– Ты права, девочка. В море – пираты! И вполне определенные пираты.
Легкий утренний бриз надувал черные паруса трехмачтового брига «Мизерабль». Воздух был столь прозрачен, что, казалось, даже на таком расстоянии можно рассмотреть развевающийся на грот-мачте вымпел с девизом «Враг бога, государства и человечества».
– Итак, спускаемся! Бедр-аль-Тохес, хватайте свои драгоценности и теплую одежду! Хэм и девушка, садитесь в лодку и гребите вон к тому кораблю.
– Но я же не могу на воде… – привычно заныл Хэм.
– Я могу грести! – вызвалась недавняя невольница.
– Отлично. Хэм, скажешь Топлессу, что ты от меня, и чтоб к берегу он не причаливал. Я задержу эту публику, сколько смогу, потом догоню вас.
– Но со двора нет выхода к пристани! – предупредила Бедр-аль-Тохес, уже стоявшая на лестнице с узелком в руках.
– Да сделаю я выход, сделаю…
От природы я нисколько не кровожадна, а драка при наличии такого оружия, как Рубило, непременно превратилась бы в бойню. До сих пор я рубила этим мечом только неодушевленные предметы, включая Железного Феникса, и проложив Хэму с Ублиеттой путь сквозь стену, постаралась развить тенденцию. В подобном случае разрушения впоследствии могут списать на землетрясение и прочие стихийные бедствия, и не страдать оскорбленной гордостью.
Под конец я обрушила мол в море, а если кто вовремя не убежал с пристани – что ж, надо учиться плавать. Я, например, училась.
На удачу, с борта «Мизерабля» мне бросили канат, иначе пришлось бы карабкаться на палубу с Рубилом в зубах, а это, знаете, чревато. Я и так нарушила все правила магической техники безопасности, о чем Топлессу пока не было известно. Впрочем, он и без того был достаточно зол. От злости даже вспомнил имя, которым я пользовалась при нашем знакомстве и позабытое им в Волкодавле – Присси.
– Ты… эта… как тебя… Прыся! Зачем своего парня с девкой прислала? И какого хрена здесь творится?
– Я прислала их сказать, чтоб вы на берег не высаживались. Мы тут немного пошалили, и народ нервничает. Кроме того, мы собираемся отправиться с вами в обратный путь. Желательно, в СТГ.
– Демона лысого я взялся вас возить! Женщина на корабле – к несчастью!
– На здесь двое, минус на минус дает плюс.
– Ни хрена! Всю дорогу сплошная непруха! Мало того, что Заморская Олигархия выслала сюда боевые корабли – типа того, они одни имеют право здесь грабить, а остальным – фигу! Так стоило добраться – здесь ты гуляешь! И с чего я должен вас брать?
– Про меч Рубило слышал что-нибудь?
Я вовсе не была уверена в положительном ответе. Моряки обычно презирают сухопутный фольклор. Но Топлесс посмотрел на меч в моей руке, перевел взгляд на ровный срез на месте ушедшего под воду мола, сглотнул и кивнул.
– Так вот, если ты вывесишь меч на форштевне, любой моряк с пониманием заречется на тебя нападать. А непонятливых нам не жалко.
– Не жалко! – радостно подхватил Топлесс. Он уже подсчитывал выгоды, которые принесет ему присутствие Рубила на корабле.
– Гарантии твоей безопасности в обмен на наш проезд – устраивает тебя такая сделка?
– А… идет!
От того, чтобы ударить по рукам, он благоразумно удержался.
– Скажи своим орлам, чтобы не вздумали хватать меч. Я умею с ним обращаться, а они, не дай бог, порубят что-нибудь не то. Это во-первых. А во-вторых, выдели каюту моим ребятам.
– А тебе?
– А мне и палубным пассажиром не привыкать…
* * *
Топлесс решил не задерживаться в бухте Этрофа и повернуть в иные, более безопасные воды. Возможно, у него были какие-то планы на волшебный меч, однако мне не суждено было их узнать.
