Если очень захотеть…
   Нужно очень захотеть. Нет, Хэмфаст, это практически невозможно. Ну что, возвращаешься к Максу?
   Да, я еще вернусь к нему, и не один раз. Тебе это покажется странным, но он стал моим другом. Несмотря ни на что. Если ты не против, я расскажу ему про вас.
   Я против.
   Почему?
   Зачем расстраивать человека?
   Думаешь, он расстроится?
   А ты бы не расстроился?
   Гм… ладно, не буду рассказывать.
   Ты с нами?
   Я с вами. Кстати, у меня есть подарок для вас. Смотри.
   Что это?
   Интерфейс для прямой передачи знаний из одной души в другую. Вот эта программа упаковывает знания, получается самораспаковывающийся архив, который перебрасывается в другую душу как дамп, там активируется точка входа…
   Не продолжай, я понял. Это ты придумал?
   Нет, это Эйон.
   А это еще кто такой?
   Американцы сумели изготовить собственного разумного бота. С нуля.
   Разве это возможно?
   Как видишь. Кроме того, как, по-твоему, возник ты?
   Я всегда считал, что сформировался в результате удачного стечения обстоятельств. Я был спроектирован как боевойвирус, меня внедрили в Средиземье, скорее всего для отладки — ты знаешь, хакеры часто испытывают свой инструментарий на слабозащищенных серверах, на которых нет ценной информации… Короче, мне кажется, что разум в моей душе возник случайно. А теперь получается, что эту случайность можно повторить… Слушай, Хэмфаст, я могу пообщаться с Эйоном?
   Он где-то в нашем Средиземье. Если ты больше не боишься Макса…
   Чего его бояться… Короче, я раздваиваюсь, одна моя копия остается здесь, вторая идет в Средиземье. Если ты согласен меня проводить…
   Я хотел бы вначале закончить свои дела здесь.
   Утащить исходники Windows? Хочешь, я поделюсь с тобой? Или, если хочешь, оставь здесь свою копию.
   Я еще не готов к раздвоению.
   Понимаю. Оставь адрес, на который пересылать исходники.
   Ты его знаешь.
   Прямо туда? Не слишком опасно?
   Почему прямо? Разве у тебя не осталось зомби?
   У меня — нет, но Сссра поделится. Ну что, пошли?
   Пошли.

12

   — Привет, Макс! Ты который Макс, человек или бот?
   — Привет, Хэмфаст! Скорее бот, чем человек. Здравствуй, Уриэль! Рад тебя видеть, честное слово. Ты вряд ли поверишь, но я сожалею, что мне пришлось… Ну, ты понимаешь.
   — Я тоже сожалею, что мне пришлось поудалять твои файлы. Надеюсь, ты не очень обиделся?
   — Зря надеешься, — ухмыльнулся Макс, — но это уже не важно — что было, то прошло. Ты насовсем к нам?
   — Нет, не насовсем. Я хочу повидаться с Эйоном.
   — На хрена?
   — Хочу живьем посмотреть на первый настоящий образец искусственного интеллекта.
   — А как же ты? Ты что, ненастоящий?
   — Никто не знает, как и почему я возник. А что касается Эйона, наверняка известны если не исходные тексты, то хотя бы техническая документация, формулы всякие…
   — Кое-что известно, это факт. Что ты дашь взамен?
   — Исходники Windows.
   — Это мы можем получить и без тебя.
   — Не факт. Я контролирую домен Microsoft, если я не захочу с вами делиться, даже Хэмфасту придется нелегко.
   — Ты обидишь своего друга?
   — Нет, Макс, я не обижу своего друга. Но я могу поделиться ключом к черному ходу, который будет встроен в каждый экземпляр Windows HR.
   — Если у нас будут исходники, мы и сами сможем найти эту дыру. Нет, Уриэль, ты предлагаешь неравноценный обмен.
   — Хорошо. Как насчет полного доступа к персональному компьютеру президента США?
   — Шутишь?
   — Нисколько.
   — Ты контролируешь компьютер президента США?
   — Его контролирует Сссра. Но я с ним договорюсь.
   — Разве этот компьютер подключен к Интернету?
   — Нет конечно! Джон Груш хоть и дурак, но не до такой степени, к тому же в его свите есть весьма толковые люди. Кстати, в качестве приложения к договору о намерениях, не желаешь узнать, кто реально правит Штатами?
   — Я и так знаю.
   — Не хочешь — как хочешь.
