– Цыц, Зяма! – прикрикнул на него Тягач. – Не до твоих мемуаров сейчас.
   Опрокинув рюмку, он долго жевал гриб, собираясь с мыслями.
   – Арбуз во всех этих делах заноза! – прервал его раздумья Кабан. – Надо что-то решать. Правильно я говорю, Миша?
   Миша-шестипалый кивнул и посмотрел на Тягача.
   – По старшинству тебе говорить, Борисыч.
   – Ладушки, – сказал Тягач, нахмурившись, – будем решать. Мое стариковское мнение такое. Арбуз, спору нет, вор уважаемый и авторитетный. Однако всю общину из-за него под удар подставлять негоже. И выход здесь, по моему стариковскому разумению, один-единственный и другого нет. Надо повернуть толковище на разборку не с питерской общиной, а с Арбузом лично, тогда все и срастется, и мы будем при козырях.
   – Верно! – подхватил Кабан. – А для этого нужно сделать так, чтобы Арбуз не сам на сходку пришел, а чтоб мы его туда привели. Тогда можно обставиться, что для этого мы, мол, братву и встречаем, чтобы с полной уважухой ко всем непонятки разрешить. Так, Миша?
   После небольшой паузы Миша-шестипалый дернул щекой и опять кивнул.
   Все замолчали, настороженно глядя друг на друга. Один Гробман демонстративно закрыл глаза и тихонько бормотал что-то себе под нос.
   Тишину нарушил Тягач.
   – Решили так решили, – буркнул он, – здесь барышень нет, посрать да родить нельзя погодить. Берем Арбуза и точка. Со всем уважением к его заслугам, чтобы все было по понятиям, но берем. Держим до сходки и представляем на толковище, пусть братва судит-рядит. Все согласны? Говори, Кабан!
   – Да.
   – Ты, Миша?
   – Да.
   – Ну вот и все, суши портянки. Зяма, наливай!
* * *
   Слежку Арбуз обнаружил сразу.
   Подъехав поутру к своему офису на углу Литейного и Некрасова и выйдя из машины, он краем глаза срисовал неприметную вишневую «девятку» с тонированными стеклами, мирно припаркованную на противоположной стороне Литейного метрах в пятнадцати впереди. Стекло со стороны водителя было приспущено на пару сантиметров, из образовавшейся щели прихотливой змейкой вился сизый сигаретный дымок.
   – Ну-ну, – вздохнул Арбуз, неторопливо прикурил и направился к входной двери из бронированного стекла.
   Уже взявшись за грибообразную дверную ручку, он помедлил секунду и, не оборачиваясь, внимательно посмотрел на отражение «девятки» в полированной стеклянной поверхности. Отметил, что водительское окно уже закрыто, а обрубленная змейка табачного дыма медленно тает в воздухе на манер улыбки чеширского кота из сказки Льюиса Кэролла «Алиса в стране чудес».
   Арбуз хмыкнул, рывком открыл дверь и прошел внутрь. В вестибюле его почтительно приветствовал плечистый наголо стриженный коренастый охранник в черном костюме, пиджак которого откровенно оттопыривался в районе левой подмышки.
   Поманив его пальцем, Арбуз кивнул на «девятку» и коротко спросил:
   – Давно?
   – Да уж минут двадцать, как маячат, Михаил Александрович. Я их на мониторе засек. Проверить?
   – Не надо. Тюря здесь?
   – Здесь. Как раз насчет финской древесины приехали, разбирается.
   – Хорошо.
   К себе на второй этаж Арбуз подниматься не стал. Вместо этого он отошел в глубь вестибюля, достал мобильник, пощелкал кнопками.
   – Тюря? Спустись-ка вниз, дело есть.
   В ожидании Тюри Арбуз задумчиво покусывал короткую толстую антенну мобильника. Торчать целый день в офисе он сегодня не собирался, планировал заехать минут на десять, посмотреть, как идут дела, а потом навестить Романа с Лизой, оставив на хозяйстве верного Тюрю. Роман с Лизой еще вчера были препровождены в надежное бунгало на Карельском перешейке – в то самое, в котором Арбуз прятал выкраденного из «Крестов» Чернова до его отправки за границу.
