Страница:
Сергей Петрович Бекетов вернулся домой и, не выпуская из рук целлофановый пакет, принялся ходить по квартире.
Безусловно, с ним было что-то не так. Это он хорошо понимал. Так же хорошо, как и то, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО плохо выглядит. Очень плохо.
Он ходил кругами, не останавливаясь. Стоило остановиться, и тогда дрожь в руках усиливалась. Она была настолько сильной, что смахивала на пляску святого Витта.
— Выспаться… — бормотал Бекетов. — Черт побери, как ей легко говорить об этом… Как я ей завидую…
Он почти не чувствовал своего тела: все ощущения давным-давно притупились, и измученному мозгу требовался сон. Роскошь, которую он не мог себе позволить.
Бекетов запустил руку в пакет и достал пачку сигарет. Распечатал ее, сорвал фольгу, смял в комок и бросил обратно в пакет, а пачку положил на зеркальную тумбочку перед дверью. Там же оставил зажигалку.
Затем последовала очередь другой пачки. Он повторил свой не слишком-то осмысленный ритуал, с той лишь разницей, что положил сигареты с зажигалкой не в прихожей, а в комнате. Положил, тут же забыл о них и отправился в кухню.
Из кухни он прошествовал в ванную, бросил распечатанную пачку в корзину для грязного белья, уронил куда-то зажигалку…
Он старался не торопиться. По его расчетам, это занятие должно было растянуться, как минимум, на полчаса.
«Я схожу с ума? Или я уже сошел с ума?» Он знал, что психически больным людям никогда не приходят в голову подобные мысли, и все же… Вдруг он сумасшедший новой формации — прекрасно отдающий себе отчет в том, что безумен?
Он пошарил в пакете и не нашел больше сигаретных пачек. Тогда он достал мягкий душистый батон и долго пытался сообразить, что же с ним делать и куда его деть. В конце концов он сунул батон обратно и вытащил большую холодную бутылку кока-колы. Открутил красную крышку и долго пил, проливая коричневую пузырящуюся жидкость на лицо и грудь.
Желудок отяжелел, и Бекетова потянуло в сон. Собственно говоря, его и так постоянно тянуло в сон, но теперь это желание стало просто невыносимым. Бекетов зажал горлышко пальцем, взболтал бутылку и окатил себя газировкой. Но это не помогало. Ничто уже не помогало.
Он чудовищно хотел спать, но продолжал из последних сил бороться с запретным желанием.
Он не заметил, как пакет загадочным образом исчез из его рук.
«Если я ненадолго присяду… Спать не буду, просто присяду. Совсем чуть-чуть, на минутку. Отдохну, не то я грохнусь прямо на пол».
Он посмотрел на свои ноги и ужаснулся. Они дрожали так сильно, что, того гляди, хрустнут и переломятся.
«Чуть-чуть… Ладно?» — будто выпрашивал он.
Бекетов с трудом опустился на ковер и понял, что подняться уже не сможет. Сил больше не оставалось.
Он тихо застонал и повалился набок.
Перед воротами, ведущими на территорию Башни, сидел одноглазый черный кот с порванным ухом. Вся его поза выражала довольство и уверенность. Он никуда не спешил, просто сидел и грелся на солнышке, прикрыв от удовольствия единственный глаз; второй зиял высохшей пустотой глазницы.
По проспекту маршала Жукова, плавно притормаживая, ехала серебристая «Ауди». Замигал правый «поворотник», и машина стала поворачивать.
Внезапно кот резко вскочил на все четыре лапы и выгнул спину дугой. Непонятно, что так напугало закаленного уличного бойца, но кот вдруг зашипел и бросился наперерез автомобилю. «Ауди» остановилась.
Девушка, сидевшая на переднем пассажирском сиденье, вцепилась в руку водителя — молодого светловолосого парня лет двадцати.
— Денис, стой!
Юноша поморщился.
— Светик! — укоризненно сказал он. — Ну в чем дело?
— Плохая примета…
— Да перестань. Конечно, эта тварь черного цвета, у него не хватает одного глаза, и какая-то миловидная кошечка в порыве страсти отгрызла ему ухо… Ну и что с того? Поверь, он и так из-за этого сильно переживает.
— Денис, подожди немножко. Пусть кто-нибудь проедет.
— Хм… А если никто не проедет?
— Подождем.
Денис пожал плечами.
