в пользу завоевания "жизненного пространства" на Востоке позволит, по мнению Гитлера, сначала создать мощный "континентальный базис" империи, а затем, в случае необходимости, перейти к "заморской" экспансии. Тогда откроется путь к мировому господству в полном смысле этого слова. "Германия должна искать приобретения новых территорий и Восточной Европе за счет России и лимитрофных государств, - провозглашает будущий фюрер. - Мы порываем с традиционным стремлением германцев на юг и запад Европы и обращаем взор на Восток... Сведение счетов на Западе - только прелюдия... Его можно рассматривать исключительно как прикрытие нашего тыла с целью распространения нашей территории в Европе"{39}.
Так, вырабатывая свою внешнеполитическую доктрину, нацистская клика приходила к выводу, что нельзя повторять "ошибки кайзера" и превращать Англию во врага. Западногерманский историк К. Гильдебрандт замечает: "Колониальные амбиции пока что не занимали места во внешней политике Гитлера, чтобы не повторять ошибок "всемирной" политики Вильгельма и снова не поставить Англию в ряды врагов"{40}. В своей так называемой "второй книге" Гитлер требовал "в течение последующих 100 лет" приобрести "необходимое пространство на Востоке" и "отказаться от морских претензий"{41}. Такой ценой он предполагал сделать Великобританию своим союзником и создать условия для завоевания без помех "пространства на континенте".
Гитлер оценивал в своем "анализе" Великобританию в качестве "естественного партнера", который будет следовать принципу баланса сил в Европе. Таким же потенциальным союзником он считал Италию, в то время как Францию постоянно называл "смертельным врагом".
Сразу после прихода к власти нацисты провозгласили захват Украины одним из главных принципов своей политики. В мае 1933 г. Гитлер заявил в интервью для английской "Дейли телеграф", что Германия не хочет вступать в соперничество с Англией. "Судьба Германии находится не в колониях, а на ее восточной границе"{42}.
В первые месяцы своего господства, когда Лондон остро интересовался отношением нового германского правительства к проблеме колоний, нацисты постарались дать понять Англии, что их генеральный план - путем отказа от колониальных требований сделать Англию партнером в "континентальной" политике, т. е. в агрессивных устремлениях Германии на Восток. В последующие годы британское правительство упорно толкало Гитлера именно по этому пути. Весной 1935 г., подготавливая "морское соглашение" с Англией, Гитлер подчеркивал незаинтересованность в колониях и требовал свободы действий на континенте.
В меморандуме от 26 августа 1936 г. о "четырехлетнем плане" он провозглашал: "окончательное решение" проблем экономики Германии состоит в "расширении жизненного пространства, а также в расширении сырьевой и продовольственной базы нашего народа". При этом совершенно прямо указывалось на Советский Союз как на объект, за счет которого необходимо решить эту проблему{43}.
Бывший президент данцигского сената Раушнинг вспоминал, как Гитлер говорил ему в 1934 г.: в центре Европы должно находиться "стальное ядро нерушимо выкованного единства великой Германии", составляющее вместе с Австрией, Чехословакией и Западной Польшей непоколебимый блок ста миллионов как прочный фундамент господства над Европой. Восточная Польша, Прибалтика, Балканские государства, Украина, Волга-ланд, Грузия должны объединиться в Восточный союз. Но это будет союз подчиненных народов, без армии, собственной политики и своего хозяйства. Кроме того, будет "Западный союз" и "Северный союз"{44}.
Когда осенью 1938 г. в министерстве иностранных дел, в главном командовании военно-морского флота и в других высших инстанциях третьего рейха обсуждался вопрос: куда направлять первый удар, на Запад или на Восток, для Гитлера не существовало сомнений. По свидетельству тогдашнего посла в Риме фон Хасселя, Гитлер был полон решимости сначала броситься на Украину совместно с Польшей или же предварительно разгромив последнюю и разрешив "польский вопрос" раньше "украинского". "Гитлер устремлял взор на Прагу, Варшаву и Киев"{45}.
В нацистской среде имелось немало сторонников и "чисто колониальной" политики. Это - военные, участники колониальных экспедиций германского империализма, адмиралы военно-морского флота, видевшие свою главную и естественную задачу в борьбе с Англией, ряд промышленников, для которых захват колониального сырья и рынков представлял желанную цель. Среди них наиболее видной фигурой был президент созданного в 1925 г. "Военно-колониального союза" генерал фон Эпп, один из палачей "боксерского восстания" в Китае. Будущий главнокомандующий гитлеровским флотом адмирал Редер также являл собой убежденного сторонника отвоевания у Англии ее заморских владений.
Однако отнюдь не они диктовали внешнеполитическую программу фашизма и особенно последовательность действий. Гитлер в 1936 г. решает добиться соглашения с Англией на основе своей программы континентальных завоеваний на Востоке.
4 сентября 1936 г. он принял в Бергхофе бывшего английского премьер-министра Ллойд Джорджа и изложил ему свой "большой план" германо-британского союза.