   И вот на тебе, хвост. Очень любопытно узнать, кто же это так трогательно о нем заботится. Ага, а вот и Тюря.
   – Вишневую «девятку» видишь? – вместо приветствия спросил Арбуз.
   – Вижу, Череп уже докладывал.
   – Слушай сюда. На Некрасова телефон-автомат, знаешь?
   – Да.
   – Выйди через двор и дуй туда. Позвони в ментовку, скажи, что видел, как в вишневую «девятку» садились подозрительные черножопые, какие-то мешки там у них странные, у одного распахнулся пиджак, и ты засек под пиджаком... ну, хотя бы пистолет. Или нет, лучше обрез. Дашь адрес и сразу отбой. Понял?
   – Как не понять! – улыбнулся Тюря. – За последние взрывы ментам хвост накрутили, землю роют насчет терроризма. Враз будут здесь всем кагалом, палку срубить на халяву, благо отделение за углом...
   – Правильно мыслишь. Действуй!
   Проводив Тюрю, Арбуз поудобнее устроился у приоткрытого по случаю жаркого дня окна, не выпуская из виду вишневую «девятку». Менты не заставили себя долго ждать – терроризм и впрямь нынче в почете.
   Не прошло и десяти минут после ухода Тюри, как с улицы Некрасова на Литейный с визгом вырулили два милицейских уазика и намертво блокировали «девятку» с двух сторон. Из уазиков высыпали автоматчики в касках и бронежилетах, взяли «девятку» на прицел. Один из них осторожно постучал в тонированное стекло.
   – Эй, в машине! Вышли без глупостей наружу и предъявили документы.
   После небольшой паузы двери «девятки» открылись и из нее выбрались двое средних лет мужичков вполне обыкновенной наружности.
   – Ба, знакомые все лица, – пробормотал Арбуз и отвернулся.
   Дальнейшее его уже не интересовало.
   Мужичков этих он прекрасно знал – это были Шуруп и Кактус, самые что ни на есть доверенные лица разлюбезного Якова Борисовича Тягайло, сиречь Тягача. Несмотря на незамысловатую внешность, были они великими мастерами на всякие хитроумные штуки. Тягач их берег и использовал только в делах исключительной деликатности и ответственности – например, в таких, когда оказывалось позарез необходимо, чтобы, скажем, какой-нибудь важный и хорошо охраняемый человек вдруг бесследно исчез.
   Из-за приоткрытого окна было слышно, как Шуруп с Кактусом что-то плаксиво канючили, а также отрывистые команды ментов, приступивших к досмотру «девятки». Арбуз покачал головой и направился к себе в кабинет.
   Проходя через приемную, он кивнул привставшей было Танюше: – Меня нет!
   Расположившись в уютном кожаном кресле на колесиках, Арбуз закинул ноги на стеклянную столешницу и задумался. Ай да Тягач! Ну и зачем ему все это понадобилось? В то, что Тягач вознамерился его, Арбуза, просто-напросто грохнуть, Арбуз ни на секунду не поверил, несмотря на весьма красноречивое для понимающих людей присутствие под окнами фирмы «Пиксель» таких специалистов, как Шуруп с Кактусом. Слишком привержен Тягач к старинным воровским законам, чтобы пойти на такой откровенный беспредел по отношению к другому авторитетному вору. Да и по делам они никак не пересекались, наоборот, даже иногда помогали друг другу – ведь сферы влияния давно уже были разграничены по обоюдному сердечному согласию.
   Инцидент по поводу Корявого, конечно же, не в счет – так, рабочий момент, поговорили, всё выяснили и разошлись. Тогда что же?
   А вот мы сейчас это у него у самого и выясним.
   Арбуз рывком снял ноги со стола, пододвинул к себе телефон и набрал домашний номер Тягача.
   Трубку поднял Зяма Гробман.
   – Ой, Михаил Александрович, дай бог вам здоровья, как я рад вас, так сказать, слышать... – затараторил он, как только услышал голос Арбуза.
