– Опять не повезло!
– В чем тебе не повезло? Кстати, ты и на первый вопрос не ответил.
– Я в рыцарском поиске. Поклялся найти и доставить домой царевну Милену. А вы ее уже нашли, Ядрена Вошь! – выругался он по-волкодавльски.
– Я сама нашлась, – надула губки царевна.
– Какая разница… Вот что, прекрасные сэры и добрые леди. Надеюсь, вы хотя бы не откажете доблестному рыцарю в месте у своего костра. Только помогите мне сойти с коня.
– Может, тебе еще и доспехи рассупонить помочь? – съязвил Хэм. Он догадывался, что местом у костра просьбы не ограничатся.
– Если мне это понадобится, юноша, я приму твое предложение. Тем более, что я безвременно лишился своего оруженосца.
– Ладно, Хэм, не выпендривайся, помоги дяде, пока он в самом деле не пригласил тебя на службу.
Рыбин Гранат и Хэм совместными усилиями совлекли рыцаря с седла, и он растянулся на травке у костра.
– Как же тебя угораздило, а, Лонгдринк? Ты же вроде раньше в эти квесты за Миленой не пускался?
– Я бы и теперь не пустился, прошу прощения, прекрасная леди, но проигрался Эйнстейну до последнего медяка. У, варяжская морда! – Он погрозил в пространство кулаком. – А кредита нет уже ни в одном заведении. А тут этот траханый… то есть святой пророк народ взбутетенил своими проповедями. Про Мать-и-Матрицу никто не понял ни… извините, прекрасные сэры. А вот насчет того, что выручать царевну никто не идет, потому что кишка тонка – это дошло. Зашевелились. А тут как раз объявили награду за голову, то бишь за спасение, потому как в Заволчье демон Лахудра и опасно… А деньги нужны до зарезу. И решился я – доспехи у меня, конечно, не модного фасона, не немильские, но прочные, заразы, в них еще батюшка мой покойный подвиги совершал. Ежели их зашпинить покрепче, ни один демон оттуда не выцарапает. Снарядился я и поехал. Два дня и две ночи из доспехов не вылезал, даже по нужде. И все зря. Хорошо, хоть демона Лахудру не встретил…
– И не встретишь. Мы его уже… того…
– Тогда простите, прекрасные сэры и эти… леди… – с прытью, удивительной для человека, на котором навьючено столько железа, Лонгдринк вскочил на ноги и скрылся в кустах.
Покуда он избавлялся от того, что у него накопилось за двое суток, я спросила.
– Царевна, вы хотите вернуться домой?
– Ну… с вами, правда, не соскучишься. Но не век же мне по лесу мыкаться. Сквозняки здесь… комары кусаются, и муравьи тоже… А что делать? Пешком и в одиночку я не пойду.
– Это вопрос решаемый…
Лонгдринк вылез из кустов, звеня пуще прежнего, поскольку доспехи на нем были полурасстегнуты, и тут же устремился к костру.
– Прекрасный сэр, – укорил его Рыбин Гранат, – вы хватаетесь за еду теми же руками, которыми только что ходили любоваться природой?
– Погоди жрать, Лонгдринк. Сначала о деле.
– Рыцари до еды о деле не говорят!
– А после – тем паче. Но я – не рыцарь. Короче, у меня к тебе предложение. Забирай царевну и вези ее в Волкодавль. Скажешь, что отбил Милену у демона Лахудры, который перед этим прикончил Тугарина. Кстати, последнее – правда.
– А наградные – пополам?
– Наградные возьмешь себе. После сочтемся.
Это было не такое уж великодушное предложение, как может показаться. Волкодавльские деревянные, будь их хоть целый мешок, в дороге были ни к чему. А Лонгдринк, какой он ни есть раздолбай, но все-таки рыцарь, то есть обученный боец, и в будущем мог сослужить мне службу.
