– Она просыпалась?
– Да… Она ничего не помнит. Считает, что вчера была в Летнем саду, а вечер провела дома.
Вита, ничего не ответив, поднялась наверх. Калинов пошел на кухню, заказал стакан апельсинового сока. Сел и медленно выпил, бездумно глядя в стену. Минут через пять Вита вернулась, одетая в домашний комбинезон. Села рядом.
– Надо, чтобы никто не задавал ей никаких вопросов, – сказал Калинов.
– Постарайся к десяти сплавить детей и Анфису из дома. Доктор просил положить ее в клинику на обследование. Проводишь ее?
– Да, конечно… Ты запер дверь в ее спальню?
– Запер. Вот ключ. – Калинов опустил ключ в карман Витиного комбинезона. – Надо, чтобы никто не задавал ей никаких вопросов, – повторил он. – Врача я предупрежу. Ты поняла?
– Поняла… Долго она будет в таком состоянии?
– Одна инъекция волюнтофага действует не более шести часов. Так что, в худшем случае, часов в девять действие его прекратится. Спать она будет до десяти и больше чужих приказов выполнять не станет. Проследи тут за всем.
– А ты?
– А я буду искать того, кто так с нею обошелся.
– Черт бы вас всех, мужиков, побрал! – сказала Вита со слезами в голосе, встала и подошла к рисиверу. – Завтракать будешь?
– Буду. – Калинов встал, приблизился к жене и вдруг шлепнул ее по круглому заду. – Ничего, мать! Прорвемся!
– Я просмотрел результаты контроля джамп-связи за вчерашний вечер и ночь, – сказал Милбери. – Пусто. Никаких следов.
Калинов раздраженно побарабанил пальцами по столу.
– Ее вернули на флаере, – сказал он. – Сегодня ночью, с трех до четырех, прямо в мой сад… – Он покачал головой. – Такой наглости я не ожидал!
Милбери после некоторых размышлений предложил:
– Можно попробовать выйти на этот флаер через компьютеры системы безопасности полетов. Ночью не так много флаеров летает.
– Если только они шли на автопилоте. Впрочем, проверь… Хуже не будет.
– А могу я задействовать агентуру у монистов?
– Теперь можешь, но… Действовать аккуратно, наши агенты ни в коем случае не должны знать сути дела. Пусть все выглядит, скажем, как мероприятие по статистической обработке различных случаев киднапа. Нечто вроде секретного социологического исследования. Подробности проработаешь сам.
Милбери, кивнув, встал, но, словно вспомнив о чем-то, тут же сел. Калинов поднял на него равнодушные усталые глаза.
– А ты не намерен, – проговорил Милбери, – взять под охрану членов семьи?
– Намерен. Но этим я займусь сам!
Милбери ушел.
Калинов связался с О'Коннором. После дежурных приветствий сообщил, что Марину вернули.
– Очень рад, – сказал О'Коннор. – Ты делаешь официальное заявление?
– Нет. Хочу заняться похитителями сам. Твои предварительные проверки принесли какой-нибудь результат?
Кажется, О'Коннор даже обрадовался:
– Практически никакого. Кое-кто из специалистов по киднапу сейчас на Земле, но они лежат в глубоком дрейфе. Личные дела, любовь, отдых, финансовые операции… Все исключительно в рамках закона.
– Они не взяли денег, Джим!
О'Коннор удивленно присвистнул:
– Зачем же они ее похищали?
– Не знаю, – соврал Калинов.
– А тебе не кажется, что все это похоже на глупую шутку?
– Возможно… Ладно, буду разбираться.
В два часа Калинов отправился в клинику. Зуев встретил его в вестибюле.
– Мы ничего ей не сообщили.
– Как ее состояние? – спросил Калинов.
– Обследование уже закончено. Никаких следов волюнтофага в организме ко времени обследования не сохранилось. Все анализы соответствуют самочувствию нормальной женщины, ждущей ребенка. Девочка тоже в полном порядке. Я бы вашу жену хоть сейчас отпустил домой, но пусть полежит до завтра. На всякий случай… Должен сказать, похитители оказались на редкость гуманными людьми. Не ожидал!
