Страница:
– Ты уезжаешь? – уточнил Умир, не сводя с меня изумленных глаз.
Я пожал плечами и передернул повод, когда жеребец затанцевал, заметив приближение кобылы.
– А что здесь делать? Ради такой компании я задерживаться не собираюсь.
– Но… – он протянул мне связанные кровью руки. – А это?
– Тебе идет, – я повернул жеребца на Юг, бросая между делом. – Я думал, ты к таким фокусам привык.
– Ты не можешь оставить меня здесь!
– Конечно могу. Вода у тебя есть, разве не так? Полный бассейн. Связанные руки пить не мешают. А что касается еды, ну… – я продолжал бороться с жеребцом. – Думаю, тебе придется дождаться приезда Сабры.
– Но… – снова начал он.
Я поглубже сел в седло, заставил жеребца стоять ровно и наклонился вперед, к Умиру.
– Если ты не врешь. Если рано или поздно она приедет.
Несколько секунд он нерешительно смотрел на песок, потом тонкие губы плотно сжались.
– Она в пути, – процедил он. – Их Искандара в Джулу. Сейчас она уже выехала из Кууми.
– Хорошо. Значит она тебя и накормит, когда доберется сюда, – жеребец снова затанцевал, почувствовав, что я ослабил повод, а я посмотрел на Дел.
– Ты готова?
Она кивнула.
– Хорошо. Тогда поехали. Мы зря прожигаем остатки дня, – Дел почти выбралась из оазиса, когда я остановил жеребца и снова вернулся к Умиру. Невзирая на протесты гнедого.
– Умир, – тихо сказал я, – я бы на твоем месте не пытался освободиться. Эти руны тебя, конечно, не задушат, но отрезать руки они могут.
Умир застыл.
Я развернул жеребца и, смеясь на галопе, помчался за Дел.
Долго веселиться мне не пришлось. Как и следовало ожидать, едва мы отъехали от оазиса, Дел засыпала меня вопросами. Беда была в том, что вопросов было слишком много, даже для ее языка: начала она хорошо, но закончила на Северном.
– Начни сначала, – предложил я.
Дел мрачно взглянула на меня и холодно приказала:
– Ты начинай.
– Я не умер, – я выгнул брови, заметив, как изменилось выражение ее лица. – Я сделал то, чего ты так долго добивалась, так чем ты недовольна?
– Ты мог бы сделать это и раньше, – по-прежнему обдавая меня холодом, сообщила она.
– Раньше чего? Прибытия Умира? Аиды, все получилось отлично. Представляю, как его люди сейчас удирают обратно в Кууми и какие сказки они сочинят о привидении Песчаного Тигра… Чего только обо мне не рассказывали, но такого еще не было. Надеюсь, это спасет нам по куску шкуры.
– Как?
– Наверняка кто-то из желающих меня поймать поверит в этот кошмар и не захочет испытывать судьбу.
Она задумалась.
– Значит чтобы вылечиться тебе нужно было отослать меня…
– Нет, – я сразу стал серьезным. – Я боялся, что это придаст силы Чоса Деи. Поэтому и отказывался снова вызывать магию.
Дел гневно смотрела на меня, не зная верить или не верить, оценивая выражение моего лица, искренность тона. Потом она смягчилась, хотя сомнение осталось.
– И все же ты вызвал ее.
– Да. Но не ради себя.
– Ну если поверить твоим словам и допустить, что это был такой риск, то почему… – она замолчала и изумленно посмотрела на меня. Светлая кожа стала белой как коса. – Но не ради себя, – оцепенело повторила она.
Я не стал на этом задерживаться.
– А если тебя интересует, почему я решил оставить Умира в оазисе и убраться оттуда в такой спешке, дело в том, что я понятия не имею, сколько еще, в аиды, продержатся эти рунические веревки. Скорее всего он уже освободился.
– Откуда ты это знаешь? – нахмурилась Дел. – Как ты их создал? Что ты с ним сделал?
– Позаимствовал простенький фокус у Чоса Деи.
Дел резко остановила кобылу, хотя обычно она не забывает, что губы у лошади чувствительные, и действует поводом мягко. От такого обращения кобыла застыла с открытым ртом и выкатила глаза. Я тоже остановил жеребца.
– Что ты сделал? – спросила Дел. Ее глаза обыскивали мое лицо. – Что ты с собой сделал?
Я пожал плечами.
Зрачки расширились так, что глаза казались черными. Дел долго изучала меня с жадной напряженностью, потом ее взгляд стал поспокойнее. Ответ на главный вопрос она нашла, но многого еще не понимала.
– Люди Умира не убили тебя потому что были уверены, что ты уже мертв. Поэтому твое появление так испугало их.
Я снова пожал плечами.
– Почти угадала.
Она растерялась.
– Ты не поехал со мной из гордости? Или ты действительно не мог?
Я ухмыльнулся.
– Почти угадала, – сообщил я и тут же прикусил язык. Ее лицо побелело, а когда наши взгляды встретились, я испугался. – Я бы не умер, – торопливо начал я ее успокаивать. – Чоса не позволил бы мне умереть. Люди Умира могли убить меня, но Чоса не причинил бы мне вреда. Ему слишком дорого мое тело.
– Если бы он победил, ты уже не был бы Тигром, – тихо сказала она.
Я пожал плечами.
– Наверное нет.
– Я уехала, чтобы заставить тебя подняться, – прошептала она с отрешенным видом.
– Я знаю это.
– Я думала, что ты поедешь за мной.
– И это знаю.
– Но ты мог умереть… потому что у тебя не хватило бы сил даже забраться на лошадь, – голубые глаза расширились и я увидел в них бесконечное отчаяние. – Что же я сделала с тобой?
– Ничего, – я снова отвернул жеребца от кобылы. – Все кончилось, Дел. Все это уже не имеет значения, потому что я здоров, и я все еще я.
– Точно?
Я выгнул одну бровь.
– Я докажу тебе это позже.
Она не улыбнулась намеку.
– Тигр…
– Я просто познакомился с парой трюков.
– А он? – не успокаивалась Дел, хотя я уже сжал бока гнедого и заставил его отправиться дальше на Юг. – Чоса тоже познакомился с парой трюков?
Я покачал головой, проводя жеребца боком мимо кобылы, чтобы он не смотрел на нее.
– Он их все уже знает.
Это была прохладная мягкая ночь и мы проводили ее соответственно. Полностью расслабившись, я лежал на спине и разглядывал звезды и луну. На мне была только набедренная повязка, влажное тело медленно высыхало. Я позабыл обо всех тревогах и сонно жмурился, но у Дел сна не было ни в одном глазу. Я никогда не понимал, почему женщину, полностью удовлетворенную жизнью, тянет на обсуждение мировых проблем, тогда как нормальный человек скорее позволил бы этому миру отчалить и сам уплыл бы вместе с ним.
