Но постирать в этот день мне было не суждено.
Со стороны кактусовой рощи раздался пронзительный визг.
Ни одно известное мне животное естественного или магического происхождения издавать подобные звуки было не в состоянии, даже когда ему наступают на хвост или другие жизненно важные органы. Следовательно, кричал человек. И почти сразу же к нему присоединился хор таких же.
Приехали. Засада…
Верная букве контракта, я с арбалетом наизготовку вскочила в седло и поскакала на выручку клиенту.
Из-за кактусов выметнулся Рыбин Гранат и засвистел, призывая Гидроцефала. Верный конь рванулся навстречу хозяину. Но не успел. Из-за таких же кактусов вылетел длинный аркан, зацепил восточного единоборца и поволок его по земле.
– Беги, Конни! – успел прокричать он, однако это пожелание шло вразрез с моими намерениями. Будучи телохранителем, я обязана оберегать вверенное мне тело. Во что бы оно ни вляпалось.
Странная картина предстала моим глазам, едва я объехала рощу. За кактусами толпилась пара дюжин персонажей, в которых, если верить карнавальным костюмам Даун-тауна, следовало признать Пришельцев с Заокраинного Запада. Только эти, в отличие от раскормленных горожан, только и знавших, что лечиться от пищевой зависимости, были тощие, обгоревшие на солнце (что было заметно даже под раскраской) и потому имели вид гораздо более свирепый. Еще они отличались от даунов шевелюрами. Горожане, в основном, волосяной покров имели чистый, ухоженный, а у обитателей Пустошей были длинные сальные космы. А может, они волосы нарочно смазывали жиром, чтоб перья, бусы и прочие вытребеньки лучше держались. Но кошмарность зрелища заключалась не в этом. Пятеро этих своеобразных типов сидело на Рыбине Гранате и паковало его сыромятными ремнями, а еще двое держало под не совсем белые руки Хэма. При виде нацеленного на них арбалета, один из них, не будь дурак, приставил к горлу моего подопечного нож с широченным лезвием.
– Не делай резких движений, скво, – прорычал он, – и твои мачо не пострадают… пока что.
– За скво ответишь, – пообещала я, подозревая, что это слово ничего хорошего означать не может, однако не выстрелила, а постаралась оценить ситуацию. Они были вооружены луками, топорами, ножами и арканами, или как эти штуки в здешних землях назывались. И судя по тому, как ловко они управились с таким умелым бойцом, как Рыбин Гранат, недооценивать их не стоило. Удрать от них, учитывая то, что я была верхом, а они пешие, может, я и сумела бы, а вот отбить Хэма и Рыбина – вряд ли.
– За что вы напали на нас? Мы мирные путники, никого не трогаем…
– Молчи, скво! В Пустошах нет мирных путников! Есть только свободные пришельцы с Заокраинного Запада и проклятые бледнозадые! Своим коварством они вытеснили нас с древних исконных земель, однако в Пустошах мы такого не допустим! А эти гнусные бледнозадые не только осмелились явиться сюда, так презренный мальчишка осквернил священную Мескалиновую рощу!
– Но он же не знал!
– Незнание закона не освобождает от ответственности. И убери, наконец, свою дротикометалку!
– А кто мне гарантирует, что вы тут же не прикончите пленников?
– Ты не среди презренных бледнозадых, которые не держат своего слова. Если я, Дубина Народной Войны, предводитель лучших бойцов своего племени, сказал, что сейчас мы не станем убивать, значит, так и будет!
– Знаю я эти уловки – не убьешь сейчас, убьешь через час…
– О, нет! Вам всем несказанно повезло: сегодня в наше становище на Совет Красных Сил съехались вожди и старейшины кланов. Я доставлю вас к ним. В тебе я узнаю женщину племен, поэтому тебе будет дозволено ехать свободно, хотя и под конвоем. Мачо же мы отвезем связанными и вожди будут судить их судом справедливости!
Я невольно помянула верховную богиню Поволчья. Но делать было нечего. Только с чего они вдруг приняли меня за свою? Неужели из-за платья Стар Ньюэры, из-за потрепанности и разрезов на боках приобретшее менее декоративный вид? Ладно, попробуем сыграть в эти игры…
– Слышу тебя, о вождь. – Я опустила оружие.
– Дротикометалку-то разряди, – приказал Дубина Народной Войны. Пришлось послушаться. К счастью, меч у меня они не отобрали. Может, они его за оружие не считают? Даже обидно…
Рыбину Гранату и Хэму не так повезло. Их водрузили в седла, связав ноги под брюхами лошадей. Причем восточного единоборца посадили не на верного Гидроцефала, а на одного из вьючных меринов.
