Страница:
Вообще-то он много чего не предполагал.
В частности – того, что он увидел.
А еще он понял, что эта странная и таинственная девушка накрепко засела в его мозгу, особенно жест, которым она расправила примявшиеся под париком шелковистые каштановые волосы...
– Вот, – сказал Роман, протягивая деньги шиномонтажнику.
– Ага, – ответил тот и, не считая, сунул деньги в карман грязного комбинезона.
– Ну все, спасибо, я поехал, – сказал Роман.
– Ага, – повторил мужик и расслабленно опустился на ящик.
Роман сел за руль и, потрогав лежавший в кармане магнитофон, повернул ключ зажигания. Мотор мягко заурчал, и он медленно поехал в сторону выезда из гаражей. Роман машинально крутил руль в нужные стороны и вдруг понял, что не может думать ни о чем, кроме как об этой непонятной девушке.
Что это был за маскарад?
Ограбление?
Очень может быть. Даже наверняка.
Тогда это очень интересная девушка...
Роман выехал на кривую улицу и, повернув направо, остановил машину. Нужно было подумать.
Номер.
Какой был номер у этой «БМВ»?
Так...
Вот машина выезжает из ворот гаража, поворачивается радиатором в сторону Романа, на номер падает яркий луч солнца...
Точно!
Я еще тогда подумал – «Боинг»! Номер – 767. Между прочим, блатной номерок...
А буквы? Буквы, буквы, буквы...
Роман закусил губу и, нахмурившись, полез за сигаретами.
Какие же были буквы?
Ведь появилась же какая-то ассоциация, точно появилась!
Когда Роман начинал свою карьеру автомобилиста, он с первых же дней стал машинально делать из букв, которые видел на номерах машин, слова.
Наверное, сказалась его профессия. Стихи, тексты для песен...
Роман, конечно, в первую очередь был музыкантом, но тексты сочинял тоже, поэтому слова были материалом, из которого он делал стихи и песни. Вот и в этот раз, увидев буквы на серебристом «БМВ», он совершенно автоматически сложил их в какое-то слово.
Слово... Что-то связанное... с козой? При чем тут коза?
Роман затянулся и посмотрел вслед «Запорожцу», пронесшемуся мимо него со звуком подбитого вертолета.
Коза... А что с козы? Шерсти клок? Это с овцы... Но все равно, что-то такое...
Есть! Роман ударил ладонью по рулю.
Точно – есть! Мохер!
Вот тебе и коза, и шерсть, и все прочее. МХР – мохер.
Номер машины, на которой уехала девушка, поймавшая Романа в сети любопытства и... любви? этот номер был – М 767 ХР.
И, естественно, – 78.
Роман заулыбался и выкинув окурок в окно, сказал сам себе:
– «М семьсот шестьдесят семь ХР»! Записать, что ли? Да нет, я теперь вряд ли его забуду. А насчет этой девушки... Так ведь если есть номер машины – будет и девушка! А иначе на что существует Саня Боровик?
Роман врубил первую передачу и резко нажал на железку.
«Вольво» взвыла и тяжело прыгнула вперед, мягко вдавив Романа в спинку сиденья. А он улыбался, как сбежавший с уроков школьник, и напевал:
– Мохер-мохер, мохер-мохер, и тает лед и сердце тает!
Глава 2
Глава 3
В частности – того, что он увидел.
А еще он понял, что эта странная и таинственная девушка накрепко засела в его мозгу, особенно жест, которым она расправила примявшиеся под париком шелковистые каштановые волосы...
– Вот, – сказал Роман, протягивая деньги шиномонтажнику.
– Ага, – ответил тот и, не считая, сунул деньги в карман грязного комбинезона.
– Ну все, спасибо, я поехал, – сказал Роман.
– Ага, – повторил мужик и расслабленно опустился на ящик.
Роман сел за руль и, потрогав лежавший в кармане магнитофон, повернул ключ зажигания. Мотор мягко заурчал, и он медленно поехал в сторону выезда из гаражей. Роман машинально крутил руль в нужные стороны и вдруг понял, что не может думать ни о чем, кроме как об этой непонятной девушке.
Что это был за маскарад?
Ограбление?
Очень может быть. Даже наверняка.
Тогда это очень интересная девушка...
Роман выехал на кривую улицу и, повернув направо, остановил машину. Нужно было подумать.
Номер.
Какой был номер у этой «БМВ»?
Так...
Вот машина выезжает из ворот гаража, поворачивается радиатором в сторону Романа, на номер падает яркий луч солнца...
Точно!
Я еще тогда подумал – «Боинг»! Номер – 767. Между прочим, блатной номерок...
А буквы? Буквы, буквы, буквы...
Роман закусил губу и, нахмурившись, полез за сигаретами.
Какие же были буквы?