Ее бедро касалось моего, одно плечо отдыхало на моей груди. Полежав немного, Дел перекатилась на бок. Бурнус собрался складками на изысканно длинных ногах, ткань плотно обтянула красивые бедра. Распущенные светлые волосы взъерошились и светились в темноте.
– О чем ты думаешь?
Аиды, типичный для женщины вопрос.
Я подумал не соврать ли, но Дел не была чрезмерно романтичной – в отличии от большинства женщин – и я решил, что правда не расстроит ее.
– Об Аббу.
– Аббу Бенсире? – переспросила она с оттенком недовольства. – Сейчас?
Может и ей не нужна была правда.
– Просто… ладно, забудь.
Но она снова прижалась ко мне. Одна рука коснулась моей груди и начала гладить шрамы – это вошло у Дел в привычку и я никогда не возражал, мне было приятно ощущать ее прикосновения.
– Тебе так хочется победить его?
– Никогда к этому не стремился… – буркнул я, заводя руку за голову.
– Ну я, конечно, соврал. Я всегда хотел победить его, но раньше это не имело такого значения.
– А теперь имеет? Из-за того, что сказал Умир?
– Умир говорит, что пойдет на все, но получит желаемое, – я помрачнел, вспоминая наш разговор. – Думаю, это больше похоже на Сабру.
– Почему? Ты же о ней ничего не знаешь.
– Кое-что знаю. Она женщина-танзир, и она умудрилась удержаться на этом месте.
– Это ненадолго, ты сам так говорил.
– Ненадолго. Но если с ней едет Аббу, после его уверений, что он не работает на нее… – я освободил бледную ленту волос, запутавшуюся в моем ожерелье. – Он не привык врать.
Дел, слишком увлеченная моими шрамами, только пожала плечами.
– Может он передумал позже. Может Сабра убедила его.
– Он не из тех, кто поддается на женские уговоры.
– Ты этого не знаешь. Ты спал с ним?
Я хмыкнул.
– Я похож на такого?
– Это не всегда определишь, – Дел вяло поддерживала разговор. – Я только хотела сказать, что многие решения мужчины принимают в постели.
– У тебя, оказывается, потрясающие знания.
– ТЫ знаешь это лучше чем я.
– Я знаю только то, что ты мне сказала.
Она подумала не вспылить ли, но апатия победила.
– И готова повторить: в постели женщина может убедить мужчину сделать такое, что ему самому бы и в голову не пришло.
– Никогда не думал, что Аббу можно купить постелью, – я помолчал и добавил. – И себя, кстати.
– У меня не хватит денег, – прошептала Дел, прижимаясь теснее. – Если она красивая и умелая женщина, она могла уговорить его помочь. Или есть другая причина.
– И какая же?
– Шанс получить от тебя танец. Аббу стремился к этому в Искандаре до того, как жеребец ударил тебя по голове.
Я улыбнулся.
– Может ему не дает покоя моя слава?
– А тебе его?
Я пожал плечами.
– Может быть.
– Да.
Я сдался.
– Да.
– Ну, значит рано или поздно вы встретитесь, – ее пальцы нашли широкий длинный нарост слева под ребрами. Шрам был толстым и я почти не ощущал прикосновения ее пальцев. – Прости, – прошептала она.
Она говорила это каждый раз. И каждый раз искренне просила у меня прощения. И каждый раз вспоминала, как едва не убила меня в круге Стаал-Уста.
– Могло быть и хуже, – заметил я, – могло быть и… ниже, – я перекатился и прижал ее к земле, наши ноги переплелись, – и тогда нам обоим было бы о чем сожалеть.
Смех Дел как дымок. Он легкий, и уносит тебя с собой.
Когда я с этой женщиной, все сомнения рассыпаются в прах. Потому что даже если я не реален, она у меня есть.
34
Я пожал плечами и передернул повод, когда жеребец затанцевал, заметив приближение кобылы.
– А что здесь делать? Ради такой компании я задерживаться не собираюсь.
– Но… – он протянул мне связанные кровью руки. – А это?
– Тебе идет, – я повернул жеребца на Юг, бросая между делом. – Я думал, ты к таким фокусам привык.
– Ты не можешь оставить меня здесь!
– Конечно могу. Вода у тебя есть, разве не так? Полный бассейн. Связанные руки пить не мешают. А что касается еды, ну… – я продолжал бороться с жеребцом. – Думаю, тебе придется дождаться приезда Сабры.
– Но… – снова начал он.
Я поглубже сел в седло, заставил жеребца стоять ровно и наклонился вперед, к Умиру.
– Если ты не врешь. Если рано или поздно она приедет.
Несколько секунд он нерешительно смотрел на песок, потом тонкие губы плотно сжались.
– Она в пути, – процедил он. – Их Искандара в Джулу. Сейчас она уже выехала из Кууми.
– Хорошо. Значит она тебя и накормит, когда доберется сюда, – жеребец снова затанцевал, почувствовав, что я ослабил повод, а я посмотрел на Дел.
– Ты готова?
Она кивнула.
– Хорошо. Тогда поехали. Мы зря прожигаем остатки дня, – Дел почти выбралась из оазиса, когда я остановил жеребца и снова вернулся к Умиру. Невзирая на протесты гнедого.
– Умир, – тихо сказал я, – я бы на твоем месте не пытался освободиться. Эти руны тебя, конечно, не задушат, но отрезать руки они могут.
Умир застыл.
Я развернул жеребца и, смеясь на галопе, помчался за Дел.
Долго веселиться мне не пришлось. Как и следовало ожидать, едва мы отъехали от оазиса, Дел засыпала меня вопросами. Беда была в том, что вопросов было слишком много, даже для ее языка: начала она хорошо, но закончила на Северном.
– Начни сначала, – предложил я.
Дел мрачно взглянула на меня и холодно приказала:
– Ты начинай.
– Я не умер, – я выгнул брови, заметив, как изменилось выражение ее лица. – Я сделал то, чего ты так долго добивалась, так чем ты недовольна?
– Ты мог бы сделать это и раньше, – по-прежнему обдавая меня холодом, сообщила она.
– Раньше чего? Прибытия Умира? Аиды, все получилось отлично. Представляю, как его люди сейчас удирают обратно в Кууми и какие сказки они сочинят о привидении Песчаного Тигра… Чего только обо мне не рассказывали, но такого еще не было. Надеюсь, это спасет нам по куску шкуры.
– Как?
– Наверняка кто-то из желающих меня поймать поверит в этот кошмар и не захочет испытывать судьбу.
Она задумалась.
