Роберсон Дженнифер. Разрушитель меча

   – Манускрипты Хамида, – кисло сказала она, – в которых записано, что женщина это мерзость?
   – Да ну их, – торопливо бросил я прежде чем ее понесло дальше. – Дело в том, что акетни Мехмета выделился очень давно. Этот старик – хустафа – внук основателя. А значит у них уже есть своя история, – я пожал плечами в ответ на ее хмурый взгляд. – Такие группы единоверцев обычно быстро распадаются, иногда за одно поколение. Борджуни, самумы, засуха, болезни… Этому акетни уже пять поколений. Его можно считать долгожителем.
   Дел посмотрела на старика.
   – А этот… хустафа. Кто он?
   – Святой, – ответил я. – Провидец, если хочешь. Насколько я понял, это слово примерно так переводится на Пустынный с их языка. Вообще, отделяясь, каждый акетни вместе со своей религией создает и свой язык. Язык этого акетни я понимаю только наполовину, но и в этой половине могу ошибаться.
   – Так что они здесь делают? – спросила Дел. – Почему они пошли так далеко?
   – Они идут в Искандар, – мрачно объяснил я. – Они отправились в путь исключительно ради того, чтобы увидеть появление джихади.
   Дел отпрянула.
   – Нет…
   Я предостерегающе поднял палец – тот, на котором еще был ноготь, если я не ошибался.
   – Подожди… Ты смотришь на предсказание как на странные слова о человеке, которого ты хорошо знаешь. До них людей дошли слухи о джихади… и их хустафа давно ожидал его появления.
   – Я не могу поверить, что эти люди покинули свой дом только ради…
   – А остальные? – напомнил я. – Алрик и Лена, Эламайн и Эснат, не говоря уже о десятках танзиров и племен.
   Она уставилась на меня.
   – Но ты же говоришь, что ТЫ джихади…
   – КТО-ТО же должен им быть! – я нахмурился и перешел на Северный язык, чтобы Южане не поняли, о чем разговор. – Слушай, я сам не понимаю, что происходит и почему твой брат показал на меня…
   – …если он показал не на Аджани…
   – …и я не знаю, что мне теперь делать… – я злобно покосился на нее, – но одно я знаю точно: ты не должна говорить им кто я.
   – Что? – переспросила Дел, прищурив голубые глаза.
   – Ты не должна говорить им, что я джихади. Даже если по твоему мнению это хороший повод для веселья.
   Она нахмурилась.
   – А почему нет? Если они решили дойти до Искандара только ради того, чтобы увидеть джихади, почему бы не показать им его?
   Я посмотрел на старого хустафу, на Мехмета, на остальных Южан, и порадовался, что выучил Северный, и разговор им непонятен.
   – Потому что, – процедил я сквозь стиснутые зубы. – Если бы ты всю жизнь поклонялась лжи, приятно было бы тебе узнать об этом?
   – Лжи?
   – Эти люди поклоняются джихади. Джамайл объявил джихади меня. Захотела бы ты поклоняться мне? – я продолжил не дожидаясь ответа, потому что знал, что она скажет. – Они живут мечтой, что когда-то сбудется главное пророчество: песок Юга превратиться в траву, – я помрачнел, вспоминая предположение Дел об ошибке. – Не знаю в траву или в стекло, но только этим они и живут. Вот в этом смысл ритуала, – я приложил ладонь к песку и провел грязную полосу через лоб. – Это значит, что однажды песок снова станет травой, как было при Создании. Это сделает джихади.
   – Создание, – пробормотала Дел. – Ты хочешь сказать… как с яватмой?
   – Речь идет обо всем мире, Дел, а не о магическом мече.
   – Значит, – заговорила она после короткого размышления, – они хотят добраться до Искандара, чтобы увидеть джихади, – она взглянула на старика.
   – Но ты им хоть что-то расскажешь? Свою версию происходящего?
   – Нет. Я тебе это уже говорил.
   – Значит ты хочешь, чтобы они и дальше верили, как верили пять поколений их предков, что придет джихади и изменит их мир?
