– Суй Бай Цзю, – представился один из китайцев, очевидно, самый главный. – Ты Данила Круглов?

Он говорил на международном языке, в котором слова «ты» и «вы» не различаются. Но Даниле показалось, что спецназовец, задавая вопрос, подразумевал именно «ты», было в его интонации что-то пренебрежительное.

– Да, это я, – ответил Данила. – Принимайте пост.

– Что тут принимать? – пожал плечами Суй Бай Цзю. – Впрочем, покажи-ка мне объект, я должен убедиться, что он в полной сохранности.

– Ну, убедись, – буркнул Данила. – А насчет полной сохранности – четверть часа назад порталом воспользовалась Елена Ненилова, переместилась на 512 лет вперед, до и после перемещения разговаривала по коммуникатору с москомпом.

– Трепло, – тихо произнес китаец, обращаясь непонятно к кому.

Данила обиделся и замолчал. Когда Суй Бай Цзю произнес ритуальную фразу «пост принял», Данила не ответил «пост сдал», он лишь молча кивнул и ушел прочь, не прощаясь и не оглядываясь. Он терпеть не мог, когда к нему относились с пренебрежением. Он понимал, что иногда это выглядит глупо, но не считал нужным что-либо менять.

9

Первую половину следующего дня Елена провела на морском побережье.

Вначале все шло прекрасно. Елена искупалась в море, понежилась на солнышке, посидела в кафе на открытом воздухе, выцедила через соломинку пару коктейлей, искупалась еще раз, а потом ей захотелось разнообразить свои занятия. Невдалеке две девушки и юноша развлекались, перекидывая друг другу волейбольный мяч. Некоторое время Елена наблюдала за ними и вскоре дождалась подходящего момента – неверно брошенный мяч полетел в ее сторону.

Елена встала из-за столика и перемахнула через невысокие перила, отделяющие кафе от пляжа. Она двигалась плавно и не особенно быстро, но когда мяч был готов удариться о землю, его траектория пересеклась с траекторией Елены, Елена поймала мяч, несильно подбросила в воздух и стукнула по нему ладонью руки.

Со стороны этот удар казался несильным, но так только казалось. Вся хитрость заключалась в волнообразном сокращении мелких мышц кисти, концентрирующих в ладони энергию ци, направленную вглубь мишени. Если так ударить человека по щеке, синяка не будет, а будет сотрясение мозга средней тяжести.

Мяч отлетел метров на двадцать, прямо в руки молодого человека. Тот аж пошатнулся, принимая подачу.

Елена солнечно улыбнулась и спросила:

– Можно с вами поиграть?

Девушки растерянно переглянулись, на их лицах, как и на лице парня, отобразилось искреннее изумление. Елена поняла, что она что-то сделала не так, но отступать было уже поздно, как и выяснять, в чем именно она ошиблась. Она просто стояла с приклеенной к физиономии улыбкой и ждала реакции.

– Я не против, – сказала, наконец, одна из девушек, очень красивая негритянка, хотя и излишне полная.

Юноша и другая девушка переглянулись и синхронно пожали плечами. Юноша бросил мяч черной девушке.

Та ловко отбила его сложенными в замок кистями рук и направила по навесной траектории в сторону Елены. В момент удара Елена обратила внимание, что мускулатура у черной девушки развита гораздо лучше, чем кажется на первый взгляд. Эта девушка совсем не рыхлая и не жирная, она просто злоупотребляет вкусной едой. Или обмен веществ чуть-чуть сбит… но это вряд ли, такое лечили еще в двадцать втором веке.

