Елена склонила голову набок, как маленькая девочка, слушающая учителя. Издевается, подумал Рома. Или это у нее непроизвольное?
– Я уж подумала, ты весь вечер груши околачивал, – сказала Елена. – Ладно, давай посмотрим, что ты там накалякал.
– Если бы ты назвала мне почтовый адрес, – заметил Рома, – я бы все заранее переслал, еще до того, как выехал.
Елена не отреагировала на эту реплику. Она взяла карту памяти из рук Ромы и сказала:
– Чувствуй себя как дома. Когда закончу, подойду, а пока не мешай.
С этими словами она удалилась.
Рома ждал Елену около часа. Он честно пытался почувствовать себя как дома, но это у него не очень хорошо получалось. Как Рома ни старался, он не мог представить себе, что во дворе его дома размещается открытый бассейн. Какую прорву энергии он будет жрать зимой… Или на зиму его осушают?
Жилище Елены Прекрасной было роскошным, над интерьером каждой комнаты явно трудился профессиональный дизайнер. Роскошь не была кричащей, здесь не было ни золотых статуй, ни написанных вручную картин в рамах, нет, роскошь этого дома была скромной и с первого взгляда незаметной. Чтобы оценить стоимость убранства, требовалось приложить определенные усилия. Так, например, Рома не сразу понял, что все стены дома, в том числе и наружные, сложены из натурального дерева. Это безумие какое-то – растрачивать на дешевые понты такую прорву денег!
Дом был очень большим, гораздо больше, чем казался снаружи. Внутренняя планировка, казалось, была специально предназначена для того, чтобы сбить случайного посетителя с толку. Комнаты неправильной формы, узкие извилистые коридоры, пересекающиеся под самыми неожиданными углами и при всем этом снаружи дом выглядел как обычная стилизация под древнерусскую избу. Нет, не обычная стилизация. Отодвинув печную заслонку, Рома обнаружил, что печка – не просто декорация, а самая настоящая печка, в ней можно разводить огонь, не опасаясь случайно поджечь дом. Неужели зимой Елена отапливает дом дровами? С нее станется…
В конечном итоге Рома устроился на диване перед телевизором, включил музыкальный канал, задал условия на выбор музыки и порядок визуализации, и стал наслаждаться зрелищем. Визуализацию Рома выставил самую простую – генерируемый компьютером видеоряд попросту иллюстрировал текст песни. Иногда это приводило к забавным эффектам, особенно если песня заумна и непонятна.
За этим занятием и застала Рому Елена.
– Самое подходящее развлечение для доктора физики, – прокомментировала она.
– А по-моему, в самый раз, – возразил Рома. – Иногда бывает прикольно.
Из динамиков зазвучала новая песня, на этот раз телевизор выбрал что-то классическое и смутно знакомое. На экране появилась влюбленная парочка, девушка всячески шпыняла своего кавалера, а тот в ответ улыбался и пытался ее поцеловать.
– Не ожидала, что тебе нравится «Роллинг Стоунз», – заметила Елена. – А компьютер – гаденыш.
– Почему?
– Потому что издевается. Я прочитала, что ты написал, комментарии направила тебе на почту. Ты молодец, хорошо поработал. Я была к тебе несправедлива.
Она наклонилась к нему, взяла его голову в ладони и поцеловала в губы. Рома вздрогнул. Он ничего не имел против того, чтобы провести ночь с Еленой Прекрасной, собственно, он за этим сюда и приехал, но в глубине души он считал такое развитие событий несбыточной мечтой. А теперь, когда мечта вот-вот реализуется, ему вдруг стало страшно. Хорошо мечтать о том, чтобы приятно провести время с прекрасной женщиной, да еще и знаменитой, но если вспомнить, чем именно она знаменита…
Сколько жизней оборвали ее изящные руки? Во что превратилась ее душа за двести лет непрерывной войны? Рома вспомнил видеозапись ликвидации Мбопы Мбванды, которую смотрел лет пять назад, за пару дней до того, как совет по делам нравственности запретил ее тиражировать... Рому передернуло.
