Страница:
состоялась, и Королев высказал творческой группе свои пожелания:
- Много инженерии. Хотелось, чтобы композиция "Космос" явилась
произведением большого искусства. В ней документальность, мне думается,
инженерная идея, архитектура обязаны органически слиться воедино. Одним
словом, на первый план - художественную образность. Она в проекте
заложена... Но требует особой выразительности.
Через несколько месяцев после обычного делового разговора с М. К.
Тихонравовым Сергей Павлович спросил профессора:
- Вы не очень заняты завтра, Михаил Клавдиевич?
- Да как всегда.
- Звонил скульптор Файдыш - это один из авторов обелиска "Космос", -
приглашал к себе в мастерскую. Он хочет показать лепные этюды портрета
Циолковского.
- Охотно составлю вам компанию, Сергей Павлович. Деревянный дом и
мастерская Файдыша находились недалеко от станции метро "Сокол". Андрей
Петрович встретил гостей у дома. Разделись, прошли в мастерскую. На вошедших
с разных сторон смотрели скульптурные портреты Циолковского. Сергей Павлович
и Михаил Клав-диевич очень внимательно рассматривали вылепленные из глины
этюды головы Константина Эдуардовича.
- Мне думается, что вот этот портрет удачнее, - первым сказал
Тихонравов. - В нем схвачено мгновение одухотворенности.
- Очень верно вы подметили, Михаил Клавдиевич, - именно одухотворение.
Кстати, именно его и недостает в памятнике, что установлен у академии
Жуковского. А вам из своих набросков какой больше нравится, Андрей Петрович?
- поинтересовался Королев.
- Наверное, тот, который я еще не выполнил, - усмехнулся Файдыш. - Но
пока тот, который назвали вы.
Разговор невольно зашел об искусстве. Тихонравов, сам любивший писать
картины, признался, что он больше всего любит работы старых мастеров. Сергей
Павлович вспомнил свое посещение в Киеве знаменитого Софийского собора.
- Никогда не забуду Христа, смотревшего с верхнего купола собора. Его
глаза, полные добра, смотрели на людей, словно призывая к миру... Много
позднее в Третьяковской галерее увидел другого - строгого, даже
воинственного. Да, художники древности - подлинные сыны своего времени.
- Их кисть - это перо летописца, - согласился Файдыш. - А как вы
относитесь к современному искусству? - обратился скульптор к гостям.
- Оно очень разное, - заметил Тихонравов. - Я приемлю всякие веяния,
кроме абстрактного - бездушного, холодного, даже отталкивающего своей
жесткостью.
- Я тоже сторонник искусства, которое воздействует на сердце и разум, -
сказал Королев. И, обращаясь к Файдышу, добавил: - Приезжайте к нам на
выставку народных художников. У нас охотно бывают художники-профессионалы,
разбирают достоинства и недостатки картин. Создано специальное жюри. Оно
определяет победителей, комиссия отбирает полотна на вернисажи областного
масштаба. Однажды мне очень понравилось вы-
ставленное там полотно "Кибальчич в крепости" самодеятельного
художника, Михаила, а вот фамилию не запомнил. Но автор объяснил, что
считает полотно незаконченным. А я уж было собрался сразу послать его
куда-нибудь на серьезную выставку. Да, замечательные у нас есть художники.
Один раз купил два полотна. Автор настаивал на том, чтобы подарить их мне,
но я понимаю, что такое творчество, какой нелегкой ценой дается успех. Об
этом тяжком труде мне рассказывал Матвей Генрихо-вич Манизер, когда работал
еще над памятником великому Репину.
Кстати, у нас есть на предприятии и свои скульпторы. Будут рады с вами
познакомиться, Андрей Петрович. Ну да мы далеко ушли от цели нашего
посещения, - спохватился Королев. - Отняли у вас столько времени.
- Ничего, ничего. На такие темы времени не жалко. А теперь давайте
осмотрим эскиз всей композиции "Космос".
На какое-то время наступило молчание. Вскоре Сергей Павлович
поинтересовался:
- Какую ракету вы хотите увековечить там, наверху?
- Наверное, ту, первую, что была построена в начале тридцатых годов, -
ответил Файдыш. - История!
- Высота всего обелиска, мне помнится, выше девяноста метров. Подлинная
же гирдовская не достигала я трех. На огромной высоте она окажется слишком
маленькой, невыразительной точкой. Вот вам мой совет. Надо ориентироваться
на первые баллистические ракеты конца сороковых годов. Их высота
пятнадцать-двадцать метров.
- Но это ракеты военного назначения, - возразил Файдыш. - Удобно ли?
- Да, ракеты военные, но оборонного назначения. А на практике долгое
время служили для исследования верхней атмосферы D самых мирных целях. И в
этом врсь смысл. Пусть они напоминают любителям авантюр, что мы имеем на
страже мира ракеты куда мощнее этой - межконтинентальные, способные нести
ядерные боеголовки, но предпочитаем их использовать для мирных исследований.
Вскоре Королев и Тихонравов покинули мастерскую, но Сергей Павлович
постоянно интересовался работой над композицией "Космос", был ее
неофициальным консультантом и всячески помогал советом и делом.
Как-то скульптор пожаловался, что не может заполу-
чить в мастерскую Юрия Гагарина, а без этого невозможно выполнить
горельеф, на котором изображен космонавт .No 1, поднимающийся к подножию
ракеты.
Файдыш обратился к Сергею Павловичу. Через пару дней Юрий Алексеевич
Гагарин открыл дверь мастерской.
Но однажды Сергей Павлович едва не поругался со скульптором, который
тайком, во время визитов Королева в мастерскую, сделал с него несколько
набросков. И на горельефе, изображающем группу ученых, одному из них придал
черты Королева.
Приехав в мастерскую поинтересоваться, как идут дела, Королев увидел
горельеф, остановился напротив "себя". Резко повернулся к Файдышу.
- Это еще что? Это зачем, чтобы не было, чтобы я никогда этого не
видел!
- Сергей Павлович! Я хотел только в сконцентрированном виде передать
облик ученого..
- Чтобы не бы-ло! Вы отступили от утвержденного эскиза. Нельзя.
Прошло две-три минуты в молчании. Королев немного поостыл. И в ответ на
еще одну просьбу скульптора оставить все как есть сказал:
- Вот если когда-нибудь будет создана галерея портретов ученых,
посвятивших себя освоению космического пространства, тогда я - к вашим
услугам.
