Прошкин Евгений Александрович. Слой

   — У любого, — спокойно произнес Ренат. — А ты, Костя, ножик-то убери. Нехорошо это. Мы же как люди уходим. Презент вам приготовили, для нужд политической борьбы.
   Двое бойцов выволокли из комнаты клетчатый баул с оружием.
   — По-царски, — сказал Петр. — А мне тебе и подарить нечего.
   — Если б не ты, я, может, до сих пор в больничке бы сшивался. Так что в расчете.
   Они удалились не так изящно, как Настя с Людмилой. Ушли, гремя железками и звеня водкой, но, когда их шаги затихли, в квартире вдруг стало невообразимо пусто. Никто больше не матерился, не толкался на кухне, никто не смотрелся в зеркальце и не благоухал косметикой.
   Петр и Костя молча стояли над сумкой, и все вокруг: переполненная пепельница, макароны на плите, бумажка с Настиным телефоном — напоминало о том, что совсем недавно их было девять. Тоже не сотня, но все-таки...
   — Не вижу трагедии, — нарочито бодро сказал Константин. — А с Нуркиным я вот что решил...
   — Он нам теперь не по зубам, — прервал его Петр. — Даже если мы обвешаемся всеми этими «стволами». Даже если угоним военный вертолет. Упустили мы время, когда он был простым бухгалтером. Все, Костя.
   — Ты рано сдох, командир.
   — Я что-то устал сегодня. Пойду прилягу. Петр перешагнул через сумку и отправился в комнату.
   Оставшись в одиночестве, Константин машинально соорудил себе бутерброды и, не ощущая вкуса, так же машинально их съел. Затем меланхолически покачался на табуретке и наконец очнулся. Подойдя к баулу, он достал один пистолет и, неторопливо заполнив обойму, сунул его за пояс.
   — Я прогуляюсь.
   — Тебе нельзя, — вяло произнес Петр.
   — Меня уже не ищут.
   — Тебя будут искать всю жизнь. О! Про факельное шествие говорят.
   Костя заглянул в комнату — по телевизору показывали горелые автобусы и экспертов, копавшихся в черных ошметках.
   — Следствие отрабатывает две версии, — сообщил репортер. — Неосторожное обращение с огнем одного из задержанных и неисправность электрооборудования.
   — Какое такое в ментовском автобусе электрооборудование? — спросил Костя.
   В ответ Петр лишь махнул рукой.
   Константин открыл входную дверь, но остановился и, вернувшись на кухню, выложил пистолет.
   — Не ходи, — попросил Петр.
   — Я скоро.
   Костя взял с тумбочки ключи и вышел. Петр дождался, пока не щелкнет замок, полежал для гарантии еще с минуту и резко встал.
   Найдя свой пиджак, он надорвал подкладку и извлек из потайного кармашка визитную карточку.
   Коричневый от жира диск постоянно срывался, поэтому набрать номер ему удалось только с третьего раза.
   — Это Еремин, — проговорил он севшим голосом.
   — Здравствуй, Петя. Что у тебя?
   — Роговцева на Нуркина.
   — Ты предлагаешь обмен?
   — Да, если ты не раздумал.
   — Со мной такого не бывает, сотник. А Нуркин тебе нужен живым или мертвым?
   — Без разницы.
   — Завтра в новостях. А Роговцев?
   — Завтра, — сказал Петр, с трудом проглотив комок.
   — Обманешь — убью.
   — Я знаю, Сан Саныч.
   Он положил трубку и поплелся к холодильнику. Ренат должен был оставить водки.
   Немного водки, чтобы запить отвращение к себе.
 

* * *

 
   Как только Константин вышел на улицу, у него закружилась голова. Два месяца в заточении, большая часть лета. То, чему принято радоваться, то, к чему готовятся и с таким нетерпением ждут, прошло мимо. Все это время он просидел в квартире Бориса, и даже в момент переезда, когда можно было хоть на час оказаться под открытым небом, он по иронии судьбы провел в трансе. Свежим воздухом за него дышал учитель. Впрочем, ему это было нужнее, ведь он это делал в последний раз.