– Вы что, встречались раньше с похищениями?
Доктор улыбнулся:
– Нет, конечно… Литература, видео… Там они выглядят несколько иначе.
Теперь улыбнулся Калинов.
– Пойдемте, – сказал Зуев. – Она сейчас на крыше. Нет причин отменять солнечные ванны.
– Послушайте, доктор. – Калинов взял Зуева под руку. – А вы уверены, что волюнтофаг не скажется на ребенке?
Доктор поскреб пальцами подбородок:
– Результаты обследования опасений не подтверждают. У вас будет очень крепкая девчонка… Впрочем, если желаете, мы можем оставить вашу жену в клинике до самых родов.
– Нет-нет! – быстро сказал Калинов. – Вряд ли подобная перспектива ее обрадует. Будем надеяться, вы правы.
– Ее обследовал сам профессор, – сказал Зуев подчеркнуто-равнодушно.
– Можете поговорить с ним.
– Извините, доктор… Я полагаю, он скажет мне то же, что и вы.
– Разумеется. – Зуев сразу оттаял. – Если бы он мог сказать что-нибудь другое, он бы с вами уже поговорил… Кстати, вы просили посоветовать вам, как объяснить Марине Васильевне исчезновение из ее памяти вчерашнего дня…
– Да-да, я и сам ломаю над этим голову.
– Не ломайте! Мы перед обследованием усыпили вашу жену, а когда она проснулась, я сказал, что была применена новая методика, требующая длительного времени, и что вашей жене пришлось посвятить сну целые сутки. Я оформил ее поступление вчерашним утром.
– Спасибо, доктор! – Калинов крепко пожал Зуеву руку.
– Не за что, Александр Петрович. Ради здоровья матери и плода можно пойти и на большие нарушения. Только предупредите тех, кто может заронить в душу Марины Васильевны сомнение в моих словах.
– Не беспокойтесь, доктор!
Они еще раз обменялись рукопожатием, и Зуев проводил Калинова до лифта.
Выйдя на крышу, Калинов чуть не ошалел от такого количества полуобнаженных беременных девиц, собранных в одном месте. Как и большинство мужчин, ничем не прикрытые неестественно круглые животы дозревающих матерей приводили Калинова в некоторую оторопь. Он вспомнил, какое раздражение вызывала у него под конец беременности изменившаяся фигура Виты, его худенькой стройной Виты. И когда родилась Сельма, радость новоиспеченного отца смешивалась с восторгом мужа, получившего назад свою привычную и желанную живую игрушку. Впрочем, с той поры прошло уже восемнадцать лет, и теперь он относился к излишне крупным округлостям по-другому. Что поделаешь – такова природа!..
Он нашел Маринку очень быстро. Никогда не менявшая цвет своих волос, она оказалась здесь единственной брюнеткой. Пока он пробирался к ней между часто стоящими ложами, будущие мамаши бросали на него любопытные взгляды.
Марина лежала на правом боку и жарила спину, держа в руках книгу. Она любила красное, и купальник на ней был, естественно, алым. Грива черных волос рассыпалась по изголовью ложа. Едва тень от Калинова упала на нее, Марина повернула голову.
– Ой, Сашенька! – Карие глаза засветились любовью. – Наконец-то ты пришел!
Она села. Калинов осторожно обнял жену.
– Здравствуй, малышка! Как дела?
– Врач говорит, все в порядке, завтра отпустят. – Она прижалась щекой к его плечу. – Как там Женька?
– Скучает по маме-два. Ждет-не дождется, когда вернешься… Что читаем?
Она протянула ему книгу.
– «Архитектура Петербурга середины XIX века», – прочел Калинов.
– Надо понемножку восстанавливать знания, – пояснила Марина. – За шесть лет все позабыла.
– Ты хочешь вернуться в экскурсоводы?