– Договорились, – невнятно пробурчал Лонгдринк, вонзая зубы в кусок мяса, протянутый ему Малюткой Шапоруж.
– Вы согласны, царевна?
Лонгдринк чуть не поперхнулся. Действительно, согласия у спасаемой красавицы спрашивать было не принято.
Милена окинула рыцаря критическим взглядом. Обернулась к восточному единоборцу в заштопанных шальварах.
– А ты не возвращаешься?
– Нет, – твердо сказал Рыбин Гранат.
– Жаль. Но ничего, этот тоже сойдет. Только пусть сперва доспехи снимет, а то я все себе отобью!
– Это уж вы сами как-нибудь…
По всему было видно, что вопрос решится положительно. Поскольку Лонгдринк носки Милену стирать не заставит. Ему все равно, есть у него носки или нет.
Так мне удалось избавиться от лишней попутчицы. Как говорят в Волкодавле – «Кобыла с возу – бабе легче». Осталось немного – отсечь еще двоих. Правда, Малютка Шапоруж, или как ее там на самом деле, вряд ли последует за нами в Ля Мой….
До Мочилова мы добрались без приключений, только Хэм долго ныл насчет того, что мы упустили награду за спасение Милены, и славу за убиение Лахудры, и какая это стыдобища. Пришлось прочитать ему краткую лекцию на тему: «Что такое инкогнито, и как ему соответствовать». Не знаю, понял ли он, но бухтеть перестал. Хотя бы потому, что в Мочилове наш приход вылился в настоящий праздник. С появлением Лахудры, как вы помните, наземное сообщение с Кидаловым и Волкодавлем было перекрыто. А то, что мы преодолели этот путь, означало ликвидацию препятствия, что сулило оживление товарообмена. Посему в Мочилове было устроено празднество в честь местной богини Халявы. Поскольку Мочилово находилось на границе владений Иванов-Родства-не-Помнящих, верования здесь несколько отличаются от столичных. Ни о какой Матрице и связанных с ней ересях никто слыхом не слыхал, а Ядрену Мать, разумеется, почитают, но жертвы, выражающиеся в обильной еде и распитии крепких напитков, приносят также и Халяве. Есть еще какие-то таинственные Японские Боги, но о них мне мало что известно. Нас пригласили принять участие в Халявном пиршестве, а заодно истопили для нас баньку. Хэм гордо отказался мыться, заявив, что ни в одном сказании, каковых ему пришлось выслушать немало, не говорилось, чтобы герой в процессе поиска мылся или брился. Я могла бы ему ответить – о том, что герои регулярно справляют нужду, там тоже не упоминается, но не стала. Рыбин Гранат и Малютка Шапоруж, напротив, были не против помыться, но каждый в свою очередь. Мочиловцы очень этому удивлялись и тыкали в нас пальцами, обзывая варварами и еретиками, потому как у них принято париться семьями, а они нас принимали за семью, в чем мы не стали их разубеждать.
Но я предпочла перенести насмешки, чем обойтись без человека на страже. В Волкодавле сжигать в бане нежеланных гостей, послов враждебных государств и прочих персон нон грата – довольно популярный обычай. Вдруг сюда уже достигли столичные веяния? Опять-таки, если Халяве человеческих жертв не приносят, мало ли что там требуют их Японские Боги! Особенно по пьянке.
Но все обошлось. Мы помылись, попили, причем впервые с выезда из Волкодавля угощали меня, а не наоборот. Хэм еще всласть подрался с местными ребятишками, благо здесь категории бойцов были примерно равны. И когда наутро мы снарядились в дальний путь, мочиловцы провожали нас со слезами, ибо на близлежащие страны не простиралось благословение их божества.
– Остались бы! – говорили они. – На Халяву-то! А там Халявы нет и не будет.