– Значит чтобы вылечиться тебе нужно было отослать меня…
– Нет, – я сразу стал серьезным. – Я боялся, что это придаст силы Чоса Деи. Поэтому и отказывался снова вызывать магию.
Дел гневно смотрела на меня, не зная верить или не верить, оценивая выражение моего лица, искренность тона. Потом она смягчилась, хотя сомнение осталось.
– И все же ты вызвал ее.
– Да. Но не ради себя.
– Ну если поверить твоим словам и допустить, что это был такой риск, то почему… – она замолчала и изумленно посмотрела на меня. Светлая кожа стала белой как коса. – Но не ради себя, – оцепенело повторила она.
Я не стал на этом задерживаться.
– А если тебя интересует, почему я решил оставить Умира в оазисе и убраться оттуда в такой спешке, дело в том, что я понятия не имею, сколько еще, в аиды, продержатся эти рунические веревки. Скорее всего он уже освободился.
– Откуда ты это знаешь? – нахмурилась Дел. – Как ты их создал? Что ты с ним сделал?
– Позаимствовал простенький фокус у Чоса Деи.
Дел резко остановила кобылу, хотя обычно она не забывает, что губы у лошади чувствительные, и действует поводом мягко. От такого обращения кобыла застыла с открытым ртом и выкатила глаза. Я тоже остановил жеребца.
– Что ты сделал? – спросила Дел. Ее глаза обыскивали мое лицо. – Что ты с собой сделал?
Я пожал плечами.
Зрачки расширились так, что глаза казались черными. Дел долго изучала меня с жадной напряженностью, потом ее взгляд стал поспокойнее. Ответ на главный вопрос она нашла, но многого еще не понимала.
– Люди Умира не убили тебя потому что были уверены, что ты уже мертв. Поэтому твое появление так испугало их.
Я снова пожал плечами.
– Почти угадала.
Она растерялась.
– Ты не поехал со мной из гордости? Или ты действительно не мог?
Я ухмыльнулся.
– Почти угадала, – сообщил я и тут же прикусил язык. Ее лицо побелело, а когда наши взгляды встретились, я испугался. – Я бы не умер, – торопливо начал я ее успокаивать. – Чоса не позволил бы мне умереть. Люди Умира могли убить меня, но Чоса не причинил бы мне вреда. Ему слишком дорого мое тело.
– Если бы он победил, ты уже не был бы Тигром, – тихо сказала она.
Я пожал плечами.
– Наверное нет.
– Я уехала, чтобы заставить тебя подняться, – прошептала она с отрешенным видом.
– Я знаю это.
– Я думала, что ты поедешь за мной.
– И это знаю.
– Но ты мог умереть… потому что у тебя не хватило бы сил даже забраться на лошадь, – голубые глаза расширились и я увидел в них бесконечное отчаяние. – Что же я сделала с тобой?
– Ничего, – я снова отвернул жеребца от кобылы. – Все кончилось, Дел. Все это уже не имеет значения, потому что я здоров, и я все еще я.
– Точно?
Я выгнул одну бровь.
– Я докажу тебе это позже.
Она не улыбнулась намеку.
– Тигр…
– Я просто познакомился с парой трюков.
– А он? – не успокаивалась Дел, хотя я уже сжал бока гнедого и заставил его отправиться дальше на Юг. – Чоса тоже познакомился с парой трюков?
Я покачал головой, проводя жеребца боком мимо кобылы, чтобы он не смотрел на нее.
– Он их все уже знает.
Это была прохладная мягкая ночь и мы проводили ее соответственно. Полностью расслабившись, я лежал на спине и разглядывал звезды и луну. На мне была только набедренная повязка, влажное тело медленно высыхало. Я позабыл обо всех тревогах и сонно жмурился, но у Дел сна не было ни в одном глазу. Я никогда не понимал, почему женщину, полностью удовлетворенную жизнью, тянет на обсуждение мировых проблем, тогда как нормальный человек скорее позволил бы этому миру отчалить и сам уплыл бы вместе с ним.
Ее бедро касалось моего, одно плечо отдыхало на моей груди. Полежав немного, Дел перекатилась на бок. Бурнус собрался складками на изысканно длинных ногах, ткань плотно обтянула красивые бедра. Распущенные светлые волосы взъерошились и светились в темноте.
– О чем ты думаешь?
Аиды, типичный для женщины вопрос.
Я подумал не соврать ли, но Дел не была чрезмерно романтичной – в отличии от большинства женщин – и я решил, что правда не расстроит ее.
– Об Аббу.
– Аббу Бенсире? – переспросила она с оттенком недовольства. – Сейчас?
Может и ей не нужна была правда.
– Просто… ладно, забудь.
Но она снова прижалась ко мне. Одна рука коснулась моей груди и начала гладить шрамы – это вошло у Дел в привычку и я никогда не возражал, мне было приятно ощущать ее прикосновения.
– Тебе так хочется победить его?
– Никогда к этому не стремился… – буркнул я, заводя руку за голову.
– Ну я, конечно, соврал. Я всегда хотел победить его, но раньше это не имело такого значения.
– А теперь имеет? Из-за того, что сказал Умир?
– Умир говорит, что пойдет на все, но получит желаемое, – я помрачнел, вспоминая наш разговор. – Думаю, это больше похоже на Сабру.
– Почему? Ты же о ней ничего не знаешь.
– Кое-что знаю. Она женщина-танзир, и она умудрилась удержаться на этом месте.
– Это ненадолго, ты сам так говорил.
– Ненадолго. Но если с ней едет Аббу, после его уверений, что он не работает на нее… – я освободил бледную ленту волос, запутавшуюся в моем ожерелье. – Он не привык врать.
Дел, слишком увлеченная моими шрамами, только пожала плечами.
– Может он передумал позже. Может Сабра убедила его.
– Он не из тех, кто поддается на женские уговоры.
– Ты этого не знаешь. Ты спал с ним?
Я хмыкнул.
– Я похож на такого?
– Это не всегда определишь, – Дел вяло поддерживала разговор. – Я только хотела сказать, что многие решения мужчины принимают в постели.
– У тебя, оказывается, потрясающие знания.
– ТЫ знаешь это лучше чем я.
– Я знаю только то, что ты мне сказала.
Она подумала не вспылить ли, но апатия победила.
– И готова повторить: в постели женщина может убедить мужчину сделать такое, что ему самому бы и в голову не пришло.
– Никогда не думал, что Аббу можно купить постелью, – я помолчал и добавил. – И себя, кстати.
– У меня не хватит денег, – прошептала Дел, прижимаясь теснее. – Если она красивая и умелая женщина, она могла уговорить его помочь. Или есть другая причина.
– И какая же?
– Шанс получить от тебя танец. Аббу стремился к этому в Искандаре до того, как жеребец ударил тебя по голове.