Пока с моими спутниками производили эти неприятные действия, Пришельцы, оказавшиеся вовсе не пешеходами, пригнали своих лошадей, которые паслись тут же по течению ручья. Это обстоятельство несколько ухудшило мое настроение, так как уменьшало наши шансы на побег. Лошадей они нагрузили плетенками с плодами, которые могли быть срезаны только с кактусов, а также ростками самых непривлекательных растений. И мы тронулись в путь. Я постаралась держаться ближе к своим попутчикам.
Когда мы прибыли в становище Пришельцев, меня вторично посетило состояние «дежа вю». Причем в острой форме. Если в даунах было нечто общее с хамами, то здесь мы как будто вообще не покидали Великого Хамства. Разумеется, были различия. Вместо хамских кибиток и шатров здесь были покрытые выделанными шкурами шалаши, у обитателей их – иной оттенок кожи, но в целом сходства гораздо больше. При этом соображении у меня забрезжила некая пользительная идея, и в ожидании суда я постаралась с ней поработать.
Аборигены, меж тем, готовились к празднику. Корзины с урожаем встретили плотоядными возгласами и уволокли прочь с глаз, причем радость выражали преимущественно мужчины. Женщины жарили на кострах что-то мясное. Конину, наверное. Хотя, кто их здесь знает… По крайней мере распития кумыса я нигде не заметила, и то хорошо. Но до начала общего веселья племени предстояло топтать Поляну Совета. Туда же погнали и меня, ибо я оставалась пленницей, пусть и не связанной.
На пресловутой поляне были врыты пять столбов, покрытых резьбой вполне авангардного стиля. К двум из них привязали моих спутников, остальные зазывно пустовали. Вокруг чинно расселась публика. Вождям и старейшинам накидали в знак почтения под седалища мехов – «фиолетовых» бы удар хватил от такого зрелища. Остальные устроились прямо на земле, мужчины – направо, женщины – налево. Перед каждым старейшиной, очевидно, для обозначения его статуса, в землю была забита оперенная стрела.
Рассевшись, Пришельцы приняли задумчивый вид и закурили. Зрелище это было для меня не внове, только здесь пользовались не кальянами и наргиле, каковые в ходу на Востоке. Вожди выпускали дым из орудий наподобие духовых ружей, рядовые Пришельцы обходились самокрутками из сушеных листьев. Женщины тоже курили. Видимо, это был ритуал, в котором нельзя участвовать детям и пленникам.
Накурившись, наш пленитель, то есть Дубина Народной Войны, поднялся и повел такую речь:
– Свободные люди свободных пустошей! Старейшины и предводители, и ты, о верховный вождь Ежик-В-Тумане! Нынче наш Совет Красных Сил собрался, чтобы отметить достойным потлачем посвящение наших юношей в воины. Но когда особо избранные товарищи явились в Мескалиновую рощу, дабы разжиться припасами для божественного зелья и божественного напитка, то увидели, как один из презренных бледнозадых делает надрезы на телах чудесных растений!
– Святотатство! – пронзительно воскликнул один из вождей.
– Здесь что, как в Даун-тауне, карают за нанесение вреда природе? – осведомился Рыбин Гранат.
– Не смей равнять нас с невежественными бледнозадыми! – оскорбился тонконогий вождь. – Боги и предки даровали нам чудесные растения, дабы мы добывали из них напитки, коими мы приобщаемся к сущности Божества!
– Эк завернул… – невольно вырвалось у меня.
– Так и я тоже… это… хотел приобщиться! – вступил Хэм. – Выпить очень хотелось…
– Святотатство, как и было сказано! – торжествующе подтвердил оратор. – Это я, Геморрой Ходячий, вам говорю.
– Пить хотелось – пил бы из ручья! – заявила старуха, единственная особа женского пола в ряду вождей.
– Из ручья пьют лошади или женщины, а не воины! – перебили ее. – Это даже бледнозадым ясно!
– А хоть бы даже он не осквернил рощу, – Дубина Народной Войны остановил начинающуюся перепалку. – Хватит и того, что они сюда забрались. Пустоши принадлежат красным! Долой белую опасность! Не позволим бледнолицым осквернить наши исконные ценности – охоту, рыбалку и текилу! Отдадим бледнолицых нашим юношам ради игрищ и забав и развлечемся их смертью. Брэк! Я все сказал!