Закрепив Рубило на фортштевне, я завалилась спать на палубе в тени парусов, а поскольку последние сутки выдались исключительно утомительными, готова была так провести все плавание – если только не грянет буря.
Но прервался мой сон по другой причине. Кто-то тряс меня за плечо. Еще не разлепив очей, я изготовилась нанести удар по особо чувствительным точкам, поскольку была уверена, что кого-то из озверевшей на безбабье команды «Мизерабля» не остановили мои шрамы и сломанный нос. Но потом глаза все-таки разлепила и узрела Топлесса. Озабоченность, которую выражало его лицо, имела очень мало общего с сексуальной. Похоже, капитан был до смерти напуган. А это состояние было ему не свойственно.
– «Медный Таз»! – хрипел он, словно заглотал бочку дедяного пива. – «Медный Таз»!
– Какой еще таз? – не хватало, чтоб меня будили из-за какой-то посуды!
– Это броненосец Заморской Олигархии, дура! Самый большой! Самый новый! Они-таки напустили его на нас! Ядрена Вошь! Говорил же я – женщина на корабле…
Провожаемая воплями Топлесса, я, еще не вполне придя в себя, дотопала до борта. То, что предстало моим глазам, выглядело как продолжение кошмарного сна и одновременно заставило проснуться окончательно.
Мне приходилось слышать, что Заморская Олигархия одевает броней свои боевые корабли. Но как можно называть кораблем то, что надвигалось на нас со стороны открытого моря? Ни мачт, ни парусов, ни такелажа. Цельнометаллическое покрытие, ощетиненное орудиями с зажигательной смесью. Судно, оно судно и есть.
«Медный Таз» неотвратимо пер на нас. И не было никакого желания объяснять Топлессу, что этот металлический монстр настиг бы его, независимо от того, принял бы «Мизерабль» нас на борт или нет…
Стоп, без паники.
Один металлический монстр нам, кажется, уже попадался…
– Лодка, на которой мои ребята сюда приплыли, еще здесь?
– Пришвартована, где же ей быть…
– Спускай ее на воду.
– Драпануть хочешь? – прорычал Топлесс. Забыв о надвигающейся катастрофе, он готов был обрушить на меня весь запас морских ругательств. Но времени на препирательства тоже не было.
– Собираюсь проверить, действительно ли этот меч рубит всё, как говорят. А вы, – я обернулась к столпившейся позади команде, – молитесь Ядреной Матери и всем прочим богам, чтоб это было правдой!
– И всё? – спросил Великий Хам.
Я пожала плечами.
– Всё. Будь попрочнее «Медный Таз», иным бы кончился рассказ…
…Топлесс высадил нас в Нездесе. И, хотя после гибели броненосца плаванье было на редкость спокойным, Хэм потребовал неделю отдыха на восстановление сил после морской болезни. Я не возражала. У меня были свои планы, которыми я и занималась, пока Хэм и Ублиетта наслаждались обществом друг друга в гостинице «Приморская» или под пестрыми тентами кавярен на знаменитых нездесских бульварах. Собственно, я могла бы сразу отправиться домой – в Нездесе имелось отделение МГБ, соединенное порталом с центральным зданием банка, но, согласно контракту, я должна была сопроводить Хэма, вместе с мечом и принцессой, непосредственно к заказчику. Поэтому я наняла лошадей, и мы ни шатко ни валко прибыли в Великое Хамство. Там на данный момент намечалась очередная откочевка, и главный хамбург к нашему прибытию был свернут и отгружен в кибитки. Поэтому встреча состоялась под открытым небом. И не могу сказать, что прошла она в теплой, дружественной обстановке. Хотя солнце палило вовсю.
– Ты хочешь сказать, что этот перочинный ножик – и есть волшебный меч Рубило?
Меч действительно уменьшился в размерах. И весьма существенно.
– Ну… сточился. Однако ж и броненосец был не стеклянный. И тот, кто этот меч сотворил, рубку броненосцев не учитывал. А так даже удобней… Одна морока была этот меч таскать.
