Страница:
Катастрофа румынской армии на Дону оказалась страшным ударом не только для всей военной верхушки, но и для авторитета режима румынского диктатора и его взаимоотношений с третьим рейхом. Особенно сильное впечатление в Бухаресте произвело окружение советскими войсками в малой излучине Дона целого румынского корпуса во главе с популярным генералом Ласкаром. Как только прибыли из-под Сталинграда тревожные сведения, Антонеску отправил Гитлеру письмо, где в ледяных тонах требовал объяснений и помощи окруженным.
"Из сообщений, полученных от румынского генерального штаба, с которым я в течение всего дня поддерживал связь, - писал он, - очевидно, что положение 3-й армии очень серьезно и что она не располагает в данное время никакими резервами. Генерал Ласкар сообщает, что у него нет боеприпасов, хотя ему боеприпасы были обещаны, и что подошла уже последняя минута, когда хоть с какой-то надеждой на успех можно попытаться вырваться из окружения. По приказу командующего группой армий "Б" генерал Ласкар обязан держаться, и он требует от меня непосредственных приказов... На основании изложенного здесь положения вещей и учитывая то немалое время, которое потребуется для ввода в действие сконцентрированных сил, я бы предпочел, чтобы генерала Ласкара выручили. В противном случае до прибытия немецких сил группа Ласкара может быть полностью уничтожена, так как какое-нибудь ощутимое снабжение боеприпасами и продовольствием исключается.
Я делаю это разъяснение о положении вещей не потому, что меня оно тревожит, а на основании политической ответственности, которую я несу в отношении страны, и руководствуясь желанием не оставить 3-ю армию на полное уничтожение, армию, которую не смог бы заново выставить. Исходя из этих соображений, я прошу фюрера учесть эти доводы и принять решение"{911}.
Гитлер получил телеграмму и ночь на 23 ноября и сразу же ответил. В заискивающих выражениях фюрер сообщал "его сиятельству маршалу Антонеску", что еще до получения телеграммы он принял меры для выручки окруженных румынских войск, в адрес которых, особенно "солдата непревзойденных качеств Ласкара", рассыпал похвалы. "Я глубоко убежден, - заканчивал свое письмо Гитлер, - что, как это уже часто бывало в борьбе против Советского Союза, лучшее полководческое искусство и лучшие солдаты восторжествуют над имевшимися вначале успехами врага". Вслед за этим чисто нацистским хвастовством шло: "За образцовое руководство генералом Ласкаром своими войсками я выражаю ему свое особое уважение. Поэтому еще вчера, как воздание должного его особым заслугам, как отличившемуся офицеру из среды наших союзников, я наградил его рыцарским крестом и дубовыми листьями"{912}.
Никакой помощи окруженным, кроме совета прорваться из кольца, германское командование дать не смогло.
Но если румынский диктатор еще сохранял видимость дипломатического лоска, то разговоры на уровне генеральных штабов теперь велись прямо-таки в скандальной форме.
Вечером 23 ноября германский представитель в румынском командовании генерал Гауффе, проехав по затемненным улицам Ростова, вошел в дом, где располагался начальник румынского генерального штаба Штефля. В большой комнате оказались также министр обороны Пантази и несколько офицеров.
Очередная беседа началась в дружественном тоне. Гауффе зачитал телеграмму Антонеску и ответ Гитлера насчет Ласкара. "Телеграммы этих двух великих людей, - торжественно заключил генерал, - снова демонстрируют перед человечеством глубокую связь этих двух великих мужей. Я поздравляю румынскую армию по поводу награждения генерала Ласкара дубовыми листьями".
Ответ генерала Штефли оказался совершенно неожиданным. В крайне возбужденном тоне, торопясь, он говорил:
- Приказ о прорыве группы Ласкара был отдан слишком поздно. Он еще 21 ноября просил разрешения прорваться, но фюрер отклонил просьбу. Котел под Распопинской стал в миниатюре вторым Сталинградом. Прорываться 23-го, когда группа Ласкара получила разрешение, было уже невозможно. Видимо, Ласкар погиб еще до приказа на прорыв. Румынский летчик, который вчера приземлился у командного пункта Ласкара, сегодня видел там только горящие дома и убитых румын. Приказ о проведении прорыва мог еще не быть известен войскам группы Ласкара, поэтому 120 офицеров, 140 унтер-офицеров и 2 тысячи человек солдат, ушедших из окружения, будут судимы военно-полевым судом. Промедление в отдаче приказа о прорыве было причиной потери четырех румынских дивизий.
Резкий, экспансивный Штефля, наливаясь кровью, бросал в лицо остолбеневшему Гауффе все, что накипело против германского союзника.
- Предостережения и просьбы в течение целых недель и обращения ко всем немецким командным органам - в главное командование сухопутных сил, к господам Вейхсу и Готу, а также к начальнику немецкой миссии сухопутных сил - были напрасны. Напрасно я предостерегал от того, чтобы румынским войскам давать такие широкие участки фронта. И действительно, прорыв был произведен только там, где батальоны должны были держаться на 5 - 6 километров. Я предостерегал, чтобы 3-ю румынскую армию не выставляли на такой широкий фронт обороны. Подобное же предостережение я делал в отношении нашей 4-й армии. Из трех дивизий румынской 4-й армии осталось три батальона, а вся их материальная часть погибла. На все это я во время своего посещения генерал-полковника Гота своевременно обратил его внимание.
Штефля продолжал, не переводя дыхания:
- Румынская танковая дивизия четыре дня оставалась без доставки горючего, а из своих запасов ей нужно было еще отдать часть немецкой 22-й танковой дивизии. Многое из нашей механической тяги поэтому погибло, в числе прочего 35 танков. С группой Гейма не имелось никакой связи, русским удалось имитированным сообщением по радио дезориентировать румынскую танковую дивизию. Противотанковые пушки группы Ласкара даже на расстоянии 5 метров не оказывали никакого действия против тяжелых танков противника. Главное командование сухопутных сил не выполнило просьбу румын, это и есть причина гибели двух румынских армий{913}.
Гауффе молча слушал взбешенного начальника румынского генерального штаба и, когда тот кончил, пообещал "передать по назначению упреки в адрес главного командования".
Поздно ночью генерал Гауффе писал донесение в штаб верховного главнокомандования: "Я высказал мое крайнее сожаление, что перед лицом событий начнутся споры о виновности или невиновности, вместо того чтобы решительно прийти на помощь... Я повторил, что все немецкие инстанции стремились и сейчас стремятся помочь румынским войскам, где только можно"{914}.
