– Заметила. Да с чего мне об этом беспокоиться – других путников в деревне нет, а здешние, может, все домоседы.
– Не были до нынешнего лета. А теперь девушки, вместо того, чтоб на лугу хулы-румбы плясать, по домам хоронятся. Да и мужики не спешат выпить кружку в хорошей компании.
– Ладно, почтеннейший, не тяни вервольфа за хвост. Что у вас стряслось?
Господин Бабло испустил протяжный вздох.
– Вампир у нас заявился. Ну, не совсем у нас, а поблизости.
Та-ак. Накаркал доктор Халигали.
– Он что, убил кого-нибудь?
– Боги миловали! – трактирщик сделал охранительный знак.
– С чего тогда взяли, что это вампир?
– Тут история вот какая… – месье Бабло извлек из-за стойки бутыль, присел за мой стол, плеснул себе и мне. В бутыли оказалось бренди, фатально преследующее меня с начала данного сюжета. – Про наши места многое говорят… страсти разные… и не всегда зазря. Сама понимаешь, где живем. – Он тоже перешел на «ты», и я не стала его одергивать. – В лесу у нас всякие чудища водятся… только мы в лес не заходим… и мы им не нужны, они все вокруг храма кружатся. А с нашими болотными бесами и водяными мы спокон веку мирно жили. Мы им жратву – они нам живность…
– К делу, любезный, к делу!
– А по весне объявился… этот. Один житель здешний, Жан Валья, ночью лягушек ловил… они ночью хорошо идут… и возвращался мимо леса, а этот как выскочит… как выпрыгнет, бледный такой, глаза горят, зубы торчат! По счастью, у Жана на шее амулет был, в храме Фотинии Светлой освященный. Еле отбился и сбежал, невод с лягушками бросил. А утром вернулся – лягушки там лежат, а горлы у них прокушены…
– Это что-то новенькое в мировой вампирской практике, – пробормотала я.
Бабло не обратил внимания на мое замечание.
– С тех пор и повелось… Как стемнеет, он по деревне бродит, в окна заглядывает, зубами цыкает. Жреца из города вызывали, он всю деревню освятил – не помогает. Вот и сидим по домам, чесноком и розами увешанным.
Действительно, зал постоялого двора был увешан гирляндами из головок чеснока и увядших цветков шиповника, в местном захолустье принимаемом за розы, но я по первости решила, что это кухонные принадлежности.
– А вампир, говорят, на кладбище хоронится, – продолжал Бабло, пропустив мимо ушей невольную игру слов. – У нас кладбище аккурат между лесом и болотом…
– Что ж вы не убьете его, ежели известно, где он скрывается?
– Так ведь боязно! Вампир все же, а не фунт лягушек… опять же не мастера мы вампиров убивать. Будь он живой – другой разговор, а так…
– Вот мы и подошли к сути дела. А суть у нас такая: ты хочешь, чтоб я убила вашего вампира.
– Убила, прогнала, в общем, избавила нас от такой напасти.
– Однако ж напасть вас не первый месяц мучает. Что ж вы специалиста не пригласили, кроме жреца? Истребитель бы вам в два счета вампира вывел.
– Ну… – Бабло замялся.
– Ясно мне все с вами. Истребители берут по таксе, она у них высокая, А ты решил, что с дурной бабой мимоезжей дешевле выйдет. А загрызет меня вампир – не жалко, и неустойку платить не придется. Только вот что, любезный Бабло. Я, может и соглашусь поглядеть на вашего вампира. Но, поскольку действую я на свой страх и риск, то премию за этот самый риск возьму авансом.
Тут Бабло, разумеется, начал возмущаться, и кричать, что никто ему как выборному лицу от всей деревни не гарантирует, что я не удеру вместе с авансом, я отвечала ему в том же духе, и в результате мы пришли к соглашению, что мне положено в качестве аванса сорок имперских гроссфатеров. Это было вдвое меньше, чем запросил бы истребитель, вдобавок скаредный Бабло умудрился вычесть из этой суммы стоимость ужина, ночлега и выпивки, так что наличными я получила тридцать.
