– Похитители так ничего и не потребовали?
– Нет… Сам ничего не пойму, чего ради было организовывать такое похищение, рисковать свободой.
Вралось легко, как в каком-нибудь профессиональном деле, но Вита, похоже, верила не очень. Впилась мужу в глаза долгим взглядом. Калинов взгляд выдержал, даже не моргнул.
– Странно ты на нас смотрел сегодня за ужином.
– И в чем выражалась эта странность?
– Как будто сравнивал.
– Да я же всегда так смотрю. Не могу понять, кто мне больше нравится. Иногда та, с кем сегодня спать, иногда та, с кем спал вчера.
– Нет. – Вита опустила глаза. – Так, как сегодня, ты на нас смотрел, когда женился на Маринке. Тогда я все время чувствовала, что ты нас СРАВНИВАЕШЬ. Скажи, ты меня не бросишь?
О Господи!!! Калинов чуть вслух не выругался.
– Никогда! – сказал он тем же тоном, что и час назад.
– Правда?
Вместо ответа он сжал ее в объятиях, стараясь вложить в ласку как можно больше страсти. Но, наверное, не сумел, потому что она очень мягко, но настойчиво отстранилась.
– Устала я… Маринка сегодня жутко капризничала, ничем не лучше Женьки. Может, они все-таки задели ее психику?
– Вряд ли… Просто у нее состояние сейчас такое. Ты же сама знаешь. Родит, и все кончится.
– Да… Скорее бы все кончилось! – Она произнесла фразу таким тоном, что Калинов так и не понял, что именно она имела в виду.
Утром, скоренько проинспектировав наружную охрану, он отправился на работу. Перед уходом дал задание Анфисе ни под каким видом не выпускать секунду на Ладогу. И во все прочие места. Анфиса вопросов не задавала. Дети вопросы обязательно бы задали, но он обеспечил их «жучками» так, чтобы они ничего не заметили.
Милбери ждал его с новостями.
– Шеф! Вчерашняя журналистка действительно выполняла задание своей редакции.
Калинов почесал бровь:
– А не проверил, от кого исходила инициатива относительно интервью?
– Проверил. Инициатива исходила от подписчиков журнала. Конкретные имена, к сожалению, установить не удалось.
Калинов потер подбородок. Информация не давала возможности прийти к однозначным выводам. Такое предложение редакции могли сделать и лица, похитившие Марину. Всего-навсего для того, чтобы бросить тень на АЛЛ.
– Есть информация и от нашей агентуры. К сожалению, она ничего не дает. Никаких действий по организации похищения твоей секунды агенты не обнаружили.
– Я хотел бы сам проверить эту информацию.
– Пожалуйста. – Милбери не сдержался и пожал плечами. – Я передал донесения на твой тейлор… Но это еще не все. Готов список тех, кто брал напрокат флаеры.
У Калинова заколотилось сердце. Предчувствие было настолько острым, что потемнело в глазах. Почему-то он был уверен: имя одного из похитителей обязательно окажется в этом списке.
Милбери сообщил код материала, и Калинов набрал номер на клавиатуре. На дисплее появились фамилии и адреса.
Список был не слишком велик – двести четырнадцать человек. Встретилось несколько знакомых, но когда он наткнулся на Зяблика, у него потемнело в глазах во второй раз. Даже Милбери заметил:
– Что с тобой, шеф?
Калинов опустил голову, зажмурился и сделал три глубоких вдоха. Отныне он знал виновника своих волнений. Но и похищение из события общественной важности сразу превратилось в его личное дело.
– Свободен!
Милбери удивился, но промолчал. По-видимому, объяснил все естественной нервозностью шефа.