– Боишься? – спросила Елена. – Это зря. На самом деле я добрая и пушистая.
Рома саркастически хмыкнул. Перед его глазами стояли те самые кадры. Прекрасная блондинка, похожая на древнегерманскую валькирию, термическим мечом прокладывает дорогу в толпе и куски жареного мяса в кровавом соусе разлетаются во все стороны. Трупы устилают ее путь, ей все равно, кто стоит перед ней – мужчина, женщина или ребенок, сейчас для нее в целом мире нет ничего, кроме тучного черного человека с испуганными глазками. Он все еще надеется избежать неизбежного, отсрочить неминуемый конец. Раньше это жирное тело принадлежало одному из последних тоталитарных диктаторов, человеку, объявленному мировым советом вне закона, но теперь диктатора больше нет, а есть только напуганный до смерти мужчина, который даже не думает о том, чтобы скрыться. Вся операция заняла меньше минуты и за это время Елена устроила настоящую кровавую бойню. Она уничтожила пятьдесят четыре человека, в том числе шесть детей. Позже мировой совет решил, что это была приемлемая цена за голову врага человечества номер три, но тому, кто видел видеозапись, не так-то просто согласиться с этим решением.
Ни один дурак не будет оспаривать, что нельзя творить добро, не принося в мир зла. Рассуждать об этом может любой, а вот своими руками воплощать в жизнь принцип меньшего зла, устраивая ради благой цели чудовищную резню – на это решится не каждый. И тем более не каждый сумеет сохранить свой разум после такого приключения. А чтобы прожить двести с лишним лет, имея на свой совести не один десяток подобных подвигов – для этого надо быть Еленой Прекрасной.
Елена вздохнула и села на диван рядом с Ромой, их бедра соприкоснулись. Елена начала говорить.
– В это трудно поверить, – сказала она, – но я совсем не такая, как думают люди. Думаешь, там, на операциях, я настоящая? Нет, Рома, то мое лицо, что иногда появляется в новостях – просто маска. Я специально завела ее, к ней прилипает вся грязь, в которой я копошусь, когда делаю грязную работу. Это мой мистер Хайд, без которого не может существовать доктор Джекилл.
– My Jekyll doesn't Hide, – процитировал Рома.
– Как я завидую тем, кто может так говорить о себе, – вздохнула Елена, – но мой Джекилл как раз hides. Мой психиатр говорит, что иначе я не смогу сохранить себя как личность. Это шизоидный комплекс, но поскольку он не мешает жить, это не невроз, а приспособительная реакция, причем довольно удачная. А вообще, у меня параноидальный склад личности, шизофрения мне не грозит. Это психиатр так говорит.
– Можно задать личный вопрос? – спросил Рома.
– Попробуй.
– Что ты увидела во время психотеста?
Елена замялась.
– Сначала расскажи ты, – потребовала она.
Рома пожал плечами:
– У меня не было ничего интересного. Дружеская попойка, я соблазняю женщину, а потом, в самый разгар процесса, ее вдруг тошнит.
Только потом Рома осознал, что в этот момент он впервые приоткрыл свою душу другому человеку. Пусть не полностью открылся, а всего лишь приоткрыл дверцу, за которой прячется Золотой Ключик (или Черный Тринадцатый Шар, смотря с какой стороны посмотреть), но это был первый шаг, самый важный и самый трудный.
Но тогда Рома ничего этого не понимал. Он просто почувствовал, что у него и у этой женщины, манящей и пугающей одновременно, есть кое-что общее. Общая душевная боль, одинаковый сбой в узоре студенистой слизи, заменяющей людям электрические контуры, которыми думают компьютеры. Впервые за много лет Рома почувствовал, что встретил по-настоящему близкого человека.