– Между прочим, – спросила я, – в Шпацирене есть харчевница, мадам Лавэ. Она тебе, случаем, не родственница?
– А кто ее знает. У меня родни много, и все при деле. Может, кто и в Шпацирене осел. Мы на такую глупость, как письма, не тратимся.
На следующий вечер я караулила возле сельского кладбища. Поблизости Мрак мирно объедал высокую траву. Когда я стала выводить его из конюшни, Бабло снова поднял крик, будто я хочу удрать с денежками, но мне удалось его успокоить, заявив, что лошади относятся к тем животным, что лучше всего чуют приближение нечисти (кстати, это правда). Затем Бабло пытался навязать мне связку чеснока с розами, от чего я еле отбилась. Во-первых, запах получается уж больно противный, во-вторых, я опасалась, что Бабло вставит антивампирские средства в счет, и в-третьих, из лекций по технике безопасности, прослушанных в МГБ, я знала, что это бесполезно.
Как выражаются в Нездесе, спрашивается вопрос: зачем мне это было нужно? Приключений на разные части тела я никогда не искала, они сами меня находили. И деньги были мне нужны не до такой степени, чтоб лезть вампиру в зубы.
Об этом я размышляла, полируя рукавом осиновый кол, выструганный еще днем. Появление вампира вблизи храма Края как будто снова свидетельствовало в пользу теории мэтра Халигали. Но почему он застрял близ деревни, а не углубляется в лес? И ведет себя нестандартно. На людей вроде бы нападает, но при этом никого не укусил. Одно из двух – или Бабло мне врал, или среди вампиров тоже имеются извращенцы. Хотя в Волкодавле я слышала, что среди предков тамошнего правящего рода водились любители целовать лягушек. Но они не были вампирами, и лягушек не кусали.
Короче, все теории следовало проверить.
Окончательно стемнело, и луна скрылась за зубчатой стеной Безысходного леса. Я прошептала заклинание ночного зрения, и в тот же миг Мрак тревожно зафыркал.
– Спокойствие, малыш, только спокойствие, – прошептала я, поглаживая его по морде. – Я слежу.
Земля на одной из могил зашевелилась, и надгробный камень, подобно тяжелой двери, отъехал в сторону.
Я, оставив Мрака, переметнулась к толстенному вязу, откуда открывалась лучшая позиция.
За камень уцепилась худая бледная рука с обломанными ногтями, и затем вампир оказался на виду. Отряхнулся и поднялся на ноги.
Еще одна легенда оказалась ложью. Ибо легенды изображают вампиров весьма презентабельными мужчинами в элегантных черных одеждах, с пылающими очами и красными губами, которых лишь немного портят клыки и мертвенная бледность. Бледность и была единственной приметой вампира, соответствовавшей канону. В остальном он весьма смахивал на нищего бродягу. Нет, наверное, вампиры и не должны быть толстыми, но этот был какой-то чересчур худой.
Облаченный в лохмотья, с длинными редкими волосами, он весь дрожал и только что не всхлипывал. Вдруг на миг замер, и метнулся в траву, как кошка.
Я даже не догадывалась, насколько была права с этим сравнением. Когда вампир снова поднялся, в зубах у него корчилась крыса. Подхватив ее руками, он вгрызся в крысу, и я невольно отвела глаза. Видывала я зрелища и пострашнее, но это было уж больно противное. Когда я вновь взглянула на вампира, от крысы он уже избавился. Дрожать перестал, словно пьяница, перехвативший рюмку с похмелья, и в тусклых глазах появилось какое-то осмысленное выражение. Он повел носом, и мне показалось, что я сейчас услышу любимое выражение экстремалки Бабы-Яги: «Тьфу-тьфу, поволчанским духом пахнет!» Но он не был Бабой-Ягой, и поволчан вблизи не было и в помине. Вампира взволновало совсем другое.