   На новом месте Костя ориентировался не так чтоб очень хорошо — как любой москвич в любом районе. Достаточно было того, что он знал: каждая маленькая улочка выводит на большую, а та рано или поздно приведет к метро. С этим знанием он и отправился на прогулку.
   Первым, что его поразило, было обилие мусора. На тротуарах валялось неимоверное количество оберток от мороженого, сигаретных пачек и еще чего-то неопределенного, во что и вглядываться не хотелось. Все это пожухло, запылилось, затопталось и склеилось в сплошной ковер. В этом мягком покрытии было что-то необычное, отличавшее его от простой грязи, и Костя, помучившись, наконец сообразил: бутылки. Вокруг было много пивных бутылок — целых, вполне годных к сдаче в приемный пункт. Никто их почему-то не собирал.
   Прохожие напоминали жителей осажденного города. Бежать было поздно, прятаться — бесполезно, и все, что людям осталось, — это надеяться.
   «Именно это они и делают», — догадался Константин. Они надеются. Надеются, что их не коснется — болезнь, зомбирование, проклятие, как называют они то, что сейчас происходит. Они хотят быть самими собой. А кто же тогда перекинутые? Разве он, Костя Роговцев, — это не он? Конечно, он. Но где же теперь учитель географии?
   "Всего один процент, — сокрушенно подумал Костя. — По данным исследований — десять перекинутых на тысячу населения. Получается, что в Москве их уже сто тысяч. Каждый — со своей версией действительности, со своим 'пониманием «нормального мира».
   Сто тысяч — тысяча сотен, перевернул цифру Константин. Огромная сила. В Народном Ополчении столько не было. Значит, та война по сравнению с этой — тьфу. Там — только разминка...
   Он посмотрел на дома, на еще целые витрины, на фонарные столбы. Еще — не занятые.
   Подойдя к метро, Костя наткнулся на связанные цепью турникеты. «По техническим причинам» — разъясняла картонная табличка. Пока не работали лишь отдельные станции. Пока начальство метрополитена считало нужным перед кем-то оправдываться, но на город уже надвигалось, как тень грозовой тучи, то, что Константин помнил по Родине. Она наступала — та реальность, которую он когда-то путал с этой. Закрытое метро, черный рынок, где бриллианты меняют на хлеб, мародерство и расстрелы на месте. И кучка идеалистов, попытавшихся навести хоть какой-то порядок, и Чрезвычайное Правительство, предложившее свое видение порядка — с колоннами, марширующими прямо на Колыму.
   Нет, кажется, на Родине было иначе — сначала Правительство, потом Ополчение. Или одновременно... Это случилось так быстро, что никто не успел понять, где чья сторона. Нужно было срочно делиться и выбирать. Срочно становиться чьим-то другом и чьим-то врагом...
   Обойдя мраморный павильон, Костя отыскал целый телефон-автомат и вытащил из-под манжеты мятый клочок. Сотовая связь пока действовала. В его слое мобильники замолчали первыми. А может, здесь еще просто не началось. Не началось по-настоящему.
   — Алло, — сказала Людмила. Константин неожиданно засомневался, правильно ли он поступает.
   — Костя? — угадала она.
   — У тебя что, других абонентов нет?
   — Главный мой абонент — это ты. Но я сейчас не могу...
   — Людмила, как быть с Немаляевым?
   — Попробуй сам. Его номер есть у Петра.
   — Нельзя, — отрезал Константин. — По-моему, я и так выхожу у него из доверия.
   — Тогда до вечера.
   — В смысле? — спросил он, но Людмила уже отключилась.
   Костя провел рукой по кнопкам и медленно опустил трубку. В животе булькнуло, и он вспомнил, что макароны так и остались в кастрюле. Повертев головой, он увидел возле магазина летнее открытое кафе и по диагонали пошел через площадь.