Ведь появилась же какая-то ассоциация, точно появилась!
Когда Роман начинал свою карьеру автомобилиста, он с первых же дней стал машинально делать из букв, которые видел на номерах машин, слова.
Наверное, сказалась его профессия. Стихи, тексты для песен...
Роман, конечно, в первую очередь был музыкантом, но тексты сочинял тоже, поэтому слова были материалом, из которого он делал стихи и песни. Вот и в этот раз, увидев буквы на серебристом «БМВ», он совершенно автоматически сложил их в какое-то слово.
Слово... Что-то связанное... с козой? При чем тут коза?
Роман затянулся и посмотрел вслед «Запорожцу», пронесшемуся мимо него со звуком подбитого вертолета.
Коза... А что с козы? Шерсти клок? Это с овцы... Но все равно, что-то такое...
Есть! Роман ударил ладонью по рулю.
Точно – есть! Мохер!
Вот тебе и коза, и шерсть, и все прочее. МХР – мохер.
Номер машины, на которой уехала девушка, поймавшая Романа в сети любопытства и... любви? этот номер был – М 767 ХР.
И, естественно, – 78.
Роман заулыбался и выкинув окурок в окно, сказал сам себе:
– «М семьсот шестьдесят семь ХР»! Записать, что ли? Да нет, я теперь вряд ли его забуду. А насчет этой девушки... Так ведь если есть номер машины – будет и девушка! А иначе на что существует Саня Боровик?
Роман врубил первую передачу и резко нажал на железку.
«Вольво» взвыла и тяжело прыгнула вперед, мягко вдавив Романа в спинку сиденья. А он улыбался, как сбежавший с уроков школьник, и напевал:
– Мохер-мохер, мохер-мохер, и тает лед и сердце тает!
Глава 2
ПЕВЕЦ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ
Багровый закат полыхал над Москва-рекой, подчеркивая темные силуэты кремлевских башен и сталинских имперских высоток. Привычную взгляду панораму портили торчавшие кое-где гигантские новоделы из стекла и бетона, считавшиеся в нынешней Москве образцами современной архитектуры и символами капиталистического процветания.
Оставляя за собой расходящиеся паутинки еле заметных волн, плавно скользил по речной глади белоснежный теплоход. На первый взгляд только отсутствие развеселых туристов на верхней палубе отличало его от обыкновенного московского речного трамвайчика, однако человек повнимательнее наверняка заметил бы непрерывно вращающуюся трубу радара на крыше капитанской рубки и укутанные в брезент предметы явно не гражданского назначения на баке и на юте.
В обшитом дубовыми панелями салоне теплохода за столом, обтянутым зеленым сукном, сидели трое немолодых мужчин. Это были члены политсовета всероссийской организации «Воля народа» – Самсон Эдуардович Бергамов, он же председатель политсовета, а также Аркадий Игнатович Телегин и Казбек Магомедович Додоев.
Прекрасные виды вечерней Москвы, проплывавшие за панорамными окнами с пуленепробиваемыми стеклами, их не волновали. Выключены были и гигантские жидкокристаллические мониторы на глухой стене салона, на которых обычно высвечивались подробные карты мира и еще более подробные – России. Электронный атлас России в свое время очень пригодился при детальной разработке широкомасштабного плана по уничтожению отребья, жирующего на казенных харчах в бесчисленных российских зонах и тюрьмах, – плана прямо-таки величавого и готически стройного в своей продуманности.
И если бы все прошло, как было задумано, сейчас оставалось бы только сидеть и принимать доклады с мест, отмечая на мониторах успешно пройденные этапы претворения плана в жизнь. Однако все пошло наперекосяк, и поэтому экраны были погашены. И пришлось не праздновать заслуженный успех, а подсчитывать напрасные потери и думать, как уклониться от безрадостных перспектив.
Бергамов пригладил пухлой рукой тщательно прилизанные седые волосы, поправил очки без оправы и глухо откашлялся.
– Ну что ж, как говорил великий дипломат Талейран, – мрачно произнес он, – чтобы преодолеть последствия катастрофы, надо в первую очередь оценить нанесенные ею убытки. Начнем с вас, Аркадий Игнатович.
Повернувшись к Телегину, Бергамов посмотрел на него.
– Что с расходами на научное обеспечение акции?
Телегин пробежался по клавиатуре ноутбука, открыл нужный файл.
– Расходы на организацию научной деятельности отдела психологических разработок составили одиннадцать с половиной миллионов долларов, включая покупку необходимого оборудования, расходы на переманивание и подкуп необходимых нам ученых, а также на приобретение и гм... изъятие интересующей нас документации по предыдущим исследованиям на тему использования 25-го кадра.
– Это все?