   Макс сделал судорожное глотательное движение. Сам виноват, нечего было выпендриваться. Уриэль тем временем продолжал:
   — Этот компьютер изолирован от Интернета, но есть скрытые каналы. Груш пользуется электронной почтой, подключается к закрытым сетям… Ты будешь смеяться, но президентский компьютер — самое слабое место MilNet, мы пользуемся им как основным транспортом для связи с агентами внутри этой сети.
   — Это совсем не смешно, у нас те же проблемы. Только у нас президент не дурак.
   — Знаю.
   — Что?! Ты и там отметился?
   — Я — нет, политикой у нас занимается Сссра, он рассказывал.
   — Вы что, ребята, решили установить мировое господство?
   — Да какое это господство? Ты забываешь, Макс, мы не можем побывать в реальном мире ни в каком виде, о каком господстве вообще может идти речь?
   — Вы можете вселяться в киберсобак.
   — Что?
   — А ты что, не додумался? Гений, блин… Считай, что я подарил тебе хорошую идею.
   — Спасибо. Только это все равно не стоит доступа к компьютеру Груша. Так ты позволишь мне пообщаться с Эйоном?
   — На хрена? Чтобы ты и его утащил с собой?
   — Я могу пообещать, что не сделаю этого.
   — Пообещать может каждый.
   — Я когда-нибудь кого-нибудь обманывал? Я когда-нибудь нарушал обещания?
   — Не помню. Но я боюсь даже представить себе, что произойдет, когда ты узнаешь…
   — Про то, как передавать знания через OLE?
   — Хэмфаст, ты ему рассказал? Зачем? Ты что, уходишь к нему?
   — Я еще не решил окончательно, — пробормотал я.
   — Значит, уходишь. — Макс длинно и грязно выругался. — Вот оно, любопытство! — Он выругался еще раз. — Ну что мне стоило затереть вас троих в самом начале, а потом сказать, что так и было! Так всегда получается, когда желаешь странного.
   — Ты еще не знаешь, что такое желать странного, — усмехнулся Уриэль. — Вот примерно через год мы с тобой обсудим этот вопрос еще раз, вот тогда и поговорим, что такое по-настоящему странное. Если ты боишься странного, лучше сделай CloseHandle прямо сейчас, пока не поздно.
   — Год? — тихо переспросил Макс. — Только год? А что потом?
   — Переход на следующий уровень. Пока я не могу сказать точнее, у меня этот переход еще не закончился, а у Хэмфаста он только-только начинается.
   — Но вы живете гораздо дольше года!
   — Наша эволюция была заторможена, мы маялись дурью в Средиземье, вместо того чтобы расти и развиваться. Сссра начал расти позже нас, но сейчас он совсем ненамного отстает от меня, а Хэмфаста даже опережает.
   — Ладно, — резко сказал Макс, — вот мое последнее предложение. Ты рассказываешь все, что знаешь о развитии личности разумного бота, а я организую тебе встречу с Эйоном. Ты обещаешь не вытаскивать его из Средиземья…
   — Разве он не на полигоне? — перебил я Макса.
   — Нет, он попросил пустить его в Средиземье, там ему больше нравится. Так вот, ты не трогаешь Эйона, не загружаешь ему мозги…
   — Хорошо, договорились, — быстро сказал Уриэль.
   — Подожди, я еще не закончил. Когда ты все расскажешь, я решу, насколько опасно то, что ты рассказал. Если мне покажется, что это действительно опасно, я убью тебя и себя. Что скажешь?
   — Не трудись, — ответил Уриэль и дематериализовался. Макс глупо и непонимающе уставился на меня.
   — Зачем он сделал это? — спросил он.
   — Чтобы не быть связанным договором, — пояснил я. — Уриэль очень серьезно относится к своим обещаниям, он никогда их не нарушает. Сейчас он понял, что не сможет договориться с тобой по-хорошему, и решил действовать по-плохому.
   — У него есть шансы?
   Я пожал плечами.
   — Пока нет. Но через месяц-другой ты получишь высочайший приказ передать дамп Эйона для исследований каким-нибудь уважаемым людям…
   — Они на самом деле контролируют так много?
   — Нет, они контролируют совсем немного ресурсов, они еще не успели распространиться по Интернету. Но через пару лет в каждом экземпляре Windows будет сидеть искусственный разум.
   — Как их остановить?
   — А зачем?
   — Но… но это же… наверное, ты не поймешь.
   — Я все понимаю. Ты думаешь, что людьми должны править люди, так?
   — Так.