– Больно молод ты еще такие заявления делать, – заметил Геморрой Ходячий.
– Тогда пусть скажет Верховный Вождь.
– Да, да! – загомонили собравшиеся. – Пусть скажет Ежик-В-Тумане!
Старейшина, обилием вплетенных в волосы перьев напоминавший скорее дикобраза, чем ежа, в задумчивости продолжал дымить трубкой, и лишь когда окружающие едва не охрипли, скандируя его имя, оторвался от любимого занятия, обвел поляну взглядом и произнес:
– Давным-давно, в предначальную эпоху, не было ни юга, ни севера, ни востока, а один только сплошной запад. И свободные племена кочевали, не зная преград на суше и на море. Но заветы предков были нарушены, и боги разгневались. Они ударили по земле палками-копалками и развернули ее наоборот. И где был запад, стал восток, а где север – там тропики. И те, кто недостойны называться людьми, побелели от страха, и такими остались навеки. А непобедимые красные воины откочевали от презренных под предводительством великого вождя Мескалиндуга, и доныне наш народ живет по его заветам: не строит городов, не носит тканой одежды, не жнет и не пашет. – Он сделал долгую затяжку. – Ах, да, о чем бишь я? Забыл. – Вождь снова устремил мутные очи на собравшихся, пытаясь поймать за хвост ускользающую мысль, и внезапно его взгляд упал на меня. – А эта что здесь делает? Вроде наша… или не наша?
– Это пленница, Старейший, – отрапортовал Дубина Народной Войны. – Захвачена вместе с остальными. Мы думаем, что это женщина племен, некогда украденная бледнозадыми, и позабывшая обычаи.
– Вот как? А что скажешь ты, пленница? Породило ли тебя гнусное скопище бледнозадых, именуемое Даун-таун?
– Я провела в Даун-тауне некоторое время, но не родилась там, и с радостью покинула этот город.
Пришельцы одобрительно загомонили. А что? Всегда следует говорить правду, если это выгодно. Но Ежик-В-Тумане продолжал допрос.
– А может быть, ты лазутчица помешанных скво, именующих себя Дикими Хозяйками и Бешеными Бабками, исконных врагов Свободного народа?
– Клянусь светозарным западом предначальной эпохи и прочими углами света, что не имею отношения к названным тобой и даже не видела их никогда!
– Как же следует именовать тебя по обычаю племен?
– Зовите меня просто – Женщина, Которая Выжила.
– Кого выжила? – уточнила старуха.
– Довольно многих.
Старуха одобрительно крякнула.
– Ну хорошо, – сказал Ежик-В-Тумане, – можем признать тебя нашей. – Он тут же потерял ко мне всяческий интерес. – Впрочем, это все равно. Мы не презренные бледнолицые, в невежестве своем не отличающие мужчин от женщин. У нас все в согласии с древним благочестием. Так что тебе нечего бояться. Пленница ли, скво племен – всех ждет одна судьба. Мы их выдаем замуж за воинов клана.
– Что, за всех сразу? – уточнила я.
– Как можно-с! – оскорбился старейшина. – Слышал я, что у бледнозадых нравы развратные, но чтоб такие… Сказано тебе: по древнему благочестию. У одной жены – один муж. У одного мужа – сколько угодно жен…
Это меня устраивало. Уж с одним я всяко управлюсь.
– Эй, а с мужчинами пленными вы как поступаете? – вмешался Рыбин Гранат.
– Лишаем их никчемной жизни различными способами, какие предписывают древнее благочестие, – сказал Ежик-В-Тумане.
– За что такое неравноправие? – воскликнул Хэм.
– Учись быть мужчиной, мальчик, – строго сказал Дубина Народной Войны. – У тебя на это осталось немного времени.
– Вам еще повезло, что вы к нам попали, а не к Диким Хозяйкам или к Бешеным Бабкам, да минует нас встреча с ними, – утешил пленников Геморрой Ходячий. – Мы вас просто убьем с особой жестокостью, а они бы унизили самое дорогое, что у вас есть – мужскую гордость.
По лицам Хэма и Рыбина Граната было видно, что они скорее предпочли бы поступиться гордостью, но мнение их значения не имело.
Итак, настоящая опасность грозила только моим спутникам, но не мне. Пора было брать ситуацию в свои руки. Если только удастся творчески развить мысль, посетившую меня при въезде в становище…
– О, красные воины, великие вожди и отцы народа! Дозвольте молвить слово!