Советские ученые внимательно следили за американской космической
программой, которая после полета Гагарина явно набирала темпы. Совет главных
конструкторов, С. П. Королев понимали, что американская сторона явно
торопится. Правительству США хотелось как можно быстрее сократить разрыв
между полетами советских космонавтов и началом полетов их астронавтов, хоть
сколько-нибудь восстановить национальный престиж. Первый раз полет Джона
Гленна был назначен на 20 декабря 1961 года. Потом его перенесли на 16
января 1962 года. Несколько раз астронавт садился в кабину. 26 января он
просидел в ней 4 часа 28 минут. И когда до старта осталось всего двадцать
минут, последовала команда:
- Покинуть корабль.
Счастливый для астронавта день настал 20 февраля 1962 года. Но и он
начался не так, как хотелось. Назначенный на 7.30 утра по нью-йоркскому
времени старт
из-за технических неполадок задержали на два с лишним часа. Снова
трепка нервов. К сожалению, не последняя. Гленн держался хладнокровно. В 9
часов 47 минут "Меркурий", набирая скорость, начал подъем. Через несколько
минут астронавт передал на Землю: "Чувствую себя прекрасно. Зрелище
великолепное". Но не успел он завершить первый виток, как корабль по
неизвестным причинам стало слегка побалтывать. Астронавт вынужден был
частично перейти на ручное управление полетом. На мысе Канаверал
забеспокоились, стали подумывать, а не сократить ли количество витков?
Запросили мнение астронавта. Джон Гленн успокоил: "Смогу полностью выполнить
намеченную программу". Через 4 часа 55 минут американский астронавт закончил
трехвит-ковый орбитальный полет и опустился в капсуле корабля в районе
Багамских островов. К нему поспешил находившийся неподалеку эсминец
"Мидуэй". И еще раз не повезло Гленну: поднимаясь из капсулы, он серьезно
поранил руку.
В тот же день Академия наук СССР послала в НАСА поздравительную
телеграмму. Советское правительство в своем приветствии президенту США
расценило успешный полет Д. Гленна как еще один шаг в освоении космоса,
поздравило по этому случаю американский народ и астронавта, высказало
пожелание, чтобы обе страны объединили усилия для освоения космоса, а
научные достижения шли бы на благо человека, а не использовались в целях
"холодной войны" и гонки вооружений.
...В анналах истории космонавтики появились три даты: 12 апреля 1961
года - Ю. Гагарин, 6 августа 1961 года - Г. Титов, 20 февраля 1962 года - Д.
Гленн. 108 минут, 25 часов и 4 часа 55 минут.
Наступила пора сделать следующий шаг.
В марте 1962 года С. П. Королев собрал расширенное заседание,
посвященное обсуждению программы очередного полета. Большинство ученых,
специалистов и космонавтов понимали, что готовящийся эксперимент явится
принципиально новым. Но в чем его новизна?
Открывая совещание, Главный конструктор сказал, что опыт, добытый в
двух первых полетах в космос с участием присутствующих здесь ученых и
специалистов, космонавтов Юрия Гагарина и Германа Титова, позволяет перейти
от одиночных путешествий к новым, групповым полетам по орбите.
- Считаю целесообразным запустить поочередно два
корабля "Восток-3" и "Восток-4", - предложил С. П. Королев. - Причем
вывести их на орбиту с такой точностью, чтобы они оказались в
непосредственной близости друг от друга. Для осуществления этой идеи
необходимо трех-четырехсуточное пребывание людей в космосе.
Даже ближайшие сотрудники Главного не ожидали от него предложения столь
неожиданного и смелого. В кабинете наступила настороженная тишина. Все
замолчали, ждали, что Главный скажет дальше, чем он обоснует необходимость
столь крупного шага. Многие мысленно готовились к тому, что третий полет
займет двое суток, и тем более совсем не думали об одновременном полете двух
кораблей, да еще на близких орбитах.
- Конечно, нужна строгая последовательность и обоснованность каждого
нового шага, - не смутившись холодным приемом своего предложения, продолжал
Королев. - Но разве мы с вами всему атому уделяем мало сил и времени,
тщательно готовя каждый полет?
- Не слишком ли смело? - не выдержал- К. Д. Бу-шуев.
Главный конструктор поднялся из-за стола, окинул взглядом
присутствующих, потом остановился и твердо, как о давно решенном, сообщил:
- Мы бы не шли, Константин Давыдович, вперед, если бы не решались на
смелые шаги в неизвестное, - и добавил: - Разумеется, каждый такой шаг
следует готовить очень продуманно. Во имя чего этот эксперимент, спросите
вы? Отвечу: не за горами стыковка двух и больше летательных аппаратов в
единый комплекс.
С. П. Королев обстоятельно изложил перед собравшимися цели и задачи
предстоящего эксперимента. Первое - отработка техники корабля в условиях
многосуточного полета. Второе - отработка всех средств, обеспечивающих
выведение второго корабля на орбиту в непосредственную близость к уже
летающему "Восто-ку-3". К третьей задаче Главный отнес установление
непосредственной радиосвязи между двумя кораблями при полете на различном
расстоянии друг от друга.
- Весьма важно наземным службам накопить опыт по управлению полетом
сразу двух кораблей, находящихся на близких орбитах. Кроме того, космонавтам
во время полета в интересах наблюдения за соседним кораблем, поверхностью
Земли, небесными телами надлежит провести многократную ориентацию своих
летательных аппаратов с помощью ручного управления. На заранее
определенных витках космонавты отсоединятся от привязной системы,
удерживающей их в креслах, в свободно поплавают в кабине в пределах часа.
Это поможет точнее определить, в какой мере состояние невесомости влияет на
ориентацию человека в пространстве, на перемещения и так далее. Командирам
полезно обменяться в космосе друг с другом сведениями об обстановке, о
работе аппаратуры, сравнить результаты наблюдений. Наступит день, когда в
космосе будут летать космические эскадрильи, согласовывая между собой все
действия. - Сергей Павлович остановился, внимательно оглядел присутствующих.
- Повторяю, не за горами решение и другой важнейшей технической задачи -
соединение или стыковка кораблей. Выполнив ее, мы сможем создавать крупные
орбитальные станции, которые станут служить для исследовательских целей и
одновременно быть своеобразными пристанями космических кораблей. Все это
позволит намного раздвинуть границы космоплавания. Одна из ступеней, ведущих
к осуществлению этой идеи, - одновременный полет двух кораблей, - закончил
свое выступление Главный конструктор.
И опять никто не проронил ни слова.