Если Гитлер склонялся к мысли, что после победы над Советским Союзом наступит время для похода против других континентов и захвата колоний, его сподвижник, теоретик "аграрной политики" и "рейхсбауэрфюрер" Дарре, не менее фюрера фанатически преданный идее "завоевания Востока", считал, что после этого следует поставить точку. Он постоянно высказывал Гитлеру мысль: требовать колонии у Англии - значит поставить ее и число своих врагов, и наоборот, отказ от заморских завоеваний автоматически обеспечит взаимопонимание с ней по вопросам "восточной политики".
Другой нацистский мракобес, Г. Ашенбреннер, как и Дарре бывший воспитанник так называемой "колониальной школы", выступил с книгой "Заморские колонии конец северной расы". "Дальний юг - могила северных народов, - утверждал этот расист. - На заморских территориях белые европейцы дегенерируют в африканцев, а продолговатые головы станут круглыми".
Конечно, не из таких соображений исходила нацистская верхушка, стремясь к соглашению с Англией. Вплоть до середины 30-х годов Гитлер проектировал союз с ней на основе раздела мира и получения "свободы рук" на Востоке. Он хотел прежде всего обеспечить свое господство над континентом, Англии же "предоставить" весь "заморский мир", ограничиваясь до поры до времени концессиями в колониях. Колонии как политическая цель рассматривались в плане решений отдаленного будущего.
Примерно в 1935 г., особенно после подписания 18 июня, в годовщину Ватерлоо, германо-английского соглашения о флоте, начинается более энергичное давление на Англию в колониальном вопросе, подкрепляемое активными сторонниками "заморской" политики. Усиление требований колоний используется как средство политического нажима для того, чтобы привлечь Англию к партнерству и планируемому союзу по разделу мира. Гитлер направляет послом в Лондон своего доверенного, Риббентропа, с главной задачей - достигнуть полного урегулирования с Англией насчет "свободы рук на континенте".
Усиление общего кризиса капитализма и обострение империалистических противоречий в конце 30-х годов привели, начиная с 1937 г., к серьезной активизации гитлеровской колониальной политики. Она все меньше становится "средством политического давления" и все более приобретает характер прямых агрессивных требований. В то же время Берлину стало ясно, что Лондон не может уступить ему все позиции на европейском континенте. Охотно соглашаясь с нацистской агрессией против Советского Союза, Англия вместе с тем не желала утрачивать своего влияния в Центральной и Юго-Восточной Европе. Она с особым старанием проводит политику соглашения с Гитлером на основе его требований "свободы рук на Востоке", но при единственном условии: сохранение и своих позиций в континентальных делах.
19 ноября 1937 г. будущий министр иностранных дел Галифакс прибыл для встречи с Гитлером в его резиденцию Оберзальцберг. Он говорил, без тени иронии, что приветствует возможность в личной беседе с фюрером установить лучшее взаимопонимание между Англией и Германией. "Это имело бы величайшее значение не только для обеих стран, но и для всей европейской цивилизации". Галифакс заявил даже, что он сам и другие члены английского правительства "удовлетворены тем, что фюрер, уничтожив коммунизм в своей собственной стране, не только сделал великое дело для самой Германии, но и преградил ему путь в Западную Европу, и поэтому Германия по праву может рассматриваться как барьер против большевизма"{46}. Это была почти классическая формула соглашательской концепции, курса тех, кто, не колеблясь, шел на сделку с фашизмом за счет Советского Союза, за счет всех левых, прогрессивных сил Европы. Галифакс предложил широкое соглашение четырех держав - Англии, Германии, Италии, Франции, прозрачно намекнув: "С точки зрения Англии, статус-кво не обязательно должен поддерживаться", т. е. идите на Восток, мешать не будем.
Гитлер подчеркнул колониальную проблему: нужно ее решить, так как "некоторые народы не имеют достаточного жизненного пространства". Англия же занимает четверть мира. Даже Бельгия, Испания и Португалия обладают колониями. Только Германия не располагает ими. Галифакс ответил: британское правительство может обсудить колониальный вопрос. Но его решение "должно быть частью всеобщего урегулирования, которое обеспечит спокойствие и безопасность Европы"{47}.
После визита Галифакса германское министерство иностранных дел так суммировало позицию Лондона: "Англия не будет препятствовать мирному изменению статус-кво в Европе... Предложение о "взаимопонимании четырех" - это возвращение к идее "пакта 4-х", выдвинутой Муссолини еще в 1933 г." И далее: "Опасность изоляции Советской России, которую он в себе заключает, может быть для нас только желательной"{48}.
На таком политическом фоне, когда Англия проявляла самую широкую готовность к сотрудничеству, в условиях обостряющегося кризиса, Берлин в 1938 - 1939 гг. все более ясно формулирует свои колониальные требования, а программа создания "мировой империи" приобретает все более определенные, конкретные черты.
Однако она никогда не заслоняла и не отодвигала на второй план центрального и самого главного вопроса фашистских агрессивных планов завоевания Советского Союза, создания гигантской континентальной империи.
Сказанное выше приводит нас к следующим выводам об основных аспектах внешнеполитической агрессивной программы фашизма, выработанной им в 20-30-е годы.
Выдвигая в качестве конечной цели завоевание мирового господства, эта программа имела центральным, решающим звеном агрессию против Советского Союза. Антисоветская агрессия рассматривалась как единственно возможный, возводимый в степень идеологической и государственной доктрины путь к решению коренных проблем экономики, идеологии, политики Германии, к созданию "великого рейха" и захвату "жизненного пространства". С другой стороны, она считалась главным условием для дальнейших захватов в других районах мира.