   – А что, есть основания сомневаться в моем здоровье?
   – Типун вам на язык, Михаил Александрович, что вы такое говорите...
   – Яков Борисович далеко?
   – Здесь, здесь, тоже так будет рад с вами поговорить, что я даже не знаю...
   Из трубки донеслось шуршание, и после непродолжительного молчания раздался низкий голос Тягача:
   – Здравствуй, Михаил Александрович! Молодец, что позвонил, не забываешь старика. Что скажешь хорошего?
   – Яков Борисович, с чего это ты за мной приглядывать начал? – прямо спросил Арбуз. – Если узнать чего хочешь, так скажи, у меня от уважаемых людей секретов нет!
   – А-а, это ты про Шурупа и Кактуса, – нимало не смутился Тягач, – так это они не за тобой посланы приглядывать. Наоборот, за теми, кто тебя, мил человек, припасти решил. И оберечь тебя таким образом.
   – Благодарствую за заботу, но у меня и своих оберегателей достаточно. Объяснись, Яков Борисович.
   – Не телефонный это разговор, – вздохнул Тягач. – Прямо с утра прошел шепот от верных людей, что тобой сильно заинтересовались, Михаил свет мой Александрович. И тобой, и друзьями твоими. Мол, хвостик за тобой увязался. Вот я и решил это дело проверить, подстраховать тебя, прости уж старика за своеволие. Зря тревожить тебя не хотел, думал сперва результатов дождаться. А ну как липа? А ты, вишь, взял да и сам позвонил.
   – Кто заинтересовался?
   – Говорю же, что не телефонный это разговор, Михаил Александрович. Ты вот что, может, заскочишь ко мне на полчасика, ну хоть прямо сейчас? Мы бы и поговорили, дело-то, похоже, серьезное.
   Арбуз помедлил немного:
   – Хорошо, я приеду.
   – И вот еще что, Михаил Александрович. Ты уж будь другом, возьми машинку какую-нибудь понеприметней, а кого-нибудь из ребят пусти сначала на своей тачке покататься – так, на всякий случай, а потом уж и сам отправляйся. Чтобы хвостик-то не узнал, что мы с тобой встречаемся, ей-богу, так лучше будет, поверь старику, жизнью битому. Для нас обоих лучше. Уважь старика, лады?
   – Хорошо, – повторил Арбуз и дал отбой.
   Услышав короткие гудки, Тягач положил трубку и внимательно посмотрел на сидящего напротив него Зяму Гробмана.
   – Пятерка в дневник тебе, Зяма. Сработало, повелся Арбуз.
   Зяма потупил глазки и довольно улыбнулся:
   – А как вы думаете, могло бы не сработать, Яков Борисович, дай бог вам здоровья? Как только Михаил Александрович увидел Шурупа с Кактусом, он же не мог не позвонить, он же умный человек! И как умный человек, он никак не мог их не увидеть, дай бог ему здоровья. А как иначе можно было сделать так, чтобы он приехал к нам сам, да еще и один? Ведь Михаил Александрович не только умный, он еще и смелый, и благородный, он любит друзей и уважает братву, надо же этим пользоваться... Нет, Зяма еще не забыл, какие он делал комбинации, и не только в картах!
   – Ладно, раскудахтался, – добродушно пробурчал Тягач, – гречневая каша сама себя хвалит. Пойди-ка лучше подготовь ребят. Да не забудь поставить кого-нибудь у поворота с Выборгского шоссе, для уверенности, что он точно один приедет.
   Гробман негодующе пожал плечами, как бы говоря, что уж о таких-то очевидных вещах ему можно было бы и не напоминать.
   – Тебе бы, Зяма, в Мосаде трудиться! – рассмеялся Тягач. – Давай действуй. Я в теплице.
* * *
   Арбуз не колебался ни секунды – ехать надо.
   Сборы были недолгими. Старый добрый позолоченный «Магнум» привычно лег в наплечную кобуру, верный Тюря, с облегчением оторвавшийся от изнурительных переговоров с туго соображающими северными соседями, в момент организовал неприметную серую «десятку», реквизировав ее на пару часов у кого-то из охранников. Советом Тягача насчет отвлекающего маневра Арбуз пренебрег, посчитал ниже своего достоинства до такой уж степени шугаться в собственном городе.
