Роберсон Дженнифер. Разрушитель меча

   – Да, – он продолжал улыбаться.
   – Танец до смерти, – объявил я и шагнул в круг.
   Незбет перестал улыбаться.
   – До смерти!
   Я стоял в самом центре круга. Клинок, приютивший Чоса, черной линией пересекал мою грудь от плеча до бедра.
   – Ты рисовал круг, значит я выбираю танец.
   – Но… – он замолчал, поняв свой промах.
   – Сообразил? – я улыбнулся, невинно поднимая брови. – Если ты действительно учился у шодо, тебе бы следовало подумать и не попадаться на такую простую уловку.
   – Танец не должен быть до смерти, – заупрямился он. Смуглое лицо медленно начинало сереть. – Меня наняли найти тебя, победить тебя – привезти тебя Сабре!
   – Эти планы рухнули, – я поманил его пальцем. – Войди в круг.
   – Но так не должно быть! – не сдался он.
   Я пожал плечами.
   – Жизнь часто непредсказуема, Незбет. Танцору третьего ранга пора бы это знать.
   Изящные ноздри раздувались. Он кинул дикий взгляд на Османа, Маудина и Хасана, ссутулившихся у кантины, потом снова посмотрел на меня.
   – Ты говорил… – его лицо пошло пятнами. – Ты сам говорил, что каждый может отказаться от танца.
   – Говорил. Правильно. Но обычно отказывается тот, кому бросают вызов, а не тот, кто вызывает; было бы странно – и даже глупо – если бы вызывающий сам отказался после просьбы о танце, – я снова пожал плечами. – А от Вызова Шодо, принятого противником, отказаться нельзя, иначе ты теряешь ранг и бесчестишь себя, – я сверкнул клинком в слабом свете нового дня. – Танцор вроде тебя – достигший третьего ранга! – на такое не пошел бы. Его опорочили бы даже мысли об этом.
   Незбет совсем посерел.
   – Я могу отказаться от условий.
   – Не можешь, – вздохнул я и посмотрел мимо него на трио у кантины. – Но если хочешь, можешь поговорить со своими друзьями. Вдруг ради тебя они согласятся пойти на ложь.
   – Ложь!
   – Кодекс круга, – напомнил я, – при разборе дела о танцоре, отступившем от должного вызова, предусматривает выступления свидетелей.
   – Но… – Незбет скрипнул зубами. – Ты просто надеешься вынудить меня отказаться!
   – Мне все равно, что ты сделаешь, – я немного опустил кончик клинка.
   – У меня очень мало времени, Незбет. Ты не мог бы решать побыстрее?
   Он сжал губы. Потом сорвал бурнус, рванул завязки сандалий, вырвался из перевязи. И вошел в круг.
   – Это уже лучше, – прокомментировал я и положил меч в середину.
   Незбет удивился и в его темных глазах снова появилась надежда.
   – Я думал… – не закончив, он натянуто улыбнулся и положил свой меч рядом с моим.
   – Кто судья? – спросил я. – Кто из трех твоих друзей?
   Он неожиданно проявил великодушие.
   – Пусть судьей будет женщина.
   – Дел, – позвал я.
   Незбет и я встали напротив у периметра круга. Вскоре мы сорвемся с мест, побежим, схватим свои мечи и начнем танцевать. Настоящий Южный вызов с пробежкой перед танцем.
   – Подготовьтесь, – предложила Дел.
   Незбет посмотрел на меня. Он был быстр, молод и ловок. Жизнь била в нем ключом, он готов был броситься и подхватить оружие. Незбет знал, что мог победить меня. Он был уверен в своей победе. Перед ним стоял старый, неповоротливый, медлительный человек.
   И он помнил о моем больном колене. Вылечить его за те несколько дней, что мы не виделись, я не мог.
   Глупый клещ Пенджи.
   Незбет улыбнулся.
   – Танцуйте, – сказала Дел.

30

   Давно уже мне ничего так не хотелось, как преподать мальчику долгий, неторопливый урок, начиная с демонстрации физического превосходства и кончая выносливостью. Но у меня не было времени.
   Так что вместо этого я продемонстрировал ему скорость.