Нацизм стремился к созданию путем агрессивных войн прежде всего континентальной империи, где завоеванная территория Советского Союза, в первую очередь Украина и Кавказ, служила бы главным поставщиком сырья, продовольствия, дешевой рабочей силы. Поэтому во всех планах фашизма, в том числе и в военно-стратегических планах, юг Советского Союза так или иначе рассматривался в качестве центрального объекта (впоследствии это особенно наглядно воплотилось в военных планах 1942, 1943 гг.).
Захват колоний, главным образом британских, в рамках межимпериалистической борьбы также составлял важный элемент агрессивной программы нацистов, значение которого на разных этапах развития империалистических противоречий то повышалось, то снижалось. Однако он всегда занимал подчиненное место в отношении генерального плана завоевания Советского Союза. Это определялось политико-идеологическими, экономическими обстоятельствами, сухопутной направленностью германской военной мощи, характером развития и состоянием транспорта, коммуникаций, общим соотношением сил в империалистическом мире и т. д.
В данной связи элемент соглашения с Англией на различных условиях: либо на почве раздела мира, либо на основе признания ею германских захватов на континенте, либо же на базе сотрудничества ценой предоставления Германии полной "свободы рук" на Востоке - всегда занимал важное место во внешней политике и военной стратегии нацизма, претерпевая различные модификации на разных этапах развития. Его подкреплял аналогичный "встречный" курс британской реакции, удельный вес которого, однако, падал по мере расширения нацистской агрессии.
Влияние этого элемента на военную политику и стратегию фашистской Германии обнаруживается чрезвычайно наглядно не только в 30-е годы, но и во второй мировой войне. Но об этом речь впереди.
IV
Формы и структура военной организации Германии определялись характером и направленностью агрессивной программы и политики фашизма, смыслом и духом доктрины "тотальной войны", которая утвердилась в мышлении германского военно-политического руководства с начала 20-х годов.
Программа мобилизации для будущей войны абсолютно всех сил и ресурсов государства предусматривала не только утверждение политической диктатуры нацистов, но и последовательную централизацию высшего военного руководства. Его развитие после прихода фашизма к власти заключалось в предоставлении все больших функций верховному главнокомандованию и в создании все новых центральных органов руководства.
Через несколько месяцев после прихода к власти Гитлер создал в масштабе рейха государственный совет обороны для координации военных, политических, хозяйственных и пропагандистских усилий по подготовке войны. Вместе с основными министрами в него вошли начальники войскового и военно-морского управлений. Постоянным рабочим органом совета был так называемый комитет обороны рейха, секретариат которого с осени 1934 г. работал под руководством управления вооруженных сил министерства рейхсвера. Комитет сделался тем каналом, через который руководители вооруженных сил оказывали растущее влияние на деятельность государственного аппарата. Государственный совет обороны существовал лишь номинально: заседал только один раз; зато чисто милитаристский комитет обороны рейха до апреля 1937 г. - четырнадцать раз. Он разработал систему мобилизации "хозяйства, государства и народа" для нужд войны, т. е. фактически руководил еще в мирное время перестройкой экономики на военный лад{49}.
21 мая 1931 г. министр хозяйства Ялмар Шахт получил дополнительную функцию генерального уполномоченного по военной экономике и сосредоточил в своих руках управление хозяйственной и финансовой подготовкой к войне. Он работал в тесном контакте с министром рейхсвера Бломбергом и Герингом, назначенным 18 октября 1936 г. уполномоченным по четырехлетнему плану. За четыре года гитлеровцы надеялись полностью милитаризовать экономику и сделать ее независимой от иностранных поставок. Для координации экономики и вооружения был создан военно-экономический штаб.
К усилению централизации руководства гитлеровцев толкали и политические, и военные расчеты.
В 1914-1918 гг. военные действия возглавлял по традиции генеральный штаб сухопутных войск. В морском штабе единственным авторитетом в вопросах общего руководства войной считался кайзер. Но так как он даже не имел штаба, то создалось положение, когда велись две войны: одна на суше, другая на море.
В 20-е годы бурное развитие авиации, превращение ее в самостоятельный вид вооруженных сил еще острее поставили вопрос о создании единого высшего руководящего и координирующего органа, который возглавлял бы армию, флот и авиацию.
Первый шаг в этом направлении был сделан в конце 20-х годов созданием в министерстве рейхсвера так называемого управления министерства. Оно сразу же ущемило права армейского командования, привыкшего играть ведущую роль в вооруженных силах. Когда в начале 1933 г. военным министром сделался Бломберг, он стал работать над превращением своего министерства в центральный орган всего военного руководства.
Гитлер до 1938 г. почти не вмешивался в практические дела вермахта, и Бломберг пользовался во всех военных вопросах, включая военную экономику, почти неограниченной свободой решений. В феврале 1934 г. он преобразовал управление министерства в управление вооруженных сил и создал в его составе так называемый отдел обороны страны, который стал зародышевой клеткой будущего штаба верховного командования вооруженных сил.