– Лошадь! – пробормотал он. – Край Неминуемый, лошадь!
И облизнулся.
Такого безобразия, как нападения на Мрака, я допустить не могла. Это вам не крыса и не лягушка, в конце концов. Вампир рванулся туда, где был привязан конь, но я, высунувшись из-за вяза, подставила ему подножку. Он споткнулся, по инерции пролетел несколько шагов вперед и рухнул ничком. Я оказалась рядом и приставила ему к спине осиновый кол.
– Без глупостей. Иначе втыкаю кол.
– А если глупостей не будет? – поинтересовался вампир.
– Тогда, может быть, договоримся.
– Опять баба за весной молодостью присла, – в голосе вампира звучала неизбывная тоска. Я также заметила, что он несколько присюсюкивает, не выговаривая шипящие.
– А что, многие ходят?
– Достали узе! «Укуси меня, хосю быть всегда молодой и красивой!»
– И ты кусаешь?
– Если бы! Не могу ведь.
– С чего вдруг?
– Я что, так и буду на пузе леза, докладывать?
Я убрала кол.
– Можешь сесть. Но учти, кроме кола у меня есть и другие средства.
– Что, чеснок? – спросил он с ядом в голосе.
– Нет, чеснока при мне нет. Но меня учили, что ничто так не помогает против вампиров, как доброе старое усекновение главы. И я могу произвести эту операцию не только мечом, но любым из своих ножей.
– Сволось! – просвистел он, переворачиваясь. – На инвалида – с целым арсеналом…
Усевшись, он протянул руку к ближайшей кочке, а я в свою очередь – к ближайшему ножу. Однако вампир всего-навсего отколупнул клок мха, заложил за щеку, после чего стал говорить почти нормально.
– Я – Бедный Генрих.
– Почему «Бедный»?
– А что – богатый?
– Действительно, дурацкий вопрос. Продолжай.
– До нынешней зимы я был нормальным вампиром, а теперь – изгой в своем сообществе, – он разинул пасть. Я поневоле вздрогнула. Одно дело слышать про вампирские клыки, а другое зреть их воочию. Но узрела я совсем не то, что предполагала. На месте легендарных вампирских клыков торчали жалкие обломки.
– Ты что, болезный, по ошибке бронзовую статую укусил?
– Если бы, – мрачно отозвался он. – Дело было гораздо хуже. Я себе мирно жил в развалинах древнего замка по ту сторону Нечистого поля, иногда навещал соседнюю деревню, и все было прекрасно.
– Для деревенских – тоже?
– Я меру знал! Не перебирал никогда, чтоб у них и мысли не возникало колы заточить! И вот однажды вечером просыпаюсь, а над деревней моей – зарево. Напал кто-то. Ну, думаю, халява привалила! Разбойники, или там наемники, они ведь в нас не верят. Пока разберутся, что к чему, нажрусь от пуза на полгода вперед. Спихнут на эпидемию или народное сопротивление. Ну, добрался я от замковой горы в деревню, она уж догорела к тому времени. Я даже обрадовался – в полной темноте нам лучше работать. И от радости не задумался, что каким-то колдовством в деревне попахивает… некромантским таким. Потом вылез… этот, то ли разведчик, то ли часовой. И что-то в нем было… неправильное, что ли. И снова я не обратил внимания. Кушать уж очень хотелось. И, стало быть, стоит он возле амбара, что-то высматривает… я по всем правилам бросаюсь на него из-за угла, впиваюсь в шею… И что ты себе думаешь? Мои зубы прошли сквозь него, как сквозь кисель, и я сломал клыки о собственную нижнюю челюсть.
– Вот с этого места поподробней, пожалуйста. Он оказался вампиром, как ты?
– Что я, по-твоему, вампира от невампира отличить не могу? Мы, конечно, с вашей точки зрения, неживые. Но и не мертвые. У нас кости, на костях – плоть, по жилам кровь течет… если мы ее выпьем, конечно… Вот потрогай, – он протянул ко мне руку. Я с некоторым сомнением коснулась ее. Рука была как рука, только очень холодная.