   Время было раннее, часов девять, солнце еще жарило в полную силу, но народу становилось все меньше. Редкие машины держались подальше от тротуара и неслись, не глядя на сигналы светофора.
   Мимо Константина, чуть не задев его крылом, промчался черный «БМВ». Костя показал машине кулак и кое-что добавил устно — не для них, для себя. «БМВ» сбавил скорость, и из заднего окна высунулся какой-то человек. Константин бросился на землю — через мгновение над ним прошла автоматная очередь. Стреляли так же, как он ругался, — не прицельно. Чтоб отвести душу.
   Когда машина уехала, он поднялся и, отряхнувшись, преодолел вторую половину пути.
   Кафе — белые столы и пестрые зонтики — переживало упадок. Пластмассовые стулья, сложенные один в другой, стояли сбоку, лишь в центре, хищно наклонившись над тарелкой, сидел бомжеватого вида субъект.
   — Эй! — позвал Константин.
   Бомж вздрогнул и что-то быстро проглотил.
   Из сумрачного помещения выплыла усталая женщина в шелковом переднике.
   — У вас покушать можно?
   — Конечно. Сейчас я вас посажу... Где вам удобней?
   — Не беспокойтесь, я сам. — Он подошел к неровной пирамиде и, выдернув верхний стул, поставил его к ближайшему столику.
   — Вы с этими, на машинах, поосторожней, — сказала официантка. — Одного так и убили. Прямо на том месте, где вас...
   — А милиция?
   — А что милиция? Вон они все, за углом. Что вы будете?
   — Сейчас...
   Константину вдруг показалось, что он не взял с собой денег. Он потрогал карманы и, обнаружив там только мелочь, встал из-за стола.
   — По затылку вроде не били, а тут на тебе, — виновато произнес он.
   — Это поправимо, — сказала официантка. — Если не спешите, можете сходить за угол. Там по пятьдесят рублей дают, как раз на шашлык и колу.
   — А что за углом? — поинтересовался Костя.
   — Представительство партии Нуркина. Запишетесь к ним — заплатят. Здесь все так делают, — добавила она, покосившись на жующего бомжа.
   Константин перешагнул через низкое, опутанное искусственным плющом ограждение и направился к переулку. Откуда-то налетел пыльный ветер и, прогнав по асфальту стаю рваных газет, тут же успокоился. Площадь совсем опустела.
   Офис ППП располагался рядом, в соседнем доме. Фасад здания украшали плакаты со стильными черно-белыми портретами Нуркина. На крыльце, по обе стороны от двери, как бы между прочим переминались два милиционера.
   — В партию можно вступить? — бодро спросил Костя.
   — Смотря в какую, — пошутил один из постовых.
   Второй, помладше, бегло прощупал его бока, спину и брюки.
   — Проходи, — сказал он.
   Внутри было красиво и прохладно. Между двумя пальмами в глиняных кадках восседал еще один милиционер. За конторкой из ореха миловидная девушка в розовом костюме что-то отстукивала на компьютере.
   — Пожалуйста, — пригласила он. — Паспорт у вас с собой?
   — А без паспорта?
   — Тоже можно, но надо будет проверить по базе. Вот вам бланк, вот вам ручка. Заполняйте.
   Константин указал ф.и.о., дату рождения и адрес. Больше к нему вопросов не было. Девушка внесла данные и, убедившись, что все совпадает, выложила перед Костей полтинник.
   — Поздравляю, вы стали членом партии Прогрессивного Порядка. Ваш персональный номер — два миллиона сто тридцать девять тысяч восемьсот тридцать семь.
   — Порядковый номер, — усмехнулся Костя. — А если я преступник? Маньяк, серийный убийца? Вы меня приняли, а я, может, вас компрометировать буду...
   — Преступником человека признает только суд, — резонно возразила девушка. — А нам любой член дорог. Ой... — Она прыснула и прикрыла рот ладошкой.