Я улыбнулся.
– Может ему не дает покоя моя слава?
– А тебе его?
Я пожал плечами.
– Может быть.
– Да.
Я сдался.
– Да.
– Ну, значит рано или поздно вы встретитесь, – ее пальцы нашли широкий длинный нарост слева под ребрами. Шрам был толстым и я почти не ощущал прикосновения ее пальцев. – Прости, – прошептала она.
Она говорила это каждый раз. И каждый раз искренне просила у меня прощения. И каждый раз вспоминала, как едва не убила меня в круге Стаал-Уста.
– Могло быть и хуже, – заметил я, – могло быть и… ниже, – я перекатился и прижал ее к земле, наши ноги переплелись, – и тогда нам обоим было бы о чем сожалеть.
Смех Дел как дымок. Он легкий, и уносит тебя с собой.
Когда я с этой женщиной, все сомнения рассыпаются в прах. Потому что даже если я не реален, она у меня есть.
34
Вокруг был только лед. Ледяные гирлянды свисали с каменных уступов, сверкая в шафрановом солнечном свете, в тепле Южного дня…
Южного дня? Я удивился. Лед? На Юге?
Даже глубоко во сне я понял, что это невозможно.
И от этого, конечно, проснулся.
Дел перекатилась на бок, когда я резко сел и мрачно уставился на светлеющее небо. Растрепав рукой спутавшиеся за ночь волосы, я не избавился от отчетливой картины, застывшей перед моими прищуренными сонными глазами. Я видел очень ясно: лед на Юге.
– Должно быть у меня песчаная болезнь, – пробормотал я и потянулся к ближайшей фляге.
Дел зевнула, потянулась, сморщилась, когда лучи восходящего солнца осветили ее лицо, и посмотрела на меня одним глазом.
– Почему?
Я пожал плечами, жадно глотая воду.
Открылся второй голубой глаз.
– Скорее всего я не буду возражать, но мне любопытно, как ты пришел к такому выводу.
Напившись, я опустил флягу.
– Человек не обязан разъяснять всему миру содержание своих снов.
– А-а, – она тоже потянулась за флягой. – Если это не сны джихади.
– Джихади не обязан их и себе разъяснять. Джихади, он просто… джихади.
– Как и Песчаный Тигр.
– Вот и еще одно доказательство, – я откинул одеяла и поднялся. Чувствовал я себя удивительно хорошо для человека сначала избитого, а потом оставленного умирать посредине Пенджи. Мне было СВЕРХ хорошо.
Я наслаждался этим ощущением пока не вспомнил, как излечился или переделал себя, называйте как хотите.
А значит реальный я был таким же больным и уставшим, и не помолодевшим ни на год.
Сколько бы лет мне ни было.
Я мрачно посмотрел вниз, на завернутую в одеяло Дел.
– Как я был прошлой ночью?
Светлые брови взлетели до волос. Дел прищурилась, разглядывая меня в притворном изумлении. Я запоздало сообразил, что вопрос можно было отнести к нашей близости прошлой ночью, и Дел придумывала подходящий ответ.
Я торопливо махнул рукой.
– Я не об этом. В ЭТОМ меня успокаивать не надо. Я имел в виду… – я замялся. – Что-то у меня никак не получается.
Дел, безуспешно пытавшаяся скрыть свою растерянность, засунула одну ногу в сандалию и начала перевязывать шнурки до колена.
– Ты что-то пытаешься сказать? Или спросить? Или… что?
– Тебе я кажусь… реальным?
Вслед за моим вопросом последовала долгая смена выражений на ее лице: удивление, любопытство, смущение и неуверенность. Наконец она посмотрела вверх, на меня, с необычным спокойствием, словно понимала как много будет значить для меня ее ответ и радовалась, что могла быть предельно честной.
– Бесспорно, – объявила она.
Но я на этом не успокоился.
– И ты никогда не сомневалась, что я это я?
Она застыла, так и не завязав узел.
– А стоит?
– Нет. Можешь не волноваться. Я себя чувствую совсем как я, – я злобно поскреб щетину. – Ну ладно, все. Я просто… Забудь.
– Тигр, – Дел закончила узел, подняла голову и я увидел, что она улыбается. Густые шелковистые волосы лежали на плечах как покрывало. – Ты был таким же, как всегда. Мне не на что жаловаться. Так же, как, наверное, и Эламайн… и любой другой из тысяч женщин, с которыми ты проводил ночи.
Да, Эламайн не на что было пожаловаться до того момента, как меня решили кастрировать. И всем остальным женщинам (счет на тысячи, конечно, не шел, Дел преувеличила), но меня их мнение не беспокоило. Мне важно было знать, не казался ли я Дел необычным. Я боялся получить доказательство своей нереальности, признать себя существом, созданным Шака Обре и приютившим часть Чоса Деи.
Я чувствовал себя привычным собой. Но кто знает, кем был этот привычный человек?
– Песчаная болезнь, – убежденно заявил я и, погруженный в свои мысли, пошел поливать песок.
Заявление Дел, сделанное нарочито ленивым голосом, вывело меня из задумчивости.
– А еще мужчины говорят, что все женщины с причудами.
Потому что так оно и есть.
Но я был слишком занят, чтобы доказывать ей это.
Русали почти не изменился за тот год, что мы его не видели – типичный Южный город, типичный город Пенджи в типичном пустынном домейне – только когда мы покидали его, Русали лишился танзира, потому что Северный танцор меча убил его, чтобы напоить свою яватму.
Этим танцором была не Дел, а посланник Стаал-Уста, который пришел на Юг по ее следу, чтобы заставить ее заплатить за смерть ан-кайдина Балдура, чьей кровью напилась Бореал.
На первый взгляд казалось, что и Дел, и Терон совершили непростительные преступления, но ее можно было оправдать, а Терон повторно наполнил свою яватму, нарушив все Северные законы, чтобы иметь преимущество в танце с Дел. Лахаму, танзир Русали, увлекался магией и обладал некоторым опытом в Южной технике танцев мечей. Терон решил повторно напоить меч, чтобы овладеть Южным стилем, чужим для Дел, и этим повысить свои шансы на победу в круге.
Он едва не выиграл танец, но я вовремя заметил в нем перемену и насильно вытащил Дел из круга. Для обычного танца это означало бы признание поражения, но я рассказал о своих подозрениях и Дел быстро поняла, что случилось. Преступление Терона делало танец незаконным и позволяло Дел отклонить его вызов, чем я и воспользовался, решив преподать Терону урок.
И я это сделал. Я убил его.
При этом узнав, каково это – владеть яватмой, зная ее имя.