   У него просто отвалилась челюсть, когда я, подхватив Самиэля, подсунул черный кончик под клинок Незбета и выбросил его из круга прежде чем Незбет успел дотянуться до рукояти. Пальцы сомкнулись на песке. Левую руку я прижал острием Самиэля ровно настолько, чтобы уколоть кожу.
   Я наклонился к мальчику, который стоял на коленях, подчиняясь стали.
   – Женщина победила тебя, – прошипел я. – Что заставило тебя думать, что я не могу?
   Незбет в грубой форме сообщил, кем он меня считает.
   Меч проколол глубже.
   – Это не очень приятное слово. Где ты его слышал?
   Незбет, разумеется, это слово повторил.
   Я оторвал кончик меча от его руки, слегка касаясь кожи, провел сталью по голому предплечью, плечу, довел до подбородка и четко выговорил:
   – А это совсем неприятно.
   – Чула, – плюнул он. – Все знают правду.
   – Знают? Неужели? – я прижал клинок к его левому уху. – Может безухий человек слушать сплетни? – теперь рот. – Может человек без языка их повторить?
   Черные глаза вспыхнули.
   – Убийца джихади. У тебя совсем нет чести.
   – Боюсь ты ошибаешься, даже если бы я убил джихади. Но мы это уже обсуждали, повторяться я не хочу, – я приподнял кончик клинка и показал на меч Незбета. – Вот он, Незбет. Подбери его, если хочешь… танец едва начался.
   Когда он поднялся, по левой руке потекла струйка крови.
   – Ты позволишь…
   – Я человек добрый, – признался я. – Убил я джихади или нет, я не забыл семь лет, которые провел с моим шодо, и выучил все его уроки.
   – Если я выйду из круга, ты скажешь, что я сдался, – догадался он.
   – Нет, если я дам тебе разрешение выйти. Такой случай тоже предусмотрен в кодексе.
   Незбет резко повернулся к своим приятелям, отдыхавшим в тени.
   – Вы слышали его! – закричал он. – Он позволяет мне поднять меч не сдавая танец!
   Глупый, глупый Незбет. Неужели у тебя совсем нет головы? Неужели ты даже понятия не имеешь, что такое достоинство и самоконтроль?
   Хотя с моей стороны глупо об этом спрашивать.
   Я снова положил меч и вышел с голыми руками на свою строну круга. Почки болели как в аидах, пустой желудок требовал еды и мне очень хотелось облегчиться.
   Но есть дела неотложные.
   Незбет вернулся с мечом и застыл у линии, увидев мой клинок.
   – Но… снова? Бежать?
   Можно было обойтись и без этого, мы уже начали танец. В таких случаях пробежка была уже не нужна, но и не запрещалась.
   – Туда, – показал я. – Ты плохо начал. Почему не попробовать еще раз?
   Он долго смотрел на меня, не понимая, чего я добиваюсь. Потом, нахмурившись, Незбет медленно положил свой меч рядом с моим и вернулся на свою строну круга.
   – Танцуйте, – сказала Дел.
   На этот раз он успел схватить меч и почти поднял его, но к тому времени я уже ждал его. Кончик Самиэля щекотал его горло.
   Я сочувственно щелкнул языком.
   – Прости, Незбет. Наверное по пути ты поскользнулся на песке, – я наклонился и снова положил меч. – Давай еще раз попробуем.
   Один из друзей Незбета пошевелился у стены кантины: Осман, Маудин или Хасан: не знаю уж, кто из них кто.
   – Убей его, – посоветовал он.
   – Видимо он и пытается это сделать, – объяснил я.
   Другой Южанин изобразил усмешку.
   – Нет, Песчаный Тигр. ТЫ убей его.
   – А-а, – я посмотрел на Незбета. – По-моему им это надоело.
   Незбет, так и не положивший свой меч, развернулся и нанес удар. Тем самым предав все законы чести. Но похоже, что ни о чести – ни даже о победе – он уже не думал.
   Он хотел только убить меня.
   Сталь спела, рисуя дугу на золоте восходящего солнца. Против сияющего диска клинок был ровной черной линией. Я сделал короткий шаг в сторону, поймал запястье и с треском вывернул его, потом подсек, и Незбет упал на песок.