Но на полях сражения никто не помогал разбитым румынским частям. Ни генерал Ласкар, ни его солдаты даже не знали, что произведены в герои, что по их адресу говорят высокопарные и фальшивые слова, что они служат разменной монетой в игре двух встревоженных диктаторов - партнеров по преступлению. Просто генерал Ласкар находился в плену, а его солдаты лежали мертвыми в заснеженной степи недалеко от русской станицы Распопинской.
V
Манштейн, получивший задачу возглавить операцию по освобождению 6-й армии, прибыл в Новочеркасск, где формировался штаб группы армий "Дон", и 27 ноября вступил в командование. Он вызвал генерала Шульца - начальника штаба. Изучив карту, оба решили, что положение в общем не такое уж плохое. Остаткам 3-й румынской армии удалось задержаться на реке Чир. Благодаря энергичным действиям ее начальника штаба, немецкого генерала Венка, фронт установился довольно прочно: русские сюда не наступали, оставили только прикрытие, а Венк буквально швырял в оборону все, что могло двигаться и стрелять, - разные тыловые и охранные роты, всевозможные команды и отряды, разбитые полки и батареи. Далее к югу фронт протянулся в излучине Дона. Там, под Котельниково, нужно быстрее сосредоточить ударный кулак. Манштейн верил в успех.
Однако чем больше вникал он в суть обстановки, тем отчетливее понимал, что немедленно начать марш на выручку Паулюса не может. Необходимо дождаться подхода двух новых танковых дивизий, но пока в Котельниково прибыли из Франции только четыре эшелона из нескольких десятков, и он не может сформировать ударную группу под командованием Гота. Он почти не имеет транспорта, а с авиацией из рук вон плохо: всего одна боевая группа бомбардировщиков и две истребителей. Манштейн заключил: раньше 9 декабря наступление не начнется, даже если полная катастрофа 6-й армии произойдет немедленно. А такая опасность не исключена. У Паулюса боеприпасы и продовольствие на исходе. Геринг не выполняет обязательства: 30 ноября из 38 транспортных самолетов долетело только 12. Продовольствия, по расчетам ОКВ, хватит только до 5 декабря, боеприпасов крупных калибров - до 12-го{915}.
Генеральный штаб задумал провести операцию по освобождению армии Паулюса двумя этапами. В ходе первого (операция "Зимняя гроза") - пробить, по выражению генштабистов, "просеку для снабжения" и двинуть через нее в "котел" автоколонны. Первая такая колонна грузовиков с горючим стояла наготове. На втором этапе (операция "Удар грома") следовало полностью освободить 6-ю армию. Опасались: способна ли авиация снабдить Паулюса до начала "Зимней грозы" хотя бы минимумом необходимого? В конце ноября уже никто не мог ни за что поручиться: ежесуточно по воздуху перебрасывалось в среднем только 100 т, а требовалось гораздо больше{916}.
Еще больше забот и в ставке Гитлера, и в Новочеркасске стала вызывать угроза советского наступления против 8-й итальянской армии на Среднем Дону. Если оно произойдет до того, как Манштейн добьется решающего успеха, то весь замысел окончится провалом. Более того, если итальянская армия не сдержит атаку советских войск, то они смогут выйти в тыл группе армий "Дон" и даже группе армий "А", застрявшей на перевалах Кавказа.
Манштейн, еще с надеждой, сообщил 9 декабря в "Вольфшанце": при хорошей погоде он двинется на выручку 11-го или 12-го и предполагает 17-го соединиться с окруженными{917}. В журнале военных действий верховного командования появилась запись: "Фюрер весьма уверен, он хочет восстановить прежние позиции на Дону. Его намерение состоит в том, чтобы сорвать первую фазу большого зимнего наступления русских и не позволить им достигнуть решающего успеха"{918}.
10-го Манштейн сообщил, что перейдет в наступление послезавтра. Но на рассвете следующего дня советские войска, руководимые генералом Н. Ф. Ватутиным, атаковали частью сил позиции 8-й итальянской армии.
После полудня 12 декабря в бункере Гитлера собрались его ближайшие помощники. Холодный сырой воздух с запахом хвои проникал в помещение. Все были хмуры и озабоченны. Несколько часов назад на Восточном фронте перешла в так давно ожидаемое наступление группа Гота. Ей предстояло соединиться с армией Паулюса. Одновременно поступили доклады: советские войска атакуют итальянскую армию на Дону. Последнее обстоятельство внушало крайнюю тревогу, и поэтому, когда в дверях рабочей комнаты Гитлера, где все уже расселись за длинным столом с аккуратно разложенными картами, появился Цейтцлер, фюрер вскочил:
- Произошло что-нибудь катастрофическое? - Таков был его первый вопрос, относящийся, как сразу поняли присутствующие, к донскому участку фронта.
- Нет, мой фюрер, - ответил успокаивающе Цейтцлер. - Нет. Манштейн достиг рубежа Аксай и захватил один мост. Атакованы только итальянцы. Они уже бросили все свои резервные батальоны.
- Из-за этой истории, - мрачно и тихо сказал Гитлер, - я больше страдаю бессонницей, чем из-за положения на юге. Неизвестно, что происходит.
- Нужно как можно скорее что-либо сделать, - заявил Цейтцлер. - Если бы русские использовали положение, то уже ночью могла бы произойти катастрофа... Поступают все новые агентурные сведения о подготовке высадки русских в Крыму. Они хотят воспользоваться плохой погодой.
- Это вероятно, - заметил Гитлер. - Может ли наш флот также использовать непогоду?
- В таких условиях невозможно высадиться, - сказал Иодль.
Гитлер вскипел:
Русские это делают, они могут пройти. Мы же в снегопад, при таких же условиях не можем действовать. Это я допускаю, - закончил он. - На русских это похоже.
Все присутствующие старались не говорить о Сталинграде. Они как бы оттягивали неприятный момент. Вот теперь Цейтцлер докладывал о Кавказе.
- Здесь, - он провел пальцем по изображенному на карте выступу фронта у Орджоникидзе, - русские сильно атакуют. Я еще раз оценил обстановку и думаю, что мы должны отступить с этого участка.
- Я боюсь только одного, - ответил Гитлер, - если мы здесь теперь отступим, то потеряем всю технику. Но этого нам совсем не нужно.