– В психотесте я убила собственную внучку, – сказала Елена. – Я выполняла задание, это была обычная террор-операция, я не понимала ее сути, просто знала, что должна убивать всех, кого увижу. Одной из жертв была моя внучка. Я убила ее и только потом поняла, что наделала.
Рома ожидал, что будет продолжение, но Елена замолчала.
– И что? – спросил Рома. – Что было дальше?
– Ничего не было. Я выпала из виртуальности. Компьютер убедился, что я очнулась, и сказал, что мое присутствие в текущем времени недопустимо. Он потребовал, чтобы я села в летающую тарелку и немедленно вернулась обратно в свое время. А если я откажусь, мне придется драться с тысячей роботов одновременно, а этого даже мне не выдержать. Он очень испугался.
– Кто?
– Компьютер.
– Москомп?
– Думаешь, психотест проводил он?
– А кто?
– У меня сложилось впечатление, – сказала Елена, – что в двадцать шестом веке обычные домашние компьютеры тоже интеллектуальные. Они обращаются к москомпу только в самых сложных случаях, когда не могут сами принять решение. Мне показалось, что мой домашний компьютер проводил психотест самостоятельно.
– Неважно, – махнул рукой Рома. – Какая разница, кто что проводил? Все равно мы с тобой во всем этом сами не разберемся. Можно еще один личный вопрос?
Елена улыбнулась:
– Боюсь даже предположить, что это будет за вопрос. Твоему воображению можно только позавидовать.
– У тебя есть любовник? – спросил Рома.
Улыбка Елены растянулась до ушей.
– Есть, – кивнула она. – Кажется, я его нашла. Я так рада…
Второй раз за сегодняшний вечер их губы соприкоснулись и Рома подумал, что все-таки он соблазнил эту женщину. А потом он спросил себя, не пожалеет ли он об этом, и не смог дать ответа.
5
Гвидон просидел в машине почти два часа, причем большую часть этого времени он провел в одиночестве. Вскоре после того, как Илья скрылся внутри здания, у Миши зазвонил коммуникатор, Миша с кем-то поговорил, извинился и ушел.
Гвидон сидел и скучал. Он включил радио и некоторое время переключался с одной волны на другую, но всюду было одно и то же – однообразная электронная музыка, неинтересные новости и колоссальное количество рекламы. Уже второй раз в этом времени Гвидон пожалел, что закон о психотронной рекламе был принят несколькими десятилетиями позже.
В конце концов ожидание закончилось. Из здания вышел Илья, его сопровождал незнакомый Гвидону толстый и лысоватый мужчина лет семидесяти-восьмидесяти, а с поправкой на эпоху – лет сорока. Гвидон вылез из машины.
– Это Гвидон, это Стас, – сказал Илья. – Будьте знакомы.
Гвидон и Стас пожали друг другу руки, Илья запер машину, вежливо попрощался и ушел обратно внутрь здания.
– Поехали, – сказал Стас.
– Куда?
– Куда надо. – Стас заметил, что Гвидон внутренне напрягся, и поспешно добавил: – Я имею ввиду, куда тебе надо. Тебе надо где-то поселиться, правильно?
Гвидон кивнул.
– Я бы еще поесть не отказался, – добавил он.
Стас почесал в затылке и спросил:
– Час потерпишь?
– Потерплю.
– Тогда поехали. Перекусить можно и по дороге, в любой забегаловке, но лучше потерпеть до места, там столовая хорошая и недорогая. Короче, поехали.
Стас подвел Гвидона к маленькой голубой машинке с круглыми фарами, кажется, это был легендарный «фольксваген гольф». Они поехали.
Стас не ошибся, дорога действительно заняла около часа. Вначале они больше стояли, чем ехали, но по мере того, как автомобиль удалялся от центра Москвы, средняя скорость движения возрастала, а ближе к концу пути «гольф» Стаса на отдельных участках разгонялся до ста километров в час.