   А я подхватил меч еще до того, как его владелец приземлился.
   Я безжалостно смотрел вниз, на глупого клеща Пенджи.
   – Ненавижу повторяться, но в этот раз, думаю, придется, – я наклонился к нему. – Ты слишком глуп, чтобы убивать.
   Незбет, весь дрожа, молча лежал на песке. Оно было и к лучшему.
   – Где она? – спросил я. – Как далеко отсюда?
   Мальчик молчал. Слезы шока и унижения наполняли темные глаза.
   – Где она? – повторил я.
   – Идет, – пробормотал он. – И все ее люди с ней.
   – Как далеко отсюда?
   – Может день пути, – он пожал плечами. – Она ездит верхом как мужчина.
   Времени не было. Я подобрал свой меч, вышел из оскверненного круга и подошел к его друзьям: Осману, Маудину, Хасану. Так или в другом порядке.
   – Кто следующий?
   Лица у всех застыли. Потом один слабо улыбнулся.
   Я бросил ему меч Незбета.
   – Кто ты?
   – Маудин. Третий ранг, – он передал клинок молодому танцору меча, стоявшему рядом. ВСЕ они были молодые. – Ты оказываешь мне честь, Песчаный Тигр, но я выучил урок: любой может отказаться от танца.
   Я посмотрел на следующего.
   – ТЫ?
   Он только покачал головой.
   – Ты? – третий и последний.
   – Хасан, – просто сказал он. – Меня не устраивает цена.
   – Да? – я приподнял брови. – Ты не согласен, что можно заплатить любую цену ради получения следующего ранга?
   – Смерть это не тот ранг, которого я добиваюсь, – объяснил Хасан.
   – Аиды, мальчик, я не собираюсь УБИВАТЬ тебя! Как же ты сможешь рассказать обо мне всему Югу, если твои кишки растянутся по земле?
   Белые зубы сверкнули.
   – Да озарит солнце свою голову.
   – Так и есть, – я посмотрел на небо, прикинул время, отвернулся. – Значит отложим до другого раза. Когда цена будет стоить риска.
   Маудин коротко прижал разведенные пальцы к сердцу.
   – Лучше бы ты убил его. Он лишился своего меча и чести. Для него круг теперь закрыт. Ради чего ему жить?
   – Может он извлечет из этого урок, – предположил я после недолгого размышления.
   Второй – Осман? – покачал головой.
   – Ты сделал его борджуни. Лучше его убить.
   – Незбет сам себя сделал… – пробормотал я, потом отвернулся и пошел к Делиле.
   За моей спиной засовещались три тихих голоса.
   – Такой большой, – пробормотал один.
   – Сильный, – другой. И за ним третий:
   – И очень быстрый для такого возраста.
   Просто так не выиграешь.
 
   Снова в пути. Снова все болит. И Дел это заметила.
   – Что с тобой? – забеспокоилась она и заставила кобылу догнать жеребца. – Ты совсем… позеленел.
   – Нужно… остановиться, – выдавил я.
   Дел сразу остановила лошадь.
   – Почему ты раньше молчал?
   – Потому что… нужно было…. ехать….
   – Мы едем уже несколько часов, – она с тревогой смотрела как я все ниже и ниже склоняюсь над гривой жеребца. – В чем дело?
   – Просто… нужно слезть… ненадолго… кое-что сделать… – я соскользнул с седла, попытался нащупать землю и для надежности повис на жеребце. – Отойти мне сейчас не удастся, так что я здесь… не возражаешь?
   Дел смотрела безучастно.
   – Ну и смотри, – пробормотал я. – Мне уже все равно.
   – Что ты… а-а.
   Догадалась. Я покрепче уцепился за жеребца и занялся делом, не забывая ругаться. Результаты меня не удивили. А чего еще было ждать с отбитыми почками?
   Закончив, я заполз на седло. Дел дождалась, пока скрип седла и мои проклятья затихли, и обернулась.
   – Что они с тобой делали?
   – Немного побили, – я прижал руку к пояснице. – У кого-то была очень большая нога.
   – Нужно где-то остановится и отдохнуть. И как можно быстрее.
   Я ухмыльнулся.