- Нет, все, конечно, должно быть планомерно подготовлено. Длинная беседа о всяких деталях на кавказском участке затягивалась. Когда наконец все исчерпалось, разговор сам по себе перешел на Сталинград.
- Здесь события развиваются так, - рука Цейтцлер а быстро скользнула по карте. - Сегодня фельдмаршал Манштейн сообщил мне, что под нажимом русских потерял вот этот мост. Это неприятно, так как тут проходила линия снабжения. Сегодня днем было трудное сражение. Манштейн занял Рычков. Из 8-го кавалерийского корпуса сообщили, что он перешел к обороне. Здесь, наверху, он показал на северный фас "котла", - еще неясно, что предпримут русские. Против 6-й армии наступление было главным образом вот тут, - палец остановился на участке реки Чир. - Фельдмаршал Манштейн сегодня сообщал о подготовке этого наступления и подтвердил письменным донесением.
- Да, но ведь от него до 6-й армии всего лишь 80 километров по воздуху! воскликнул Гитлер
Дискуссия затягивалась.
Так, здесь, в Восточной Пруссии, они, еще не теряя надежду на лучшее, пытались разыграть на картах гигантское сражение, происходившее в нескольких тысячах километров от них. Там, в заснеженных просторах между Волгой и Доном, гибли все их планы,
Совещание продолжалось.
- Наша главная ошибка этого года, - заявил Гитлер, - заключалась в том, что мы наступали на Сухиничи{919}.
Не Сталинград и Кавказ, не "генеральное наступление" против Советского Союза в целом, а Сухиничи! Таковы, с их точки зрения, были масштабы просчета.
Теперь говорил Цейтцлер:
- В группе армий "Центр" со снабжением стало несколько напряженно, во-первых, из-за недостатка эшелонов, во-вторых, снова очень усилилась деятельность партизан. Тем более, что выведены соединения СС. Партизаны действуют планомерно{920}.
Гитлер слушал. Он ничего не предлагал. Он хотел понять, что ждет их дальше. Для этого нужно выяснить положение с танками. Сколько имеют их русские?
- По нашим агентурным данным, 4800. Но это, пожалуй, преувеличено.
- А какова численность наших танков на фронте?
Цейтцлер замешкался. Он не взял с собой справки и точно не помнит. В разговор вмешивается начальник организационного отдела Буле:
- Должно быть, тысяча.
- Я думаю, - спохватился Цейтцлер, - 1300.
- Следовательно, соотношение, - заключил Гитлер, - как один к трем.
- В целом, - поспешил успокоить Буле, - у нас все же, вероятно, должно быть 1800-2000.
Они закончили почти четырехчасовое совещание, не приняв никаких решений и оставаясь в тягостном ожидании.
Утром 12 декабря войска генерала Гота двинулись на выручку Паулюса. У железной дороги Тихорецк - Сталинград они потеснили соединения 51-й армии. Штаб группы армий "Дон" сразу же сообщил в ставку об успехе: Гот наступает, а 6-я армия сосредоточивает в южной части "котла" все пригодные к действию танки - их оказалось 60 - и снабдила их горючим, которого могло хватить, правда, только на 20 км марша{921}.
Но стойкость обороны войск генерала Труфанова нарастала, и уже на второй день наступления Манштейн сообщил: со своими двумя танковыми дивизиями он "не сможет добиться решающего успеха", ибо "при широко растянутых флангах не обойдется имеющимися в его распоряжении силами"{922}.
Тревога по поводу нажима Красной Армии на среднем течении Дона, где фронт держали итальянцы, заставила штаб оперативного руководства оставить на плацдарме за Чиром две танковые дивизии, не бросая их на выручку 6-й армии. "Фюрер решил, - сообщал журнал военных действий ОКВ, - что 11-я танковая дивизия останется в ее теперешнем положении на плацдарме Чира, имея в виду двигаться против этого сильного наступления врага, и что кроме 11-й будет подведена 17-я танковая дивизия группы Гота"{923}. Но ведь Гот двигается на выручку Паулюсу, можно ли брать у него войска?
У нас не вызывает сомнений тот факт, что уже вскоре после начала операции "Зимняя гроза" генеральный штаб и Гитлер признали возможным принести в жертву окруженную 6-ю армию, если наступление Красной Армии на Среднем Дону окажется успешным. Пессимистические нотки в докладах Манштейна укрепили руководителей из "Вольфшанце" в их намерениях. Именно в этот день колебаний, 13 декабря, Гитлер впервые высказал мысль о необходимости, "принимая во внимание положение группы армий "Дон", вывести 1-ю танковую армию с Кавказа"{924}, ибо катастрофа на Волге может повлечь такую же катастрофу и южнее. Намерение оставить Кавказ - предмет долгих и давних вожделений - созревало именно теперь, в связи с угрозой советского наступления на Дону и затуханием операции по выручке 6-й армии. Перед нами - убедительное доказательство неразрешимых противоречий, перед которыми стоял генеральный штаб: он оказался не в состоянии справиться с развитием событий и был готов отказаться от своих главных планов.
Но пока не все казалось потерянным. Еще несколько дней верховному командованию суждено было колебаться. Итальянцы удерживали полосу своей обороны. У ставки появился проблеск надежды: русские не имеют сил для крупного удара, думали там, и лишь проводят демонстрацию наступления{925}. Гот сделал новый рывок. Он достиг реки Аксай, а затем его танки подошли к Верхне-Кумской.
- До 6-й армии 48 километров, - пронеслось по фронту.
Но советское командование действовало решительно и точно.
Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии сосредоточила силы для отражения попыток деблокады 6-й немецкой армии. Генерал-полковник А. М. Василевский, возглавивший борьбу против атакующих сил Манштейна, получил разрешение Ставки ввести здесь, на критическом участке, 2-ю гвардейскую армию, генерала Р. Я. Малиновского. Небольшая и ничем не примечательная река Мышкова стала тем вошедшим в историю Сталинградской битвы рубежом, на котором войска генералов Малиновского и Труфанова в ожесточенных боях второй половины декабря 1942 г. остановили прорыв Гота в тот самый момент, когда залпы его орудий уже с великой надеждой слушали войска Паулюса в сталинградском "котле".
И в то же самое время, когда контрудары советских войск затормозили танки Гота, усилился нажим на 8-ю итальянскую армию. От итальянцев пришло сообщение: противник вклинился в позиции дивизий "Равенна" и "Коссериа". В этот период напряжение в гитлеровской ставке достигло предела.