- Прошу высказывать мнения, - обратился Королев к присутствующим.
- Может быть, не стоит торопиться, Сергей Павлович? Все в мире признали
наш космический приоритет. Мы не имеем права рисковать. Надо постепенно
накапливать новые данные о возможностях человеческого организма. Я - за
двух-трехсуточный полет, не более, - твердо сказал Н. П. Каманин.
- Не имеем права рисковать, но и не имеем права слишком долго ждать, -
парировал Сергей Павлович. - Нет ничего страшнее застоя.
- Так-то так, но сразу многосуточный полет - не советую. Нам пока не по
силам. Опыт управления полетом из кабины корабля еще недостаточен. Лучше
запустить один корабль на несколько суток, - засомневался М. К. Тихонравов.
Сергей Павлович бросил на него быстрый удивленный взгляд.
- Разрешите мне, - слово взял физиолог О. Г. Га-зенко. - Думается, что
"сутки" Титова дают нам право сделать и новый шаг. Мы продолжим изучение
влияния невесомости на организм человека за время, равное трем-четырем
суткам. Получим дополнительные данные,
в какой мере это явление воздействует на работоспособность человека.
Кроме того, каждый новый полет - это прежде всего иная человеческая
индивидуальность. Нам необходим набор статистики в этом плане, чтобы выявить
какие-то закономерности. Это крайне необходимо для дальнейшего развития
космонавтики, определения методов подготовки космонавтов к жизни и работе
вне Земли.
- Я внимательно выслушал все "за" и "против", - заключил Королев. -
Сделаем так: прошу представителей "монтекки" и "капулетти" не обнажать шпаг,
а сесть за "круглый стол", проработать все варианты. - Взглянув на своего
заместителя К. Д. Бушуева, добавил: - За вами, Константин Давыдович, "сбор
враждующих" дворов и окончательный вариант будущего эксперимента. Да, кто
там у нас наиболее вероятные претенденты на следующий полет?
- Андриян Николаев и Павел Попович, - ответил Е. А. Карпов,
руководитель Центра подготовки космонавтов.
- Надо их обязательно послушать. Им лететь. - Королев повернулся в
сторону космонавтов, взглянул на них и предложил: - Вот и давайте узнаем их
мнение.
Первым поднялся темноголовый, кареглазый капитан, летчик-истребитель,
сын крестьянина из Чувашии, лесник по первой профессии Андриян Григорьевич
Николаев. Он старше Гагарина на пять, а Титова на шесть лет, и только Павел
Попович моложе его на год. Для военных летчиков разница в возрасте в
пять-шесть лет - дело немалое.
Многие из присутствующих знали малоразговорчивого летчика как дублера
Германа Титова, знали невозмутимый характер Николаева, его любимое
выражение: "Главное - спокойствие".
Ученые слышали о таком случае из биографии Ан-дрияна Николаева. Однажды
двигатель легкокрылого МИГа, на котором летал Николаев, заглох. Попытка
запустить его результатов не дала.
- Немедленно оставить машину! - раздалась команда руководителя полета.
В ответ прозвучало:
- Главное - спокойствие.
- Не дотянешь до летной полосы.
- Сажать буду в поле.
И посадил. А через несколько дней молодой летчик
получил именные часы. В приказе отмечалось: "За мужество и
самообладание при создавшейся в полете сложной воздушной обстановке
наградить лейтенанта Николаева Андрияна Григорьевича ценным подарком -
наручными часами "Победа".
- Много говорить не люблю и не буду, - чуть окая, сказал летчик. -
Задание, если мне доверят участвовать в полете, о котором говорил Сергей
Павлович, постараюсь выполнить. Чувствую себя отлично. Подготовлен неплохо.
Сергею Павловичу понравился ответ. Лицо его посветлело. Он взглянул на
Поповича - коренастого, светловолосого украинца с голубыми глазами.
Весельчак и песенник, трудолюбивый и упорный Попович успел окончить
ремесленное училище и получить профессию столяра, потом Магнитогорский
индустриальный техникум, стал строителем. Увлекся авиацией, с отличием
окончил местный аэроклуб, а затем училище летчиков. Летал на самых
современных машинах.
- Пожалуйста, слушаем вас, Павел Романович, - обратился Главный к
летчику.
- Чувствую себя так же хорошо, как и Николаев. Морально и физически к
космическому полету готов, и если мне посчастливится принять участие в нем,
сделаю все, что в моих силах, чтобы задание выполнить. Мое отношение к
проекту? Полет очень интересный и нужный. Что касается готовности к нему, то
убежден, что каждый из нас вполне подготовлен. - Космонавт интонацией
выделил слово "вполне". - Считаю, что справлюсь с четырехсуточной работой в
космосе.
- Ничего иного от космонавтов я и не рассчитывал услышать, -
резюмировал Королев. - Ракеты-носители уже есть, корабли проходят последние
наземные испытания, летчики готовы к полету. Чего ждать? Надо шагать вперед.
Закончив совещание, Сергей Павлович почувствовал легкое недомогание.
"Что-то сердце "застучало"? Все вроде в порядке. Меня поддерживают. Я думаю,
Государственная комиссия согласится на групповой полет. Но что же так плохо?
Где мой валидол? - Он положил под язык таблетку, подержал несколько минут. -
Видно, правду говорят: "Гром не грянет, мужик не перекрестится". Снял
телефонную трубку, попросил соединить с приборным отделом.
- Анатолий Григорьевич? Однофамилец мой дорогой,
вы не могли бы мне доложить, как там с проектом высокой медицины?
Готовы сообщить и даже показать? Вот как? - заинтересовался Королев. -
Заходите. Жду.
Минут через пятнадцать в комнату вошел инженер-приборист Анатолий
Григорьевич Королев. Сергей Павлович встал, пожал ему руку и признался, что
сердце что-то побаливает: "Вот и вспомнил о вас - "сердечниках".
Инженер выложил на стол продолговатый грушевидный предмет с трубками.
- Что это у вас за орудие пытки? - взглянув на предмет, пошутил
Королев.
- Образец искусственного сердца ИС. Королев взял прибор, взвесил на
ладони.
- Тяжеловат. Не меньше килограмма. Почти в три раза больше
человеческого.
Главный подробно расспросил о возможностях искусственного сердца, о
реальных сроках применения.
- Прибор еще не отработан и тем более еще окончательно не испытан. В
действии я его поэтому показать не могу, - ответил инженер.
- Жаль, - сухо заметил Сергей Павлович. - Чем могу помочь?