При Бломберге сложилась структура высшего военного руководства, когда военному министру (он же верховный главнокомандующий) подчинялись главнокомандующие: армией (Фрич), военно-морским флотом (Редер) и авиацией (Геринг). Чтобы еще больше повысить роль военных в фашистском государстве, декретом от 20 апреля 1936 г. генерал Фрич и адмирал Редер получили ранги рейхсминистров. Геринг и без того обладал колоссальной властью как "второе лицо в государстве". Каждый главнокомандующий имел свой генеральный штаб, и вскоре все три генеральных штаба сделались главными центрами оперативно-стратегической и военно-технической подготовки второй мировой войны. В их стенах вырабатывались руководящие принципы стратегии и составлялись планы агрессии.
По мере увеличения вермахта росли штабы. Так, генеральный штаб сухопутных сил к 1938 г. разросся с 4 до 12 отделов. Его прежнее положение и непререкаемый авторитет центра германского милитаризма оказались урезанными, ибо пришлось разделить свое влияние с двумя другими штабами. Исключительное положение Геринга в нацистской иерархии помогло ему сделать военно-воздушные силы неким самостоятельным государством, которое он противопоставлял двум другим "старым" видам вооруженных сил. Тем не менее, поскольку основная военная мощь Германии, как и прежде, концентрировалась на суше, генеральный штаб сухопутных сил практически оставался ведущим. В его главном отделе оперативном - разрабатывались основные стратегические планы.
Последняя крупная реорганизация высшего военного руководства, в результате которой оно приняло формы, лишь с небольшими изменениями оставшиеся до конца второй мировой войны, произошла в феврале 1938 г.
Главные причины, вызвавшие эту реорганизацию, и ее ближайшие результаты состояли в следующем.
Непосредственное и конкретное решение о развязывании в ближайшем будущем войны за достижение мировой гегемонии германского империализма гитлеровский фашизм принял осенью 1937 г. Прямым социальным стимулом столь важного решения был новый экономический кризис, который захватил ряд капиталистических стран Запада. Кризисные явления угрожали и Германии, несмотря на перестройку ее экономики на военный лад, несколько оттянувшую приближение экономического кризиса.
Жесткая централизация военного руководства и сосредоточение всей военной власти в руках Гитлера составляли главный смысл реорганизации. Она демонстрировала дальнейшее усиление фашистской диктатуры, что в условиях роста оппозиции и недовольства среди различных слоев населения, по мнению нацистов, приобретало немалое внутриполитическое значение.
Путем полного объединения в своих руках политической и военной власти Гитлер и нацистская верхушка получали еще больше возможностей осуществлять свою политику внутри страны и на международной арене, вести курс к развязыванию войны.
Гитлер не только усиливал свою диктатуру, но и ущемлял некоторую долю прав командования сухопутных сил, откуда исходили элементы несогласия с программой развязывания войны в ближайшем будущем: начальник генерального штаба сухопутных поиск Бек представил Гитлеру несколько памятных записок, содержащих критические суждения на этот счет. Разделяя гитлеровскую политическую программу в целом, Бек вместе с тем опасался, что война, начатая Германией, в конечном итоге обернется против нее самой. Он возражал против войны на Западе.
Политика германского фашизма с точки зрения ее завоевательной программы отнюдь не представляла собой чего-то принципиально нового. Она лишь продолжила, углубила и "поставила на практическую основу" все "восточные" аспекты внешнеполитического курса германского империализма. И это вполне закономерно в той же степени, в какой верна истина, что фашизм - порождение империализма.
"Мы требуем территории и земли (колонии) для пропитания нашего народа и для колонизации нашим избыточным населением"{31}, - провозглашала нацистская партийная программа в своем третьем пункте, как бы суммируя требования своих предшественников. И с самого начала Гитлер отдал приоритет завоеваниям на континенте по сравнению с "заморской" колониальной экспансией: "Целью нашей политики должна быть не западная или восточная ориентация, а восточная политика в смысле захвата необходимой территории для германского народа"{32}. Он писал в своем "политическом завещании": "Позаботьтесь о том, чтобы наш народ завоевал себе новые земли здесь, в Европе, а не видел основы своего существования в колониях"{33}.
Итак: "Все, что я делаю, направлено против России. Если Запад настолько глуп и слеп, чтобы понять это, я буду вынужден первоначально принять меры, чтобы разбить Запад, а потом, после его разгрома, повернуть всеми своими объединенными силами против Советского Союза. Мне необходима Украина, чтобы мы не голодали снова, как в последней войне"{34}.
Захват мировой гегемонии составлял для нацистов главную задачу политической стратегии, конечную цель. Однако в третьей империи, несмотря на бесконечный авантюризм ее создателей и вождей, мало кто сомневался в трудности намеченного пути. Германия находилась среди сложного переплетения интересов различных государств, политических связей и структур, и как ни верили гитлеровские главари, генералы, дипломаты, философы и вообще вся камарилья в безусловное и неоспоримое превосходство всего германского, у них хватало опыта, хитрости, ловкости, чтобы понять, что достигнуть желаемого нельзя одним ударом.
Гитлеровская политика отнюдь не однозначна. Ее многоплановость и мозаичность определялись тем фактом, что нацизм всех ненавидел, везде искал "смертельных врагов", и это логически вытекало из его классовых функций, расовой доктрины и завоевательной программы. Но где же центр тяжести, где решающее звено?