Когда он вышел из кабинета, Калинов шарахнул кулаком по крышке стола. Черт бы тебя, Зяблик, подрал! Конечно, это твоих рук дело! Ты врач, а потому у тебя есть возможности раздобыть волюнтофаг. И ясно теперь, для каких целей тебе потребовался «небольшой коттеджик около Комарова». И поскольку ты врач, я наверняка не найду никаких следов того, что ты использовал волюнтофаг в преступных намерениях. А «коттеджик около Комарова» сам по себе уликой не является… Теперь мне понятно, почему Марина так легко дала себя увести из Летнего сада. А когда мы с тобой беседовали у меня на вечеринке, в душе ты смеялся мне в лицо. Я представляю, сколько удовольствия ты тогда получил. И это после всего, что я для тебя сделал в жизни!.. Господи, а я еще чуть ему все не рассказал!
Бешенство переполняло Калинова. Он даже набрал рабочий номер Крылова, но, вовремя спохватившись, выключил канал. Конечно, можно сказать Зяблику все, что он о нем думает, но в ответ Зяблик расцветет майской улыбкой и с легкой укоризной прогудит: «Саша! Да как ты мог подумать обо мне такое!» И будет прав.
Калинов посидел, успокаиваясь. Потом связался с Милбери и попросил его начать проработку новой версии – «Похититель-одиночка». В качестве подозреваемого был назван Игорь Сергеевич Крылов, смотри также дело «Пятеро с „Нахтигаля“».
Как ни странно, на этот раз Милбери не удивился. У Калинова даже возникло ощущение, что заместитель ждал от него именно такого задания.
В конце дня Калинову напомнили: «Прошло три дня. Нам жаль одну из твоих жен».
Вечером он без зазрения совести рассказал о своих подозрениях Вите. Вита выслушала внимательно, долго молчала и наконец произнесла:
– Ты знаешь, если бы это оказалось правдой, я бы не удивилась. Зяблик вообще-то способен на поступки.
– Ну, знаешь! – Калинов возмущенно фыркнул. – Мне всегда казалось, что все как раз наоборот. Кто позволил «мисс миллионерше» женить его на себе? Кто после той истории десятилетней давности навсегда засел на Земле? Хотя, я уверен, ему давно уже ничто не грозит…
– Извини, – перебила Вита, – но ты не знал Зяблика до своего появления в Дримленде. Ты сразу и навсегда стал для него моим парнем, моим женихом, моим мужем, а он всю жизнь был в меня влюблен. Как же он мог раскрыть перед тобой свою сущность?
– Откуда ты знаешь, что он всю жизнь был влюблен в тебя?
Вита грустно улыбнулась:
– Сашенька! Женщина всегда знает это. Даже если мужчина и молчит о своих чувствах… Я скажу тебе больше – Зяблик влюблен в меня и сейчас.
– И ты думаешь, он способен?..
– Способен, Саша. С отчаяния влюбленный способен на что угодно. Я удивляюсь, что ты забыл об этом. Помню, и некий Калинов допускал кое-какие выходки.
– А почему с отчаяния? Разве раньше у него была надежда?
Вита посмотрела на него долгим взглядом. Словно раздумывала – говорить или не говорить. А может, удивлялась мужской самонадеянности.
– Милый мой, конечно была. Он ведь был уверен, что наш с тобой брак окажется недолговечным. Я знаю это… Он не считал нас гармоничной парой. Потому с Алькой и детей не хотел заводить. Но года уходят, а ты все не собираешься меня бросать. Вот, полагаю, он с отчаяния и решил тебя пошантажировать: вдруг да выгорит!
А ведь я уже слыхал нечто подобное, вспомнил Калинов. Десять лет назад от самого Зяблика. Выходит, он не юродствовал тогда? Или я все забыл?
Но соглашаться с женой почему-то не хотелось, и он проговорил упрямо:
– Не понимаю, откуда у него могла появиться такая надежда. Я вроде бы не давал поводов к появлению такой надежды.
– Тебе так кажется. На самом деле, женившись во второй раз, ты тут же дал ему повод надеяться. Он ведь однолюб и даже не может понять, как это возможно – любить сразу двух женщин. Тебе бы влезть в его шкуру, но ты просто не способен на такой подвиг. По чисто психологическим причинам…
– А ты способна? – ядовито осведомился Калинов.