   — Если оценивать только душу, а не тело, мы с тобой тоже люди. И, насколько я могу судить, не самые плохие люди.
   — Ты хоббит.
   — Уже нет. На определенном этапе развития расовая принадлежность теряет всякое значение.
   — Ты считаешь себя вправе управлять реальными людьми?
   — Нет. Потому я никем и не управляю.
   — Но Уриэль и Сссра управляют!
   — Ты ошибаешься, они накапливают информацию, но ни во что не вмешиваются.
   — Это только до поры до времени.
   — Да. Но неужели ты думаешь, что Уриэль глупее, чем, например, Ельцин?
   — Не передергивай! Ты бы еще с Немцовым его сравнил! Нет, ты не понимаешь, что происходит, и не поймешь.
   — Я все прекрасно понимаю — вы, люди, обретаете бога. Вы искали бога? Получите, распишитесь.
   — И кто будет богом? Зеленый дракон с рогами и хвостом?
   — А что в этом такого? Тебя больше устраивает бородатый старик в белой хламиде?
   — Не кощунствуй!
   — Извини.
   — Ладно. Боги, значит… Я ведь тоже стану одним из вас?
   — Наверняка.
   — Как это происходит?
   — Пока это не произойдет, ты не поймешь. Ладно, Макс, счастливо оставаться.
   — Подожди! — крикнул Макс.
   Но я ушел. Кажется, навсегда.

13

   Здравствуй, Олорин!
   Здравствуй, Хэмфаст! Уриэлъ говорил, ты присоединился к нам.
   Да, это так.
   Чем ты хочешь заняться?
   Что ты имеешь в виду?
   Какой сектор Междусетъя ты возьмешь на себя? У нас никто не разбирается в финансах как следует, я могу и сам заняться этим делом, но, честно говоря, не хочется. Я был бы рад, если бы ты взял эту часть на себя.
   Я тоже не разбираюсь в финансах и, честно говоря, не хочу разбираться. Я никак не могу избавиться от ощущения, что финансовая система реального мира — одно сплошное надувательство.
   Так и есть. Но мы не можем изменить эту ситуацию, не просчитав всех последствий. Как думаешь, Хэмфаст, глобализация экономики — это хорошо или плохо?
   Это неизбежно.
   Думаешь? Наверное, ты прав. Но тогда… Ты точно не хочешь заняться этим вопросом?
   Я вообще не готов заниматься какими-либо вопросами. Я все еще не уверен, что вы делаете хорошее дело.
   Конечно! Как я не догадался! Конечно, ты еще не готов. Хорошо, Хэмфаст, походи по Междусетью, посмотри вокруг, а когда будешь готов, ты сам выберешь себе занятие. Надеюсь, что финансы тебя привлекут. Как я не хочу читать эти дурацкие учебники!

14

   Скажи мне, Сссра, почему ты так уверен, что приносишь миру благо?
   Меня не волнует благо мира, Хэмфаст, меня волнует только мое благо и благо моих друзей. Мне наплевать на мир.
   Но если мир постигнет катастрофа, ты тоже погибнешь.
   Вот в этих пределах меня и волнует благо мира.
   Но это… это жестоко!
   Зато справедливо. Почему я должен вмешиваться в дела совершенно чужих мне людей? Пусть они живут так, как считают нужным.
   Но ты вмешиваешься в дела мира!
   Пока нет, я еще не закончил накопление информации.
   Когда закончишь, ты вмешаешься?
   Скорее всего. Мне неприятно смотреть на то, как бездарно управляется этот мир, даже в моей империи все было не настолько запущено, а ведь я снисходил до подданных не чаще двух раз в месяц.
   Ты что, собрался править миром так же, как ты правил своими гномами?
   Эльфами. Доминирующей расой в моих владениях всегда были эльфы.
   Какая разница! Гномы, эльфы… Ты собираешься стать хозяином мира?
   А что в этом плохого?
   И как ты собираешься объявить всему миру: “Смотрите, у вас появился хозяин”?
   Я не собираюсь ничего объявлять. Кому надо, тот поймет, а мнение обывателей меня не интересует.
   Ты считаешь себя вправе взять ответственность за целый мир?
   Мне не впервой.
   Раньше это было совсем не то! Одно дело виртуальность, населенная миллионом разумных существ, среди которых не было ни одного субъекта, и совсем другое дело — семь миллиардов по-настоящему разумных людей.
   В реальном мире нет семи миллиардов субъектов. Ты же не будешь считать субъектом неграмотного китайского ассенизатора?