Вероятно, именно в приведенной выше фразе (все, что я делаю, направлено против России) лежит ключ к разгадке главного смысла гитлеровского "приоритета политических целей".
На ранней стадии фашистского движения, в начале 20-х годов, Гитлер и его приспешники объявляли Францию, Великобританию "абсолютными врагами" Германии{35}. Если антифранцузские акценты мотивировались главным образом желанием вернуть Эльзас-Лотарингию, то Англия провозглашалась "главным врагом" из-за ее колоний, которые нацисты считали нужным отнять.
Однако уже к середине 20-х годов происходит поворот в оценке роли "западных противников". Под влиянием геополитических доктрин Ратцеля, Гаусгофера и оценок собственных возможностей, исходя главным образом из уроков мировой войны, Гитлер приходит к заключению, что будущее Германии прежде всего не в заморских колониях, а в завоевании новых территорий на европейском континенте. Он упрекает "наследников Бисмарка", прежде всего Вильгельма II, за пренебрежение к "территориальной политике железного канцлера". "Во всяком случае цели этой территориальной политики не могут быть достигнуты где-нибудь в Камеруне", - заявляет он в 1924 г. Европейским колониальным державам он противопоставляет США, которые "постоянно расширяли территорию на своем собственном континенте". В стремлении к далеким колониям он видит слабость европейских "колониальных народов" и "силу Америки"{36}.
Нацистский главарь теперь считает, что для Германии в 1914 г. "...имелась единственная возможность осуществления здоровой территориальной политики только в завоевании территории в самой Европе. Колонии не смогут служить этой цели в течение такого срока, пока они непригодны для заселения европейцами"{37}. Он заключает: необходима "основа". Ею может быть земля, полученная "в общем и целом только за счет России". Кайзер имел возможность захватить русские территории только в союзе с Англией. "Чтобы добиться английской благосклонности, - писал Гитлер, - не нужно было приносить слишком больших жертв. Требовался только отказ от колоний и морского преобладания". И он представлялся Гитлеру лишь "временным ограничением", которое, однако, открывает "большое и богатое будущее"{38}.
Отказ на первом этапе от плана колониальных захватов в пользу завоевания "жизненного пространства" на Востоке позволит, по мнению Гитлера, сначала создать мощный "континентальный базис" империи, а затем, в случае необходимости, перейти к "заморской" экспансии. Тогда откроется путь к мировому господству в полном смысле этого слова. "Германия должна искать приобретения новых территорий и Восточной Европе за счет России и лимитрофных государств, - провозглашает будущий фюрер. - Мы порываем с традиционным стремлением германцев на юг и запад Европы и обращаем взор на Восток... Сведение счетов на Западе - только прелюдия... Его можно рассматривать исключительно как прикрытие нашего тыла с целью распространения нашей территории в Европе"{39}.
Так, вырабатывая свою внешнеполитическую доктрину, нацистская клика приходила к выводу, что нельзя повторять "ошибки кайзера" и превращать Англию во врага. Западногерманский историк К. Гильдебрандт замечает: "Колониальные амбиции пока что не занимали места во внешней политике Гитлера, чтобы не повторять ошибок "всемирной" политики Вильгельма и снова не поставить Англию в ряды врагов"{40}. В своей так называемой "второй книге" Гитлер требовал "в течение последующих 100 лет" приобрести "необходимое пространство на Востоке" и "отказаться от морских претензий"{41}. Такой ценой он предполагал сделать Великобританию своим союзником и создать условия для завоевания без помех "пространства на континенте".
Гитлер оценивал в своем "анализе" Великобританию в качестве "естественного партнера", который будет следовать принципу баланса сил в Европе. Таким же потенциальным союзником он считал Италию, в то время как Францию постоянно называл "смертельным врагом".
Сразу после прихода к власти нацисты провозгласили захват Украины одним из главных принципов своей политики. В мае 1933 г. Гитлер заявил в интервью для английской "Дейли телеграф", что Германия не хочет вступать в соперничество с Англией. "Судьба Германии находится не в колониях, а на ее восточной границе"{42}.
В первые месяцы своего господства, когда Лондон остро интересовался отношением нового германского правительства к проблеме колоний, нацисты постарались дать понять Англии, что их генеральный план - путем отказа от колониальных требований сделать Англию партнером в "континентальной" политике, т. е. в агрессивных устремлениях Германии на Восток. В последующие годы британское правительство упорно толкало Гитлера именно по этому пути. Весной 1935 г., подготавливая "морское соглашение" с Англией, Гитлер подчеркивал незаинтересованность в колониях и требовал свободы действий на континенте.
В меморандуме от 26 августа 1936 г. о "четырехлетнем плане" он провозглашал: "окончательное решение" проблем экономики Германии состоит в "расширении жизненного пространства, а также в расширении сырьевой и продовольственной базы нашего народа". При этом совершенно прямо указывалось на Советский Союз как на объект, за счет которого необходимо решить эту проблему{43}.
