Русый Игорь. Время надежд (Книга 1)

   - А хорошие у вас кони? - спросил Солодяжников.
   - Выбраковки. На них далеко не уедешь. Были б хорошие, немец рази оставит? А я тоже слаб здоровьем.
   В грудях ноет и колени трясутся... если девки рядом.
   - Ну-ка, дружок, веди нас, - заговорил Солодяжников. - Это хозяйство покажешь.
   - При полном нашем удовольствии. Село тихое, на отшибе. Хлеба пан директор зараз выдаст. А село прозывается Дубравки. Будто еще гетман здесь дубы садил, - разъяснил Митька.
   Солодяжников послал вперед Лютикова и двух курсантов, а за ними двинулся весь отряд.
   - Так вы чьи... с окружения? - интересовался Митька. - Цельный полк, что ли, вас?
   - Шагай, шагай, - сказал Крошка. - Показывай, где этот ваш директор.
   Село примыкало к лесу.
   - Гля, бабоньки, войско идет! - крикнула, навалившись на плетень, рябая простоволосая молодка с черными глазами.
   - Жарь цыплаков, Ульяна, - отозвался Митька. - Жениха найдешь. Тут все хлопцы герои жуткие.
   Курсанты подтянулись, шли ровным строем.
   - Вон под железной крышей... Там и есть управа, - говорил Митька. - Пан директор токо бы не убег. Напугается еще. А ключики от амбара у него.
   Должно быть, услыхав шум, на крыльцо выбежал невысокий человек без сапог, в помятом чесучовом костюме, с расплывшимся, болезненным лицом. Он сразу попятился, как-то затравленно вытянув голову.
   - Стой! - приказал Крошка.
   - Чего? Чего надо?..
   - До вас, пан директор, - Митька опять сдернул свою кепочку. - Насчет сала и хлеба люди интересуются.
   - Нэма сала и хлеба! Откуда возьму? - кадык его дергался, словно "пан директор" никак не мог что-то проглотить.
   - А в каморке, пан директор? - Митька вытянул губы, даже засветился весь от радости, что может оказать услугу и напомнить, где хранятся продукты. - Сала там две бочки, муки шестнадцать кулей.
   - Не мое это! - директор злобно глянул на Митьку. - Все сдать приказано. Уходите подобру. Немцы вот заедут.
   - Ну и фармазон! - возмутился Лютиков.
   - Вы уйдете, а они здесь. Поставки с каждого дома!
   Солодяжников молчал, покусывая губу.
   - Шлепнуть бы его, - сказал Крошка.
   - Стойте, стойте, хлопцы! - закричал Митька. - Рази можно так? У нас до пана директора вопросики есть. Мы насчет его кумекали...
   - Кто "мы"? - обернулся Солодяжников.
   - А люди, - Митька хитро прищурился. - Вас-то еще ночью заметили, да сперва хотели узнать. И харчи дадим в обмен за немецкие винтовки. У вас лишние имеются.
   - Что же ты дурачком прикидывался?
   - Ас дураков меньше спрос. Так поладим? - уже деловито осведомился Митька. - Зачем вам лишний груз? К немецким винтовкам и патроны достать сподручней...
   - Поладим, - усмехнулся Солодяжников. - Командир у вас тоже есть?
   - Народу в лесу много, - неопределенно ответил Митька и тут же пообещал, что один интересный дядька скоро будет здесь.
   Солодяжников приказал выставить на окраине села часовых, а директора арестовать.
   - Познакомимся с этим дядькой, - сказал он Андрею. - и бойцы часок отдохнут.
   "Интересный дядька" подошел через несколько минут. С черной бородой, укрывшей половину лица, весь какой-то волосатый, он напоминал замшелое, крепкое, низкорослое дерево, вросшее в землю двумя толстыми, короткими стволами. И топор за поясом торчал, словно обрубленный сук.
   - Это Егорыч, - сказал Митька.
   - Здравствуйте, Егорыч! - кивнул Солодяжников.
   - И вы будьте здравы, - чуть колыхнув бородой, пробасил он. Маленькие глаза из-под нависших бровей внимательно ощупывали ротного, Андрея и курсантов, то ли с радушием, то ли с усмешкой.