   – Мы в середине Пенджи.
   – Есть оазисы, разве не так? Поселения? Колодцы?
   Я покосился на нее.
   – Рядом поселений нет. О воде мы можем пока не беспокоиться. По крайней мере до завтрашнего вечера. Сейчас нам нельзя останавливаться, – я заставил жеребца шагнуть вперед. – Я не доверяю Умиру.
   Дел поехала за мной, подгоняя кобылу.
   – Да он сюда не поедет. Ради меня? Забираться так далеко в Пенджу?
   – У меня предчувствие, что Умир поедет куда угодно, чтобы получить желаемое, – я снова взглянул на Дел. – Ты не знаешь, какой тебя видят люди, Дел. Ты другая, ты от всех отличаешься. Это Умир и собирает.
   – Никто не знает, каким его видят люди. Ты тоже.
   – Да, – кисло согласился я. – И видимо Осман, Хасан и Маудин тоже.
   Дел не поняла.
   – Это ты к чему?
   – Так, ерунда, – я подумал и небрежно поинтересовался. – А каким ты меня видишь?
   – Я?
   – Ну не кобыла же, – я начал повторяться.
   Дел уставилась на меня. Потом раздражение прошло, сменившись задумчивостью.
   – Я вижу внутреннее.
   – Что?
   – Внутреннее, – она пожевала губу и нахмурилась, ей никак не удавалось подобрать Южные слова. – Ну, то, что не сверху.
   Я засмеялся и потер лицо.
   – Иногда я забываю, что ты Северянка… и Южный язык для тебя чужой.
   – Иногда ты говоришь такое, что и мне приходится об этом вспоминать.
   Упрек был ясен. Я кивнул, приняв к сведению.
   – Так что там внутри? Что не на поверхности?
   – Под этой кожей настоящий человек.
   Что-то холодное прижало палец к моей спине. Я чуть не поежился.
   – А что снаружи?
   – Ты о чем? – не поняла Дел.
   – Я чем-нибудь… – я помолчал, – отличаюсь от других людей?
   – Конечно.
   Стало еще холоднее.
   – И насколько отличаюсь?
   – Ты совсем не такой, как окружающие.
   – Дел…
   – А ты как думал? – возмутилась она. – Ты выше Южан, но не такой высокий как большинство Северян. Твоя кожа темнее чем у меня, у Северян, но не такая темная как у Южан. И глаза у тебя зеленые, а не голубые или карие, или изредка серые. У тебя каштановые волосы, не темные и не светлые, – она вздохнула. – Тебе этого достаточно?
   – Нет.
   Дел пробормотала что-то на Высокогорном.
   – Ну еще твой нос.
   – Мой нос?
   – Он изгибается наоборот.
   – Мой нос изгибается наоборот?
   Она отчаянно пыталась подобрать слова и наконец нашла пример.
   – Ты видел нос Аббу.
   – У Аббу на носу зарубка, он был перебит. А у меня нос всегда был целым.
   – Но ты видел, каким он был, нос Аббу. И много остальных. Все они такие, – она согнула палец крючком.
   Я проверил мой.
   – У меня нет горбинки.
   – Да. Твой более прямой, но все же не такой прямой, как у некоторых племен. Твой нос больше похож на Северный. И скулы не так выделяются, – Дел внимательно изучала меня. – Но мы это и раньше обсуждали. В тебе есть и Южная, и Северная кровь. Как у жителей Границы.
   Я нетерпеливо кивнул.
   – Я выгляжу реальным?
   – Реальным? – она нахмурилась. – Ты уже задавал этот вопрос.
   – Просто ответь. Я выгляжу реальным?
   – Ты случайно не хочешь выяснить, похож ли ты на мужчину моей мечты?
   – поинтересовалась она.
   – Нет! – рявкнул я. – Ты можешь быть серьезной?
   – Только не сейчас, – пробормотала она и расхохоталась.
   Вот вам и еще одно доказательство невозможности общения с женщиной.
 
   Лагерь мы обустроили без лишних удобств: расстелили два одеяла и скомкали – в ее случае сложили – бурнусы вместо подушек. Костер разжигать не стали. Мы лежали на одеялах и упрямо жевали сухую кумфу. И смотрели на звезды.