- У меня с собой перечень оборудования, необходимого для проведения
испытаний у медиков. Правда, - Анатолий Григорьевич замялся, - здесь много
импортных...
- Давайте. - И Главный размашисто подписал список требуемых приборов. -
О результатах информируйте. Понадобится помощь - обращайтесь.
11 августа 1962 года начался новый космический эксперимент - групповой
полет двух кораблей. Первым стартовал "Восток-3" с командиром Андрияном
Николаевым. Павел Попович на "Востоке-4" присоединился к нему через сутки.
Корабли, как и намечалось, вышли на близкие траектории, и космонавты сразу
же установили между собой радиосвязь.
На командно-измерительном пункте космодрома, помимо дежурной смены
специалистов, круглые сутки находился кто-либо из медиков. Врачи незримо
"присутствовали" в кабине кораблей. Приборы работали безотказно: они
регистрировали биотоки мозга, изменения в
электропроводимости кожи, нервно-психическое состояние пилота, его
общее самочувствие.
По нескольку раз в день к медикам заходил Главный конструктор.
Знакомился с общими данными о полете, вызывал на связь то Андрияна
Николаева, то Павла Поповича. Королев хотел знать, как переносят космонавты
длительную невесомость и как пройдет первый запланированный эксперимент -
свободное плавание в кабине корабля.
Больше всего опасались, что космонавт, отвязавшись, потом не сможет
возвратиться в кресло, в котором размещены катапульта и парашютная система.
Это означало бы, что ему не удастся покинуть спускаемый аппарат, а значит, и
приземлиться на индивидуальном парашюте. Посадка же в кабине корабля могла
быть довольно жесткой и небезопасной для человека.
Первым свободное плавание на борту "Востока" совершил Андриян Николаев.
Оно началось на пятом витке и продолжалось около часа. С. П. Королев и
другие члены Госкомиссии неотлучно наблюдали за происходящим в корабле через
экран телевизионной установки. Впервые и миллионы людей планеты благодаря
телевидению смогли наблюдать "космические будни" человека, летящего в
корабле со скоростью почти восемь километров в секунду, видеть своими
глазами "проявление" невесомости, как бы непосредственно участвовать в
небывалом исследовании.
В конце запланированного времени Николаев благополучно вернулся в
кресло, закрепил привязную систему, записал свои ощущения в бортовой журнал.
Только после этого передал на Землю: "Удивительно приятное ощущение. Ни с
чем не сравнимое состояние тела и души. Ничего не весишь, ни на что не
опираешься. Но делать можно все. Мозг работает четко и ясно. Все движения
координированы. И зрение, и слух - все в норме. Нарушений вестибулярного
аппарата не ощущал".
С. П. Королев, выслушав доклад из космоса, не утерпел, сказал стоящим
возле него медикам:
- Не так страшна невесомость, как ее малюют.
- Не будем торопиться с выводами, - охладил Главного В. И. Яздовскпй. -
Но, вероятно, пошли на пользу специальные тренировки вестибулярного
аппарата. Из полета Титова мы извлекли урок. Не скрою: выход Николаева из
кресла вызывает чувство оптимизма и у меня.
26 А. романов 401
Но невесомость все еще загадка, вернее, не она сама, а ее воздействие
на организм человека в целом.
- Да, конечно, - согласился Сергей Павлович. - Боюсь, что пока
невесомость для нас главный противник. Это понятно. С земной гравитацией
человек родился, под ее влиянием формировался не только он - высшее
существо, а и все живое на Земле, да и только ли живое... Значит, в корабле
человек может свободно плавать? - сказал после раздумий Королев. - А ведь
это утверждал еще Циолковский. Вот мы и подтвердили его научную догадку.
Идем по дороге, проложенной гениальной мыслью Константина Эдуардовича. Я
уверен, что долго-долго еще его идеи будут для нас путеводной звездой.
Внезапно в голове у Королева зародилась дерзкая мысль, которая словно
искра уже давно то появлялась, то исчезала в его раздумьях о будущем
космонавтики.
- Как вы думаете, Владимир Иванович, - спросил Главный Яздовского, - а
вне корабля, в открытом космосе, человек так же будет себя чувствовать, как
Николаев?
- Наверное. Разницы между невесомостью нет. И в корабле и вне его она
одна и Та же. Но вот солнце, вакуум и главное - психика... как разум
отреагирует на бездну... Не простая это штука.
- Надо просить КБ подумать о новых скафандрах, - как бы сам себе сказал
Королев. - И посоветоваться с психологами. Пора.
- Вы что, хотите следующий эксперимент?.. - крайне удивился Яздовский.
- Нет, не следующий, - ответил Главный. - "Восток" для этих целей не
годится. Из него можно только высунуться в открытый космос. Кажется, так
намереваются поступить американцы. Это нам ничего не даст. Я думаю о
свободном парении за бортом корабля. - Внезапно, оборвав себя, успокоил
Яздовского: - Торопиться, конечно, не будем. Но медлить нам тоже негоже.
При очередном вечернем сеансе связи Королев снова вызвал Андрияна
Николаева. Он хотел приятную информацию выслушать еще раз, да и узнать о
самочувствии после титовских "роковых" шестого и седьмого витков. Именно
после них космонавт-2 почувствовал известный дискомфорт - укачивание.
Сергей Павлович думал: "Повторится ли подобное в этот раз? Может, это
индивидуальная особенность Титова? В какой мере усиленные тренировки
вестибулярного
аппарата последующих космонавтов помогают им преодолеть "морскую
болезнь"?
- Я - "Заря". Как слышите меня? - начал традиционно С. П. Королев.
Услышав негромкий голос Андрияна, спросил о главном: - Как переносите
невесомость?
Разумно осторожный космонавт-3 успокоил Сергея Павловича, сообщил ему,
что "закончил уже восьмой виток, а неприятных ощущений не наблюдал". А потом
добавил:
- Резких движений много не делал, старался все делать плавно. Как
учили, "Заря".
- Спасибо, - поблагодарил Королев и добавил, что наблюдает Николаева на
экране телевизора. - Вид мне ваш нравится. Желаю вам доброго полета!
Так же успешно провел опыт по свободному плаванию в корабле и
космонавт-4 Павел Попович. Это ободрило С. П. Королева. Но осталось все же в
душе и небольшое сомнение. Нет, не в технике. В технике и на этот раз
Главный конструктор не сомневался. А вот длительная невесомость? Сергей
Павлович все время держал в поле зрения данные телеметрии, поступающие из
- Много инженерии. Хотелось, чтобы композиция "Космос" явилась
произведением большого искусства. В ней документальность, мне думается,
инженерная идея, архитектура обязаны органически слиться воедино. Одним
словом, на первый план - художественную образность. Она в проекте
заложена... Но требует особой выразительности.