Бывший президент данцигского сената Раушнинг вспоминал, как Гитлер говорил ему в 1934 г.: в центре Европы должно находиться "стальное ядро нерушимо выкованного единства великой Германии", составляющее вместе с Австрией, Чехословакией и Западной Польшей непоколебимый блок ста миллионов как прочный фундамент господства над Европой. Восточная Польша, Прибалтика, Балканские государства, Украина, Волга-ланд, Грузия должны объединиться в Восточный союз. Но это будет союз подчиненных народов, без армии, собственной политики и своего хозяйства. Кроме того, будет "Западный союз" и "Северный союз"{44}.
Когда осенью 1938 г. в министерстве иностранных дел, в главном командовании военно-морского флота и в других высших инстанциях третьего рейха обсуждался вопрос: куда направлять первый удар, на Запад или на Восток, для Гитлера не существовало сомнений. По свидетельству тогдашнего посла в Риме фон Хасселя, Гитлер был полон решимости сначала броситься на Украину совместно с Польшей или же предварительно разгромив последнюю и разрешив "польский вопрос" раньше "украинского". "Гитлер устремлял взор на Прагу, Варшаву и Киев"{45}.
В нацистской среде имелось немало сторонников и "чисто колониальной" политики. Это - военные, участники колониальных экспедиций германского империализма, адмиралы военно-морского флота, видевшие свою главную и естественную задачу в борьбе с Англией, ряд промышленников, для которых захват колониального сырья и рынков представлял желанную цель. Среди них наиболее видной фигурой был президент созданного в 1925 г. "Военно-колониального союза" генерал фон Эпп, один из палачей "боксерского восстания" в Китае. Будущий главнокомандующий гитлеровским флотом адмирал Редер также являл собой убежденного сторонника отвоевания у Англии ее заморских владений.
Однако отнюдь не они диктовали внешнеполитическую программу фашизма и особенно последовательность действий. Гитлер в 1936 г. решает добиться соглашения с Англией на основе своей программы континентальных завоеваний на Востоке.
4 сентября 1936 г. он принял в Бергхофе бывшего английского премьер-министра Ллойд Джорджа и изложил ему свой "большой план" германо-британского союза.
Если Гитлер склонялся к мысли, что после победы над Советским Союзом наступит время для похода против других континентов и захвата колоний, его сподвижник, теоретик "аграрной политики" и "рейхсбауэрфюрер" Дарре, не менее фюрера фанатически преданный идее "завоевания Востока", считал, что после этого следует поставить точку. Он постоянно высказывал Гитлеру мысль: требовать колонии у Англии - значит поставить ее и число своих врагов, и наоборот, отказ от заморских завоеваний автоматически обеспечит взаимопонимание с ней по вопросам "восточной политики".
Другой нацистский мракобес, Г. Ашенбреннер, как и Дарре бывший воспитанник так называемой "колониальной школы", выступил с книгой "Заморские колонии конец северной расы". "Дальний юг - могила северных народов, - утверждал этот расист. - На заморских территориях белые европейцы дегенерируют в африканцев, а продолговатые головы станут круглыми".
Конечно, не из таких соображений исходила нацистская верхушка, стремясь к соглашению с Англией. Вплоть до середины 30-х годов Гитлер проектировал союз с ней на основе раздела мира и получения "свободы рук" на Востоке. Он хотел прежде всего обеспечить свое господство над континентом, Англии же "предоставить" весь "заморский мир", ограничиваясь до поры до времени концессиями в колониях. Колонии как политическая цель рассматривались в плане решений отдаленного будущего.
Примерно в 1935 г., особенно после подписания 18 июня, в годовщину Ватерлоо, германо-английского соглашения о флоте, начинается более энергичное давление на Англию в колониальном вопросе, подкрепляемое активными сторонниками "заморской" политики. Усиление требований колоний используется как средство политического нажима для того, чтобы привлечь Англию к партнерству и планируемому союзу по разделу мира. Гитлер направляет послом в Лондон своего доверенного, Риббентропа, с главной задачей - достигнуть полного урегулирования с Англией насчет "свободы рук на континенте".
Усиление общего кризиса капитализма и обострение империалистических противоречий в конце 30-х годов привели, начиная с 1937 г., к серьезной активизации гитлеровской колониальной политики. Она все меньше становится "средством политического давления" и все более приобретает характер прямых агрессивных требований. В то же время Берлину стало ясно, что Лондон не может уступить ему все позиции на европейском континенте. Охотно соглашаясь с нацистской агрессией против Советского Союза, Англия вместе с тем не желала утрачивать своего влияния в Центральной и Юго-Восточной Европе. Она с особым старанием проводит политику соглашения с Гитлером на основе его требований "свободы рук на Востоке", но при единственном условии: сохранение и своих позиций в континентальных делах.
19 ноября 1937 г. будущий министр иностранных дел Галифакс прибыл для встречи с Гитлером в его резиденцию Оберзальцберг. Он говорил, без тени иронии, что приветствует возможность в личной беседе с фюрером установить лучшее взаимопонимание между Англией и Германией. "Это имело бы величайшее значение не только для обеих стран, но и для всей европейской цивилизации". Галифакс заявил даже, что он сам и другие члены английского правительства "удовлетворены тем, что фюрер, уничтожив коммунизм в своей собственной стране, не только сделал великое дело для самой Германии, но и преградил ему путь в Западную Европу, и поэтому Германия по праву может рассматриваться как барьер против большевизма"{46}. Это была почти классическая формула соглашательской концепции, курса тех, кто, не колеблясь, шел на сделку с фашизмом за счет Советского Союза, за счет всех левых, прогрессивных сил Европы. Галифакс предложил широкое соглашение четырех держав - Англии, Германии, Италии, Франции, прозрачно намекнув: "С точки зрения Англии, статус-кво не обязательно должен поддерживаться", т. е. идите на Восток, мешать не будем.