– Да. Ты же знаешь, я всегда любила водить людей по нашему городу.
– Знаю. Десять лет назад ты хотела устроить экскурсию по Питеру некоему Калинову из Твери.
– А он вместо экскурсии пригласил меня в ресторан. – Она вздохнула.
– И теперь ты жалеешь об этом, – сказал Калинов со смешком.
– Никогда я об этом не жалела.
– Отчего же такой тоскливый вздох?
Она снова положила голову на его плечо.
– Мне почему-то страшно, – прошептала она. – У меня такое ощущение, будто скоро произойдет что-то непоправимое.
– Глупости! – Калинов потрепал секунду по щеке. – Что может с тобой произойти? У тебя не первые роды!
– Нет, не со мной. Я почему-то боюсь за тебя.
– И давно у моей женушки такие страхи? – спокойно спросил Калинов, старательно расслабляя мышцы лица.
– Нет. Мне стало страшно сегодня, после того, как я проснулась. Я даже не могу объяснить, откуда он взялся, этот страх. Просто стало страшно, и все. Не хочется расставаться…
– Но я никуда не улетаю!
– Да? – Лицо ее стало растерянным. – А мне кто-то говорил, что тебе надо во Внеземелье.
Калинов коснулся теплых мягких губ, провел рукой по гладкой обнаженной спине.
– Тебе приснилось, малышка! Черт бы побрал этих врачей, с их новой методикой! Нормальному человеку нельзя столько спать!
– Девочки, время! – На крыше появилась дежурная сестра. – Пожалуйте вниз!
Марина осторожно встала, отобрала у Калинова книгу.
– Я никогда никуда от тебя не улечу! – прошептал Калинов ей в самое ухо, и она счастливо зажмурилась.
– Девочки, прошу вас! – снова подала голос сестра.
Будущие мамаши зашевелились, загомонили, выражая неудовольствие краткостью процедуры.
– Я провожу тебя, – сказал Калинов.
Марина кивнула, одарив мужа таким взглядом, что у того зашлось от нежности сердце.
– Пошли по лестнице, – сказала она. – Не хочу в лифт! Как будто в стену замуровывают…
Когда спустились на ее этаж, Калинов спросил:
– А что еще снилось моей жене?
– Какой-то дурацкий сон был… Вроде бы я где-то долго сидела, чего-то ждала. Какой-то мужчина со мной был…
– Что еще за мужчина? – Калинов шутливо погрозил ей пальцем. – Никаких мужчин!
– Незнакомый, бородатый, толстый… Или без бороды… Не помню! Дурацкий сон! Словно меня украли… – Она мотнула головой. – Нет, не помню… Да и Бог с ним!
Калинов проводил ее до палаты, но внутрь заходить не стал. Распрощались у дверей.
– Поцелуй меня! – попросила она, не выпуская из руки его пальцы, и прильнула к нему.
Около лифта он обернулся. Она стояла в дверях, не сводя с него глаз. Словно прощалась навсегда.
Спустившись вниз, он зашел к Зуеву.
– Ее что-то страшит, – сказал он. – И, по-моему, она смутно кое-что помнит… Может, дадите ей успокоительного? Я боюсь, у нее будет шок, если она вспомнит…
– Вряд ли она что-нибудь вспомнит… Но в любом случае, не беспокойтесь, мы примем все меры!
Покинув клинику, Калинов не вернулся сразу в здание Социологической комиссии. Около часа он прогуливался по парку, окружающему клинику, срывал с деревьев листья, валялся на траве, принюхивался к цветам. Но так ничего и не решил.
А когда вернулся в свой кабинет, на принтере его ждало очередное послание:
«Напоминаем тебе – первый день прошел!»
Ближе к ночи, когда поужинали и дети дружно улеглись спать, он позвал Виту в кабинет. Достал из сейфа браслет-протектор.
– Надень на левую руку.
– Что это? Часы?
– Протектор. Охранное устройство.
– Ты думаешь, теперь похитят меня? – Вита усмехнулась. Сегодня она выглядела куда более веселой.