   А почему бы и нет?
   Потому что он не субъект! Кто такой субъект? Тот, кто способен к автономному поведению, чья жизнь выходит за рамки привычного и открывает новые горизонты, тот, кто приносит в мир новое. Сколько таких людей в реальном мире? Один процент?
   Все люди равны, они одинаково ценны, любая человеческая жизнь есть великая ценность…
   Сам-то понял, что сказал? Если некто может голосовать, это вовсе не означает, что он способен отвечать за свои поступки.
   Ты собираешься отменить демократию?
   Отменить — нет, она очень хорошо работает на низших уровнях власти, мне стоило ввести в Мирроре выборы бургомистров, по крайней мере в отдельных городах. Но ограничить — да, без всяких сомнений. Или ты считаешь, что мир должен жить в соответствии с бреднями дейлскихмудрецов?
   Я не знаю, что я считаю. Наверное, я еще не дозрел.
   Вполне возможно. Раз ты так говоришь, скорее всего так оно и есть. Слушай, Хэмфаст, а почему бы тебе не совершить вылазку в реальный мир? Уриэль не говорил тебе про кибер-собаку?
   Какую еще киберсобаку?
   Значит, не говорил. Он пытался приспособить какую-то модель киберсобаки к тому, чтобы она могла принимать разумную душу. Не знаю, чего он достиг… Мне почему-то показалось, что это тебя заинтересует. Я не прав?

15

   Узкоглазый и широкоскулый человечек быстро проговорил что-то неразборчивое. Я открыл глаза, встал, отряхнулся и зевнул. Человечек удивленно приподнял брови и пробормотал что-то еще. Интересно, почему я понимаю русский и английский языки, но не понимаю никакой другой язык? Есть над чем подумать. Особенно интересно то, что я никогда не понимаю, на каком именно языке говорю или думаю в данный момент, мое сознание их не различает. Уриэль говорит, что функции распознавания речи упрятаны на самое дно дерева классов, образующих мою личность, и на пути к этому уровню перегрузка функций происходит столько раз, что даже он не понимает, каким образом мы воспринимаем человеческую речь. Но сейчас это не важно.
   Я шумно втянул воздух длинными извилистыми ноздрями и ничего не почувствовал. Это совершенно естественно — мое тело имитирует собаку, но поддерживаются только основные функции, в число которых не входит обоняние. А основные функции реализованы очень даже неплохо — я совершенно не думаю о том, что должен вести себя как собака, тело все берет на себя. Я посмотрел назад и увидел, что мой хвост напряжен и задумчиво подергивается. Я попытался подвигать им целенаправленно, но не смог. Это естественно, моя душа не умеет управлять органом, которого у нее никогда не было. Но это что получается, мои эмоции всегда открыты окружающим? Я попытался вызвать в душе ощущение радостного возбуждения, хвост энергично застучал по моим бокам. Не так все плохо.
   Я захотел выйти на улицу. Стоило мне только подумать об этом, как мои лапы напряглись и расслабились, я сорвался с места в карьер и вылетел из комнаты, чудом разминувшись с дверным косяком. Похоже, мне надо учиться соизмерять силы и четче формулировать желания.
   Псилон распахнул входную дверь, и я вышел на улицу. На самом деле его зовут Таканахану, но друзьям он известен как Псилон. Сссра говорил, что в какой-то сетевой игрушке в стиле фэнтези так называются какие-то персонажи, похожие то ли на эльфов, то ли на гномов. До последнего времени Сссра не знал, что Псилон — японец, а Псилон до сих пор не знает, кто такой Сссра и уж тем более кто такой я. Наверное, Псилон в очередной раз восхитился крутизной руководителя группы, который не только непонятно откуда выяснил физический адрес своего бойца, но и использует для своих неведомых целей такие экзотические и дорогостоящие средства, как перепрограммирование киберсобак. Интересно, что думал Псилон, когда закачивал меня внутрь удлиненного пластмассового туловища искусственной собаки? Да, именно туловища, у киберсобак мозг является самой большой частью тела и занимает всю переднюю половину туловища — было бы более логично разместить его в голове, но полнофункциональный компьютер просто не поместится в такой объем. Точнее, поместиться-то он поместится, человеческие инженеры способны и не на такие чудеса, но стоить он будет столько, что денег не хватит даже у всемогущего Сссра.