   – Значит ты говорил серьезно, – пробормотала она.
   – Иногда, – пробормотал я не поворачивая головы. Лучше было не двигаться.
   – Днем. Насчет реального.
   – Я просто поинтересовался.
   – Реален ли ты?
   Я надолго задумался и наконец выдал ответ.
   – Ты все равно этого не поймешь.
   – Обещаю не смеяться.
   – Ну не знаю… Вообще-то мне нравится как ты смеешься.
   – Пока я смеюсь не над тобой, – Дел улыбнулась небу. – Но иногда мне не удается сдержаться, – она перекатилась поближе и положила голову мне на раскрытую ладонь. – Ты не чувствуешь себя реальным?
   – Мои почки убеждают меня, что я реален.
   – Ну вот и доказательство. Боль означает, что ты реален.
   – Но… – я замолчал, яростно дожевывая последний кусок кумфы. – Я ничего о себе не знаю. У меня нет прошлого.
   Голубые глаза сразу стали серьезными.
   – У тебя слишком много прошлого.
   – Я не об этом. Я не знаю, кто я. Знаю только, что нос у меня наоборот и кожа как коричневый бурнус, оставленный на много лет под солнцем.
   – Как и у большинства жителей Границы. Ты посмотри на Рашада: у него рыжие волосы.
   – Я совсем не похож на Рашада.
   – Почти все жители Границы не похожи друг на друга. В них смешиваются слишком разные краски, – Дел улыбнулась. – Я не дразню тебя, но ты не производишь впечатление человека, который жить не может без прошлого. У тебя же столько талантов. Ты сам делаешь свое прошлое из будущего.
   Порез дошел до кости.
   – В Искандаре говорили, что джихади был – и остается – человеком многих талантов.
   Дел перестала жевать кумфу и внимательно посмотрела на меня.
   Я потер большой синяк.
   – И об Искандаре почти ничего неизвестно.
   – Он умер.
   Я посчитал.
   – Восемь дней.
   – С… а-а, – Дел пожала плечами. – Думаю, ты переживешь десять дней Искандара.
   – Нет, если Сабра имеет что-то против. Или Умир Безжалостный.
   – Пусть сначала тебя поймают.
   – Умир меня поймал.
   – А ты сбежал, – не сдалась Дел и тут же нахмурилась. – А как тебе это удалось? Ты мне так и не рассказал.
   Я пожал плечами.
   – Тут и рассказывать нечего.
   – Но они избили тебя, а ты освободился.
   – Не освободился бы, если бы не использовал… – я замолчал.
   Дел ждала, а потом поняла и даже приподнялась на локте.
   – Магию, – закончила она.
   Мне оставалось только тяжело вздохнуть.
   – В самый жалкий день моей жизни впуталась еще и магия.
   – Но она помогла тебе, ты сам это сказал.
   – И из-за нее я таскаю зараженный меч. Я с самого начала от него отказывался, а сейчас… – я снова вздохнул, чувствуя себя очень уставшим, и не закончил. – Аиды, все это неважно.
   Дел снова легла.
   – Ты унизил его.
   – Его? А-а, его. Незбет получил то, что заслужил.
   – Ты мог просто просто выиграть танец.
   – А я и просто выиграл! Я дал ему шанс отказаться еще до начала и два шанса сдаться во время танца. А чего ты от меня ждала? Я должен был отрезать ему голову, как ты Аджани?
   – Нет, – возразила она. – Но…
   – Но? Так ты хотела, чтобы я убил его?
   Дел молчала.
   – Хотела? – настаивал я.
   Она вздохнула и повернулась ко мне.
   – Тигр, ты оставил его раненного, злого и униженного. Некоторые люди, после такого, единственной целью своей жизни делают месть. Они плохие враги.
   – Незбет?
   – А ты уверен, что он не из таких?
   Я фыркнул.
   – С такими врагами как Незбет, я бы прожил вечность.
   – Я слышала, что говорили те трое. Ты сделал его борджуни. Почему?
   – Почему я сделал его борджуни? Или просто почему я это сделал?
   – И то, и другое.