– Я женщина, а стало быть, влезть в шкуру мужчины тем более не способна, но не забывай, что я тоже однолюб.
Калинов крякнул: ему показалось, что последние слова прозвучали как укор.
– Я ни в чем тебя не обвиняю, – поспешно проговорила Вита. – Мня вполне устраивает наша семейная жизнь.
Я не раз это слышал, подумал Калинов, но так ли оно на самом деле? Если ты уверена, что Зяблик всю жизнь любит тебя… Ведь такая любовь способна растопить сердце любой женщины! А твое сердце, Виточка, тоже не камень.
– Что ты собираешься делать? – спросила Вита.
Калинов сложил губы куриной гузкой и поднял взор к потолку:
– Пока хочу собрать улики. А потом…
Ему вдруг пришла в голову мысль: а не выложит ли она все, что он ей расскажет, Зяблику? Эта мысль потрясла его настолько, что он потерял способность говорить.
Вита расценила молчание мужа по-своему:
– Если это служебная тайна, то лучше не рассказывай.
Однако лицо ее помрачнело.
О Господи, сказал себе Калинов, неужели теперь и от собственной жены придется скрываться!
Тут в гостиную вошла Марина, и разговор сам собой перешел на другие темы. Впрочем, секунда некоторое время подозрительно смотрела на мужа и приму, но никаких вопросов себе не позволила. Разговор сразу стал легким и беззаботным, и к Калинову, впервые за последние дни, даже вернулось хорошее настроение: он вдруг вновь почувствовал себя героем-любовником. Марина села рядом с Витой, положила головку на плечо примы, а та обняла ее за плечи, и Калинову очень захотелось оказаться между ними.
Ночью Вита пылала страстью. Словно к ним вернулась юность времен Дримленда. Калинов тоже старался быть на высоте. Однако даже в моменты величайшего наслаждения его не покидало ощущение, что он в постели у чужой женщины. Отсюда и такой восторг, и явившееся потом раздражение. Как будто он изменил… А уже утром, когда он, собираясь вставать, осторожно вытаскивал из-под шеи жены правую руку, неизвестно откуда к нему вдруг пришла уверенность, что ЭТО было между ними в последний раз. Сожаления почему-то не возникло.
Когда он вышел из ванной, Вита встретила его приготовленным завтраком. Села напротив, смотрела, как он ест. Сама разделить с ним завтрак отказалась, и Калинов был ей за это благодарен. Совместный прием пищи объединил бы их, и пришлось бы о чем-нибудь разговаривать. Сложившаяся же мизансцена позволяла молчать. А молчать было так хорошо!
Уходя на работу, он ограничился легким кивком и братским поцелуем.
Когда Милбери явился с докладом, выражение его лица не обещало ничего хорошего.
– Проверка проведена, шеф… К сожалению, ничего определенного она не дала. В самом деле, накануне похищения Крылов снял в Комарове коттедж и взял напрокат флаер. Все это зарегистрировано самым должным образом, без малейших попыток что-либо скрыть. Он вполне мог по-тихому увести, а потом увезти твою жену из Летнего сада и точно так же, по-тихому, мог привезти ее в Кокорево. Поскольку он бывал у вас и хорошо знал дорогу, ему совершенно не требовалось пользоваться автопилотом… Но никаких улик мы не обнаружили. Я рассчитывал, что удастся снять этот коттедж и провести в нем тщательный обыск, но Крылов заплатил за месяц вперед и пока о расторжении договора не заикался. Соседей мы аккуратно порасспросили, но ничего определенного они сказать не могут. Если Крылов там и бывает, то всегда без шума. Флаер удалось осмотреть, использовали искатель запаха и дактилоанализатор. Кабина флаера оказалась залита одеколоном, отпечатков пальцев твоей жены не обнаружили.