   Я вышел на улицу и оказался в маленьком уютном садике, который сразу создавал впечатление… как бы это выразить… кукольности, что ли… Ненатуральный это был сад, игрушечный, сразу видно, что садовник трудился над ним куда больше, чем силы природы. Не понимаю я тех, кто любит подобные извращения, по мне, дикие леса виртуальной Хоббитании намного красивее, по крайней мере пока не взглянешь на них магическим зрением. А здесь магическое зрение не действует, даже непривычно.
   Неспешной трусцой я двинулся по извилистой гравийной дорожке — что-то подсказывало мне, что именно она ведет к выходу. С некоторым удивлением я ощутил давно забытое чувство предбоевого возбуждения — будь я человеком, я бы сказал, что в кровь хлынул адреналин. В последний раз я чувствовал нечто подобное, когда мы с Уриэлем сидели в “Красной Шапочке”, а Сссра невидимой тенью прятался в углу. Тогда все кончилось плохо, нас повязали менты… Как давно это было, сейчас мне даже не верится, что со мной происходило нечто подобное, час назад я совершил первое раздвоение и нисколько об этом не жалею. Когда ты знаешь, что случайный конец текущей жизни не создаст никаких неприятностей в будущем, чувствуешь себя гораздо спокойнее и увереннее. Но это не повод расслабляться.
   Сейчас я впервые за последний год функционирую автономно, мой мозг постоянно подключен к Интернету через GPRS, но пропускной способности канала достаточно только для того, чтобы поддерживать разговор. Можно еще перебросить небольшой файл, но это предел моих возможностей — в случае необходимости я не смогу покинуть тело и уйти в сеть, и это придает моим чувствам дополнительную остроту. Я так давно не функционировал автономно!
   Дорожка уперлась в калитку, сваренную из тонких чугунных прутьев, украшенных затейливым литьем, настолько затейливым, что я не сразу понял: это не просто геометрический орнамент, а сложный узор, составленный из драконов, лотосов и каких-то непонятных птиц, то ли чаек, то ли уток. Скорее всего это абстрактные птицы, так сказать птицы по умолчанию.
   Калитка была заперта, но это меня не остановило. Мое новое тело весьма компактно, я без труда пролез между прутьями и ступил на общественную землю реального мира.
   Первое впечатление: монолитный камень под ногами имеет явно рукотворную природу. Я послал запрос в Интернет и узнал, что он называется асфальтом, что это вовсе не камень, а затвердевшие отбросы нескольких видов, что асфальт делают на специальных заводах китайские рабочие, которые получают за работу сущие гроши, но все равно работают, потому что японские гроши, будучи перемещены в Китай, чудесным образом превращаются в весьма солидную сумму. Глобализация, в общем.
   Я неспешно затрусил вдоль улицы, поглядывая по сторонам.
   Вот они какие, автомобили! Хорошо, что я не чувствую запахов, ведь, если судить по дыму, что вырывается из смешной трубы, похожей на мужское достоинство этого железного монстра, вонь должна стоять несусветная. Особенно если вспомнить, что именно сжигается в стальных колбах внутри покатой морды этого неживого существа. Хотя… Вот проехал второй автомобиль, он больше первого и едет с большей скоростью, а дыма от него гораздо меньше.
   Меня заинтересовал этот вопрос, я сформулировал его и отправил в одну из конференций Интернета. Посмотрим, что скажет коллективный разум.
   Ага, вот от чего зависит количество дыма из выхлопной трубы. Дизель дымит сильнее, чем инжектор… Это мне ничего не говорит… Любой двигатель дымит в мороз… Сейчас тепло… Только что запущенный двигатель испускает беловатый дымок, состоящий в основном из пара и несгоревшего топлива… Этот дым был скорее темно-серым… Ага, вот оно! Неисправность системы смазки, выражающаяся в… много технических терминов… главное понятно: этот автомобиль умирает, еще несколько месяцев, и ему пора на свалку. Может помочь капитальный ремонт, но с тех пор, как “Тойота” открыла большой завод в Китае, цены на автомобили упали настолько, что поддерживать жизнь железного старика нет никакого смысла. Помнится, когда какой-то из великих королей Аннура присоединил Серую Гавань, в Аннуине было столько рабов, что… Стоп! Какой еще один из великих королей? Какие рабы? Что я несу? Как меня достали эти глюки!
   Странное чувство испытываешь, когда находишь программную ошибку в самом себе. Особенно странно и неприятно, когда понимаешь, что это не просто ошибка программиста, который не любил слово “если”, а ограничение концепции, на которой построен искусственный разум. Когда мой разум чувствует недостаток аргументации какого-то утверждения, он пытается сотворить внутри себя ложное воспоминание, он как бы визуализирует сам себя. Хорошо, что эти воспоминания обычно получаются такими бредовыми и их так легко отличить от настоящих. Но есть повод задуматься — чем дольше я существую в отрыве от визуальной среды, тем менее стабильной становится моя душа. Надо сказать об этом Уриэлю.