   – Хуже им от этого не станет.
   Дел покачала головой.
   – Если бы ты сказал им правду, старику не пришлось бы мучиться всю дорогу до Искандара.
   Я посмотрел на хустафу. Живые глаза были такими темными, что казались одним зрачком. Я чувствовал его силу. Мехмет мог не говорить мне, что их хустафа особенный. Я бы и сам понял это.
   – Тигр?
   Волосы на затылке встали дыбом, желудок болезненно сжался.
   – Нет, – отрезал я, понимая, что разговор еще не окончен.
   Дел плотно сжала губы.
   – Тебе так хочется получить награду?
   Не подумав, я по привычке рявкнул на Южном:
   – Мне плевать на награду. У этих людей ничего нет.
   Мехмет поднял голову.
   – Есть, – заявил он, – и мы обязательно вознаградим вас.
   Я устало махнул рукой.
   – Нет… нам ничего не нужно…
   Но Мехмет, не слушая меня, быстро заговорил со стариком. Хустафа улыбнулся, потрогал рот, сказал что-то в ответ. Мехмет повернулся к нам.
   – Он согласен.
   – Согласен на что? – насторожился я.
   – Он бросит для тебя песок.
   Что-то дернулось у меня в животе. На лбу выступили крупные капли пота. Даже в словах хустафы была скрыта сила.
   – Бросит… – я не закончил, не понимая, что со мной происходит. Что-то давило на меня. Огромная сильная рука. – Ты хочешь сказать… – я вспомнил наш разговор прошлой ночью о людях, укравших у акетни воду и деньги. – Ты сказал, что они сами выбрали свою судьбу.
   Мехмет кивнул.
   – Конечно.
   – Тогда… – я повернулся к старику. Их складок дряблых век на меня смотрели живые горящие глаза.
   – В чем дело? – заинтересовалась Дел. – Что он говорит, Тигр?
   Мехмет взглянул на нее.
   – Он – Бросающий песок.
   – Бросающий песок… – повторила Дел. Голубые глаза смотрели на меня в ожидании объяснений.
   Грудь сдавило. Дышать было тяжело.
   – Бросающий песок, – угрюмо сказал я, – это человек, который может предсказывать будущее.
   – Но ты же не веришь в эту чушь… – удивилась Дел. – Ты всегда говорил…
   Мне стало совсем плохо. Я облизнул сухие губы и посмотрел через круг на старика.
   – Ты не понимаешь.
   – Он предсказывает будущее, – кивнула она, пожав плечами. – Многие этим занимаются. На кимри, на базарах, даже на улицах…
   – Это другое, – бросил я. Что-то шевелилось во мне. – Я не хочу ничего знать. Ни о сегодня, ни о завтра, ни о том, что будет в следующем месяце. Я просто ничего не хочу знать.
   Дел рассмеялась.
   – Думаешь он предскажет тебе плохую судьбу после того, что ты для них сделал?
   – Он говорит только ПРАВДУ! – зашипел я. – Хорошую или плохую, не имеет значения. Он показывает то, что действительно случится, хочешь ты этого или нет.
   Дел пожала плечами. Она просто не понимала.
   Я вообще-то тоже.
   А Чоса Деи понимал.

22

   Ритуал был долгим и сложным. Определенный участок светлого песка Пенджи был окружен всеми членами акетни, за исключением старика. Он сидел на своей подушке, наблюдая за проходившей прямо перед ним подготовкой. Каждый Южанин провел по песку короткими деревянными граблями, чтобы выбрать комки и камешки. Потом песок проверили граблями потоньше, и, наконец, пригладили его лопаткой, чтобы получилась ровная площадка. И грабли, и лопатка были сделаны из сердцевины умершего от старости дерева и покрыты светло-коричневыми узорами. Узоры напомнили мне руны, но я не узнал их. Я поежился. Капли пота стекали по вискам. Я стер их безволосым шелушащимся предплечьем и тут же рука безвольно упала. Старик смотрел на меня.