Наконец грянул удар, который потряс до основания все шатающееся здание германской стратегии на юге.
Верховное Главнокомандование Красной Армии решило одновременно с мероприятиями по ликвидации 6-й армии осуществить план расширения фронта наступления. Еще в ноябре была начата подготовка операции Юго-Западного фронта и левого крыла Воронежского фронта по разгрому 8-й итальянской армии на Среднем Дону{926}. С началом наступления Манштейна удар было решено направить в тыл его группировке.
В густом утреннем тумане 16 декабря удар на среднем течении Дона был нанесен. Теперь пламя гигантской битвы охватило еще большее пространство. 18 декабря советские войска Юго-Западного и Воронежского фронтов под командованием генералов Н. Ф. Ватутина и Ф. И. Голикова главными силами смяли и уничтожили итальянскую оборону. Через широкий прорыв двинулся поток советских танковых корпусов. В рокоте мощной армады, неумолимо рвавшейся вперед по заснеженной степи в тыл группе армий "Дон", гитлеровская ставка услышала грозный сигнал победы советского оружия.
"Кризисным днем первостепенного значения" назвал день 18 декабря генерал Варлимонт{927}. Грейнер записал в журнале военных действий верховного командования: "Большое русское наступление против 8-й итальянской армии началось вчера утром и привело к глубокому прорыву центра армии. Враг прорвался также в армейской группе Холидта. Фюрер приказывает отвести фронт на обоих участках на более короткую позицию, потому что здесь его принцип безусловно удерживать передовую линию - перед лицом бегущего потока итальянцев неприменим"{928}.
Новое наступление Красной Армии создало для гитлеровского вермахта угрозу "Сверх-Сталинграда" (Super-Stalingrad), как это стали называть в ставке, т. е. полного окружения всего южного фланга гитлеровских вооруженных сил на советско-германском фронте, от Дона до Кавказа и Черноморского побережья.
"Так перед рождеством завершилась последняя кратковременная отсрочка, пишет В. Гёрлиц. - В дни перед сочельником произошла давно ожидаемая катастрофа 8-й итальянской армии. Советы нанесли удар через Дон на юг. Обстоятельства грозили Сверх-Сталинградом, отсечением всей группы армий "А" на Кавказе. Манштейн был озадачен тем, что для него наверняка было самым горьким событием в жизни: он должен был отвести силы Гота, чтобы еще попытаться по меньшей мере заткнуть брешь в глубине". Операция по выручке 6-й армии провалилась. И хотя затем еще несколько дней группа Гота немного продвигалась вперед, она вскоре была накрепко остановлена. Теперь генеральный штаб признал полное бессилие помочь окруженным. Более того, он стал утрачивать интерес к 6-й армии перед лицом надвигающихся еще более грозных событий. Штаб группы армий "Дон" получил разрешение уехать из Новочеркасска в Таганрог. Манштейн, этот "лучший оперативный ум генерального штаба", не смог правильно рассчитать силы. Его армия встретила упорное сопротивление советских войск, а потом подверглась их сокрушительному удару. Теперь он уезжал от злополучной 6-й армии, признавая тем самым свое бессилие и поражение.
Разгром советскими войсками 8-й итальянской армии, быстрое развитие наступления к югу армий генералов Н. Ф. Ватутина и Ф. И. Голикова, угроза "Сверх-Сталинграда" - все это требовало от гитлеровского генерального штаба новых решений. И смысл их мог быть теперь один: полный отказ от каких-либо наступательных действий, немедленный переход к обороне и отступление.
Кризисный день 18 декабря, когда положение 8-й итальянской армии уже и в генеральном штабе оценивалось как катастрофическое, вызвал крайнюю тревогу в Риме. После обеда в ставку Гитлера прибыли высокопоставленные итальянцы: министр иностранных дел граф Чиано и начальник штаба "Командо Супремо" маршал граф Кавальеро.
На следующий день начались бурные переговоры.
"Итальянские гости" находились в ставке Гитлера с 18 по 20 декабря. Главная цель их приезда состояла в том, чтобы убедить Гитлера сделать попытку в "какой-либо форме договориться со Сталиным", т. е. попытаться заключить мир, а потом направить главные усилия вермахта в Средиземноморье. Гитлер отвечал, что нет никакой необходимости добиваться соглашения с Советским Союзом во имя интересов Североафриканского театра. Нужно, "не ослабляя армию на востоке, направить значительные силы к югу". Решительно отвергая предложения о переговорах с Советским Союзом, Гитлер саркастически предложил "вернуть дуче его армию". Он заменит ее тремя немецкими дивизиями, прибывающими из Франции.
Что касается положения в Северной Африке, то все пришли к заключению, что неудачи здесь происходят главным образом из-за срыва союзной авиацией работы итало-германского морского транспорта. Кавальеро добился обещания дополнительной помощи немецкой авиации, а Гитлер настаивал на активизации итальянского флота{929}.
"Когда снова вернулись к положению на донском участке фронта, Гитлер уточнил: он теперь срочно высвободит на Кавказе дивизию СС "Викинг", передаст ее Готу, прикажет Паулюсу оставить Сталинград и сосредоточить силы для прорыва. И тогда он отдаст дуче его армию, а вместо нее введет немецкую армейскую группу: из Франции уже двигаются новые дивизии.
Все это оказалось мечтой. Наступление советских войск на Дону продолжало развиваться и шириться, создалась прямая угроза глубокого охвата всей кавказской группировки. Гот больше не продвигался ни на шаг. 6-я армия почти не получала продовольствия и боеприпасов. Разгром итальянцев стал фактом.
В ночь на 29 декабря решение было принято окончательно: "Группы армий "А" и "Дон" отвести далеко назад и объединить под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна"{930}. Они превращались в группу армий "Юг". Разосланная следующим утром директива Гитлера гласила: "Моим стремлением впредь, как и раньше, остается удержать 6-ю армию в ее крепости и создать предпосылки для освобождения. Вместе с тем необходимо избежать нового "котла" в связи с отступлением союзных войск или отходом наших слабых сил, или в результате созданного в отдельных местах сильного превосходства противника. Кроме того, необходимо путем подвижного ведения боевых действий в отдельных местах вырвать у русских инициативу и снова обеспечить превосходство немецкого руководства"{931}. Группа армий "А" отступала на линию Майкоп - Армавир Сальск. Группа армий "Дон" получила довольно неопределенную задачу: "сделать все" для освобождения 6-й армии. Отводить свои силы на запад, только "если это будет безусловно необходимо", до линии Константиновская - река Северный Донец{932}. Одновременно Кейтель отдал приказ перебросить с запада на Восточный фронт три дивизии СС.