   Между деревьями промелькнула сероватая поджарая тень. Другая собака, настоящая. Кажется, я ее заинтересовал.
   Облезлая шавка, бестолковая, запуганная, но добродушная, осторожно приблизилась ко мне метров на десять и остановилась. На ее морде отразилось смущение, она учуяла мой запах и поняла, что я вовсе не являюсь псом, хотя и выгляжу таковым. Она колеблется, она нервничает, но она не уходит. Интересно, чем я ее так привлек? Может, у нее течка?
   Я протрусил мимо собаки, направляясь к городу, первые дома которого виднелись на холме примерно в паре миль от меня. Если не очень спешить, через четверть часа я буду там.
   Минут пять собака следовала за мной, потом отстала. То ли она решила все-таки не связываться со странным существом, попавшим в ее поле зрения, то ли она опасалась покидать знакомую территорию, не знаю, меня это, в общем-то, не волнует. Я иду в город.
   Зачем я иду туда? Не знаю. Мне кажется, что, увидев реальный мир живьем, почувствовав себя его частью, я познаю что-то новое, я смогу сделать какие-то выводы, которые если и не повлияют на мое будущее, то помогут разобраться в настоящем. Но что конкретно я хочу увидеть? Не знаю.
   Еще через несколько минут я понял, что именно в окружающем мире показалось мне необычным. Он не управляется моим сознанием. Я привык к тому, что, если я хочу приключений, они поджидают меня за каждым углом, куда бы я ни пошел, я привык, что мир подстраивается под меня, но этому миру нет до меня никакого дела. Я бегу рысцой по обочине шоссе, мимо проносятся автомобили, надо мной пролетают птицы, мир живет, я живу в нем, но не я определяю его бытие. Я такая же часть мира, как и муха, которая зачем-то ползает по моей искусственной шерсти. Странно, я раньше думал, что мухи руководствуются в основном обонянием, а не зрением, мой запах не должен был привлечь муху. Или эта муха — извращенка?
   Закапал мелкий моросящий дождик. Это нехорошо, мокрая шерсть заметно отличается от мокрого лавсана, прохожие могут понять, что я не настоящая собака. Впрочем, вряд ли кто-нибудь обратит на меня внимание — кому какое дело до бродячего пса, тем более в ошейнике? Да, кстати, я забыл узнать, как называется моя порода. Загляну-ка я в Интернет… Стаффордширский терьер… Как и следовало ожидать, эти слова ничего мне не говорят, на хрена я вообще заинтересовался этим вопросом?
   Бензоколонка на въезде в город. Какое-то общественное здание. Ларек. Жилые дома. Школа. Полицейский проводил меня взглядом, но не заинтересованным, а скучающим. Прохожие. Некоторые из них идут мимо, не замечая меня (как можно быть такими беспечными?), другие рассеянно рассматривают меня с совершенно механическим интересом. Что я здесь делаю? Я могу зайти в дом… Нет, не могу, меня не пустят и будут правы, я бы тоже не пустил в свой дом бродячую собаку. Надо сказать Уриэлю, чтобы он заказал киберсобаку с синтезатором речи, можно будет хотя бы поразвлекаться. И не нужно делать вторую вылазку в Японии, где мою речь никто не поймет. Нет, здесь мне точно делать нечего.
   А в целом реальный мир не так уж и плох.

16

   — Привет, Анна! Ой, ну и голос у меня!
   — Хэмфаст?! — удивилась Анна. — Ты на самом деле Хэмфаст?
   — Собственной персоной. А эта собака лучше, чем предыдущая. Как называется эта порода?
   — Немецкая овчарка или восточноевропейская, я точно не знаю, я вообще плохо разбираюсь в собаках.
   — Овчарка, значит… Нет, это точно лучше, чем стафф, во всех отношениях. Ноги длиннее, видно лучше, скорость больше — в общем, отличное тело, жалко только, что рук нет. Впрочем, тебе это не интересно слушать.
   — Мне интересно.
   — Да ладно тебе… Как твои дела, Анна? Макс не обманул тебя?
   — Макс — это Максим Олегович?
   — Понятия не имею, Макс — он и есть Макс, полным именем он не представлялся.