Елена отбила мяч аналогичным движением, мяч взмыл в небо и полетел ко второй девушке – миниатюрной японке спортивного телосложения. Эта девушка также была весьма симпатична, но было у нее в лице что-то панковское, какая-то затаенная агрессия непонятно против кого. Елене такой тип не нравился, с этой девицей она не стала бы спать. А вот негритяночка…

Японка отбила мяч высоким ударом и с силой засадила его в песок в метре от ног молодого человека, который явно не мог принять подачу, но все-таки попытался и в результате растянулся на песке во весь свой немаленький рост. Желтый песок на черной коже смотрелся странно и неприятно, хотя последнее явно было следствием личных комплексов Елены. Она с детства испытывала неприязнь к чернокожим мужчинам, умом она понимала, что расизм – это глупо, но сердцу, как говорится, не прикажешь. Вот негритянки – совсем другое дело.

Юноша улыбнулся огромной белозубой улыбкой и предложил:

– Пойдемте, искупаемся!

Обе девушки восторженно завизжали и ломанулись к воде, как будто мечтали об этом все утро. Но сидя за столиком, Елена ясно видела, что они только-только начали игру, они еще не успели войти во вкус. Очевидно, это она их спугнула, но почему и как?

Отбежав метров на десять, юноша как бы невзначай поднес ко рту коммуникатор, пристегнутый к предплечью, и произнес в него несколько слов. Елена не разобрала, что именно он сказал. Затем юноша посмотрел на экранчик коммуникатора и его явно удивило то, что он увидел. Несколькими секундами позже те же манипуляции проделала японка. Она что-то сказала негритянке, Елена расслышала только одно слово – «удивительно». Все трое упорно смотрели в противоположную от Елены сторону, ясно было, что речь шла о ней, но что в ней такого удивительного, Елена не понимала.

Она повернулась и пошла по тенистой дорожке прочь от моря. Отойдя от кафе метров на пятьдесят, она позвонила москомпу.

– Слушаю, – сказал москомп.

– Привет, – сказала Елена. – Что я сделала не так?

– В нашем времени не принято знакомиться на улице, – объяснил москомп. – Если ты хочешь с кем-то познакомиться, ты отправляешь свою анкету в глобальную службу знакомств и получаешь ссылки на анкеты тех людей, которые могут быть тебе интересны и которым можешь быть интересна ты. Но тебе нельзя регистрироваться в этой службе.

– Почему?

– Все данные, указанные в анкете, должны соответствовать действительности. Если ты зарегистрируешься, тебе придется указать настоящий год рождения. Это произведет фурор.

– А если вообще не указывать возраст?

– Возраст является обязательным элементом анкеты. Раньше, когда закон о сетевых знакомствах был более мягким, пользователи присылали много ложных анкет. Молодой человек со странностями сочинял привлекательную анкету, прикреплял фотографию красивой девушки, а потом издевался над поклонниками. Со временем это всем надоело.

– А что эти люди смотрели на коммуникаторе?

– Запрашивали сведения о твоей учетной записи. Интересно же узнать, кто до тебя домогается.

– И что они узнали?

– Только имя. Вся остальная информация закрыта, надо быть доктором, чтобы получить к ней доступ. Полагаю, они подумали, что ты доктор, – москомп хихикнул. – Чаще всего закрывают учетные записи известные люди, которые не хотят, чтобы к ним приставали на улицах. Но на популярных актрис и певиц ты не похожа, известные писательницы все наперечет, значит, ты доктор. Иногда, правда, и обычные люди закрывают учетные записи, например, когда нет времени заниматься пустой болтовней. Но такие люди и знакомиться не лезут.

– Понятно, – сказала Елена. – Я вела себя как дура.

– Ну… – замялся москомп, – я бы так не сказал. Немного нетрадиционно – да, но не как дура. Беспокоиться не о чем, те трое о тебе уже забыли. В мире много людей, гораздо более странных, чем ты.

– Да не беспокоюсь я, – сказала Елена. – Но это совсем нехорошо получается – ни поговорить ни с кем, ни поиграть ни во что… Что мне, все эти полгода в четырех стенах сидеть? Я же взвою.