– А этот, которого ты укусил, что же, совсем бесплотный был?
– Ну, не совсем… какое-то подобие плоти было… но… я не могу описать… какая-то взвесь неустойчивая. И жизни я в нем не почувствовал. Никакой. – Бедный Генрих помолчал, справляясь с тяжкими переживаниями. – И лежу я там на земле, зашибаюсь, думаю сейчас прикончит… а они выбрались из развалин деревни и сгинули без следа. Понимаешь, они там все такие были. Не живые. Но и не вампиры. И до меня им дела не было. А я уполз в лес… ондатру съел. Видишь ли, у нас кроме основного набора клыков, есть другие, рудиментарные. Они не для забора человеческой крови предназначены, а для животной.
– А какая разница?
– Вам не понять… Вы существа грубые, тонкостей не различаете. Есть версия, что эти клыки были первичны, поскольку в древности нам питаться, кроме животных, было нечем. А теперь ими пользуются только те, кто человечиной не питается по убеждениям… или по состоянию здоровья. На прежнем месте мне оставаться было опасно, и я вспомнил про храм Края. Знаешь, что это?
– Место поклонения смерти.
– Во-во. Говорят, что нас, вампиров, как воплощение смерти в жизни, там очень уважают. И таких инвалидов, как я, берут на пансион, кровью жертв подпитывают…
– Что же ты здесь торчишь?
– Ага! А лес перейти? Это не поле… Там знаешь сколько хищных тварей, против которых беззащитному вампиру не выстоять? Вот и сижу здесь, вегетарианствую…
– Ничего себе вегетарианство!
– У нас это так называется… От здешних баб отбиваюсь… теперь еще ты убивать меня явилась…
– Ну, почему же сразу убивать? Меня попросили избавить деревню от вампира. А методы – на мой выбор.
– Да я бы рад убраться отсюда! Но как? – Он вздрогнул и уставился мне в глаза. – Слушай, проводи меня до храма! Я в долгу не останусь!
– Знаем мы, как вы в долгу не остаетесь… Или я сказку про жабу, что скорпиона через реку перевозила, не слыхал? Стоит мне задремать, как ты мне горло перекусишь!
– Да если б я мог, стал бы я здесь маяться!
– А чем, интересно, расплачиваться будешь? Вечной молодости ты предложить не можешь, золота тоже, ты ведь не лепрекон какой…
– Я проведу тебя в храм… я ведь чувствую, что ты здесь не просто так здесь, тебе туда нужно.
Я поежилась. Похоже, в сплетнях о том, что вампиры читают мысли, была доля правды.
– И я научу тебя, как пройти этот лес, – продолжал воодушевившийся Бедный Генрих. – Он же заколдованный, лес-то. А в случае чего ты меня засшишишь… засчитись… – он выплюнул размягчившийся мох и заложил за щеку новый.
– Сейчас все брошу и пойду с тобой. Вот гроб на Мрака погружу и пойду. Тебе ведь в гробу нужно спать?
– Предрассудки. Вполне можно обойтись без гроба.
– Зачем же тогда в могиле прячешься?
– Традиция. Традиции по возможности надо соблюдать – чем бы мы были без них? А здесь ни замка нет, ни склепа – ничего лучше могилы не нашлось.
Я задумалась. Вообще-то я не подписывалась непременно убивать вампира. Бабло подрядил меня прогнать его, а если Бедный Генрих уйдет в храм, задачу можно считать выполненной. Правда, если я уйду вместе с ним, то не вернусь в деревню и не получу оставшиеся деньги. А если я вернусь в деревню, то Бедный Генрих не тронется с места, и денег мне опять же не видать. Неразрешимая дилемма. Но меня сейчас волновало другое. История, поведанная Бедным Генрихом, напрочь опровергала теорию мэтра Халигали. Враги империи не были вампирами. По правде говоря, до нынешней ночи я не очень-то верила в существование этих врагов, смутно подозревая, что их выдумали, как предлог, для того, чтобы император профинансировал орден гидрантов. Но Бедный Генрих – не гидрант и вообще не человек, зачем ему врать?
