– Стратоплан уже в Претории?
Милбери взглянул на часы:
– Приземлится через час.
– А когда вернется обратно?
– Я не посмотрел.
– Двойка вам, молодой человек, за глубину оперативной проработки замыслов начальства!
И кажется, Милбери наконец понял, что это странное дело становится для Калинова главным в жизни, тем самым шилом в заднице, которое периодически лишало покоя и его самого, и подчиненных. Так говорили между собой подчиненные, но Милбери знал, что Калинов называет это шило просто – чувством долга.
Милбери подлетел к тейлору и через пятнадцать секунд доложил:
– Стратоплан возвращается в Петербург в двадцать один час восемь минут.
Калинов встал из-за стола и прошелся по кабинету, с трудом сдерживая нервную дрожь. Он вдруг почувствовал себя сжатой до предела пружиной, которой надо или разрушиться, или стремительно освободиться от накопленной энергии. Это было знакомое чувство, оно всегда появлялось перед ответственными действиями, и еще не было случая, чтобы действия, сопровождаемые этим чувством, не приводили к положительным результатам.
– Так! – Калинов снова сел за стол и несколько раз стукнул кулаком правой руки о ладонь левой. – Начинаем! Запоминайте, молодой человек!.. Первое. Сообщить Довгошею, чтобы он немедленно доставил Крылова ко мне. Сам Довгошей также поступает в мое распоряжение… Второе. Сегодня окончание рабочего дня в бюро отменяется. Всем оставаться на местах до особого распоряжения. Можете спать, играть в компьютерные игры, городить черта в стуле, но все должны быть готовы в любой момент явиться по вызову. Кто-то должен дежурить на постоянной связи со мной. Связь через вибрас. Обеспечение получения личного оружия – под твою ответственность… И третье. Продолжайте анализ списков пассажиров. Но здесь… – Он несколько замялся, словно подбирая слова. – Честно говоря, у меня есть ощущение, что это дело – СОВЕРШЕННО странное. Я не могу даже объяснить тебе, что имею в виду, ибо боюсь, ты подумаешь обо мне как о сумасшедшем. – Он улыбнулся. – Такие мысли, как известно, подчиненным противопоказаны, ибо не способствуют сохранению дисциплины!
Милбери не улыбнулся. Он уже проникся настолько, что считал зубоскальство несовместимым с серьезностью момента.
– Короче говоря, надо отыскать какой-то совершенно дикий параметр для проверки. – Калинов пошевелил в воздухе пальцами. – Я и сам не знаю, какой.
Вид у Милбери был весьма озадаченный, и Калинов не удержался, перегнулся через стол и похлопал его по плечу.
– Выполняйте, молодой человек. Надеюсь на вашу интуицию!
Милбери отправился выполнять. Калинов достал из сейфа парализатор, вытащил из шкафа бронежилет и сложил все в сумку. Потом занялся расконсервацией дисивера. Дисивер был новой модели, глубина дисивации достигала когитационного уровня. Изготовлен он был, как и большинство дисиверов, в виде ремня и носился на поясе.
В восемнадцать часов прибыли Крылов и Довгошей. Калинов отпустил Довгошея перекусить, поручив ему запастись на ночь бутербродами и кофе, а сам остался с Крыловым.
– Как поживает твое чувство тревоги?
Крылов покрутил головой, словно воротничок рубашки жал ему шею:
– Перед бегством из Претории начало увеличиваться, но сейчас почти исчезло.
– Это хорошо, – сказал Калинов, включая аппаратуру.
– Что ты придумал?
– Я придумал, как тебя спасти. Но предварительно мы с тобой должны провернуть одну операцию. Садись!
Крылов сел. Калинов присоединил к дисиверу шлем-сканер и напялил его на голову Крылова.
– Может, ты мне все-таки расскажешь, что задумал? – проговорил Крылов.
– Расскажу, но не теперь. Сейчас эта информация тебе только помешает. Сиди и думай!
– О чем?
– О чем хочешь… О неизвестной угрозе для твоей жизни, об Алле, о погибших друзьях, обо мне, наконец.