Они въехали в лесопарковую зону. Вдоль дороги тянулся высокий бетонный забор с колючей проволокой поверху. В одном месте он прерывался воротами и именно туда Стас направил машину.
Ворота распахнулись, за ними обнаружился короткий коридор, заканчивающийся другими воротами. В боковой стене коридора открылась дверь, из нее вышел охранник в пятнистой униформе, поверх которой была надета кираса в брезентовой обертке. Вооружен охранник был автоматическим карабином с укороченным стволом. Стас предъявил свое удостоверение и сказал:
– Пропуск должен быть заказан.
– Подождите, – ответил охранник и удалился в свою будку.
Секунд через тридцать он вернулся и вежливо попросил:
– Откройте багажник, пожалуйста.
Стас скорчил недовольную гримасу:
– Разве в пропуске не указано пропустить нас без досмотра?
Охранник пробормотал что-то неразборчивое и удалился в будку, через приоткрытую дверь было видно, что он сверяется с какими-то бумагами.
– Нет, – сообщил он, вернувшись. – Про досмотр ничего не сказано.
– Раздолбаи, – констатировал Стас и вытащил коммуникатор.
При виде коммуникатора охранник оживился.
– Мобильник придется сдать, – заявил он.
– У меня тоже есть, – сказал Гвидон и вытащил свой коммуникатор.
Стас буркнул себе под нос:
– Страна идиотов.
По какому поводу он это сказал, Гвидон не понял.
Минуты три Стас разговаривал по коммуникатору с разными людьми и чем дольше он разговаривал, тем сильнее ругался. Закончив переговоры, Стас вышел из машины, распахнул багажник и сказал охраннику:
– На, смотри.
Тот сразу уперся взглядом в коробку с ноутбуком.
– Что это? – спросил он.
– Та самая вещь, из-за которой я просил пропуск без досмотра, – ответил Стас. – Взрывчатки там нет.
– А что есть?
Стас на секунду замялся.
– Ну… скажем так, специфическое электронное устройство.
– Рентгеном его можно просветить?
Стас вопросительно взглянул на Гвидона.
– Если оно выключено, то пожалуйста, – ответил Гвидон.
– А оно выключено?
– А я знаю, выключил его Илья или нет?
– Так проверь, – буркнул Стас.
Гвидон проверил и обнаружил, что компьютер выключен.
– Просвечивай, – сказал Стас, обращаясь охраннику.
Охранник велел Стасу достать коробку из багажника и перетащить в будку. Перед тем, как выполнить это распоряжение, Стас бросил быстрый взгляд на Гвидона, видимо, хотел перепоручить это задание, но постеснялся.
Коробку просветили рентгеном, а потом дали понюхать специально обученной собаке. Ни рентген, ни собака ничего подозрительного не заметили, охранник расслабился и больше не возражал против того, чтобы подозрительную коробку ввезли на территорию объекта.
На этом проверка закончилась, вторые ворота открылись и «гольф» въехал на внутреннюю территорию.
6
К тому времени, когда Максим закончил свой рассказ, у раковины стояли четыре пустые банки из-под пива. Две из них опустошил сам Максим, ФСБшники пили мало, больше слушали.
– Вот такие дела, – сказал Максим. – Спрашивать будете?
– Обязательно будем, – ответил Юра. – Кроме этого твоего Коляна, кто еще в нашем времени знает о машине времени?
– Вы.
– Еще?
– Больше никого, только я и Колян.
– Подписку с тебя брать? – спросил Юра. – Или уже сам догадался, что болтать об этом не следует?
– Сам догадался, – сказал Максим. – Не дурак.
– Вот и хорошо, – резюмировал Юра. – Если так, лишние бумажки писать не будем. Ты, Максим, не думай, что я тебя пугаю, но запомни хорошенько – если эта информация попадет в газеты, тебя в тюрьму не посадят. Ты просто исчезнешь. Бесследно и навсегда.
