Уже через несколько дней после приказа об ударе на Тулу танки Гудериана встретили упорное сопротивление 1-го особого гвардейского стрелкового корпуса. "Это не было преследование до последнего дыхания людей и лошадей"{649}, - не без иронии замечают западногерманские историки. Защитники Тулы героической обороной превратили свой город в неприступный бастион, который сковывал продвижение немецкого южного охватывающего крыла.
   Сосредоточенная около Калинина новая советская группировка хоть и не смогла удержать город, но и не позволила левому флангу группы армий фон Бока пробиться дальше на восток. Калининский фронт во главе с генералом И. С. Коневым, созданный 17 октября, занял нависающее положение над группой армий "Центр". На кратчайших путях к Москве с запада, еще в период Вяземского сражения, развернулась свежая советская армия (5-я). Солдаты, вышедшие из вяземского кольца, вливались в новые формирования, занявшие оборону под Можайском, Волоколамском, Малоярославцем и Калугой. Именно эти крепкие духом советские войска вновь остановили двинувшиеся вперед немецкие дивизии. Попытка "преследовать противника до Москвы" стала все больше напоминать отдельные, не связанные друг с другом рывки. Везде в середине и второй половине октября оборона советских войск крепла. Движение наступающих становилось все медленнее.
   Войска фон Бока смогли только вытеснить армии Западного фронта с можайской линии обороны, но нигде не осуществили прорыва или "котла". "Благодаря стойкости советских войск, четкому управлению ими и своевременному подводу оперативных и тактических резервов перед противником продолжал по-прежнему стоять сплошной фронт нашей обороны, который опять предстояло прорывать, снова неся большие потери"{650}. Западный фронт устоял и в конце октября остановил группу армий "Центр". Советское командование быстрыми, энергичными действиями срывало план "Тайфун".
   Снова пауза, каждый день которой - это прекрасно понимали в Растенбурге будет использован для укрепления обороны Москвы.
   В гитлеровской ставке порыв кануна "последнего удара" сменялся постепенно растущим пессимизмом.
   Проблема, перед которой стояло командование сухопутных сил в начале ноября, напоминала "быть или не быть?": нужно ли продолжать наступление или остановиться в непосредственной близости от цели?
   Предшествующее развитие событий, как думал генеральный штаб сухопутных сил, подтвердило его точку зрения: искать главные решения следует там, где находится "нервный центр русского колосса", - в Москве{651}. Сколько раз Браухич и Гальдер повторяли, что захват этого стратегического центра парализует все другие советские фронты. И вот их планам суждено, казалось, сбыться. Они считали абсолютно необходимым и возможным наступать дальше, хотя первый удар, несмотря на успех, не привел к стенам Москвы и погас неожиданно быстро.
   Штаб сухопутных сил и командование группы армий "Центр", как вскоре выяснилось, были едины в мнении, что задержка фронта на промежуточной линии вряд ли оправданна и что Москва должна быть занята до наступления зимы, к которой вермахт совершенно не был готов. "По мнению военного руководства, пишут Филиппи и Гейм, - имелась альтернатива: или завоевать Москву, или вернуть фронт на исходную линию"{652}. Что касается Гитлера, то для него любые другие решения, кроме наступления на Москву, были недискуссионными. Конечно, чудовищным и для генерального штаба, и для Гитлера показалось мнение, высказанное вдруг 24 ноября Гальдеру командующим армией резерва генерал-полковником Фроммом о необходимости заключить мир и о том, что для этого нельзя терять благоприятный момент{653}. Важно, что и такое мнение уже появилось под Москвой из недр гитлеровской военщины! Генеральный штаб пришел к выводу о необходимости "бросить на чашу весов успеха свою твердую волю и крепкие нервы"{654}, чтобы преодолеть еще один, теперь уже самый последний кризис этого тяжелого похода. В результате 30 октября появилась директива, уточнявшая задачи войск фон Бока на предстоящую операцию{655}.
   Силы Красной Армии ОКХ оценивало в общем оптимистически. Хотя соприкосновение с советскими войсками на ряде участков фронта теперь отсутствовало и данные разведки, особенно о глубине советской обороны, из-за нелетной погоды оказались более чем скудными, генеральный штаб сухопутных сил и группа армий "Центр" склонялись к мысли, что у противника на исходе последние войска. Гальдер предполагал, что советское руководство намерено "оставить весь промежуточный район, который может вывести нас лишь в бескрайние степи восточнее Волги".