   Сумерки переходили в ночь. Мехмет и остальные вытащили из фургона хустафы два факела, поставили их по обе стороны от старика и подожгли пропитанные маслом тряпки. На гладком совершенстве песка заметались резкие жутковатые тени.
   Мехмет принес семь небольших мешочков, поставил по три справа и слева от старика, а седьмой опустил прямо перед ним. Мешочки были сшиты из мягкой светлой кожи и перевязаны шнурками с бусинами. Мехмет осторожно открыл каждый, стараясь не коснуться священного содержимого и не просыпать его. Закончив, он присоединился к полукругу закутанных в бурнусы и вуали акетни, застывшему за спиной хустафы.
   Дел сидела рядом со мной. От хустафы нас отделяли несколько футов гладкого как шелк песка и миля нежелания.
   С моей стороны.
   Капли пота упрямо стекали, вырисовывая похожие на руны узоры на моем правом виске, потом они добрались до углублений шрамов на щеке и потекли к подбородку.
   Пальцы сами собой поднялись, чтобы проследить повлажневшие шрамы, следуя узору линий, вырезанных на моем лице.
   Дел собралась. Я знал, что она хотела встать и оставить меня одного, поэтому потянулся и поймал ее за запястье.
   – Останься, – прошептал я.
   – Но он будет бросать песок для тебя…
   – Останься, – повторил я.
   Секунду она колебалась, потом вздохнула и снова устроилась рядом.
   Я сглотнул комок в горле и чуть не задохнулся. Затылок зачесался. Сухожилия по всему телу напряглись так, что могли порвать покрытую мурашками кожу.
   Хустафа закрыл глаза. У меня мелькнула безумная мысль, что он просто уснул, но потом я заметил, что морщинистые веки подрагивают, а губы слабо шевелятся. Жилистые руки сомкнулись на согнутых коленях.
   Никто из акетни не издал ни звука.
   Пламя факелов задрожало от ветра, которого секунду назад не было. Завеса дыма разорвалась в тишине как старая тонкая ткань.
   Старый хустафа забормотал. Глаза резко открылись.
   Я понял, что он ничего не видит. Полностью уйдя в транс, он не замечал что вокруг него темная ночь, перед ним площадка песка, наполнявшего воздух чистым сиянием Пенджи, а рядом с площадкой сидит танцор меча, который уже не может скрывать свою нервозность.
   Не глядя, хустафа безошибочно потянулся к первому мешочку. Из него в ладонь посыпался песок. Бронзовый, блестящий. Хустафа рассыпал его по гладкой поверхности, перекидывая из руки в руку и напевая что-то непонятное. Бронзовые песчинки в беспорядке легли на площадку.
   Он делал это шесть раз, шесть порций песка: бронзовый, алый, охровый, оранжевый, желтый, голубой. По горсти каждого песка.
   Он бросал не задумываясь, не пытаясь смешивать цвета или получить контрастный узор. Песок падал как получалось.
   Последний мешочек. Старик засунул руку под широкий бурнус, вытащил что-то и поднес это к свету. Деревяшка напоминала ложку, но без дна. Вместо дна на медном обруче был натянут кусок тончайшей ткани. Одну ладонь старик положил под ткань, в другую набрал песок из последнего мешочка. Когда ладонь разжалась, в свете факелов засияли чистые кристаллы Пенджи.
   Старик приподнял ложку и начал ею покачивать, осторожно, медленно, проводя рукой над площадкой. Кристаллы Пенджи проходили сквозь тонкую ткань и покрывали цветные узоры. Шесть ярких цветов померкли под полупрозрачным слоем сверкающих льдистых кристаллов.
   Старик спрятал ложку. Мехмет завязал и убрал мешочки. Хустафа, уже выйдя из транса, наклонился к ровной площадке, покрытой случайными узорами цветного песка. Он подул. Ветерок, не сильнее дыхания младенца, приподнял кристаллы. Хустафа отодвинулся и жестом предложил мне сделать то же.
   Я задохнулся от вони магии. Все, что было у меня в желудке, поползло к горлу.
   Старый хустафа ждал.
   Я стиснул зубы. Наклонился. Чуть подул на поверхность, представляя, каким дураком я должен был выглядеть со стороны.