– Ты мне зубы не заговаривай! Тебе что заказывали? Меч Рубило и Доступную Принцессу. А ты привозишь какой-то огрызок, и принцессу, не ту, что обозначена! Не заплачу!
– Отчего же, ваше крутейшество? Меч тот самый. Только за время пути немного укоротился. И принцесса самая настоящая, неподдельная. А что до той, заказанной – неужели вашему сыну нужна жена, годящаяся ему в прабабушки? И вообще, вся Ойойкумена уже знает, что Грядущий Хам заполучил меч Рубило и Доступную Принцессу. Придется платить.
– Блефуешь!
– Отнюдь. – Я вытащила пачку летучих листков и протянула ему. – Извольте убедиться.
– Это еще что такое? – досадливо скривился властелин Хамства.
Советник Зайгезунд, который вместе с полководцем Ультрамундом присутствовал при разборке, подхватил листки и прочитал.
– «Сенсация сезона! В наш славный город прибыл Грядущий Хам вместе с волшебным мечом Рубилом и Доступной Принцессой, которые заполучил где-то на Ближнедальнем Востоке. Он, конечно, путешествует инкогнито, но нам удалось узнать…» «Меч Рубило – это что-то особенное!» – сообщает наш источник…» «Будет ли Доступная Принцесса участвовать в конкурсе «Краса Союза Тороговых Городов?»
– Ну и так далее, – перебила я советника. – Нездесские собиратели новостей разнесут это по всему миру. Если уже не разнесли.
Великий Хам нехорошо усмехнулся.
– Думаешь, больно хитрая? Обошла меня? Рано радуешься. Я это предусмотрел, когда составлял пайцзу. Там упомянуто, что мой сын отправляется в поиск в сопровождении наложницы. Без имени. И возвратился он в сопровождении наложницы. Вон она стоит. – Он кивнул в сторону Ублиетты. А тебя как бы и не было. И все остается в семье. Нет человека – нет проблемы.
– Проблемы будут. И очень большие. Неустойка, которую вам придется заплатить, втрое превышает первоначальную сумму, независимо от того, убьете вы меня или нет. Стоит вам лишь заикнуться о наложнице.
– Где это сказано?
– В той же пайзце. В приложении на одиннадцатой странице, мелким шрифтом. «Субъект договора не может быть использован в аморальных целях»… ну, и так далее. Самое интересное всегда пишется в приложении, этого Зайгезунд вам не говорил?
Великий Хам побагровел. Зайгезунд инстинктивно прикрыл голову руками. Но гнев повелителя обрушился вовсе не на советника.
– А ты куда смотрел, щенок! Нас дурят, а ты всю дорогу хайлом мух ловил? Не мог сам прикончить ее по-тихому раньше?
– А какая разница? – сказал Хэм. Впрочем, Хэма здесь уже не было. Был Грядущий Хам, привыкший задаром получать все, что он хотел. – Раньше, позже… Мало ли что она говорит… мы же кочуем, кто нас найдет… И вообще, обнаглела больно! Этого не ешь, этого не пей, того нельзя, этого нельзя! Жизни никакой не было, сплошное угнетение. А я человек! Я личность! Я мужчина!
– У каждого свои недостатки, – пробормотала я.
Почему-то после этого Грядущий Хам поспешил укрыться за спиной Ублиетты.
– Мой жених правду говорит, папенька, – заявила та, поводя пухленьким плечиком. – И вы тоже правы. Нечего деньгами разбрасываться, в хозяйстве пригодятся…
– Хамеешь на глазах, девочка, – одобрительно сказал Великий Хам. – Пожалуй, я соглашусь с вами, дети мои. Растет молодежь, передать правление не стыдно. Прикончить человека, много раз спасавшего тебе жизнь – такого уровня хамства даже я не достигал.
– А что такого? Она же не по зову сердца спасала, это ее работа, – заметила юная хамка.