— Ну, если ты настаиваешь…
В его кармане заверещал мобильный. Денис взял аппарат и поднес к уху:
— Да? Привет, старик! Мы? Уже здесь. Мы почти приехали. Что? Нет, мы тут с девушками рассуждаем, что может означать черный кот, перебежавший дорогу. Мнения разделились. Мне кажется, что у него просто возникли срочные дела, а вот Светик, например…
— Прекрати! — прошипела Света.
— Да… А она считает, что не срочные, а очень срочные. Прямо-таки неотложные. Да… Понял, старик. Ты позвони охране в гараж, пусть покажут, куда поставить машину. Что? Пива? — Он замялся и посмотрел на Свету. Потом обернулся и перевел взгляд на другую девушку, сидевшую на заднем сиденье. Она была точной копией первой. — Ну ладно, ладно. Как скажешь. Пива, значит, пива.
Через толстые прутья высокой ограды они увидели, как человек в голубой униформе подошел к фирменному грузовику кока-колы и сел в кабину.
Денис легонько подтолкнул Свету под локоть и дернул подбородком, указав на грузовик.
— Подойдет? — спросил он. Девушка кивнула.
— Что? Нет, Сева. Я спрашиваю, какой у тебя номер квартиры? А-а-а, понял. Ну жди. Сейчас поднимемся. Отбой.
Водитель грузовика завел двигатель, и большая, ярко раскрашенная машина двинулась с места.
Денис стоял и терпеливо ждал, пока она пересечет кошачий след.
Грузовик поравнялся с ними и неспешно покатил дальше.
— Ну вот и все. Ты довольна? Теперь над ним висит ужасное проклятие, а мы можем ни о чем не беспокоиться. Единственное, что я хотел бы у тебя спросить, милая… У тебя больше нет никаких предрассудков? Лучше скажи сразу, чтобы это не стало неприятным сюрпризом.
Света усмехнулась — немного нервно, как показалось Денису.
— Истомин… Если бы ты знал, ЧТО случилось, когда мне в прошлый раз перебежала дорогу черная кошка…
Денис схватился за сердце.
— Лучше не вспоминай! Боюсь, я этого не переживу!
— То-то же… А что он там говорил про пиво? Мы будем пить пиво?
Света надменно поджала губы. Она не считала нужным скрывать свое недовольство. Денис тронул машину с места.
— Почему бы и нет? В груди горит огонь желанья… Надо его чем-нибудь залить… Не волнуйся, у Севы богатый бар. Каждый найдет что-нибудь по вкусу.
— Ладно, — смилостивилась Света. Серебристая «Ауди» въехала на подземную стоянку и опустилась по круговому пандусу на нижний ярус.
Ребята вышли из машины и направились в магазин, занимавший первый этаж западного крыла Башни. Денис купил три стандартных упаковки «Миллер лайтс». Выйдя из универмага, они прогулялись по охраняемой территории жилого комплекса и вошли в вестибюль.
В лифте юноша нажал на кнопку «47», а девушки, обернувшись к зеркалу, стали прихорашиваться. О досадном и пустяковом происшествии с черным котом никто больше не вспоминал.
Из статьи А. Минского «Ужас в новом Вавилоне», опубликованной в газете «Московский комсомолец» 29 июля 200… года.
Можно ли представить себе всю бездну того кошмара, которая разверзлась жарким летним вечером 26 июля перед жильцами так называемой Башни? Можно ли представить лица людей, которые находились там в эти часы? В состоянии ли мы почувствовать то, что довелось им пережить?
Я думаю, трижды «нет». Нет, нет и нет.
Об этой трагедии еще долго будут спорить, рассказывать и просто говорить. А вот последнего очень бы не хотелось — чтобы правда о катастрофе потонула в пустых разговорах.
У меня нет никаких сомнений: правительство Москвы приложит все усилия, чтобы подобное никогда не повторилось. Но… Разве это хоть что-нибудь изменит? К сожалению, ничего уже не вернешь.
В конце концов, все можно измерить: в тысячах тонн бетона, в метрах над уровнем моря, в этажах и лестничных пролетах… В миллионах долларов, наконец! Все, кроме одного — человеческой жизни.
По разным оценкам, 26 июля в Башне находилось свыше 150 человек, включая жильцов, охрану и обслуживающий персонал. Пока еще рано делать выводы и подводить неутешительные итоги — этим будет заниматься специально созданная комиссия; одно можно утверждать наверняка — на долю несчастных выпал такой ужас, который не в состоянии придумать даже самые изощренные умы голливудских сценаристов…
Для служебного пользования
Из материалов чрезвычайной комиссии, созданной при правительстве РФ для расследования обстоятельств трагических событий, произошедших в жилом комплексе «Гнездо орла» 26 июля 200… года.