Игорь откинулся в кресле и прикрыл глаза. Калинов начал сканирование. Через пару минут он выключил аппаратуру и сказал:
– Вот и все. Теперь я готов ответить на твои вопросы.
Кирсанов как всегда не обманул. Отдел техобеспечения тоже не подвел. К девятнадцати часам все было подготовлено. Калинов, Крылов и Довгошей, вооруженный своей пушкой, вошли в вестибюль. Штатную охрану здания сняли еще днем, охранников отпустили по домам. Стол дежурного расположился поблизости от ниши с кабинами. Парализатор Калинов положил в правый ящик стола. Включили и проверили видео – и сенсорную аппаратуру. Было уже темно, но улица в дополнительном освещении просматривалась прекрасно. Телекамер поставили две – инфракрасную снаружи здания и обычную в вестибюле. Техников отправили вслед за охранниками.
В восемь вечера Калинов подвел Крылова к джамп-кабинам.
– Тебе не будет скучно, – сказал он. – Для тебя все промелькнет как один миг. А когда опасность исчезнет, я тебя выпущу из этого убежища.
– А если ты будешь убит?
– Типун тебе на язык! – Калинов постучал костяшками пальцев по крышке стола. – Тогда тебя освободит Транспортная комиссия, и ты еще успеешь положить цветочки на мою могилку.
Они обнялись.
– Войдешь в кабину, нажми любую кнопку. Кольцо тут же замкнется.
– Понял! – Крылов вошел в правую джамп-кабину. – Ни пуха тебе! И не говори ничего Альке.
– К черту!.. И не скажу.
Дверь за Зябликом закрылась. Калинов сразу же включил дисивер. Довгошей, глядя на него, прищелкнул языком от удовольствия:
– Здорово! Один к одному – вылитый Игорь Крылов!
Чувство тревоги тронуло его в двадцать часов пятьдесят семь минут. Словно ледяная птица чуть-чуть коснулась сердца легким перышком. И прочь уже не улетела.
– Что-то случилось? – Довгошей обеспокоенно посмотрел на Калинова.
– Пока нет, – сказал Калинов, прислушиваясь к себе. – Но надо быть готовым.
– Кстати, шеф… А ведь я до сих пор не знаю, к чему надо быть готовым.
Калинов открыл правый ящик стола, достал парализатор, снял его с предохранителя и положил обратно.
– К сожалению, Володя, я и сам этого не знаю. – Он с трудом сдержал нервный смех.
Господи, подумал он. Еще пять минут назад я даже не был уверен, что к чему-то надо готовиться. Хорош бы я был, если бы так ничего и не произошло!.. Но теперь…
– Да, не знаю, – повторил он. – Но готовым быть надо, а посему давай уточним диспозицию… К сожалению, я понятия не имею, кого мы ждем. Собственно говоря, засада для того и затеяна, чтобы определить, кто преследует Крылова… Тем не менее готовиться будем к худшему – к тому, что явится убийца. Думаю, тебе надо разместиться в подсобке. Дверь туда оставим открытой. Когда убийца проникнет в вестибюль, твоя задача – ждать, не привлекая к себе внимания.
– А откуда он может появиться?
– Я вижу два пути. Либо он спустится по лестнице, если у него есть ранцевый гравилет и он сумеет проникнуть в здание через крышу или окна. Тогда датчики на лестнице предупредят нас… Либо он попытается открыть входную дверь. Тогда мы попросту услышим это. Да и его увидим еще раньше.
Довгошей несколько секунд подумал, а потом спросил:
– Хорошо. Предположим, убийца в вестибюле… Что может последовать дальше?
– Дальше надо держать ухо востро. Увидев перед собой Игоря Крылова, он должен либо сразу напасть, либо завязать какой-то разговор. Как он себя поведет, сказать трудно, поскольку мы понятия не имеем, кто он… В любом случае я выстрелю в него из парализатора. Твоя задача – подстраховать меня. Если придется стрелять, стреляй импульсами и целься в ноги. Он нам нужен живым и только живым. От трупа многого не узнаешь. Да и пожар здесь нам ни к чему… Если со мной что-нибудь случится, все равно постарайся взять его живым!