Через несколько месяцев после обычного делового разговора с М. К.
Тихонравовым Сергей Павлович спросил профессора:
- Вы не очень заняты завтра, Михаил Клавдиевич?
- Да как всегда.
- Звонил скульптор Файдыш - это один из авторов обелиска "Космос", -
приглашал к себе в мастерскую. Он хочет показать лепные этюды портрета
Циолковского.
- Охотно составлю вам компанию, Сергей Павлович. Деревянный дом и
мастерская Файдыша находились недалеко от станции метро "Сокол". Андрей
Петрович встретил гостей у дома. Разделись, прошли в мастерскую. На вошедших
с разных сторон смотрели скульптурные портреты Циолковского. Сергей Павлович
и Михаил Клав-диевич очень внимательно рассматривали вылепленные из глины
этюды головы Константина Эдуардовича.
- Мне думается, что вот этот портрет удачнее, - первым сказал
Тихонравов. - В нем схвачено мгновение одухотворенности.
- Очень верно вы подметили, Михаил Клавдиевич, - именно одухотворение.
Кстати, именно его и недостает в памятнике, что установлен у академии
Жуковского. А вам из своих набросков какой больше нравится, Андрей Петрович?
- поинтересовался Королев.
- Наверное, тот, который я еще не выполнил, - усмехнулся Файдыш. - Но
пока тот, который назвали вы.
Разговор невольно зашел об искусстве. Тихонравов, сам любивший писать
картины, признался, что он больше всего любит работы старых мастеров. Сергей
Павлович вспомнил свое посещение в Киеве знаменитого Софийского собора.
- Никогда не забуду Христа, смотревшего с верхнего купола собора. Его
глаза, полные добра, смотрели на людей, словно призывая к миру... Много
позднее в Третьяковской галерее увидел другого - строгого, даже
воинственного. Да, художники древности - подлинные сыны своего времени.
- Их кисть - это перо летописца, - согласился Файдыш. - А как вы
относитесь к современному искусству? - обратился скульптор к гостям.
- Оно очень разное, - заметил Тихонравов. - Я приемлю всякие веяния,
кроме абстрактного - бездушного, холодного, даже отталкивающего своей
жесткостью.
- Я тоже сторонник искусства, которое воздействует на сердце и разум, -
сказал Королев. И, обращаясь к Файдышу, добавил: - Приезжайте к нам на
выставку народных художников. У нас охотно бывают художники-профессионалы,
разбирают достоинства и недостатки картин. Создано специальное жюри. Оно
определяет победителей, комиссия отбирает полотна на вернисажи областного
масштаба. Однажды мне очень понравилось вы-
ставленное там полотно "Кибальчич в крепости" самодеятельного
художника, Михаила, а вот фамилию не запомнил. Но автор объяснил, что
считает полотно незаконченным. А я уж было собрался сразу послать его
куда-нибудь на серьезную выставку. Да, замечательные у нас есть художники.
Один раз купил два полотна. Автор настаивал на том, чтобы подарить их мне,
но я понимаю, что такое творчество, какой нелегкой ценой дается успех. Об
этом тяжком труде мне рассказывал Матвей Генрихо-вич Манизер, когда работал
еще над памятником великому Репину.
Кстати, у нас есть на предприятии и свои скульпторы. Будут рады с вами
познакомиться, Андрей Петрович. Ну да мы далеко ушли от цели нашего
посещения, - спохватился Королев. - Отняли у вас столько времени.
- Ничего, ничего. На такие темы времени не жалко. А теперь давайте
осмотрим эскиз всей композиции "Космос".
На какое-то время наступило молчание. Вскоре Сергей Павлович
поинтересовался:
- Какую ракету вы хотите увековечить там, наверху?
- Наверное, ту, первую, что была построена в начале тридцатых годов, -
ответил Файдыш. - История!
- Высота всего обелиска, мне помнится, выше девяноста метров. Подлинная
же гирдовская не достигала я трех. На огромной высоте она окажется слишком
маленькой, невыразительной точкой. Вот вам мой совет. Надо ориентироваться
на первые баллистические ракеты конца сороковых годов. Их высота
пятнадцать-двадцать метров.
- Но это ракеты военного назначения, - возразил Файдыш. - Удобно ли?
- Да, ракеты военные, но оборонного назначения. А на практике долгое
время служили для исследования верхней атмосферы D самых мирных целях. И в
этом врсь смысл. Пусть они напоминают любителям авантюр, что мы имеем на
страже мира ракеты куда мощнее этой - межконтинентальные, способные нести
ядерные боеголовки, но предпочитаем их использовать для мирных исследований.
Вскоре Королев и Тихонравов покинули мастерскую, но Сергей Павлович
постоянно интересовался работой над композицией "Космос", был ее
неофициальным консультантом и всячески помогал советом и делом.
Как-то скульптор пожаловался, что не может заполу-
чить в мастерскую Юрия Гагарина, а без этого невозможно выполнить
горельеф, на котором изображен космонавт .No 1, поднимающийся к подножию
ракеты.
Файдыш обратился к Сергею Павловичу. Через пару дней Юрий Алексеевич
Гагарин открыл дверь мастерской.
Но однажды Сергей Павлович едва не поругался со скульптором, который
тайком, во время визитов Королева в мастерскую, сделал с него несколько
набросков. И на горельефе, изображающем группу ученых, одному из них придал
черты Королева.
Приехав в мастерскую поинтересоваться, как идут дела, Королев увидел
горельеф, остановился напротив "себя". Резко повернулся к Файдышу.
- Это еще что? Это зачем, чтобы не было, чтобы я никогда этого не
видел!
- Сергей Павлович! Я хотел только в сконцентрированном виде передать
облик ученого..
- Чтобы не бы-ло! Вы отступили от утвержденного эскиза. Нельзя.
Прошло две-три минуты в молчании. Королев немного поостыл. И в ответ на
еще одну просьбу скульптора оставить все как есть сказал:
- Вот если когда-нибудь будет создана галерея портретов ученых,
посвятивших себя освоению космического пространства, тогда я - к вашим
услугам.