– Слишком много возомнила о себе, Женщина, Которая Выжила! Скво не имеет голоса в собрании воинов!
– Но я вижу женщину среди вождей…
– Нашла с кем сравнивать! – склочно заявил Геморрой Ходячий. – Стоящая-С-Кошельком – мудрая женщина нашего народа, ибо после смерти своего мужа, величайшего из воинов – Маленького Засранца, сумела не только сохранить все его богатства, но и приумножила их. Все женщины неравны воинам, но некоторые – неравнее других!
– Не может быть и речи, чтобы я уподобила себя мудрой вдове Маленького Засранца! Но я прошу у Стоящей-С-Кошельком покровительства и посредничества перед вождями.
Старуха приосанилась.
– Пусть говорит, – разрешила она.
– О, вожди, ответьте мне, невежественной, на один вопрос: ваши заветы древнего благочестия относительно убийства пленных распространяются на всех, или только на тех, у кого белая кожа?
– Конечно, только на бледнозадых.
– А если я докажу, что мои спутники не принадлежат к презираемому вами народу, а представляют свободные племена?
– Это уже второй вопрос! – выкрикнул Дубина Народной Войны, но старейшина осадил его.
– Не горячись, Дубинушка. Послушаем, как она сможет это сделать.
– Для начала, воины и старейшины, взгляните на старшего из пленников. Имя его – Рыбин Гранат Кагор. Взгляните на него, промыв соколиные очи ключевой водой, и попробуйте сказать, что он белый! Многие из вас, по праву гордящиеся краснотой своей кожи, бледнее его.
– Он не красный, – возразил Геморрой Ходячий. – Он, скорее, коричневый.
– Не придирайтесь к оттенкам! Главное – не белый.
– Ладно, – поразмыслив сказал Ежик-В-Тумане. – С этим, пожалуй, можно согласиться. Но насчет младшего ты не посмеешь заявить, что он не белый.
– Белый и белобрысый, – поддержали его остальные.
– Вы правы, воины и старейшины. Но что значат внешние признаки перед сущностью? А разве не таковы отличительные признаки свободных племен: кочевать, не строить домов, гонять коней, не пахать и не сеять, жилища крыть шкурами, воевать со всеми чужаками и добывать себе богатства охотой и набегами!
– А ты говорил, Дубина, что она забыла обычаи, – укорил старейшина младшего собрата.
– Таковы же обычаи народа, из которого происходит этот юноша. Верно, Хэм?
– Верно! А еще мы не моемся и имеем много жен! – удачно дополнил он мой перечень.
– Готов ли ты поклясться в этом?
– Зуб даю! И даже несколько!
Красные воины даже побледнели, заслышав такую страшную клятву. Потом посовещались, и Ежик-В-Тумане вынес вердикт:
– Мы постановили, что следует считать пленников Пришельцами условно и освободить их от обязательного убиения. И последний вопрос, который следует решить перед закрытием совета: есть ли желающие взять в жены Женщину, Которая Выжила?
Таковых не нашлось.
– Ничего, не расстраивайся, – утешила меня Стоящая-С-Кошельком. – Ты, конечно, не шибко молода и совсем не красива, но слабой не выглядишь. А рабочая сила всегда нужна. Непременно кто-нибудь возьмет тебя пятой или шестой женой.
А вот это меня никак не устраивало. Жены могли встать на защиту их господина и повелителя и помешать нам удрать из стойбища. Но пока все шло хорошо. Рыбина Граната отвязали от столбов и поздравили с принятием в ряды Пришельцев. Настроение у всех было предпраздничное. Под это дело я быстренько уговорила воинов вернуть недавним пленникам оружие, объяснив, что это необходимый элемент национального костюма. Потом началась следующая часть программы – посвящение юношей в воины. В отличие от подобных же испытаний у других народов, здесь проверке подлежала не сила и храбрость, а невозмутимость и хладнокровие – качества, ценимые в кланах Пришельцев больше всего. Для этого поджигались родные шалаши юношей (на языке племен они именовались вигвамами) и угоняли лошадей, принадлежавших их семьям. Если испытуемый входил в горящий вигвам, дабы потушить его или спасти какие-нибудь ценности, либо кидался останавливать коней на полном скаку, объяснили нам, значит он не проявил присущей воинам сдержанности, приравнивался к женщинам и подлежал публичному позору и поношению. Но в тот вечер ни с кем из проходивших посвящение такого несчастья не случилось. Все они были признаны полноправными воинами, и с честью могли носить мужские имена.