   Однако, как это уже неоднократно бывало с германским генеральным штабом во второй мировой войне, в оценках противника он быстро переходил от одних крайностей к другим и нередко пытался примирить противоположные взгляды. Буквально через несколько дней Гальдер отмечает усиление советских войск и авиации под Москвой. Он вновь пересматривает оценки. В сложной и нестройной симфонии всех этих расчетов все настойчивее слышатся иные ноты: победа в 1941 г. вообще невозможна, Москва недостижима. Такое мнение вполголоса, но вполне определенно высказывалось в первые ноябрьские дни и во фронтовых штабах, и в бараке Гальдера, и в окружении Браухича.
   5 ноября Хойзингер пришел к Гальдеру.
   - Господин генерал-полковник, - со всей возможной решимостью сказал он, на основании анализа создавшейся обстановки нам нужно, наконец, точно установить возможности ведения дальнейших операций и принять после этого твердое решение. Существуют две крайние точки зрения: одни считают необходимым закрепиться на достигнутых рубежах, другие требуют активного разрешения дальнейших задач. Мы должны найти компромиссное решение и довести его до штаба армии включительно.
   Гальдер думал о том же, и совет начальника оперативного отдела еще больше укрепил его в мысли о необходимости выехать на фронт, чтобы выяснить мнение штабов групп армий и армий. К такой поездке он и стал готовиться. В течение двух дней кипела работа. В результате появился документ "Ориентирование начальника генерального штаба сухопутных сил от 7 ноября". Он лег в основу доклада Браухича, сделанного им в тот же день у Гитлера, и другого доклада, с которым Гальдер выступил на совещании в Орше 13 ноября.
   В документе говорилось:
   "Ожидаемое в ближайшее время наступление холодов, вероятно, сделает еще раз на ограниченное время возможным быстрое проведение операций на Востоке... Решение задач, еще выполнимых в этом году, должно создать благоприятные предпосылки для ведения борьбы зимой и в 1942 году... Противник, по-видимому, больше не сможет из-за несоответствия между пространством и силами создать сплошной фронт между Черным морем и Ладожским озером. Вероятнее всего, он будет вынужден ограничиться удержанием большого московского района (Вологда, Москва, Саратов), который включает важные дороги из военно-промышленной области Урала, из азиатской России и связь с Мурманском, а также обороной Кавказской области, удержания которой требует не только необходимость снабжения нефтью, но и взаимодействие с англосаксами. Если противник захочет сохранить лежащий в промежутке, не имеющий стратегического значения основной район волжских степей, то он должен будет по меньшей мере держать линию Дона, чтобы не допустить прорыва своей связующей линии между северной и южной Россией. Русские могут, по их нынешним силам, создать и вооружить еще около 50 дивизий". ОКХ склонялось к мысли: в этом году немецкие войска достигнут линии: нижнее течение Дона до устья Хопра - Тамбов - Рыбинск - Лодейное Поле, на юге Майкоп - Сталинград, на севере - Горький и Вологда. Так удастся "лишить противника военно-индустриальной основы для восстановления его вооруженных сил и ограничить возможности проведения больших оперативных перебросок". Для немецкой армии тем самым будет создано "возможно более благоприятное положение еще до полного наступления зимы"{656}.
   Следовательно, генеральный штаб сухопутных сил в первых числах ноября начал склоняться к мысли:
   - что война против Советского Союза, вероятнее всего, выиграна в 1941 г. быть не может и продлится в следующем году;
   - что сейчас необходимо продолжить наступление, чтобы выйти в глубь Советского Союза на линию, с которой в 1942 г. удастся нанести решительный удар;
   - что такое наступление связано с риском, но он неизбежен, а поэтому оправдан;
   - что силы Советского Союза на исходе, и поэтому СССР сможет удерживать лишь два стратегических района - Москву и Кавказ.
   С такой оценкой стратегической обстановки Браухич выступил на совещании у Гитлера днем 7 ноября и получил в общем и целом одобрение.
   Как о возможных перспективах Гитлер теперь говорил на совещании об операциях будущего 1942 г. в центральном районе России, "где наблюдается активизация русских", и о Северном Кавказе, овладение которым "придется перенести на будущий год"{657}.
