Страница:
– О тебе, конечно, тоже будут расспрашивать… но Песчаный Тигр путешествует со светловолосой Северной баской, которая носит меч – и умеет им пользоваться, – Дел запальчиво пыталась меня убедить. – А кого заинтересует пристойная женщина с Границы, которая никогда не держала в руках яватму и поэтому наняла танцора меча для защиты?
– И ты думаешь, что это собьет их со следа.
– Либо собьет, либо они просто разделятся.
– Не выйдет, – отрезал я не раздумывая. – Конечно они будут расспрашивать и о Северной баске… и может быть ее отсутствие их смутит. Но не заставит свернуть.
– Пусть не свернуть, но если за то время, пока они будут раздумывать, мы успеем добраться до Джулы – или куда там еще придется идти – ловушка сработает.
Я выдавил вялую улыбку, все еще прицениваясь к черноволосой и темнокожей Дел.
– А может этим ты решили проверить мой… интерес к тебе?
– Нет, – сухо ответила она. – Я не знаю, что женщина должна сделать с собой, чтобы ты потерял к ней интерес. Думаю, даже если бы я была лысой, ты и тогда не остановился бы.
Я несогласно заворчал.
– Лысые женщины меня не возбуждают.
Дел задумчиво осмотрела меня.
– А вот тебе стоит состричь волосы.
– Зачем? – испугался я.
– Чтобы проверить, возбуждают ли меня лысые мужчины.
– А ты закрой глаза, – предложил я, – и представь все, что захочешь.
Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ.
35
36
– И ты думаешь, что это собьет их со следа.
– Либо собьет, либо они просто разделятся.
– Не выйдет, – отрезал я не раздумывая. – Конечно они будут расспрашивать и о Северной баске… и может быть ее отсутствие их смутит. Но не заставит свернуть.
– Пусть не свернуть, но если за то время, пока они будут раздумывать, мы успеем добраться до Джулы – или куда там еще придется идти – ловушка сработает.
Я выдавил вялую улыбку, все еще прицениваясь к черноволосой и темнокожей Дел.
– А может этим ты решили проверить мой… интерес к тебе?
– Нет, – сухо ответила она. – Я не знаю, что женщина должна сделать с собой, чтобы ты потерял к ней интерес. Думаю, даже если бы я была лысой, ты и тогда не остановился бы.
Я несогласно заворчал.
– Лысые женщины меня не возбуждают.
Дел задумчиво осмотрела меня.
– А вот тебе стоит состричь волосы.
– Зачем? – испугался я.
– Чтобы проверить, возбуждают ли меня лысые мужчины.
– А ты закрой глаза, – предложил я, – и представь все, что захочешь.
Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ.
35
Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло…
…и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.
Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.
Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.
Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.
Я приподнялся на локте.
– Что ты делаешь?
– Смотрю на свое отражение, – тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. – Ты знаешь, что я сделала? – прошептала она.
Я насторожился.
– Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.
Дел смотрела сквозь меня.
– Что я сделала, – повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.
Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.
– Дел…
Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.
– Все кончилось, – сказала она. – Ты не понимаешь?
– Что кончилось?
Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.
– Аджани, – прошептала она через пальцы.
Я моргнул.
– Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?
Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.
– Мертв, – повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.
Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.
– Кончилось, – сипло сказала она и смех затих. – Моя песня наконец-то закончена.
Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.
– Баска…
– Я не позволяла себе задуматься об этом, – прошептала она. – Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…
– И до сих пор гонятся.
– …и не было времени остановиться…
– Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.
– …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?
Я похолодел.
– И что же тебе делать теперь? – аиды, что она сейчас скажет?
Дел печально улыбнулась.
– Заняться собой.
Я не сводил с нее глаз.
– Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…
– Дел…
– Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, – она криво улыбнулась. – Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.
Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.
– Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…
Но Дел меня не слушала.
– Столько лет, – задумчиво продолжила она, – я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.
Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.
– За одно утро он забрал все, что у меня было – близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… – она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. – И знаешь, что я сделала?
– Спаслась, – тихо сказал я. – А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.
Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.
– Больше, – прошептала она. – И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему – хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, – она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. – Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.
– Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.
– Клятвы, – устало повторила она. – Клятвы могут изувечить душу.
– Но мы живем клятвами, – возразил я. – Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.
Дел посмотрела на меня.
– Убедительно, – пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: – Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.
Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.
– Все кончилось, – сказал я. – Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…
– Нет, – вмешалась она, не позволив мне закончить. – Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… – короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. – Понимаешь, я только что – сейчас, в этот момент – поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.
– Нет, – тихо сказал я. – Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.
Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.
– Этот выбор был сделан очень давно.
– Был?
– Да. Когда ты пошел со мной в Стаал-Уста. Когда, в своей одержимости, я заплатила тобой как монетой, чтобы рассчитаться с вока.
Я пожал плечами.
– У тебя были причины.
– Они меня не оправдывают, – отрезала Дел, – и ты долго пытался мне это объяснить, – она поднялась, начала собирать разбросанные по комнате вещи. – После всего, что ты дал мне, пока я никак не могла закончить свою песню, ты думаешь, что я могла бы оставить тебя?
– Теперь ты свободна делать все, что пожелаешь, – сказал я.
Дел засмеялась.
– И это лучшая свобода.
– Которую ты так и не познала бы, не убей ты Аджани.
Она подумала и повернулась ко мне.
– Ты придумываешь для меня извинения?
Я небрежно пожал плечами.
– Если б я начал придумывать для тебя извинения, ни на что другое времени у меня бы не хватило.