Максим примерно так и представлял себе ситуацию, но услышать эти слова открытым текстом все равно было неприятно.
– Как же, – буркнул он. – Не пугаешь.
– Не пугаю, – повторил Юра, – а адекватно описываю ситуацию. Если начнешь делать глупости – будет плохо, а будешь вести себя благоразумно – ничего с тобой не случится. – Он неожиданно сменил тему разговора. – Гвидон Алиханов что из себя представляет?
– Нормальный мужик, – ответил Максим. – Поначалу казался тупым, но на самом деле вполне нормальный. Вначале он меня за бомжа принял, потом за наркомана, разозлился, стал из себя строгого мента корчить… А потом ничего, когда во всем разобрались, оказалось – нормальный мужик.
– Гвидон говорил, что звонил тебе сегодня по мобильнику, – сказал Юра. – Это правда?
– Да, точно, совсем забыл! Он утром позвонил, часов в одиннадцать. Сказал, что снова в нашем времени, обещал вечером перезвонить, но не перезвонил.
– Устал, небось, – предположил Юра. – С ним сейчас по полной программе работают.
Максим ехидно хмыкнул:
– Пытают, что ли?
– Да ну тебя! – скривился Юра. – Скажешь тоже, пытают! Сейчас не тридцать седьмой год на дворе.
И тут Максима понесло. То ли пиво сказалось, то ли нервы, сразу и не разберешь.
– Скажи мне, Юра, – начал Максим, – если бы ты попал в тридцать седьмой год, что ты бы стал делать?
– Ничего бы не стал делать, – ответил Юра. – Уточнил бы дату, а потом вернулся обратно и написал бы рапорт начальству. А может, и не написал бы. Они и без меня знают, что такое тридцать седьмой год и что тогда происходило.
– Еще бы им не знать… – многозначительно протянул Максим.
– Гонишь, – подал голос Данила. – Из той гвардии в живых уже давно никого не осталось – кого к стенке сразу не поставили, те от старости поумирали. Да и не такие уж и звери они были.
– Ну-ну…
– Что ну-ну? Ты о тех временах только из газет знаешь, а у меня дед в смерше отслужил от начала до конца.
– Заградотряды?
– Да какие, блин, заградотряды! Телевизор смотришь? Про Чечню новости видел? После войны на Западной Украине то же самое было. Мой отец четыре года за колючей проволокой просидел, как в тюрьме, с четвертого класса по восьмой в нормальной школе не учился, потому что в город выйти нельзя было. А все наладилось, бандеровцев кого переловили, кого перестреляли, нормальная жизнь пошла, не зря четыре года в осаде сидели.
Максим немного смутился.
– Но это все равно не то, – сказал он. – Те, кто с бандеровцами воевал – это одно, а кто диссидентов сажал – совсем другое.
Юра хихикнул.
– Его дед Солженицына сажал, – сообщил он.
– Ага, – подтвердил Данила. – Только так и не посадил за отсутствием состава преступления. При Брежневе диссидентов сажали только самых отмороженных, всего несколько случаев было за все время.
– Чаще их в психушки определяли, – заметил Максим.
– Ты Новодворскую видел? – спросил Данила. – Скажешь, зря сидела? Да ей там самое место.
Максим пожал плечами.
– Не знаю, – сказал он. – Ну ее в сад, эту Новодворскую. Давайте лучше вернемся к нашим баранам. Про первое сентября Гвидон вам говорил?
– Про какое еще первое сентября? – не понял Юра.
– Большой теракт на Кавказе, точно не помню, где именно. Могу сходить, посмотреть.
– Что-то такое на инструктаже говорили, – вспомнил Юра. – А что?
– Просто хотел убедиться, что информация дошла.