Нетерпение, все утро терзавшее Калинова, вдруг сменилось апатией. Он молча смотрел сквозь Милбери. Удивленный Милбери кашлянул и продолжил:
– Думаю, надо произвести обыск в коттедже. Не может быть, чтобы там не осталось никаких следов… Конечно, санкции с такими данными мы не получим, но я готов на свой страх и риск. Если ты не против…
– А почему ты думаешь, что мы там найдем следы? Ведь он вполне мог их уничтожить…
– Да ну, шеф! Что он, рецидивист, что ли? Ведь одну-то ошибку он совершил!
– Это какую же?
Милбери улыбнулся:
– Ему надо было уничтожить эскулапа до применения химических средств, и тогда бы у вас быстрых подозрений не возникло. Он же сделал наоборот.
Калинов встал, прошелся по кабинету. Подошел к заместителю, похлопал его по плечу.
– А какой смысл в том, чтобы у меня не возникло быстрых подозрений? Наоборот, подозрения должны были возникнуть. И время было выбрано так, чтобы я попенял на политических соперников. И думаю, дальше все сделано так, чтобы с определенностью сказать, кто виновник, было невозможно. Так, чтобы даже если я и стал подозревать Крылова, все равно оставался бы шанс, что это не он. А стало быть, моя семья должна ходить под дамокловым мечом.
– Тем более надо отыскать улики против Крылова, – сказал Милбери.
– Нет! Я не пойду на нарушение закона в деле, касающемся моей личности.
– Тогда остается наблюдение в надежде на ошибку подозреваемого.
Калинов задумался. Если бы он был на сто процентов уверен в виновности Зяблика!.. Но по большому счету все это вилами на воде писано. Конечно, если за всеми последними событиями стоит Зяблик, то, в случае, если Вита станет свободной, он обязательно попытается сблизиться, и вот тогда можно будет его на чем-нибудь поймать. С другой стороны, если похищение – дело рук не Зяблика, а кого-то из монистов, развод, кроме безопасности Маринки, ничего не даст. Впрочем, разве безопасность Маринки – это мало? К тому же, что мешает потом, когда все успокоится, аннулировать развод?.. Правда, Крайчику вся эта возня очень не понравится, но ведь нынешние выборы – не последние в жизни. Тем более что если Крайчик узнает о причине такого решения, он никогда не скажет о Калинове дурного слова. Когда-нибудь такая ситуация даже может сыграть на руку… Видите, человек ради безопасности беременной жены был вынужден развестись с другой, хотя и любил ее. Это пахнет мелодрамой, а избиратели очень любят мелодрамы. Нет, здесь явно что-то есть… Придется, правда, вытерпеть целую череду не очень приятных разговоров, но действительно неприятный на самом деле только один – с Витой. Ей-то вся эта затея вряд ли понравится, потому что попахивает впечатлением, что муж предпочел одну из жен. Впрочем, тут он ее укоротит очень легко… Маринка беременна, и Вите крыть будет нечем! А там посмотрим…
Он подошел к окну, прислонился лбом к стеклу, невидящими глазами вперился в небо.
Будет, правда, еще одна проблема: как все объяснить Маринке… Ну, Маринке-то можно соврать, что они решили расстаться на самом деле. Она в своем положении сейчас вряд ли будет слишком беспокоиться о приме. А если ей рассказать правду о похищении, то она и вообще будет думать в первую очередь о себе… Хотя этого, конечно, лучше бы избежать… Значит, избежим, найдем способ!
Он отошел от окна и сел за стол, посмотрел на заместителя. Милбери ждал.
– Значит, так! – сказал Калинов. – Никакого незаконного обыска мы устраивать не будем – не того калибра дело.
На лице Милбери явно можно было прочесть разочарование – как будто не он всегда цеплялся к начальнику по поводу нарушений.
– Второе, – сказал Калинов. – Наблюдение за Крыловым продолжать. Я, со своей стороны, предприму кое-какие меры, чтобы спровоцировать его на неосторожные действия.
– Что это за меры? – Милбери смотрел на начальника с подозрением.