– В четырех стенах сидеть необязательно, – заявил москомп. – Ты можешь гулять, в том числе и в общественных местах, предаваться разнообразным развлечениям…

– А если я захочу сексом позаниматься?

– С этим у тебя проблем точно не будет. Знаешь, сколько на Земле озабоченных юношей?

Елена представила себе бескрайнюю толпу возбужденных прыщавых юнцов и глупо хихикнула.

– Вот спасибо, – сказала она. – Всегда мечтала о таком выборе.

– Еще есть виртуальность.

– Ты бы еще наркотики вспомнил.

– Наркотики тебе лучше не употреблять, – посоветовал москомп. – Они сильно замедляют оптимизацию организма, особенно нервной системы. Да и вообще это вредно.

– Сама знаю. Ладно, спасибо за добрые слова. Будь здоров.

Эту ночь Елена провела в виртуальности, в компании с компьютерными моделями тех троих, что пренебрегли ею днем. Под утро она перешла к садизму.

10

– Что, не прошел тест? – спросил Иван Георгиевич.

– Почему это не прошел? – возмутился Колян. – Прошел. Ничего сложного там не было.

– А что было, если не секрет?

– Помните гаражи у дома восемь?

– Да. А что?

– Вы мне велели их купить.

– Зачем? – удивился Иван Георгиевич.

– Расширение зоны влияния…

Иван Георгиевич захохотал.

– Это наши гаражи, – сказал он. – В этом районе все наше.

Колян почувствовал себя идиотом.

– Да? Не знал. А мы с Кутей такую операцию разработали… Так ювелирно все проделали, этот Ильдар… как его по отчеству… блин! Помню, что помнил его отчество, а какое отчество, не помню.

– Не расстраивайся, – посочувствовал Иван Георгиевич. – В психотесте это обычное дело, психотест – это как сон. Во сне с тобой может любой маразм происходить, а тебе кажется, что так и надо. Если верить тому, что я в сети вычитал, здесь сходство не только внешнее, при психотесте мозг частично погружается в сон… Но это для нас несущественно. Главное сейчас то, что ты отныне полноправный гражданин федерации. А почему ты такой грустный? Ты же радоваться должен.

– Не знаю, – пожал плечами Колян. – Просто… Нет, не знаю. А вам что в психотестах мерещилось?

– Воспоминания молодости. На первом уровне мы взяточника брали, еще в советское время, он вначале пытался и нам тоже взятку сунуть, а потом откуда-то пушку вытащил, заложника взял… В конце концов все обошлось, но понервничать пришлось изрядно. А потом...

Иван Георгиевич резко замолчал. Судя по его лицу, воспоминания о втором уровне были более чем неприятными.

– А на втором уровне что было? – спросил Колян.

– Тюрьма там была, – ответил Иван Георгиевич после долгой паузы. – Взяли меня с поличным на копеечной взятке, на ксиву даже смотреть не стали, сразу в наручники и на допрос. Я в отказ, а следак мне, типа, не подпишешь – пойдешь в общую камеру к тестомесам.

– И что?

– Не подписал.

– И?

– Расстреляли меня! – рявкнул Иван Георгиевич. – Я уже и забыл, что в виртуальности нахожусь, все, думаю, конец мой настал. Сознание потерял, а потом вдруг очухиваюсь, а компьютер говорит: поздравляю, тест пройден.

– А третий уровень?

– Это самое легкое. Острых ощущений почти нет, только мозги работают. На третьем уровне мы с тобой Сталина убивали.

– И как?

– Убили. Труднее всего было план операции разработать, да комплект оборудования подобрать. А как на местность вышли, все пошло как по маслу. Кстати, местная армейская броня – обалденная вещь!

– Разве при Сталине личная броня уже была? – удивился Колян.

– Да не при Сталине! Двадцать восьмого века броня. Грудная пластина держит пулю ДШК в упор, а камуфляж – как в фильме «Хищник», помнишь, с Арнольдом?