Советские ученые внимательно следили за американской космической
программой, которая после полета Гагарина явно набирала темпы. Совет главных
конструкторов, С. П. Королев понимали, что американская сторона явно
торопится. Правительству США хотелось как можно быстрее сократить разрыв
между полетами советских космонавтов и началом полетов их астронавтов, хоть
сколько-нибудь восстановить национальный престиж. Первый раз полет Джона
Гленна был назначен на 20 декабря 1961 года. Потом его перенесли на 16
января 1962 года. Несколько раз астронавт садился в кабину. 26 января он
просидел в ней 4 часа 28 минут. И когда до старта осталось всего двадцать
минут, последовала команда:
- Покинуть корабль.
Счастливый для астронавта день настал 20 февраля 1962 года. Но и он
начался не так, как хотелось. Назначенный на 7.30 утра по нью-йоркскому
времени старт
из-за технических неполадок задержали на два с лишним часа. Снова
трепка нервов. К сожалению, не последняя. Гленн держался хладнокровно. В 9
часов 47 минут "Меркурий", набирая скорость, начал подъем. Через несколько
минут астронавт передал на Землю: "Чувствую себя прекрасно. Зрелище
великолепное". Но не успел он завершить первый виток, как корабль по
неизвестным причинам стало слегка побалтывать. Астронавт вынужден был
частично перейти на ручное управление полетом. На мысе Канаверал
забеспокоились, стали подумывать, а не сократить ли количество витков?
Запросили мнение астронавта. Джон Гленн успокоил: "Смогу полностью выполнить
намеченную программу". Через 4 часа 55 минут американский астронавт закончил
трехвит-ковый орбитальный полет и опустился в капсуле корабля в районе
Багамских островов. К нему поспешил находившийся неподалеку эсминец
"Мидуэй". И еще раз не повезло Гленну: поднимаясь из капсулы, он серьезно
поранил руку.
В тот же день Академия наук СССР послала в НАСА поздравительную
телеграмму. Советское правительство в своем приветствии президенту США
расценило успешный полет Д. Гленна как еще один шаг в освоении космоса,
поздравило по этому случаю американский народ и астронавта, высказало
пожелание, чтобы обе страны объединили усилия для освоения космоса, а
научные достижения шли бы на благо человека, а не использовались в целях
"холодной войны" и гонки вооружений.
...В анналах истории космонавтики появились три даты: 12 апреля 1961
года - Ю. Гагарин, 6 августа 1961 года - Г. Титов, 20 февраля 1962 года - Д.
Гленн. 108 минут, 25 часов и 4 часа 55 минут.
Наступила пора сделать следующий шаг.
В марте 1962 года С. П. Королев собрал расширенное заседание,
посвященное обсуждению программы очередного полета. Большинство ученых,
специалистов и космонавтов понимали, что готовящийся эксперимент явится
принципиально новым. Но в чем его новизна?
Открывая совещание, Главный конструктор сказал, что опыт, добытый в
двух первых полетах в космос с участием присутствующих здесь ученых и
специалистов, космонавтов Юрия Гагарина и Германа Титова, позволяет перейти
от одиночных путешествий к новым, групповым полетам по орбите.
- Считаю целесообразным запустить поочередно два
корабля "Восток-3" и "Восток-4", - предложил С. П. Королев. - Причем
вывести их на орбиту с такой точностью, чтобы они оказались в
непосредственной близости друг от друга. Для осуществления этой идеи
необходимо трех-четырехсуточное пребывание людей в космосе.
Даже ближайшие сотрудники Главного не ожидали от него предложения столь
неожиданного и смелого. В кабинете наступила настороженная тишина. Все
замолчали, ждали, что Главный скажет дальше, чем он обоснует необходимость
столь крупного шага. Многие мысленно готовились к тому, что третий полет
займет двое суток, и тем более совсем не думали об одновременном полете двух
кораблей, да еще на близких орбитах.
- Конечно, нужна строгая последовательность и обоснованность каждого
нового шага, - не смутившись холодным приемом своего предложения, продолжал
Королев. - Но разве мы с вами всему атому уделяем мало сил и времени,
тщательно готовя каждый полет?
- Не слишком ли смело? - не выдержал- К. Д. Бу-шуев.
Главный конструктор поднялся из-за стола, окинул взглядом
присутствующих, потом остановился и твердо, как о давно решенном, сообщил:
- Мы бы не шли, Константин Давыдович, вперед, если бы не решались на
смелые шаги в неизвестное, - и добавил: - Разумеется, каждый такой шаг
следует готовить очень продуманно. Во имя чего этот эксперимент, спросите
вы? Отвечу: не за горами стыковка двух и больше летательных аппаратов в
единый комплекс.
С. П. Королев обстоятельно изложил перед собравшимися цели и задачи
предстоящего эксперимента. Первое - отработка техники корабля в условиях
многосуточного полета. Второе - отработка всех средств, обеспечивающих
выведение второго корабля на орбиту в непосредственную близость к уже
летающему "Восто-ку-3". К третьей задаче Главный отнес установление
непосредственной радиосвязи между двумя кораблями при полете на различном
расстоянии друг от друга.
- Весьма важно наземным службам накопить опыт по управлению полетом
сразу двух кораблей, находящихся на близких орбитах. Кроме того, космонавтам
во время полета в интересах наблюдения за соседним кораблем, поверхностью
Земли, небесными телами надлежит провести многократную ориентацию своих
летательных аппаратов с помощью ручного управления. На заранее
определенных витках космонавты отсоединятся от привязной системы,
удерживающей их в креслах, в свободно поплавают в кабине в пределах часа.
Это поможет точнее определить, в какой мере состояние невесомости влияет на
ориентацию человека в пространстве, на перемещения и так далее. Командирам
полезно обменяться в космосе друг с другом сведениями об обстановке, о
работе аппаратуры, сравнить результаты наблюдений. Наступит день, когда в
космосе будут летать космические эскадрильи, согласовывая между собой все
действия. - Сергей Павлович остановился, внимательно оглядел присутствующих.
- Повторяю, не за горами решение и другой важнейшей технической задачи -
соединение или стыковка кораблей. Выполнив ее, мы сможем создавать крупные
орбитальные станции, которые станут служить для исследовательских целей и
одновременно быть своеобразными пристанями космических кораблей. Все это
позволит намного раздвинуть границы космоплавания. Одна из ступеней, ведущих
к осуществлению этой идеи, - одновременный полет двух кораблей, - закончил
свое выступление Главный конструктор.
И опять никто не проронил ни слова.