– Ясно! – Довгошей мрачно кивнул. – Может быть, выключим в вестибюле свет и воспользуемся очками? Чтобы затруднить убийце выполнение его намерений!
– Общий свет погасим, – сказал Калинов. – Но лампу над столом зажжем: убийца должен увидеть перед собой Игоря Крылова.
– Кстати, шеф! А откуда убийца вообще знает, что Крылов находится здесь? В Претории я не заметил никакой слежки…
– Поживем – увидим. – Калинов достал термос с кофе и бутерброды. – Давай-ка лучше подкрепимся. А заодно и примем стимулятор, чтобы реакция была острее.
Они съели по паре бутербродов, проглотили по таблетке стимулятора и запили все это кофе.
Довгошей видел, что Калинов все чаще и чаще задумывается. Словно уходит в себя… А Калинов и вправду уходил в себя, прислушиваясь к нарастающей тревоге. Ощущения были не из приятных. Как будто падаешь в бездну – сердце так и замирает.
– Ну, все! – сказал он, убирая термос. – По местам!
Довгошей скрылся в подсобке, прихватив с собой стул, повозился немного, выбирая позицию, с которой бы полностью обозревался вестибюль, и затих. Видно его не было.
Калинов сидел за столом и смотрел сквозь стекло на улицу.
Там спешили по своим делам все еще многочисленные прохожие. Он знал, что они не видят его, но ему все равно было не очень уютно. Впрочем, он понимал, что дело не в прохожих; просто таинственный убийца неотвратимо приближался, гоня перед собой холодную волну тревоги. И было непонятным лишь одно: почему, кроме Калинова, больше никто не ощущает ее? И что случится, если он выключит дисивер?
Минута бежала за минутой. Тревога ширилась, нарастала. Довгошей в подсобке словно умер. И Калинов вдруг осознал, что боится. Ощущение было неприятным, и, чтобы отвлечься, он стал рассматривать прохожих, пытаясь угадать, которая из фигур окажется тем, кого они ждут. Люди шли себе мимо мертвого здания, не проявляя к нему никакого интереса. Может, кто-то и удивлялся, почему этим вечером здесь этакая праздничная уличная иллюминация, но внешне удивление ни в чем не выражалось.
И поэтому, когда один из прохожих целеустремленно направился к зданию, Калинов сразу обратил на него внимание. Одинокая фигура приблизилась к двери. Человек присел на парапет короткой лестницы, ведущей к входу, и замер.
Проверяет, нет ли хвоста, подумал Калинов и сказал негромко, словно боялся, что убийца его услышит:
– Володя! Вот он!
– Вижу! – отозвался Довгошей.
Тревога вдруг превратилась в полновесный страх за свою жизнь. Калинов приоткрыл правый ящик стола и достал парализатор. Опустил руку с оружием вниз. Человек встал с парапета и приблизился к двери.
Сейчас достанет отмычку, подумал Калинов и тут же понял, что неизвестный здесь, внутри в вестибюле. Калинов тряхнул головой, пытаясь избавиться от наваждения, но глаза твердили: человек проник в здание, не отпирая замка. Вот он, стоит, в метре от дверей, не оглядываясь по сторонам, делает шаг вперед, еще один…
А страх, обуявший душу Калинова, вдруг превращается в смертный ужас. И нет никаких сил поднять парализатор…
От входа до стола двадцать пять шагов, и убийца неторопливо, размеренно переставляет ноги. Левая… правая… снова левая… опять правая… Ужас нарастает…
– Прости меня, Игорь, – говорит убийца равнодушно.
– Что вам нужно? – шепчет Калинов трясущимися губами.