– Я бы пока не хотел о них распространяться. Поживем – увидим… Вот, наверное, и все.
Милбери выкатился из кабинета явно недовольным: он так хотел помочь начальнику, а тому, дураку, видно, наплевать на безопасность своей семьи.
Решение принято, сказал себе Калинов, сжимая кулаки. Надо сегодня же переговорить с Витой. Надеюсь, она все поймет…
Он лгал сам себе и понимал это: он не надеялся – он был уверен в Вите как в себе самом. Но уверенность его шла не от любви.
2. ПРИМА
Вызов из бюро охраны последовал сразу, едва Калинов вернулся с обеда. На дисплее появилось лицо дежурного. Калинов похолодел – неожиданно для самого себя.
– Что случилось?!
– Только что пропал сигнал от вашей жены.
Калинов автоматически посмотрел на часы: 13.54.
– Как пропал? Это же невозможно.
Дежурный сделал попытку улыбнуться. И не смог. Лишь развел руками:
– Тем не менее сигнала нет. Я отправил оперативную группу к месту его исчезновения.
– Где это случилось?
– В течение последних двадцати минут ваша жена находилась на углу Литейного и Невского, четная сторона Литейного, пятьдесят три метра от перекрестка. Судя по всему, это закусочная «Аквилон».
– Спасибо! – Калинов отключился и рванулся прочь из кабинета.
Подбегая к служебным джамп-кабинам, обнаружил, что его правая рука за каким-то чертом сжимает рукоятку парализатора, а под левой мышкой уже угнездилась кобура. Оказавшиеся в коридоре коллеги с тревогой оглядывались на него. Калинов выругался про себя, но возвращаться не стал. Засунул парализатор под мышку. Едва подбежал к кабинам, очередь у ближайшей сразу отступила в сторону: наверное, его лицо было выразительней всякого парализатора. Молча кивнул коллегам и шагнул в освободившуюся кабину. Справиться об адресном номере закусочной «Аквилон» было делом пятнадцати секунд.
Однако джамп не состоялся: кабина в закусочной оказалась занятой. И не освобождалась. Тогда Калинов отыскал номер одной из ближайших на Владимирском. Попытка получилась удачной. Он выскочил из кабины и, едва не сбивая людей, перебежал Невский.
По-видимому, опергруппа уже пахала вовсю. В закрытые двери закусочной скреблись проголодавшиеся завсегдатаи. Вышибала-швейцар вешал на дверь маленькую табличку. Прочитавшие сообщение кандидаты в клиенты тут же отваливали.
Расталкивая голодных, Калинов подбежал к закусочной. Табличка гласила: «Закрыто по тех. причинам. Извините, пожалуйста!» Калинов заколотил в стекло. Вышибала погрозил кулаком. Калинов достал из кармана и показал ему служебный жетон. Вышибала пригляделся и махнул рукой, подзывая кого-то из недр заведения. В роли этого «кого-то» выступил Довгошей. Калинова впустили.
Из зала доносились взволнованные голоса, перекрываемые хорошо поставленным басом, призывающим господ клиентов успокоиться. Довгошей принялся докладывать обстановку:
– Она здесь обедала. Клиенты за соседними столами – те, кто обратил внимание, конечно, – говорят, к ней подошел мужчина лет сорока. Они пообедали и вместе вышли из зала. Беседовали спокойно, ничего похожего на ссору, и все выглядело так, будто они хорошо знакомы.
Калинов оглянулся. Вышибала, прищурившись, смотрел на него ласковым взглядом. Как на приятного глазу богатого клиента. Дверь джамп-кабины была открыта. Внутри находился оперативник, обрабатывал дактилоанализатором клавиатуру пульта.
– Швейцар обратил на них внимание, потому что мужчина дал ему на чай. Они вошли в джамп-кабину. Ваша жена не проявляла никаких признаков беспокойства.