"Из сообщений, полученных от румынского генерального штаба, с которым я в течение всего дня поддерживал связь, - писал он, - очевидно, что положение 3-й армии очень серьезно и что она не располагает в данное время никакими резервами. Генерал Ласкар сообщает, что у него нет боеприпасов, хотя ему боеприпасы были обещаны, и что подошла уже последняя минута, когда хоть с какой-то надеждой на успех можно попытаться вырваться из окружения. По приказу командующего группой армий "Б" генерал Ласкар обязан держаться, и он требует от меня непосредственных приказов... На основании изложенного здесь положения вещей и учитывая то немалое время, которое потребуется для ввода в действие сконцентрированных сил, я бы предпочел, чтобы генерала Ласкара выручили. В противном случае до прибытия немецких сил группа Ласкара может быть полностью уничтожена, так как какое-нибудь ощутимое снабжение боеприпасами и продовольствием исключается.
Я делаю это разъяснение о положении вещей не потому, что меня оно тревожит, а на основании политической ответственности, которую я несу в отношении страны, и руководствуясь желанием не оставить 3-ю армию на полное уничтожение, армию, которую не смог бы заново выставить. Исходя из этих соображений, я прошу фюрера учесть эти доводы и принять решение"{911}.
Гитлер получил телеграмму и ночь на 23 ноября и сразу же ответил. В заискивающих выражениях фюрер сообщал "его сиятельству маршалу Антонеску", что еще до получения телеграммы он принял меры для выручки окруженных румынских войск, в адрес которых, особенно "солдата непревзойденных качеств Ласкара", рассыпал похвалы. "Я глубоко убежден, - заканчивал свое письмо Гитлер, - что, как это уже часто бывало в борьбе против Советского Союза, лучшее полководческое искусство и лучшие солдаты восторжествуют над имевшимися вначале успехами врага". Вслед за этим чисто нацистским хвастовством шло: "За образцовое руководство генералом Ласкаром своими войсками я выражаю ему свое особое уважение. Поэтому еще вчера, как воздание должного его особым заслугам, как отличившемуся офицеру из среды наших союзников, я наградил его рыцарским крестом и дубовыми листьями"{912}.
Никакой помощи окруженным, кроме совета прорваться из кольца, германское командование дать не смогло.
Но если румынский диктатор еще сохранял видимость дипломатического лоска, то разговоры на уровне генеральных штабов теперь велись прямо-таки в скандальной форме.
Вечером 23 ноября германский представитель в румынском командовании генерал Гауффе, проехав по затемненным улицам Ростова, вошел в дом, где располагался начальник румынского генерального штаба Штефля. В большой комнате оказались также министр обороны Пантази и несколько офицеров.
Очередная беседа началась в дружественном тоне. Гауффе зачитал телеграмму Антонеску и ответ Гитлера насчет Ласкара. "Телеграммы этих двух великих людей, - торжественно заключил генерал, - снова демонстрируют перед человечеством глубокую связь этих двух великих мужей. Я поздравляю румынскую армию по поводу награждения генерала Ласкара дубовыми листьями".
Ответ генерала Штефли оказался совершенно неожиданным. В крайне возбужденном тоне, торопясь, он говорил:
- Приказ о прорыве группы Ласкара был отдан слишком поздно. Он еще 21 ноября просил разрешения прорваться, но фюрер отклонил просьбу. Котел под Распопинской стал в миниатюре вторым Сталинградом. Прорываться 23-го, когда группа Ласкара получила разрешение, было уже невозможно. Видимо, Ласкар погиб еще до приказа на прорыв. Румынский летчик, который вчера приземлился у командного пункта Ласкара, сегодня видел там только горящие дома и убитых румын. Приказ о проведении прорыва мог еще не быть известен войскам группы Ласкара, поэтому 120 офицеров, 140 унтер-офицеров и 2 тысячи человек солдат, ушедших из окружения, будут судимы военно-полевым судом. Промедление в отдаче приказа о прорыве было причиной потери четырех румынских дивизий.
Резкий, экспансивный Штефля, наливаясь кровью, бросал в лицо остолбеневшему Гауффе все, что накипело против германского союзника.
- Предостережения и просьбы в течение целых недель и обращения ко всем немецким командным органам - в главное командование сухопутных сил, к господам Вейхсу и Готу, а также к начальнику немецкой миссии сухопутных сил - были напрасны. Напрасно я предостерегал от того, чтобы румынским войскам давать такие широкие участки фронта. И действительно, прорыв был произведен только там, где батальоны должны были держаться на 5 - 6 километров. Я предостерегал, чтобы 3-ю румынскую армию не выставляли на такой широкий фронт обороны. Подобное же предостережение я делал в отношении нашей 4-й армии. Из трех дивизий румынской 4-й армии осталось три батальона, а вся их материальная часть погибла. На все это я во время своего посещения генерал-полковника Гота своевременно обратил его внимание.
Штефля продолжал, не переводя дыхания:
- Румынская танковая дивизия четыре дня оставалась без доставки горючего, а из своих запасов ей нужно было еще отдать часть немецкой 22-й танковой дивизии. Многое из нашей механической тяги поэтому погибло, в числе прочего 35 танков. С группой Гейма не имелось никакой связи, русским удалось имитированным сообщением по радио дезориентировать румынскую танковую дивизию. Противотанковые пушки группы Ласкара даже на расстоянии 5 метров не оказывали никакого действия против тяжелых танков противника. Главное командование сухопутных сил не выполнило просьбу румын, это и есть причина гибели двух румынских армий{913}.
Гауффе молча слушал взбешенного начальника румынского генерального штаба и, когда тот кончил, пообещал "передать по назначению упреки в адрес главного командования".
Поздно ночью генерал Гауффе писал донесение в штаб верховного главнокомандования: "Я высказал мое крайнее сожаление, что перед лицом событий начнутся споры о виновности или невиновности, вместо того чтобы решительно прийти на помощь... Я повторил, что все немецкие инстанции стремились и сейчас стремятся помочь румынским войскам, где только можно"{914}.