– Ну да, – буркнула Дел, но приняла отговорку с благодарностью. Она, как и я, чувствовала себя неловко, если правда касалась душевных ран.
Неприятности начались когда я посоветовал Дел отдать мне ее меч.
– Зачем? – резко спросила она.
– Ты же сама говорила: ты приличная женщина с Границы, которая наняла танцора меча, чтобы он проводил ее в Джулу.
– Но это не значит, что ты должен нести мою яватму.
– Это значит, что нести ее должен кто угодно, только не ты. А кто, в аиды, еще может?
Мы стояли у гостиницы рядом с лошадьми. Сумки и фляги висели у седел. Оставалось только сесть и ехать – но Дел не торопилась.
– Нет, – отрезала она.
Я подарил ей возмущенный взгляд.
– Значит ты мне не доверяешь.
– Тебе я доверяю. Я не доверяю твоему мечу.
– Это МОЙ меч… Ты думаешь я не могу держать его под контролем?
– Нет.
В ответ я выругался, поддал ногой камень, яростно скрипнул зубами, посмотрел на землю, на лошадей, на горизонт, на все, кроме Дел. И наконец решительно кивнул.
– Хорошо. Тогда можешь идти смывать краску.
– Почему?
– Потому что ты в обнимку с этим мечом будешь привлекать к себе внимание независимо от цвета кожи и волос.
– Я повезу его на лошади, – предложила она. – Вот… я заверну его в одеяло и привяжу к седлу… и никто не поймет, что это.
Я молча смотрел, как она снимает с кобылы свернутое одеяло, раскладывает его на земле, укладывает в его складки яватму. Она аккуратно подогнула концы, завернула одеяло и привязала сверток к задней луке седла.
– Ты до него не доберешься, – заметил я.
– Ты же должен защищать меня.
– А ты мне это когда-нибудь позволяла?
Белые зубы сверкнули на запачканном лице.
– Что ж, думаю нам обоим будет чем поучиться.
Я хмыкнул.
– Похоже, ты права, – признал я и вскочил на жеребца.
Чем ближе подъезжали мы к Южным горам, поднимавшимся за Джулой, тем слабее становилась Пенджа. В песке появились обломки Южного скелета: темные, крошащиеся камни. Мир оживал, мы проезжали мимо тонких, остроконечных деревьев-мечей, росших по соседству растениями, похожими на тигровые клыки. Воздух начал меняться. Едкая вонь пыли и песка Пенджи растворялась в горьком запахе растений и металлическом привкусе пористого дымного камня, тяжелого на вид и легкого в руке. Цвета тоже изменялись. Вместо светлых, кристаллических песков, богатых оттенками желтого, шафранного и серебряного, появлялись глубокие темные переходы коричневого, охрового, темно-золотого. К ним примешивались изюмно-черный цвет дымного камня и оливково-охровый цвет растений. От прохладных красок и мир казался прохладнее.
– Так что мы будем делать когда доберемся до Джулы? – поинтересовалась Дел.
Я молчал.
Она подождала, покосилась на меня и повторила:
– Так что?
– Я не знаю, – пробормотал я.
– Ты… не знаешь? – кобыла с широкой рыси перешла на шаг и Дел повернулась ко мне. – Ведь это ты говорил, что нам нужно ехать в Джулу?
– Нужно.
– Но… – она нахмурилась. – У тебя есть причина? Или тебя туда потянуло по старой памяти?
– Нам нужно добраться до Джулы.
– Где-то там живет Шака Обре?
– Не знаю.
Дел долго молчала.
– Тигр, я не хочу критиковать твои решения…
– Хочешь.
– …но если нам снова придется влезать в утробу дракона, мне было бы приятнее, если бы я знала, с какой целью я это делаю.
– Цель есть, – сказал я и пришлепнул назойливого паразита, решившего попировать на шее жеребца. – Цель – найти Шака Обре.
– Но ты не знаешь…
– Узнаю, – решительно заявил я.
– Ты уверен, что узнаешь?
– Узнаю.
– Тигр…
– Не спрашивай как и откуда, Дел. Я не смогу тебе ответить. Я уверен только в одном: пока мы делаем то, что нужно.
– Несмотря на опасность.
– Может из-за опасности. Что еще ты от меня хочешь?
– Тебе не кажется странным, что мы проделали весь этот путь так и не выяснив, ради чего?
– Мне многое кажется странным, баска. Думаю последние два годы мы все время совершали странные поступки. Я не знаю, почему мы это делали и делаем до сих пор… но мы должны, – я помолчал и добавил: – Я должен.
Она задумалась.
– Ты видел это, когда старый хустафа бросал песок?
– И это тоже, – уклончиво ответил я.
– А что еще?
– Ты не поймешь.
– А вдруг?
– Не поймешь.
– Почему мы так уверен?
– Я просто… уверен.
– Как и «просто уверен», что нам нужно в Джулу.
– Тебе не обязательно, – отрезал я, подарив Дел мрачный взгляд.
Дел поморщилась.
– Я не это имела в виду, я ведь тебя не бросаю, правильно? Я просто хочу знать, что может ждать нас впереди. Разве это плохо? Разве это не нормально? В конце концов, я танцор меча…
– Ладно, Дел, давай на этом закончим. Я не могу удовлетворить твое любопытство потому что сам не знаю ответы на эти вопросы. Я могу сказать тебе только одно: мы должны ехать в Джулу.
– А что потом?
– Откуда, в аиды, мне знать?
