Роберсон Дженнифер. Разрушитель меча

   Оракул мертв. Брат Дел. Снова мертв?
   – Убийца джихади, – прошептала она. – Убийца моего отца.
   Я не убивал ни того, ни другого, но зачем было говорить об этом Сабре?
   Она пожала плечами. Шелковые волосы дрогнули.
   – В конце концов, мне все равно пришлось бы его убить, чтобы получить домейн. Ты избавил меня от неприятностей. Если бы я могла наградить тебя, я бы наградила, но что подумают люди? – она закинула занавес волос за тонкое плечо. – Всю ночь можешь отдыхать, Песчаный Тигр. Утром ты будешь танцевать.
   Пот крупными каплями стекал с висков.
   Она подошла ближе, провела ногтями по моей голой груди. Кожа под ними подергивалась. Это было не желание, а нарастающая тревога. Я не мог понять, что задумала Сабра.
   – Ты нужен Аббу, – объяснила она. – Он сказал, что всегда хотел танцевать с тобой. Я спросила его, как мне отплатить ему за помощь, а он сказал, что хочет танец. Он сказал: последний танец. Истинная и окончательная проверка лучших учеников шодо.
   Во мне вспыхнула крошечная искра надежды. Мы с Аббу всегда были противниками, но никогда врагами.
   – Я согласилась, – сказала Сабра, – но я приму меры предосторожности.
   Едва родившись, искра угасла.
   Дочь Аладара ушла.

38

   В крошечное отверстие в стене едва начали пробиваться слабые лучи солнца, когда в комнату, где я лежал, пришли люди. Среди них был Аббу Бенсир, отложивший свой меч. Он молча ждал около двери, пока остальные открывали кандалы, вынимали кляп, перевязывали засохший порез на правой руке, ставили на скамью еду и кувшин с водой.
   Они ушли, плотно прикрыв за собой дверь. Аббу остался. Он стоял, прислонившись к стене, и молча смотрел на меня. Одетый на нем бронзово-коричневый бурнус из плотного шелка и льна, даже в слабом свете излучал необычное металлическое свечение. Ничего подобного я на нем еще не видел. Стоимость этого бурнуса намного превосходила возможности Аббу. Ясно было, что тут тоже не обошлось без Сабры.
   Солнце взошло и свет из узкого отверстия осветил комнату. Аббу отошел к другой стене, чтобы не пришлось щуриться.
   – Для танца, – сказал он, кивая на еду.
   Я сидел на шероховатой скамье и молча продолжал завязывать шнур набедренной повязки.
   – Твой меч у нее. Я объяснил ей, что это… она его очень хотела получить и даже заставила Умира привести Дел. Баске это совсем не понравилось, но она убрала его в ножны для нас. Она сказала что-то вроде того, что лучше его коснемся мы, чем какой-то невинный ребенок на улице.
   Я не ответил.
   – Ты же знаешь, нам давно пора с этим разобраться, – мягко напомнил Аббу.
   Я согнул руку в локте, сжал пальцы в кулак, чтобы проверить, не задеты ли мускулы. Как и ожидалось, рана заныла, но кровотечение остановилось, а повязка должна была сдержать его, если мне придется сделать резкое движение. Такая мелочь на могла повлиять на танец.
   – Вот так и создаются легенды, Песчаный Тигр. Ты это знаешь. Для всех молодых танцоров мечей ты и есть легенда.
   Я наконец-то поднял голову и посмотрел прямо на него. После ночи молчания говорил я хрипло, тем более что рот болел от кляпа.
   – Для тебя это так важно?
   Плечи Аббу слегка приподнялись под дорогой тканью бурнуса.
   – А что у нас еще есть, кроме легенды? Именно ее покупают люди, когда нанимают танцора меча. Человека, мастерство и легенду о нем.
   – Ты мог бы попросить, – сказал я. – Мы могли бы танцевать вдвоем, только ради нас, и разобраться в этом раз и навсегда. Можно было обойтись без всего этого.