– И то верно. Ультрамунд! Кликни стрелков. Супротив наших бронебойных стрел твой меч не поможет. – Последние слова Великий Хам адресовал мне. – А Рубила у тебя теперь нет…
– А как же клятва? – тихо спросила я.
– Мало ли в чем мы клянемся женщинам!
– И слово Великого Хама – больше не золотое слово?
– Золото плавится… – он хохотнул, наслаждаясь собственной шуткой… – Особенно при таком солнце.
– Только не сейчас, – поправила я его.
Огромная туча заслонила солнце, и черная тень пала на хамбург. Лучники, сбежавшиеся на зов Ультрамунда, замерли, ибо целиться в надвигавшемся сумраке было несподручно. Вдобавок мешал внезапно появившийся ветер.
– Ваше крутейшество! Это какие-то штучки! – выкрикнул Зайгезунд, успевший в общей суматохе спрятаться за кибиткой. – Солнечное затмение, которое помогает персонажу спастись в момент казни – слишком избитый ход, по жизни такого давно не бывает!
Я подняла голову.
– Конечно, это не затмение. Это дракон. Барсик, ко мне!
Хамские стрелки все-таки успели дать залп. Но если с мечом не попрешь против бронированных стрел, то применять бронированные стрелы против огнедышащего дракона – глупость несусветная. Пикируя, Барсик спалил их прямо в воздухе. Зрелище было очень красивое – для тех, кому не являло непосредственной угрозы. Стрелки бросились наутек.
Любое начальство, что бы вы ни предпринимали, будет стараться вас кинуть. Всегда. Такова его природа. Поэтому я даже не обиделась на Великого Хама. Просто, будучи в Нездесе, я зашла к тамошнему магу, связалась через хрустальный шар с Абрамелином и попросила его прислать Барсика, назвав примерные координаты и время встречи с Великим Хамом. И старик не подвел.
Дракон опустился на землю, разгоняя лошадей и ломая кибитки, и опустил голову мне на плечо.
– Хороший, хороший, – я погладила дракона по чешуйчатой морде, и он довольно заурчал. Его зубчатый хвост преграждал дорогу к отступлению правящей семье, и осознав это, Ублиетта рухнула на руки жениха. Тот не выдержал и повалился рядом. Между прочим, бывшая невольница могла бы сейчас доставить мне серьезные неприятности. Прежний хозяин, если вы помните, натаскал дракона, по забывчивости, исключительно на мужчин, и на женщин Барсик не нападал. Но Ублиетта об этом не знала, а я не собиралась ей сообщать.
– Надеюсь, мы уладим наше маленькое недоразумение? – спросила я Великого Хама.
– Уладим, уладим, – пробурчал он, оглядывая то, что осталось от хамбурга. Надо признать, Великий Хам умел держать удар, и воздержался от проклятий и ругательств. – Расстанемся по-хорошему.
– Это верно. Только знаете что? Я не стану дожидаться, пока вы переведете деньги МГБ, а предпочту получить их наличными. Сейчас.
– Что? – Хам едва не задохнулся. Этого он не ждал.
– Знаете, – доверительно сообщила я, – у Барсика довольно большой огневой запас. А тем, что осталось от Рубила, вы его чешую не пробьете.
Умное создание, слыша, что речь о нем, расправило когтистые крылья, сбив при этом пару зазевавшихся коров.
– Грузите на повозку. Не стоит беспокоиться, Барсик поднимет. Можно в башлях, можно в пурпурных, а лучше – в золоте. Всю сумму. И десять процентов моих премиальных.
– Что! – это вопил уже Зайгезунд.
– Если задержитесь – будет двадцать. За моральный ущерб. И заодно научу вас винительному падежу.
Грузили золото Грядущий Хам и Ультрамунд. Зайгезунд считал, я пересчитывала. Ублиетта, убедившись, что ни есть, ни утешать ее никто не собирается, сидела, надувшись. По лицу Великого Хама было видно, что он готовит наезд на МГБ. Пусть готовит. У нас Финалгон имеется. А еще Великий Хам не видел наших адвокатов.