Возможно, поселяне были правы. Но наслаждаться мочиловским гостеприимством мы не могли себе позволить. Впереди лежал далекий путь через неизведанные страны. С Малюткой Краповый Беретик мы попрощались, когда подъехали к опушке леса. Она бесшумно соскользнула с Хэмова коня (последние дни она ехала с ним, а не с Рыбином Гранатом), сделала книксен и сказала.
– Благодарю вас, добрые люди за приятную компанию. Но, судя по всему, моя бабушка живет не в этом лесу. Пойду искать ее в другом направлении.
И только ее и видели.
– Вот тебе и здрасте! То есть, прощайте! – возмутился Хэм. – Как по лесу надо было от демонов ховаться и наши продукты жрать, так наша компания была приятна, а как лес кончился – и след простыл! И никакой благодарности.
– Благодарность тебе мочиловцы оказали. Что, прямо скажем, для людей нехарактерно. А Шапокляк… тьфу ты, Шапоруж тебя не объела. Разошлись без обид – и на том спасибо… А ты как? – обернулась я к восточному единоборцу.
– Без обид – это хорошо, – отозвался Рыбин Гранат. – Только я еду дальше с вами.
– С чего же? Не ради нашей приятной компании?
– Хотя компания ваша мне вполне нравится, не стану утверждать, что присоединился к вам ради нее. Просто места впереди незнакомые, а может быть, и опасные, и я хочу заручиться поддержкой вооруженных попутчиков.
– Значит в принципате Ля Мой ты прежде не бывал?
– Никогда в жизни.
– Интересно… А как же ты в здешние края с Востока попал? Или это был какой-то другой Восток?
– Я попал другим путем. По морю. – И он тронул коня.
Я не верила ни одному его слову. Даже если в данном случае Рыбин Гранат не врал. Дрался этот малый так, что вооруженные сподвижники были ему на фиг не нужны. Особенно такой сподвижник, как Хэм. Кроме того, он был не дурак, и понимал, что мне защитник тоже не нужен. И в качестве такого не навязывался. Но в решающий момент все время оказывался рядом с нами. К чему бы это?
Разумеется, Великий Хам мог перестраховаться, и нанять для сыночка еще одного телохранителя, действующего под прикрытием. Обидно для моей профессиональной репутации, но это еще не худший вариант… С тем же успехом его могли нанять соперники Великого Хама, заинтересованные в том, чтобы наследник его крутейшества не вернулся из поиска. А может, я излишне подозрительна, и Рыбин Гранат, как Краповый Беретик, преследует собственные цели, принимая нас с Хэмом за кого-то другого.
В любом случае, лучше ему оставаться у меня на глазах.
– Что ж, едем, – сказала я.
По принципату Ля Мой мы поначалу передвигались довольно быстро. Страна по границе с Заволчьем и далее – с Суверенным Оркостаном – хорошо охранялась. Но наши проездные документы были в порядке, а кредитные карты МГБ служили как бы дополнительными пропусками, и маршалы принца-генерала (или генерального принца) нам не препятствовали.
Мы ехали среди хорошо возделанных полей, и я не могла понять, что меня раздражает. Все было тихо и мирно. Еда в придорожных харчевнях была лишена всякого вкуса, но обильна, с аборигенами мы почти не контактировали. Видно было, что они не любят приезжих и предпочитают с ними не связываться. Но лучше это, чем навязчивое внимание. Короче, пока ужасы, которые рассказывали о принципате, не проявлялись. Может быть, путешественники, как водится, врали. А может, виновата моя нелюбовь к большим открытым пространствам.
Следующей остановкой у нас был намечен Даун-таун. Я бы с радостью объехала его стороной, но необходима была информация о том, что творится в Страшных пустошах. Те лямойцы, с которыми мне приходилось говорить – маршалы и трактирщики (они здесь назывались мотельщики, потому как обслуживали тех, кто мотался по дорогам), – либо не хотели об этом говорить, либо – это замечалось чаще – просто не знали. «Разве там вообще что-то есть?» – искренне удивлялись они. Мир для них начинался и заканчивался в Ля Мой. Но не исключено, что в столице нравы другие.