   Победные вопли нацистской военной пропаганды с конца октября как-то сразу утихли. О Восточном фронте появлялась теперь только самая скупая информация. Карты Московской области исчезли со страниц газет. Как будто всего лишь полмесяца назад никто и не говорил, что победа над Советским Союзом одержана. И не удивительно, ибо еще до последнего, "решающего" наступления на Москву в сфере высшего руководства вооруженными силами именно здесь, у стен Москвы, складывается мысль о невозможности выиграть войну в 1941 г.
   Тогда, в начале ноября, составляются и первые наметки плана военных действий на следующий год, причем главный удар будет наноситься на юге. Еще 6 октября Паулюс докладывал Гальдеру так называемую оперативную разработку "Кавказ". 9 ноября разведка доставляет сведения о развертывании на Кавказе пяти новых штабов советских армий, после чего Гальдер отмечает: "Наступление на Майкоп невозможно раньше января". Наконец, на совещании у Гитлера 19 ноября вполне твердо определяются "задачи на будущий год". В первую очередь - Кавказ. Цель - русская южная граница. Время - март - апрель{658}.
   11 ноября в 8 часов вечера Гальдер отъехал в специальном поезде вместе с помощниками со станции Ангербург в Оршу на совещание с начальниками штабов Восточного фронта. Его главный багаж составляло "Ориентирование начальника генерального штаба". На следующий день поезд подошел к перрону Минска, а вечером прибыл в Оршу.
   IV
   Темой совещания начальников штабов групп армий, начавшегося в 10 часов утра 13 ноября, был один вопрос, по которому верховное командование хотело знать мнение фронтовых инстанций, хотя уже имело свое собственное: что делать дальше? Должны ли армии окопаться, начать готовить зимние позиции и ожидать весны или они должны и могут продолжать наступление на Москву зимой? Мнение верховного руководства уже, как мы знаем, было выработано, и разъяснить его руководству на местах составляло вторую задачу совещания.
   "Совещание в Орше, - считает Карелль, - имело особое значение для военной истории. Оно является ключом к ответу на вопрос, который сегодня пылко дискутируется: что было решающим для продолжения несчастного зимнего наступления? Кто несет ответственность? Был ли это Гитлер или генеральный штаб?"{659} Ответ был дан скоро.
   Открыв совещание, Гальдер сделал обзор положения на всем фронте между Ладожским озером и Азовским морем, повторив содержание доклада Браухича у Гитлера 7 ноября и своего документа "Ориентирование начальника генерального штаба".
   Что могли сказать собравшиеся здесь начальники штабов, выражая мнение своих командующих?
   Фельдмаршал Бок оставался в эти дни "движущей силой мнения о необходимости наступать на Москву"{660}. На севере Лееб уже ничего не мог сделать. Он лишь ожидал обещанной помощи Бока, который должен был нанести удар частью сил на север или северо-восток.
   На юге фельдмаршал Рундштедт уже 27 октября отдал приказ после достижения Ростова-на-Дону прекратить наступление ввиду того, что "при всем желании нельзя достигнуть поставленной цели" (Майкоп, течение Дона), что больше невозможно двигать войска дальше без достаточного обеспечения. Рундштедт исключал в ближайшее время какое-либо новое наступление. Донесением 3 ноября он поставил в известность штаб сухопутных сил, что "оперативные решения, которые не удались в этом году, должны быть перенесены на следующую весну"{661}.
   Первым выступил начальник штаба Рундштедта генерал Зоденштерн. Он потребовал для группы армий "Юг" разрешения прекратить наступление и перейти к обороне. В конце концов войска группы стоят далеко на востоке, на Дону, перед Ростовом, на 350 км восточнее линии фронта группы армий "Центр".
   Группа армий "Север", сообщал начальник штаба фельдмаршала Лееба генерал Бреннеке, сейчас настолько слаба, что не может быть и речи о продолжении наступления. Войска уже давно перешли к обороне.
   Затем докладывал генерал Грейфенберг, начальник штаба Бока. "Фельдмаршал считает, - сказал он, - что в военном и психологическом отношениях необходимо взять Москву. Опасность, что мы этого не сможем сделать, должна быть принята во внимание, - продолжал он, - но будет еще хуже, если мы останемся лежать в снегу на открытой местности в пятидесяти километрах от манящей цели"{662}.