– А-а, понятно, – побормотала Дел.
Мой ответ не удовлетворил ни ее, ни меня, но добавить мне было ничего.
Темные скалы, изрезанные трещинами и проломами, на выступах сверкает ледяная корка. Холодный воздух омывал беззащитную плоть; окутывал покрытую рунами яватму; вытекал из узкого горла в рот и уносился теплым дыханием. Сначала я подумал, что вернулся в глубины Дракона недалеко от Ясаа-Ден, но потом понял, что ошибся. Это место было старше, пещера меньше, стены потрескались, темные впадины окаймляла изморозь…
– Тигр?
Я вздрогнул.
– Что?
– С тобой все в порядке?
– Просто задумался. Или я не имею права?
Она выразительно изогнула одну потемневшую бровь.
– Прости мне мое несвоевременное вторжение, но солнце почти скрылось за горизонтом и я подумала, не пора ли нам остановиться на ночь.
Я махнул рукой:
– Хорошо, остановимся здесь.
– Последние несколько часов ты слишком тихий, – сообщила Дел, подозрительно покосившись на меня.
– Я же сказал, я думал.
Она вздохнула и, не задавая больше вопросов, направила кобылу к зарослям тигриных когтей. Я ехал за ней, злясь на свою раздражительность и ее любопытство. У кустов я соскочил с жеребца и начал расстегивать пряжки и ремни.
И застыл, тупо глядя на свои руки: руки с широкими ладонями, покрытые шрамами по которым можно было прочитать всю историю жизни чулы, ставшего танцором меча. Я смотрел на руки, а шрамы на глазах пропадали. Ладони сужались, кожа темнела, пальцы вытягивались, приобретая аристократическую форму…
– Тигр?
Я поднял голову. Я знал, что рядом стояла Дел, но не видел ее. Передо мной раскинулась страна, волнистая от холмов, на которых под ветром клонились густые травы.
– Я переделаю все, что ты сделал, и докажу, что я сильнее тебя…
– Тигр, – Дел набросила повод кобылы на ближайший куст и подошла ко мне, – с тобой все в порядке?
– Я уничтожу зеленое плодородие этого мира и превращу его в аиды, чтобы доказать, что я могу это сделать…
Рука Дел опустилась на мое плечо.
– Ти…
– Я превращу траву в песок…
Я дернулся, ощутив ее прикосновение, непроизвольно сделал шаг в сторону, потряс головой и потер место, которого она коснулась. Мои руки снова стали грубыми и знакомыми.
Совсем не похожими на те, что я видел.
С темного лица на меня внимательно смотрели голубые глаза Дел.
– Где искать Шака Обре? – спросила она.
Даже не задумавшись, я уверенно показал.
Она повернулась, посмотрела и снова взглянула на меня.
– Ты уверен?
– Да… нет, – я нахмурился и медленно опустил руку. – Когда ты спросила, я знал, но сейчас… – я покачал головой, отгоняя растерянность.
– Все прошло. Я не знаю, почему я это сделал.
– Ты показал туда, на горы за Джулой.
Я пожал плечами.
– Не знаю, баска. Все прошло.
Она пожевала губу.
– Возможно… – начала она, но не стала заканчивать и только вздохнула. – Может ты попробуешь спросить Чоса Деи?
– Чоса Деи и без моих просьб стал слишком разговорчив, спасибо. Пусть лучше помолчит.
– Но он должен знать, где его брат. Он сам выбрал для него тюрьму, – Дел замолчала и тревожно посмотрела на меня. – Так ты от него узнал, что мы должны ехать в Джулу? Он сказал?
Я только пожал плечами.
– Не знаю. Я это просто почувствовал.
Дел мрачно кивнула.
– Значит это часть его в тебе…
Я повернулся к жеребцу и снова занялся пряжками.
– Пока он затих.
– Ты уверен?
– Он не пытается переделать меня, если ты об этом. Я бы об этом знал,
– я снял сумки, седло, разложил на земле мокрый потник. – Послушай, баска, я обещаю: если у него снова кончится терпение, я тебе об этом скажу.
– Обязательно скажи, – кивнула Дел и повернулась к своей кобыле.
В середине ночи я резко сел, потом вскочил и сделал два неверных шага, прежде чем понял, где нахожусь и остановился, ругаясь и стирая по со лба. Дел спит чутко, и когда я повернулся к одеялам, она уже сидела, ожидая объяснений.
Презирая себя за страх, я тяжело вздохнул, подошел к Дел и несколько секунд бесцельно стоял, чувствуя под ногами прохладу песка. Потом в полутьме сверкнула яватма: три фута отточенной стали.
Я махнул рукой.
– Нет.
Секунду помедлив, она убрала меч в ножны и снова выжидательно посмотрела на меня.
Я присел на корточки, подобрал кусок дымного камня, бросил его в темноту и потянулся за следующим.
– Мне было холодно, – сказал я, – и я снова оказался в замкнутом пространстве.
– Это воспоминания Чоса?
– И мои. Они путаются, накладываются друг на друга. Я видел шахту Аладара и Гору Дракона. И странную холодную пещеру. Я уверен, что должен знать, что это за место.
– Это Чоса, – мрачно пробормотала она.
Я поежился, опустился на одеяло, прикрыл бурнусом голые ноги.
– Ты знаешь, что со мной было. Ты видела. После того, как я выбрался из шахты Аладара.
– Я помню.
– И этот кошмар меня преследует.
– Пройдет время и тебе станет легче.