Но на полях сражения никто не помогал разбитым румынским частям. Ни генерал Ласкар, ни его солдаты даже не знали, что произведены в герои, что по их адресу говорят высокопарные и фальшивые слова, что они служат разменной монетой в игре двух встревоженных диктаторов - партнеров по преступлению. Просто генерал Ласкар находился в плену, а его солдаты лежали мертвыми в заснеженной степи недалеко от русской станицы Распопинской.
V
Манштейн, получивший задачу возглавить операцию по освобождению 6-й армии, прибыл в Новочеркасск, где формировался штаб группы армий "Дон", и 27 ноября вступил в командование. Он вызвал генерала Шульца - начальника штаба. Изучив карту, оба решили, что положение в общем не такое уж плохое. Остаткам 3-й румынской армии удалось задержаться на реке Чир. Благодаря энергичным действиям ее начальника штаба, немецкого генерала Венка, фронт установился довольно прочно: русские сюда не наступали, оставили только прикрытие, а Венк буквально швырял в оборону все, что могло двигаться и стрелять, - разные тыловые и охранные роты, всевозможные команды и отряды, разбитые полки и батареи. Далее к югу фронт протянулся в излучине Дона. Там, под Котельниково, нужно быстрее сосредоточить ударный кулак. Манштейн верил в успех.
Однако чем больше вникал он в суть обстановки, тем отчетливее понимал, что немедленно начать марш на выручку Паулюса не может. Необходимо дождаться подхода двух новых танковых дивизий, но пока в Котельниково прибыли из Франции только четыре эшелона из нескольких десятков, и он не может сформировать ударную группу под командованием Гота. Он почти не имеет транспорта, а с авиацией из рук вон плохо: всего одна боевая группа бомбардировщиков и две истребителей. Манштейн заключил: раньше 9 декабря наступление не начнется, даже если полная катастрофа 6-й армии произойдет немедленно. А такая опасность не исключена. У Паулюса боеприпасы и продовольствие на исходе. Геринг не выполняет обязательства: 30 ноября из 38 транспортных самолетов долетело только 12. Продовольствия, по расчетам ОКВ, хватит только до 5 декабря, боеприпасов крупных калибров - до 12-го{915}.
Генеральный штаб задумал провести операцию по освобождению армии Паулюса двумя этапами. В ходе первого (операция "Зимняя гроза") - пробить, по выражению генштабистов, "просеку для снабжения" и двинуть через нее в "котел" автоколонны. Первая такая колонна грузовиков с горючим стояла наготове. На втором этапе (операция "Удар грома") следовало полностью освободить 6-ю армию. Опасались: способна ли авиация снабдить Паулюса до начала "Зимней грозы" хотя бы минимумом необходимого? В конце ноября уже никто не мог ни за что поручиться: ежесуточно по воздуху перебрасывалось в среднем только 100 т, а требовалось гораздо больше{916}.
Еще больше забот и в ставке Гитлера, и в Новочеркасске стала вызывать угроза советского наступления против 8-й итальянской армии на Среднем Дону. Если оно произойдет до того, как Манштейн добьется решающего успеха, то весь замысел окончится провалом. Более того, если итальянская армия не сдержит атаку советских войск, то они смогут выйти в тыл группе армий "Дон" и даже группе армий "А", застрявшей на перевалах Кавказа.
Манштейн, еще с надеждой, сообщил 9 декабря в "Вольфшанце": при хорошей погоде он двинется на выручку 11-го или 12-го и предполагает 17-го соединиться с окруженными{917}. В журнале военных действий верховного командования появилась запись: "Фюрер весьма уверен, он хочет восстановить прежние позиции на Дону. Его намерение состоит в том, чтобы сорвать первую фазу большого зимнего наступления русских и не позволить им достигнуть решающего успеха"{918}.
10-го Манштейн сообщил, что перейдет в наступление послезавтра. Но на рассвете следующего дня советские войска, руководимые генералом Н. Ф. Ватутиным, атаковали частью сил позиции 8-й итальянской армии.
После полудня 12 декабря в бункере Гитлера собрались его ближайшие помощники. Холодный сырой воздух с запахом хвои проникал в помещение. Все были хмуры и озабоченны. Несколько часов назад на Восточном фронте перешла в так давно ожидаемое наступление группа Гота. Ей предстояло соединиться с армией Паулюса. Одновременно поступили доклады: советские войска атакуют итальянскую армию на Дону. Последнее обстоятельство внушало крайнюю тревогу, и поэтому, когда в дверях рабочей комнаты Гитлера, где все уже расселись за длинным столом с аккуратно разложенными картами, появился Цейтцлер, фюрер вскочил:
- Произошло что-нибудь катастрофическое? - Таков был его первый вопрос, относящийся, как сразу поняли присутствующие, к донскому участку фронта.
- Нет, мой фюрер, - ответил успокаивающе Цейтцлер. - Нет. Манштейн достиг рубежа Аксай и захватил один мост. Атакованы только итальянцы. Они уже бросили все свои резервные батальоны.
- Из-за этой истории, - мрачно и тихо сказал Гитлер, - я больше страдаю бессонницей, чем из-за положения на юге. Неизвестно, что происходит.
- Нужно как можно скорее что-либо сделать, - заявил Цейтцлер. - Если бы русские использовали положение, то уже ночью могла бы произойти катастрофа... Поступают все новые агентурные сведения о подготовке высадки русских в Крыму. Они хотят воспользоваться плохой погодой.
- Это вероятно, - заметил Гитлер. - Может ли наш флот также использовать непогоду?
- В таких условиях невозможно высадиться, - сказал Иодль.
Гитлер вскипел:
Русские это делают, они могут пройти. Мы же в снегопад, при таких же условиях не можем действовать. Это я допускаю, - закончил он. - На русских это похоже.
Все присутствующие старались не говорить о Сталинграде. Они как бы оттягивали неприятный момент. Вот теперь Цейтцлер докладывал о Кавказе.
- Здесь, - он провел пальцем по изображенному на карте выступу фронта у Орджоникидзе, - русские сильно атакуют. Я еще раз оценил обстановку и думаю, что мы должны отступить с этого участка.
- Я боюсь только одного, - ответил Гитлер, - если мы здесь теперь отступим, то потеряем всю технику. Но этого нам совсем не нужно.
- Нет, все, конечно, должно быть планомерно подготовлено. Длинная беседа о всяких деталях на кавказском участке затягивалась. Когда наконец все исчерпалось, разговор сам по себе перешел на Сталинград.