До Даун-тауна мы добрались в сумерках. Но над городом стояло такое зарево, что видно было во все стороны света.
– Пожар! – возопил Хэм.
– Да что ты, – успокоил его Рыбин Гранат. – Это просто праздник какой-то. Иллюминация называется.
Иллюминацию мне тоже приходилось видеть, но то, что предстало нашим глазам, превзошло все ожидания. В покинутом нами Волкодавле такое освещение действительно можно было увидеть разве что при большом пожаре. Но здесь могли себе это позволить – строения в городе были каменные. Еще у заставы мы услышали гром музыки и треск хлопушек. Однако стража у заставы была на высоте. Нас тщательно обшмонали и проверили документы. Поскольку такое происходило не в первый раз, Хэм успел уразуметь, что это здешний национальный обычай, а не придумано специально, чтобы его оскорбить. Очень допытывались, не везем ли мы дурман-траву и аркбаллисты оптического наведения.
– По какому случаю ликование, офицер? – спросил Рыбин Гранат у начальника стражи.
– Праздник, – сурово ответил тот. – День защиты животных от детей. Кстати, вы не охотники?
Мне это подозрительным образом напомнило появление Малютки Шапоруж, но затем я вспомнила о странных табу Даун-тауна.
– Нет. И не торговцы мехами.
– Тогда у вас не должно быть неприятностей.
– Кстати, офицер, – старалась говорить со всей возможной вежливостью, – сами мы не местные, города не знаем… вы не посоветовали бы какую-нибудь спокойную гостиницу?
– Вам не слишком повезло, мэм. Праздник, сами понимаете. Гостиницы либо переполнены, либо… в общем, я бы не рекомендовал там заселяться. Разве что «Ночной улет». Это в трех шагах от площади Здорового Образа.
– Благодарю вас, я запомню.
Так мы очутились в Даун-тауне. И чем дальше мы продвигались по освещенным улицам, тем глубже я погружалась в состояние «дежа вю». Что-то этот город мне напоминал. А точнее – не так давно оставленную передвижную столицу Великого Хама. Казалось бы, что может быть общего между кибиточным хамбургом и богатым Даун-тауном с его каменными домами с застекленными окнами домов и лавок. Может быть, дело в жителях? Пожалуй. Дауны изрядно смахивали на хамов, хотя хамы в массе выглядели более поджарыми. Та же разболтанная походка, тот же самоуверенный вид. Некоторые прохожие, особенно те, что помоложе, даже одеты были примерно так же, как обитатели хамбурга. Это сходство было очевидно даже для моего спутника.
– Совсем как у нас, – сказал Хэм, счастливо улыбаясь.
Он ошибся. Но пока мы этого не знали. Жизнь, несмотря на вечернее время, била на улицах ключом. Над крышами реял транспарант с надписью «Все – фиолетово!» С открытых лотков торговали всякой всячиной, в основном разнообразной снедью, но не только. Я купила несколько летучих листков, намереваясь узнать из них о положении дел в городе, а пока что засунула в сумку. Оглядываясь, я заметила, что среди чистых и нарядных зданий порой выделяются те, у которых были выбиты стекла и витрины, а то и вовсе выгоревшие. На фасадах виднелись надписи: «Он загрязнял наш город», «Здесь мучили живых существ». Но дауны не обращали на это внимания, продолжая исправно веселиться. Многие были пьяны, либо накурились дурман-травы. Это меня удивило – после многочисленных досмотров на предмет провоза этого зелья. Немало даунов обрядилось в карнавальные костюмы. Особенно часто попадались диковинные, но сходные между собой одеяния из кожи, перьев и бус. Обладатели этих костюмов также раскрашивали себе лица замысловатыми узорами. На мой вопрос, видимо сочтенный изъявлением восторга, кто-то из прохожих сообщил, что эти ряженые изображают фантастических существ – Пришельцев с Заокраинного Запада.