- Прошу высказывать мнения, - обратился Королев к присутствующим.
- Может быть, не стоит торопиться, Сергей Павлович? Все в мире признали
наш космический приоритет. Мы не имеем права рисковать. Надо постепенно
накапливать новые данные о возможностях человеческого организма. Я - за
двух-трехсуточный полет, не более, - твердо сказал Н. П. Каманин.
- Не имеем права рисковать, но и не имеем права слишком долго ждать, -
парировал Сергей Павлович. - Нет ничего страшнее застоя.
- Так-то так, но сразу многосуточный полет - не советую. Нам пока не по
силам. Опыт управления полетом из кабины корабля еще недостаточен. Лучше
запустить один корабль на несколько суток, - засомневался М. К. Тихонравов.
Сергей Павлович бросил на него быстрый удивленный взгляд.
- Разрешите мне, - слово взял физиолог О. Г. Га-зенко. - Думается, что
"сутки" Титова дают нам право сделать и новый шаг. Мы продолжим изучение
влияния невесомости на организм человека за время, равное трем-четырем
суткам. Получим дополнительные данные,
в какой мере это явление воздействует на работоспособность человека.
Кроме того, каждый новый полет - это прежде всего иная человеческая
индивидуальность. Нам необходим набор статистики в этом плане, чтобы выявить
какие-то закономерности. Это крайне необходимо для дальнейшего развития
космонавтики, определения методов подготовки космонавтов к жизни и работе
вне Земли.
- Я внимательно выслушал все "за" и "против", - заключил Королев. -
Сделаем так: прошу представителей "монтекки" и "капулетти" не обнажать шпаг,
а сесть за "круглый стол", проработать все варианты. - Взглянув на своего
заместителя К. Д. Бушуева, добавил: - За вами, Константин Давыдович, "сбор
враждующих" дворов и окончательный вариант будущего эксперимента. Да, кто
там у нас наиболее вероятные претенденты на следующий полет?
- Андриян Николаев и Павел Попович, - ответил Е. А. Карпов,
руководитель Центра подготовки космонавтов.
- Надо их обязательно послушать. Им лететь. - Королев повернулся в
сторону космонавтов, взглянул на них и предложил: - Вот и давайте узнаем их
мнение.
Первым поднялся темноголовый, кареглазый капитан, летчик-истребитель,
сын крестьянина из Чувашии, лесник по первой профессии Андриян Григорьевич
Николаев. Он старше Гагарина на пять, а Титова на шесть лет, и только Павел
Попович моложе его на год. Для военных летчиков разница в возрасте в
пять-шесть лет - дело немалое.
Многие из присутствующих знали малоразговорчивого летчика как дублера
Германа Титова, знали невозмутимый характер Николаева, его любимое
выражение: "Главное - спокойствие".
Ученые слышали о таком случае из биографии Ан-дрияна Николаева. Однажды
двигатель легкокрылого МИГа, на котором летал Николаев, заглох. Попытка
запустить его результатов не дала.
- Немедленно оставить машину! - раздалась команда руководителя полета.
В ответ прозвучало:
- Главное - спокойствие.
- Не дотянешь до летной полосы.
- Сажать буду в поле.
И посадил. А через несколько дней молодой летчик
получил именные часы. В приказе отмечалось: "За мужество и
самообладание при создавшейся в полете сложной воздушной обстановке
наградить лейтенанта Николаева Андрияна Григорьевича ценным подарком -
наручными часами "Победа".
- Много говорить не люблю и не буду, - чуть окая, сказал летчик. -
Задание, если мне доверят участвовать в полете, о котором говорил Сергей
Павлович, постараюсь выполнить. Чувствую себя отлично. Подготовлен неплохо.
Сергею Павловичу понравился ответ. Лицо его посветлело. Он взглянул на
Поповича - коренастого, светловолосого украинца с голубыми глазами.
Весельчак и песенник, трудолюбивый и упорный Попович успел окончить
ремесленное училище и получить профессию столяра, потом Магнитогорский
индустриальный техникум, стал строителем. Увлекся авиацией, с отличием
окончил местный аэроклуб, а затем училище летчиков. Летал на самых
современных машинах.
- Пожалуйста, слушаем вас, Павел Романович, - обратился Главный к
летчику.
- Чувствую себя так же хорошо, как и Николаев. Морально и физически к
космическому полету готов, и если мне посчастливится принять участие в нем,
сделаю все, что в моих силах, чтобы задание выполнить. Мое отношение к
проекту? Полет очень интересный и нужный. Что касается готовности к нему, то
убежден, что каждый из нас вполне подготовлен. - Космонавт интонацией
выделил слово "вполне". - Считаю, что справлюсь с четырехсуточной работой в
космосе.
- Ничего иного от космонавтов я и не рассчитывал услышать, -
резюмировал Королев. - Ракеты-носители уже есть, корабли проходят последние
наземные испытания, летчики готовы к полету. Чего ждать? Надо шагать вперед.
Закончив совещание, Сергей Павлович почувствовал легкое недомогание.
"Что-то сердце "застучало"? Все вроде в порядке. Меня поддерживают. Я думаю,
Государственная комиссия согласится на групповой полет. Но что же так плохо?
Где мой валидол? - Он положил под язык таблетку, подержал несколько минут. -
Видно, правду говорят: "Гром не грянет, мужик не перекрестится". Снял
телефонную трубку, попросил соединить с приборным отделом.
- Анатолий Григорьевич? Однофамилец мой дорогой,
вы не могли бы мне доложить, как там с проектом высокой медицины?
Готовы сообщить и даже показать? Вот как? - заинтересовался Королев. -
Заходите. Жду.
Минут через пятнадцать в комнату вошел инженер-приборист Анатолий
Григорьевич Королев. Сергей Павлович встал, пожал ему руку и признался, что
сердце что-то побаливает: "Вот и вспомнил о вас - "сердечниках".
Инженер выложил на стол продолговатый грушевидный предмет с трубками.
- Что это у вас за орудие пытки? - взглянув на предмет, пошутил
Королев.
- Образец искусственного сердца ИС. Королев взял прибор, взвесил на
ладони.
- Тяжеловат. Не меньше килограмма. Почти в три раза больше
человеческого.
Главный подробно расспросил о возможностях искусственного сердца, о
реальных сроках применения.
- Прибор еще не отработан и тем более еще окончательно не испытан. В
действии я его поэтому показать не могу, - ответил инженер.
- Жаль, - сухо заметил Сергей Павлович. - Чем могу помочь?