- Здесь события развиваются так, - рука Цейтцлер а быстро скользнула по карте. - Сегодня фельдмаршал Манштейн сообщил мне, что под нажимом русских потерял вот этот мост. Это неприятно, так как тут проходила линия снабжения. Сегодня днем было трудное сражение. Манштейн занял Рычков. Из 8-го кавалерийского корпуса сообщили, что он перешел к обороне. Здесь, наверху, он показал на северный фас "котла", - еще неясно, что предпримут русские. Против 6-й армии наступление было главным образом вот тут, - палец остановился на участке реки Чир. - Фельдмаршал Манштейн сегодня сообщал о подготовке этого наступления и подтвердил письменным донесением.
- Да, но ведь от него до 6-й армии всего лишь 80 километров по воздуху! воскликнул Гитлер
Дискуссия затягивалась.
Так, здесь, в Восточной Пруссии, они, еще не теряя надежду на лучшее, пытались разыграть на картах гигантское сражение, происходившее в нескольких тысячах километров от них. Там, в заснеженных просторах между Волгой и Доном, гибли все их планы,
Совещание продолжалось.
- Наша главная ошибка этого года, - заявил Гитлер, - заключалась в том, что мы наступали на Сухиничи{919}.
Не Сталинград и Кавказ, не "генеральное наступление" против Советского Союза в целом, а Сухиничи! Таковы, с их точки зрения, были масштабы просчета.
Теперь говорил Цейтцлер:
- В группе армий "Центр" со снабжением стало несколько напряженно, во-первых, из-за недостатка эшелонов, во-вторых, снова очень усилилась деятельность партизан. Тем более, что выведены соединения СС. Партизаны действуют планомерно{920}.
Гитлер слушал. Он ничего не предлагал. Он хотел понять, что ждет их дальше. Для этого нужно выяснить положение с танками. Сколько имеют их русские?
- По нашим агентурным данным, 4800. Но это, пожалуй, преувеличено.
- А какова численность наших танков на фронте?
Цейтцлер замешкался. Он не взял с собой справки и точно не помнит. В разговор вмешивается начальник организационного отдела Буле:
- Должно быть, тысяча.
- Я думаю, - спохватился Цейтцлер, - 1300.
- Следовательно, соотношение, - заключил Гитлер, - как один к трем.
- В целом, - поспешил успокоить Буле, - у нас все же, вероятно, должно быть 1800-2000.
Они закончили почти четырехчасовое совещание, не приняв никаких решений и оставаясь в тягостном ожидании.
Утром 12 декабря войска генерала Гота двинулись на выручку Паулюса. У железной дороги Тихорецк - Сталинград они потеснили соединения 51-й армии. Штаб группы армий "Дон" сразу же сообщил в ставку об успехе: Гот наступает, а 6-я армия сосредоточивает в южной части "котла" все пригодные к действию танки - их оказалось 60 - и снабдила их горючим, которого могло хватить, правда, только на 20 км марша{921}.
Но стойкость обороны войск генерала Труфанова нарастала, и уже на второй день наступления Манштейн сообщил: со своими двумя танковыми дивизиями он "не сможет добиться решающего успеха", ибо "при широко растянутых флангах не обойдется имеющимися в его распоряжении силами"{922}.
Тревога по поводу нажима Красной Армии на среднем течении Дона, где фронт держали итальянцы, заставила штаб оперативного руководства оставить на плацдарме за Чиром две танковые дивизии, не бросая их на выручку 6-й армии. "Фюрер решил, - сообщал журнал военных действий ОКВ, - что 11-я танковая дивизия останется в ее теперешнем положении на плацдарме Чира, имея в виду двигаться против этого сильного наступления врага, и что кроме 11-й будет подведена 17-я танковая дивизия группы Гота"{923}. Но ведь Гот двигается на выручку Паулюсу, можно ли брать у него войска?
У нас не вызывает сомнений тот факт, что уже вскоре после начала операции "Зимняя гроза" генеральный штаб и Гитлер признали возможным принести в жертву окруженную 6-ю армию, если наступление Красной Армии на Среднем Дону окажется успешным. Пессимистические нотки в докладах Манштейна укрепили руководителей из "Вольфшанце" в их намерениях. Именно в этот день колебаний, 13 декабря, Гитлер впервые высказал мысль о необходимости, "принимая во внимание положение группы армий "Дон", вывести 1-ю танковую армию с Кавказа"{924}, ибо катастрофа на Волге может повлечь такую же катастрофу и южнее. Намерение оставить Кавказ - предмет долгих и давних вожделений - созревало именно теперь, в связи с угрозой советского наступления на Дону и затуханием операции по выручке 6-й армии. Перед нами - убедительное доказательство неразрешимых противоречий, перед которыми стоял генеральный штаб: он оказался не в состоянии справиться с развитием событий и был готов отказаться от своих главных планов.
Но пока не все казалось потерянным. Еще несколько дней верховному командованию суждено было колебаться. Итальянцы удерживали полосу своей обороны. У ставки появился проблеск надежды: русские не имеют сил для крупного удара, думали там, и лишь проводят демонстрацию наступления{925}. Гот сделал новый рывок. Он достиг реки Аксай, а затем его танки подошли к Верхне-Кумской.
- До 6-й армии 48 километров, - пронеслось по фронту.
Но советское командование действовало решительно и точно.
Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии сосредоточила силы для отражения попыток деблокады 6-й немецкой армии. Генерал-полковник А. М. Василевский, возглавивший борьбу против атакующих сил Манштейна, получил разрешение Ставки ввести здесь, на критическом участке, 2-ю гвардейскую армию, генерала Р. Я. Малиновского. Небольшая и ничем не примечательная река Мышкова стала тем вошедшим в историю Сталинградской битвы рубежом, на котором войска генералов Малиновского и Труфанова в ожесточенных боях второй половины декабря 1942 г. остановили прорыв Гота в тот самый момент, когда залпы его орудий уже с великой надеждой слушали войска Паулюса в сталинградском "котле".
И в то же самое время, когда контрудары советских войск затормозили танки Гота, усилился нажим на 8-ю итальянскую армию. От итальянцев пришло сообщение: противник вклинился в позиции дивизий "Равенна" и "Коссериа". В этот период напряжение в гитлеровской ставке достигло предела.
Наконец грянул удар, который потряс до основания все шатающееся здание германской стратегии на юге.