   — Это останется между нами, — подмигнув, заверил Константин.
   Подходя к кафе, он издали помахал официантке купюрой, и женщина скрылась в темном проеме. Через секунду она вынесла поднос с тарелкой и бокалом. В бокале пузырилось что-то ярко-желтое.
   — Это фанта? Вы колу обещали.
   — Кола закончилась. Есть мандариновый сок.
   — Мне цитрусовые нежелательно.
   — Тогда минералки?
   — Годится.
   Он подцепил вилкой сразу два куска и макнул их в кетчуп. Шашлык был хороший, но с соусом Костя не рассчитал. Язык вспыхнул бенгальским огнем и потребовал жидкости — хоть какой-нибудь.
   — Даже и не знаю... — всплеснула руками официантка. — Минеральной тоже нет.
   — А давай меняться, — предложил бомж. — Мне фанту можно. Мне все можно.
   — Что у тебя там?
   — Что-то вишневое. — Бомж торопливо отпил и поставил перед Костей полупустой стакан.
   Костя поковырял в тарелке мясо — ему предстояло осилить целую порцию.
   — А давай! — отчаянно сказал он.
   В халупу, гордо именуемую базой, Константин вернулся к одиннадцати. Петр высунулся из-за диванной подушки и, убедившись, что это свой, снова лег.
   — Так и валяешься?
   — Почему? Вставал. В туалет.
   — Ужинал?
   — Не-а.
   Петр был под хмельком.
   — А меня в партию Нуркина записали, — похвастал Константин.
   — Круто... — вяло отозвался Петр.
   Костя помаялся в прихожей и, разувшись, прошел на кухню. Ему почему-то запомнилось, как стояла кастрюля, — на левой конфорке, у стены, теперь же она передвинулась вправо. Он заглянул под крышку — раньше макарон было больше. Косте стало обидно — не из-за макарон, естественно, из-за вранья. Или это нервы? Подумаешь, поел... Но врать-то зачем? «Вставал в туалет». Водку тоже там пил, в туалете?
   «Происходит с ним что-то, — понял Костя. — Не в порядке командир, переживает. Он на этих ублюдков надеялся, а они его кинули. А я тут со своими макаронами...»
   В дверь постучали. Нельзя сказать, чтоб для Константина это было неожиданностью, тем не менее он вздрогнул. Выбрав в клетчатой сумке автомат без смазки, он пристегнул рожок и на цыпочках вышел в коридор. Петр, не такой уж и пьяный, передернул затвор «Макарова».
   — Ребята! Только стрелять не надо, ладно? — крикнула с лестницы Людмила.
   — Мы и не собирались, — пробормотал Петр, открывая.
   — А «стволы» для тараканов приготовили? У вас, оказывается, звонок не работает.
   — Ты забыла что-то или так, в гости?
   — У нас там воды горячей нет. Помыться пустите?
   «Запев стандартный, — отметил Костя. — Зато верняк».
   — Недалеко вы уехали, — сказал Петр. — Где-то рядом обитаете, правильно?
   — Потрясающая проницательность! Полотенце чистое найдется? Хотя что я говорю, сама же клала. Вон в том шкафу. Принеси, пожалуйста.
   Апатия Петра мгновенно рассеялась. Он протрезвел еще, до полной кристальности, и резво метнулся к гардеробу.
   — Все это довольно мерзко, — шепнула Людмила Косте. — Но не думай, что я только из-за телефона.
   — Конечно. Приятное с полезным, — издевательски улыбнулся он. — Не буду мешать.
   Он удалился в комнату и захлопнул дверь. Сев в кресло, Костя попытался угадать, потрет ли, для начала, Петр ей спинку или сразу — быка за рога. В ванной раздался дружный хохот, и он беспокойно закинул ногу на ногу. Что у них там смешного?
   Постепенно голоса стихли, и остался лишь звук льющейся воды. Константин поймал себя на том, что прислушивается, и забарабанил пальцами по подлокотнику.
   В ванной опять засмеялись.