   Он улыбнулся и Южное лицо, почти на десять лет старше моего, покрылось складками. В полумраке седина в черных волосах серебристо светилась. Он был старше, жестче и мудрее. Он имел большее право называться легендой во плоти.
   – Ну попросил бы я, ну и что? Однажды я пытался и обнаружил, что ты одержим тем, что Дел объявила Чоса Деи. Мог ли я после этого просить? – он отмахнулся. – А когда ты пришел в себя, у тебя не было времени на настоящий танец согласно кодексу. За тобой гналась Сабра, тебя искали племена, и я понял, что ты никогда уже не сможешь остановиться и никогда не войдешь в круг против меня, и поэтому я должен тебя заставить.
   Он стоял спиной к свету, но я различал твердые, бледно-карие глаза, неровный шрам, проходивший через подбородок. Аббу обладал тем, чего я так и не смог добиться: уверенностью в себе. Он умел танцевать и жил только танцем.
   Я, конечно, танцевал не хуже, а может даже и лучше – хотя до сих пор мы так это и не выяснили – но уверенности в себе у меня не было.
   Я просто никому в этом не признавался.
   Аббу ждал молча. Я не сомневался, что он уважал меня: он пришел без оружия, хотя это ничего не меняло. Я пролежал растянутый кандалами всю ночь. Зная реакцию Аббу, можно было уверенно предсказать, что я снова лежал бы на скамье, не успев коснуться его.
   Я посмотрел ему в глаза и почувствовал, что он ждет от меня чего-то.
   И тогда я все понял.
   – Значит это тебе мы обязаны, – объявил я. – Она отставала от нас на день, на два дня пути, а потом вдруг оказалась здесь, поджидая нас у Фоуада.
   Он усмехнулся.
   – О таких людях, как мы, по Пендже ходит столько легенд, что это портит нам жизнь – наши поступки становятся предсказуемыми. Когда мы узнали, что вы с Дел покинули Кууми, я сказал Сабре – и Умиру, когда мы встретили его в оазисе – что ты направляешься в Джулу. Я не знал, почему, но знал куда. Ты всегда останавливался в одном месте: у Фоуада. Так что я предложил им набрать побольше воды, гнать лошадей, чтобы опередить тебя в Джуле, и там подготовить ловушку.
   Я вспомнил искреннее дружелюбие Фоуада, его любезность по отношению к Дел.
   – Фоуад?
   Аббу дернул плечом.
   – Ты даже не представляешь, какой целеустремленной может быть Сабра. Она не похожа на других женщин. Она всегда получает то, что хочет. Джула – ее домейн; она свободна делать все, что взбредет ей в голову с любым человеком, попавшим под ее причуды. Это может быть мужчина, женщина, ребенок. Ты знаешь, каким был Аладар – я слышал, что он сделал с тобой. Так вот: дочь еще хуже. Дочь совсем другая. Фоуад совершил бы непростительную глупость если бы отказал ей.
   – Что сделают с Дел?
   Аббу пожал плечами.
   – Сейчас она у Умира. Он сделает с ней все, что захочет.
   Я вглядывался в его лицо. Как он мог? Он ведь знал, любил, желал Дел.
   – И тебя это не волнует?
   Аббу засмеялся своим хриплым разбитым смехом.
   – Ты совсем не веришь в баску? Умир недооценивает ее, а я ее знаю. Он спит с мальчиками, в постели женщины его не интересуют… он хотел получить ее только для пополнения своей коллекции. Коллекционеры обычно бережно обходятся со своими сокровищами, – он прислонился к стене, бездумно потирая зарубку на носу. – Дел не назовешь беспомощной. Долго удерживать ее он не сможет.
   – Значит возвращаемся ко мне, – заключил я и сделал глоток воды.
   – Здесь все просто, Тигр. Мы танцем.
   Я задумчиво кивнул, опуская чашку.
   – Сабра упоминала некоторые предосторожности.
   Что-то дернулось под одним его карим глазом.