– Прости меня, Игорь, – повторяет убийца, и Калинов вдруг понимает, что человек ему знаком. Где-то он видел эти глаза, эти губы, эти волосы…
Убийца уже одолел половину расстояния до стола, и Калинов видит, что в его руках нет никакого оружия. Ужас нарастает…
У Калинова прерывается дыхание, словно холодные лапы сдавили ему горло, но он находит в себе силы поднять парализатор. Разряд с шипением впивается в грудь неизвестного, но тому хоть бы что!.. Защита, понимает Калинов и, подняв парализатор выше, всаживает разряд прямо в лицо врага. Человек даже не мигает, он по-прежнему размеренно, как робот, переставляет ноги. Шаг, другой… Холодные лапы уже касаются сердца Калинова, и он вдруг понимает, что никто его убивать не будет, что через одну-две секунды он попросту умрет от страха. Он роняет парализатор на стол и тянется к выключателю дисивера.
Одна за другой, вестибюль прошивают молнии из Довгошеевской пушки, но неизвестного они совершенно не трогают; он даже, кажется, не замечает их. Довгошей стреляет еще раз и еще, а Калинов наконец касается кнопки выключателя. И с облегчением переводит дух…
Смертный ужас исчез, а вместе с ним исчез и таинственный пришелец. Вот только что он стоял тут, на этом самом месте, в пяти шагах от Калинова…
Калинов растерянно оглянулся вокруг. Довгошей вылез из своей засады и с оторопелым видом рассматривал обожженную выстрелами стену.
– Господи! – воскликнул он. – Неужели из пяти выстрелов я ни разу не попал?!
– Ты попал! – сказал Калинов. – Ты попал все пять раз!.. А еще два раза попал я!
Он подошел к двери и осторожно потрогал черное пятнышко на стекле, в том месте, куда угодил разряд парализатора. А вот, чуть выше, еще одно, след второго выстрела.
– Господи! – снова воскликнул Довгошей. – Как же можно с нашим оружием ходить на привидение?!
– Привидение? – удивился Калинов. – Почему привидение?
– А кто же еще может так выглядеть?
Калинов ничего не ответил. Он прислонился лбом к холодному стеклу и постоял так, успокаивая дыхание и стараясь загнать в грудь рвущееся наружу сердце. Потом подошел к Довгошею и проговорил:
– Рассказывай подробно, что видел. Почему ты решил, что к нам явилось привидение?
– Это была слабая размытая фигура, отдаленно напоминающая человеческую. Я бы даже сказал, очень отдаленно… Думаю, если бы мы не ждали кого-то, я эту фигуру мог бы и не заметить. Она… оно прошло сквозь дверь и двинулось к нам. Когда вы стреляли из парализатора, разряд пролетал сквозь это существо, как будто его здесь и не было. А когда я увидел, что вы, извините, близки к обмороку, я понял, что игры кончились, и сделал пять выстрелов. Причем в ноги пришлись только первые два, а последний и вообще в голову. Но похоже, лайтинг для него не опаснее парализатора… А потом оно просто исчезло. Вот стояло тут – и вдруг нет его!
Калинов подошел к столу и сел. Ноги противно дрожали, но сердце, кажется, начало успокаиваться.
– Слушай, Володя! А ты не обратил внимания, когда именно он… оно исчезло – до того, как я выключил дисивер, или после?
Довгошей закрыл глаза, постоял немного, вспоминая, и замотал головой:
– Не знаю, шеф! Все произошло настолько быстро… Да и с привидениями мне вступать в схватку еще не приходилось.
– Не спеши, – сказал Калинов. – Может, это и не привидение… Может, это просто гипноз.
Тут он вспомнил о все еще работающей аппаратуре, выключил телекамеры и вызвал по вибрасу Милбери.
– Это не гипноз, – сказал Довгошей, когда они просмотрели запись. – Видеоаппаратуру, как известно, загипнотизировать невозможно.
– Да, – согласился Милбери. – Значит, вы шеф, видели этого типа именно таким, каким он выглядит в записи?
– Один к одному.
– Тогда гипноз все-таки был. Только гипнотизировал он тебя, Володя. – Милбери повернулся к Довгошею. – Говоришь, для тебя он выглядел, как привидение?
– Вообще-то это была некая туманная субстанция, отдаленно напоминающая человеческую фигуру, – сказал Довгошей. – Но я всегда считал, что именно так и должны выглядеть привидения. Раньше, к сожалению, мне с ними встречаться не приходилось, поэтому сравнить не с чем.