– Вот и убедился. Погоди, – Юра осекся на полуслове, полез в карман и извлек оттуда вибрирующий мобильник. – Да! Слушаю. Понял. В какой мафии? Ого! И давно? Хорошо, все понял.
Он убрал телефон обратно в карман и спросил Максима:
– Твой друг Колян про мафию что-нибудь рассказывал?
– Про какую мафию?
Юра испытующе посмотрел на Максима.
– Чем он по жизни занимается, ты знаешь?
– У него автостоянка, при ней сервис… У него проблемы с мафией? Да нет, не может быть, его тесть – генерал милиции.
Юра и Данила переглянулись. До Максима начало доходить.
– Погодите, – сказал он. – Намекаете, что его тесть и есть самый главный мафиозо?
– Вряд ли главный, – уточнил Юра. – Но то, что он в мафии – факт. Чтобы генерал милиции не сотрудничал с мафией… чудеса, конечно, бывают… Знаешь что, Максим, расскажи-ка о нем поподробнее.
– О ком? О Коляне или о его тесте?
– Ты и о тесте что-то можешь рассказать?
Максим помотал головой.
– Тогда чего спрашиваешь?
Максим открыл новую бутылку, отхлебнул и стал рассказывать о Коляне. Минуты через две стало ясно, что ничего интересного Максим о нем не знает – он был абсолютно не в курсе мафиозных дел Коляна, знал, что у него малый бизнес под крышей тестя, и на этом его знания исчерпывались. Максим даже не догадывался, что ФСБ имеет досье на Ивана Георгиевича, и тем более не знал, какими именно противозаконными делами тот занимается.
Юра задал несколько вопросов, касающихся психологического портрета Коляна – насколько он уравновешен, не склонен ли к опрометчивым поступкам, насколько находится под влиянием тестя… Максим ответил, что Колян вполне уравновешен, к опрометчивым поступкам не склонен, а относительно влияния тестя Максим ничего сказать не может, потому что живьем видел Ивана Георгиевича всего раза два, да и то мельком.
– А что случилось? – спросил Максим.
– Скоро узнаешь, – заявил Юра, залпом допил свою кружку и сказал, что им пора.
Они уже собрались уходить, как вдруг Данила вспомнил, что они должны изъять у Максима привезенный из будущего компьютер. Юра хлопнул себя по лбу и сказал, что с тех пор, как получил подполковника, стал тупеть. Максим не удержался и процитировал стишок про портупею. Данила в ответ сказал, что портупею как деталь военной формы отменили несколько лет назад и в общем-то зря отменили, потому что портупея – вещь удобная, особенно для строевых офицеров, у которых на ремне болтается не только пистолет в кобуре, но и планшетка с картами, фляга со спиртом, а также много других полезных вещей. Максим поинтересовался, есть ли у ФСБшников военная форма, ему объяснили, что форма есть, но надевают ее в году всего раз пять – исключительно на дежурство.
На этом разговор закончился. Юра задумчиво осмотрел ноутбук из будущего, уточнил, точно ли эта коробка является тем самым компьютером, а потом поинтересовался, не желает ли Максим получить расписку. Максим спросил, будет ли от расписки какая-то польза, и его заверили, что никакой пользы не будет. Тогда Максим сказал, что расписка ему не нужна, ФСБшники вежливо попрощались и ушли. Оставшееся пиво они оставили Максиму, как сказал Юра, в качестве компенсации за ноутбук.
Когда они ушли, Максим подумал, что будет забавно, если их тормознут гаишники за вождение в пьяном виде. А потом подумал, что с их удостоверениями такая участь им не грозит.
7
Колян даже не думал что-либо скрывать от Ивана Георгиевича, он давно уже убедился, что это бессмысленно. Каждый раз, когда Колян пытался в чем-то противоречить своему тестю, тесть всегда одерживал верх, а Колян, вспоминая прошедший разговор, даже не понимал, как это получалось. Как-то незаметно в ходе беседы Колян начинал чувствовать, что он не прав, а тесть прав, и все происходило так, как с самого начала предлагал Иван Георгиевич.