   – Она обещала мне танец. Я не просил никаких предосторожностей, мне нужен был шанс покончить с этим согласно кодексу. Ничего больше.
   Я хмыкнул.
   – У Сабры может быть другое мнение на этот счет.
   – Сабра безжалостна, – согласился он. – Она гораздо страшнее Умира, но…
   – Но ты доверяешь ей.
   Его губы сжались. Он оторвался от стены и обошел меня, по пути бросив короткий взгляд в дырку, которая служила окном. Я слышал его шаги за спиной; хрип ломаного голоса, в котором каждый звук был четким и одновременно необычно напряженным.
   – А теперь слушай меня, – приказал он.
   Я молчал.
   Несколько секунд стояла тишина, потом он заговорил очень тихо, но ясно.
   – Сабре нужно показать свою силу всем мужчинам-танзирам и просто всем мужчинам своего домейна. Чтобы они зауважали ее. Ей нужно заставить их подчиниться любыми средствами, потому что она женщина. Она сделает все, что для этого потребуется. Если бы я не вмешался, она могла бы приказать содрать с тебя живьем кожу – ты когда-нибудь видел такое зрелище? – он не ждал от меня ответа. – Человек, тренированный нашим шодо, танцор меча седьмого ранга, заслуживает смерти в круге.
   – Не делай мне одолжений, – я поставил чашку. – Когда-то мы могли бы разрешить наш спор в круге и без смертельного исхода.
   – Когда-то, – согласился Аббу, – в Искандаре… но вмешалась лошадь. И в Пендже, но тогда вмешался Чоса Деи. А теперь слишком поздно, – я снова услышал его шаги, когда он обошел меня, чтобы посмотреть мне в лицо. В его глазах уже не было веселья, в голосе – насмешки. Он был предельно серьезен. – Я обещаю, смерть будет быстрая, чистая и безболезненная. Ты умрешь достойно.
   – ТЫ уверен в себе, – бросил я не задумываясь.
   У краев глаз собрались морщинки. Он старался сдержать улыбку.
   – Мне нравится твоя бравада, но будь разумен, Песчаный Тигр… Я – Аббу Бенсир.
   Я очень тихо объяснил Аббу куда ему надо идти. А потом добавил когда, как быстро и в каком состоянии.
   Сначала он сдерживался, а потом улыбнулся.
   – На этот раз сталь. Хватит с нас деревянных клинков.
   Я посмотрел на шрам на его горле.
   – Я чуть не убил тебя тогда. Мне было семнадцать, у меня почти не было опыта… С тех пор прошло двадцать лет. И на столько же лет ты постарел. Ты стал медлительнее. Скованнее. Старше.
   – Мудрее, – мягко поправил Аббу. – И Песчаный Тигр уже не такой молодой, каким был когда-то.
   Это точно. И он провел ночь, мучаясь от головной боли после отравы в акиви, прикованный к доске с занозами, думая о Делиле.
   Я снова посмотрел на его горло.
   – А знаешь, Аббу, вот что весело – сколько тебя знаю, мне ни разу в голову не пришло, что ты человек мстительный.
   – Не путай меня с Саброй, – раздраженно рявкнул он.
   Я посмотрел на него внимательнее.
   – Я не собираюсь мстить тебе, – настаивал он. – Что было, то было. Мне до твоих неприятностей дела нет. И до тебя мне дела нет. Я хочу только танцевать.
   – Она так хороша в постели? – удивился я.
   Аббу расхохотался.
   – Старая шутка, Песчаный Тигр.
   Я пожал плечами.
   – По крайней мере это причина.
   – Она… изобретательна. Свободна. Но все равно, все женщины одинаковы, все они похожи друг на друга, – он махнул рукой. – Я объяснил тебе пошел на это. Я танцую для удовольствия, вызова… Ты представляешь, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз танцевал с достойным противником?
   – Я от таких мыслей не страдаю, – кисло сообщил я.