   В итоге все начальники штабов фактически отвергли план верховного командования - еще в этом году достигнуть Майкопа, Сталинграда, Тамбова, Рыбинска, Вологды, Лодейного Поля. Вместо этого Рундштедт и Лееб ставили генеральный штаб перед фактом: их войска вообще больше не могут никуда наступать, не только до нефтяных районов или до Вологды, но и до чего угодно другого, расположенного хотя бы перед самым их фронтом. Они могут думать лишь о том, чтобы как-нибудь удержаться на месте и перезимовать. Все "ориентирования" Гальдера и выводы фюрера ставились под сомнение неумолимым фактом: сдвинуть армии на юге и севере невозможно.
   И лишь мнение фон Бока в ряде пунктов совпадало с планами верховного командования{663}. Правда, Бок, его помощники Грейфенберг и начальник оперативного отдела подполковник Тресков не разделяли в полной мере оптимизма генерального штаба о силах Красной Армии. И все же считали наступление на Москву лучшим решением, чем любое иное.
   Закончив обсуждение, Гальдер прочитал заранее подготовленный приказ группе армий "Центр": 2-я танковая армия Гудериана должна после занятия Тулы наступать юго-восточнее Москвы через Коломну на Горький - 400 км восточнее Москвы. На севере 9-я армия с 3-й танковой группой продвигается на восток через канал Москва - Волга, затем поворачивает на Москву, составляя левую охватывающую группировку. В центре - 4-я армия справа, 4-я танковая группа слева должны вести фронтальное наступление. Срок начала нового наступления не устанавливался. Его определит фельдмаршал Бок, которому требовалось еще несколько дней для организации снабжения.
   Так завершился период новых мучительных сомнений. Совещание в Орше привело, наконец, к решению. План ОКХ от 7 ноября был отвергнут. Вермахт переходит к обороне на севере и юге, но в центре будет нанесен последний удар на советскую столицу, который приведет к ее занятию еще до наступления морозов. Все начнется в будущем году, хотя штаб сухопутных сил был убежден, что "силы, имевшейся в 1941 году, уже никогда нельзя будет достигнуть". Теперь перед захватчиками светилась одна-единственная цель: Москва!
   Идея "последнего", или, как его принято называть, "второго", наступления на Москву - это совместное творение Гитлера, его штаба, командования сухопутных сил и фронтовых генералов. Цель - Москва - принималась, несмотря на то что группа армий "Центр" имела растянутый фронт, располагала резервом лишь в одну-единственную дивизию, а по ее коммуникациям уже наносили чувствительные удары партизаны.
   Генералы и фельдмаршалы в течение полугода требовали, просили, настаивали - наступать на Москву, и теперь для них было уже невозможным отказаться. Они не могли окопаться перед наступлением зимы в каких-то нескольких десятках километров от цели. Им все еще казалось: они возьмут Москву и выполнят то, к чему всегда так долго и горячо стремились. И они приняли решение, про которое много лет спустя их же соратник - один из руководителей фашистской разведки, У. Лисс, напишет: "Действительные возможности противника роковым, образом недооценивались", а "реальная оценка русской силы сопротивления... вероятно, привела бы к отказу от ноябрьского наступления на Москву"{664}.
   V
   Для успеха последнего наступления на Москву гитлеровское верховное командование, генеральный штаб и фельдмаршал фон Бок сделали все максимально возможное. Опять, как в сентябрьском наступлении, направлялись к одной цели сразу три танковые армии, обладавшие все еще большой мощью. Их вели опытнейшие гитлеровские генералы: старый фашистский теоретик и практик танковой войны Гудериан, бывший бессменный командующий отборными берлинскими соединениями, напористый, агрессивный, считавший себя непобедимым Гепнер, не менее опытный Гот. Все войска, сосредоточенные на Москву, возглавляли четыре фельдмаршала. Прямо к столице должен был двигаться во главе своих войск Ганс Гюнтер фон Клюге. Для 59-летнего фельдмаршала, верного слуги нацизма, наступал зенит карьеры. Он знал, как вести наступление. Два Железных креста и орден дома Гогенцоллернов он получил еще в первой мировой войне. Клюге ("умный Ганс", как его звали еще в кадетском корпусе, играя словами "Der kluge Hans") "академик" с 1910 г., генерал с 1933 г., командующий группой армий в 1936 г. готовился у стен Москвы еще раз "прославить" свой старинный прусский "солдатский" род. Южнее столицы наступал Вейхс - победитель во Франции и на Балканах. Авиацией руководил Кессельринг - один из главных создателей люфтваффе, личный друг Гитлера, еще до войны командующий воздушным флотом в Берлине. Это он разрушал в мае 1940 г. Роттердам, а затем вел беспощадное воздушное наступление на Англию. И, наконец, армиями, нацеленными на Москву, командовал фон Бок, опытный, жестокий, фанатичный исполнитель замыслов фашизма.