Что ж, у каждого города – свои заморочки. По правде говоре, с изузоренными лицами им было даже лучше. Особенно женщинам. Поскольку большинство горожанок были таковы, что среди них даже я показалась бы красавицей.
Но затем на улице показалось шествие, где двигались личности, заметно отличавшиеся от расплывшихся горожан. Это были девушки и юноши изрядного телосложения, весьма экономно и странно одетые. Насколько я могла судить, основу их нарядов составляли разнообразные листья – от капустных до виноградных, – плетенки из травы и цветочные лепестки. – Слава Здоровому Образу! – восклицали они. – Все фиолетово!
– По-моему, они идут в том же направлении, что и мы, – сказал Рыбин Гранат.
Я согласилась, и мы двинулись вслед за процессией.
Вскоре открылась площадь, посреди которой возвышался монумент, изображавший могучего мужика, чья мускулатура в точности была скопирована с атласа по анатомии. Он поражал мечом омерзительное чудовище. Вдоль хребта монстра красовалась надпись «Холестерин». Я озадачилась, поскольку ни в одном списке нечистей мне не попадалось чудовище с таким именем.
– О, Здоровый Образ, избавивший нас от Холестерина! – возопили участники шествия, срывая с себя цветочные лепестки и осыпая ими своего кумира. Особенно усердствовали юноши. Но Хэм, разумеется, пялился на девушек.
– Подбери челюсть, парень, – сказала я. – Здесь тебе ничего не светит. Видишь, какие они накачанные…
Он вздохнул и отвернулся.
Помимо почитателей Здорового Образа и обычных горожан на площади было вдосталь стражников, следивших за порядком. Я спросила у ближайшего, где найти гостиницу «Ночной улет».
– Сверните за оперным театром, мэм, – ответил он.
Театр мы обнаружили довольно быстро – по огромной афише: «Всю ночь в опере всемирно известные комики братья Энгельс»! Изнутри слышались звуки, напоминающие удары кувалды по комнатному органу, и гром аплодисментов. Дальше по пути следования обнаружилась еще одна вывеска. На ней значилось:
...«Доктор Ньюэра.
Избавляю от алкогольной, сексуальной и пищевой зависимости».
Здесь, для разнообразия, фонарь был притушен. Надо полагать, в праздник доктор не работал.
Следующие улицы, словно вывеска доктора Ньюэры послужила сигналом, были освещены меньше центральных и народу там встречалось гораздо меньше. Хотя с ночным Волкодавлем не сравнить. То, что нас направили не в самый лучший квартал, меня не огорчало. Инкогнито должно сохраняться.
Наконец мы увидели солидное здание с неброской вывеской «Ночной улет» и вошли, хлопнув тяжелой дверью.
– Для ночного сеанса рано, дамы и господа! – из-за стойки поднялся коренастый мужчина средних лет. Он был одет по уже упомянутой моде, напоминавшую хамскую, но почище, и волосы то ли брил наголо, то ли успел потерять. – Или вы желаете подселиться?
– Подселиться, подселиться…
– Все вместе?
– Нет. Мне и моему племяннику по отдельной комнате. А этот господин сам по себе.
– Идет. Я ночной портье, зовут меня Кэш. – Он вытащил из-под стойки толстую тетрадь, раскрыл ее. – Чужестранцы?
– Верно, – Он сделал пометку в тетради.
– Надолго к нам?
– Не знаю. Запишите пока «на два дня», а там видно будет.
– Известно, что будет, – проворчал он. – Останетесь здесь, пока не вышлют. И что чужестранцы сюда лезут, житья не дают…
– Вовсе нет. Мы едем в Чифань, и оставаться здесь не собираемся.
– Чифань – это за границей?
– Да.
– И чего, спрашивается, люди за границу прутся? Чем это вам Даун-таун не нравится? – Кэш собрался капитально обидеться, но я остановила его.