Гитлер подчеркнул колониальную проблему: нужно ее решить, так как "некоторые народы не имеют достаточного жизненного пространства". Англия же занимает четверть мира. Даже Бельгия, Испания и Португалия обладают колониями. Только Германия не располагает ими. Галифакс ответил: британское правительство может обсудить колониальный вопрос. Но его решение "должно быть частью всеобщего урегулирования, которое обеспечит спокойствие и безопасность Европы"{47}.
После визита Галифакса германское министерство иностранных дел так суммировало позицию Лондона: "Англия не будет препятствовать мирному изменению статус-кво в Европе... Предложение о "взаимопонимании четырех" - это возвращение к идее "пакта 4-х", выдвинутой Муссолини еще в 1933 г." И далее: "Опасность изоляции Советской России, которую он в себе заключает, может быть для нас только желательной"{48}.
На таком политическом фоне, когда Англия проявляла самую широкую готовность к сотрудничеству, в условиях обостряющегося кризиса, Берлин в 1938 - 1939 гг. все более ясно формулирует свои колониальные требования, а программа создания "мировой империи" приобретает все более определенные, конкретные черты.
Однако она никогда не заслоняла и не отодвигала на второй план центрального и самого главного вопроса фашистских агрессивных планов завоевания Советского Союза, создания гигантской континентальной империи.
Сказанное выше приводит нас к следующим выводам об основных аспектах внешнеполитической агрессивной программы фашизма, выработанной им в 20-30-е годы.
Выдвигая в качестве конечной цели завоевание мирового господства, эта программа имела центральным, решающим звеном агрессию против Советского Союза. Антисоветская агрессия рассматривалась как единственно возможный, возводимый в степень идеологической и государственной доктрины путь к решению коренных проблем экономики, идеологии, политики Германии, к созданию "великого рейха" и захвату "жизненного пространства". С другой стороны, она считалась главным условием для дальнейших захватов в других районах мира.
Нацизм стремился к созданию путем агрессивных войн прежде всего континентальной империи, где завоеванная территория Советского Союза, в первую очередь Украина и Кавказ, служила бы главным поставщиком сырья, продовольствия, дешевой рабочей силы. Поэтому во всех планах фашизма, в том числе и в военно-стратегических планах, юг Советского Союза так или иначе рассматривался в качестве центрального объекта (впоследствии это особенно наглядно воплотилось в военных планах 1942, 1943 гг.).
Захват колоний, главным образом британских, в рамках межимпериалистической борьбы также составлял важный элемент агрессивной программы нацистов, значение которого на разных этапах развития империалистических противоречий то повышалось, то снижалось. Однако он всегда занимал подчиненное место в отношении генерального плана завоевания Советского Союза. Это определялось политико-идеологическими, экономическими обстоятельствами, сухопутной направленностью германской военной мощи, характером развития и состоянием транспорта, коммуникаций, общим соотношением сил в империалистическом мире и т. д.
В данной связи элемент соглашения с Англией на различных условиях: либо на почве раздела мира, либо на основе признания ею германских захватов на континенте, либо же на базе сотрудничества ценой предоставления Германии полной "свободы рук" на Востоке - всегда занимал важное место во внешней политике и военной стратегии нацизма, претерпевая различные модификации на разных этапах развития. Его подкреплял аналогичный "встречный" курс британской реакции, удельный вес которого, однако, падал по мере расширения нацистской агрессии.
Влияние этого элемента на военную политику и стратегию фашистской Германии обнаруживается чрезвычайно наглядно не только в 30-е годы, но и во второй мировой войне. Но об этом речь впереди.
IV
Формы и структура военной организации Германии определялись характером и направленностью агрессивной программы и политики фашизма, смыслом и духом доктрины "тотальной войны", которая утвердилась в мышлении германского военно-политического руководства с начала 20-х годов.
Программа мобилизации для будущей войны абсолютно всех сил и ресурсов государства предусматривала не только утверждение политической диктатуры нацистов, но и последовательную централизацию высшего военного руководства. Его развитие после прихода фашизма к власти заключалось в предоставлении все больших функций верховному главнокомандованию и в создании все новых центральных органов руководства.
Через несколько месяцев после прихода к власти Гитлер создал в масштабе рейха государственный совет обороны для координации военных, политических, хозяйственных и пропагандистских усилий по подготовке войны. Вместе с основными министрами в него вошли начальники войскового и военно-морского управлений. Постоянным рабочим органом совета был так называемый комитет обороны рейха, секретариат которого с осени 1934 г. работал под руководством управления вооруженных сил министерства рейхсвера. Комитет сделался тем каналом, через который руководители вооруженных сил оказывали растущее влияние на деятельность государственного аппарата. Государственный совет обороны существовал лишь номинально: заседал только один раз; зато чисто милитаристский комитет обороны рейха до апреля 1937 г. - четырнадцать раз. Он разработал систему мобилизации "хозяйства, государства и народа" для нужд войны, т. е. фактически руководил еще в мирное время перестройкой экономики на военный лад{49}.