   - На войне без здоровья далеко не убегешь. А вам ишо сколь бегать, кто знает? Всю Россию сдавать немцу хотите, что ли?
   - Надо понимать, - возразил Солодяжников. - Отступление часто предусматривается стратегическим замыслом...
   Митька слушал, приоткрыв рот, а Егорыч тем же непонятным взглядом смотрел то на директора, сидевшего под охраной Лютикова, то на Солодяжникова.
   - Может, оно и стратегией зовется, - проговорил он, - а я по себе знаю... чего бабе ни скажешь, когда на рассвете лишь домой заявишься...
   - Да поймите! - ответил Солодяжников, уже горячась и пощипывая свой нос. - Дело идет против силы, захватившей Европу.
   - Ну ладно, - согласился Егорыч. - Коль винтовочки обещаете, и на том спасибо. Еще бы хлопца знающего отрядили, покомандовать маленько... Листки вот бросали, чтоб которые из окружения не шли на восток.
   Своя земля-то. - Он снова поглядел на директора: - Что, кум? Эко тебя колотит от страха. А громчей всех на собраниях выступал. Самый что ни есть правильный был и для начальства удобный. Теперь еще выше, значит, должность имеешь. Директорствуешь?
   - А что я? - проговорил тот. - Я же для людей...
   И назначили меня!
   - Легкое, оно завсегда наверх плывет, - кивнул Егорыч. - Такова в ем порода... Вот и порешили люди, что висеть тебе на дубу.
   - Какие люди? - злобно выкрикнул директор. - Нет у вас такого права!
   - Народ порешил, обчим судом... Коровенок ты не дал в лес увести - раз, - Егорыч стал загибать огрубелые пальцы. - На прошлой неделе зашел боец раненый, а ты его сдал - два. Обираешь людей, чтоб выслужиться, - три. Не можно тебе доле ходить по земле, кум.
   Суд и порешил.
   - Какой суд?.. За что?.. Я для всех...
   Подошли еще два мужика. У одного из них в руках была грязная веревка. И, увидев эту веревку, директор повалился на крыльцо, тонко завыл, мотая головой.
   - Звиняйте, - повернулся Егорыч к Солодяжникову. - Это дело мы аккурат на сегодня назначили, а тут вы идете. Враз дело кончим и говорить будем. Народ уж собрался.
   Партизан с веревкой молча завязал петлю, накинул ее на шею директору.
   - Вставай! Не томи людей, - сказал Егорыч.
   Тот не хотел вставать, цепляясь руками за крыльцо.
   - Не имеете права! - выкрикивал он. - Товарищи...
   - Раз надо, значит, надо, - подтолкнул его Лютиков. - Чего ты? Вежливо уговаривают. И эскорта для тебя готова...
   - Это незаконно... Это... За что?
   Двое подхватили упиравшегося директора и уволокли на улицу.
   - Дрянь, конечно, - вздохнул Андрей. - Но...
   - Да, - перебил Солодяжников. - Удивительный тип людей. Служат не делу, а пристраиваются в любой фарватер. Законно или незаконно, спрашиваете? Юриспруденцию, как и всякую науку, создают люди. Общим судом решили, будто новгородское вече. Экая глыбина тронулась... Подумайте, лейтенант. У противника вообще не окажется тыла.
   К Днепру вышли ночью. Вода была черная, неподвижная, и по ней серебристым мостиком тянулась лунная дорога. На песке, у самой воды, лежали трупы, раздутые, почернелые; в темноте они казались бревнами, вынесенными рекой. Ниже по течению вспыхнула, описала дугу, скатилась к горизонту ракета.
   Курсанты торопливо раздевались, увязывали одежду и перешептывались. Без гимнастерок, сапог, оружия теперь многие не узнавали друг друга. Младший лейтенант Крошка, оставленный здесь командовать партизанами, и трое проводников стояли тесной группкой поодаль. Крошка держал в руках немецкий пулемет. Андрею стало жаль младшего лейтенанта, остававшегося здесь, и, чтобы немного облегчить для Крошки минуту расставания, подойдя к нему, сказал:
   - Наверное, скоро опять нас пошлют. Увидимся еще.
   - Отчего ж не увидеться? - ответил Крошка.
   - Будете в наших краях, заходите! - шепотом, но весело проговорил Митька.
   - Насчет связи там обговорите, - добавил Крошка. - Здесь можно целый батальон собрать. Взрывчатку бы еще дали. Это совсем хорошо.
   Тихонько чертыхаясь, Солодяжников прыгал на одной ноге, стягивая узкую штанину. Наконец раздевшись, облегченно вздохнул и, стыдливо закрывая брюками низ живота, позвал:
   - Крошка! Если удастся, перебазируйте Звягина.
   Мальчик ведь он еще.
   - Ясно! - ответил Крошка. - Постараемся.
   То, что Солодяжников говорил ему строго, повелительно, а сам на тоненьких, кривых ножках, узкобедрый, дрожавший от холода, напоминая ощипанного петушка, выглядел действительно крошкой по сравнению с младшим лейтенантом, развеселило Андрея. Он тихо засмеялся. И поняв, чем вызвано это веселье, Солодяжников резко оборвал:
   - Что за смех? Прекратить! Бегом в воду! И вы тут, младший лейтенант, не задерживайтесь.
   - Мы немного задержимся, - скрывая улыбку, возразил Крошка. - Если патруль набредет, огоньком прикроем.
   Лютиков зашел в воду, подняв одной рукой автомат и одежду.
   - Привяжи к голове, - сказал ему Андрей, - легче будет.
   - Я ж Енисей переплывал, - хвастливо отозвался Лютиков. - А это что за река? Воробей не утонет... Двинулись?
   Стоило окунуться, как вода уже не казалась холодной. Чернота ее раздалась, матово просвечивали белые тела. Лунная дорожка блестела, как усыпанная раздавленным стеклом мостовая. И по ней круглыми поплавками двигались головы.
   Уже на середине реки, где ходили легкие волны, отфыркиваясь, Лютиков проговорил:
   - Гран мерси. Житуха!
   Солодяжников плыл рядом.
   - Должны бы заметить наши, - сказал он.
   - Блаженствуют черти... - отозвался Лютиков. - Спят. Ну и мы отоспимся...
   Берег позади казался черным, изломанным массивом среди воды и неба. И эта чернота хлопком выдавила яркую ракету. Смутно обозначились головы плывущих, а затем высветились два силуэта в немецких касках у берега, и сразу там застучали автоматы.
   - Э-эх! - пробормотал Лютиков и, выпустив из руки одежду, бурля ногами воду, чтобы удержаться на поверхности, вскинул автомат и длинной очередью как бы повалил эти силуэты. Ракета, шипя, угасла. В загустевшей тьме на берегу, отдаваясь эхом по реке, шла перестрелка. Гулко бил пулемет Крошки, рассыпалась дробь немецких автоматов. Несколько пуль шлепнулись, точно лягушки, в воду близко от Андрея. Плывший впереди курсант нырнул, остальные быстрее замахали руками.
   - Стой! Кто идет? - донеслось с кручи берега.
   - Свои, свои! - откликались курсанты.
   - Стрелять буду, ложись!
   - А в морду не хошь? Я те дам стрелять! Я те... - кто-то из курсантов длинно и смачно выругался.
   - Ей-богу, свои! - обрадовались там, и прежний голос добавил: Подходи!..
   В неглубоком окопчике, под кустом сидели два бойца. Один пожилой, с усами, второй - белобрысый, юный. Его каска, полная густого пшенника, лежала на бруствере.
   - Э-э, да вас много! - удивился он. - Вон сколько...
   Из окружения, что ль?
   - Ходили туда, - пояснил Андрей.
   - Ишь чего... Мы-то думали, опять его разведка.
   А потом, как стрелять зачали, успокоились.
   Курсанты прыгали, толкая друг друга, чтобы согреться, выкручивали мокрые гимнастерки и брюки, надевали их на себя. Только Лютиков, совершенно голый, поджав одну ногу, с автоматом на груди, растерянно поглядывал вокруг.
   - Вот гад, - бормотал он. - Из-за него все утопил...
   - Возьми хоть мою гимнастерку, - предложил Андрей.
   - Что толку? Она ж мне лишь до пупа.
   - Не шумите, ребятки, - просил усатый боец. - Дома, что ли? Так горланите. Вот зачнет сюда пулять минами.
   На другой стороне Днепра еще потрескивали автоматы, но уже где-то в отдалении.
   "Лес прочесывают, - догадался по удалявшимся звукам выстрелов Андрей. Крошка, значит, ушел".
   Усатый боец вытащил из окопа и бросил Лютикову плащ-палатку.
   - Обернись, малый... Хозяина убило вчера, значит, лишняя стала. А нагишом-то как идти?
   Солодяжников, уже одетый, подошел, застегивая пряжки ремней:
   - Вас что же, тут лишь двое?
   - Зачем? - привстал усатый. - Редко сидим
   - Скучно.
   - Разве тут заскучаешь? - сказал молодой боец. - Котелки и то осколками побило. Днем-то из минометов шпарят. А ночью либо наши, либо он переправу устроят.
   - В гости, значит, ходят?
   - Еще как! - подтвердил боец, стараясь, видимо, убедить незнакомого командира, что им вовсе тут не скучно. - Дня три назад было, подале от нас. Разведка его приползла. И наши-то не углядели Двое тоже было... Одного забрали. А другого прикладом стукнули.
   Тащить, видно, не схотели Портки скинули... сигару вставили и ушли. А тот очухался, хвать - сигара торчит... из неположенного места.
   - И что? - поинтересовался Солодяжников.
   - А ничего, - засмеялся боец. - Скурили. Чего добру пропадать! Табачок ядреный.
   Усатый боец, воспринимавший эту историю, судя по всему, иначе, без юмора, даже не улыбнулся и озабоченно поглядывал на другой берег Днепра.
   - Могут и вас утащить, - сказал Андрей.
   - Не... Мы теперь приспособились. Капитан у нас головастый. Додумался в песок натыкать гранат, а веревочки - сюда. Потянешь - и от разведки мокрота будет.
   - Вот начнет мины кидать, - сказал усатый боец. - Шли бы к селу. На селе и капитана застанете. Он, как есть, все обскажет.
   - Пошли, - приказал Андрею Солодяжников.
   XII
   Сразу за кустами, росшими по крутому берегу Днепра, начиналось поле, изрытое мелкими, но широкими воронками. Хлеба здесь убрали. Лютиков, кутаясь в плащ-палатку, осторожно ступал босыми ногами по колкому жнивью. Курсанты добродушно подшучивали над ним:
   - Школу танцев пройдешь... И воздушные ванны медицина одобряет... Лютиков, мы скажем, что ты балерина...
   - Не балерина, темнота, - отозвался Лютиков. - Грация!.. Такие красотки нагишом бегали... Мне только ботинки жалко. Сорок пятый размер, где найдешь?
   Но чем ближе подходили к селу, тем больше лицо его выражало беспокойство.
   Курсанты смеялись:
   - Лютиков, мотню застегни, чтоб в обморок бабы не попадали .. Каску навесь...
   - Гы, гы! - огрызался Лютиков. - А когда ракета повисла, не гоготали.
   Начинало светать. В крайней мазанке окна были выбиты, глиняные стены исковыряны осколками.
   - Незачем всей ротой идти, - обернулся к Андрею Солодяжников. - Вид у нас аховый. Добегите, лейтенант. Спросите хоть, где штаб этой дивизии?
   За третьей мазанкой Андрей увидел кухню. Повар в белом грязном фартуке, сидя на опрокинутом ведре, чистил картошку.
   Около этого дома ходил часовой.
   - Почему не окликаете? - спросил Андрей.
   И тот вдруг, щелкнув затвором, крикнул:
   - Стой!
   - Ну вот, - засмеялся Андрей. - Где комбат?
   - Спят! - ответил боец. - Приказали не тревожить.
   - А другие командиры?
   - Спят... Целую ночь по окопам лазили. У нас так...
   У нас командиров-то на батальон трое осталось...
   Из хатки, нагибаясь под притолокой, вышел человек без гимнастерки, обеими руками тиская заспанное лицо. Андрей даже растерялся, узнав капитана Самсонова.
   - В чем дело? - спросил тот и, взглянув на Андрея, чуть присел - Ба, лейтенант!.. Где тебя носило?
   Не ты на берегу шумел?
   - Мы, - кивнул Андрей.
   - Вот это встреча! А?.. Я же сказал - увидимся!
   Жив-здоров? Ну входи, гостем будешь!
   - Нас много, целая рота, - сказал Андрей - Бродили в тылах противника.
   - Целой ротой по тылам? Лихо! Постой, а тот маленький старший лейтенант... И он здесь?
   - Здесь, - улыбнулся Андрей, вспомнив, как отчитывал Солодяжников капитана.
   - Вот не знал, - удрученно всплеснул руками Самсонов. - Я бы его заставил попрыгать на берегу. Мне с КП звонили, докладывали: окруженцы выходят.
   - А мы лишь двух бойцов там видели.
   - Эх, - мрачнея, вздохнул капитан, - дивизия на этом участке стояла, а теперь один батальон. Где-то севернее прорыв, и дивизию туда бросили. Вот какие дела! Ну, давай заходи, чего стоишь?
   - Я лишь на минутку, - проговорил Андрей, входя за ним в хатку. Глиняный пол был чисто выметен, на окнах висели занавески, а в углу спал кто-то, накрывшись шинелью.
   - Мой начштаба, - кивнул Самсонов. - Первый раз на этой неделе уснул. Рассказывай, как живешь?
   - На войне, как на войне, - ответил Андрей.
   - Да, - хлопнул его по плечу Самсонов. - И надо выпить за встречу! Тут, понимаешь, фрицы у меня бойца утащили. Я рассвирепел из в следующую ночь переправился, двух Гансов цапнул... Записку оставил, что был капитан Самсонов. Ну и трофей прихватил, - он взял со стола флягу, обшитую желтым сукном. - Коньяк... Ей-богу, рад тебя видеть, философ! А главное, что ты жив. И еще один человек будет рад тебя видеть!
   Он тихонько стукнул пальцем в дверь каморки и позвал:
   - Нина, ты спишь?
   Дверь тут же открылась. Нина Владимировна шагнула навстречу Андрею. Солдатская гимнастерка и зеленая юбка обтягивали ее похудевшую фигуру, волосы были коротко подстрижены, и она точно помолодела.
   - Наверное, забыли меня? - спросил Андрей.
   - Что вы?.. С Ольгой много говорили про вас.
   - Она здесь? - вырвалось у Андрея.
   - Нет, - понимающе улыбнулась Нина Владимировна - Еще тогда говорили... Хорошая девушка.
   - Наверное... Мне как-то все равно, - сказал Андрей, наклоняя голову и чувствуя, как румянец заливает щеки.
   - Как это все равно?! - теперь возмущенно проговорил Самсонов - Когда человеку все равно, и жить не стоит... Давай рассказывай, как там.
   - Обычно... Штаб вашей дивизии где?
   - Ты погоди про штаб... Нина, так мы?.. - Самсонов тряхнул флягой и замолчал, перехватив ее укоризненный взгляд.
   - Лейтенант, кажется, не пьет, - сказала она.
   - Человек Днепр переплывал. И за встречу надо, - просительно уже заговорил Самсонов.
   - Может быть, вы действительно замерзли? - спросила она, взяв из рук Самсонова флягу.
   - Нет, спасибо, - удивляясь ее власти над отчаянным капитаном, сказал Андрей. - Я только хотел узнать, где штаб дивизии. Меня ведь ждут.
   - Так хоть позавтракай. Роту заодно прикажу накормить. Пусть и этот сморчок, этот недомерок...
   - Алексей, - с легкой укоризной тихо проговорила Нина Владимировна. И Андрей опять удивился, как Самсонов покорно изменил тон:
   - Ну, этот старший лейтенант твой пусть завтракает.
   - Нельзя... Торопимся.
   - Ну вот... - огорченно вздохнул Самсонов.
   Андрей попросил у Самсонова какую-нибудь одежду для Лютикова.
   - Найдем. Каптерка у меня рядом, - пообещал тот.
   Когда они вышли, Самсонов проговорил:
   - Что, брат, не ожидал?
   - Не ожидал, - засмеялся Андрей.
   - То-то... Я и сам не ожидал. Это, брат, как весенняя гроза... Пришлось ее зачислить телефонисткой. Любовь на войне по штатному расписанию не предусмотрена. Вот какие дела!.. Эх, жаль, что мы с тобой не выпили... Знаешь, отчего бог сперва мастерил Адама и затем Еву? Чтоб работать советами не мешала! Ну, ладно, выпьем в другой раз. Вот обстановка у нас здесь, скажу тебе, непонятная. Паршивая обстановка! Дивизия тебе для чего?
   - Узнать, где штаб фронта.
   - Так бы и говорил. Штаб фронта в Киеве.
   XIII
   Возле арки, на которой большими буквами было написано: "Добро пожаловать в Киев", окапывали пушки. Маленький броневичок стоял на дороге. Широкоскулый, высокий, с нависшими черными бровями генерал-майор в помятом кителе, держась рукой за дверцу броневичка, говорил вытянувшемуся перед ним седому полковнику-артиллеристу:
   - За невыполнение прикажу вас расстрелять как изменника. Самовольничать не позволю! Чтобы сегодня же!..
   Длинное тонкое лицо полковника выражало растерянность, его пенсне немного съехало, и надо было поправить, но полковник не решался и только двигал мышцей левой щеки, чтобы оно не упало.
   Затем генерал, взглянув на остановившуюся роту курсантов, на подбежавшего Солодяжникова, хмуро выслушал его и переспросил:
   - Так что вам надо?
   - Штаб фронта, - ответил Солодяжников, держа руку все еще у козырька.
   Генерал подвигал бровями.
   - Документы!
   Проверив документы, он сказал:
   - Штаба фронта нет в Киеве.
   Он сел в броневичок, захлопнув дверцу, и машина покатилась к городу.
   Близкий пригород, тонувший меж садов, был залит солнцем, блестели позолоченные купола древних соборов, но какая-то необычная мертвая тишина висела там. А с юга и с севера доносилась непрерывная канонада.
   - Ну как это понять? - вздохнул полковник. - Дают распоряжение установить пушки. И, с моей точки зрения, правильное распоряжение. Я тороплю всех. .
   А потом делается наоборот. И меня отзывают.
   - Где же искать штаб фронта? - проговорил Солодяжников.
   - Идите на Прилуки, - сказал полковник, - там, я думаю, узнаете... Что-то непонятное творится.
   И, махнув рукой, как бы подчеркивая этим жестом, что творится действительно непонятное, он зашагал к пушкам.
   - Значит, в городе нам делать нечего, - сказал, поворачиваясь к Андрею, Солодяжников. - Только время потеряем. Как думаете, лейтенант?
   Андрея после встречи с капитаном Самсоновым не покидала мысль о том, что люди, взрослея, как будто прикрываются от других какой-то маской и настоящий характер скрывают под ней. И, думая о себе, человек представляет себя иным, чем другие, которые видят лишь ту маску и судят о человеке по ней. И сам Андрей вдруг обнаружил, что говорит и поступает зачастую, исходя из того, как подумают о его словах и оценят поступок другие, а не так, как сказал бы или поступил, будучи предоставлен сам себе... И глядя с этими мыслями на генерала, который только что уехал, Андрей заметил: при всем его грозном виде он был растерян и напуган. Полковник-артиллерист же, с виду растерянный, лишь не мог понять бессмысленного крика, испытывал неудобство за грубость другого, а это и воспринимается порой как слабоволие...
   - Двинемся на Прилуки, - ответил Андрей.
   - Вот еще один интеллигент на войне, - сказал Солодяжников, разворачивая карту, но локтем указав на пушки, где полковник отдавал команды. - Вместо того чтобы быстро выполнить новый приказ, он рассуждает, правильный ли, с его точки зрения, этот приказ... Русский интеллигент обо всем должен иметь собственное мнение.
   - Разве плохо иметь собственное мнение? - стараясь защитить полковника, возразил Андрей. - Вы тоже рассуждаете, даже теперь...
   - А кто говорит, что я из другого теста? - сердито буркнул Солодяжников. - О том и речь идет... И до Прилук больше ста километров. Ну что ж, в дороге какой-нибудь попутный транспорт найдем.
   - И уточним, где штаб фронта, - сказал Андрей.
   - Ро-ота, марш! - прокричал Солодяжников. - Идти вольно. А ну-ка песню!
   Кто-то в переднем ряду запел "Крепка броня...".
   - Не то. Не то, - проговорил Солодяжников и вдруг сам запел тонким голосом потешные солдатские напевки, которые распевали еще гренадеры времен Суворова на дорогах Европы, острыми словечками повергая в ужас и бывалых маркитанток.
   Лютиков, одетый в узкую гимнастерку, в ботинки, которым пришлось отрезать носы, чтобы втиснуть ноги, устроивший из плащ-палатки что-то вроде длинной юбки, приплясывал на ходу, изображая кокетливую девицу, робевшую от нескромных взглядов курсантов.
   - Эх, выспимся нынче, - говорил Иванов, с которым Андрей тогда полз к водокачке. - Эх и выспимся!
   Как, лейтенант, дадут нам хоть сутки?
   - Не меньше трех, - уверенно сказал Андрей.
   И никто не думал, что вместо отдыха придется уже сегодня опять вести тяжелые бои, и многие, кто в эту минуту наслаждается ласковым солнечным теплом, надеясь скоро отоспаться, еще до ночи будут убиты.
   Уже две недели, как танковая армия под командованием генерал-полковника Гудериана, ранее нацеленная на Москву, неожиданно повернув к югу, стремительно двигалась, охватывая полукольцом войска ЮгоЗападного фронта, заходя им на триста километров в тыл А танковые дивизии генерал-полковника Клейсга форсировали Днепр ниже Киева, прорвались к Полтаве и завернули навстречу Гудериану.
   Все резервы командующий Юго-Западным фронтом стянул, чтобы удержать проход для своих армий из намечавшегося котла. Но Ставка еще не давала приказа отходить.
   Полки, удерживающие этот проход, редели под ливневым шквалом снарядов, под ударами танков. Кирпонос распорядился штурмовать колонны танков дальней бомбардировочной авиацией Четырехмоторные неповоротливые самолеты, предназначенные для Иных целей, с оглушительным ревом проносились над землей, сыпали тяжелые бомбы, пулеметным стрекотом отбивались от наседавших "мессершмиттов" и, вспыхивая огромными клубками, падали среди разбитых танков.
   Ожесточение было предельным, казалось, земля и небо полыхают невиданным пожаром...
   И в это утро танковые клещи сомкнулись.
   XIV
   Дым заволакивал горизонт со всех сторон. И позади и левее шагавших по дороге курсантов теперь громыхали пушки. В воздухе появились желтобрюхие "юнкерсы". Они заходили над лесом, пикировали. Казалось, воздух, скрученный взрывами там в жгуты, долетал сюда и медленно раскручивался, наполняя окрестность грохотом. Пыль заслонила солнце.
   - В одно место долбают! - удивлялись курсанты. - Что ж там есть? Полсотни бомбардировщиков одну точку клюют.
   - Аэродром, - взглянув на карту, сказал Андрею Солодяжников. - Но почему севернее такая канонада?
   Роту нагнали и промчались мимо, обдав пылью, штабные машины, а затем грузовики с набитыми мебелью кузовами. Они ехали к аэродрому.
   В той стороне "юнкерсы" уже каруселью летали над самой землей, под облаками вились шесть или семь "мессершмиттов", гоняя маленький тупоносый истребитель. Он был едва виден, но вот от него потянулся дымный шлейф, и, быстро разрастаясь, этот шлейф с огненной точкой впереди скользнул к земле. А с запада подлетала большая группа самолетов, толстых, неуклюжих.
   - Гляди, братцы! - закричали курсанты. - Гляди, парашюты...
   - Это ведь десант! - остановился Солодяжников. - Какая наглость!
   Множество белых куполов, плавно снижавшихся, внесли что-то мирное, спокойное в картину задымленного неба. Андрей невольно как-то ощутил беспомощность, испытанную раньше, когда болтался на стропах, и это чувство было со злым торжеством - каково парашютистам выпрыгивать днем и сколько их мертвыми упадет на землю!
   - Какая наглость! - повторил Солодяжников. - Бегом!..
   Курсанты на бегу сдергивали с плеч винтовки, автоматы.
   Два грузовика, обогнавшие их, стояли на обочине.
   Шоферы вылезли из кабин, поглядывая в ту сторону, где приземлялись десантники и отчетливо слышались уже винтовочные залпы, треск автоматов.
   - Чьи машины? - крикнул Солодяжников. От быстрого бега ротный запыхался, на лбу блестели капли пота.