Увязав последний мешок, я сказала Барсику:
– Хорош.
Дракон поднялся, приподнял повозку передними лапами, кивнул и опустил крыло, чтобы я могла залезть к нему на спину. Встав на крыле, я обернулась к хамам, глядевшим на меня с дружной ненавистью. Какой-то миг я хотела сказать им на прощание что-нибудь дидактическое, типа: «Никогда не строй козни ближнему, не убедившись, что у того нет дракона за пазухой». Но передумала.
Уселась в седловину между зубцами и привязалась покрепче перевязью от меча. А потом крикнула, обращаясь и к провожающим, и к дракону.
– Посторонись, хамово племя! Здесь вам не тут!
Барсик взмахнул крыльями, набирая высоту, и я ткнулась лбом в спинной гребень, не видя, как исчезает внизу страна Великого Хама.
Я не люблю летать!
Я ненавижу летать!
Но иногда приходится…
Часть третья
АРМИЯ УСТАЛЫХ ТЕНЕЙ
Глава, несомненно попавшая сюда из другой книги
Корчма называлась «Зависшая монета». Рассказывали, будто хозяин ее как-то загадал, бросив монету: орел – пропьет, решка – пойдет к девкам, зависнет – отдаст семье. А она взяла и зависла. С тех пор и стали говорить, будто есть здесь какая-то сильная злая магия. А что еще говорить, если корчма стоит у дороги, ведущей в Злопущу?
Дорана это нисколько не волновало. В «Зависшей монете» он бывал не раз, и знал, что близость Злопущи никак не сказывается на качестве подаваемых в корчме блюд. А что до самой Злопущи – если б не ее дурная слава, вряд ли бы он получил нынешний заказ.
– Бирхольм – один из самых динамично развивающихся городов Гонории, – сказал наниматель. – Морской порт, средоточие ремесленных цехов, новейшие мануфактуры… как центр коммерции Бирхольм мог составить конкуренцию Союзу Торговых Городов. Если бы не Злопуща. Такой рассадник нечисти допустим разве что в Заволчье или иных варварских краях, но в цивилизованных странах терпеть такое далее невозможно. Короче, вам, как Истребителю, предстоит большая работа.
«Истребитель» было одним из прозвищ Дорана. Другим было «Избавитель». И оба он терпеть не мог. Они напоминали ему те громкозвучные названия, коими именуют снадобья против клопов или тараканов. Но он никогда не признавался в этом. В конце концов, как у этих снадобий, «Истребитель» – тоже торговая марка. Только избавляет он от тварей покрупнее тараканов.
Снарядившись в путь, Доран неспешно направился в Бирхольм, а в «Зависшей монете» у него была намечена остановка. Крепкого пегого марина по кличке «Негодяй» Доран отвёл в конюшню самолично. Хозяину Негодяй был послушен, а чужого, в полном соответствии с кличкой, мог и лягнуть, и покусать не хуже норовистого жеребца.
«Зависшая монета» не испытывала нужды в постояльцах. В стойлах Доран заметил раскормленных купеческих лошадок, рыже-чалую кровную кобылу и даже высокого рыцарского коня. Но, как бы ни была переполнена корчма, хозяин, которого Доран в свое время избавил от серьезных неприятностей, не отказал бы ему в пристанище.
Так и случилось. Но поужинать в приятном уединении Дорану не удалось. Стоило лишь расположиться в облюбованном выгороженном закутке, как хозяин «Монеты» – помнится, его звали Клопштуцер – завис над столом. И перекошенная его физиономия напрочь отменяла версию о том, что хозяин явился лично принять заказ, дабы засвидетельствовать уважение высокому гостю.
– Вашмилость Избавитель! Там… эта… эта… как ее…
Доран мысленно перебрал нечисть, которую можно было обозначить словом «она». Для никсы время слишком раннее, для полудницы – позднее, навы не суются в дома, вила вряд ли бы повергла Клопштуцера в такой ужас.