– Вернемся к нашему заселению.
– А чем расплачиваться будете?
– Деревянными, – сообщил Хэм и радостно заржал.
На лице портье отразился ужас.
– Это была шутка, господин Кэш. Кредитные карточки МГБ здесь действительны?
Кэш облегченно вздохнул.
– Никогда так не шути, мальчик. Никогда.
– За «мальчика» ответишь, – оскорбился Хэм.
– Ваш племянник что, совершеннолетний?
– Нет, – я уже была осведомлена, что по здешним законам совершеннолетие наступает в 21 год.
– Верхом или в повозках?
– Мы не беременные, чтобы в повозках ездить! – отозвался Хэм.
– Сейчас позвоню, чтобы ваших лошадей поставили в конюшню. И запомните наши правила: никаких драк в помещении гостиницы, а также никаких животных. Сексуальных партнеров не водить. Азартные игры – только в общем зале.
– А как насчет выпить? – поинтересовался Хэм.
– Это сколько угодно. Хоть в номере, хоть в зале. Но только не тебе, мальчик. У нас несовершеннолетним хмельное подавать запрещено. А вы, мэм, можете заказывать. И выпивку, и дурман-траву.
– Как же так? – удивилась я. – Нас всю дорогу предупреждали насчет дурман-травы… что запрещено.
– Это провозить запрещено. А курить – пожалуйста. У нас свободная страна, достиг совершеннолетия – и кури. Тем более, что она чистая, природная, без вредной для окружающей среды алхимии… – Кэш перевел взгляд на Рыбина Граната, доставшего кошелек. – Вы что же, наличными платить собираетесь?
– Да. Надеюсь, башли Союза Торговых Городов здесь принимают?
– Принимают. Но учтите, у нас с подозрением относятся к людям, которые расплачиваются наличными. Лучше заведите счет в банке…
– Спасибо за совет, – сказал Рыбин Гранат, пока портье пересчитывал деньги. – Как у вас тут насчет поразвлечься?
– Это смотря что под развлечением понимать. Вон снаружи весь город веселится.
– Я имел в виду – в гостинице или поблизости.
– Да как сказать. По соседству только заведение мадам Мэйфлауэр, а они по случаю праздника работают под девизом «Поддержи отечественного производителя».
– Но, может быть, здесь играют?
– Тут вы попали в точку. Учтите, у нас не притон. Собираются серьезные, солидные люди. Вечерний сеанс – игра в кости, ночной – в карты. Но он начинается позже, после полуночи. Вот, держите ключи от своих комнат.
Мы поднялись в номера, бросили вещи и спустились в зал поужинать. Хэм кинул взор окрест и скис – ничего похожего на то, что творилось в «Белке и свистке», не наблюдалось. Народу в зале было немного, и они без затей пили и ели. Рыбин Гранат, напротив, оживился, учуяв запах кавы – напитка, любимого как на Ближнедальнем Востоке, так и в Союзе Торговых Городов, что на побережье Радужного моря. А вот в Волкодавле его не подавали, про Великое Хамство и говорить нечего. Но, попробовав вожделенного напитка, он разочаровался и сказал, что здесь его готовить не умеют, бурда это, а не кава. Хэм тоже решил блеснуть знаниями по части напитков и заказал кумыс. Когда его не оказалось, принялся скандалить, грозил, что пожалуется генеральному принцу, и успокоился, обнаружив в меню нечто похожее под названием «молочный коктейль». Еда была как повсюду в принципате – изобильной и безвкусной, но посетители наворачивали за обе щеки, я еще подумала – немудрено, что в Даун-тауне так много толстяков. Тем временем в зале стали появляться мужчины и дамы в неброских, но дорогих одеждах, и все как на подбор не юного возраста – надо полагать, игроки, собирающиеся на ночной сеанс. Рыбин Гранат, похоже, намеревался к ним присоединиться, а у меня играть не было никакого желания, да и Хэм, не обнаружив среди дам ни одной, не годившейся ему в бабушки, не проявил к игрокам интереса. Он первым ушел в номер, а я задержалась возле портье – побеседовать ради поддержания знакомства.