Калинов прошелся по вестибюлю, провел указательным пальцем по обуглившимся пятнам на стене. Потом сказал Довгошею:
– Просмотри-ка на всякий случай запись с наружной камеры, а мы с Рэном подумаем, что делать дальше.
Они уселись в кресла. Близилась полночь, и на улице было пусто. Лишь изредка пробежит отдельный пешеход.
Калинов вдруг вскочил, подбежал к пульту и полностью заэкранировал окна. Вид ночной улицы исчез: поверхность стекол стала серой.
– Не могу, – сказал Калинов удивленному Милбери. – Такое впечатление, будто кто-то смотрит оттуда на меня.
– Нервы, шеф! – Милбери покачал головой. – Вам же известно, что экран не пропускает наружу никаких излучений…
– Да известно, известно! – Калинов досадливо махнул рукой. – Но вот кажется, что кто-то смотрит – и все тут!.. Ладно, давай вернемся к нашим баранам.
Милбери сложил губы куриной гузкой:
– Странная получается штука. Выходит, перед вами убийца стоял в собственном облике, а Володю он за каким-то чертом гипнотизировал…
– Чепуха! – раздраженно бросил Калинов. – Не стоял он тут вообще. Иначе бы ему достались два разряда моего парализатора и пять импульсов Володиной пушки. Из него бы лишь обгорелый труп получился!
– Может быть, вы оба все-таки промахнулись?
– Знаете что, молодой человек? Просмотрите еще раз запись, потом поставьте в ту точку, где находился этот тип… хотя бы меня – по-моему, я не крупнее его, – а потом займите мое положение в момент стрельбы. Когда надоест, встаньте туда, откуда стрелял Володя. Я вам гарантирую, что мое тело закроет вам следы от лучей на стене и от разрядов на двери. Полагаю, это вас убедит?
– Давайте, так и сделаем… – начал Милбери, но тут Довгошей издал удивленный возглас:
– Слушайте, его здесь вообще нет!
Калинов с Милбери вскочили и бросились к монитору. Довгошей параллельно прогонял обе записи: сделанную внутренней телекамерой в обычном свете и в инфракрасном – внешней. В углах кадров синхронно бежали цифры таймеров. Кадры слегка отличались друг от друга, поскольку съемка велась с разных точек, но мизансцены полностью совпадали. Вот на обоих кадрах прошел одинокий мужчина с сумкой через плечо, вот неторопливо пробрела – в обнимку – пара влюбленных. А вот на левом кадре и таинственный незнакомец. Перешел улицу, поднялся по ступенькам, присел на парапет.
– А здесь его нет! – прошептал Довгошей.
В самом деле, на правом кадре, где демонстрировалась запись улицы в инфракрасных лучах, этого человека не было.
– Вот так номер! – сказал Милбери. – Действительно, привидение какое-то…
– Или голограмма в обычном свете, – заметил Калинов.
Милбери хлопнул себя по лбу:
– Шеф, вы гений! Это же все объясняет!
– Ага, – сказал Калинов. – Если бы мне еще открыли тайну, где находилась аппаратура, воспроизводящая голограмму! И как эта голограмма воздействовала на мою психику?.. И кто произнес слова: «Игорь! Прости меня»?..
– Я ничего не слышал, – удивленно заметил Довгошей.
– Ты, кроме туманной фигуры, ничего и не видел! – сказал Милбери. – Правда, и аппаратура этих слов не зафиксировала… – Он с сомнением посмотрел на Калинова.
– Похоже, господа, нас посетил дьявол, – сказал Довгошей, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез.
– Не верю я в короля зла! – сказал Калинов, потирая подбородок. – Давайте еще гипотезы.
– Остаются ксены, – сказал Милбери с сарказмом. – Оказывается, таким бывает контакт с братьями по разуму! Ха-ха!..
– Может, и не ха-ха, – ответил Калинов без улыбки. – Только что это за ксены, если они покупаются с такой легкостью на дисивер. Дисивер, как известно, действует лишь на землян.