– Мне было очень плохо, когда приходилось забираться в жилища Кантеада, в их каньоне… – я поежился. – Потом была Гора Дракона, но там было легче, я не думал о себе. В любую минуту Чоса мог отдать тебя на растерзание гончим и я заставил себя забыть о страхе. Я должен был спасти тебя любой ценой.
Ее рука опустилась на мою правую ногу. Сквозь тонкую ткань бурнуса я ощущал нежные прикосновения.
– Что было сегодня?
– Холодная маленькая пещера. Стены в трещинах, узкие проходы… – я поморщился. – Я был в ней.
– Может это просто сон. Ночной кошмар.
– Мне больше не снятся сны.
– Что? – испуганно переспросила она.
– Мне не снятся сны. Уже несколько недель.
– Как это? Всем снятся сны. И тебе раньше снились.
Я пожал плечами.
– Теперь все по-другому. Когда я сплю, я вижу не сны, а воспоминания. Шака и Чоса, но Шака я вижу четко, а Чоса всегда неясен, как будто… – так и не закончив, я махнул рукой.
– Как будто ты это он?
Я поморщился.
– Не совсем. Чоса это Чоса, а я это я, но воспоминания путаются. Я вижу мои, и вижу его – и иногда не вижу разницу.
Пальцы Дел на моей ноге сжались.
– Ничего, скоро все закончится. Мы найдем Шака и освободим и меч, и твои воспоминания.
– Может быть. Но если мы счистим с моей души Чоса, какая часть меня уйдет вместе с ним?
…и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.
Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.
Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.
Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.
Я приподнялся на локте.
– Что ты делаешь?
– Смотрю на свое отражение, – тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. – Ты знаешь, что я сделала? – прошептала она.
Я насторожился.
– Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.
Дел смотрела сквозь меня.
– Что я сделала, – повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.
Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.
– Дел…
Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.
– Все кончилось, – сказала она. – Ты не понимаешь?
– Что кончилось?
Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.
– Аджани, – прошептала она через пальцы.
Я моргнул.
– Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?
Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.
– Мертв, – повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.
Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.
– Кончилось, – сипло сказала она и смех затих. – Моя песня наконец-то закончена.
Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.
– Баска…
– Я не позволяла себе задуматься об этом, – прошептала она. – Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…
– И до сих пор гонятся.
– …и не было времени остановиться…
– Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.
– …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?
Я похолодел.
– И что же тебе делать теперь? – аиды, что она сейчас скажет?
Дел печально улыбнулась.
– Заняться собой.
Я не сводил с нее глаз.
– Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…
– Дел…
– Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, – она криво улыбнулась. – Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.
Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.
– Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…
Но Дел меня не слушала.
– Столько лет, – задумчиво продолжила она, – я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.
Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.
– За одно утро он забрал все, что у меня было – близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… – она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. – И знаешь, что я сделала?
– Спаслась, – тихо сказал я. – А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.
Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.
– Больше, – прошептала она. – И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему – хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, – она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. – Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.
– Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.
– Клятвы, – устало повторила она. – Клятвы могут изувечить душу.
– Но мы живем клятвами, – возразил я. – Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.
Дел посмотрела на меня.
– Убедительно, – пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: – Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.
Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.
– Все кончилось, – сказал я. – Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…
– Нет, – вмешалась она, не позволив мне закончить. – Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… – короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. – Понимаешь, я только что – сейчас, в этот момент – поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.
– Нет, – тихо сказал я. – Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.
Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.
– Этот выбор был сделан очень давно.
– Был?
– Да. Когда ты пошел со мной в Стаал-Уста. Когда, в своей одержимости, я заплатила тобой как монетой, чтобы рассчитаться с вока.
Я пожал плечами.
– У тебя были причины.
– Они меня не оправдывают, – отрезала Дел, – и ты долго пытался мне это объяснить, – она поднялась, начала собирать разбросанные по комнате вещи. – После всего, что ты дал мне, пока я никак не могла закончить свою песню, ты думаешь, что я могла бы оставить тебя?
– Теперь ты свободна делать все, что пожелаешь, – сказал я.
Дел засмеялась.
– И это лучшая свобода.
– Которую ты так и не познала бы, не убей ты Аджани.
Она подумала и повернулась ко мне.
– Ты придумываешь для меня извинения?
Я небрежно пожал плечами.
– Если б я начал придумывать для тебя извинения, ни на что другое времени у меня бы не хватило.
– Ну да, – буркнула Дел, но приняла отговорку с благодарностью. Она, как и я, чувствовала себя неловко, если правда касалась душевных ран.
Неприятности начались когда я посоветовал Дел отдать мне ее меч.
– Зачем? – резко спросила она.
– Ты же сама говорила: ты приличная женщина с Границы, которая наняла танцора меча, чтобы он проводил ее в Джулу.
– Но это не значит, что ты должен нести мою яватму.
– Это значит, что нести ее должен кто угодно, только не ты. А кто, в аиды, еще может?
Мы стояли у гостиницы рядом с лошадьми. Сумки и фляги висели у седел. Оставалось только сесть и ехать – но Дел не торопилась.
– Нет, – отрезала она.
Я подарил ей возмущенный взгляд.
– Значит ты мне не доверяешь.
– Тебе я доверяю. Я не доверяю твоему мечу.
– Это МОЙ меч… Ты думаешь я не могу держать его под контролем?
– Нет.
В ответ я выругался, поддал ногой камень, яростно скрипнул зубами, посмотрел на землю, на лошадей, на горизонт, на все, кроме Дел. И наконец решительно кивнул.