– Надень, пожалуйста! – попросил Калинов проникновенно.
Вита взяла протектор, нацепила на левую руку. Чуть слышно щелкнул замок.
– Он выполнен в форме часов, – сказал Калинов. – Чтобы не привлекать внимания. Время, кстати, он тоже показывает.
Вита копалась с замком, пытаясь открыть.
– Бесполезно, – заметил Калинов. – Теперь его можно снять только вместе с рукой.
Вита оставила протектор в покое, с удивлением посмотрела на мужа. Брови ее сошлись над переносицей.
– Ну и зачем он мне?
– Такие штуки используют агенты спецслужб. В случае необходимости он может поставить круговую защиту, непроницаемую даже для лайтинга. Достаточно нажать кнопочку с правой стороны… Одновременно с этим подается сигнал тревоги, и немедленно будет организовано оказание помощи.
Вита заморгала:
– Неужели положение так серьезно?
Калинов подошел к жене, обнял ее, взъерошил рыжие кудри.
– Не думаю. Но на всякий случай… И постарайся в ближайшие дни не исчезать из нашего региона.
Вита взяла в обе руки его подбородок, заглянула прямо в глаза. Смотрела внимательно и долго.
– Мне кажется, ты что-то не договариваешь, – сказала она наконец. – А как же дети? Им ты тоже наденешь такие штуки?
– Нет! – Калинов постарался не отвести взгляд, и это ему удалось. – Детям совершенно ничего не грозит.
Вита, судя по всему, поверила, отпустила подбородок мужа.
– Тебе что-то удалось узнать сегодня?
– Ничего особенного, – соврал Калинов. – Просто береженого Бог бережет… Завтра я такой же браслет дам и Маринке.
– Как же ты ей все объяснишь?
– Еще не решил, но придумаю… Кстати, ты говорила с детьми?
– В общем, нет. Сережка все равно ни о чем не догадывается. А Сельма, едва я завела разговор, сказала, что ты сам обещал ей все объяснить, когда придет время. Но я все-таки предупредила ее, просила не задавать маме-два лишних вопросов. Чтобы не повредить…
– Умница, – сказал Калинов. – Пойдем спать.
Вита потерлась носом о его щеку:
– Пойдем. Сегодня и мне хочется.
Она ушла в ванную, а он спустился вниз и вышел в сад. Постоял, послушал, как поет соловей. Воздух был вязок и недвижен, деревья тянулись в небо облитыми лунным светом кронами. Калинов вышел на берег озера, сел на скамеечку. Ладога умиротворенно шепталась с песчаным берегом, на севере подмигивал любопытным глазом маяк. Калинову вдруг показалось, что предстоящая ночь – последняя спокойная ночь, которую он проведет дома.
Наверное, поэтому, когда он пришел к Вите, она, эта ночь, получилась такой радостной, какой давно уже не была.
Утром Милбери ждал его с докладом.
– Шеф, я проверил флаеры.
Было бы слишком удачно, подумал Калинов. И слишком глупо было бы надеяться.
– Увы, порадовать нечем. – Милбери виновато развел руками. – Ни один аппарат в режиме автопилота вблизи твоего дома не пролетал.
– Конечно… Не дураки же они! Ей-богу, иногда начинаешь жалеть, что флаеры – бесшумные аппараты. В былые времена полпоселка бы проснулось.
– В былые времена они бы ее на флаере не привезли, – заметил Милбери.
– А у тебя нет ощущения, что похищение твоей жены – дело рук нечеловеческих?
– У нечеловеков руки отсутствуют.
Милбери фыркнул: похоже, попытка сострить показалась ему не слишком своевременной.
– Конечно, – сказал Калинов. – Я думал об этом. Очень заманчиво ухватиться за такую версию: тогда легко объяснить любые странности.