Его звали Терон. Брат Телека, сын старого Стиганда. И брат, и отец, узнав правду обо мне и Дел, сначала сговорились изгнать Дел, а потом решили убить нас обоих, заставив встретиться в самом яростном танце из всех, которые видела Обитель Мечей, потому что каждый из нас хотел – обязан был – выиграть. Дел – чтобы провести год со своей дочерью, я – чтобы вернуть себе свободу от клятвенной службы, удерживающей меня в Стаал-Уста, в которую обманом вовлекла меня Дел.
Аиды, сколько всего случилось. Посмотрите на нас сейчас.
Нет, посмотрите лучше на меня.
Или не надо. Вдруг увидите что-то, что никому из нас не понравится.
Русали. Без Лахаму, но теперь и без Алрика, танцора меча, перебравшегося на Юг с Севера, и Лены, его жены-Южанки, и всех их дочерей смешанной крови.
Мы проезжали лабиринт строений и лагерей, окружавших город. Дел оглядывалась по сторонам и выглядела смущенной.
– В чем дело? – удивился я.
– Вспоминаю. Тогда мы друг друга почти не знали… посмотри на нас сейчас.
Слова прозвучали эхом моих собственных мыслей. Я угрюмо признал:
– Теперь мы знаем друг друга слишком хорошо.
Она улыбнулась.
– Иногда.
– Но я по-прежнему не знаю многое о тебе, а ты обо мне.
Своим замечанием я заслужил косой взгляд.
– Может быть… но ты и сам о себе многого не знаешь.
Я хмыкнул.
– Я знаю достаточно.
– Тогда почему ты продолжаешь спрашивать меня реален ли ты?
Я заставил жеребца идти по краю узкой улицы, чтобы обойти перевернутую корзину и груду вывалившегося из нее мусора.
– А ты никогда не задумывалась, реальна ли ты?
– Нет.
Я пригнулся, проезжая под низко свисающим навесом, и ударился своим левым коленом о правое Дел, когда улица стала совсем узкой и заставила нас прижаться друг к другу.
– Ты никогда не задумывалась, не можешь ли ты быть каким-то… творением.
– Творением?
Я безуспешно пытался придумать, как сформулировать вопрос.
– Это личность, необходимая для чего-то и поэтому появившаяся. Магический человек, созданный колдовством для определенной цели. Например, превратить песок в траву.
Дел нахмурилась.
– Нет, мне такое даже в голову не приходило. А почему я должна была об этом думать?
Я мучительно выискивал самый простой способ объяснить ей свою теорию так, чтобы она не все поняла.
– Послушай, однажды ты почувствовала, что танцуешь гораздо лучше, чем твои ровесники и друзья по школе. Ты не думала, что это не совсем обычно?
Дел слабо улыбнулась.
– Мои родственники постоянно говорили мне, что я необычная.
Я помрачнел.
– Я не об этом. Я… Когда ты поняла, в душе, что ты лучше всех, ты не задумалась, что это неспроста?
Светлые брови взлетели высоко.
– Лучше всех? – недоверчиво переспросила она.
– Ну, себя я не включаю. Это мы так и не выяснили.
Она засмеялась.
– Нет, никогда не задумывалась. Когда я была маленькой, мои братья, дяди и отец учили меня владеть ножом и мечом, и ничего странного в этом не видели. Все в нашей семье этому учились. У моей матери было достаточно здравого смысла, чтобы не лишать меня шанса научиться постоять за себя, а у других женщин хватило ума не критиковать за это мою мать. А потом, в Стаал-Уста, я была уверена, что смогу научиться танцевать так хорошо, чтобы… – она надолго замолчала, а когда снова заговорила в голосе появилась мрачная решимость. – Тогда я хотела только одного: научиться танцевать так, чтобы исполнить все клятвы, чтобы уничтожить Аджани. Каждую минуту я думала об этом, мне некогда было задавать вопросы удачливой судьбе, которая подарила мне такой талант.
– А-а, – протянул я, завершая рассказ.
– Так что нет, я никогда не задумывалась, не могу ли я быть… творением, – она дождалась моего кивка. – Я всегда была сама собой. Какой должна была быть.
Больше я ничего не сказал. Мне такая мысль тоже не приходила в голову до тех пор, пока я не присел перед старым хустафой и впервые не задумался о легендах о джихади, песке и траве, которые вполне могли оказаться историей.
Я поежился и тут же почувствовал за спиной вес яватмы и волшебника, жившего в ней.
Мы нашли маленькую, почти пустую гостиницу, владелец которой так обрадовался посетителям, что поселил нас в лучшую комнату, которая в общем-то отличалась от остальных только тем, что кровать в ней была длиннее. Мои пятки упирались в конец шаткого сооружения вместо того, чтобы привычно свисать.
Дел опустилась на колени на утрамбованный пол и начала распутывать ремни фляг, пристегнутых к седельным сумкам.
– Мы не можем здесь задерживаться.
– Только одну ночь, – согласился я, ослабляя узел на шнурке одной сандалии. – Еду и воду можно купить сейчас или подождать до утра.
– Я все куплю, а ты за это время успеешь помыться, – она поднялась и положила сумы рядом со мной на кровать. – Если допустить, что у тебя есть такое желание.
– Судя по твоему тону, оно должно у меня быть.
– Совершенно верно, – с улыбкой подтвердила Дел и направилась к закрытой пологом двери.
– Куда ты идешь?
– Покупать воду и еду в дорогу, я же сказала, – терпеливо объяснила она.
– Мы можем пойти вместе.
Дел пожала плечами.
– А зачем? Когда я вернуть, ты закончишь мыться и я воспользуюсь твоей водой.
Вообще-то Дел вела себя подозрительно. Хотя она не хуже меня могла в одиночку купить все, что было нужно, мы предпочитали делать это вместе просто потому что так было легче. Но я решил не докапываться до причины. Может ей хотелось на какое-то время ускользнуть от мужского надзора; с женщинами такое бывает.
Особенно когда они тратят деньги.
Мне оставалось только пожать плечами.
– Хорошо. Если ты не найдешь меня здесь, значит я сижу в общей комнате.
– И пьешь акиви. Чем же еще ты можешь заниматься? – Дел откинула в сторону драную тряпку, закрывающую вход, и исчезла.
Я заявил владельцу гостиницы, что буду мыться, в комнату быстро прикатили бочку, вернее половину бочки, и ведрами залили в нее воду. Воды было немного, но и это было лучше чем ничего. В Русали работало много купален, но в них и сосчитать нельзя сколько тел мылись одной и той же водой. По крайней мере таким способом Дел доставалось то, что осталось от меня, а меня она знала.
С мылом хозяин тоже поскупился, но я сумел вымыться сам и оставить для Дел. Потом, влажный и чистый, я появился в общей комнате, заказал акиви и несколько минут наслаждался покоем.