   Все, пора.
   Однако стоило Арбузу выбраться из-за стола, как из приемной послышались протестующие возгласы Тани, дверь без стука распахнулась, и на пороге кабинета материализовался широко улыбающийся Боровик.
   – Привет, Миша! Проезжал тут мимо, ну и решил зайти, проведать друга детства запросто, без звонка. Не возражаешь?
   – Что за вопросы, Саня? Только я сейчас уезжаю, заморочка одна появилась. Давай-ка лучше вечером пересечемся, можем Рому вместе проведать, посидим там как следует.
   Улыбка сошла с лица Боровика.
   – Заморочка? Что-нибудь по наши души, Миша?
   – Сам не знаю пока, но похоже, что какая-то фигня заваривается. В общем, еду, чтобы понять что к чему.
   – Хорош темнить, Миша, – нахмурился Боровик, – старый опер тему нюхом чует. Что стряслось?
   – Хорошо, что бог миловал к тебе на допрос попасть, друг ситный, не то бы точно раскололся, уронил высокую марку питерского криминалитета. Как говаривала моя бабушка, царствие ей небесное, отвяжись, худая жисть! Сам разберусь, мои дела.
   – И не надейся, Миша. Наши дела теперь общие, как будто сам не знаешь. Короче, пока не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу, и не надейся. Ну?
   Арбуз махнул рукой и рассказал об обнаруженной слежке и о последующем разговоре с Тягачом.
   – Вот такие дела, друг детства. Что скажешь?
   – Что, что... – протянул Боровик, – знаю я эту публику, и Тягача, он же Тягайло, Яков Борисович, и Зяму этого, он же Гробман, Зиновий Исаакович. Все были у нас в разработке, народец еще тот, подходов к ним днем с огнем не найти... Да что я тебе объясняю, они же твои коллеги, миль пардон, мсье Арбузов. Скажу только, что Зяма тягачевский – корефан еще тот, совсем не так прост, как кажется. И одному тебе в это паучье логово ехать ну никак нельзя.
   – Саня, это вопрос решенный. Слабину здесь дать – себя не уважать.
   – Диву даюсь на понятия ваши корявые, – покачал головой Боровик, – ведь сам знаешь, что это за фрукты...
   – Понятия наши не корявые, – твердо сказал Арбуз, – и уважающие себя люди не зря их держатся. Все, проехали, Саня.
   – Хорошо, не считаешь возможным своих взять, я с тобой поеду.
   Арбуз посмотрел Боровику в глаза и отрезал:
   – Нет, Саня. Будь здесь. Отвечаешь за Рому с Лизой.
   Арбуза ждали.
   Стоило ему подъехать к покрытым серой шаровой краской воротам из двухмиллиметровой стали, как створки ворот тут же разъехались в стороны с тихим шипением. За воротами обнаружились три невзрачных мужичка с помповыми ружьями, на удивление похожие на Шурупа с Кактусом. Арбуз опустил стекло, к нему тут же подошел один из мужичков, вежливо поздоровался и показал на навес в глубине двора, под которым располагался автопарк Тягача – пара джипов, микроавтобус «Мерседес», «БМВ-шестерка» для представительских выездов и натуральная «Победа» с родной отделкой и реставрированным родным мотором, выпущенная аккурат в год смерти Сталина.
   «Победа» была любимой игрушкой Тягача наряду с двухстволкой «Зауэр» и вороненым маузером. Особенно радовали его зеленый круглый индикатор лампового приемника и набалдашник из слоновой кости на кулисе переключения передач на рулевой колонке. «Победу» Тягач никому не доверял, даже мыл ее сам лично.
   Именно у этой самой «Победы» Арбуз и припарковался. Стоило Арбузу выйти из машины, как к нему тотчас же подскочил один из мужичков и извиняющимся тоном попросил сдать оружие.