   – Слишком поздно, – он повернулся, пошел к двери и обернулся. – Еще одно.
   Я ждал.
   Карие глаза сверкнули в солнечном свете.
   – Я старше, как ты и говорил… и старею с каждым днем. У меня есть только одно желание: оставить что-то после себя, когда придется покинуть этот мир. Хотя бы имя, – в хриплом голосе звучали нотки, которых я у Аббу никогда не слышал: раздражение и озлобленность. – Старики слабы духом, они умирают пьяными в грязных кантинах, их мозги размывают грезы хува, иногда они не в состоянии даже подняться с постели, чтобы справить нужду. Я не хочу так кончить. Лучше я умру в круге. Это достойная смерть, – он положил руку на щеколду. – И если это должно случиться, пусть лучше меня убьет Песчаный Тигр, чем какой-нибудь мальчишка, который поймает меня в неудачный день.
   Я тупо смотрел как медленно закрывалась за его спиной дверь. Щеколда встала на место. Я хотел назвать его дураком, но потом обдумал его слова, прикинул это на себя и понял, что он прав.
   Пусть лучше Аббу убьет меня сегодня, чем потом это сделает Незбет.
   Конечно, будь у меня выбор…
   Без дальнейших церемоний, я прикончил еду и воду, потом поднялся со скамьи, потянулся и начал разминаться.
   Аббу Бенсир. Наконец-то.
   Крошечный огонек предвкушения разжег костер у меня в животе.

39

   Роскошный дворец мертвого Аладара остался таким же, каким я его помнил: стены были выкрашены в белый цвет, двор украшали легкие черепичные арки, пальмовые и цитрусовые деревья с широкими листьями защищали от солнца, даже конюшенный двор был покрыт узорами темного и светлого гравия.
   Я был без сандалий; гравий был неострым и мелким, но оставался гравием. Я немного нахмурился, оценивая почву для будущего танца. Солнце едва взошло и еще не успело раскалить камешки, но я предпочел бы танцевать на песке.
   Конюшенный двор был забит зрителями. Свободным оставался только круг и его периметр. Люди стояли у стен, сидели на скамьях, на табуретках или на гравии в зависимости от своего положения. Конечно все мужчины. Как я понял, большую часть зрителей составляли охранники или наемники, которым Сабра щедро платила за преданность. Одетые побогаче были торговцами и городской элитой, все эти люди не прочь были вырвать власть из рук Сабры. Остальные были танцорами мечей, приехавшими из Искандара. Многих из них я знал в лицо или по имени. Все, как один, повернулись чтобы взглянуть на меня, когда я вошел во двор в кольце охранников. Потом из дворца вышел Аббу Бенсир и люди повернулись к нему.
   По меньшей мере это было глупо, подумал я. Устраивать такое представление из танца. Разумеется все это придумала Сабра. Ей очень хотелось, чтобы меня убили перед толпой свидетелей, которые смогут разнести по всему Югу весть о ее причастности к этому делу. Еще бы: сколько людей охотились за Песчаным Тигром, а только она сумела его поймать. Она перехитрила убийцу своего отца, джихади и Оракула. Теперь смотрите, как она отмеряет правосудие!
   Аиды, ну и фарс.
   На мне была только набедренная повязка и ожерелье. Ни сандалий, ни бурнуса, ни перевязи. Обычный наряд человека, готового войти в круг – лишняя одежда сковывает движения. Многие танцоры мечей и раньше видели меня перед танцем, но после моего возвращения с Севера, я ни разу не входил в настоящий круг.
   Только Аббу не удивился, а Южане начали переглядываться и перешептываться, увидев чудовищный шрам, оставленный яватмой Дел.
   Это тоже войдет в легенду. Я даже слабо улыбнулся.