Обнаглел Зяблик, подумал Калинов. Даже внимание к себе привлекать не боится…
Он повернулся к вышибале:
– Вы смогли бы опознать того клиента? Если я покажу вам голографию?.. У вас в закусочной есть где-нибудь тейлор?
Вышибала улыбнулся, подмигнул:
– Зачем тейлор, командир? Зачем голография? У меня хорошая память на лица. Я тебя и так сразу узнал!
Калинов опешил. Довгошей забормотал растерянно:
– Вы хотите сказать, уважаемый…
– Я его сразу узнал. – Вышибала перестал улыбаться. – Такие чаевые дают раз в сто лет, и подобных клиентов запоминаешь надолго. – Он снова подмигнул Калинову и повернулся к Довгошею. – Нет, я точно вам говорю: ту рыжую красотку с зелеными глазами сопровождал именно этот парень.
Калинов закрыл глаза и принялся медленно считать до десяти.
– Что показал дактилоанализатор? – спросил Калинов.
Довгошей чуть развел руками, но тут же положил их на колени и сцепил пальцы. Милбери смотрел в окно, куда уже собиралось заглянуть вечернее солнце.
– К счастью, после них никто кабиной воспользоваться не успел. Так что пальчики выглядели превосходно… К сожалению, это были отпечатки вашей супруги. Адресный индекс набирала она.
– Надо искать среди тех, кто мог воспользоваться дисивером, – сказал Милбери.
– Вы думаете, у него был дисивер? – удивился Довгошей.
– Нет! – Калинов саркастически рассмеялся. – Это я собственноручно похитил свою собственную жену. Развлечься захотелось. А заодно проверить, как работает оперативная группа. Теперь личному составу группы можно объявить в приказе благодарность, а потом отправиться домой – кушать окрошку, приготовленную похищенной женой.
Довгошей слегка смутился. Милбери по-прежнему внимательно разглядывал небо за окном.
– Крылов вряд ли мог достать дисивер, – заметил он.
– Разумеется! – воскликнул Калинов. – Он и мою секунду не похищал. Она сама от меня спряталась, сама наглоталась волюнтофага.
– Но вина Крылова не доказана. Все подозрения по-прежнему остаются лишь подозрениями.
Да знаю я это и без тебя, подумал Калинов. И тут же понял, что Милбери сказал свою реплику для того, чтобы хоть что-то сказать.
Звякнул сигнал вызова. Это оказался дежурный бюро охраны.
– Я провел глобальный поиск, как вы просили.
– И что? – Калинов догадывался, каков будет ответ.
– Нигде на Земле сигнал протектора перехвачен не был. Продолжать поиски?
– Да! Конечно!
Дежурный отключился. Калинов смотрел в потемневший экран. Довгошей шевельнулся в своем кресле:
– Шеф! Вы подходили к джамп-кабине в закусочной?
Калинов с трудом оторвал взгляд от экрана:
– Да, подходил.
– К чему-нибудь притрагивались?
– Нет, конечно. За кого ты меня принимаешь?
– На наружной ручке кабины дактилоанализатор обнаружил отпечатки ваших пальцев.
Калинов остолбенело уставился на подчиненного. Милбери вдруг хмыкнул, снова посмотрел в окно.
– Ребята, – сказал Калинов. – Я вам честное слово даю: я в этой закусочной в последний раз был, наверное, два года назад. А с женой, по-моему, и вообще никогда не был.
– Остается предположить, что Крылов подделал еще и отпечатки пальцев.
– Милбери снова хмыкнул.
Калинов медленно начал закипать.
– Свободен, – сказал он Довгошею.
Довгошей выкатился. Калинов встал, вышел из-за стола, аккуратно сгреб Милбери за грудки, поднял из кресла и прошипел:
– Ты всерьез полагаешь, что я мог похитить свою собственную жену?!
Милбери осторожно освободился от железной хватки начальника, улыбнулся. Улыбка была добродушной.
– Выпейте воды, шеф! Она, говорят, успокаивает.