– Хорошо. Тогда можешь идти смывать краску.
– Почему?
– Потому что ты в обнимку с этим мечом будешь привлекать к себе внимание независимо от цвета кожи и волос.
– Я повезу его на лошади, – предложила она. – Вот… я заверну его в одеяло и привяжу к седлу… и никто не поймет, что это.
Я молча смотрел, как она снимает с кобылы свернутое одеяло, раскладывает его на земле, укладывает в его складки яватму. Она аккуратно подогнула концы, завернула одеяло и привязала сверток к задней луке седла.
– Ты до него не доберешься, – заметил я.
– Ты же должен защищать меня.
– А ты мне это когда-нибудь позволяла?
Белые зубы сверкнули на запачканном лице.
– Что ж, думаю нам обоим будет чем поучиться.
Я хмыкнул.
– Похоже, ты права, – признал я и вскочил на жеребца.
Чем ближе подъезжали мы к Южным горам, поднимавшимся за Джулой, тем слабее становилась Пенджа. В песке появились обломки Южного скелета: темные, крошащиеся камни. Мир оживал, мы проезжали мимо тонких, остроконечных деревьев-мечей, росших по соседству растениями, похожими на тигровые клыки. Воздух начал меняться. Едкая вонь пыли и песка Пенджи растворялась в горьком запахе растений и металлическом привкусе пористого дымного камня, тяжелого на вид и легкого в руке. Цвета тоже изменялись. Вместо светлых, кристаллических песков, богатых оттенками желтого, шафранного и серебряного, появлялись глубокие темные переходы коричневого, охрового, темно-золотого. К ним примешивались изюмно-черный цвет дымного камня и оливково-охровый цвет растений. От прохладных красок и мир казался прохладнее.
– Так что мы будем делать когда доберемся до Джулы? – поинтересовалась Дел.
Я молчал.
Она подождала, покосилась на меня и повторила:
– Так что?
– Я не знаю, – пробормотал я.
– Ты… не знаешь? – кобыла с широкой рыси перешла на шаг и Дел повернулась ко мне. – Ведь это ты говорил, что нам нужно ехать в Джулу?
– Нужно.
– Но… – она нахмурилась. – У тебя есть причина? Или тебя туда потянуло по старой памяти?
– Нам нужно добраться до Джулы.
– Где-то там живет Шака Обре?
– Не знаю.
Дел долго молчала.
– Тигр, я не хочу критиковать твои решения…
– Хочешь.
– …но если нам снова придется влезать в утробу дракона, мне было бы приятнее, если бы я знала, с какой целью я это делаю.
– Цель есть, – сказал я и пришлепнул назойливого паразита, решившего попировать на шее жеребца. – Цель – найти Шака Обре.
– Но ты не знаешь…
– Узнаю, – решительно заявил я.
– Ты уверен, что узнаешь?
– Узнаю.
– Тигр…
– Не спрашивай как и откуда, Дел. Я не смогу тебе ответить. Я уверен только в одном: пока мы делаем то, что нужно.
– Несмотря на опасность.
– Может из-за опасности. Что еще ты от меня хочешь?
– Тебе не кажется странным, что мы проделали весь этот путь так и не выяснив, ради чего?
– Мне многое кажется странным, баска. Думаю последние два годы мы все время совершали странные поступки. Я не знаю, почему мы это делали и делаем до сих пор… но мы должны, – я помолчал и добавил: – Я должен.
Она задумалась.
– Ты видел это, когда старый хустафа бросал песок?
– И это тоже, – уклончиво ответил я.
– А что еще?
– Ты не поймешь.
– А вдруг?
– Не поймешь.
– Почему мы так уверен?
– Я просто… уверен.
– Как и «просто уверен», что нам нужно в Джулу.
– Тебе не обязательно, – отрезал я, подарив Дел мрачный взгляд.
Дел поморщилась.
– Я не это имела в виду, я ведь тебя не бросаю, правильно? Я просто хочу знать, что может ждать нас впереди. Разве это плохо? Разве это не нормально? В конце концов, я танцор меча…
– Ладно, Дел, давай на этом закончим. Я не могу удовлетворить твое любопытство потому что сам не знаю ответы на эти вопросы. Я могу сказать тебе только одно: мы должны ехать в Джулу.
– А что потом?
– Откуда, в аиды, мне знать?
– А-а, понятно, – побормотала Дел.
Мой ответ не удовлетворил ни ее, ни меня, но добавить мне было ничего.
Темные скалы, изрезанные трещинами и проломами, на выступах сверкает ледяная корка. Холодный воздух омывал беззащитную плоть; окутывал покрытую рунами яватму; вытекал из узкого горла в рот и уносился теплым дыханием. Сначала я подумал, что вернулся в глубины Дракона недалеко от Ясаа-Ден, но потом понял, что ошибся. Это место было старше, пещера меньше, стены потрескались, темные впадины окаймляла изморозь…
– Тигр?
Я вздрогнул.
– Что?
– С тобой все в порядке?
– Просто задумался. Или я не имею права?
Она выразительно изогнула одну потемневшую бровь.
– Прости мне мое несвоевременное вторжение, но солнце почти скрылось за горизонтом и я подумала, не пора ли нам остановиться на ночь.
Я махнул рукой:
– Хорошо, остановимся здесь.
– Последние несколько часов ты слишком тихий, – сообщила Дел, подозрительно покосившись на меня.
– Я же сказал, я думал.