   – Не сердитесь, Михаил Александрович, – сказал он, почтительно принимая «Магнум», – мы люди маленькие, так уж у нас принято, а пистолетик ваш будет в целости и сохранности, не извольте сомневаться.
   Арбуз молча кивнул и направился к дому, где его поджидал стоящий на крыльце с распростертыми объятиями Тягач.
   – Рад, рад, Михаил Александрович, рад, что уважил старика, милости прошу! – пробасил он, пожимая руку Арбузу и провел его в гостиную.
   В гостиной они уселись друг напротив друга за овальным дубовым столом. Зяма Гробман тут же водрузил на стол поднос, на котором красовались запотевшая бутылка «Московской особой» и фарфоровые пиалы с солеными рыжиками и маринованными огурчиками, однако Арбуз от угощения отказался.
   – Что же ты, Михаил Александрович, – удивился Тягач, – никак брезгуешь моим хлебом-солью?
   – Побойся бога, Яков Борисович. Я же на минуту, как и договаривались. Расскажи, что случилось, зачем звал. Посидеть по-свойски всегда успеем.
   – На минуту, говоришь? Боюсь, не выйдет у нас с тобой минутой-то отделаться, вишь, какое дело... Ну да ладно, вольному воля, а я с твоего разрешения выпью, не обессудь.
   Тягач неторопливо налил себе водки, выпил и захрустел огурчиком, поглядывая на Арбуза.
   – Яков Борисович, – вздохнул Арбуз, – не тяни. Что за дела?
   – Дела такие, что надо бы тебе, Михаил Александрович, поберечься.
   – Спасибо, я уже в курсе. Буду признателен, если...
   – Укрыться бы надо тебе, мил человек, – не слушая Арбуза, продолжил Тягач, – а укрыться тебе лучше всего у меня, вот ведь какая история, Михаил Александрович!
   Арбуз оглянулся на стоящего у него за спиной Гробмана.
   – Яков Борисович, не темни, не к лицу тебе это, – резко сказал он, – я не Бобик из-под забора!
   Крякнув, Тягач встал и прошелся по гостиной.
   – Да уж какой там Бобик, – сказал он наконец, – ладно, Михаил Александрович, темнить не будем. Братва предьяву тебе делает, через неделю всероссийский сходняк по твою душу. А пока выпало мне уважительно поберечь тебя, я уже и местечко приготовил, будешь как у Христа за пазухой.
   Лицо Арбуза окаменело:
   – Ты, Яков Борисович, не много ли берешь на себя?
   – Может, и много, Михаил Александрович, но такая уж, видать, выпала мне тягота. Ты не горячись, а побудь недельку у меня в гостях, деваться некуда. Извини, что в подвале, но там все путем – ковры, диваны, видик, этот, как его, прости господи, все запомнить не могу... А, блин, ди-ви-ди! И все прочее по первому твоему требованию, не сомневайся. Захочешь ляльку для баловства – и лялька будет, мнето, старику это ни к чему, а ваши годы молодые, как не понять! Давай, Михаил Александрович, по-хорошему. Ребятки тебя проводят, они же и оберегать будут. Ребятки надежные, да ты их знаешь. Эй!
   Дверь в гостиную тут же распахнулась, за ней обнаружились Шуруп и Кактус с пистолетами в руках. Не говоря ни слова, они подошли к Арбузу и встали по обе стороны от него.
   – Плохо кончишь, Яков Борисович, – покачал головой Арбуз, – жизнь таких подлянок не прощает. Ну и занесло тебя на старости лет!
   – Ну, уж как есть так и есть, – Тягач отвел глаза, – ты лучше о себе подумай. На толковище ведь тебя рвать будут, и я за тебя подписываться не стану. И Кабан не станет, и Миша-шестипалый. Как там наши предки говаривали? Дружба дружбой, а табачок врозь. Не обессудь, мил человек, своя рубашка ближе к телу. Иди, отдохни напоследок.
   Арбуз молча встал. Шуруп с Кактусом хотели было взять его под руки, однако сразу опомнились – богатый жизненный опыт подсказал им, что этого делать не следует.
   Когда дверь за ними закрылась, Тягач хмуро посмотрел на Гробмана.