   Пока я ждал, стоя в круге охраны, Аббу тихо снял бурнус, перевязь, сандалии. Теперь мы были одеты одинаково, за исключением ожерелья. В его сорок с лишним лет он оставался худощавым и мускулистым. Кожу покрывали многочисленные шрамы, ставшие бледно-розовыми или белыми от времени. Он был Южанином и поэтому человеком некрупным и невысоким, но танцевать ему это не мешало, а даже наоборот – центр тяжести при его росте располагался ниже.
   Тайком, я очень глубоко вздохнул, чтобы поднять и развести ребра, впуская побольше воздуха, потом медленно и ровно выдохнул, встряхнул руками. Кожу начинало покалывать, дрожь забиралась в желудок и дразнила меня щекоткой – такое всегда предшествовало танцу.
   Умир Безжалостный говорил, что я выигрываю танцы только благодаря своим физическим талантам. Что мое настоящее мастерство никогда всерьез не проверялись чтобы подтвердить или развенчать легенду. Этот танец, я знал, был другим. Я не мог выиграть его грубой физической силой. Мне предстояло наконец-то выяснить, чего я стою в круге.
   Я подумал о Суле. Подумал о Дел. Подумал о безымянной матери, которая родила меня в песках, а потом оставила там умирать. Так много лет назад: тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…
   Аиды, какая разница?
   Главное сейчас, что я войду в круг с Аббу Бенсиром.
   Толпа заволновалась, люди начала перешептываться и наконец от дворца до круга разомкнулся широкий проход: Сабра, дочь Аладара, вышла во двор. Ее сопровождали одетые во все белое евнухи. Они быстро поставили легкие навесы, навалили гору подушек, на вершине которой и уселась Сабра. Несколько евнухов встали за ее спиной с опахалами. Она была одета во все красное: кровавая туника, штаны, ярко-красный тюрбан и прозрачная вуаль скромности с крошечными золотыми кисточками. Кожаные туфельки тоже были красными, а тончайшие подошвы покрывала блестящая, золотая фольга. Всем своим видом Сабра демонстрировала свое презрение ко всем, кто беднее ее, даже к торговцам и богачам, которых она пригласила.
   Она подняла маленькую изящную руку и все замолчали. Ее звонкий голос пронесся по всему двору, залетая во все щели – она умела подчинять себе толпу.
   – Достойные гости, сегодня вы станете свидетелями справедливости, которой добьется ваш могущественный, хотя и скромный, новый танзир, предложив принять решение, как того и требует древнейшая Южная традиция, кругу. И пусть более никто не задает вопросов, не понимая, что за танцоры встретятся в этом танце: это Аббу Бенсир, которого все вы знаете, и Песчаный Тигр.
   Я вздохнул и отставил ногу, а люди во дворе снова забормотали. Похоже вступительная часть должна была закончиться не скоро.
   – Аббу Бенсир, – повторила она, – человек, которого без преувеличения можно назвать величайшим танцором меча Юга, обученный самым достойным и самым почитаемым шодо Алимата, школы, куда попадают только лучшие из лучших.
   Об этом знал весь Юг.
   – И Песчаный Тигр, тоже пришедший в Алимат и обученный тем же шодо, но отрекшийся от всего, чему учил его учитель, потерявший свою честь, позабывший что такое совесть и закон. Разве можно пасть еще ниже? Он убил трех беззащитных людей: моего отца, Аладара – прежнего танзира Джулы… – ее голос мастерски сорвался, и, помедлив секунду, она продемонстрировала, умение быстро брать себя в руки, спокойно продолжив: – …а также джихади, великого мессию, которого ждал весь Юг, жадно слушая легенды и предсказания, потому что он должен был спасти всех нас, превратив песок в траву.
   – Или в стекло, – пробормотал я.
   – И наконец он же чернейшим колдовством убил Оракула, посланного всем нам подготовить путь для джихади, чтобы и мы могли стать свидетелями его появления и достойно приветствовать его.
   – Это еще не все? – пробормотал я.
   Сабра прижала руку к сердцу и скромно склонила голову.
   – Я простая женщина и потому недостойна… но я сделала это. Ради Джулы и ради всего Юга – я отомщу тебе за смерти трех людей, которых все мы так любили!