Дел в конце концов вернулась, кивнула мне и исчезла в нашей комнате. Я подумал, не пойти ли посмотреть как она моется, но потом решил, что в этом случае Дел рисковала остаться грязной, ввиду того, что иногда случается, когда я вижу ее без одежды, и я не стал мешать. Я налил себе еще акиви.
Когда акиви кончился, я забеспокоился и отправился выяснять, что же, в аиды, могло задержать Дел так надолго.
Она сидела ко мне спиной, укутавшись в бурнус и накинув на голову капюшон. Я открыл рот, собираясь спросить чем, в аиды, она занимается, когда она испуганно вздрогнула, обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми глазами.
Потеряв дар речи от изумления, я уставился на нее. Оба мы застыли как статуи.
Я видел только голубые глаза. Голубейшие, ярчайшие глаза. Они были теми же знакомыми глазами, того же цвета и чистоты, но все остальное изменилось.
Я долго не мог произнести ни звука, но потом умудрился выдавить:
– Что ты с собой сделала?
Она заговорила медленно и рассудительно, тем тоном, каким убеждают скорее себя, чем окружающих.
– Я сделала себя другим человеком.
Я наконец-то пошевелился, шагнул к кровати, неуверенно протянул руку и скинул капюшон на плечи.
– Все? – недоверчиво прошептал я.
Дел выгнула почерневшие брови.
– Женщина с черно-белыми волосами привлекала бы даже больше внимания, чем Северная баска.
– Но… мне нравятся светлые волосы.
Она помрачнела.
– Это краска, ее можно смыть.
– А это? – я коснулся одной смуглой щеки.
– Это тоже, – черноволосая смуглая Дел, сердившаяся на меня, совсем не напоминала обычный более светлый вариант, хотя выражение лица не изменилось. – Я похожа на Южанку?
– Нет. У них глаза черные или карие.
– Тогда я с Границы.
– Ха.
– Пусть все так думают.
Я внимательно рассматривал ее. Светлые волосы, выжженные солнцем, стали черными. Краска еще не успела высохнуть и гладкие пряди влажно блестели. Контур бровей стал четким, заостряя выражение лица. Дел покрасила даже ресницы. Смуглая кожа была светлее чем у большинства Южан и почти не отличалась от моей, не было только медного оттенка.
Я нахмурился, сделал шаг назад, пожевал губу, раздумывая.
Странное это было ощущение. Я знал только одну Дел: светловолосую, голубоглазую, выросшую под прохладным солнцем. Она всегда оставалась Северянкой, чужой для Юга и внешностью, и привычками. Теперь все изменилось – по цвету кожи и волос Дел можно было принять за настоящую Южанку. Став похожей на большинство женщин, Дел потеряла свою необычность, привлекавшую глаз любого мужчины, но осталась поразительно красивой, хотя уже другой красотой. Чужой и одновременно знакомой.
Сравнивая старую Дел с новой, я понял, что чувствует человек, когда знакомое становится необычным. Дразнящим.
Не это ли чувствовал Умир? Не потому ли его так привлекали отличия?
И в новом обличье Дел осталась прекрасной. Темная кожа и крашеные волосы не лишили ее чистоты линий, чувства собственного достоинства и физической силы, которые отличали ее от других.
Краска была плохой, кожа казалась грязной, но под этой кожей по-прежнему скрывался блеск великолепной стали.
– Зачем? – спросил я.
– Я Южная женщина… Я с Границы. Я еду в Джулу и для сопровождения наняла охранника.
– Зачем? – повторил я, чуть прищурившись.
– Потому что никто не ищет такую пару. А ты как думаешь?
– А-а. Значит я тоже должен перекрасить волосы?
Она пожала плечами.
– Не обязательно. Из нас двоих больше внимания обращают на меня. – Я задумчиво кивнул.
– Кажется мы уже говорили, что кое-кто на Юге меня знает. Видишь ли, некоторые физические отличия позволяют узнать меня даже тем, кто меня никогда не видел.
Южного дня? Я удивился. Лед? На Юге?
Даже глубоко во сне я понял, что это невозможно.
И от этого, конечно, проснулся.
Дел перекатилась на бок, когда я резко сел и мрачно уставился на светлеющее небо. Растрепав рукой спутавшиеся за ночь волосы, я не избавился от отчетливой картины, застывшей перед моими прищуренными сонными глазами. Я видел очень ясно: лед на Юге.
– Должно быть у меня песчаная болезнь, – пробормотал я и потянулся к ближайшей фляге.
Дел зевнула, потянулась, сморщилась, когда лучи восходящего солнца осветили ее лицо, и посмотрела на меня одним глазом.
– Почему?
Я пожал плечами, жадно глотая воду.
Открылся второй голубой глаз.
– Скорее всего я не буду возражать, но мне любопытно, как ты пришел к такому выводу.
Напившись, я опустил флягу.
– Человек не обязан разъяснять всему миру содержание своих снов.
– А-а, – она тоже потянулась за флягой. – Если это не сны джихади.
– Джихади не обязан их и себе разъяснять. Джихади, он просто… джихади.
– Как и Песчаный Тигр.
– Вот и еще одно доказательство, – я откинул одеяла и поднялся. Чувствовал я себя удивительно хорошо для человека сначала избитого, а потом оставленного умирать посредине Пенджи. Мне было СВЕРХ хорошо.
Я наслаждался этим ощущением пока не вспомнил, как излечился или переделал себя, называйте как хотите.
А значит реальный я был таким же больным и уставшим, и не помолодевшим ни на год.
Сколько бы лет мне ни было.
Я мрачно посмотрел вниз, на завернутую в одеяло Дел.
– Как я был прошлой ночью?
Светлые брови взлетели до волос. Дел прищурилась, разглядывая меня в притворном изумлении. Я запоздало сообразил, что вопрос можно было отнести к нашей близости прошлой ночью, и Дел придумывала подходящий ответ.
Я торопливо махнул рукой.
– Я не об этом. В ЭТОМ меня успокаивать не надо. Я имел в виду… – я замялся. – Что-то у меня никак не получается.
Дел, безуспешно пытавшаяся скрыть свою растерянность, засунула одну ногу в сандалию и начала перевязывать шнурки до колена.
– Ты что-то пытаешься сказать? Или спросить? Или… что?
– Тебе я кажусь… реальным?
Вслед за моим вопросом последовала долгая смена выражений на ее лице: удивление, любопытство, смущение и неуверенность. Наконец она посмотрела вверх, на меня, с необычным спокойствием, словно понимала как много будет значить для меня ее ответ и радовалась, что могла быть предельно честной.
– Бесспорно, – объявила она.
Но я на этом не успокоился.
– И ты никогда не сомневалась, что я это я?
Она застыла, так и не завязав узел.
– А стоит?