   Вермахт располагал общим превосходством: в людях в 1,9 раза, в артиллерии - в 3 раза. Около 1500 танков и 650 самолетов германское командование бросало против 890 советских танков (на 90% устаревших систем) и примерно тысячи самолетов{665}. На направлениях главных ударов немецкое превосходство оказалось подавляющим.
   Второе наступление на Москву должно было начаться в середине ноября. Вермахт опять сделал все, что мог, для подготовки к этому последнему тяжелому удару. Генералы обратились к солдатам со словами, полными уверенности в близкой и окончательной победе. Командующий 4-й танковой группой писал в приказе на наступление: "Время ожидания прошло. Мы можем снова наступать. Последнее русское сопротивление перед Москвой будет разбито. Мы сможем остановить сердце большевистского сопротивления в Европе тем, что завершим поход этого года. Танковая группа имеет счастье осуществить решающий удар. Для этого нужно сосредоточить все силы, весь боевой дух, непоколебимое желание уничтожить врага"{666}.
   Фон Бок стал торопить войска с подготовкой еще в начале ноября, когда температура упала ниже нуля и дороги стали твердыми. Отставшая артиллерия быстро подтянулась к фронту, снабжение значительно наладилось. Железнодорожные линии до Брянска, Вязьмы и Ржева функционировали сносно, хотя перестройка колеи на западный стандарт еще не везде закончилась. Ближайшей целью наступления командование группы армий "Центр" определило рубеж: южнее столицы - река Москва, севернее - канал Москва - Волга. Бок говорил: "Лучше не упускать эту промежуточную цель, чем попасть в заснеженную зиму и застрять". Что предпринять дальше - потом будет видно. Все понимали, к чему идет дело. Генерал-полковник Гепнер потребовал от своих командиров: "Встряхните войска. Оживите их дух. Покажите цель, которая даст им славное окончание тяжелой борьбы и перспективы предстоящего отдыха. Руководите с энергией и верой в победу"{667}.
   15 ноября перешла в наступление 3-я танковая группа. Ей удалось потеснить советские войска за Волгу. 4-я танковая группа яростно атаковала 16-ю армию. Пять дней ожесточенных кровопролитных боев вдоль Волоколамского шоссе закончились тяжелыми потерями войск генерала Гепнера. Медленно отталкивая к востоку советский фронт, гитлеровские войска шаг за шагом приближались к Москве. Но танковые дивизии Гепнера не смогли достигнуть оперативного прорыва. Они несли потери, темп их продвижения неуклонно падал{668}.
   Все больше и больше обнаруживалась та слабость германского наступления, которую впоследствии столь точно характеризовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: "Развернув свои ударные группировки на широком фронте и далеко замахнувшись своими бронированными кулаками, противник в ходе битвы за Москву растянул свои войска по фронту до такой степени, что в финальных сражениях на ближних подступах к Москве они потеряли пробивную способность"{669}.
   Последнее, полное отчаяния и безумной решимости наступление на Москву защитники столицы встретили с такой отвагой и стойкостью, что этот новый мощный натиск стал угасать, захлебываясь в своих ужасающих потерях, с самых первых дней{670}. Не лишено интереса посмотреть, как это обстоятельство выглядело с германской стороны. В ФРГ опубликован ряд работ, основанных на документах и воспоминаниях. Вот несколько фрагментов, содержащих любопытные характеристики{671}.
   ..."В районе действий 4-й танковой группы между Шелковкой и Дорохово находилась одна из центральных позиций битвы за Москву. Здесь перекрещивались старая почтовая дорога, шоссе на Москву, по которому шел Наполеон, новая автострада и железнодорожная линия Смоленск - Москва с большой осью Север Юг, Калинин - Тула. Кто имел в своих руках Шелковку и Дорохово и расположенные перед ними высоты, тот господствовал над этим решающим узлом коммуникаций".