«Я не почувствовал в них жизни. Никакой», – сказал вампир. А в храме Края поклоняются смерти. Может, там мне сумеют что-то подсказать?
И демон с ними, с деньгами месье Бабло, не такая уж там сумма, чтоб я из-за нее потеряла покой и сон. Пусть думают, что угодно. Что вампир меня убил, или наоборот, я из него выбила вечную молодость.
– Ладно, – сказала я. – Кого только мне не приходилось охранять в этой жизни. Монстрофобией я не страдаю. Монстрофилией тоже. Так что если ты рассчитываешь, что из гуманных побуждений я отворю себе вену и нацежу тебе стаканчик свежей крови – глубоко ошибаешься. На коня моего тоже пасть не разевай. Будешь по-прежнему перебиваться мелкими тварюшками. Как я понимаю, разговоры о том, что вампиры умеют летать – это тоже предрассудки?
– Умел бы я летать, стал бы тут столько времени ошиваться…
– Это хорошо. А то у меня врожденная неприязнь к полетам.
– Так пошли скорее! А то мне не хотелось бы, когда взойдет солнце, оказаться на открытом месте. Подожди только, вещички заберу… – Бедный Генрих нырнул в могилу и вылез оттуда с узелком в руках. Я тем временем подтянулась в седло. Попытку вампира сделать то же самое Мрак встретил резко отрицательно.
– Что ж, придется тебе пешком идти, – сказала я, не став проверять, действует ли на вампира удар копытом так же, как осиновым колом. Кстати, кол я выбрасывать не стала, а заткнула за пояс. – Все равно скачек по пересеченной местности не намечается. Между прочим, если на солнце тебе находиться нельзя, как мы будем днем передвигаться?
– Никак. И не только потому, что днем мне нужно спать. Лес-то заколдованный, я уже говорил. Ты еще увидишь, как правильно ты поступила, выбрав меня спутником.
Вообще-то я его не выбирала. Но тратить время на препирательства не хотелось, и я тронула повод Мрака.
Когда мы очутились под сводами Безысходного леса, ничего особенного я не увидела и не почувствовала. Никаких признаков непроходимости. Ну, нетопыри летают, совы ухают, но это уж как положено. Правда, кто-то отчетливо произнес тоненьким голосом «Ой, мамочки», прошуршал в траве и скрылся. Я постаралась вспомнить, какие виды нечисти водятся в данном регионе. Троллей и разных прочих кобольдов следует сразу отсечь – они предпочитают гористую местность. Водяных и болотников мы оставили позади. Что у нас остается? Всяческие морриганы-корриганы. Никсы, они же стриги, которые никак не определятся, то ли ведьмы они, то ли вампиры – тут меня при случае пусть Генрих проконсультирует. Эльфов, со всеми их видами и подвидами, я бы не стала относить к нечисти, хотя среди них попадаются весьма зловредные. И – да, конечно, оборотни всех мастей и расцветок. Публика давно известная и хорошо изученная. Если бы те, что тревожили землю империи своими набегами, относились к кому-то из вышеперечисленных, гидранты бы с ними справились. Нет, не зря Анофелес потащился в храм Края.
– Ну все, – сказал Бедный Генрих. – Сейчас начнется. Дальше ходу не будет.
Я оглянулась.
– По-моему, ты перестраховываешься, приятель.
– Да я не про то! – раздраженно воскликнул он. – Скоро рассвет, мы такие вещи чувствуем… наподобие как у людей ломота в костях перед дождем. Так что спешивайся, расседлывай коня… и увидишь, что здесь творится с приходом дня.
Я спрыгнула на землю, но, не слишком доверяя вампиру, пока что расседлывать Мрака не стала.
Бедный Генрих тем временем извлек из узелка саван, служивший ему дневной рубашкой, насвистывая, облачился, заполз под куст, и, пробормотав «Спокойного дня», свернулся в клубочек.