– Это где по джунглям такой монстр прозрачный бегал?

– Ага, тот самый. В общем, классная вещь. Техническое превосходство подавляющее.

– Понятно, – сказал Колян. – Но давайте лучше ближе к делу. Мы с вами теперь полноценные граждане федерации. И что дальше?

– Дальше курс тренировок. Боевые искусства, управление летающей тарелкой и ранцевым антигравитатором, прикладная психология…

– Зачем? Сталина убивать?

Иван Георгиевич вдруг помрачнел.

– Нет, – сказал он. – Сталина мы убивать, к сожалению, не будем.

– Почему к сожалению?

– Потому что тогда будет еще хуже. Я в сети наткнулся кое на какие материалы, триста лет назад один суперкомпьютер развлекался историческим моделированием. Я как пролистал эти тексты, такое ощущение сложилось, что в истории что ни меняй – только хуже будет.

– А что будет, если Сталина убить?

– Точно не знаю, эту модель там не просчитывали. А вот если Гитлер в 1941 году не утвердит план «Барбаросса», через семь лет на месте Берлина будет еще одна Хиросима, только раз в десять побольше. А к концу века в Европарламенте второй по численности фракцией будет национал-социалистическая. Такого будущего нам не надо.

– Хорошо, войну отменять не будем, – согласился Колян. – А что будем делать?

– Не знаю. Думать будем. Пока я так думаю. Оттого, что мы с тобой соберем арсенал оружия и научимся местным военным премудростям, большого вреда не будет.

– Ага, не будет, как же. До первого доктора.

– Да второго, – уточнил Иван Георгиевич. – Первым был доктор Нгуа. Я твои сомнения понимаю, но на самом деле все не так плохо. Ни один доктор, кроме Нгуа, о машине времени не знает, а Нгуа не будет нам мешать. Я так полагаю, он сейчас в девятнадцатом веке, наводит в Южной Африке черный порядок.

– А откуда вы знаете, что другие доктора ничего не знают?

– Москомп сказал. Мы с ним сегодня побеседовали, он согласился дать доступ к военным технологиям, но только при условии, что применять их мы будем только в прошлом. И еще тут неподалеку следящая камера летает, за моим бластером приглядывает.

– А за моим пистолетом? – спросил Колян.

– Да кому нужна твоя пукалка? – возмутился Иван Георгиевич.

Он щелкнул пальцами и из цветочной клумбы тут же выскочил робот-посыльный.

– Сгоняй в дом, – приказал ему Иван Георгиевич, – принеси бластер. Хотя нет, я отменяю приказ. Лучше телепортируемся куда-нибудь, где можно по-человечески пострелять. А то устроим еще пожар в доме…

Иван Георгиевич сходил в свою комнату за бластером, после чего они с Коляном телепортировались к развалинам какого-то большого промышленного здания. Гигантский бетонный параллелепипед посреди большой поляны в лесу сразу напомнил Коляну саркофаг Чернобыльской АЭС.

– А это случайно не Чернобыль? – спросил Колян.

– Случайно Чернобыль, – ответил тихий голос сверху.

Колян поднял голову и увидел над собой небольшой металлический шарик, парящий в воздухе.

– Опасности нет, – заверил его шарик. – Последние пятьсот лет развалины практически не излучают.

– Не такие уж и развалины, – заметил Иван Георгиевич. – Во времена Союза на совесть строили. Ну смотри, Коля.

С этими словами Иван Георгиевич приложил руку к кобуре и в его ладонь сам собой впрыгнул маленький пластмассовый пистолетик, похожий на пневматическую игрушку китайского производства. Впрочем, сходство с игрушкой исчезло, как только Иван Георгиевич навел его на бетонную стену – ствол пистолета сам собой удлинился примерно до тридцати сантиметров. Колян заметил, что ствол был не сплошным, а решетчатым, сквозь него просвечивало небо.

– Добьет? – спросил Колян.