   Черные глаза сверкнули. Он приподнял дрожащие руки, тихонько хлопнул в ладоши, потом скрестил руки и прижал ладони к груди. Втер зашептал в пламени факелов. Легчайший порыв ветра. Он приласкал веки, погладил губы, подразнил потную кожу. Потом добрался до палитры цветного песка, покрытого кристаллами. Я не мог оторваться. Ветер играл кристаллами Пенджи, мешал цветной песок. При каждом порыве рождался новый цвет. Случайные узоры начали создавать образы. Потом образы в образах.
   – Смотри, – пригласил хустафа.
   Ветер затих и песок улегся. Хустафа терпеливо ждал, позволяя мне смотреть. Акетни за его спиной ничего не говорили и не двигались. Рядом со мной тихо сидела Дел.
   Я вдруг оказался один. Подчинившись хустафе, я вгляделся в песок и прочитал то, что скрывали узоры, свернутые как черви кольцами. Бронзовые, охровые, пепельные. Разные. Цвета, отозвавшиеся на магию, чтобы раскрыть тайну. Я смотрел на тройственное будущее, нарисованное дыханием ветра. Что может случиться. Вряд ли случится. Теперь уже не случится. Будущее, которого я не хотел. Мало что можно было разглядеть безлунной ночью и голос Дел донесся из темноты:
   – Ты не спишь.
   Сплю? Как могу я спать?
   – Что случилось? – спросила она, придвигаясь ко мне. Ее дыхание пошевелило слипшиеся от пота волосы у меня на затылке.
   Я резко сел и начал яростно расчесывать их.
   – Не делай этого больше!
   Она приподнялась на локте. Мы спали в стороне от повозок, вдали от акетни, но все равно я чувствовал их присутствие и никак не мог успокоиться. Дел откинула волосы с лица.
   – Почему ты такой нервный?
   Я пристально вглядывался в темноту. Я знал, что хустафа и остальные Южане стерли узоры, разгоняя магию, но мне хотелось еще раз посмотреть на них. Я надеялся снова увидеть на песке образы и убедиться, что я ошибся, что все будет по-другому.
   Я глубоко, неровно вздохнул.
   – Я… Ненавижу… Магию…
   Мягкий смех Дел меня не обидел. От него даже стало легче.
   – Значит ты можешь ненавидеть себя. Ты ведь теперь связан с магией.
   Холодок прибежал по спине.
   – Но не так… – бросил я. – Не так, как этот старик.
   Дел ничего не сказала.
   Я повернул голову чтобы взглянуть на нее. Наконец-то спросить.
   – Ты ведь тоже видела? Предсказание песка?
   Она внимательно смотрела на меня.
   – Ты видела, – повторил я.
   – Нет.
   Я не сразу нашелся, что сказать.
   – Нет?
   – Нет, Тигр. Предсказывали только тебе.
   Я нахмурился.
   – Подожди, значит ты совсем ничего не видела? Или ты говоришь это только потому что не хочешь вспоминать?
   – Я ничего не видела, – она засунула упрямую прядь волос за ухо. – Ничего кроме песка, Тигр. Несколько кучек нанесенного ветром песка.
   – Значит ты не видела… – я не договорил. Когда я разжал кулаки, отвалился еще один ноготь. – Ну если кроме меня этого никто не видел, может все обойдется? Может я смогу это предотвратить?
   Даже в свете звезд я заметил, как побледнело ее лицо.
   – Все кончится так плохо? – неуверенным шепотом спросила она.
   Я хмуро смотрел в темноту.
   – Я не уверен.
   Она приподнялась и села на одеяло.
   – Ну если ты не уверен, может все не так страшно?
   Я смотрел в ночь.
   – Тигр?
   Я дернулся. Провел пальцем по шрамам песчаного тигра.
   – Я не уверен, – повторил я, потом снова посмотрел на нее. – Нам нужно идти в Джулу.
   Дел нахмурилась.