Мне же спать ничуть не хотелось. Немного поколебавшись, я решила все же освободить Мрака от седла. Пока я этим занималась, выглянуло солнце. И тут, как выразился Бедный Генрих, началось.
Застыв с седлом в руках, я остолбенело смотрела, как с первыми лучами солнца видоизменяется Безысходный лес. Вокруг поднимались стены терновника, можжевельника, держи-дерева, колючего дрока и молочая. Поверху все это оплетали такие толстые лианы, каких не увидишь и в джунглях у подножия Балалайских гор. Куст, под которым лежал Бедный Генрих, обернул спящего вампира непроницаемым пологом. А мы с Мраком оказались в чем-то вроде зеленой клетки. Или внутри живой изгороди. Ради интереса я, предварительно положив седло на землю, рубанула мечом по сплетению растений, и лезвие мягко спружинило. Конечно, можно было извлечь топор и повторить эксперимент, но я не стала этого делать.
Впервые я увидела непроходимый лес, который был действительно непроходим. Даже Заволчанские леса, порой наводящие жуть, и где встречались чудовища пострашнее бегающих в траве корриганов, были одинаковы что днем, что ночью. Тот, кто заколдовал Безысходный лес, знал свое дело. Нет, если бы у меня в руках сейчас оказался меч Рубило, никакие заросли бы не послужили помехой. Да тем, что осталось от Рубила, нынешний Великий Хам, наверное, ногти подравнивает. А прочее оружие затупится в считанные минуты. В кои-то веки путешественник, снабдивший сведениями архивного юношу, сказал правду. Пересечь Безысходный лес может лишь тот, кто владеет магией. По крайней мере, днем. А кому в голову придет переться по заколдованному лесу ночью?
Ответ известен.
Раз так, остается только перекусить тем, чем я разжилась у месье Бабло, и отдыхать. Вот еще проблема – что я буду есть, когда кончатся припасы? Не хотелось бы подстрелить на обед разумное существо. Ну да ладно, будет ночь, будет и пища…
Лес снова изменился. Картина была совершенно идиллической. Предо мной простирался сочный цветущий луг, обрамленный деревьями, гнущимися от тяжести плодов. Кругом бегали зайчики и порхали гулики. Передо мной на пригорке возвышался замок, такой белый и изящный, какой бывает не в жизни, а на тортах, выпекаемых в Шпацирене. Затем в воздухе появилась фигуристая деваха в прозрачной тунике, На лету ее, супротив всех законов тяготения, поддерживали трепещущие стрекозиные крылья, а в руке она держала палочку с полированной блестящей нахлобучкой.
– За мной! – вскричала она. – Я отведу тебя в свой замок!
– Нет, – отвечала я.
– Почему? – озадачилась деваха. – Я добрая фея, там ждет тебя отдых, спокойствие и уют…
Ничего против спокойствия и уюта я не имела, но вид замка внушал мне сильнейшую антипатию.
– Тортов не ем, – сообщила я.
Фея коснулась своей палочкой замка, который каким-то невообразимым образом оказался с ней на одной перспективе, и стены его потемнели, укрупнились и украсились мощными башнями. Над донжоном на ветру плескался вымпел с родовым девизом на древнем и малопонятном языке: «Never complain, never explain».[3] У крепостного рва виднелся затянутый ряской пруд, где я якобы утопилась.
Да, это был мой родовой замок, который я не то что забыла – я забыла о нем вспоминать.
– Дом, милый дом, – пропела фея. – Ты идешь?
– Нет, – упорствовала я. – Может, ты лазутчик вражеский?
Фея снова взмахнула палочкой, но что за этим последовало, я не увидела, поскольку в ухо мне прокричали с характерным дефектом речи:
– Не спи, замерзнесь!
– Какой «замерзнешь», лето же, – пробурчала я, но глаза, до того закрытые, все же разлепила.
И тут же застучала зубами от холода.