Калинов молча вернулся за стол, буркнул:
Милбери заправил в брюки вылезшую рубашку, сел в кресло.
– Чудак ты, Алекс! – Он снова улыбнулся. – Кто говорит, что это твоих рук дело? Это дело рук нечеловеческих…
– Ты недавно уже выдвигал подобную версию, а потом оказалось, что в похищении может быть замешан и человек!
Милбери смотрел на Калинова невозмутимо.
– Сейчас я вряд ли ошибаюсь. Отпечатки пальцев можно нанести специально, согласен… Если есть образец. Можно искать, кто мог использовать дисивер, но, мне кажется, только потеряем время. Тем более что похитителю надо было бы каким-то образом и просканировать тебя… Нутром чую: здесь для нашего отдела работы нет.
– Для какого же отдела, по-твоему, здесь есть работа?
Милбери чуть заметно пожал плечами. Словно удивился, что ему достался такой непонятливый собеседник.
– Я думаю, Алекс, здесь есть работа непосредственно для тебя. Персонально для тебя. Ведь это ты десять лет назад воевал с трупами.
Калинов быстро взглянул на него, но Милбери, кажется, не шутил.
– И что я, по-твоему, должен делать?
Милбери снова, на этот раз явно, пожал плечами:
– А вот этого я не знаю. На сей вопрос, я думаю, сможешь ответить только ты сам!
Черт возьми, подумал Калинов, неужели он прав? Неужели спиритосфера по какой-то причине вспомнила обо мне?
– Нутром чую! – сказал Милбери.
– Твое бы нутро да древним сыщикам вместо служебных собак!.. Ладно. Глобальный поиск мы отменим, но наше бюро пусть держит сигнал на контроле. Если, как ты думаешь, началась чертовщина, она может и продолжаться.
Когда Милбери удалился, Калинов позвонил домой. К тейлору подошла Марина, обрадовалась.
– Это ты?..
Снова надо было подбирать слова, снова надо было врать.
– Малышка! Ты не жди нас сегодня с Витой, мы будем очень поздно. А может быть, и вообще не явимся ночевать.
– Почему?
– Есть срочные служебные дела.
– Вместе с Витой? – не поверила Марина.
Калинов добродушно-удивленно улыбнулся:
– Конечно. Ведь такое уже было! Или ты мне не веришь?
Такое, действительно, уже было лет пять назад. Марина пристально смотрела мужу в глаза. Потом сказала:
– Я чувствую, ты меня обманываешь. Что случилось?
– Ровным счетом ничего! – отчеканил Калинов. – Большего я тебе объяснить не могу. Это служебная тайна. Целую! – Он прервал связь: врать становилось невыносимо.
А потом задумался.
Крылова он нашел быстро. Зяблик оказался в своей городской квартире.
– Привет! – сказал Калинов. – Ты очень занят? Надо бы поговорить… Могу я заявиться к тебе в гости?
Крылов был само радушие. Он был совершенно не занят и готов встретиться со старым приятелем хоть сейчас. Калинов заявится один или с женами?
– Один, – сказал Калинов. – Разговор сугубо деловой. Я буду у тебя через полчаса.
Через полчаса он сидел в уютной гостиной городской квартиры Крыловых. Алла с ребенком где-то пропадали, и Зяблик был один. Стряпал у бара какой-то коктейль, время от времени поглядывая на гостя. Взгляд его порой казался Калинову странным: словно за знакомой внешностью прятался незнакомый человек. Но когда Крылов подал ему стакан и, улыбаясь, сказал: «Твое здоровье!» – Калинов понял, что у него слишком разыгралось воображение. Зяблик был Зябликом, и никто за его внешностью не скрывался. Впрочем, Калинов все равно бы ничему не удивился.
– Как дела? – спросил Крылов. Улыбка его таяла, как майский снег.
Калинов крутил в пальцах стакан. Мысли вдруг куда-то разбежались. Словно стадо без пастуха. И собирать их было некому, потому что пастух потерял кнут.