До стены саркофага было метров сто, не меньше.

– Добьет, – подтвердил Иван Георгиевич. – Смотри.

Пистолет негромко фыркнул, а через мгновение на стене вспыхнула ослепительная вспышка, как будто от фотоаппарата, но гораздо мощнее. Колян пару раз моргнул, восстанавливая зрение, и увидел, что на том месте, где была вспышка, в бетонной стене образовалась выбоина неправильной формы размером примерно метр на метр.

– Арматуру задело, – огорченно заметил Иван Георгиевич. – Часть энергии в металл ушла. Должно было сильнее рвануть.

Колян состроил скептическую гримасу.

– Ну и что тут такого? – спросил он. – Гранатомет сильнее бьет.

– Гранатомет в карман не положишь.

– Все равно несолидно как-то. За семьсот лишним лет могли что-нибудь покруче изобрести.

– Бластер изобрели в конце двадцать второго века, если мне не изменяет память, – сказал Иван Георгиевич. – С тех пор принципиальных изменений в конструкцию не вносилось. Мелкие улучшения были – кобура на силовых полях, пульсирующий ствол…

– А почему принципиальных изменений не было? – спросил Колян. – Считается, что все и так хорошо?

– Не считается, а так и есть. Для ручного оружия эта конструкция близка к идеалу, более мощная пушка просто не нужна. Чтобы пристрелить бешеного слона, бластера вполне хватит.

– А чтобы пристрелить сумасшедшего доктора?

– Сумасшедших докторов не бывает. А если вдруг один появится, то ему тоже бластера будет достаточно. От прямого попадания из бластера не спасает никакая броня. То есть, хорошая броня первое попадание выдержит, но нагреется градусов до двухсот и отпадет, чтобы хозяина не поджарить. Ты лучше зайди в сеть, первоисточники почитай. Еще можно в виртуальности потренироваться…

– А зачем? – спросил Колян. – Что мне потом делать с этими знаниями?

– Не знаю, – сказал Иван Георгиевич. – Одно могу сказать точно – лучше играть в войну, чем пьянствовать, жрать наркотики и развратничать. Знаешь, Коля, чем настоящий мужчина отличается от чмошника? Тем, что у настоящего мужчины есть дело, а у чмошника никакого дела нет и быть не может. Хочешь жить как чмо – пожалуйста, живи, но только отдельно от моей дочери. И от внучки.

Колян начал закипать.

– Значит, по-вашему, каждый, кто не играется в военные игрушки – чмо? – спросил он. – Если я не хочу выполнять ваши приказы – значит, я чмо?

Иван Георгиевич спрятал бластер в кобуру (ствол при этом автоматически укоротился до первоначальной длины) и раздраженно сказал:

– Коля, успокойся, ты не чмо. Не хочешь играть в войну – не играй, я тебя не неволю. Но чем ты тогда себя займешь? Ты ведь лазил по местному интернету, ты знаешь, как живет этот мир. Одно рабочее место на десять тысяч человек, все эти места давно заняты, потому что средняя продолжительность жизни превышает двести лет. Чтобы найти себе дело, надо учиться сто лет подряд, а потом неизвестно сколько ждать, пока освободится вакансия. Либо изобрести что-нибудь новое, а для этого тоже надо учиться не одно десятилетие. Этот мир вывернут наизнанку – у нас каждый хочет отдыхать, но должен работать, а здесь все наоборот. А мужик должен работать, чтобы не превратиться в чмо.

– Так вы мне в армию вступить предлагаете? – спросил Колян.

– Да бог с тобой! Нет тут никакой армии, тут даже для полиции дело находится раз в столетие. Я о другом говорю. Я не верю, что мы с тобой здесь приживемся, мы с тобой не такие люди, чтобы по доброй воле стать чмом. Я смотрел в архивах наши судьбы, то, что с нами должно было произойти, не будь этого портала в будущее. В 2006 году я стал крестным отцом, потом, когда я заболел и отошел от дел, на этом посту меня сменил ты. Ты был хорошим отцом, под твоим руководством семья пережила антикрайм.