   – Ай, вейз мир! – пожал плечами Гробман. – И не таких я видел, когда еще умел делать картами удивительные вещи, и не только картами, заметьте, Яков Борисович, дай бог вам здоровья. Вы только сделайте одолжение, напомните ребяткам, чтобы, так сказать, телефончик не забыли забрать у Михаила Александровича...

Глава 7
ЦИГЕЛЬ-ЦИГЕЛЬ, АЙ-ЛЮ-ЛЮ!

   Боровик ждал Арбуза у него в кабинете, попивая предложенный Таней кофе. Когда пошел третий час ожидания, он принялся названивать Арбузу на мобильник, однако ровный женский голос каждый раз оповещал его, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны обслуживания». Так оно и было – изъятая у Арбуза трубка мирно покоилась рядом с вертикалкой «Зауэр» в несгораемом шкафу, вделанном в бетонную стену подвального тира берлоги Тягача.
   Поняв, что его худшие подозрения подтверждаются, Боровик заглянул к Тюре, избавившемуся наконец-то от тормозных финских барыг, и в двух словах обрисовал ситуацию. Они поговорили немного, после чего Тюря выдал Боровику никелированную пятнадцатизарядную «Беретту» и пожелал ему удачи.
   Порешили на том, что Боровик поедет на разведку и попытается на месте понять, что к чему. Тюря же по-прежнему останется на хозяйстве и будет в полной боевой готовности ожидать развития событий.
   По оперативным разработкам, проведенным на прежнем месте службы, Боровик прекрасно знал, где обитает Тягач. Знал он и про телекамеры видеонаблюдения, и про трехметровый забор, увенчанный колючей проволокой под напряжением в пару тысяч вольт, и про вооруженную охрану.
   Поэтому он оставил свою верную «копейку» на Выборгском шоссе и пешком, прячась за деревьями, подобрался к усадьбе Тягача со стороны Шуваловского парка. Когда до усадьбы оставалось метров пятьдесят и красный кирпичный забор со стальными воротами явственно обозначился впереди, Боровик выбрал дерево потолще, присел на корточки за шершавым стволом и огляделся.
   Да, вот уж у кого дом и впрямь его крепость. Такую твердыню только с ОМОНом и штурмовать, да как бы еще не пришлось и у саперов помощи просить.
   И тут Боровику несказанно повезло.
   Оснащенная глазком телекамеры дверь рядом с воротами приоткрылась, и в образовавшуюся щель на улицу выскользнул маленький сморщенный человечек. Человечек с удовольствием посмотрел на безоблачное небо, начинающее розоветь в предзакатных лучах уже коснувшегося верхушек деревьев солнца, кивнул самому себе и неторопливо двинулся в глубь Шуваловского парка по дорожке, посыпанной светлым речным песком и окаймленной бордюром из половинок таких же красных, как забор Тягача, кирпичей.
   И дорожка эта проходила метрах в пяти от того дерева, за которым прятался Боровик.
   – Ай-яй-яй, как хорошо, – прошептал Боровик, который, конечно, сразу же узнал завсегдатая всех ментовских картотек Зяму Гробмана, – похоже, что удача решила на манер Гюльчатай наконец-то показать вам свое прекрасное личико, товарищ бывший майор... А мы в ответ ей сейчас покажем, что бывших майоров не бывает...
   Осторожно перемещаясь по периметру ствола, Боровик пропустил Гробмана мимо себя, подождал немного и последовал за ним, бесшумно перебегая от дерева к дереву.
   Когда берлога Тягача скрылась за деревьями, он вышел на дорожку метрах в десяти позади Гробмана и негромко скомандовал:
   – Стой!
   Гробман тут же остановился и замер как вкопанный.
   – Теперь медленно поворачивайся без шума и лишних телодвижений. Стреляю без предупреждения.
   Мелко перебирая ногами на манер оловянного солдатика из детского спектакля, Гробман развернулся лицом к Боровику и всплеснул руками:
   – Боже ж мой, какая встреча, гражданин майор, а я слышал, что вас уволили из органов, дай вам бог здоровья...