…Даже теперь, по прошествии двух месяцев со дня трагедии, следствие вынуждено признать, что в силу объективных причин не располагает достаточной информацией о том, что послужило толчком, пусковым моментом, начиная с которого ситуация приобрела угрожающий и необратимый характер. У следствия нет ни данных видеонаблюдения, ни показаний очевидцев первых минут катастрофы.
С определенной долей достоверности можно утверждать лишь одно: негативная роль человеческого фактора в событиях 26 июля сведена к минимуму. Первые сигналы о неполадках в работе систем жилого комплекса «Гнездо орла» (здесь и далее — Башни) появились вскоре после того, как на суточное дежурство заступила новая смена. Таким образом, вероятность фатальной ошибки обслуживающего персонала и, в частности, дежурного управляющего Башни Николая Петухова, вызванной усталостью или невнимательностью, представляется весьма незначительной, хотя и не может быть полностью исключена…
В помещении центрального пульта Башни, где размещался главный сервер — электронный мозг и сердце этого совершенного здания, — было прохладно и тихо, тишину нарушал только приглушенный гул кондиционера. Николай Петухов, дежурный управляющий Башни, ослабил узел галстука и потянулся на удобном вращающемся стуле.
Передача смены прошла спокойно: никаких инцидентов и происшествий. На огромный двадцатидевятидюймовый монитор выводилась вся необходимая информация. Петухов запустил программу поиска возможных отклонений от нормы, через пару секунд сервер выдал ответ: «Показания эксплуатационных режимов находятся в пределах допустимых значений».
Это хорошо. Можно ненадолго расслабиться. Сегодня в Башне не так уж и много жильцов: во-первых, несмотря на то, что все квартиры давно уже проданы, не все покупатели успели в них вселиться. Больше половины стоят пустыми. Некоторые покупали квартиры в Башне не для того, чтобы в них жить, а чтобы выгодно перепродать, и это ни для кого не являлось секретом. В некоторых пока не сделали ремонт, и днем там что-то долбили, красили, клеили и прикручивали. Ну а во-вторых — июль. Лето — пора отпусков. Жильцы — люди с заведомо тугими кошельками — грели животы и спины в укромных уголках — филиалах рая небесного на Земле. Там, где был мягкий желтый песок, ласковый теплый прибой и где, конечно же, не было тугого удушливого жара, поднимавшегося от плавящегося, как шоколад, асфальта. И последнее обстоятельство — воскресенье. Даже те несчастные, что, как цепями, были прочно прикованы бизнесом или другими интересами к мегаполису, предпочитали проводить уик-энд на дачах и в загородных домах.
Это правильно. Это разумно. Примерно через полчаса Петухов готов был отдать что угодно, лишь бы оказаться на даче. А пока…
Он потянулся и подмигнул старшему смены охраны, сидевшему невдалеке от него и просматривавшему изображения, поступавшие с камер наблюдения на огромный монитор.
— Ну что? Алексей Геннадьевич… А не сгонять ли нам партиечку?
Алексей Геннадьевич Ковалев, полковник милиции в отставке, человек с благообразной внешностью — круглый животик и яйцевидная лысина, — лениво улыбнулся в ответ.
— Возможно, Коля, возможно… Только ведь с тобой играть все равно что ребенка бить.
Несмотря на свой не слишком впечатляющий вид, Ковалев был профессионалом высшего класса. Про охрану он знал все. Дубенскому, Главному управляющему Башни, пришлось пойти на определенные затраты, чтобы заполучить Ковалева на эту работу.
— Алексей Геннадьевич, — Петухов укоризненно улыбнулся, — кажется, вы уже забыли, как в прошлый раз я хорошенько надрал кое-кому задницу. А? Счет по партиям был шесть — четыре, и если память мне не изменяет, то я даже знаю, в чью пользу.
Ковалев сделал вид, что обиделся, и засопел.
— Полегче на поворотах, парень. Ты только и умеешь, что на зевках играть. Зато я тебя уделал красиво. Позиционно. Превзошел интеллектом по всем статьям. Мои четыре партии нужно занести во все учебники.
Петухов картинно всплеснул руками: это у них было что-то вроде привычного ритуала.