– Это не аргумент, – сказал Довгошей. – Никто не знает, как действует дисивер на ксенов: опытов такого плана в истории еще не было. У ксенов может оказаться одинаковое с нами устройство психики.
– А по какой причине инопланетянин просит прощения у Игоря Крылова?
Довгошей пожал плечами, и Калинов понял, что не очень-то он и верит в реальность этого факта.
– Не надо забывать, что Крылов – космонавт, и вполне мог при определенных обстоятельствах… – начал Милбери. И замолк.
– Ладно, – сказал Калинов. – Так можно бесконечно переливать из пустого в порожнее!.. Считаю, засада должна быть признана успешной. Во всяком случае, мы выяснили, что страхи Крылова – не болезнь расстроенной психики уставшего человека. Угроза его жизни в действительности существует. Кроме того, можно сделать предварительный вывод, что Андерсон и Накаяма вероятно погибли все-таки насильственной смертью. Так что хотя бы в реальности происходящего мы теперь убедились. Пока, правда, у нас в руках лишь набор странных фактов, от которых изрядно попахивает мистикой, но, думаю, это только потому, что отсутствует информация о связях между имеющимися фактами. Стало быть, нужно искать эту информацию!
– Неплохо бы иметь представление хотя бы о приблизительном районе поисков, – сказал Довгошей без иронии.
– Я не Бог! – ответил Калинов. – Надо думать.
– А хотите еще фактик в нашу копилку странностей? – сказал вдруг Милбери. – Я ведь все-таки не зря возился с этими стратопланами!
– Что-то выкопал? – воскликнул Калинов.
– Выкопал! – Милбери с удовольствием произнес это слово. – Среди пассажиров всех рейсов, что мы проверили, был пассажир, не имеющий веса.
– Как?! – удивился Калинов. – Подожди… Но на него должны были обратить внимание в первом же рейсе!
– Должны! – Милбери хмыкнул. – Оказывается, плохо, господа сыщики, пользоваться в перемещениях по планете исключительно лишь джамп-связью!.. Если бы мы хотя бы раз слетали на стратоплане, то знали бы эту кухню… Оказывается, регистрация давно уже производится без участия людей. Автоматика взвешивает пассажира и тут же снимает с его кредитной карточки соответствующую сумму. Сколько там в цифрах – сто или тысяча, – ей все равно. Она ведь программировалась на обслуживание обычных людей. Так что невесомому пассажиру не требуется даже вставлять в приемник кассира кредитную карточку. Вот если бы с весами работал человек…
– А служба безопасности? – сказал Довгошей.
– А что служба безопасности? Если с ним не было никакого оружия, служба безопасности и внимания на него не обратила. Ведь визуально-то он выглядит обычным человеком! А багажа он с собой ни разу не вез.
– Мда-а! – Калинов яростно поскреб затылок. – Много определенности добавил нам этот факт!.. Как он хоть регистрировался-то?
– Каждый раз мужским именем, – сказал серьезно Милбери. – И каждый раз новым.
– А может, это были разные люди? – предположил Довгошей.
– Возможно. Фотографий при регистрации не делают. Но в твоем вопросе есть одна ошибка. Если это были и разные, то НЕЛЮДИ. Люди, как известно, обладают весом.
– Ну что же… – Калинов снова почесал затылок. – Теперь хоть можно предположить, почему этот… это существо не пользуется джамп-связью. Джамп-кабины оперируют материальными… точнее, вещественными объектами.
– А что нам дает такое предположение? – Милбери с сомнением покачал головой. – По-моему, оно ни на йоту не приближает нас к пониманию сути событий.
– Во всяком случае, полагаю, Крылов находится в безопасности. А это снимает с нас массу забот.
– Вы собираетесь его там и оставить? – Милбери кивнул на кабины.
– Да, по крайней мере в течение ближайших дней. Ему там будет спокойнее.
– А потом?
– Надеюсь, тот, кто его преследует, через несколько дней оставит его в покое.
– Странная надежда!