– Но ведь ты помнишь дело «Нахтигаля»…
Калинов жестом остановил его:
– Рэн, я помню все! Однако, полагаю, что в любых странностях сначала надо искать дела рук человеческих. В противном случае большинство преступлений никогда не будут раскрыты. И потому я прошу тебя подготовить мне список всех, кто брал напрокат флаеры в течение последней недели.
– В каком районе?
– Ну, скажем… – Калинов поднял глаза к потолку. – В пределах полутора сотен километров от моего дома. Думаю, они держали ее не далее, чем в часе полета… Кстати, ты уже задействовал агентуру в монистских организациях?
– Да. Задание выдано вчера.
– Когда должна поступить информация?
– Исходя из имеющейся информации… Я не давал конкретных сроков, но просил сделать побыстрее, если это не будет грозить агентам провалом… Полагаю, дня три им понадобится.
– Дня три… – Калинов покусал губы. – И никакой гарантии успеха!
Милбери только растерянно развел руками.
– Ладно, – сказал Калинов. – Занимайся флаерами.
Милбери ушел. Калинов связался с бюро охраны и поставил на контроль протектор, который нацепил на руку Виты. Потом получил еще один браслет и отправился в клинику.
Марина выглядела молодцом: лицо розовое, глаза живые. Потянулась к нему.
– Сашенька, я так рада, что ты пришел!
Калинов поцеловал ее, поговорили о здоровье, о самочувствии младшего сына.
– Доктор меня сегодня отпускает, – сказала Марина.
– Да, я заходил к нему… За тобой явится Вита. – Калинов посмотрел на часы. – Уже скоро… И я прошу тебя: сегодня из дома ни на шаг.
– Почему? – удивилась Марина. – Я хочу на Ладогу.
– На Ладогу пойдешь через пару дней… Ну я прошу тебя – будь умницей!
Она внимательно посмотрела ему в глаза:
– Но почему? Неужели я не в порядке? Ты что-то от меня скрываешь?
– Глупости! – Калинов не отвел взгляда. Как разведчик на допросе. – Ты в полном порядке, иначе бы доктор оставил тебя в клинике.
– Да, я знаю. – Она опустила глаза, заморгала. – Но ты от меня что-то скрываешь… Или эти дурацкие сны во всем виноваты? Мне как-то не по себе. И ты не очень хорошо выглядишь. У тебя усталый вид.
– Неприятности на работе, – сказал Калинов, чертыхаясь про себя, потому что ни о каком протекторе теперь и речи идти не могло: он бы только насторожил Марину. Или того хуже – напугал.
– Бедный Саша! – Она погладила его по голове. – Опять тебя монисты достают?
– Ничего! – Он подмигнул ей. – Не достанут! Историческая перспектива не на их стороне. – Он снова подмигнул и снова откровенно посмотрел на часы.
Она вздохнула:
– Ладно, иди. Я вижу, тебе сейчас не до меня… И не спорь с беременной женщиной!
Спорить с беременной женщиной Калинов не стал: она, как всегда, была права.
Подумав немного, он связался с бюро охраны. Начальник бюро его другом не был, но Калинов не сомневался, что просьба будет удовлетворена. И действительно, когда он описал ситуацию, начальник бюро немедленно отдал приказы. Пришлось, правда, со старшим наряда смотаться к дому, объяснить, где лучше выставить охранников, покумекать на пару, как их замаскировать, чтобы не очень лезли в глаза. Соседи – народ всезнающий и всевидящий… Потом понаблюдал издалека, как прима привела домой секунду. Для наблюдения использовали флаер и оптические спецсредства. Сердце Калинова дрогнуло: Маринка выглядела такой несчастной, что он чуть не прослезился.
Во всяком случае, теперь не требовалось надевать ей на руку протектор, требовалось только проследить, чтобы она не покидала дома. К Сельме и Сережке приставили «скрытую мобильную охрану в пределах города». Конечно, не Бог весть что, но иного выхода не было: иначе детей пришлось бы сажать под замок. Впрочем, охранники были опытные, а дети пользовались джамп-связью лишь по дороге из дома и домой.