— Какие уж там зевки, Алексей Геннадьевич? Комбинация. В шашках главное — комбинация. А позиционный стиль… Оставьте это Каспарову и сборной России по футболу.
— Комбинация, говоришь? Они давно вышли из моды. Сейчас носят комбидрессы и эти… Как их? — он пощелкал пальцами и посмотрел на свой экран. Все было спокойно.
Ковалев встал, подошел к шкафчику, достал оттуда вешалку и повесил на нее пиджак, тщательно разгладив все складки. Под левой рукой у полковника висела кобура из пронзительно-яркой желтой кожи. На спине и под мышками рубашка была влажной от пота.
— Не суть, что сейчас носят. Вам это не поможет, — Петухов погрозил полковнику пальцем.
Он подкатился на своем стуле к маленькой тумбочке, стоявшей в углу, достал из нижнего ящика старую картонную доску и шашки.
— Итак?
— Ну, если ты ничего не боишься, — вполголоса, как бы про себя, покряхтел Ковалев. — Расставляй.
Управляющий высыпал из коробки шашки и быстро расставил их на доске. Затем достал старый замусоленный спичечный коробок и вытряхнул из него такие же старые, замусоленные спички. Отсчитал по пять штук и положил по обе стороны доски.
— Пиво? — лукаво поинтересовался он.
— Ну не на конфеты же с тобой играть, — отозвался Ковалев.
— О'кей! — Петухов еще раз посмотрел на свой монитор и — от греха подальше — в который раз запустил программу поиска возможных неполадок. Сервер протестировал систему и выдал ответ: «Все в порядке». — Я — в угол.
Ковалев, не глядя, сделал ответный ход и проворковал:
— А у вас король назад ходит? В нашем дворе — так нет, но если у вас…
— Ходит, ходит. Еще как ходит.
— Ну тады «ой»! — последовал следующий быстрый ход, дебюты противника они изучили давным-давно.
— Ого! А мы — вот так!
— Ох ты, Господи прости… Стали титечки расти!
Шашечный матч начался, и в этом не было ничего необычного: одни и те же шутки, одни и те же ходы и даже одни и те же трюки. Петухов знал, что примерно через пять минут Ковалев громко воскликнет: «Смотри-ка!» и ткнет пальцем в экран. Тогда он обернется, а в это время бывший полковник ловко уберет одну из его шашек с доски. И они оба будут смеяться.
Но только не сегодня.
Дежурство обещало быть тихим и без происшествий. За последние полчаса никто не проехал на стоянку и никто не выезжал. В маленькой белой будке, стоявшей на въезде в подземный гараж Башни, сидели двое охранников.
Стрелки часов лениво ползли по кругу. Впереди еще двадцать три полных оборота, потом заступит новая смена. Но эти двадцать три оборота надо как-то прожить. Чем-то их занять.
Гараж размещался на двух подземных ярусах — бескрайних, как футбольное поле. Каждый охранник отвечал за свой ярус; тому, что постарше, Валентину Рожкову, достался верхний, ну а за нижним следил молодой — Игорь Бирюков.
Им обоим нравилась эта работа — неспешная, относительно спокойная и хорошо оплачиваемая. За такую работу стоило держаться. Единственный минус — это пристальное внимание со стороны Главного управляющего Дубенского.
Дубенский совал нос во все дела и контролировал все, что происходило в Башне. Ему ничего не стоило появиться в гараже среди ночи и потребовать журнал дежурств: проверить, исправно ли выполняются его указания — ежечасно совершать обход территории, всякий раз делая запись в журнале.
«Лучше бы он жене уделял столько внимания, сколько этой Башне», — ворчал обычно Рожков. Бирюков был пока холостым, поэтому считалось, что Валентин лучше разбирается в тонкостях семейной жизни. Однако приходилось признать, что Дубенский не требовал ничего сверхъестественного, только неукоснительного соблюдения заведенного им порядка. Он следил за внешним видом всех охранников, проверял, отглажены ли у них брюки и начищены ли ботинки. Бирюков думал, что он сильно смахивает на директора в его школе: такой же строгий, но… если уж быть честным, справедливый.
«Дело в том, — отвечал Игорь напарнику, — что он женат на Башне, а семья — так, для отвода глаз».
«Ага, — ухмылялся Рожков. — А мы, получается, их внебрачные дети».
Бирюков не совсем понимал, в чем здесь смысл, но с готовностью смеялся.
— Пойду-ка я проверю свои владения, — сказал Бирюков. — Воскресенье, не ровен час, примчится Главный.