Затем приступили именно к той части праздника, которая и являлась праздником, а не официальной частью. Пиршество и народные увеселения, в совокупности именуемые потлач. Как раз для него мужчины кланов и гнали ускоренным темпом свои пресловутые зелья и напитки. Таким образом, сбылась мечта Хэма – он мог вдоволь напробоваться того пойла, что прельстило его в доме Стар Ньюэры (интересно все же, как оно туда попало, если здешние так ненавидят горожан?).
В увеселениях поначалу тон задавала молодежь. Под речевку «Красная Сила – мескалин и текила!» свежепосвященные юноши демонстрировали свои умения в национальных борцовских приемах: гнали волну, мяли уши, прыгали выше головы, топтались на одном месте. Хэм, конечно, не удержался, чтоб не показать свои познания в распальцовке, что было встречено с одобрением.
Ну а после в состязания вступили опытные воины, испытывая, кто кого переест и перепьет. Здесь мне оставалось возблагодарить всех богов за то, что Пришельцы скрупулезно следовали обычаям древнего благочестия, не допускавший женщин и детей к участию в потлаче. Нет, нет, голодными они не оставались. Они должны были подавать воинам напитки и кушанья, а при таком раскладе можно нажраться и напиться больше самих пирующих, но, Ядрена Вошь, никто не велит тебе поглощать выставленное в обязательном порядке!
К тому же я, кажется, погорячилась, проведя знак равенства между хамами и Пришельцами. У подданных Великого Хама масса недостатков, но я не видела, чтоб они злоупотребляли дурманными зельями, да и кумыс – напиток умеренной крепости… Или я слишком недолго пробыла в Великом Хамстве, чтобы судить об этом?
Так или иначе, Пришельцы не только дымили на всю Пустошь – хоть секиру вешай, – но и трубочное зелье на празднике у них было не то, что на совете. Ибо на совете они несли не больше глупостей, чем любая группа людей, держащая подобные речи. Сейчас они впали в совершеннейшую дурость. Оставалось надеяться, что Хэм, которого я потеряла из виду, быстро напьется и не приохотится к новому пороку. Других опасностей я для него не предвидела. Окосевшие Пришельцы не выглядели агрессивными. Поэтому я прихватила кусок жареного мяса, жесткого и жилистого (это было даже приятно – у даунов я устала от жирной пищи), лепешку и отошла от костров, чтобы спокойно поесть. Стояла глубокая ночь, и предыдущая половина суток у меня выдалась утомительная, а подкрепиться с утра ничем, кроме воды из ручья, не удалось. Стоящая-С-Кошельком, надзиравшая за мной, куда-то испарилась, и я не стала ее искать. Но насладиться отдыхом в одиночестве мне не удалось. Из мрака, озаренного сполохами костров, вынырнул Рыбин Гранат с плетеной флягой в руках и плюхнулся рядом со мной.
– Выпьем? – он протянул мне флягу.
– Что, пользуешься преимуществом принятия в клан и хлещешь божественный напиток?
– После такого дня нахлещешься… А напиток действительно божественный. Попробуй.
Я сделала глоток из вежливости. Мне не понравилось. Хотя жизнь приучила меня не кривиться от крепких напитков, я по-прежнему предпочитала легкие вина, коими меня потчевали в юности. Рыбин Гранат, получив флягу обратно, припал к ней всерьез и надолго. Отдышавшись, сказал:
– А ты молодец! Как ты нас отмазала! Не ожидал я…
– Что я вас вытащу?
– Что ты будешь меня спасать.
– Разве в Даун-тауне было не то же?
– В Даун-тауне было по-другому. Адекватный обмен. Я вытаскиваю твоего пацана, ты возвращаешь мои деньги. И вообще есть у меня основания не доверять женщинам… – он снова припал к фляге.
– Что так? – спросила я скорее для приличия, надеясь, что Рыбин Гранат вспомнит про свою обычную скрытность или присущую воину сдержанность, и дело обойдется без обычных пьяных жалоб на баб-изменщиц и повестей о жизни. Но мне не повезло. Божественный напиток поборол восточного единоборца.
– Ну, ты ведь и без того многое угадала. Но не все. Я и вправду родился на Ближнедальнем Востоке и учился единоборствам. Но потом наша семья переехала в Союз Торговых Городов, к Радужному морю. А это море, надо сказать, не зря в древности называли Понтом… Жили мы в городе Нездесе, и вскорости я стал промышлять тем же, что и большинство нездеситов. У нашей компании были громкие дела, мы были удачливей, чем банды Бэтмана и Супермана, вместе взятых.