– Нет. Можешь не волноваться. Я себя чувствую совсем как я, – я злобно поскреб щетину. – Ну ладно, все. Я просто… Забудь.
– Тигр, – Дел закончила узел, подняла голову и я увидел, что она улыбается. Густые шелковистые волосы лежали на плечах как покрывало. – Ты был таким же, как всегда. Мне не на что жаловаться. Так же, как, наверное, и Эламайн… и любой другой из тысяч женщин, с которыми ты проводил ночи.
Да, Эламайн не на что было пожаловаться до того момента, как меня решили кастрировать. И всем остальным женщинам (счет на тысячи, конечно, не шел, Дел преувеличила), но меня их мнение не беспокоило. Мне важно было знать, не казался ли я Дел необычным. Я боялся получить доказательство своей нереальности, признать себя существом, созданным Шака Обре и приютившим часть Чоса Деи.
Я чувствовал себя привычным собой. Но кто знает, кем был этот привычный человек?
– Песчаная болезнь, – убежденно заявил я и, погруженный в свои мысли, пошел поливать песок.
Заявление Дел, сделанное нарочито ленивым голосом, вывело меня из задумчивости.
– А еще мужчины говорят, что все женщины с причудами.
Потому что так оно и есть.
Но я был слишком занят, чтобы доказывать ей это.
Русали почти не изменился за тот год, что мы его не видели – типичный Южный город, типичный город Пенджи в типичном пустынном домейне – только когда мы покидали его, Русали лишился танзира, потому что Северный танцор меча убил его, чтобы напоить свою яватму.
Этим танцором была не Дел, а посланник Стаал-Уста, который пришел на Юг по ее следу, чтобы заставить ее заплатить за смерть ан-кайдина Балдура, чьей кровью напилась Бореал.
На первый взгляд казалось, что и Дел, и Терон совершили непростительные преступления, но ее можно было оправдать, а Терон повторно наполнил свою яватму, нарушив все Северные законы, чтобы иметь преимущество в танце с Дел. Лахаму, танзир Русали, увлекался магией и обладал некоторым опытом в Южной технике танцев мечей. Терон решил повторно напоить меч, чтобы овладеть Южным стилем, чужим для Дел, и этим повысить свои шансы на победу в круге.
Он едва не выиграл танец, но я вовремя заметил в нем перемену и насильно вытащил Дел из круга. Для обычного танца это означало бы признание поражения, но я рассказал о своих подозрениях и Дел быстро поняла, что случилось. Преступление Терона делало танец незаконным и позволяло Дел отклонить его вызов, чем я и воспользовался, решив преподать Терону урок.
И я это сделал. Я убил его.
При этом узнав, каково это – владеть яватмой, зная ее имя.
Его звали Терон. Брат Телека, сын старого Стиганда. И брат, и отец, узнав правду обо мне и Дел, сначала сговорились изгнать Дел, а потом решили убить нас обоих, заставив встретиться в самом яростном танце из всех, которые видела Обитель Мечей, потому что каждый из нас хотел – обязан был – выиграть. Дел – чтобы провести год со своей дочерью, я – чтобы вернуть себе свободу от клятвенной службы, удерживающей меня в Стаал-Уста, в которую обманом вовлекла меня Дел.
Аиды, сколько всего случилось. Посмотрите на нас сейчас.
Нет, посмотрите лучше на меня.
Или не надо. Вдруг увидите что-то, что никому из нас не понравится.
Русали. Без Лахаму, но теперь и без Алрика, танцора меча, перебравшегося на Юг с Севера, и Лены, его жены-Южанки, и всех их дочерей смешанной крови.
Мы проезжали лабиринт строений и лагерей, окружавших город. Дел оглядывалась по сторонам и выглядела смущенной.
– В чем дело? – удивился я.
– Вспоминаю. Тогда мы друг друга почти не знали… посмотри на нас сейчас.
Слова прозвучали эхом моих собственных мыслей. Я угрюмо признал:
– Теперь мы знаем друг друга слишком хорошо.
Она улыбнулась.
– Иногда.
– Но я по-прежнему не знаю многое о тебе, а ты обо мне.
Своим замечанием я заслужил косой взгляд.
– Может быть… но ты и сам о себе многого не знаешь.
Я хмыкнул.
– Я знаю достаточно.
– Тогда почему ты продолжаешь спрашивать меня реален ли ты?
Я заставил жеребца идти по краю узкой улицы, чтобы обойти перевернутую корзину и груду вывалившегося из нее мусора.
– А ты никогда не задумывалась, реальна ли ты?
– Нет.
Я пригнулся, проезжая под низко свисающим навесом, и ударился своим левым коленом о правое Дел, когда улица стала совсем узкой и заставила нас прижаться друг к другу.
– Ты никогда не задумывалась, не можешь ли ты быть каким-то… творением.
– Творением?
Я безуспешно пытался придумать, как сформулировать вопрос.
– Это личность, необходимая для чего-то и поэтому появившаяся. Магический человек, созданный колдовством для определенной цели. Например, превратить песок в траву.
Дел нахмурилась.
– Нет, мне такое даже в голову не приходило. А почему я должна была об этом думать?
Я мучительно выискивал самый простой способ объяснить ей свою теорию так, чтобы она не все поняла.
– Послушай, однажды ты почувствовала, что танцуешь гораздо лучше, чем твои ровесники и друзья по школе. Ты не думала, что это не совсем обычно?
Дел слабо улыбнулась.
– Мои родственники постоянно говорили мне, что я необычная.
Я помрачнел.
– Я не об этом. Я… Когда ты поняла, в душе, что ты лучше всех, ты не задумалась, что это неспроста?
Светлые брови взлетели высоко.
– Лучше всех? – недоверчиво переспросила она.
– Ну, себя я не включаю. Это мы так и не выяснили.
Она засмеялась.
– Нет, никогда не задумывалась. Когда я была маленькой, мои братья, дяди и отец учили меня владеть ножом и мечом, и ничего странного в этом не видели. Все в нашей семье этому учились. У моей матери было достаточно здравого смысла, чтобы не лишать меня шанса научиться постоять за себя, а у других женщин хватило ума не критиковать за это мою мать. А потом, в Стаал-Уста, я была уверена, что смогу научиться танцевать так хорошо, чтобы… – она надолго замолчала, а когда снова заговорила в голосе появилась мрачная решимость. – Тогда я хотела только одного: научиться танцевать так, чтобы исполнить все клятвы, чтобы уничтожить Аджани. Каждую минуту я думала об этом, мне некогда было задавать вопросы удачливой судьбе, которая подарила мне такой талант.
– А-а, – протянул я, завершая рассказ.
– Так что нет, я никогда не задумывалась, не могу ли я быть… творением, – она дождалась моего кивка. – Я всегда была сама собой. Какой должна была быть.