   Аиды, что за представление.
   – Итак, – тихо продолжила она, – сегодня я свершу правосудие. Сегодня я представлю вам танец, равного которому не было и не будет. Танец до смерти. Истинный танец, в котором правда восторжествует, танец с принесением обязующих клятв, как и принято в Алимате. Все произойдет согласно кодексу. Все традиции будут соблюдены.
   – В таком случае может быть мне дадут меч? – крикнул я.
   Реакция зрителей не обманула моих ожиданий. Своим замечанием я разрушил единоличную власть Сабры над толпой, удивил торговцев и богачей, рассмешил танцоров мечей. Напряжение, которое так старалась создать Сабра, тут же развеялось.
   Ей это не понравилось.
   – Сюда, – приказала она и хлопнула в ладоши. Один охранник подтолкнул меня к ее подушкам. Черные глаза смотрели с ненавистью, но накрашенные ярко-красные губы сладко улыбались под прозрачной красной вуалью. – Меч? – повторила она. – Конечно меч будет. Очень особый меч, – Сабра щелкнула пальцами. – И конечно ты узнаешь его. Он тоже часть легенды.
   На секунду, всего лишь на секунду, я подумал, что это будет Самиэль. А потом понял, что только дураку могла прийти в голову такая мысль. Даже если Сабра ничего не знала о яватмах до того, как отправилась в погоню за мной, Аббу наверняка успел ей все рассказать. А он знал достаточно чтобы объяснить, как осторожно нужно обращаться с Северными мечами. Он видел и мою яватму, и яватму Дел. Аббу зря не рискует.
   Так что не Самиэль, полный Чоса и Южной магии. Вспыхнувшая было надежда быстро умерла.
   Ко мне шел евнух, держа на вытянутых руках продолговатую красную подушку. На ней лежал меч, Южный меч. И очень знакомый: благословенный шодо, с клинком из голубой стали.
   Сила, как песок, вытекла из меня.
   – Откуда у тебя этот меч?
   – Ты был неосторожен, – сказала она, – и небрежен с легендой. И от этого мне только слаще. – Ее глаза жадно впились в мое лицо, изучая его. Увиденное ей польстило; Сабра улыбнулась, засмеялась и злобно прошептала.
   – Я приказала восстановить его, чтобы легенда была полной.
   Я крепко стиснул зубы.
   – Но он сломан, – тупо пробормотал я. – Разящий сломан.
   – И ты выбросил его, – Сабра пожала плечами. – Половинки были найдены и опознаны. Их принесли мне и соединили. Чтобы я могла вернуть тебе меч.
   – Аиды, женщина, у тебя песчаная болезнь. Сталь, однажды сломанная…
   – но я не закончил, заметив, как заблестели ее черные глаза. Она знала это не хуже меня. Как и остальные Южане, которым она не спешила об этом сообщить.
   Сталь, однажды сломанная, обязательно сломается снова. Независимо от того, насколько мастерски ее соединили.
   Этого она, конечно, и хотела.
   Сабра сделала широкий жест и улыбнулась, оскалив маленькие белые зубы.
   – Возьми его, Песчаный Тигр. Чтобы легенда снова стала полной.
   Меня уже начинало откровенно тошнить оттого, что меня называли легендой. Сначала Аббу, теперь Сабра. Я был танцором меча. Хорошим танцором, и даже могу сказать, что великим (и это не пустые слова)… но настоящие легенды обычно мертвы. А я был жив. Пока еще.
   Я протянул руку, но подушку торопливо убрали.
   – А-а! – Сабра засмеялась и застенчиво коснулась своей груди. – Прости, я чуть не забыла… сначала клятвы! – она сделала знак Аббу. – Выйди вперед. Все должны быть свидетелями. Танец должен быть проведен с соблюдением всех правил, которые содержит кодекс чести Алимата. Оба вы должны быть закрыты в благословенном круге.
   Я кисло прикинул, что еще она знает. Что успел рассказать ей Аббу.