- У меня с собой перечень оборудования, необходимого для проведения
испытаний у медиков. Правда, - Анатолий Григорьевич замялся, - здесь много
импортных...
- Давайте. - И Главный размашисто подписал список требуемых приборов. -
О результатах информируйте. Понадобится помощь - обращайтесь.
11 августа 1962 года начался новый космический эксперимент - групповой
полет двух кораблей. Первым стартовал "Восток-3" с командиром Андрияном
Николаевым. Павел Попович на "Востоке-4" присоединился к нему через сутки.
Корабли, как и намечалось, вышли на близкие траектории, и космонавты сразу
же установили между собой радиосвязь.
На командно-измерительном пункте космодрома, помимо дежурной смены
специалистов, круглые сутки находился кто-либо из медиков. Врачи незримо
"присутствовали" в кабине кораблей. Приборы работали безотказно: они
регистрировали биотоки мозга, изменения в
электропроводимости кожи, нервно-психическое состояние пилота, его
общее самочувствие.
По нескольку раз в день к медикам заходил Главный конструктор.
Знакомился с общими данными о полете, вызывал на связь то Андрияна
Николаева, то Павла Поповича. Королев хотел знать, как переносят космонавты
длительную невесомость и как пройдет первый запланированный эксперимент -
свободное плавание в кабине корабля.
Больше всего опасались, что космонавт, отвязавшись, потом не сможет
возвратиться в кресло, в котором размещены катапульта и парашютная система.
Это означало бы, что ему не удастся покинуть спускаемый аппарат, а значит, и
приземлиться на индивидуальном парашюте. Посадка же в кабине корабля могла
быть довольно жесткой и небезопасной для человека.
Первым свободное плавание на борту "Востока" совершил Андриян Николаев.
Оно началось на пятом витке и продолжалось около часа. С. П. Королев и
другие члены Госкомиссии неотлучно наблюдали за происходящим в корабле через
экран телевизионной установки. Впервые и миллионы людей планеты благодаря
телевидению смогли наблюдать "космические будни" человека, летящего в
корабле со скоростью почти восемь километров в секунду, видеть своими
глазами "проявление" невесомости, как бы непосредственно участвовать в
небывалом исследовании.
В конце запланированного времени Николаев благополучно вернулся в
кресло, закрепил привязную систему, записал свои ощущения в бортовой журнал.
Только после этого передал на Землю: "Удивительно приятное ощущение. Ни с
чем не сравнимое состояние тела и души. Ничего не весишь, ни на что не
опираешься. Но делать можно все. Мозг работает четко и ясно. Все движения
координированы. И зрение, и слух - все в норме. Нарушений вестибулярного
аппарата не ощущал".
С. П. Королев, выслушав доклад из космоса, не утерпел, сказал стоящим
возле него медикам:
- Не так страшна невесомость, как ее малюют.
- Не будем торопиться с выводами, - охладил Главного В. И. Яздовскпй. -
Но, вероятно, пошли на пользу специальные тренировки вестибулярного
аппарата. Из полета Титова мы извлекли урок. Не скрою: выход Николаева из
кресла вызывает чувство оптимизма и у меня.
26 А. романов 401
Но невесомость все еще загадка, вернее, не она сама, а ее воздействие
на организм человека в целом.
- Да, конечно, - согласился Сергей Павлович. - Боюсь, что пока
невесомость для нас главный противник. Это понятно. С земной гравитацией
человек родился, под ее влиянием формировался не только он - высшее
существо, а и все живое на Земле, да и только ли живое... Значит, в корабле
человек может свободно плавать? - сказал после раздумий Королев. - А ведь
это утверждал еще Циолковский. Вот мы и подтвердили его научную догадку.
Идем по дороге, проложенной гениальной мыслью Константина Эдуардовича. Я
уверен, что долго-долго еще его идеи будут для нас путеводной звездой.
Внезапно в голове у Королева зародилась дерзкая мысль, которая словно
искра уже давно то появлялась, то исчезала в его раздумьях о будущем
космонавтики.
- Как вы думаете, Владимир Иванович, - спросил Главный Яздовского, - а
вне корабля, в открытом космосе, человек так же будет себя чувствовать, как
Николаев?
- Наверное. Разницы между невесомостью нет. И в корабле и вне его она
одна и Та же. Но вот солнце, вакуум и главное - психика... как разум
отреагирует на бездну... Не простая это штука.
- Надо просить КБ подумать о новых скафандрах, - как бы сам себе сказал
Королев. - И посоветоваться с психологами. Пора.
- Вы что, хотите следующий эксперимент?.. - крайне удивился Яздовский.
- Нет, не следующий, - ответил Главный. - "Восток" для этих целей не
годится. Из него можно только высунуться в открытый космос. Кажется, так
намереваются поступить американцы. Это нам ничего не даст. Я думаю о
свободном парении за бортом корабля. - Внезапно, оборвав себя, успокоил
Яздовского: - Торопиться, конечно, не будем. Но медлить нам тоже негоже.
При очередном вечернем сеансе связи Королев снова вызвал Андрияна
Николаева. Он хотел приятную информацию выслушать еще раз, да и узнать о
самочувствии после титовских "роковых" шестого и седьмого витков. Именно
после них космонавт-2 почувствовал известный дискомфорт - укачивание.
Сергей Павлович думал: "Повторится ли подобное в этот раз? Может, это
индивидуальная особенность Титова? В какой мере усиленные тренировки
вестибулярного
аппарата последующих космонавтов помогают им преодолеть "морскую
болезнь"?
- Я - "Заря". Как слышите меня? - начал традиционно С. П. Королев.
Услышав негромкий голос Андрияна, спросил о главном: - Как переносите
невесомость?
Разумно осторожный космонавт-3 успокоил Сергея Павловича, сообщил ему,
что "закончил уже восьмой виток, а неприятных ощущений не наблюдал". А потом
добавил:
- Резких движений много не делал, старался все делать плавно. Как
учили, "Заря".
- Спасибо, - поблагодарил Королев и добавил, что наблюдает Николаева на
экране телевизора. - Вид мне ваш нравится. Желаю вам доброго полета!
Так же успешно провел опыт по свободному плаванию в корабле и
космонавт-4 Павел Попович. Это ободрило С. П. Королева. Но осталось все же в
душе и небольшое сомнение. Нет, не в технике. В технике и на этот раз
Главный конструктор не сомневался. А вот длительная невесомость? Сергей
Павлович все время держал в поле зрения данные телеметрии, поступающие из