— Ну да, от него всего можно ожидать, — согласился Рожков. — Заодно посмотри, что творится наверху, а я покараулю на воротах.
Бирюков усмехнулся — обычный трюк Валентина: он делал вид, что оставляет за собой самую главную и сложную часть работы — открывать шлагбаум, ну а ты, мол, посмотри, как там, на верхнем ярусе… Все равно ведь по пути.
Вниз можно было попасть на лифте, можно было спуститься по служебной лестнице, а можно было пройтись по наклонному пандусу, изгибавшемуся в виде петли.
— Ладно… Посмотрю.
Бирюков поправил ремень с висевшей на нем дубинкой и электрошокером. Рация — портативная «Моторола» — лежала в нагрудном кармане рубашки.
Еще один плюс работы в Башне: форму охранникам сшили на заказ, по два комплекта каждому. Игорь думал, что вряд ли он когда-нибудь носил одежду, сшитую на заказ, если бы не попал сюда. Дешевые вещевые рынки да какой-нибудь не очень дорогой магазин — вот предел его мечтаний. А форма… На заказ… В такой не стыдно было ходить по улицам: она совсем не напоминала рабочую спецовку — и ткань другая, и фасон интересный, и строчка ровная, как по линеечке.
Он поправил складку на брюках и вышел из будки.
Верхний ярус был пуст. Нет, машины кое-где стояли — «Мерседесы», «Ягуары», «Тойоты», «Вольво» и так далее. Но людей не было. Ну и ладно.
Он не торопясь обошел верхний ярус и стал спускаться по пандусу. Внизу было все то же самое — парад дорогих иномарок.
Они стояли — каждая в своем отсеке, размеченном белой масляной краской, — и переливались хромированными решетками радиаторов в приглушенном свете люминесцентных ламп.
У Игоря была своя система измерения расстояния. Он считал не шаги и метры, а миллионы долларов. Каждые десять шагов — это примерно один миллион. Столько стоили машины по обе стороны от центрального прохода.
Правда, там, чуть-чуть в глубине, примерно в трех с половиной миллионах от въезда на нижний ярус, в отсеке номер сто сорок два скромно притулилась вишневая «десятка». Она была единственной российской машиной в Башне и потому не могла не привлекать внимания охранников.
Бирюков хорошо знал ее хозяйку — невысокую женщину средних лет. Про таких французы говорят: «Некрасива, но чертовски мила».
Женщина жила одна. Точнее, с сыном. Бирюков никогда не видел ее с мужчиной. Впрочем, он не особенно-то и удивлялся. Если бы у женщины был муж, наверное, он бы купил ей машину поприличнее. И вообще…
За те полгода, что стояла Башня, Игорь успел убедиться, что большие дружные семьи здесь скорее исключение, нежели правило. Квартира в Башне означала определенный (а именно, очень высокий) уровень материального достатка, который, видимо, был каким-то образом связан с неустроенностью личной жизни.
«Бог дает всем поровну», — философски изрекал Рожков, ютившийся в двухкомнатной «хрущевке» с женой, тещей и двумя детьми. Игорь, конечно, с ним соглашался… Но в глубине души надеялся, что его личный кредит у Господа окажется не столь ограниченным.
Он прошел вперед, по привычке выглядывая вишневую «десятку». Он каждый раз подмигивал ей, как старой доброй знакомой.
Миновав три миллиона долларов и немного не доходя до «десятки», Игорь почувствовал смутную тревогу. Было что-то такое, что заставило его насторожиться.
В первый момент он даже не понял, что именно, лишь подойдя вплотную, увидел, как над бетонным полом поднимается легкая белая пыльца, словно чье-то овеществленное дыхание дрожит невысоко над полом, а потом снова медленно оседает.
Бирюков присмотрелся повнимательнее. В полу тянулась узкая извилистая трещина. Она начиналась примерно в полуметре от капота «десятки» и скрывалась под машиной.
Игорь опустился на колени. Мысли о тихом и спокойном дежурстве исчезли, словно испарились. Конечно, эта трещина была не такая уж и большая, но…
Проблема заключалась в том, что ее вовсе не должно было быть.
Бирюков прикинул: в нее можно было вставить спичку. Одну спичку, но не более. Наверное, это не так уж и страшно. Ведь бетон может иногда давать трещины, как это, например, когда-то случилось с метромостом «Воробьевы горы».
Но сейчас метромост волновал его меньше всего.