   Сабра снова засмеялась, когда Аббу вышел вперед.
   – Да, еще забыла – как это по-женски! – другой изящный жест. – У меня сегодня особые гости, видите?
   Мы конечно посмотрели, подчиняясь ее руке. Прямо через круг стоял другой навес, под которым валялись подушки и евнухи покачивали опахалами. Перед с навесом стоял Умир Безжалостный. Рядом с ним застыла женщина в белом бурнусе с накинутым на голову капюшоном.
   Разящий. И Дел. Чего еще мог я желать?
   Свободы для нас обоих.
   Аиды, что же делать?
   Умир вывел ее вперед, к краю круга. Теперь я увидел связанные запястья и смог рассмотреть выражение ее лица. Нет, Умир не тронул ее. Дел просто злилась. Ей, как и мне, не хватало свободы и яватмы. Мы смотрели друг на друга, скрывая истинные чувства под масками равнодушия, и понимали, что бессильны что-то изменить.
   Умир щедро украсил новый экспонат своей коллекции. Она была одета в бурнус из тяжелой парчи, драгоценного Южного шелка, который носили только танзиры, потому что для остальных парча была под запретом. Одеть парчовый бурнус можно было только с разрешения танзира. Ничем не украшенная, белая парча под яркими солнечными лучами светилась. Бурнус был широкий, свободный, без пояса или застежки, он укутывал Дел от головы до кончиков пальцев. Тяжелая ткань висела крупными, неподвижными складками.
   Умир улыбнулся мне.
   – Ошеломляет, разве не так? Как и ее наряд?
   Я нахмурился и мысленно обозвал его дураком.
   – Я предпочитаю простоту во внешних проявлениях всех вещей. Преуменьшение позволяет добиться незабываемого эффекта… когда выясняется, что же на самом деле скрывается в обличье посредственности. Это касается и людей, и одежды, – он положил руку на плечо, сжимая пальцами парчу. – Этот бурнус – часть моей коллекции. По цене он равен трем домейнам. Достоин ее, я думаю.
   Умир резко схватил ткань и распахнул бурнус с мастерской пышностью, выворачивая его подкладкой на свою левую руку как торговец, показывающий товар. На месте строгого белого бурнуса вдруг заполыхал огненный Южный закат, встретившийся с восходом солнца. Все оттенки желтого и оранжевого, вся палитра красного – словно рожденный самумом закат выкипел из-за горизонта Пенджи и расцвел на дорогой парче и еще более дорогой женщине.
   Умир провел рукой по сияющей подкладке.
   – Это бисер, – прошептал он. – Сотни и сотни бусинок, цветное стекло, золото и латунь… и перья, все это перья, от сотен тысяч птиц, многих из которых никогда не видели на Юге… – он бессмысленно улыбнулся, поглаживая сияющую подкладку движениями мужчины, ласкающего грудь женщины. Бисер сверкал, звенел. Нежные перья дрожали. – Стоит трех домейнов, – повторил он, – и вот нашлась женщина, достойная его.
   Умир стянул с ее головы капюшон. У капюшона тоже оказалась такая же подкладка, но люди смотрели не на нее. Теперь все увидели лицо Дел. За спиной я услышал перешептывания; Южные мужчины заговорили, не сводя глаз с Северной женщины.
   Она снова была блондинкой со светлой кожей. Под бурнусом на ней оказалась белая туника из замши, доходившая до колен – такие носили на Севере. Длинные сильные ноги подчеркивали ее могущественную грацию, так же как и победу Умира: ни один мужчина на Юге не осмелится показать людям почти обнаженную по Южным меркам женщину – и сделать это так вульгарно – если он не спал с ней или не заплатил за нее деньги.
   Дел не улыбнулась. Она даже не моргнула. И без этого ее победу признали все, присутствующие. Она была солнечным днем рядом с ночью Сабры. Сталью рядом с шелком Сабры. Все поняли это, и даже дочь Аладара.