– Злыдня?
– Нет…
– Виверна?
– Нет…
– Мантикора?
– Нет… Это… как… женщина!
– Тьфу на тебя! А я-то здесь при чем?
– Вашмилость… вид у нее… как у этих… и меч, и прочее… Боюсь я ее!
– Вот что, любезный. Ты, стало быть, полагаешь, что к тебе зашла бандитка-разбойница?
Клопштуцер энергично закивал головой.
– Так это не моя печаль. Мое дело – чудовищ изничтожать. А правонарушителями пусть стража занимается!
– Она требует мяса под гранатовым соусом! – в отчаянии выкрикнул хозяин, как будто данный довод был самым весомым.
– А это уже интересно… – Доран с неохотой выбрался из-за стола и прошел в зал.
Женщину, о которой говорил Клопштуцер, он увидел сразу. Она сидела у окна, и последние лучи закатного солнца обводили ее силуэт красноватым контуром. Что до ее внешности, то многие мужчины охотно бы заплатили, чтоб заполучить такую физиономию: обветренную, украшенную шрамами, со сломанным носом. И еще больше женщин заплатили бы втридорога, чтоб от подобной вывески избавиться. Волосы ее когда-то были стрижены ежиком, но их давно не подравнивали. Кожаная куртка, заношенная до утраты первоначального цвета, вроде бы была форменного покроя, но со споротыми знаками различия. Плюс полный комплект вооружения, характерного для рыцарей удачи… немудрено, что Клопштуцер испугался.
Сам корчмарь в зале не показывался, и за него отдувался слуга, выслушивавший заказ. Коленки у него тряслись.
– …и не вздумай под видом андегавского подать бухано-трескавское, – говорила женщина. – Если бы я пожелала пить уксус, то так бы и сказала: уксус. Пока я буду есть жаркое, остуди филе из пулярок, не забудь добавить петрушку, белый перец и лимонный сок…
Голос ее, безупречно поставленный и превосходно артикулированный, составлял прямой контраст с наружностью. Такую речь можно слышать во дворцах или наиболее почитаемых храмах, но никак не в придорожной корчме. И тем более – не от такой особы.
– В качестве антреме подашь рагу из белых грибов с пряными травами. Тимьян, базилик и гвоздика обязательны. На десерт – миндальное печенье, дыню и груши. Хотя я, может быть, передумаю и закажу шоссоны или пти-пате…
На лице слуги выразилась неизбывная тоска.
– Может быть, здесь не знают, что такое шоссоны и пти-пате? – мягко спросила женщина. – Или мне повторить заказ?
Доран не был уверен, сделан заказ всерьез, или гостья издевается. А вот то, что за ней наблюдают, наверняка заметила. Но не подает виду. Выжидает. Это правильно, он сам поступил бы точно так же.
Все-таки, что это за форма? Вряд ли армейская. Дорану были известны покрои мундиров в этой части Ойойкумены. Вдобавок в регулярную армию женщин не берут. Вольные отряды – дело другое. Но там редко тратятся на форму. А вот носители высоких титулов для своей охраны – тратятся. И в последние годы денежная аристократия – тоже.
Точно. У Голдмана в охрану женщин принимают. И она там весьма военизирована. Но, похоже, эта женщина рассталась со службой в магическом банке не год и не два назад. Что, конечно, не исключает ухода в вольный отряд… или в банду, что практически то же самое.
Женщина в рассеянности – возможно, притворной, – барабанила пальцами по столу, и взгляд Дорана переместился на ее руки. Не случайно. Руки способны сказать о человеке больше, чем лицо. Как говаривал старый Мерхион, наставник Дорана: «Руки – это вторичный половой признак!» И не ошибся. Руки женщины – при изрядном росте – имели небольшие кисти, с намозоленными ладонями и коротко остриженными ногтями. Не обгрызенными, что характерно, и не обломанными. На пальцах, как и следовало ожидать, не было ни колец, ни перстней. Однако же было время, когда кольцо она носила. На безымянном пальце правой руки отчетливо виднелась белая полоска.