   – Ты это уже говорил. Ты не объясняешь причину, просто говоришь, что нужно. Но зачем? Это домейн Сабры. Она не останется в Искандаре навечно. Меня совсем не тянет в Джулу.
   – Если бы у тебя был выбор.
   Голубые глаза Дел сузились.
   – А у тебя его тоже нет?
   – У нас.
   – У нас?
   – Если бы у нас был выбор.
   – Что ты говоришь? – заволновалась она.
   – Что из всех будущих, которые я видел, твое было самым четким.
   – Мое будущее! – Дел резко выпрямилась. – Ты видел там мое будущее?
   Я потянулся, поймал локон светлых шелковистых волос и обмотал его вокруг мозолистого пальца. Потом рука скользнула за ее шею и я притянул Дел к себе, совсем близко, и сильно прижал ее к левому плечу. Чтобы воспоминания о тройственном будущем затерялись в ее густых волосах.
   Мне хотелось прижать ее еще сильнее, так, чтобы затрещали кости.
   Пока Чоса Деи не сделал этого со мной.

23

   Мои глаза резко открылись. Хотя до рассвета было еще далеко и никто меня не будил, я проснулся моментально: еще секунду назад я спал, а теперь о сне не осталось и воспоминаний. Не было даже привычного по утрам сожаления, что пора вставать. Я неподвижно лежал на одеяле, куске грубой ткани, сотканной на Юге из серых, красных и коричневых нитей. Дел спала рядом со мной на боку. Светлые волосы были прикрыты, только один локон отбился от остальных и лежал на верхнем плече. Внутри меня что-то оживало. Руки и ноги начали дрожать. Страх? Нет. Просто дрожь. Покалывание. Кости и мускулы больше не желали лежать неподвижно и подергивались. Я скрипнул зубами. Сжал веки. Попытался заставить себя снова уснуть. Но дрожь только усилилась.
   Ноги сводило, колено подгибалось. Руки то сжимались, то расслаблялись. Кожа начала зудеть, но я знал, что как бы я не чесался, это все равно не поможет.
   Я откинул одеяло, встал, поднял меч в ножнах и осторожно отошел от Дел, ослов, фургонов, акетни. К жеребцу. Я подошел к нему, отвязал веревку от недоуздка, перекинул повод ему на шею. Я не стал седлать его или накидывать потник, просто вскочил на спину и сжал коленями гладкие шелковистые бока.
   Он фыркнул, присел на задние ноги, пару раз переступил, поднимая пыль, а потом застыл, ожидая моего решения.
   – На восход, – сказал я ему, не приказывая ни коленями, ни поводом.
   Он сразу повернулся на восход и с места взял галопом. Ни седла, ни стремян, ни потника. Между нами только набедренная повязка и ничто не мешает всаднику и лошади чувствовать друг друга.
   Он мчался по пескам пока я не остановил его одним словом. Я перекинул ногу через холку, соскочил, отошел от гнедого шага на четыре, вынул яватму и позволил рассвету изучить ее порок.
   Возник вопрос: Зачем я здесь?
   Я вздрогнул, но отогнал его.
   Я опустил кончик меча в песок и нарисовал совершенный круг, разрезая верхний слой пыли, чтобы добраться до плоти пустыни: сверкающих льдистых кристаллов.
   И другой вопрос: Что я здесь делаю?
   Я заставил его замолчать пожатием плеч.
   Когда круг был закончен, я переступил черту, прошел к центру и, опустившись на песок, положил меч клинком и рукоятью на бедра. Приятно было чувствовать прикосновение прохладной стали к Южной (Южной ли?) коже, слишком светлой для Южан, и слишком темной для Северян.
   Что-то среднее. Ни то, ни другое. Что-то, вернее кто-то, отличающийся от всего привычного. Созданный чужой песней и не умевший слушать.
   Я положил ладонь на клинок, закрыл глаза, чтобы забыть о наступающем дне. Чтобы забыть обо всем кроме того, что скрывалось во мне и заставляло измученное тело дрожать.
   И снова вопрос: Что происх…
   Я не дал ему закончить.
   Открылся внутренний глаз. Он Видел многое.