   «Чем они там занимаются?» — страдальчески подумал Костя. Он встал и прошелся по комнате. Пять шагов туда — пять шагов сюда. Плеск за стеной. И с чего она взяла, что Петр ей даст телефон Немаляева? Получит оргазм и сразу продиктует номер, да?
   Из ванной донесся стон, чей — Петра или Людмилы, — он не разобрал. К стону добавился второй, и Костя понял, что тот, первый, был все-таки женский.
   Он мог бы уйти на кухню, но подозревал, что там будет слышно не хуже. Дом старый, но стены строили уже в наше время — экономно, тонко.
   Чтобы хоть как-то себя отвлечь, Костя принялся разглядывать потертые корешки на полке. Надо же, хозяева держали несколько книг. В этой стране зубная щетка есть не у каждого, а книги — обязательно.
   Он вытащил крайний том и раскрыл — из-за клопиных пятен текст превратился в сплошную криптограмму.
   «По этой книге хорошо шифровать секретные послания, — отрешенно подумал Константин. — А еще по ней можно гадать».
   Он веером пролистал страницы и обнаружил в середине что-то вроде закладки. Костя попробовал почитать — без толку. Зато сама закладка показалась ему любопытной. Это была визитная карточка благородного синего цвета с одиноким телефоном и подписью от руки: «а.а.».
   Визитка не представляла из себя ничего особенного — кроме того, что на ней не было ни единого пятнышка. Определенно, ее положили сюда недавно, и вовсе не для того, чтобы освежить в памяти понравившийся абзац.
   Костя глянул на обложку — «Повести о героических людях», сороковой год. Ясно... Он достал визитную карточку и, воткнув книгу обратно, снова уселся в кресло.
   «АА.»... На обороте — ничего. Понюхал — черт его знает... Не собака же. Константин обратил внимание на то, что карточку складывали вчетверо, но углы были не потрепаны. Вероятно, это что-то значило, но как истолковать?.. В мозгу за секунду родилась дюжина версий, и все же правдоподобной казалась лишь одна: визитку прятали, но хранили весьма бережно.
   Костя почувствовал, что выдает желаемое за действительное, но это его не удержало. Он зашел в другую комнату, где находились вещи сотника, и осмотрел его одежду. Здесь было все, кроме джинсов и футболки, которые Петр носил — или, судя по стонам, уже снял — в данный момент.
   То, что Константин искал, оказалось в пиджаке: маленькая незаметная прореха, а в ней — крошечный кармашек. Костя сложил визитку по старым сгибам и сравнил — точь-в-точь. Сквозь дырку в подкладке была видна неаккуратная мужская работа. Саму подкладку зашивали уже профессионально, не иначе — в ателье. На это у Петра было достаточно времени.
   Костя убрал одежду в шкаф и вышел в коридор. Смешно, но жертва Людмилы оказалась напрасной — на визитную карточку Немаляева он мог наткнуться в любой момент и без ее участия. Или не наткнуться. В обоих случаях соитие с Петром было необязательным.
   В ванной раздались крики и быстрая, невнятная речь. Константин замер, но это, кажется, был еще не финал. Петр и Людмила продолжали стонать, ритмично грохоча какими-то ведрами. Пусть совместить приятное с полезным Людмиле не удалось, но первого она получила на полную катушку.
   Константин искренне порадовался за обоих и, пожелав им больших успехов, набрал номер.
   — Да, — сразу же ответили на том конце.
   — Александр Александрович? — вполголоса спросил он.
   — Да, — после паузы сказал Немаляев. — А кто это?
   — Я Константин.
   — Какой еще Константин?
   — Вы меня, наверное, не знаете. Константин Роговцев из сотни Еремина. В трубке воцарилось молчание.
   — Так... и-и... Что?.. — наконец выговорил Немаляев.
   — Мне хотелось бы с вами повидаться. Если вы, конечно, не против.
   — Я?.. Гм, гм... Нет, Костя, я совсем не против. Назовите адрес, вас встретят.