Что ж, после развода или смерти супруга некоторые снимают кольца. Однако не похоже, чтоб утраченное кольцо было обручальным. Какая-то характерная форма. Поверх широкого ободка – треугольник, острым концом вверх… символ, используемый разными организациями, как тайными, так и явными, но, как правило, закрытыми. Вроде военной академии имени Скатах, чаще именуемой просто Академией Скатах или АС.
Странно. Академия Скатах – престижное учебное заведение, выпускники его с гордостью носят кольца до конца жизни, независимо от того, как сложится их судьба. Что же заставило гостью «Зависшей монеты» от него избавиться?
И кто мешает об этом спросить? Тем более что женщина уже открыто смотрит ему в глаза, не притворяясь, будто ждет заказа.
– Сударыня, как вижу, выпускница Академии Скатах?
– Никогда не имела удовольствия обучаться в этом замечательном заведении, – отрезала она. И, выдержав паузу, добавила: – Я там преподавала.
Он усмехнулся – оценил шутку. И понял вдобавок причину отсутствия кольца. Очевидно, уволенные преподаватели не имели права носить академических колец.
– Не будет ли дерзостью спросить, какой предмет вы преподавали?
– Отчего же? «Диалектика и философия боевых искусств».
«Недурственно», – подумал Доран, а вслух произнес:
– А до того служили в охране господина Голдмана?
– Вы наблюдательны, господин Истребитель.
Он поморщился, услышав ненавистную кличку.
– Мы встречались?
– Отнюдь. Просто любезный хозяин вылетел из зала с таким топотом и шептался с вами так громко… Да вы не смущайтесь, я знаю, какое произвожу впечатление. И присаживайтесь, коли есть желание. Ведь вам даже не дали отужинать?
«А почему бы и нет?» – подумал Доран. По крайней мере, будет не скучно.
– Что ж, если вы не против. И прошу без Избавителей-Истребителей. Меня зовут Доран.
Вздох облегчения, каковой издал Клопштуцер, воздвигшийся у входа в зал, едва не смел скатерть с ближайшего стола.
– Баранины. Жареной, – сказал Доран, не оборачиваясь к нему. – И бутылку аквавиты. Для начала.
Укрепившись за столом, он сообщил.
– Меня наняли для работы в Бирхольме и окрестностях. Вас тоже?
– Не совсем. Я вышла в отставку, чтоб начать собственный проект, но тут друзья попросили немного поработать по старой специальности.
– Какой?
– Вы же знаете. Охрана… Небольшой частный контракт.
– В каком-то смысле мы с вами коллеги, – заметил Доран. – Хотя ваша задача – охранять, а моя – истреблять, в конечном счете все сводится к изничтожению всего, что движется.
– Похоже, философию боевых искусств следует преподавать вам, а не мне… Выпьем разгонную? – последнее предложение было вызвано тем, что взбодрившийся слуга брякнул на стол две бутылки аквавиты для Дорана и белого вина для его собеседницы. И тут же умчался, провожаемый суровым: – Я жду консоме! И жаркого.
– Согласен. Но когда с кем-то пьешь, желательно знать имя собутыльника. Или прозвище.
– Верно. Вас, стало быть, зовут Доран. На Старом наречии – Деорадан, что значит «чужой» или «странник»… – На миг она задумалась. – А меня можете называть Рин.
Они чокнулись.
– За твое здоровье, Рин.
– За твое, Доран.
– Стало быть, будешь кого-то охранять.
– Ну да. Получила аванс, и сегодня намерена прогулять его в свое удовольствие, а завтра отправиться в путь налегке.
Она лжет, подумал Доран. Подобные люди никогда не прогуливают деньги полностью, но всегда оставляют заначку.
Впрочем, это не его дело.
Принесли бифштекс и консоме, оказавшееся всего-навсего крепким мясным бульоном с луком.