На этот раз Колян и не пытался упираться. Он изложил всю историю от начала до конца, настолько ясно и последовательно, насколько это вообще было возможно. Начав рассказывать, Колян почувствовал облегчение. Теперь ему не нужно больше ломать голову и принимать решения, теперь этим будет заниматься тесть.
Иван Георгиевич слушал внимательно и почти не перебивал, лишь изредка задавал уточняющие вопросы. Коляна удивило, что тесть не проявил интереса к техническим новинкам и общественному устройству будущего. Зато Ивана Георгиевича очень заинтересовало то, каким образом при путешествии в прошлое разрешаются временные парадоксы.
Колян никогда не думал, что его тесть читает фантастику. А ведь он читает, иначе невозможно объяснить, почему он на лету схватывает такие понятия, какие можно почерпнуть только из фантастики. Иван Георгиевич очень быстро разобрался, как происходят изменения реальности, Коляну даже не пришлось рисовать схемы, тесть все воспринимал со слуха.
– Ладно, думаю, пока достаточно, – заявил Иван Георгиевич примерно через час после начала разговора. – Главное я понял.
Колян хотел возразить, что еще не сказал самого главного, но тесть остановил его движением руки.
– Дай подумать, – сказал Иван Георгиевич.
Думал он от силы минут пять, а затем решительно произнес:
– Поехали.
– Куда? – не понял Колян.
– К идолу этому твоему.
– Так сразу?
– Иначе поздно будет. Максим наверняка решил поиграть в спасителя человечества. Очень удивлюсь, если ФСБ еще не в курсе дела.
– Что вы собираетесь делать? – спросил Колян.
– А что, есть сомнения? Ты говорил, что разумные компьютеры отнеслись к вам гостеприимно, значит, и к нам, скорее всего, отнесутся так же. По-твоему, где безопаснее – в двадцать шестом веке или в двадцать восьмом?
– Не знаю, – растерялся Колян. – Если с нашим временем сравнивать – везде замечательно.
– Тогда пойдем в двадцать восьмой век. Твоя мобила там времени работает?
– Вряд ли, она же из двадцать шестого.
– Ничего, нас там и так должны встретить. Роботы какие-нибудь. А если не встретят, пойдем в двадцать шестой век. Короче, пошли, поможем девчонкам собраться.
Коляну испытал чувство, которое умные люди называют дежа вю. Его тесть в точности повторял те самые мысли, которые Колян обдумывал, находясь в будущем. Только Иван Георгиевич, в отличие от Коляна, сомнениями не терзался, он начал действовать немедленно, не тратя времени на бесплодные размышления.
– Я почти ничего не рассказал еще, – пробормотал Колян.
Почему-то эти слова прозвучали жалобно.
– Потом расскажешь, – отрезал Иван Георгиевич. – Поехали. Мы должны появиться у идола раньше, чем охрана.
8
– Если хочешь, переезжай ко мне, – сказала Елена на следующее утро, когда Рома появился в дверях кухни.
Она давно уже проснулась, к этому времени она уже успела умыться, причесаться и сейчас завтракала. При дневном освещении Елена выглядела еще красивее, чем вчера в призрачном свете восковых свечей, которые она зажгла в спальне.
– Доброе утро, – невпопад отозвался Рома.
– Доброе, – подтвердила Елена, улыбнувшись. – Как отдохнул? Спина не болит?
Спина у Ромы немного побаливала, как и мышцы бедер, но он решил, что будет не слишком мужественно признаваться в этом женщине, с которой провел ночь. А потом Рома подумал, что вряд ли у него получится иметь от Елены секреты.
Елена тут же подтвердила его последнюю мысль.
– Мачо, – ласково произнесла она, улыбаясь одними глазами. – Садись, покушай. Дай я за тобой поухаживаю.