   — Вы даже не спрашиваете зачем... Никак замочить меня собрались, Александр Александрович?
   — Я?! — Немаляев поперхнулся и долго не мог прокашляться — Константин отметил, что у него это получается довольно естественно.
   — Вы, господин вице-премьер.
   — Только не надо всех этих... Просто Сан Саныч. Так зачем, Костя, повидаться?
   — Я намерен купить у вас Нуркина.
   — Тебе его как — тушкой или разделанным?
   — У меня есть тетрадь Бориса.
   — Какая еще...
   — Тетрадь Бориса Черных. Я слышал, вы ее искали. Кстати, если вы определили мой номер и уже высылаете группу, то не торопитесь. Тетради, естественно, не со мной.
   — Ты убеждаешься в смерти Нуркина, потом перезваниваешь и говоришь, где тетрадь.
   — И еще хотелось бы побеседовать, — напомнил Константин. — Если у вас найдется свободная минутка.
   — Конечно, — сказал Сан Саныч — Завтра смотри телевизор.
   Немаляев положил трубку и, подперев лоб ладонью, задумался. Вопрос, что более ценно — живой Роговцев или записи мертвого Черных, решился сам собой.
   Завтра он получит все.

Глава 10

   Кортеж из четырех автомобилей выехал за Кольцевую и наконец-то разогнался. В городе, несмотря на старания прикормленных инспекторов, это было невозможно. На проезжую часть все время выскакивали какие-то юродивые с иконами и колокольчиками, тут и там валялись разбитые чемоданы, видимо срывавшиеся с переполненных багажников, а в одном месте дорога была перекрыта баррикадой из больших картонных коробок. Милиция попыталась растолкать их машиной, но преграда загорелась. Сама или с чьей-то помощью — поди разбери.
   Сразу за мостом пошел лес, и на трассе стало спокойней. После шестого километра попалась стайка велосипедистов, но охранник в первом джипе показал им автомат, и спортсмены, как один, слетели в канаву.
   — Значит, вы говорите, ваше финансовое положение пошатнулось, — ни с того ни с сего сказал Нуркин.
   — Я ничего такого не говорю, — возразил Горшков.
   Он вздохнул и отвернулся. Телохранитель советовал ему не садиться в чужую машину, однако Нуркин был так настойчив, что Горшков побоялся его обидеть. А обижать потенциального инвестора он себе позволить не мог.
   — Рейтинг падает, скоро вообще опустится до кабельной станции... — сочувственно продолжил Нуркин. — Рекламодателям это известно, приходится снижать расценки. Толковые журналисты бегут. За спутник задолжали, того и гляди отключат. Уйдете с Дальнего Востока — разоритесь совсем. В лучшем случае превратитесь в городской канал. Частные объявления, получасовые ролики про чудо-швабру, второсортные сериалы... А начинали довольно бойко.
   — Вы неплохо осведомлены, — стиснув зубы, промолвил Горшков.
   То, что пикник — повод для деловой беседы, было ясно сразу, но перехода Горшков ожидал более плавного и корректного.
   — Денег я вам найду, но только под мой, э-э... эксклюзивный проект. Все силы придется бросить на север.
   — Питер?
   — Дальше. Вы вещаете на Мурманск, и в этом ваше спасение.
   — Там же одни военные.
   — Во-от. Вам необходимо инициировать конфликт между Министерством обороны и командующим Северо-западным объединенным округом. Вернее, конфликт возникнет сам по себе, за вами — информационная поддержка. И еще нужно создать студию для прямых трансляций.
   — Тоже в Мурманске, — уточнил Горшков.
   — Вашу собственную студию, которую будут охранять мои люди.
   — Допустим, конфликт министра и командующего. А что потом?
   — Легко догадаться. Указ об отставке.
   — А потом?
   — Я отвечу уклончиво: не ваше дело.