Вопреки показаниям календарей, мох, трава, стволы деревьев – все было покрыто толстым слоем изморози. Мрак, чья грива побелела от инея, дрожал крупной дрожью. С деревьев падали, словно переспелые яблоки, замерзшие птицы. Только Бедный Генрих, трясший мня за плечо, не выказывал явных признаков озноба и обморожения.
Равно как стоявшее передо мной существо неопределенного пола и возраста. Мешали определению сосульки, коими существо заросло, как еж – иглами. Свисали сосульки и с мощного посоха, служившего существу опорой.
– Это Мразь, – свистящим шепотом просуфлировал Бедный Генрих. – Не понимаю, чего она на охоту вышла – не сезон…
Не обращая внимания на подсказку вампира, Мразь обратилась ко мне:
– Тепло ли тебе?
– С-с-с-час будет тепло, – у меня зуб на зуб не попадал, окоченевшие руки тряслись, но все же я сумела вытащить из кошеля огниво, а также запрятанную заначку, вывезенную с Ближнедальнего Востока – платок, пропитанный нафтой. Намотала платок на валявшийся под ногами сук, выкресала огонь, и через миг в моих руках пылал факел.
Мразь шарахнулась в сторону, Бедный Генрих – в другую.
– Хворост подбрасывай! – крикнула я ему.
– Боюсь! – истерически взвизгнул он.
Верно – вамиры ведь не переносят открытого огня. Это один из радикальных способов борьбы с ними. Что ж, придется справляться самой. Не выпуская факела, я подпихнула в кучу сухие ветки, палые листья и подожгла.
– Ты что, спятила? – вопросила Мразь. – Летом, в лесу, костер… пожар же будет.
– Ничего, в случае чего – подморозишь, – я с удовольствием грелась у огня.
– Ничего не понимаю, – Мразь отодвинулась еще дальше. – Ты падчерица?
– В некотором роде. – Отец мой и мачеха давно умерли, но падчерицей побывать я успела.
– Что ж ты отвечаешь неадекватно?
– Зато я действую адекватно!
Бормоча проклятия и размахивая посохом, Мразь поспешно удалилась во тьму леса. С сосулек на одежде и посохе капала вода.
С исчезновением Мрази снова вернулось лето, иней начал таять, отдельные замерзшие твари – отмерзать.
– Что ж ты меня подвел? – укоризненно сказала я Мраку. – А еще предполагается, что нечисть чуешь…
Конь понурил голову.
– А ты, Генрих, большую часть гонорара, почитай, отработал.
– Костерок-то притуши! – жалобно попросил вампир, продолжавший отираться в стороне.
– Погоди, только подогрею себе что-нибудь. Кстати, когда будешь питаться, какую-нибудь птичку, если не жалко, оставь для меня.
Пока Бедный Генрих шарил вокруг поляны в поисках пропитания, я сообразила, кем была наша нынешняя гостья, о чем я сообщила вернувшемуся вампиру.
– Когда ты ее назвал, я не поняла, потому что в Гонории и Токай-Гуляше ее называют госпожей Метелицей. Мужчин она убивает морозом на месте, а женщин уволакивает в свое логово. Причем предпочитает пад-
чериц.
– Почему?
– Не знаю. Извращенка, наверное. Но ты прав, летом она не охотится. Наверное, близость храма сказывается.
Подкрепившись, я затоптала костер, и мы опять двинулись в указанном Бедным Генрихом направлении. Однако встреча с Мразью была лишь первой в цепи происшествий этой ночи. Вероятно, в порядке компенсации за предыдущую, чересчур спокойную.
Из зарослей орешника раздалось злобное рычание.
– О! Зверюшка! Это по твоей части, Генрих.
Но вампир уже спрятался за круп Мрака.
– Не по моей. Это не простой зверь, это чудовище, я сювствую.
– Хорошо. Сейчас разберемся.
Я спешилась, вытащила меч и прошла несколько шагов. Из кустов высунулась острая морда.