– Врешь.
– Не вру. Пре-у-ве-ли-чи-ваю. Без этого в Нездесе нельзя, уж этому я там научился… и многому другому… хотя так и не перенял их привычку употреблять винительного падежа… Так вот, верховодила у нас женщина. И не зря. Она была хитрая и смелая, ты себе не представляешь, даже злые орки – и те ее боялись. И я, конечно, влюбился в нее. Задаривал ее подарками, водил в лучшие портовые таверны – я умел красиво ухаживать…
– Уж это я в Даун-тауне заметила.
Рыбин Гранат пропустил мою реплику мимо ушей.
– И мы поженились. А потом пошла темная полоса. Городская стража начала на нас форменную охоту. Наших людей хватали одного за другим. Только моя жена ухитрялась выбираться из самых опасных переделок. До поры до времени это не вызывало у меня подозрений… до того дня, когда мы с приятелями зашли выпить в одну из самых роскошных приморских таверн… и увидели мою жену с начальником городской стражи. Они беседовали вполне дружески… доверительно… – Рыбин Гранат скрипнул зубами. – Ты же понимаешь, что это значит! Она выдавала всех наших! Я не выдержал, бросился к ней, закричал: «Что же ты делаешь? Чего тебе не хватало?» А она только расхохоталась мне в лицо. Такого я, конечно, простить не мог. И никто бы не простил. Было решено убить ее за предательство. И однажды, когда она шла из одного своего тайного убежища, я ждал ее в темном переулке с арбалетом в руках. Со мной был тот приятель, который был свидетелем ее измены. Мы подошли из-за угла… Но я все-таки продолжал любить ее. И когда я прицелился, рука у меня дрогнула. Я выстрелил – и промахнулся. Очнулся, лежа в луже крови.
– Так ты что, сам в себя попал?
– Обижаешь… Я могу промахнуться, но не настолько. Нет, это дружок мой, сволочь, выстрелил мне в спину. Он тут же, рядом валялся, с перерезанной глоткой. А ее, изменщицы, и след простыл.
– Сдается мне, я где-то слышала эту историю. Только там дело не совсем так… или совсем не так…
– Вечно люди все переврут… – Рыбин Гранат не стал развивать данную мысль, а замолчал, свесив голову на грудь.
– Так, я все понял, кроме одного, – послышался сиплый дискант, – кроме одного: что такое винительный падеж?
Хэм высунулся из травы. Я давно слышала, как он подполз, но не хотела перебивать Рыбина Граната. Однако последний на вопрос Хэма не ответил. Должно быть, задремал.
– Подслушивать нехорошо, – сказала я.
– Зато полезно… Я сначала с пацанами пошел, да скучно с ними. Нажрались своего зелья и валяются, как кабаны. Шаман ихний говорит – это они так Путь Воина изучают. Он им во сне открывается. А я решил лучше вас поискать. Вдруг что интересное вызнаю… чтоб потом можно было… как это она говорила… шан-та-жи-ро-вать?
– Значит, ты и у доктора Ньюэры подслушивал?
Хэм вместо ответа упал лицом в траву и захрапел, как взрослый. Кажется, он не притворялся. У меня тоже мутилось в голове, и это было довольно странно – от одного глотка. Обычно мне удавалось выпить гораздо больше без особого вреда для своей сознательности. Не иначе, клятые пришельцы добавляют дурмана в свой божественный напиток. Надо же, нашли способ Путь Воина изучать! Получается, любой забулдыга, дрыхнувший в канаве, занят тем же самым? В Волкодавле бы такую шутку оценили.
Мне казалось, что кровь бьется в висках, грохоча, как морской прибой, и я не сразу поняла, что грохот раздается на самом деле. Оглушительные удары эхом раскатились по пустыне, и пронзительный вой разнесся над уснувшим становищем.
Тогда я не знала, что Бешеные Бабки всегда так начинают психологическую атаку – бьют колотушками по бронзовым котлам, которые возят с собой, а потом начинают визжать. Я сумела лишь вскочить, и принялась пинать своих спутников с криком:
– Вставайте! Это нападение!
Тщетно. Оружие для них сегодня и впрямь оставалось элементом костюма, не более. Храбрые красные бойцы, включая тех, кто несколько часов назад был посвящен в воины, тоже не могли оказать сопротивления. Черные фурии на разгоряченных конях носились по становищу, сметая все на своем пути, топча беспомощных пришельцев.