   В конце октября Шелковку заняла 10-я немецкая танковая дивизия. Советские части обороняли высоты рядом. Когда 7-я мюнхенская пехотная дивизия пыталась сбить советские войска, она встретила ожесточенное сопротивление. Завязался упорный бой. Здесь контратаковала советская 82-я мотострелковая дивизия. 7-я германская дивизия "должна была с тяжелыми потерями оставить перекресток. Район Шелковка - Дорохово снова был занят советскими войсками, и это имело тяжелейшие последствия".
   В начале ноября командир 7-го армейского корпуса генерал Фармбахер решил любой ценой снова вернуть район Шелковки и Дорохова. Он бросил сюда три дивизии: 7, 197-ю средне-рейнско-саарпфальцскую и 267-ю нижнесаксонскую при поддержке батальона танков 5-й силезской танковой дивизии. Карелль так описывает этот бой немецких соединений против 82-й мотострелковой дивизии. В стремительном ударе двигались танки на позиции советских бригад. "Но сыны степей не отступали, они забрасывали танки бутылками с горючей смесью. Ударные пехотные полки вынуждены были брать пункт за пунктом с помощью холодного оружия. Где русские были отброшены, они немедленно прикрывались реактивными установками. Потери были высокими с обеих сторон{672}.
   Только после непрерывных боев, продолжавшихся двое суток, гитлеровцам удалось превосходящими силами занять этот район. Теперь "через перекресток у Шелковки могли двигаться колонны. Дорога для снабжения правого фланга 4-й танковой группы была снова свободна"{673}. Но успех обошелся дорого.
   Танковой группе Гота удалось силами 1-й танковой дивизии ворваться в Калинин и захватить мост через Волгу. Небольшой плацдарм на восточном берегу заняли танки этой дивизии и 900-й учебной мотобригады. В тот же день дивизия СС "Рейх" генерала Хауссера достигла Бородино. "Здесь, - меланхолически напоминает Карелль, - в 1812 году был разбит Наполеон". Здесь героически оборонялась 32-я советская стрелковая дивизия. "Они (советские войска. - Д. П.) были стойкими. У них не бывало паники. Они стояли и дрались. Они наносили удары и принимали их. Это была ужасная битва... Кровавые потери дивизии СС "Рейх" были столь кошмарно велики, что ее третий пехотный полк пришлось расформировать и остатки поделить между полками "Германия" и "Фюрер". Командир дивизии тяжело ранен... Мертвые. Тяжелораненые. Сожженные. Разбитые. Ярость делала глаза кроваво-красными"{674}.
   ...Генерал пехоты Руофф стремился открыть себе путь на Москву между Ленинградским шоссе и каналом Москва - Волга. 23 ноября передовые отряды корпуса с двумя танками под командованием подполковника Декера и полковника Родта врываются после упорного боя в Солнечногорск. "Еще через два дня Родт занимает деревню Пешки - продвижение еще на девять километров к Москве. Шаг за шагом, из последних сил, и шаги все мельче". Пехотные дивизии 5-го корпуса медленно наступают слева и справа от шоссе на юг, к Москве, и на юго-восток, чтобы выйти к каналу. Это 106, 35-я и 23-я дивизии. Канал - последняя серьезная естественная преграда для охвата Москвы с севера. "Если удастся ее преодолеть, то самое трудное для северной наступающей группировки - 4-й и 3-й танковых армий - будет сделано".
   Одновременно по личному приказу Гепнера высылается передовой отряд стрелков-мотоциклистов 62-го танкового батальона 2-й танковой дивизии для того, чтобы первым прорваться к окраинам Москвы. Батальон смог лишь немного продвинуться, но был отбит и повернул обратно.
   Тем временем к каналу Москва - Волга подходили соединения 56-го танкового корпуса генерала Шааля. Полковник Хассо фон Мантейфель с отрядом из 6-го пехотного и 25-го танкового полков переправился под Яхромой через канал и создал небольшой плацдарм у д. Перемилово. Так был достигнут самый восточный пункт наступления на Москву. Это произошло 27 ноября.