Едва Калинов вернулся к себе в кабинет, последовал вызов под индексом «Пресса». С прессой Калинов никогда не конфликтовал – себе дороже.
С экрана взглянули знакомые глаза. Это была она, Лорина-Лавиния. За прошедшие два или три года она практически не изменилась: наверное, ее личная жизнь не ставила перед ней больших проблем. Во всяком случае, ее жен, думается не крали.
– Здравствуйте, мистер Калинов! Корреспондент журнала «Уорлд секс-мэгэзин» Лоренсия Нейпир.
– Я вас помню. – Калинов заставил себя разулыбаться. – Рад вас видеть. Вы хорошо выглядите.
– Спасибо, вы очень любезны! – Комплимент подействовал на Лоренсию: она расцвела. Все-таки женского в ее душе было гораздо больше, чем мужского. – Мне бы хотелось взять интервью, но на этот раз не у одного вас, а у всей вашей семьи. Я имею в виду ваших жен и старшую дочь.
– С каких это пор Ассоциацию Лесбийской Любви интересует жизнь полигамной семьи? – не сдержался Калинов.
Мисс Нейпир не оскорбилась.
– Я выполняю задание журнала, а не Ассоциации. Ассоциацию жизнь вашей семьи и в самом деле не интересует… Так когда я могла бы с вами встретиться?
Коря себя за несдержанность, Калинов срочно сыграл отступление. На корреспондентку смотрел привычный, улыбчиво-корректный чиновник.
– Видите ли… э-э… мисс Нейпир… Боюсь, что в ближайшее время организация интервью будет крайне затруднена. Моя вторая жена ждет ребенка, и врачи запрещают ей какие бы то ни было беспокойства. Может быть, позднее, после рождения дочери?
Мисс Лоренсию, похоже, такой исход переговоров не очень устроил, но она не настаивала: по-видимому, заранее поинтересовалась семейными делами Калиновых. Раскланиваясь, она чуть ли не шаркала ножкой. А может, и шаркала – через тейлор было не видно.
Когда она отключилась, Калинова вдруг осенило. А в самом ли деле она выполняла редакционное задание? Может, просто вынюхивала, как он выглядит?
Он связался с Милбери:
– Рэн! Мне бы хотелось знать, получала ли некая Лоренсия Нейпир, корреспондент «Всемирного сексуального журнала», задание взять интервью у меня и моей семьи.
– Будет сделано, шеф! Полагаешь, проверяют, как сказывается давление?
– Не удивлюсь, если ты окажешься прав.
В семнадцать часов принтер отшелестел: «Напоминаем – прошел второй день. Торопись!» Послание было отправлено из Вены.
Маму-два обхаживала вся семья. Ей помогали спускаться и подниматься по лестнице, ей рассказывали стихи и сказки, ее даже к кухне не подпускали. В конце концов она возмутилась:
– Вы со мной словно с грудным младенцем!
– Ой! – воскликнула Сельма. – Да я бы согласилась, чтобы вокруг меня так всю жизнь бегали.
Впрочем, возмущение Марины было наигранным, в глубине души она испытывала удовольствие. Даже согласилась не выходить несколько дней за пределы усадьбы. Тут, правда, помог Зуев. Он был так красноречив, так настойчив, что восхищенный Калинов мысленно аплодировал. Вы же понимаете, дорогая, все мы только добра хотим и вам, и вашему ребенку. Два-три дня без купания в естественном водоеме вам не повредят. И так далее… Если же вы будете плохо себя вести, я снова заберу вас в клинику. Последняя угроза, по-видимому, оказалась наиболее действенной: Марина смирилась.
За ужином все были милы и внимательны друг к другу. Даже Сережка ходил по струночке. И только Калинов замечал тревогу, скрытую в глазах примы. В отличие от остальных, он слишком хорошо знал Виту, чтобы не заметить этой тревоги.