   Переделает ли он меня? Вряд ли. Или я так нужен ему?
   Клинок потеплел под моими ладонями.
   Глаза открылись. Шатаясь, я поднялся, уронил меч, сделал два шага к периметру круга и упал на колени.
   Желудок выворачивался, но он был пуст.
   Я задохнулся, закашлялся. Посмотрел как по коже стекают капли пота.
   Аиды, что я…
   Ноги внезапно ослабли и я упал лицом в песок, из последних сил заставляя себя дышать.
   Беспомощно сжимая пальцы, которые лишились почерневших ногтей. И теперь обрели новые.
   Толчок, который пригнал меня сюда, остался только в воспоминаниях. Внутренний глаз закрылся.
   Я перекатился на спину, согнув руки и ноги, заполнил легкие воздухом, уставился вверх, в небо, где первые лучи солнца поглощали звезды. Жеребец, обеспокоенный близостью силы, которую он не понимал и не мог понять, переступил и тревожно заржал.
   Он ненавидит магию не меньше меня.
   Но он никогда не узнает, что она испытывает, пытаясь вырваться из темноты к свету дня, чтобы получить душу. Он никогда не узнает насколько она могущественна и каково чувствовать ее в себе.
   Он не знает того, что знаю я; и это незнание благословение.
   Я смотрел в небо и смеялся, потому что смеяться лучше чем плакать.
   Аиды, какой же я дурак.
   Аиды, как же мне страшно.
 
   Ослов успели запрячь в фургоны, акетни готовы были отправляться в путь. Дел сидела на своей гнедой кобыле. Лицо у нее было бледное и взволнованное.
   Я остановился, соскользнул с жеребца, наклонился, чтобы подобрать свои вещи, и быстро оседлал гнедого. Торопливо сделав глоток из фляги, я вскочил в седло. Единения с лошадью уже не было – мешали седло и потник.
   – Поехали, – объявил я.
   Мехмет, управлявший первым фургоном, закричал на осла, потом поднял с колен кнут и ударил по жесткому крупу. Осел шагнул вперед, зазвенели украшения упряжи, фургон пришел в движение. За Мехметом последовали остальные.
   Почувствовав приближение гнедой кобылы, я сжал бока жеребца, заставляя его двигаться, но Дел упрямо перегородила нам дорогу. Я выругался, затянул повод и отпихнул голову жеребца в сторону, пока он не успел укусить Дел или полезть на кобылу.
   – Что, в аиды…
   – Где ты был? – резко спросила она, прерывая мой поток ругательств.
   – Там, – я решил, что с нее и этого хватит.
   – И что ты там делал?
   – Что хотел, – отрезал я. – Аиды, баска, сколько раз ты уезжала подальше от меня, чтобы спеть свои песни?
   Дел засомневалась, но не успокоилась.
   – Ты уезжал, чтобы спеть?
   – А тебе не все равно?
   – Ты взял это, – «это» было моим мечом.
   – А ты обычно берешь это, – «это» было ее мечом.
   Снова сомнения. Она совсем помрачнела и сжала губы.
   – Прости, – тихо сказала она и повернула кобылу к фургонам.
   Я поехал следом. Чувствуя себя виноватым.
 
   До Кууми можно было добраться за день с половиной. С фургонами за два. На закате второго дня на горизонте появились контуры серого поселения и Мехмет подозвал меня.
   – Нам нужно заплатить дань у ворот.
   Я кивнул.
   Темное лицо Мехмета помрачнело.
   – Но у нас забрали все деньги.
   Ну да. Забрали.
   – Хочешь, чтобы я нашел их? Вернул деньги? – я замолчал, заметив его растерянность. – Возможно ваши проводники здесь. Кууми единственное крупное поселение в этой округе, только здесь можно купить еду, выпивку, женщин… Больше им идти некуда, тем более с набитым кошельком.
   Мехмет обернулся на последний фургон за которым ехала Дел. Фургон хустафы. Немного помучившись, Мехмет все же решился.
   – Нет, – вздохнул он. – Мы не будем нанимать танцора меча, чтобы он исправлял наши ошибки. От этого мы не станем лучше.