   – Я его борджуни не делал. Это был его выбор. И он сам его сделал, отказавшись от своей чести, как указывает кодекс, – я вытащил полоску кумфы застрявшую между зубов. – Ты понимаешь, что такое кодекс и что такое честь.
   – Да.
   – Когда обученный шодо танцор меча сознательно отказывается от чести ради выигрыша танца или убийства, все отворачиваются от него. Он сам себя изгоняет из круга, – я пожал плечами. – После этого он не обязан становиться борджуни, но я не знаю ни одного танцора меча, который бы согласился растить коз или выцарапывать урожай из Южной пустыни.
   – Есть и другие занятия.
   – Да. Можно охранять караваны. Но караванщики предпочитают нанимать настоящих танцоров, а не обесчещенного человека. Они не могут быть уверены в его преданности – он ведь может завести их в ловушку, – я покачал головой. – Нет больше, истиннее свободы, чем быть танцором меча. И нет большего бесчестия, чем нарушить кодекс. Этот проступок будет преследовать человека всю жизнь, каждый день издеваясь над ним, пока все мысли этого человека не повернутся к борджуни, потому что только им все равно. Чтобы стать одним из них, достаточно уметь быстро и легко убивать.
   – И ты сделал таким Незбета.
   – Незбет молод. Он мог бы снова пойти к шодо и попросить о переучебе, начать все сначала. Но если у него есть голова на плечах, он вернется туда, откуда пришел и забудет о круге. Танцы – не его дело.
   – Поэтому ты и сломал ему запястье?
   – Нет. Хотя может быть. Если честно, я сделал это потому что знал, что другого шанса проучить его у меня может не быть. Еще одна попытка, и у него могло получиться.
   – Нет, – отрезала Дел.
   Я улыбнулся.
   – Зря ты так думаешь.
   – Из всех, кого я видела, ты лучший.
   – Не считая Аббу?
   Тишина.
   – Ну? – настаивал я.
   – Аббу… прекрасно танцует.
   – Умир говорит, что он лучший.
   Дел перекатилась набок.
   – Ты слушаешь человека, который крадет женщин?
   – Мораль мужчины – или ее отсутствие – не мешает верно судить о танце мечей.
   Дел прошипела что-то на Высокогорном.
   – Конечно он не видел, как я танцую. Он только слышал обо мне, – я помолчал. – Я так думаю.
   – Тщеславие, – пробормотала она. – Тщеславие и гордость.
   Усталость постепенно брала верх. Я чувствовал, что больше не могу продолжать разговор, оставалось только осторожно повернуться набок. Я лег к ней спиной и закрыл глаза.
   – У тебя их тоже предостаточно, – пробурчал я.
   Ответа не последовало.
   Я медленно поплыл, приближаясь к краю.
   Дел осторожно коснулась пальцем моей спины и мягко провела по позвоночнику.
   – Ты реальный, – тихо сказала она. – Разве я не доказательство этому?
   – Ты? – сонно удивился я.
   – Я не африт. Если бы ты не был реальным, смог бы ты делить постель с кем-то кроме африта?
   Я улыбнулся в темноту.
   – А откуда я знаю, что ты не африт? С твоих слов? Нет, баска, это не доказательство.
   Палец покинул мой позвоночник, потом осторожно коснулся огромного синяка.
   – Если бы я была афритом, у меня не было бы ни гордости, ни тщеславия.
   Я хмыкнул.
   – Ну значит мы оба реальны.
   Дел повернулась набок и уткнулась мне в спину.
   – Давай спать.
   – Тогда хватит болтать.
   Ночь стала совсем тихой.
   Пока я не захрапел, конечно.
   Дел клянется, что я храплю. А я этого никогда не слышал.

31

   Внутри меня что-то шелестело. Оно рылось в моей голове, ерошило старые воспоминания и заменяло их своими собственными.
   Это все Шака. Это его вина. Он предал нашу дружбу, он все исковеркал. Он просто ревновал меня. Ревновал ко всему, что я научился делать. К магии, которой я овладел.
   Он завидовал, что я научился Создавать.
   Во всем виноват Шака.
   И я заставлю его…
   Задыхаясь, я проснулся и сел. Рот был полон какой-то слизи и я сплюнул.