Она вздохнула и, не задавая больше вопросов, направила кобылу к зарослям тигриных когтей. Я ехал за ней, злясь на свою раздражительность и ее любопытство. У кустов я соскочил с жеребца и начал расстегивать пряжки и ремни.
И застыл, тупо глядя на свои руки: руки с широкими ладонями, покрытые шрамами по которым можно было прочитать всю историю жизни чулы, ставшего танцором меча. Я смотрел на руки, а шрамы на глазах пропадали. Ладони сужались, кожа темнела, пальцы вытягивались, приобретая аристократическую форму…
– Тигр?
Я поднял голову. Я знал, что рядом стояла Дел, но не видел ее. Передо мной раскинулась страна, волнистая от холмов, на которых под ветром клонились густые травы.
– Я переделаю все, что ты сделал, и докажу, что я сильнее тебя…
– Тигр, – Дел набросила повод кобылы на ближайший куст и подошла ко мне, – с тобой все в порядке?
– Я уничтожу зеленое плодородие этого мира и превращу его в аиды, чтобы доказать, что я могу это сделать…
Рука Дел опустилась на мое плечо.
– Ти…
– Я превращу траву в песок…
Я дернулся, ощутив ее прикосновение, непроизвольно сделал шаг в сторону, потряс головой и потер место, которого она коснулась. Мои руки снова стали грубыми и знакомыми.
Совсем не похожими на те, что я видел.
С темного лица на меня внимательно смотрели голубые глаза Дел.
– Где искать Шака Обре? – спросила она.
Даже не задумавшись, я уверенно показал.
Она повернулась, посмотрела и снова взглянула на меня.
– Ты уверен?
– Да… нет, – я нахмурился и медленно опустил руку. – Когда ты спросила, я знал, но сейчас… – я покачал головой, отгоняя растерянность.
– Все прошло. Я не знаю, почему я это сделал.
– Ты показал туда, на горы за Джулой.
Я пожал плечами.
– Не знаю, баска. Все прошло.
Она пожевала губу.
– Возможно… – начала она, но не стала заканчивать и только вздохнула. – Может ты попробуешь спросить Чоса Деи?
– Чоса Деи и без моих просьб стал слишком разговорчив, спасибо. Пусть лучше помолчит.
– Но он должен знать, где его брат. Он сам выбрал для него тюрьму, – Дел замолчала и тревожно посмотрела на меня. – Так ты от него узнал, что мы должны ехать в Джулу? Он сказал?
Я только пожал плечами.
– Не знаю. Я это просто почувствовал.
Дел мрачно кивнула.
– Значит это часть его в тебе…
Я повернулся к жеребцу и снова занялся пряжками.
– Пока он затих.
– Ты уверен?
– Он не пытается переделать меня, если ты об этом. Я бы об этом знал,
– я снял сумки, седло, разложил на земле мокрый потник. – Послушай, баска, я обещаю: если у него снова кончится терпение, я тебе об этом скажу.
– Обязательно скажи, – кивнула Дел и повернулась к своей кобыле.
В середине ночи я резко сел, потом вскочил и сделал два неверных шага, прежде чем понял, где нахожусь и остановился, ругаясь и стирая по со лба. Дел спит чутко, и когда я повернулся к одеялам, она уже сидела, ожидая объяснений.
Презирая себя за страх, я тяжело вздохнул, подошел к Дел и несколько секунд бесцельно стоял, чувствуя под ногами прохладу песка. Потом в полутьме сверкнула яватма: три фута отточенной стали.
Я махнул рукой.
– Нет.
Секунду помедлив, она убрала меч в ножны и снова выжидательно посмотрела на меня.
Я присел на корточки, подобрал кусок дымного камня, бросил его в темноту и потянулся за следующим.
– Мне было холодно, – сказал я, – и я снова оказался в замкнутом пространстве.
– Это воспоминания Чоса?
– И мои. Они путаются, накладываются друг на друга. Я видел шахту Аладара и Гору Дракона. И странную холодную пещеру. Я уверен, что должен знать, что это за место.
– Это Чоса, – мрачно пробормотала она.
Я поежился, опустился на одеяло, прикрыл бурнусом голые ноги.
– Ты знаешь, что со мной было. Ты видела. После того, как я выбрался из шахты Аладара.
– Я помню.
– И этот кошмар меня преследует.
– Пройдет время и тебе станет легче.
– Мне было очень плохо, когда приходилось забираться в жилища Кантеада, в их каньоне… – я поежился. – Потом была Гора Дракона, но там было легче, я не думал о себе. В любую минуту Чоса мог отдать тебя на растерзание гончим и я заставил себя забыть о страхе. Я должен был спасти тебя любой ценой.
Ее рука опустилась на мою правую ногу. Сквозь тонкую ткань бурнуса я ощущал нежные прикосновения.
– Что было сегодня?
– Холодная маленькая пещера. Стены в трещинах, узкие проходы… – я поморщился. – Я был в ней.
– Может это просто сон. Ночной кошмар.
– Мне больше не снятся сны.
– Что? – испуганно переспросила она.
– Мне не снятся сны. Уже несколько недель.
– Как это? Всем снятся сны. И тебе раньше снились.
Я пожал плечами.
– Теперь все по-другому. Когда я сплю, я вижу не сны, а воспоминания. Шака и Чоса, но Шака я вижу четко, а Чоса всегда неясен, как будто… – так и не закончив, я махнул рукой.
– Как будто ты это он?
Я поморщился.
– Не совсем. Чоса это Чоса, а я это я, но воспоминания путаются. Я вижу мои, и вижу его – и иногда не вижу разницу.