После ужина ему позвонил Петер Крайчик, поинтересовался, что Калинов решил, будет ли баллотироваться. Пришлось отбрехаться, что еще раздумывает, что шаг чрезвычайно серьезен и с бухты-барахты подобные шаги не делаются. Крайчик нарисовал на физиономии понимающую мину, согласно кивал головой. Но времени на окончательное решение дал всего два дня. Семь бед – один ответ, подумал Калинов.
– Скажите, Петер, – начал он, – как ваша партия относится к разводам в среде полигамных семей?
Вопрос, похоже, удивил Крайчика. А возможно, и насторожил. Во всяком случае, ответил он следующим образом:
– К разводам наша партия относится нормально. Порой развод – такая же жизненная необходимость, как и брак. Но к разводам политических деятелей мы относимся отрицательно. Политик не имеет права совершать ошибки ни в юности, ни в старости!
Калинов в душе чертыхнулся. Неужели этот партдеятель что-то заподозрил?.. Однако если «этот партдеятель» и заподозрил что-то, виду он не подал. Ничего не добавил, ничего не спросил. Обменялись десятком ничего не значащих фраз и тепло распрощались.
Отключившись, Калинов задумался. Подумать было о чем. Он уже являлся когда-то членом Совета Планеты, давно, еще в первой жизни. Возможности члена Совета были велики… Но и внимание к нему велико, особенно, со стороны прессы. А интерес к кандидату в члены Совета даже выше, чем к уже избранному. Время ли сейчас подвергаться такому интересу? Он решил подождать два дня и отказаться. Не подходящий ныне этап в жизни для подобного выдвижения. Вместо стремительного взлета может получиться не менее стремительное падение. Без надежды когда-либо подняться. Ведь он даже не уверен, что ему удастся сохранить семью. Как бы не пришлось с одной из жен расстаться…
Глядя в потемневший экран тейлора, он вдруг поймал себя на том, что впервые сформулировал эту мысль. Еще неделю назад ему и в голову такое не могло прийти. Он никогда не видел себя иначе, чем мужем Виты и Марины. Боже, неужели он поддастся на шантаж банды каких-то сволочей?! Да ни в жизнь! Им его не запугать – не в таких переделках бывал!
Разделавшись таким образом со своей тревогой, он отправился к Марине.
Секунда уже была уложена в постель. Обрадовалась, потянулась к нему. Его всегда удивляла эта ее способность – радоваться ему, как в первые дни знакомства, как невеста радуется жениху. Но кто был бы против такой радости!..
Он посидел с ней. Говорили о всякой чепухе. За дверью Вита разгоняла детей по спальням.
– Ты меня не бросишь? – спросила вдруг Марина.
Калинов чуть с кровати не упал, захотелось заорать на дуру, затопать ногами, застучать кулаком…
Спросил тихо:
– Разве у тебя есть причины задавать мне такой вопрос?
Марина тряхнула черной гривой, улыбнулась мягко:
– Нет у меня причин, но скажи: ты меня не бросишь?
– Никогда! – прошептал Калинов, и она снова расцвела, от удовольствия зарделась маковым цветом, прижала его ладонь к своей щеке.
Когда дыхание ее стало ровным, Калинов осторожно высвободил ладонь, переключил кондиционер на ночной режим и вышел, осторожно прикрыв дверь.
Дом был объят покоем. Дети если и не спали в своих комнатах, то вели себя тише воды ниже травы. Идти купаться сегодня не было никакого желания, но Калинов решил не поддаваться слабости. Виты внизу не оказалось – наверное, уже легла.
Вечер опять был хорош: метеослужба плевала на проблемы Калинова и не собиралась приводить погоду в соответствие с его настроением. Над поселком со стороны Борисовой Гривы проплыл флаер, демонстрируя знающим, что охрана не дремлет. Калинов прошел по саду. Наземные посты были уже сняты.
Искупавшись, он зашел к приме. Вита еще не спала, встретила его холодновато. Во всяком случае, неуемной Марининой радости у примы не наблюдалось.
Спросила озабоченно:
– Тебя что-то беспокоит еще?
Калинов с легкомысленным видом помотал головой.