   – Но это ВАШИ деньги.
   Он пожал плечами.
   – Пусть они оставят их себе. Мы заработаем еще, как только в городе узнают, что с нами Бросающий песок.
   Я вздрогнул, но заставил себя успокоиться.
   – А если они снова украдут ваши деньги?
   – Хустафа бросил их будущее.
   Желудок сжался.
   – Он же не… – я испугался возможного ответа и решил не продолжать, но не выдержал. – Я хотел спросить, он ведь сам не может, а? Создавать узоры по своему желанию?
   Мехмет нахмурился.
   – Ты спрашиваешь, может ли он сам создавать будущее? Изменять его, чтобы отомстить или облегчить кому-то жизнь?
   – Если он считает, что это необходимо.
   Он перестал хмуриться и слабо улыбнулся.
   – Ты сам бросил свое будущее в песке прошлой ночью. Хустафа бросает возможности.
   – Я бросил… – я оглянулся на последний фургон. – Ты хочешь сказать, что вся эта долгая подготовка…
   – Ритуал. Без ритуала нельзя.
   Я отмахнулся.
   – Ну да, ритуал… Мехмет, зачем он нужен, если только я за все отвечаю? Зачем вся эта священная секретность?
   – Он святой, – просто сказал Мехмет. – Все святые разные. Хустафа – провидец, отец акетни, который готовится к встрече джихади.
   Я заставил себя не думать о джихади, хотя теперь эта история более чем когда-либо казалась мне глупостью. Меня беспокоил хустафа.
   – Он волшебник, – продолжил я. – Рядом с ним всегда чувствуется запах магии, он просто притворяется предсказателем.
   Взгляд Мехмета остановился на рукояти меча, поднимавшейся над моим левым плечом.
   – Все люди обладающие силой сильны: называть их можно по-разному.
   Довольно неопределенное объяснение, подумал я. На Мехмета это не похоже. И мне вдруг пришло в голову, что будущее вчера могло открыться не только мне. Дел говорила, что ничего не видела, но она не знала чего ждать. Для акетни ритуал был привычным, могли ли и они расшифровать узоры?
   – Ты пытаешься мне что-то объяснить, Мехмет? Что-то обо мне?
   Южанин улыбнулся.
   – У человека с ножом есть сила. У человека с мечом есть сила. А у человека с ножом и мечом силы еще больше.
   – Я не говорю о ножах и мечах.
   – Хустафа тоже.
   Я скрипнул зубами.
   – Я не это… – но я скривился не закончив. – Аиды, с меня достаточно… – я обогнал караван, первым подъехал к воротам Кууми и заплатил дань акетни. Только это и нужно было Мехмету.
   А я хотел большего.
   Я должен был узнать, как избежать тройственного будущего.
   Потому что оно могло стать правдой.
   Тройственное будущее: может случиться, вряд ли случится, теперь уже не случится.
   Мне выбирать.

24

   Мы с Дел молча сдерживали лошадей у ворот пока пыль от фургонов акетни не улеглась. Под яркими солнечными лучами серая глина домов приобрела тошнотворный тускло-медный оттенок.
   – Почему ты решил вернуться? – спросила она.
   – Почему я решил вернуться? – я нахмурился. – Мне почему-то казалось, что я помогал акетни. И, кстати, именно ты предложила разыскать их.
   Мой сарказм не подействовал.
   – Ты мог бы остановиться как только Кууми появилось на горизонте. Что заставило тебя приехать сюда?
   Я выгнул брови.
   – Такая мелочь как вода.
   Дел выразительно пожала одним плечом, отметая мой несостоятельный аргумент.
   – Ты мог бы попросить Мехмета вынести нам фляги.
   – Мог, – согласился я. – Но зачем это делать? Раз мы так близко от поселения, лучше провести еще одну ночь под крышей.
   Дел не сводила с меня глаз.
   – Ты говорил, что опасаешься танцоров мечей и борджуни. Что, может случиться, они уже добрались до Кууми и схватят нас здесь.