   Гробман осекся, увидев направленное на него дуло пистолета.
   – Именно так, Зяма, – кивнул Боровик, указывая глазами на «Беретту». – Я теперь частное лицо, и безо всяких ордеров прямо здесь грохну тебя, если ты, например, выведешь меня из себя. А чтобы не раздражать меня, у тебя имеется всего лишь одна возможность. Без утайки рассказать, что сталось с прибывшим в ваше логово около четырех-пяти часов тому назад Михаилом Александровичем Арбузовым. Я слушаю.
   – Помилуйте, гражданин майор, я старый бедный еврей, живу в этом доме для куска хлеба, из милости от Якова Борисовича, дай бог ему здоровья, откуда мне знать...
   Раздался сухой щелчок взводимого курка.
   Гробман вздрогнул и замолчал.
   – Ты только передо мной-то сиротой казанской не прикидывайся, Зяма! – лениво протянул Боровик. – Повторяю для особо тупых. Где Арбуз и что с ним? Считаю до трех. Раз!
   – Гражданин майор...
   – Два!
   – Да что же это делается, среди бела дня убивают, так сказать, пожилого ни в чем не повинного человека...
   – Два с половиной...
   – Стойте! Я все скажу.
   Всплеснув руками, Гробман поднял маленькие морщинистые ладони к небу.
   – Видит бог, я тут ни при чем, я маленький человек, и только не говорите ничего Якову Борисовичу, я вас умоляю, гражданин майор!
   – Два с половиной...
   – Михаил Александрович жив-здоров, он в подвале у Якова Борисовича, но в очень приличных условиях, чтоб мне так жить.
   – Какого хрена?
   – К Михаилу Александровичу у провинциальной и столичной братвы претензии по поводу Корявого, Чукчи и этого певца, которого взорвали, дай бог ему здоровья. Будут судить его на всероссийской сходке через неделю, и по секрету скажу вам, что Яков Борисович с Кабаном и Мишей-шестипалым будут его сдавать. Ну что поделаешь, если им тоже надо кушать, и совсем не надо, чтобы из-за Михаила Александровича они имели неприятности? Только я вам ничего не говорил, гражданин начальник, это я только ради вас и огромного к вам уважения...
   – Ладно, замолчал! – прервал Боровик Гробмана и задумался.
   Решение пришло быстро. Была не была, а ну как проскочит?
   – Мобильник есть? – спросил он у Гробмана, не отводя от него дула пистолета.
   – Конечно есть, пожалуйста, пользуйтесь, не считайте времени, дай бог вам здоровья, правда, там совсем немного денег...
   – Набирай Тягача!
   – Зачем вам Яков Борисович? – в ужасе пискнул Гробман. – Мы же с вами договорились!
   – Два с половиной...
   – Сейчас, сейчас!
   Дрожащими руками Гробман вытащил откуда-то из-за пазухи телефон, потыкал пальцем в кнопки и протянул его Боровику.
   – Пожалуйста, но только имейте сожаление к старому человеку...
   Тягач откликнулся почти сразу.
   – Зяма, ты? – спросил он, когда на дисплее его мобильника высветился номер трубки Гробмана. – Где тебя носит? Хватит гулять, ужинать пора.
   – Говорит майор Боровик.
   – Фу-ты ну-ты, ножки гнуты, – спокойно сказал Тягач. – Ты же вроде теперь бывший, а, Боровик? Или зря болтают люди?
   – Ты же знаешь, Тягач, в нашем деле бывших не бывает, – так же спокойно ответил Боровик, – дело к тебе есть.
   – И какое же у отставного мента может быть ко мне дело?
   – Меняю Зяму на Арбуза.
   Тягач помолчал немного и равнодушно отрезал:
   – Не пойдет.
   – Зяму не жалко?
   – А что ты с ним сделаешь, мусор? Впрочем, что хочешь, то и делай, некогда мне с тобой тут лясы точить. Ужин ждет. Бывай!
   Послышались короткие гудки. Боровик плюнул и бросил мобильник под ноги жадно ловившему обрывки разговора Гробману.