– Не будем спорить: у нас пока есть возможность проверить это… Как бы то ни было, а его день рождения к тому времени уже минет. Правда, так мы можем и не узнать, какова фактическая подоплека происходящих событий. Но, клянусь, я согласен остаться в неведении с живым Игорем, чем получить информацию, заплатив за него гибелью друга. – Калинов хлопнул ладонью по столу и встал.
Довгошей смотрел на начальника с восторгом, но Милбери уныло покачивал головой.
– А причем здесь день рождения? – спросил он.
– Причем здесь день рождения, я и сам не знаю, – сказал Калинов, – но какое-то значение он имеет. Во всяком случае, все остальные – кроме Формена – умерли накануне своего дня рождения.
– Чертовщина какая-то! – Милбери выругался. – Должна же быть у нас хоть какая-то версия! Как можно работать без версии?
Калинов устало улыбнулся:
– Такое это дело, молодой человек!.. А версий может быть великое множество. Хотя бы такая… За Крыловым по каким-то причинам охотятся ксены!.. Может быть, он наступил им на любимую мозоль… Устраивает тебя такая версия? Безумства в ней достаточно?
– Достаточно. – Милбери покусал нижнюю губу. – Только она вряд ли доказуема!
– Конечно. Пока мы не изловим хоть одного ксена и не выпотрошим его.
– Да ну вас, шеф! – Милбери нахмурился. – Все вам шутки!
Калинов перестал улыбаться:
– К сожалению, это не шутки. Это действительно может оказаться все что угодно. А потому расслабляться не будем… Тем не менее, я полагаю, что Крылов находится в безопасности. Думается, по какой-то причине в закольцованных джамп-кабинах он для преступных сил недосягаем. Полагаю, предстоящая ночь докажет вам это. – Калинов прошелся по вестибюлю, размышляя, потом продолжил: – Значит, сделаем так… Сюда надо прислать несколько наших людей, вооруженных. Задача: взять живым любое существо, которое предпримет попытку приблизиться к кабинам. Стрелять исключительно в случае непосредственной угрозы для жизни. Думается мне, просидят они здесь впустую, но оставлять кабины без охраны мы не имеем права.
Милбери согласно кивнул.
– Теперь вот еще что… Поскольку мы обязаны быть готовы к… – Калинов вдруг замолк, глядя на Довгошея, потом опять погулял по вестибюлю и наконец, решившись на что-то, сказал: – Володя, ты пока останешься здесь, через некоторое время тебя сменят. После этого можешь смело отправляться спать. – Он повернулся к Милбери. – А нам с тобой еще надо поговорить. И лучше всего это сделать в моем кабинете.
Ночью ему приснился сон.
Калинов летел, широко раскинув руки. Как крылья… Пространство вокруг было наполнено розовым туманом, скрипуче-сухим и горячим. Глаз сквозь туман ничего не видел, но Калинов знал, что летит в правильном направлении. Он был молод, весел и уверен в себе. Сзади его поддерживали Черные Нити, а Белые, нежно просвечивающие сквозь розовый туман, натянутые, как струна, с огромной скоростью волокли его вперед, к неведомой пока цели, которая вот-вот должна была возникнуть перед глазами, и Калинов понимал, что никакой туман не скроет ее из виду. Он с предвкушением ждал появления цели, когда вдруг со звоном лопнула одна из Белых Нитей. Скорость сразу упала, он почувствовал, как одна из Черных Нитей, потерявшая напарницу, удавкой захлестнула душу. Потом лопнула еще одна Белая Нить, и он услышал издевательский смех. На душу набросили еще одну удавку. А смех становился все громче, в нем появились нотки торжества, и вот из тумана величественно выплыл серый силуэт. Калинов сразу узнал врага: это был он сам, Калинов, но не нынешний, молодой, а тот, предыдущий, седой и усталый, для которого давно уже было подготовлено место на кладбище. Из седой шевелюры торчали крохотные рожки. Предыдущий Калинов держал в руке все Белые Нити Калинова-нынешнего и по очереди – одну за другой – рвал их. Рвал почти без усилий, с удовольствием и радостью. И каждая порванная Белая Нить отдавалась удавкой на душе. Потом предыдущий Калинов подплыл ближе, перестал смеяться и громовым голосом проорал: