Страница:
«Ну что же? У него своя работа, а у нас — своя. У него свой долг, а у меня — свой. В конце концов, у него свой приказ, а у меня… »
Он несильно, словно случайно, толкнул прапорщика в грудь. Небольшая проверка «на испуг». Мимо! Парень так же, будто случайно, даже не глядя на Назимова, легко поднял руку и съездил ему по шее.
— Ты видел это? Камера работает? — завизжал покрывшийся пунцовыми пятнами Назимов. Но оператор только пожал плечами.
В лице прапорщика ничего не изменилось, он продолжал стоять на месте с нарочито скучающим взглядом — словно ничего и не произошло, и вообще он здесь ни при чем.
Когда камера заработала, снимать что-то было уже глупо. ОМОНовец не проявлял к Назимову никакого интереса. Всем своим видом он говорил: «И что я здесь делаю? Чего от меня хочет этот сумасшедший? Не понимаю». Он даже не повернул головы в сторону корреспондента, но Назимов прекрасно знал, что парень видит все: ловит боковым зрением любое его малейшее движение, и если он попытается выкинуть еще какой-нибудь фокус, то у прапорщика — в этом сомневаться не приходилось — найдется достойный ответ.
Прошло не более двух минут, и Назимов понял, что должен был бы поблагодарить парня за этот ленивый и легкий шлепок по шее. Если бы ему удалось со съемочной группой пробраться к Башне, то еще неизвестно, смогли бы они вернуться обратно.
Остолбеневший Назимов своими глазами видел, как Башня стала крениться, и от нее во все стороны посыпались осколки облицовочных панелей. Треск и грохот стоял такой, что он с трудом слышал свой голос:
— Снимай! Давай «наезд»! Найди крупный план — кого-нибудь в квартире!
Собственно говоря, он зря кричал: оператор не нуждался в его указаниях, но ведь и Назимов, как старший группы, должен был хоть что-нибудь делать. В основном для того, чтобы сгладить неприятный эпизод с ОМОНовцем.
Когда грохот стих и тряска прекратилась, Назимов долго смотрел на клубы пыли и широкую трещину в асфальте, протянувшуюся вдоль проспекта на добрую сотню метров. Звукооператор потряс его за плечо, и Назимов вздрогнул.
— А? Что?
Он перевел глаза на «ближний фокус» и увидел, как прапорщик улыбнулся — тонко, одними уголками губ. Но опять-таки не ему, а куда-то в пустоту.
«По-хорошему я должен поставить парню пиво… » — подумал он. А потом — с досадой: «Какого черта? Это его работа. Его долг… » Мимолетная обида прошла, осталась только злость — на самого себя.
Он отвернулся от Башни и пошел к машине.
— Пошли подготовим к перегонке. Время еще есть? Запишем комментарий.
Группа вернулась к автобусу, и Назимов принялся поправлять прическу, глядя в тонированное стекло.
Наконец, когда он более или менее остался доволен собой, Назимов бросил оператору:
— Давай! Возьми меня на фоне Башни. Поищем ракурс. Солнце не мешает?
Оператор работал молча, отвечая условными знаками пальцев. Он чуть взмахнул рукой, двигая Назимова влево. Прапорщик тоже немного посторонился, не желая попадать в кадр.
— Так? Нормально?
Он несколько раз проговорил пришедший в голову текст про себя, потом прочистил горло и отрепетировал уже вслух.
— Ну, что там? Скоро они дадут нас в эфир?
Назимов отмотал провод, идущий к микрофону, и аккуратно разложил его на асфальте.
— Я готов. Как выгляжу?
Оператор отставил в сторону левую руку и сложил указательный и большой пальцы в колечко. «О'кей!» В следующую секунду он увидел какую-то тень, бесшумно промелькнувшую позади оператора.
Большой парень на красном мотоцикле ( «Видимо, двигатель не работает, поэтому я ничего не слышал», — успел сообразить Назимов) промчался мимо них, едва успев пригнуться, чтобы не задеть руку оператора.
В первое мгновение Назимову показалось, что сейчас мотоциклист врежется прямо в него и, наверное, довезет до самой Башни на переднем колесе. И не миновать бы ему увлекательной поездки, но мотоциклист, ловко увернувшись, пролетел мимо. Назимов только почувствовал резкий рывок, и микрофон в его руке дернулся вниз.
Покачнувшись, но устояв, Назимов развернулся, глядя вслед удаляющемуся призраку на колесах.
Скучающее выражение мгновенно исчезло с лица прапорщика, он напряженно ловил взгляд офицера ОМОНа, стоявшего чуть поодаль. Офицер поднес ко рту рацию, коротко что-то сообщил, дождался — такого же короткого и четкого — ответа и едва заметно покачал головой. «Держать цепь!»
Прапорщик кивнул и снова стал смотреть перед собой. Он так и не оглянулся на мотоциклиста.
— Снимай! — кричал Назимов, но оператор, похоже, и так знал, что ему делать. Он проводил камерой безумного гонщика и дал «наезд». На кожаной спине, между лопаток, красовалась аляповатая надпись «Ksteen».
— Похоже, сюда подтягиваются все идиоты с Москвы и окрестностей, — проворчал Назимов и посмотрел на микрофон, который по-прежнему сжимал в руке. Из торца черного цилиндра свисал обрывок провода. — Лишь бы аппаратуры хватило…
Он показал попорченное имущество звукооператору.
— Ну? Долго я буду так стоять? Может, ты все-таки принесешь мне другой?
Дорога шла немного под уклон, и Кстин катил вперед, радуясь, что он почти не теряет набранной скорости. Вдали показалась широкая трещина в асфальте. Но насколько широкая? Сумеет ли он ее перескочить? А может, не стоит рисковать? Может, лучше остановить мотоцикл и дальше бежать? До Башни оставалось совсем немного.
Трещина пересекала асфальт под острым углом; Кстин направил движущийся по инерции байк вдоль нее, неуклонно приближаясь к обочине. Он успел оглянуться и увидел, что его никто не преследует. От этого ему стало немножко спокойнее. «Успею!»
В окружившей его тишине ясно слышалось жуткое, тихое шипение оседающей пыли, и сверху доносился размеренный звук, очень напоминавший звонкое бульканье.
Он задрал голову: все было, как на картинке, которую показывал ему психиатр. Башня — и там, наверху, изящный контур вертолета МЧС.
По клубам успокаивавшейся пыли Кстин понял: нижние этажи Башни обрушились; верхние пока целы, но добраться до них… Теперь, если в Башню и можно было проникнуть, то только сверху.
«Правда, она построена как-то по-дурацки… Этот чертов шпиль… » Кстин сомневался, что пилот сможет посадить машину на крышу.
Башня… Она была зловещей и неприступной, как донжон в средневековом замке. И казалось, она делала все, чтобы не отпускать своих жертв.
Кстин неотвратимо приближался к густому облаку. Он не мог миновать его. Плотная завеса перегородила проспект. Он несколько раз глубоко вздохнул и задержал дыхание. Еще несколько секунд — и он с размаху врезался в тугую, почти лишенную воздуха стену.
Из материалов чрезвычайной комиссии.
Пилот сделал все так, как ему приказывали: стоило в воздухе рядом с Башней появиться машине МЧС, как он запросил аварийную посадку. Теперь он сидел, открыв дверцу и свесив ноги на улицу, и угрюмо размышлял над тем, когда (на следующей неделе или чуть позже?) его вызовут на заседание авиационного комитета и лишат лицензии.
Он сдержанно матерился и наблюдал за тем, что творилось на противоположном берегу. Клубы пыли к тому времени уже стали помаленьку оседать. Пилот подумывал, стоит ли сбросить к чертовой матери всю эту сбрую — он имел в виду наушники с ларингом — и пойти в кусты, покурить.
Эта проклятая жара… Эта чудовищная катастрофа… Эти бестолковые команды начальства… Эта нелепая и такая хрупкая человеческая жизнь…
Он, как ни старался, не мог найти в сегодняшнем вечере ни одного положительного момента. Ровным счетом ни одного. Конечно, сигарета вряд ли могла что-нибудь изменить, но, по крайней мере, это будет его личное решение, а не идиотский приказ, прозвучавший в наушниках.
Он протянул руку и в этот момент услышал знакомый голос Самого. Истомин называл его по имени. Правда, он постоянно сбивался с «Владимира» на «Володю», но до «Вовы» дело пока не дошло.
— Владимир! Поднимай машину! Постарайся снять людей с крыши!
Пилот мысленно произнес заготовленную заранее фразу, а потом проглотил ее.
— Кирилл Александрович… Знаете, у меня по вашей милости и так уже проблем хватает!
— Владимир! Это приказ!
— Кирилл Александрович… — внезапно он не выдержал и все же сорвался. — Да какой, на хер, приказ? Что у тебя между ушами? Манная каша? Я тебе что, твою мать, личный Чкалов? Приезжай, садись за рычаги и летай, сколько вздумается!
— Владимир… — пробовал вставить Истомин, но пилот не давал ему сказать ни слова.
— Да не надо меня пугать! Я сам завтра уволюсь! Меня давно уже во Внуково зовут! — про Внуково он придумал прямо сейчас, на ходу, но надо же было как-то осадить этого засранца. «Хозяин! Медиа-магнат, мать его!»
— Володя, я прошу тебя… Там — люди, — пилоту показалось, что голос Истомина дрожит. — Все уже согласовано… МЧС просит нас оказать возможное содействие. Сейчас с тобой будут говорить.
В наушниках послышался другой голос — строгий и уверенный. Почему-то, услышав его, хотелось вытянуться по стойке «смирно».
— Трибунцев! Ты можешь сесть на крышу?
Пилот задумался всего лишь на мгновение.
— Наверное, могу.
— Отставить «наверное»! Здесь и так много… всего. Сможешь или нет?
Пилот собрался.
— Смогу.
— Твоя задача — принять на борт как можно больше людей и опустить в безопасное место. Где находишься?
Пилот объяснил. Голос на том конце помедлил, размышляя.
— Не очень удобно. «Скорые» туда не пробьются. Но по эту сторону еще хуже. Давай всех туда! Как понял?
— Понял вас.
— Скоро прибудет другой вертолет. От «рыцарей дороги». У него та же задача. Вы сможете не мешать друг другу в воздухе?
Пилот временно исключил слово «наверное» из своего лексикона.
— Сможем.
— Удачи, Трибунцев!
— Эй! Послушайте… — пилот замялся. — Вы замолвите за меня словечко перед МАКом? — Он почему-то не сомневался, что голос, который он слышал в наушниках, принадлежит человеку, наделенному большой властью. Конечно, это походило на неуместную торговлю, но если его лишат лицензии, то во Внуково он будет подметать взлетную полосу. Другой работы не найдется.
— Считай, уже замолвил… Трибунцев!
— Да?
— Будь осторожен. С Богом!
— Ага! — пилот обернулся и замахал на сидевших в салоне телевизионщиков: — Выгружайтесь, ребята! Машина идет в парк!
Оба — и оператор, и репортер — с удивлением посмотрели на него.
— Володя…
— От винта! — заорал он. Потянулся к кнопке «START ENGINE» и увидел, как дрожит рука. От возбуждения?
«Ну конечно, черт побери! О таком летном задании можно только мечтать!» Пилот — это не профессия, пилот — это судьба.
Когда-то он хотел летать на сверхзвуковом истребителе. Не получилось. Ну и ладно. Важнее другое: получится ли у него сейчас?
«Конечно, получится».
Он замахал на телевизионщиков.
— Вылезайте, ребята! Приказ Истомина!
Фамилия шефа подействовала лучше, чем заклинание Гарри Поттера. Оператор подхватил камеру и выпрыгнул из салона. За ним следом — репортер. Они вяло трусили подальше от вертолета, а пилот уже нажал на «старт» и запустил двигатель.
Винты побежали по кругу, быстро набирая скорость. Он решил дать двигателю несколько минут, чтобы прогреться. Вертолет не автомобиль, на «подсосе» не поедет.
Минуты тянулись томительно долго, но пилот прекрасно знал, что такое недостаток тяги — в его-то ситуации.
Он поправил наушники и снова услышал голос Истомина.
— Володя… Спасибо тебе, — сказал шеф.
— Да ладно, — снисходительно ответил пилот, даже не удивившись такой неожиданной смене ролей. Некогда было удивляться. — Я еще ничего не сделал.
— Спасибо, — повторил Истомин и отключился.
Пилот собрался. Мысленно представил свои последующие действия. Посмотрел на клубы оседающей пыли и прикинул приблизительное направление ветра (хотя там, наверху, все может быть по-другому).
«Буду заходить с востока. По солнцу».
Солнце, как огромный красный апельсин, висело над ниточкой горизонта. Облаков на небе не было. Пилот прокрутил все в голове в последний раз. Он уже готов был передвинуть рычаг газа и взять ручку на себя, когда вдруг заметил, что по мосту, по направлению к вертолету, бежит странный человек.
Он был серым, за ним развевался тонкий шлейф пыли. Человек бежал, на ходу размазывая пыль по мокрому от пота лицу, теперь оно выглядело как пугающая застывшая маска.
Но больше всего пилоту не нравилось, что он бежал прямо на вертолет. И некому было его остановить.
Тугие воздушные потоки, срывающиеся с блестящих лезвий лопастей, били человека в грудь. Пыль, осевшая на его одежде, разлетелась последним стремительным облаком. Он низко пригнулся и уже практически полз по асфальту — но тем не менее упрямо двигался к намеченной цели.
Пилот посмотрел на датчик температуры. Пора! Он взял ручку на себя, и вертолет, радостно вздрогнув, оторвался от земли.
Человек сделал последний отчаянный рывок (теперь он был совсем близко, и пилот видел, как воздух невидимыми пальцами давит ему на щеки, изменяя черты лица), подпрыгнул и уцепился обеими руками за левую «лыжу».
Машина еле ощутимо наклонилась.
«Идиот!» — выругался пилот. Теперь все откладывалось. Сначала ему нужно избавиться от этого сумасшедшего, а потом уже снова взлетать. Это очень нехорошо. Дурная примета.
Тем временем одержимый подтянулся на тонкой белой трубе полоза, закинул ногу и потянулся к ручке двери.
Пилот решил дождаться, когда он окажется в салоне, а потом уже опустить машину на землю.
Человек распахнул дверь и закинул тело в салон. Он тяжело дышал и не мог произнести ни слова. Но даже если бы он и говорил, все равно его никто бы не услышал: шум двигателя впитал прочие звуки и перемолол в учащенном четырехтактном стрекотании.
Человек принялся расстегивать куртку и доставать что-то из карманов. Он вытащил целую пачку документов и протянул пилоту. Пилот отмахнулся от него, и документы рассыпались по полу, но незнакомцу удалось ухватить нужный и ткнуть им пилоту в лицо. Тот не сумел толком ничего разобрать, недовольно поморщился и показал человеку на наушники. Безумный кивнул и напялил обитые белоснежной тканью наушники на грязную голову.
— Эй, ты! — кричал пилот. — Ты перепутал, парень! Тебе, наверное, нужен троллейбус! Вылезай, пока не поздно! Я лечу в Башню!
Парень кивнул и снова показал удостоверение.
— Я — спасатель! Нам по пути!
Пилот несколько секунд раздумывал, сажать машину или нет.
«В конце концов, он спасатель. В Башне ведь должны быть спасатели. Снизу они уже точно не пройдут».
Он резко взял ручку на себя и направил вертолет к Башне. Пролетел над фермами моста, прочитал удостоверение парня и вышел на связь.
— Внимание всем, кто меня слышит! Я — борт пятьдесят три ноль девять. Получил летное задание — сесть на вертолетной площадке на крыше Башни и принять людей. Имею на борту… — он еще раз глянул в документы, — спасателя Серпуховской бригады МЧС Бурцева Константина Витальевича. Как слышите меня, прием?
В эфире ненадолго повисло молчание. Затем голос диспетчера осторожно спросил:
— Пятьдесят три ноль девять! Что он там делает?
Пилот посмотрел в салонное зеркало. Парень сидел, прижав лицо к стеклу. Пилот пожал плечами.
— Что делает? Работает…
Сева не мог видеть кровь. При одном ее виде ему становилось дурно. Денис похлопал его по плечу.
— Вижу, доктора из тебя не получится… Дамы, а вы?
Света демонстративно отвернулась, давая понять, что осколок, застрявший в спине Истомина-младшего, сейчас волнует ее меньше всего.
— Тысяча благодарностей, любимая. Рад, что я в тебе не ошибся…
Он повернулся к другой девушке, по-прежнему сидевшей на корточках, уткнувшись лицом в колени. Денис опустился перед ней и взял за руку.
— Ларочка… Ну а ты? Больше мне надеяться не на кого…
— А? — она наконец убрала ладони от лица, и только сейчас Денис заметил, какие у нее красивые серо-голубые глаза.
— Ты ведь поможешь мне, правда?
— Я?
Он старался не раздражаться и говорить спокойно.
— Ага. Ты.
— Тебе?
— Солнышко, осталось только спросить: «помогу?» Да. Ты — мне — поможешь?
Лариса кивнула.
— Ну вот и хорошо.
Он убрал полотенце и повернулся к девушке спиной, успев заметить, что у нее снова задрожали губы.
— Ларочка, успокойся…
Он не успел договорить. Света, все время стоявшая рядом, прислушиваясь к их разговору, воскликнула: «Ай! Да ладно!», крепко ухватила его за шею и одним резким движением вытащила осколок.
— На, забирай! — Кусок прочного стекла с острыми углами упал под ноги Дениса.
— Спасибо, прелесть моя! — морщась от боли, сказал Денис. Он почувствовал, как новые струйки потекли по спине, но, похоже, кровотечение было не сильным.
Сева взглянул на осколок, звучно икнул и, глядя прямо перед собой, как лунатик, пошел куда-то в комнату.
— Все нормально, девчонки! Все будет хорошо. Вы такие молодые и красивые, что… — он хотел сказать: «что просто не можете погибнуть», но вовремя осекся. — Что с вами не может ничего случиться. Если не возражаете, я буду все время рядом. Вашей удачи хватит на всех.
По глазам Ларисы Денис понял, что она ему поверила. Наверное, она и впрямь думала, что с ней не может случиться ничего плохого. Света — другое дело. Она громко и презрительно фыркнула.
— Лучше подумай, как открыть эту дверь.
— Не знаю. Сейчас посмотрим. Может быть, что-то изменилось.
Он подошел к двери, дернул ручку и… понял, что действительно что-то изменилось. Она пока не открывалась, но, по крайней мере, слегка сдвинулась с места. Подалась. Она больше не была закрыта на замок, но ее что-то не пускало.
Он провел рукой вдоль косяка и понял, что зазор стал неравномерным. У самого низа он был чуть шире. «Ее заклинило в дверной коробке от удара».
— Сева!
Друг не отзывался. Денис осмотрелся. Рядом не было ничего, кроме пары горных лыж и палок. Он взял одну палку и засунул острие в щель между нижним краем двери и порогом.
— Так! Девчонки! Ну-ка! Навалились все вместе!
Девушки пришли ему на помощь, и дверь медленно, с натужным скрипом, полезла из проема. Она двигалась понемногу — по миллиметру, по сантиметру… Но она все же двигалась.
— Еще чуть-чуть!
Света вскрикнула и запустила ноготки в щель, словно кошка, хватающая добычу.
— Ну же! Еще!
Легкая титановая палка гнулась, но Денис надеялся, что она сломается не раньше, чем они смогут освободиться. В конце концов, есть еще вторая. И ничего еще не потеряно. Надо только хорошенько постараться.
В кармане зазвонил мобильный. «Как всегда, не вовремя. Кто это — фазер или маман?»
Он загадал: если дверь откроется (Денис уже не сомневался, что откроется, — это только вопрос времени) раньше, чем телефон перестанет звонить, значит, все будет хорошо. Все получится…
«Исключая, может быть, „Туарег“».
— Девчонки!! — Противный, натужный скрип и…
— А-а-а!!!
Света и Лариса, не сговариваясь, завизжали так громко, что Денис зажмурился.
— Тише, дамы! Ну что вы? Ведите себя пристойно. — Он пошел в кухню, доставая на ходу телефон. Он не замечал, как сильно дрожит. Перед глазами все поплыло, и одна горячая слеза, сорвавшись, покатилась по щеке.
— Все хорошо, — успокаивал он себя. — А дальше будет еще лучше.
Он нажал кнопку ответа и поднес телефон к уху.
— Да-да! — Денис произнес это низким утробным голосом соблазнителя, никому и никогда он не хотел бы признаться, что на самом деле очень сильно боится.
— Сын! Деня! Слушай меня внимательно! — естественно, это был фазер. И к нему стоило прислушаться. — Где вы?
— Мы выходим, папа! — Денис обернулся и махнул рукой: «Тихо! Замолчите!»
— Денис, — Истомин собрался. — Нижних этажей больше нет. Не вздумайте идти вниз. Только наверх, на крышу! Ты понял меня?
— На крышу? — Он подумал, что это по меньшей мере странно. В следующую секунду он подумал, что ведет себя почти как Лариса — по-идиотски переспрашивает: «На крышу?» Конечно же, туда. Отец ведь все ясно сказал.
— Да! Там будет вертолет. Денис, ты меня понял?
— Понял… Пап, ты… — он хотел что-то сказать, но нужные слова никак не шли с губ, — работаешь?
— Деня… Ну при чем здесь это?
— Ты прав. Прости. Мы идем. — Он отключился и вышел в прихожую. — Девочки! Нам надо на крышу. Там ждет вертолет.
— Вертолет? — Света сощурилась. — Его прислал твой отец?
Денис развел руками. Он не знал точно, откуда на крыше взялся вертолет, но если разобраться, то, наверное, Света была недалека от истины.
— Наверх, — повторил он. — Другого пути нет.
Из комнаты появился Сева с видеокамерой в руках.
— Похоже, она еще цела… — пробормотал он и протянул камеру приятелю.
— Ну так и засунь ее себе… — выкрикнула Света.
Истомин-младший посмотрел на камеру и понял, что… она ему не нужна. Вряд ли он сможет снимать то, что увидит. И вряд ли стоит тратить на это время.
— Побежали! — скомандовал он, и вся четверка ринулась на лестницу.
Дубенский очнулся от того, что почувствовал боль в губах. Он машинально провел по ним языком и ощутил слабый вкус крови. Это было новым, неизведанным ранее ощущением. Никогда в детстве Дубенский ни с кем не дрался не занимался спортом и не служил в армии. Он первый раз в жизни понял, что такое разбитые в кровь губы, и это выглядело очень странно…
Он попытался вспомнить, что предшествовало тому моменту, когда он потерял сознание, и постепенно обрывки ужасных картин, сменяя друг друга, стали вставать перед мысленным взором.
Но сразу вслед за ними пришло осознание: «Ведь я сорвался! И упал! Неужели я так легко отделался — всего лишь только разбитой губой? Или… Я умираю и остального тела просто не чувствую?» Да. Второе предположение больше походило на правду.
— Эй! — послышался надсадный голос. — Дубина! Очухивайся поскорее!
В губах вспыхнула новая боль, и она подействовала на Дубенского отрезвляюще. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой колено в смутно знакомой черной форме. Колено еще раз дернулось и снова ударило его по губам.
— Цепляйся! — хрипел немилосердный хозяин этого черного колена. — Скорее!
Нет. Ничего еще не кончилось. И он еще не умер. Дубенский почувствовал, как натянулась куртка на спине и под мышками. Он висел над узкой цилиндрической пропастью диаметром в три с половиной метра, и верный ангел-хранитель крепко держал его за шиворот. Правда, он бил Дубенского коленом по лицу, пытаясь вернуть его в чувство, и ругался так, как наверняка ангелы не ругаются (хотя кто знает?), но он все-таки держал его.
Он несильно, словно случайно, толкнул прапорщика в грудь. Небольшая проверка «на испуг». Мимо! Парень так же, будто случайно, даже не глядя на Назимова, легко поднял руку и съездил ему по шее.
— Ты видел это? Камера работает? — завизжал покрывшийся пунцовыми пятнами Назимов. Но оператор только пожал плечами.
В лице прапорщика ничего не изменилось, он продолжал стоять на месте с нарочито скучающим взглядом — словно ничего и не произошло, и вообще он здесь ни при чем.
Когда камера заработала, снимать что-то было уже глупо. ОМОНовец не проявлял к Назимову никакого интереса. Всем своим видом он говорил: «И что я здесь делаю? Чего от меня хочет этот сумасшедший? Не понимаю». Он даже не повернул головы в сторону корреспондента, но Назимов прекрасно знал, что парень видит все: ловит боковым зрением любое его малейшее движение, и если он попытается выкинуть еще какой-нибудь фокус, то у прапорщика — в этом сомневаться не приходилось — найдется достойный ответ.
Прошло не более двух минут, и Назимов понял, что должен был бы поблагодарить парня за этот ленивый и легкий шлепок по шее. Если бы ему удалось со съемочной группой пробраться к Башне, то еще неизвестно, смогли бы они вернуться обратно.
Остолбеневший Назимов своими глазами видел, как Башня стала крениться, и от нее во все стороны посыпались осколки облицовочных панелей. Треск и грохот стоял такой, что он с трудом слышал свой голос:
— Снимай! Давай «наезд»! Найди крупный план — кого-нибудь в квартире!
Собственно говоря, он зря кричал: оператор не нуждался в его указаниях, но ведь и Назимов, как старший группы, должен был хоть что-нибудь делать. В основном для того, чтобы сгладить неприятный эпизод с ОМОНовцем.
Когда грохот стих и тряска прекратилась, Назимов долго смотрел на клубы пыли и широкую трещину в асфальте, протянувшуюся вдоль проспекта на добрую сотню метров. Звукооператор потряс его за плечо, и Назимов вздрогнул.
— А? Что?
Он перевел глаза на «ближний фокус» и увидел, как прапорщик улыбнулся — тонко, одними уголками губ. Но опять-таки не ему, а куда-то в пустоту.
«По-хорошему я должен поставить парню пиво… » — подумал он. А потом — с досадой: «Какого черта? Это его работа. Его долг… » Мимолетная обида прошла, осталась только злость — на самого себя.
Он отвернулся от Башни и пошел к машине.
— Пошли подготовим к перегонке. Время еще есть? Запишем комментарий.
Группа вернулась к автобусу, и Назимов принялся поправлять прическу, глядя в тонированное стекло.
Наконец, когда он более или менее остался доволен собой, Назимов бросил оператору:
— Давай! Возьми меня на фоне Башни. Поищем ракурс. Солнце не мешает?
Оператор работал молча, отвечая условными знаками пальцев. Он чуть взмахнул рукой, двигая Назимова влево. Прапорщик тоже немного посторонился, не желая попадать в кадр.
— Так? Нормально?
Он несколько раз проговорил пришедший в голову текст про себя, потом прочистил горло и отрепетировал уже вслух.
— Ну, что там? Скоро они дадут нас в эфир?
Назимов отмотал провод, идущий к микрофону, и аккуратно разложил его на асфальте.
— Я готов. Как выгляжу?
Оператор отставил в сторону левую руку и сложил указательный и большой пальцы в колечко. «О'кей!» В следующую секунду он увидел какую-то тень, бесшумно промелькнувшую позади оператора.
Большой парень на красном мотоцикле ( «Видимо, двигатель не работает, поэтому я ничего не слышал», — успел сообразить Назимов) промчался мимо них, едва успев пригнуться, чтобы не задеть руку оператора.
В первое мгновение Назимову показалось, что сейчас мотоциклист врежется прямо в него и, наверное, довезет до самой Башни на переднем колесе. И не миновать бы ему увлекательной поездки, но мотоциклист, ловко увернувшись, пролетел мимо. Назимов только почувствовал резкий рывок, и микрофон в его руке дернулся вниз.
Покачнувшись, но устояв, Назимов развернулся, глядя вслед удаляющемуся призраку на колесах.
Скучающее выражение мгновенно исчезло с лица прапорщика, он напряженно ловил взгляд офицера ОМОНа, стоявшего чуть поодаль. Офицер поднес ко рту рацию, коротко что-то сообщил, дождался — такого же короткого и четкого — ответа и едва заметно покачал головой. «Держать цепь!»
Прапорщик кивнул и снова стал смотреть перед собой. Он так и не оглянулся на мотоциклиста.
— Снимай! — кричал Назимов, но оператор, похоже, и так знал, что ему делать. Он проводил камерой безумного гонщика и дал «наезд». На кожаной спине, между лопаток, красовалась аляповатая надпись «Ksteen».
— Похоже, сюда подтягиваются все идиоты с Москвы и окрестностей, — проворчал Назимов и посмотрел на микрофон, который по-прежнему сжимал в руке. Из торца черного цилиндра свисал обрывок провода. — Лишь бы аппаратуры хватило…
Он показал попорченное имущество звукооператору.
— Ну? Долго я буду так стоять? Может, ты все-таки принесешь мне другой?
Дорога шла немного под уклон, и Кстин катил вперед, радуясь, что он почти не теряет набранной скорости. Вдали показалась широкая трещина в асфальте. Но насколько широкая? Сумеет ли он ее перескочить? А может, не стоит рисковать? Может, лучше остановить мотоцикл и дальше бежать? До Башни оставалось совсем немного.
Трещина пересекала асфальт под острым углом; Кстин направил движущийся по инерции байк вдоль нее, неуклонно приближаясь к обочине. Он успел оглянуться и увидел, что его никто не преследует. От этого ему стало немножко спокойнее. «Успею!»
В окружившей его тишине ясно слышалось жуткое, тихое шипение оседающей пыли, и сверху доносился размеренный звук, очень напоминавший звонкое бульканье.
Он задрал голову: все было, как на картинке, которую показывал ему психиатр. Башня — и там, наверху, изящный контур вертолета МЧС.
По клубам успокаивавшейся пыли Кстин понял: нижние этажи Башни обрушились; верхние пока целы, но добраться до них… Теперь, если в Башню и можно было проникнуть, то только сверху.
«Правда, она построена как-то по-дурацки… Этот чертов шпиль… » Кстин сомневался, что пилот сможет посадить машину на крышу.
Башня… Она была зловещей и неприступной, как донжон в средневековом замке. И казалось, она делала все, чтобы не отпускать своих жертв.
Кстин неотвратимо приближался к густому облаку. Он не мог миновать его. Плотная завеса перегородила проспект. Он несколько раз глубоко вздохнул и задержал дыхание. Еще несколько секунд — и он с размаху врезался в тугую, почти лишенную воздуха стену.
Из материалов чрезвычайной комиссии.
…но после того как нижние девять этажей здания обрушились, проводить спасательную операцию обычными методами и средствами оказалось невозможно.Вертолет «Белл» с узнаваемым логотипом на борту стоял на другом берегу канала, на большой асфальтированной площадке — там, где у троллейбусного маршрута была конечная.
На данном этапе следствия выяснить причину такого избирательного обрушения нельзя, прежде необходимо разобрать завалы и взять образцы строительных материалов, из которых были построены различные части здания.
В создавшейся ситуации было принято единственно верное решение: эвакуировать людей с помощью вертолета. Однако и здесь пришлось столкнуться с неожиданным препятствием: вертолетная площадка в Башне не была предусмотрена для машины такого класса, какая находилась в распоряжении МЧС. Размах лопастей был слишком велик для того, чтобы можно было без риска посадить вертолет в непосредственной близости от стального шпиля, венчающего здание.
Оперативный штаб МЧС принял решение задействовать вертолет ГИБДД, поскольку его размеры позволяли приземлиться на крышу Башни. Особое внимание следует уделить действенной и своевременной помощи, полученной от ТВ-канала и его генерального директора Истомина. По его личному распоряжению и с согласия оперативного штаба, вертолет марки «Белл», принадлежащий каналу, снял с крыши здания первую партию эвакуированных. Через пятнадцать минут к спасательной операции подключился вертолет ГИБДД.
Необходимо отметить мужество и мастерство пилотов. Благодаря их четким и слаженным действиям удалось избежать лишних жертв. Эвакуация продолжалась вплоть до того момента, пока это было возможно.
К сожалению, количество спасенных невелико. Как представляется следствию, в этом сыграли свою роль три трагических фактора. Во-первых, большинство жильцов, получив возможность покинуть свои квартиры, устремились не вверх, на крышу, а вниз, что в данной обстановке (учитывая создавшуюся панику) было нормальной человеческой реакцией. Во-вторых, в Башне возник пожар. Согласно материалам телевидения, первичный очаг возгорания находился на тридцать пятом этаже, в квартире Бекетова СП. В считанные минуты огонь распространился по всему этажу. Автоматическая система пожаротушения по невыясненной причине не сработала, а воздух, подаваемый через систему кондиционирования, за короткий период времени раздул пламя. К тому моменту, когда система кондиционирования отключилась, пожар уже набрал достаточную силу. Этаж и лестничные пролеты подверглись сильному задымлению; таким образом, жильцам — от девятого и до тридцать пятого этажей — путь к спасению оказался отрезан. И наконец третья причина — экономического порядка. Башню ввели в эксплуатацию всего за шесть месяцев до катастрофы. По решению руководства концерна «Север», квартиры в здании от тридцать девятого этажа и выше поступили в продажу только в этом году, поэтому, хотя в большинстве своем они были уже проданы, жильцы не успели в них заселиться.
Согласно уточненным данным, общее количество спасенных в Башне — 36 человек…
Пилот сделал все так, как ему приказывали: стоило в воздухе рядом с Башней появиться машине МЧС, как он запросил аварийную посадку. Теперь он сидел, открыв дверцу и свесив ноги на улицу, и угрюмо размышлял над тем, когда (на следующей неделе или чуть позже?) его вызовут на заседание авиационного комитета и лишат лицензии.
Он сдержанно матерился и наблюдал за тем, что творилось на противоположном берегу. Клубы пыли к тому времени уже стали помаленьку оседать. Пилот подумывал, стоит ли сбросить к чертовой матери всю эту сбрую — он имел в виду наушники с ларингом — и пойти в кусты, покурить.
Эта проклятая жара… Эта чудовищная катастрофа… Эти бестолковые команды начальства… Эта нелепая и такая хрупкая человеческая жизнь…
Он, как ни старался, не мог найти в сегодняшнем вечере ни одного положительного момента. Ровным счетом ни одного. Конечно, сигарета вряд ли могла что-нибудь изменить, но, по крайней мере, это будет его личное решение, а не идиотский приказ, прозвучавший в наушниках.
Он протянул руку и в этот момент услышал знакомый голос Самого. Истомин называл его по имени. Правда, он постоянно сбивался с «Владимира» на «Володю», но до «Вовы» дело пока не дошло.
— Владимир! Поднимай машину! Постарайся снять людей с крыши!
Пилот мысленно произнес заготовленную заранее фразу, а потом проглотил ее.
— Кирилл Александрович… Знаете, у меня по вашей милости и так уже проблем хватает!
— Владимир! Это приказ!
— Кирилл Александрович… — внезапно он не выдержал и все же сорвался. — Да какой, на хер, приказ? Что у тебя между ушами? Манная каша? Я тебе что, твою мать, личный Чкалов? Приезжай, садись за рычаги и летай, сколько вздумается!
— Владимир… — пробовал вставить Истомин, но пилот не давал ему сказать ни слова.
— Да не надо меня пугать! Я сам завтра уволюсь! Меня давно уже во Внуково зовут! — про Внуково он придумал прямо сейчас, на ходу, но надо же было как-то осадить этого засранца. «Хозяин! Медиа-магнат, мать его!»
— Володя, я прошу тебя… Там — люди, — пилоту показалось, что голос Истомина дрожит. — Все уже согласовано… МЧС просит нас оказать возможное содействие. Сейчас с тобой будут говорить.
В наушниках послышался другой голос — строгий и уверенный. Почему-то, услышав его, хотелось вытянуться по стойке «смирно».
— Трибунцев! Ты можешь сесть на крышу?
Пилот задумался всего лишь на мгновение.
— Наверное, могу.
— Отставить «наверное»! Здесь и так много… всего. Сможешь или нет?
Пилот собрался.
— Смогу.
— Твоя задача — принять на борт как можно больше людей и опустить в безопасное место. Где находишься?
Пилот объяснил. Голос на том конце помедлил, размышляя.
— Не очень удобно. «Скорые» туда не пробьются. Но по эту сторону еще хуже. Давай всех туда! Как понял?
— Понял вас.
— Скоро прибудет другой вертолет. От «рыцарей дороги». У него та же задача. Вы сможете не мешать друг другу в воздухе?
Пилот временно исключил слово «наверное» из своего лексикона.
— Сможем.
— Удачи, Трибунцев!
— Эй! Послушайте… — пилот замялся. — Вы замолвите за меня словечко перед МАКом? — Он почему-то не сомневался, что голос, который он слышал в наушниках, принадлежит человеку, наделенному большой властью. Конечно, это походило на неуместную торговлю, но если его лишат лицензии, то во Внуково он будет подметать взлетную полосу. Другой работы не найдется.
— Считай, уже замолвил… Трибунцев!
— Да?
— Будь осторожен. С Богом!
— Ага! — пилот обернулся и замахал на сидевших в салоне телевизионщиков: — Выгружайтесь, ребята! Машина идет в парк!
Оба — и оператор, и репортер — с удивлением посмотрели на него.
— Володя…
— От винта! — заорал он. Потянулся к кнопке «START ENGINE» и увидел, как дрожит рука. От возбуждения?
«Ну конечно, черт побери! О таком летном задании можно только мечтать!» Пилот — это не профессия, пилот — это судьба.
Когда-то он хотел летать на сверхзвуковом истребителе. Не получилось. Ну и ладно. Важнее другое: получится ли у него сейчас?
«Конечно, получится».
Он замахал на телевизионщиков.
— Вылезайте, ребята! Приказ Истомина!
Фамилия шефа подействовала лучше, чем заклинание Гарри Поттера. Оператор подхватил камеру и выпрыгнул из салона. За ним следом — репортер. Они вяло трусили подальше от вертолета, а пилот уже нажал на «старт» и запустил двигатель.
Винты побежали по кругу, быстро набирая скорость. Он решил дать двигателю несколько минут, чтобы прогреться. Вертолет не автомобиль, на «подсосе» не поедет.
Минуты тянулись томительно долго, но пилот прекрасно знал, что такое недостаток тяги — в его-то ситуации.
Он поправил наушники и снова услышал голос Истомина.
— Володя… Спасибо тебе, — сказал шеф.
— Да ладно, — снисходительно ответил пилот, даже не удивившись такой неожиданной смене ролей. Некогда было удивляться. — Я еще ничего не сделал.
— Спасибо, — повторил Истомин и отключился.
Пилот собрался. Мысленно представил свои последующие действия. Посмотрел на клубы оседающей пыли и прикинул приблизительное направление ветра (хотя там, наверху, все может быть по-другому).
«Буду заходить с востока. По солнцу».
Солнце, как огромный красный апельсин, висело над ниточкой горизонта. Облаков на небе не было. Пилот прокрутил все в голове в последний раз. Он уже готов был передвинуть рычаг газа и взять ручку на себя, когда вдруг заметил, что по мосту, по направлению к вертолету, бежит странный человек.
Он был серым, за ним развевался тонкий шлейф пыли. Человек бежал, на ходу размазывая пыль по мокрому от пота лицу, теперь оно выглядело как пугающая застывшая маска.
Но больше всего пилоту не нравилось, что он бежал прямо на вертолет. И некому было его остановить.
Тугие воздушные потоки, срывающиеся с блестящих лезвий лопастей, били человека в грудь. Пыль, осевшая на его одежде, разлетелась последним стремительным облаком. Он низко пригнулся и уже практически полз по асфальту — но тем не менее упрямо двигался к намеченной цели.
Пилот посмотрел на датчик температуры. Пора! Он взял ручку на себя, и вертолет, радостно вздрогнув, оторвался от земли.
Человек сделал последний отчаянный рывок (теперь он был совсем близко, и пилот видел, как воздух невидимыми пальцами давит ему на щеки, изменяя черты лица), подпрыгнул и уцепился обеими руками за левую «лыжу».
Машина еле ощутимо наклонилась.
«Идиот!» — выругался пилот. Теперь все откладывалось. Сначала ему нужно избавиться от этого сумасшедшего, а потом уже снова взлетать. Это очень нехорошо. Дурная примета.
Тем временем одержимый подтянулся на тонкой белой трубе полоза, закинул ногу и потянулся к ручке двери.
Пилот решил дождаться, когда он окажется в салоне, а потом уже опустить машину на землю.
Человек распахнул дверь и закинул тело в салон. Он тяжело дышал и не мог произнести ни слова. Но даже если бы он и говорил, все равно его никто бы не услышал: шум двигателя впитал прочие звуки и перемолол в учащенном четырехтактном стрекотании.
Человек принялся расстегивать куртку и доставать что-то из карманов. Он вытащил целую пачку документов и протянул пилоту. Пилот отмахнулся от него, и документы рассыпались по полу, но незнакомцу удалось ухватить нужный и ткнуть им пилоту в лицо. Тот не сумел толком ничего разобрать, недовольно поморщился и показал человеку на наушники. Безумный кивнул и напялил обитые белоснежной тканью наушники на грязную голову.
— Эй, ты! — кричал пилот. — Ты перепутал, парень! Тебе, наверное, нужен троллейбус! Вылезай, пока не поздно! Я лечу в Башню!
Парень кивнул и снова показал удостоверение.
— Я — спасатель! Нам по пути!
Пилот несколько секунд раздумывал, сажать машину или нет.
«В конце концов, он спасатель. В Башне ведь должны быть спасатели. Снизу они уже точно не пройдут».
Он резко взял ручку на себя и направил вертолет к Башне. Пролетел над фермами моста, прочитал удостоверение парня и вышел на связь.
— Внимание всем, кто меня слышит! Я — борт пятьдесят три ноль девять. Получил летное задание — сесть на вертолетной площадке на крыше Башни и принять людей. Имею на борту… — он еще раз глянул в документы, — спасателя Серпуховской бригады МЧС Бурцева Константина Витальевича. Как слышите меня, прием?
В эфире ненадолго повисло молчание. Затем голос диспетчера осторожно спросил:
— Пятьдесят три ноль девять! Что он там делает?
Пилот посмотрел в салонное зеркало. Парень сидел, прижав лицо к стеклу. Пилот пожал плечами.
— Что делает? Работает…
Сева не мог видеть кровь. При одном ее виде ему становилось дурно. Денис похлопал его по плечу.
— Вижу, доктора из тебя не получится… Дамы, а вы?
Света демонстративно отвернулась, давая понять, что осколок, застрявший в спине Истомина-младшего, сейчас волнует ее меньше всего.
— Тысяча благодарностей, любимая. Рад, что я в тебе не ошибся…
Он повернулся к другой девушке, по-прежнему сидевшей на корточках, уткнувшись лицом в колени. Денис опустился перед ней и взял за руку.
— Ларочка… Ну а ты? Больше мне надеяться не на кого…
— А? — она наконец убрала ладони от лица, и только сейчас Денис заметил, какие у нее красивые серо-голубые глаза.
— Ты ведь поможешь мне, правда?
— Я?
Он старался не раздражаться и говорить спокойно.
— Ага. Ты.
— Тебе?
— Солнышко, осталось только спросить: «помогу?» Да. Ты — мне — поможешь?
Лариса кивнула.
— Ну вот и хорошо.
Он убрал полотенце и повернулся к девушке спиной, успев заметить, что у нее снова задрожали губы.
— Ларочка, успокойся…
Он не успел договорить. Света, все время стоявшая рядом, прислушиваясь к их разговору, воскликнула: «Ай! Да ладно!», крепко ухватила его за шею и одним резким движением вытащила осколок.
— На, забирай! — Кусок прочного стекла с острыми углами упал под ноги Дениса.