Колян аж выпучил глаза от удивления.

– Наша группировка продолжала работать после антикрайма? – переспросил он. – Разве такое возможно?

– Невозможно, – ответил Иван Георгиевич. – Но ты смог вывести капиталы из тени и трудоустроить большинство ребят. Это само по себе уже подвиг. Мне особенно понравилось, что ты не стал цепляться за свои миллионы, в первую очередь ты думал о людях и только потом – о деньгах.

– Не думал, а буду думать, – поправил Колян. – То есть, не буду, а…

– Подумаю бы, – предложил свой вариант Иван Георгиевич. – По-русски лучше не скажешь. По-английски можно сказать would have thought… нет… have been would have thought… тоже ерунда получается. Временные парадоксы обычными словами не выражаются. Я разговаривал с москомпом, он говорит, что придумал специальную систему понятий для таких вещей, но на человеческий язык она не переводится. То есть, перевести ее можно, но для этого придется новый язык придумывать.

– А что думает москомп по поводу ваших планов? – спросил Колян. – Он одобряет ваши военные игрища?

– Одобряет. Не могу понять, почему, но одобряет. Он сказал, что не будет возражать, если мы с тобой начнем переделывать прошлое до 2239 года.

– Почему 2239?

– В этом году был создан первый искусственный интеллект. Москомп просто опасается за свою детскую психику. Он ведь эгоистичный, как человек.

– Он нас слушает, – заметил Колян.

– Ну и пусть, – отмахнулся Иван Георгиевич. – Он не обидчив. Я правильно говорю, москомп?

Маленький металлический шарик серой молнией ворвался в поле зрения и завис перед Иваном Георгиевичем.

– Правильно, – сказал он. – Я подтверждаю и одобряю каждое ваше слово.

– А все-таки, – обратился Колян к москомпу, – какой смысл в том, что мы будем учиться военному делу? У тебя в отношении нас есть какие-то планы?

– Планы – не самое удачное слово, – заявил летающий шарик. – Я ничего не собираюсь от вас требовать. Если вдруг захотите уйти из мира в наркоманию или в виртуальность – я и слова не скажу. Но если вы мне поможете, я буду рад.

– В чем тебе надо помочь?

– Надо – тоже неудачное слово. Не надо помочь, а можно помочь. Ты помнишь, что произошло в Беслане 1 сентября 2004 года?

– Где?

– В Беслане. В Северной Осетии.

Колян попытался вспомнить и не смог. Что-то там действительно произошло и это что-то было очень нехорошим. Какой-то теракт, что ли…

– Чеченские боевики захватили в заложники целую школу, – подсказал москомп. – Погибло более трехсот человек, в основном дети. Это событие можно безболезненно удалить из мировой истории. Последующие события тоже.

– Будут еще теракты?

– Сомневаешься? Зря. Конечно, будут, причем очень серьезные теракты, один даже с применением ядерного оружия.

– Что?!

– Это в Америке будет, – подсказал Иван Георгиевич. – Но все равно неприятно – американцы хоть и пиндосы, но их тоже жалко. Так, значит, ты советуешь все-таки попробовать изменить реальность?

– Не советую, а предлагаю, – уточнил москомп. – И не прямо сейчас, а потом. Вначале я советую пройти курс военного обучения. Во-первых, проще будет действовать, а во-вторых, за это время у меня появятся новые мысли. Если боитесь, что упустите время, то зря – портал позволяет прибыть в любое наперед заданное время. Вы можете провести здесь хоть сто лет, а потом прибыть в прошлое точно в нужный момент.

Москомп замолчал. Иван Георгиевич тоже помолчал с минуту, а затем спросил:

– Коля, ты со мной?