Пальцы Дел на моей ноге сжались.
– Ничего, скоро все закончится. Мы найдем Шака и освободим и меч, и твои воспоминания.
– Может быть. Но если мы счистим с моей души Чоса, какая часть меня уйдет вместе с ним?
36
Перед нами поднимались горы цвета изюма и индиго с редкими вкраплениями дымного камня. У подножия гор приютилась Джула, жалкое скопище кривобоких лачуг…
Нет.
Джула?
Я хорошо знал, что Джула – центр домейна, город, богатевший от золотых шахт и торговли рабами.
Я прищурился, нахмурился, потер глаза, снова посмотрел и воспоминания Чоса растворились. Передо мной раскинулся огромный город.
– Я надеялась, что возвращаться сюда не придется никогда, – мрачно заметила Дел.
– Аналогично, – согласился я, вспоминая наш прошлый въезд в Джулу: Дел, как рабыня с ошейником и на цепи, идущая позади жеребца.
Тогда наш план казался отлично продуманным. Я отвел Дел к известному работорговцу, объяснив ему, что ищу для нее подходящую пару: похожего на нее Северянина. Работорговец посоветовал мне обратиться к агенту танзира, который, в свою очередь, согласился, что она заслуживала достойного партнера. Таким образом мы надеялись разыскать брата Дел, похищенного пять лет назад и проданного в рабство. Но в конце концов весь наш хитроумный план успешно провалился и Дел оказалась в гареме Аладара, а меня отправили в его шахту добывать золото.
Потом нам удалось сбежать. Дел при этом убила танзира, и теперь дочь правила домейном отца, мечтая о мести.
Джула была лабиринтом узких улочек, соседние дома на которых удерживались от падения прижимаясь друг к другу. В аллеях и переулках можно было задохнуться от избытка ларьков, товаров, животных, мусора, превращавших даже самые узкие проходы в базары. Сам Рынок располагался в центре города, но на прохладных улочках, в тени стен и подальше от правил Рынка, торговля шла лучше. Джула источала аромат богатства, замешанный на вони человеческих смертей. Город стал самым большим рынком рабов на Юге, благодаря умершему Аладару, чьи шахты заглатывали людей и извергали тела.
Меня ждала такая же участь.
Мы проезжали по улицам в пестроте полудня. Пятна теней и света рисовали причудливые узоры на глиняных стенах зданий. С окон и дверей, прорезанных в толстых стенах, свисали навесы. По ним и по цвету глины легко можно было определить положение дел живущих в доме людей. Яркие, новые навесы и чистая, покрытая светлой краской глина хвастали удачей и богатством. Там, где денег было поменьше, меняли быстро сгоравшую под солнцем материю реже. А если удача от людей отвернулась, не было и навесов.
Мы миновали окраины города и направились в путаницу улочек, бессистемно пересекавших Джулу во всех направлениях. Наклоняясь, чтобы пробраться под шеями жеребца и кобылы, с визгами и выкриками, вокруг нас носились темноглазые дети; попадавшиеся им под ноги козы, птицы, кошки и собаки тоже не желали молчать.
– Что будем делать дальше? – заорала Дел, стараясь перекричать шум на улице.
– Что всегда делали. Найдем кантину с комнатами, займем одну, выпьем пару чашек, сидя в тени, – я улыбнулся. – Я бы еще не отказался помыться, но боюсь, что тебе это противопоказано – сразу смоет всю твою кровь жителя Границы.
Дел пожала плечами.
– Я захватила с собой краску.
Жеребец подобрался к кобыле, хвост с шипением рассек воздух, верхняя губа приподнялась и гнедой приготовился вцепиться, но я успел напомнить ему, кто у нас за главного, и отвел его в сторону.
– Мы забыли обменять кобылу на мерина в Русали, – вспомнил я.
– Мне она нравится.
– Мы можем избавиться от нее здесь.
– А почему бы не избавиться от твоего жеребца.
Я даже отвечать не стал.
– Там мы можем свернуть на аллею и доехать до кантины Фоуада, – предложил я, показывая дорогу. – Это чистое, приличное место, как раз для тебя… – я усмехнулся и добавил: – И Фоуад меня знает.
Дел выгнула темную бровь.
– В нашем положении я бы не назвала это мудрым решением.
– Фоуад мой друг, баска, с незапамятных времен… И кроме того, вряд ли здесь кто-то слышал о наших неприятностях. Слишком далеко от Искандара.
– Услышат, когда Сабра вернется.
– Мы ее опередили.
– Но насколько? По словам Незбета, она отставала от нас на день…
– А по словам Умира на два.
Дел пожала плечами.
– Я не знаю кто из них врет, но в любом случае у нас мало времени. Лучше побыстрее закончить наше дело… – Дел покосилась на меня, когда мы повернули лошадей на улицу, переходящую в узкую аллею, о которой я и говорил. – Если ты знаешь, как его заканчивать.
– Чоса знает, – мрачно сказал я. – Он знает очень хорошо.
– Хотела бы я, чтобы и мы знали, что делать, – вздохнула Дел. – Как освободить меч.
– И меня.
– И тебя, – она заставила кобылу обойти пирамиду грубо сотканных ковров, сложенных у стены. – Твой меч сделан на Севере с помощью Северных ритуалов. Его благословили Северные боги. Надеюсь Шака Обре понимает, что у нас и в мыслях нет оскорбить его.
– Мы даже не знаем, жив ли он еще.