— Спасибо, прелесть моя! — морщась от боли, сказал Денис. Он почувствовал, как новые струйки потекли по спине, но, похоже, кровотечение было не сильным.
Сева взглянул на осколок, звучно икнул и, глядя прямо перед собой, как лунатик, пошел куда-то в комнату.
— Все нормально, девчонки! Все будет хорошо. Вы такие молодые и красивые, что… — он хотел сказать: «что просто не можете погибнуть», но вовремя осекся. — Что с вами не может ничего случиться. Если не возражаете, я буду все время рядом. Вашей удачи хватит на всех.
По глазам Ларисы Денис понял, что она ему поверила. Наверное, она и впрямь думала, что с ней не может случиться ничего плохого. Света — другое дело. Она громко и презрительно фыркнула.
— Лучше подумай, как открыть эту дверь.
— Не знаю. Сейчас посмотрим. Может быть, что-то изменилось.
Он подошел к двери, дернул ручку и… понял, что действительно что-то изменилось. Она пока не открывалась, но, по крайней мере, слегка сдвинулась с места. Подалась. Она больше не была закрыта на замок, но ее что-то не пускало.
Он провел рукой вдоль косяка и понял, что зазор стал неравномерным. У самого низа он был чуть шире. «Ее заклинило в дверной коробке от удара».
— Сева!
Друг не отзывался. Денис осмотрелся. Рядом не было ничего, кроме пары горных лыж и палок. Он взял одну палку и засунул острие в щель между нижним краем двери и порогом.
— Так! Девчонки! Ну-ка! Навалились все вместе!
Девушки пришли ему на помощь, и дверь медленно, с натужным скрипом, полезла из проема. Она двигалась понемногу — по миллиметру, по сантиметру… Но она все же двигалась.
— Еще чуть-чуть!
Света вскрикнула и запустила ноготки в щель, словно кошка, хватающая добычу.
— Ну же! Еще!
Легкая титановая палка гнулась, но Денис надеялся, что она сломается не раньше, чем они смогут освободиться. В конце концов, есть еще вторая. И ничего еще не потеряно. Надо только хорошенько постараться.
В кармане зазвонил мобильный. «Как всегда, не вовремя. Кто это — фазер или маман?»
Он загадал: если дверь откроется (Денис уже не сомневался, что откроется, — это только вопрос времени) раньше, чем телефон перестанет звонить, значит, все будет хорошо. Все получится…
«Исключая, может быть, „Туарег“».
— Девчонки!! — Противный, натужный скрип и…
— А-а-а!!!
Света и Лариса, не сговариваясь, завизжали так громко, что Денис зажмурился.
— Тише, дамы! Ну что вы? Ведите себя пристойно. — Он пошел в кухню, доставая на ходу телефон. Он не замечал, как сильно дрожит. Перед глазами все поплыло, и одна горячая слеза, сорвавшись, покатилась по щеке.
— Все хорошо, — успокаивал он себя. — А дальше будет еще лучше.
Он нажал кнопку ответа и поднес телефон к уху.
— Да-да! — Денис произнес это низким утробным голосом соблазнителя, никому и никогда он не хотел бы признаться, что на самом деле очень сильно боится.
— Сын! Деня! Слушай меня внимательно! — естественно, это был фазер. И к нему стоило прислушаться. — Где вы?
— Мы выходим, папа! — Денис обернулся и махнул рукой: «Тихо! Замолчите!»
— Денис, — Истомин собрался. — Нижних этажей больше нет. Не вздумайте идти вниз. Только наверх, на крышу! Ты понял меня?
— На крышу? — Он подумал, что это по меньшей мере странно. В следующую секунду он подумал, что ведет себя почти как Лариса — по-идиотски переспрашивает: «На крышу?» Конечно же, туда. Отец ведь все ясно сказал.
— Да! Там будет вертолет. Денис, ты меня понял?
— Понял… Пап, ты… — он хотел что-то сказать, но нужные слова никак не шли с губ, — работаешь?
— Деня… Ну при чем здесь это?
— Ты прав. Прости. Мы идем. — Он отключился и вышел в прихожую. — Девочки! Нам надо на крышу. Там ждет вертолет.
— Вертолет? — Света сощурилась. — Его прислал твой отец?
Денис развел руками. Он не знал точно, откуда на крыше взялся вертолет, но если разобраться, то, наверное, Света была недалека от истины.
— Наверх, — повторил он. — Другого пути нет.
Из комнаты появился Сева с видеокамерой в руках.
— Похоже, она еще цела… — пробормотал он и протянул камеру приятелю.
— Ну так и засунь ее себе… — выкрикнула Света.
Истомин-младший посмотрел на камеру и понял, что… она ему не нужна. Вряд ли он сможет снимать то, что увидит. И вряд ли стоит тратить на это время.
— Побежали! — скомандовал он, и вся четверка ринулась на лестницу.
Дубенский очнулся от того, что почувствовал боль в губах. Он машинально провел по ним языком и ощутил слабый вкус крови. Это было новым, неизведанным ранее ощущением. Никогда в детстве Дубенский ни с кем не дрался не занимался спортом и не служил в армии. Он первый раз в жизни понял, что такое разбитые в кровь губы, и это выглядело очень странно…
Он попытался вспомнить, что предшествовало тому моменту, когда он потерял сознание, и постепенно обрывки ужасных картин, сменяя друг друга, стали вставать перед мысленным взором.
Но сразу вслед за ними пришло осознание: «Ведь я сорвался! И упал! Неужели я так легко отделался — всего лишь только разбитой губой? Или… Я умираю и остального тела просто не чувствую?» Да. Второе предположение больше походило на правду.
— Эй! — послышался надсадный голос. — Дубина! Очухивайся поскорее!
В губах вспыхнула новая боль, и она подействовала на Дубенского отрезвляюще. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой колено в смутно знакомой черной форме. Колено еще раз дернулось и снова ударило его по губам.
— Цепляйся! — хрипел немилосердный хозяин этого черного колена. — Скорее!
Нет. Ничего еще не кончилось. И он еще не умер. Дубенский почувствовал, как натянулась куртка на спине и под мышками. Он висел над узкой цилиндрической пропастью диаметром в три с половиной метра, и верный ангел-хранитель крепко держал его за шиворот. Правда, он бил Дубенского коленом по лицу, пытаясь вернуть его в чувство, и ругался так, как наверняка ангелы не ругаются (хотя кто знает?), но он все-таки держал его.