21 мая 1931 г. министр хозяйства Ялмар Шахт получил дополнительную функцию генерального уполномоченного по военной экономике и сосредоточил в своих руках управление хозяйственной и финансовой подготовкой к войне. Он работал в тесном контакте с министром рейхсвера Бломбергом и Герингом, назначенным 18 октября 1936 г. уполномоченным по четырехлетнему плану. За четыре года гитлеровцы надеялись полностью милитаризовать экономику и сделать ее независимой от иностранных поставок. Для координации экономики и вооружения был создан военно-экономический штаб.
К усилению централизации руководства гитлеровцев толкали и политические, и военные расчеты.
В 1914-1918 гг. военные действия возглавлял по традиции генеральный штаб сухопутных войск. В морском штабе единственным авторитетом в вопросах общего руководства войной считался кайзер. Но так как он даже не имел штаба, то создалось положение, когда велись две войны: одна на суше, другая на море.
В 20-е годы бурное развитие авиации, превращение ее в самостоятельный вид вооруженных сил еще острее поставили вопрос о создании единого высшего руководящего и координирующего органа, который возглавлял бы армию, флот и авиацию.
Первый шаг в этом направлении был сделан в конце 20-х годов созданием в министерстве рейхсвера так называемого управления министерства. Оно сразу же ущемило права армейского командования, привыкшего играть ведущую роль в вооруженных силах. Когда в начале 1933 г. военным министром сделался Бломберг, он стал работать над превращением своего министерства в центральный орган всего военного руководства.
Гитлер до 1938 г. почти не вмешивался в практические дела вермахта, и Бломберг пользовался во всех военных вопросах, включая военную экономику, почти неограниченной свободой решений. В феврале 1934 г. он преобразовал управление министерства в управление вооруженных сил и создал в его составе так называемый отдел обороны страны, который стал зародышевой клеткой будущего штаба верховного командования вооруженных сил.
При Бломберге сложилась структура высшего военного руководства, когда военному министру (он же верховный главнокомандующий) подчинялись главнокомандующие: армией (Фрич), военно-морским флотом (Редер) и авиацией (Геринг). Чтобы еще больше повысить роль военных в фашистском государстве, декретом от 20 апреля 1936 г. генерал Фрич и адмирал Редер получили ранги рейхсминистров. Геринг и без того обладал колоссальной властью как "второе лицо в государстве". Каждый главнокомандующий имел свой генеральный штаб, и вскоре все три генеральных штаба сделались главными центрами оперативно-стратегической и военно-технической подготовки второй мировой войны. В их стенах вырабатывались руководящие принципы стратегии и составлялись планы агрессии.
По мере увеличения вермахта росли штабы. Так, генеральный штаб сухопутных сил к 1938 г. разросся с 4 до 12 отделов. Его прежнее положение и непререкаемый авторитет центра германского милитаризма оказались урезанными, ибо пришлось разделить свое влияние с двумя другими штабами. Исключительное положение Геринга в нацистской иерархии помогло ему сделать военно-воздушные силы неким самостоятельным государством, которое он противопоставлял двум другим "старым" видам вооруженных сил. Тем не менее, поскольку основная военная мощь Германии, как и прежде, концентрировалась на суше, генеральный штаб сухопутных сил практически оставался ведущим. В его главном отделе оперативном - разрабатывались основные стратегические планы.
Последняя крупная реорганизация высшего военного руководства, в результате которой оно приняло формы, лишь с небольшими изменениями оставшиеся до конца второй мировой войны, произошла в феврале 1938 г.
Главные причины, вызвавшие эту реорганизацию, и ее ближайшие результаты состояли в следующем.
Непосредственное и конкретное решение о развязывании в ближайшем будущем войны за достижение мировой гегемонии германского империализма гитлеровский фашизм принял осенью 1937 г. Прямым социальным стимулом столь важного решения был новый экономический кризис, который захватил ряд капиталистических стран Запада. Кризисные явления угрожали и Германии, несмотря на перестройку ее экономики на военный лад, несколько оттянувшую приближение экономического кризиса.
Жесткая централизация военного руководства и сосредоточение всей военной власти в руках Гитлера составляли главный смысл реорганизации. Она демонстрировала дальнейшее усиление фашистской диктатуры, что в условиях роста оппозиции и недовольства среди различных слоев населения, по мнению нацистов, приобретало немалое внутриполитическое значение.
Путем полного объединения в своих руках политической и военной власти Гитлер и нацистская верхушка получали еще больше возможностей осуществлять свою политику внутри страны и на международной арене, вести курс к развязыванию войны.
Гитлер не только усиливал свою диктатуру, но и ущемлял некоторую долю прав командования сухопутных сил, откуда исходили элементы несогласия с программой развязывания войны в ближайшем будущем: начальник генерального штаба сухопутных поиск Бек представил Гитлеру несколько памятных записок, содержащих критические суждения на этот счет. Разделяя гитлеровскую политическую программу в целом, Бек вместе с тем опасался, что война, начатая Германией, в конечном итоге обернется против нее самой. Он возражал против войны на Западе.