– Тогда можешь спросить об этом Чоса, – раздраженно предложила она, – заодно, когда будешь спрашивать его куда идти.
Я усмехнулся.
– Очень много людей в этом мире могут сообщить мне, куда я должен идти. Но это не к Шака Обре.
Нет.
Джула?
Я хорошо знал, что Джула – центр домейна, город, богатевший от золотых шахт и торговли рабами.
Я прищурился, нахмурился, потер глаза, снова посмотрел и воспоминания Чоса растворились. Передо мной раскинулся огромный город.
– Я надеялась, что возвращаться сюда не придется никогда, – мрачно заметила Дел.
– Аналогично, – согласился я, вспоминая наш прошлый въезд в Джулу: Дел, как рабыня с ошейником и на цепи, идущая позади жеребца.
Тогда наш план казался отлично продуманным. Я отвел Дел к известному работорговцу, объяснив ему, что ищу для нее подходящую пару: похожего на нее Северянина. Работорговец посоветовал мне обратиться к агенту танзира, который, в свою очередь, согласился, что она заслуживала достойного партнера. Таким образом мы надеялись разыскать брата Дел, похищенного пять лет назад и проданного в рабство. Но в конце концов весь наш хитроумный план успешно провалился и Дел оказалась в гареме Аладара, а меня отправили в его шахту добывать золото.
Потом нам удалось сбежать. Дел при этом убила танзира, и теперь дочь правила домейном отца, мечтая о мести.
Джула была лабиринтом узких улочек, соседние дома на которых удерживались от падения прижимаясь друг к другу. В аллеях и переулках можно было задохнуться от избытка ларьков, товаров, животных, мусора, превращавших даже самые узкие проходы в базары. Сам Рынок располагался в центре города, но на прохладных улочках, в тени стен и подальше от правил Рынка, торговля шла лучше. Джула источала аромат богатства, замешанный на вони человеческих смертей. Город стал самым большим рынком рабов на Юге, благодаря умершему Аладару, чьи шахты заглатывали людей и извергали тела.
Меня ждала такая же участь.
Мы проезжали по улицам в пестроте полудня. Пятна теней и света рисовали причудливые узоры на глиняных стенах зданий. С окон и дверей, прорезанных в толстых стенах, свисали навесы. По ним и по цвету глины легко можно было определить положение дел живущих в доме людей. Яркие, новые навесы и чистая, покрытая светлой краской глина хвастали удачей и богатством. Там, где денег было поменьше, меняли быстро сгоравшую под солнцем материю реже. А если удача от людей отвернулась, не было и навесов.
Мы миновали окраины города и направились в путаницу улочек, бессистемно пересекавших Джулу во всех направлениях. Наклоняясь, чтобы пробраться под шеями жеребца и кобылы, с визгами и выкриками, вокруг нас носились темноглазые дети; попадавшиеся им под ноги козы, птицы, кошки и собаки тоже не желали молчать.
– Что будем делать дальше? – заорала Дел, стараясь перекричать шум на улице.
– Что всегда делали. Найдем кантину с комнатами, займем одну, выпьем пару чашек, сидя в тени, – я улыбнулся. – Я бы еще не отказался помыться, но боюсь, что тебе это противопоказано – сразу смоет всю твою кровь жителя Границы.
Дел пожала плечами.
– Я захватила с собой краску.
Жеребец подобрался к кобыле, хвост с шипением рассек воздух, верхняя губа приподнялась и гнедой приготовился вцепиться, но я успел напомнить ему, кто у нас за главного, и отвел его в сторону.
– Мы забыли обменять кобылу на мерина в Русали, – вспомнил я.
– Мне она нравится.
– Мы можем избавиться от нее здесь.
– А почему бы не избавиться от твоего жеребца.
Я даже отвечать не стал.
– Там мы можем свернуть на аллею и доехать до кантины Фоуада, – предложил я, показывая дорогу. – Это чистое, приличное место, как раз для тебя… – я усмехнулся и добавил: – И Фоуад меня знает.
Дел выгнула темную бровь.
– В нашем положении я бы не назвала это мудрым решением.
– Фоуад мой друг, баска, с незапамятных времен… И кроме того, вряд ли здесь кто-то слышал о наших неприятностях. Слишком далеко от Искандара.
– Услышат, когда Сабра вернется.
– Мы ее опередили.
– Но насколько? По словам Незбета, она отставала от нас на день…
– А по словам Умира на два.
Дел пожала плечами.
– Я не знаю кто из них врет, но в любом случае у нас мало времени. Лучше побыстрее закончить наше дело… – Дел покосилась на меня, когда мы повернули лошадей на улицу, переходящую в узкую аллею, о которой я и говорил. – Если ты знаешь, как его заканчивать.
– Чоса знает, – мрачно сказал я. – Он знает очень хорошо.
– Хотела бы я, чтобы и мы знали, что делать, – вздохнула Дел. – Как освободить меч.
– И меня.
– И тебя, – она заставила кобылу обойти пирамиду грубо сотканных ковров, сложенных у стены. – Твой меч сделан на Севере с помощью Северных ритуалов. Его благословили Северные боги. Надеюсь Шака Обре понимает, что у нас и в мыслях нет оскорбить его.
– Мы даже не знаем, жив ли он еще.
– Тогда можешь спросить об этом Чоса, – раздраженно предложила она, – заодно, когда будешь спрашивать его куда идти.
Я усмехнулся.
– Очень много людей в этом мире могут сообщить мне, куда я должен идти. Но это не к Шака Обре.