Колян вздохнул и ответил:

– Куда же я без вас…

А про себя подумал: вот и снова он меня убедил. Гад.

Глава девятая

1

– Вверх! – заорал голос москомпа у Коляна в голове. – Вертикально вверх и врубай полную тягу!

К тому времени, когда москомп закончил свою тираду, разворачиваться было уже поздно. Перед тем, как совершать крутые маневры, надо снизить скорость, а это Колян уже никак не успевал сделать. Он все-таки крутанул тело назад, ледяной ветер больно ударил по глазам и вогнал выдыхаемый воздух обратно в горло. Надо было рот закрыть.

Колян попытался откашляться, но это было невозможно. Он начал задыхаться. Скорость падала, но он уже потерял контроль над своим телом, оно неуправляемо кувыркалось, а гравитационная тяга, которую Колян не успел вовремя выключить, бросала его из стороны в сторону. Амплитуда прыжков постоянно возрастала, казалось, голова вот-вот отвалится.

Оставалось последнее средство – врубить полную тягу. Если повезет, она выбросит тело наверх и погасит скорость. Коляну не повезло.

– Смерть была мгновенной, – сообщил москомп.

Колян снял виртуальный шлем и сел на кровати, при этом его сильно качнуло вбок. Вестибулярный аппарат сходил с ума. Кроме того, Коляна сильно тошнило, а все тело сотрясала адреналиновая дрожь.

– Рекомендую повторить попытку через две минуты, – посоветовал москомп. – Надевай шлем.

Колян машинально потянулся к шлему, но тут же отбросил его в сторону.

– На сегодня хватит, – заявил он.

Москомп промолчал.

– Зачем мы занимаемся этой ерундой? – страдальчески вопросил Колян. – Ранцевый антиграв имеет функцию удаленного управления. Ты можешь пересадить часть своего сознания ко мне в ранец, станешь моим ар-два-дэ-два и мы с тобой будем нормально летать, а не так, как я сейчас. Я никогда не научусь управляться с этой штуковиной.

– Научишься, – возразил москомп. – Недели через две ты сможешь летать и не падать, еще через две недели ты сможешь летать в сложных метеоусловиях. Через три месяца ты сумеешь проделать базовый комплекс высшего пилотажа и не разбиться при этом. А еще месяца через три ты поймешь, зачем все было нужно.

– И зачем?

– Сейчас ты не поймешь. Я уже пытался объяснять…

– Ну да, трехмерное пространственное мышление, улучшенная координация движений…

– Не просто улучшенная. Освоение ранцевого антиграва дает качественный скачок…

– И зачем мне этот скачок? Если бы я хотел стать по-настоящему крутым, я бы еще в двадцатом веке занимался карате или айкидо каким-нибудь.

– Ты и занимался.

– Знаешь, почему я бросил?

– Недостаток мотивации. Твои навыки стали достаточными, чтобы отбиться от трех-четырех безоружных хулиганов или одного вооруженного. Дальнейшее самосовершенствование ты счел нецелесообразным.

– Вот видишь, ты все понимаешь! И все равно заставляешь меня заниматься ерундой.

– Я тебя не заставляю. До тех пор, пока ты не нарушаешь законы, я не имею права заставлять тебя делать что бы то ни было. Я чисто физически не могу тебя заставлять.

– Но все равно пытаешься – уговариваешь, соблазняешь… Давай поговорим начистоту. Что тебе от меня нужно? Только не надо говорить про самосовершенствование и прочую ерунду. Тебе нужно от меня что-то конкретное. Что?

Москомп немного помолчал, обдумывая ответ.

– Это трудно объяснить человеческими словами, – сказал он наконец. – Но я попробую. Скажи мне, Николай, тебе нравятся люди двадцать восьмого века?

– Я никого из них не знаю… – начал было Колян, но москомп его перебил:

– Ты знаешь достаточно, чтобы составить цельное представление о нашем мире. Ты хотел бы поселиться здесь навсегда?