   Горшков вынул из пачки сигарету, но, заметив осуждающий взгляд Нуркина, бросил ее в пепельницу. И это добило его окончательно.
   Пару лет назад таких, как Нуркин, он нанимал сам. Нанимал целыми фракциями, и они отрабатывали — либо голосованием «за», либо голосованием «против», в зависимости от того, что он им присылал на пейджер. Всего два года назад он поднимал и проваливал губернаторов, брал за горло кандидатов в президенты, а теперь не мог покурить в чужой тачке.
   «Вольво» Нуркина по сравнению с его, хоть и не новым, «Роллс-Ройсом» выглядело совмещенным санузлом. Точно такое корыто он подарил зятю — не на свадьбу и не на Новый год, а просто от хорошего настроения. Теперь в «Вольво» сидел какой-то лысый хмырь и диктовал, где дело его, а где — не его.
   — Нет, — сказал Горшков.
   — Я забыл назвать сумму.
   — Не имеет значения. Для меня это неприемлемо. Так опасно я еще не играл. И не буду.
   Нуркин громко высморкался и, скомкав платок, выбросил его в окно.
   — Помните, я просил вас поучаствовать в одном радиоспектакле?
   — На рыбалке у Корнеева? Конечно. Надеюсь, ваш соратник по партии остался доволен?
   — Соратник, — усмехнулся Нуркин. — Вы знаете авторитета по кличке Штаб?
   — Как человек, связанный со средствами информации...
   — Как человек, управляющий этой самой информацией, — поправил собеседника Нуркин.
   — Вы мне льстите. Ну и что? Мы записывали розыгрыш для Штаба?
   — Ему это смешным не показалось. Дело в том, что вы не слышали всю пленку. Ваши реплики очень удачно вписались в общий... сюжет. Я специально нанимал драматурга. Поверьте, это хороший драматург.
   — Каменный век какой-то. Любая экспертиза... — Горшков поправил ремень и незаметно тронул микрокнопку под пряжкой.
   — ...установит, что ваша смерть наступила в результате ранения в голову, — подытожил Нуркин. — Полагаю, это будет контрольный выстрел.
   — Вы потеряли ощущение реальности. На этом наши с вами контакты заканчиваются. Я поручу секретарю переадресовывать ваши звонки начальнику отдела безопасности.
   Горшков достал из внутреннего кармана мобильный телефон и потыкал в него пальцем. Панель засветилась, но связи не было.
   — Если ваш тревожный маяк не работает, почему должна работать трубка? Можете просто помахать ему рукой. — Нуркин обернулся на ехавшую сзади машину. — Вообще-то стекла у меня тонированные. Боюсь, не разглядит.
   — Странно. Меня дважды хотели убить, и купить тоже хотели, но вот завербовать...
   — Все когда-нибудь происходит впервые. Должность директора департамента ПРТВ и неограниченные полномочия в этой сфере — разумеется, при условии взаимопонимания.
   — Директор чего? — не понял Горшков.
   — Главный по печати, радио и телевидению. Это вы. В скором будущем.
   — Владислав, я не...
   — Борисович.
   — Владислав Борисович. Все равно я не настолько безумен, чтоб... хотя бы продолжать этот разговор. Любезный, останови-ка, — обратился он к шоферу.
   Тот посмотрел в зеркало и прибавил скорости. Оба джипа и «Роллс-Ройс» Горшкова сделали то же самое. Водитель приосанился и еле сдержал довольную улыбку. Боссу было приятно, и от этого ему было приятно вдвойне.
   — Ты глухой? — крикнул Горшков.
   — И слепой, и немой, — добавил Нуркин. — И как таким только права дают? Безобразие.
   — Все равно скоро приедем, — мстительно произнес Горшков. — И вы будете иметь дело с моей охраной. А если со мной что-то...
   — Пока вы у меня в гостях, можете не переживать. Это произойдет позже, и не здесь, а где-нибудь в Австрии. Вам же придется скрываться. О, вы не знаете, какая это горькая доля — быть изгнанником.