– Скажите, Кэш, в вашем городе очень любят животных?
– О да! Как родных! Как братьев наших старших!
– Почему же мы, подъезжая через Даун-таун, нигде не увидели ни собак, ни кошек?
– А вот потому и не увидели. Сначала провели закон, запрещающий водить зверей на поводках и носить в клетках и корзинах. Потому как ограничивало это их свободу. А ежели собаки и кошки бегают по улицам просто так, они на время попадают под повозки. Поэтому хозяева перестали выпускать из их дому. А поскольку это еще больше ограничивало свободу животных, пришлось отправить их в специальные приюты. Само собой, от тех хозяев, кто в состоянии за эти приюты платить. А кто не в состоянии… эвтаназия – знаете, что такое?
– Да, сложно здесь у вас… – вздохнула я, не уточняя, кого подвергали эвтаназии – зверей или хозяев.
Кэш перегнулся через стойку и понизил голос.
– Вот что, мэм… Вы будьте поосторожнее. Не ходите ночью никуда, и парня своего заприте. Тот, который в зале остался, сам сообразит, что к чему, а молодой – еще глупый. Ничего, окна высоко, не сбежит… А то, понимаете, с тех пор, как у власти фиолетовые, чужестранцы, бывает, в истории разные вляпываются.
– Фиолетовые? Я думала, в Ля Мой правит генеральный принц.
– Принц-то, он, конечно, правит. Но в Верховной Ложе большинство мест у партии фиолетовых. И у них с принцем соглашение, чтобы… как это… взаимно споспешествовать. А фиолетовые – это, стало быть, единый блок зеленых, голубых и розовых…
В гостиницу вошел очередной посетитель, и Кэш вынужден был прервать собеседование. Я удалилась, оставшись в неведении, что такое Верховная Ложа, и кто в ней сидит. Хотя можно было догадаться, что это нечто вроде парламента. А зеленые, розовые и голубые – что ж, в ранней Второримской империи так назывались фракции болельщиков на скачках. Тоже, помниться, активно в политическую жизнь вмешивались.
Может, и здесь нечто подобное? Похоже, с лошадьми они не поступили так, как с собаками и кошками. На нас, как на верховых, никто пальцем не указывал, при гостинице имеется конюшня, по улицам разъезжают повозки. Вероятно, это потому, что фиолетовым, как бы ни любили животных, неохота ходить пешком.
Ладно, разберемся. Пока что я решила последовать совету портье, запереть номер Хэма, и на досуге почитать летучие листки. Но ничего полезного мне это занятие не принесло. Большинство листков освещало судебный процесс (несомненно, приуроченный к празднику) над мальчиком, побившем собаку, сбежавшую из приюта. Судили заодно и владельцев приюта, плохо соблюдавших свои обязанности. Всем грозило тюремное заключение, которое могли заменить штрафом, так что ничего особо ужасного подсудимых не ждало. Правда, ничего не говорилось о судьбе собаки.
Значительное место в листках занимали хвалы товарам, продававшимся в различных лавках. Хвалители неизменно сообщали, что страшный Холестерин не наложил на них свою печать, что они изготовлены без участия вредной алхимии, и что при этом ни одно животное не пострадало. Также восхваляли себя и свои услуги лекаря и увеселительные дома. Никаких сообщений о том, что творится в Страшных пустошах, и вообще за пределами принципата Ля Мой, я не нашла, похоже, даунов это не волновало. Поэтому я отложила летучие листки, решив, что уже поздно, а утром все равно придется поспрошать местных. Ведь попадаются среди них понятливые, вроде Кэша. Последней мыслью перед сном было заключение, что те страсти, что путешественники рассказывают о Даун-тауне, сильно преувеличены. Город как город…