Игорь пошарил по карманам и выудил оттуда пятирублевую монету. Наверное, монета в Башне смотрелась не меньшей редкостью, чем вишневая «десятка»: здесь мелочь не считали. Она могла оказаться в кармане только у охранника да еще, может быть, у хозяйки этой «десятки».
Бирюков попытался прочертить в полу небольшую поперечную зарубку, чтобы отметить конец трещины. Конечно, Дубенский потребует вести наблюдение: смотреть — не увеличилась ли, не стала ли больше, хотя бы на сантиметр.
Наконец ему удалось сделать маленькую зарубку; Игорь осмотрел монету и увидел, что ее ребро немного стерлось. Неудивительно, ведь Башню строили на совесть, и бетон заливали самый лучший. Самый прочный.
От этого трещина показалась ему еще более пугающей. Бирюков резко поднялся на ноги и отошел от машины на два шага.
Он помедлил всего мгновение, прикидывая, стоит ли сообщить обо всем по рации прямо сейчас или все-таки подняться в будку и связаться с центральным пультом по внутренней телефонной связи.
«Наверное, Ковалев не одобрит, если я выйду в эфир. Рации настроены на единую волну, мои слова услышат все восемнадцать охранников смены. Скажет — незачем было поднимать панику».
Он немного успокоился и решил не паниковать.
«В конце концов, она никуда не денется. И за то время, что я буду ходить, она вряд ли станет больше… »
Он хотел дать себе небольшую отсрочку. Если сообщить прямо сейчас, то дежурный управляющий свяжется с хозяйкой машины — женщиной из сто сорок второй квартиры, попросит ее отогнать «десятку» на свободное место, вызовет бригаду рабочих…
Воскресная смена не оправдывала его надежд.
«И все из-за какой-то ерунды! Да, наверное, не стоит так уж… »
Словно в ответ на его мысли, из тонкой черной змейки вырвалась белая бетонная пыль, словно узкое блестящее лезвие. В следующий момент раздался громкий треск, и Бирюков увидел, как черта на полу раздвигается, будто рана, и ее острый конец прыгает прямо к его ногам.
Бирюков потянул из кармана рубашки рацию. Сомнений больше не было: трещина действительно была очень опасной.
Впечатление было такое, словно сбывались слова Рожкова — «когда-нибудь эта „десятка“ провалится от стыда сквозь землю». Но раньше эта шутка казалась забавной, потому что была просто шуткой, а сейчас…
Он попятился назад, пытаясь одновременно нащупать кнопку вызова.
Вдруг вишневая машина истошно завыла сиреной сигнализации; словно чувствовала, что произойдет дальше.
Будто в замедленном кино, Игорь увидел, как во все стороны от основной трещины (теперь она уже не была такой узкой, в нее спокойно можно было вставить палец, хотя Бирюков ни за что на свете не стал бы этого делать) поползли другие, помельче. Они расширялись и росли прямо на глазах. «Десятка» покачнулась на амортизаторах и мигнула светом фар. Затем раздался оглушительный хруст, и в лицо охраннику ударила плотная волна горячего воздуха, смешанная с какой-то тягучей и отвратительной вонью.
Игорь почувствовал, как пол (в прямом смысле этого слова) уходит у него из-под ног. Бетонный массив обрушился; «десятка», потеряв опору сразу под всеми четырьмя колесами, на секунду застыла, а потом отвесно рухнула в провал.
Бирюков в последний момент успел раскинуть руки — это его и спасло, иначе он полетел бы следом. Рация перевернулась в воздухе и, дважды ударившись о край ямы, упала на крышу машины, отскочила от нее и исчезла в черной пустоте.
Со стороны Бирюков напоминал человека, провалившегося в полынью, из которой торчали только голова и руки. Он попытался за чтонибудь уцепиться, чтобы подтянуться и вылезти. Но пальцы скользили по шероховатому бетону, как по гладкому стеклу. Руки начинали слабеть.
— Э-э-э-й! Кто-нибудь! Помогите! Помогите!
Прямо перед ним зиял огромный провал, спина чувствовала острые края треснувшего пола. Если бы он упал по-другому, лицом к гаражу, а спиной к яме…
«Если бы… » Сейчас не стоило тратить время на всякие «если». Это никак не могло помочь. Игорь ощущал, как бетон за его спиной начинает медленно крошиться, так легко и податливо, словно это была обыкновенная земля.
Он попытался угадать, услышит ли его крики Валентин. Конечно, надеяться на это не приходилось: их разделял целый ярус подземного гаража.