   Дел, спавшая рядом со мной, тоже приподнялась на локте.
   – С тобой все в порядке?
   Я стал дышать ровнее. Мир перестал вертеться.
   Яростно царапая ненавистную щетину, я повернулся к ней.
   – …в порядке. Просто что-то попало в горло, – я откашлялся и снова сплюнул. – Прости.
   Она взглянула на восток и вздохнула.
   – Рассвет. Можно уже вставать. Как ты любишь говорить, мы зря прожигаем день.
   – Нет еще. Солнце не взошло.
   – Сейчас взойдет, – Дел поднялась на колени и начала складывать одеяло. – Пора ехать.
   – Пора, – согласился я и печально добавил: – Значит опять придется двигаться.
   – А почему бы тебе не исцелить себя снова? – с лукавой улыбкой поинтересовалась она. – Восстановить свои избитое тело?
   Я фыркнул, а потом задумался. Если был хотя бы шанс, что это получится…
   – Ты меня искушаешь… – протянул я. – Знаешь…
   И тут же все изменилось.
   Появилось странное ощущение. Не мысль; скорее отсутствие мысли. Что-то вроде полной пустоты в голове.
   Только Чоса стучался в мою дверь, бил в мои ворота, рвался в мою душу.
   Сделай это. Сделай это.
   Не медли и сделай это СЕЙЧАС.
   Аиды, баска… он здесь. Он вернулся.
   Я крепко зажмурился и пожелал, чтобы он ушел. Пожелал, чтобы он убрался, оставил меня в покое. В конце концов во мне была лишь крошечная часть его, запрятанная где-то. Я был гораздо больше, гораздо сильнее.
   Если бы я согласился с предложением Дел и вызвал магию, может он вышел бы из меня. Если бы я попробовал то, о чем она говорила…
   Нет.
   Я живо вспомнил свой прошлый опыт и тут же почувствовал обещание поддержки во всем. Что-то, скрытое во мне, больше не могло ждать. Ему нужно было вырваться и обрести силу, а для этого я должен был прикоснуться к магии.
   Тут же заболел живот и я торопливо отогнал эти мысли.
   – Я… не хочу. Пусть все идет своим чередом.
   – Но если ты МОЖЕШЬ это сделать… – она пожала плечами, но не сдалась. – Представь, какие легенды о тебе ходили бы, если бы ты даже после тяжелого ранения в круге на другой день выходил такой же здоровый, как и раньше.
   – Представляю, – пробормотал я, массируя напряженные мышцы. – И представляю, что еще обо мне говорили бы – может решили бы, что я колдун?
   – я покачал головой. – Нет, спасибо. У меня уже есть магический меч, не хватало мне только магического меня.
   Дел начала упаковывать седельные сумы.
   – Прости, Тигр, но когда ты проснулся, ты выглядел совсем больным, и я подумала, что если есть способ…
   – Знаю. Но я не хочу… – я на ходу передумал и не стал заканчивать так, как хотел, – рисковать. – Зачем говорить Дел, как странно я себя чувствовал. Пусть думает, что это просто упрямство. Почему-то так мне казалось безопаснее.
   Я поднялся очень медленно, постепенно, кусая губы и ругаясь. Синяки расплывались, мышцы ныли, голова болела. Люди Умира знали, что делали. Почки были как в огне.
   – Сейчас я хочу одного: неторопливо собрать вещи и отправиться в дорогу, – поскольку кустов рядом не было, я дошел жеребца и уединился за ним.
   Дел пришлось довольствоваться тем, что я согласился дать ей, а мне пришлось смириться с неприятным открытием: Чоса Деи не ушел, Чоса не успокоился, Чоса надоело ждать.
   Я скользнул рукой по гнедому крупу и, закрыв глаза, прижался к жеребцу. Синяки конечно пройдут, боль уменьшится, почки вспомнят, что могут работать и не выделяя крови. Но Чоса останется. И будет продолжать пытаться то силой, то хитростью лишить меня моей воли, пока у меня не иссякнут силы и я не сдамся, и тогда он заберет мое тело. Если я снова использую магию, я сам помогу ему выбраться, потому что каждый кусочек, который я вызывал, подчинялся ему и легко переделывался.