Больше я ничего не сказал. Мне такая мысль тоже не приходила в голову до тех пор, пока я не присел перед старым хустафой и впервые не задумался о легендах о джихади, песке и траве, которые вполне могли оказаться историей.
Я поежился и тут же почувствовал за спиной вес яватмы и волшебника, жившего в ней.
Мы нашли маленькую, почти пустую гостиницу, владелец которой так обрадовался посетителям, что поселил нас в лучшую комнату, которая в общем-то отличалась от остальных только тем, что кровать в ней была длиннее. Мои пятки упирались в конец шаткого сооружения вместо того, чтобы привычно свисать.
Дел опустилась на колени на утрамбованный пол и начала распутывать ремни фляг, пристегнутых к седельным сумкам.
– Мы не можем здесь задерживаться.
– Только одну ночь, – согласился я, ослабляя узел на шнурке одной сандалии. – Еду и воду можно купить сейчас или подождать до утра.
– Я все куплю, а ты за это время успеешь помыться, – она поднялась и положила сумы рядом со мной на кровать. – Если допустить, что у тебя есть такое желание.
– Судя по твоему тону, оно должно у меня быть.
– Совершенно верно, – с улыбкой подтвердила Дел и направилась к закрытой пологом двери.
– Куда ты идешь?
– Покупать воду и еду в дорогу, я же сказала, – терпеливо объяснила она.
– Мы можем пойти вместе.
Дел пожала плечами.
– А зачем? Когда я вернуть, ты закончишь мыться и я воспользуюсь твоей водой.
Вообще-то Дел вела себя подозрительно. Хотя она не хуже меня могла в одиночку купить все, что было нужно, мы предпочитали делать это вместе просто потому что так было легче. Но я решил не докапываться до причины. Может ей хотелось на какое-то время ускользнуть от мужского надзора; с женщинами такое бывает.
Особенно когда они тратят деньги.
Мне оставалось только пожать плечами.
– Хорошо. Если ты не найдешь меня здесь, значит я сижу в общей комнате.
– И пьешь акиви. Чем же еще ты можешь заниматься? – Дел откинула в сторону драную тряпку, закрывающую вход, и исчезла.
Я заявил владельцу гостиницы, что буду мыться, в комнату быстро прикатили бочку, вернее половину бочки, и ведрами залили в нее воду. Воды было немного, но и это было лучше чем ничего. В Русали работало много купален, но в них и сосчитать нельзя сколько тел мылись одной и той же водой. По крайней мере таким способом Дел доставалось то, что осталось от меня, а меня она знала.
С мылом хозяин тоже поскупился, но я сумел вымыться сам и оставить для Дел. Потом, влажный и чистый, я появился в общей комнате, заказал акиви и несколько минут наслаждался покоем.
Дел в конце концов вернулась, кивнула мне и исчезла в нашей комнате. Я подумал, не пойти ли посмотреть как она моется, но потом решил, что в этом случае Дел рисковала остаться грязной, ввиду того, что иногда случается, когда я вижу ее без одежды, и я не стал мешать. Я налил себе еще акиви.
Когда акиви кончился, я забеспокоился и отправился выяснять, что же, в аиды, могло задержать Дел так надолго.
Она сидела ко мне спиной, укутавшись в бурнус и накинув на голову капюшон. Я открыл рот, собираясь спросить чем, в аиды, она занимается, когда она испуганно вздрогнула, обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми глазами.
Потеряв дар речи от изумления, я уставился на нее. Оба мы застыли как статуи.
Я видел только голубые глаза. Голубейшие, ярчайшие глаза. Они были теми же знакомыми глазами, того же цвета и чистоты, но все остальное изменилось.
Я долго не мог произнести ни звука, но потом умудрился выдавить:
– Что ты с собой сделала?
Она заговорила медленно и рассудительно, тем тоном, каким убеждают скорее себя, чем окружающих.
– Я сделала себя другим человеком.
Я наконец-то пошевелился, шагнул к кровати, неуверенно протянул руку и скинул капюшон на плечи.
– Все? – недоверчиво прошептал я.
Дел выгнула почерневшие брови.
– Женщина с черно-белыми волосами привлекала бы даже больше внимания, чем Северная баска.
– Но… мне нравятся светлые волосы.
Она помрачнела.
– Это краска, ее можно смыть.
– А это? – я коснулся одной смуглой щеки.
– Это тоже, – черноволосая смуглая Дел, сердившаяся на меня, совсем не напоминала обычный более светлый вариант, хотя выражение лица не изменилось. – Я похожа на Южанку?
– Нет. У них глаза черные или карие.
– Тогда я с Границы.
– Ха.
– Пусть все так думают.
Я внимательно рассматривал ее. Светлые волосы, выжженные солнцем, стали черными. Краска еще не успела высохнуть и гладкие пряди влажно блестели. Контур бровей стал четким, заостряя выражение лица. Дел покрасила даже ресницы. Смуглая кожа была светлее чем у большинства Южан и почти не отличалась от моей, не было только медного оттенка.
Я нахмурился, сделал шаг назад, пожевал губу, раздумывая.
Странное это было ощущение. Я знал только одну Дел: светловолосую, голубоглазую, выросшую под прохладным солнцем. Она всегда оставалась Северянкой, чужой для Юга и внешностью, и привычками. Теперь все изменилось – по цвету кожи и волос Дел можно было принять за настоящую Южанку. Став похожей на большинство женщин, Дел потеряла свою необычность, привлекавшую глаз любого мужчины, но осталась поразительно красивой, хотя уже другой красотой. Чужой и одновременно знакомой.
Сравнивая старую Дел с новой, я понял, что чувствует человек, когда знакомое становится необычным. Дразнящим.
Не это ли чувствовал Умир? Не потому ли его так привлекали отличия?
И в новом обличье Дел осталась прекрасной. Темная кожа и крашеные волосы не лишили ее чистоты линий, чувства собственного достоинства и физической силы, которые отличали ее от других.
Краска была плохой, кожа казалась грязной, но под этой кожей по-прежнему скрывался блеск великолепной стали.
– Зачем? – спросил я.
– Я Южная женщина… Я с Границы. Я еду в Джулу и для сопровождения наняла охранника.
– Зачем? – повторил я, чуть прищурившись.
– Потому что никто не ищет такую пару. А ты как думаешь?
– А-а. Значит я тоже должен перекрасить волосы?
Она пожала плечами.
– Не обязательно. Из нас двоих больше внимания обращают на меня. – Я задумчиво кивнул.
– Кажется мы уже говорили, что кое-кто на Юге меня знает. Видишь ли, некоторые физические отличия позволяют узнать меня даже тем, кто меня никогда не видел.