Верховное Главнокомандование Красной Армии решило одновременно с мероприятиями по ликвидации 6-й армии осуществить план расширения фронта наступления. Еще в ноябре была начата подготовка операции Юго-Западного фронта и левого крыла Воронежского фронта по разгрому 8-й итальянской армии на Среднем Дону{926}. С началом наступления Манштейна удар было решено направить в тыл его группировке.
В густом утреннем тумане 16 декабря удар на среднем течении Дона был нанесен. Теперь пламя гигантской битвы охватило еще большее пространство. 18 декабря советские войска Юго-Западного и Воронежского фронтов под командованием генералов Н. Ф. Ватутина и Ф. И. Голикова главными силами смяли и уничтожили итальянскую оборону. Через широкий прорыв двинулся поток советских танковых корпусов. В рокоте мощной армады, неумолимо рвавшейся вперед по заснеженной степи в тыл группе армий "Дон", гитлеровская ставка услышала грозный сигнал победы советского оружия.
"Кризисным днем первостепенного значения" назвал день 18 декабря генерал Варлимонт{927}. Грейнер записал в журнале военных действий верховного командования: "Большое русское наступление против 8-й итальянской армии началось вчера утром и привело к глубокому прорыву центра армии. Враг прорвался также в армейской группе Холидта. Фюрер приказывает отвести фронт на обоих участках на более короткую позицию, потому что здесь его принцип безусловно удерживать передовую линию - перед лицом бегущего потока итальянцев неприменим"{928}.
Новое наступление Красной Армии создало для гитлеровского вермахта угрозу "Сверх-Сталинграда" (Super-Stalingrad), как это стали называть в ставке, т. е. полного окружения всего южного фланга гитлеровских вооруженных сил на советско-германском фронте, от Дона до Кавказа и Черноморского побережья.
"Так перед рождеством завершилась последняя кратковременная отсрочка, пишет В. Гёрлиц. - В дни перед сочельником произошла давно ожидаемая катастрофа 8-й итальянской армии. Советы нанесли удар через Дон на юг. Обстоятельства грозили Сверх-Сталинградом, отсечением всей группы армий "А" на Кавказе. Манштейн был озадачен тем, что для него наверняка было самым горьким событием в жизни: он должен был отвести силы Гота, чтобы еще попытаться по меньшей мере заткнуть брешь в глубине". Операция по выручке 6-й армии провалилась. И хотя затем еще несколько дней группа Гота немного продвигалась вперед, она вскоре была накрепко остановлена. Теперь генеральный штаб признал полное бессилие помочь окруженным. Более того, он стал утрачивать интерес к 6-й армии перед лицом надвигающихся еще более грозных событий. Штаб группы армий "Дон" получил разрешение уехать из Новочеркасска в Таганрог. Манштейн, этот "лучший оперативный ум генерального штаба", не смог правильно рассчитать силы. Его армия встретила упорное сопротивление советских войск, а потом подверглась их сокрушительному удару. Теперь он уезжал от злополучной 6-й армии, признавая тем самым свое бессилие и поражение.
Разгром советскими войсками 8-й итальянской армии, быстрое развитие наступления к югу армий генералов Н. Ф. Ватутина и Ф. И. Голикова, угроза "Сверх-Сталинграда" - все это требовало от гитлеровского генерального штаба новых решений. И смысл их мог быть теперь один: полный отказ от каких-либо наступательных действий, немедленный переход к обороне и отступление.
Кризисный день 18 декабря, когда положение 8-й итальянской армии уже и в генеральном штабе оценивалось как катастрофическое, вызвал крайнюю тревогу в Риме. После обеда в ставку Гитлера прибыли высокопоставленные итальянцы: министр иностранных дел граф Чиано и начальник штаба "Командо Супремо" маршал граф Кавальеро.
На следующий день начались бурные переговоры.
"Итальянские гости" находились в ставке Гитлера с 18 по 20 декабря. Главная цель их приезда состояла в том, чтобы убедить Гитлера сделать попытку в "какой-либо форме договориться со Сталиным", т. е. попытаться заключить мир, а потом направить главные усилия вермахта в Средиземноморье. Гитлер отвечал, что нет никакой необходимости добиваться соглашения с Советским Союзом во имя интересов Североафриканского театра. Нужно, "не ослабляя армию на востоке, направить значительные силы к югу". Решительно отвергая предложения о переговорах с Советским Союзом, Гитлер саркастически предложил "вернуть дуче его армию". Он заменит ее тремя немецкими дивизиями, прибывающими из Франции.
Что касается положения в Северной Африке, то все пришли к заключению, что неудачи здесь происходят главным образом из-за срыва союзной авиацией работы итало-германского морского транспорта. Кавальеро добился обещания дополнительной помощи немецкой авиации, а Гитлер настаивал на активизации итальянского флота{929}.
"Когда снова вернулись к положению на донском участке фронта, Гитлер уточнил: он теперь срочно высвободит на Кавказе дивизию СС "Викинг", передаст ее Готу, прикажет Паулюсу оставить Сталинград и сосредоточить силы для прорыва. И тогда он отдаст дуче его армию, а вместо нее введет немецкую армейскую группу: из Франции уже двигаются новые дивизии.
Все это оказалось мечтой. Наступление советских войск на Дону продолжало развиваться и шириться, создалась прямая угроза глубокого охвата всей кавказской группировки. Гот больше не продвигался ни на шаг. 6-я армия почти не получала продовольствия и боеприпасов. Разгром итальянцев стал фактом.
В ночь на 29 декабря решение было принято окончательно: "Группы армий "А" и "Дон" отвести далеко назад и объединить под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна"{930}. Они превращались в группу армий "Юг". Разосланная следующим утром директива Гитлера гласила: "Моим стремлением впредь, как и раньше, остается удержать 6-ю армию в ее крепости и создать предпосылки для освобождения. Вместе с тем необходимо избежать нового "котла" в связи с отступлением союзных войск или отходом наших слабых сил, или в результате созданного в отдельных местах сильного превосходства противника. Кроме того, необходимо путем подвижного ведения боевых действий в отдельных местах вырвать у русских инициативу и снова обеспечить превосходство немецкого руководства"{931}. Группа армий "А" отступала на линию Майкоп - Армавир Сальск. Группа армий "Дон" получила довольно неопределенную задачу: "сделать все" для освобождения 6-й армии. Отводить свои силы на запад, только "если это будет безусловно необходимо", до линии Константиновская - река Северный Донец{932}. Одновременно Кейтель отдал приказ перебросить с запада на Восточный фронт три дивизии СС.