– К сожалению, нет, – Телегин опустил глаза, – еще около восьми миллионов ушло на обеспечение безопасности и секретности работы отдела. Пришлось приобрести территорию на Вологодчине, отстроить пару корпусов для лабораторий и жилья, замаскировать подъезды, обеспечить охрану. Потом... – Телегин замялся.
– Что еще? – недовольно спросил Бергамов, скривив тонкие губы.
– Для полной гарантии секретности пришлось организовать ликвидацию ряда ученых, непосредственно занимавшихся разработкой кода запуска программы массового самоубийства заключенных. На это ушло еще полмиллиона.
– Что это еще за средневековье, Аркадий Игнатович? Да мы с вашими шпионскими играми никаких денег не напасемся!
– Никак нельзя было иначе, Самсон Эдуардович, – Телегин отвел глаза и потер лысину ладонью, – они же знали про то, что сигналом для запуска программы массового самоубийства отщепенцев является именно та самая строчка из песни этого, Романа Меньшикова, причем исполненная им самим вживую. Сами это все и разрабатывали. Как же их отпускать-то после этого...
– Надеюсь, это все?
– Все, Самсон Эдуардович, – облегченно вздохнул Телегин, – концов нет, лабораторию на Вологодчине мы зачистили с помощью лесного пожара, там теперь и трава не растет...
– О боже, – Бергамов махнул рукой, – когда же вы избавитесь от своих разорительных военных привычек, Аркадий Игнатович! Мы с вами не в Генеральном штабе, а вокруг нас не Курская дуга. Тоньше надо работать, постиндустриальная цивилизация на дворе!
Еще раз махнув рукой, Бергамов повернулся к Додоеву:
– Ну а вы чем порадуете, Казбек Магомедович? Что у вас по расходам на практическую реализацию проекта?
– Мало хорошего, уважаемый Самсон Богданович! – встрепенулся Додоев, блестя карими глазами. – Большие деньги улетели, и все псу под хвост!
Он вынул из кармана стопку мелко исписанных листков бумаги и разложил их перед собой на столе.
– Вот! – костистый кулак Додоева лег на бумаги. – Все тут!
Он вскочил и принялся считать, загибая пальцы правой руки:
– Двадцать миллионов баксов на покупку заброшенной кинофабрики в Химках и на отступное азербайджанцам, которые сидят на этой территории, это раз. Пятнадцать миллионов на восстановление и на покупку нового оборудования в Швеции и на взятки таможне, чтоб не проводила поставки по документам, это два...
– Да вы сядьте, Казбек Магомедович, – с досадой прервал его Бергамов, – и говорите спокойно, шекспировских страстей и без вас предостаточно!
Додоев дернул щекой, однако сел.
– Хорошо, что фильмы для копирования удалось достать практически задаром, – продолжил он уже более спокойно, – с этих пиратов паршивых хоть шерсти клок. Этот, как его, Стропилло постарался напоследок, царствие ему небесное. Но копирование, вписка этого двадцать пятого кадра!
Он опять не сдержался и хлопнул кулаком по столу.
– Это же ювелирная работа, это как шайтан бритвой водит! Короче, еще пятнадцать миллионов на производство, это три.
Аккуратно вписывая цифры столбиком в свой блокнот, Бергамов мрачнел с каждой минутой.
– Ну а главное – то, что в-четвертых, – голос Додоева упал до шепота, – я честью поклялся, я людей своим словом повязал, диаспору подключил! Тысячи людей работали, развозили пленки по зонам. Взятки давали начальникам-шмональникам, чтоб крутили бесперебойно, рисковали... Что деньги! Деньги я отдал, еще восемь миллионов этих президентов американских, пропади они пропадом, но я теперь опозорен, слово не выдержал...
Додоев опустил голову и смял бумажки со своими выкладками.
Бергамов раздраженно посмотрел на него и подвел жирную черту под столбиком цифр в блокноте. Потом отодвинул от себя блокнот и встал:
– Итак, – сказал он с расстановкой, – расходы по операции, которая могла бы стать подлинным триумфом нашей организации, составляют... – он заглянул в блокнот, – ... составляют шестьдесят три миллиона долларов. Результат нулевой.
Отойдя к панорамному окну, Бергамов закурил. Тонкая коричневая сигарета подрагивала в его пальцах.
– Нет, хуже, чем нулевой! – повысил он голос, внезапно повернувшись к собравшимся.
Доставший было из кармана пачку «Беломора» Телегин вздрогнул и бросил ее на стол, так и не достав папиросу. Додоев отвернулся.
– Хуже, чем нулевой! – повторил Бергамов, вдавив в полированный подоконник едва раскуренную сигарету. – Эпохальный, можно сказать, исторический план по уничтожению уголовной сволочи, паразитирующей на теле нашей несчастной страны, план, который был способен перевернуть жизнь России и привести нас к власти – этот план сведен на нет каким-то распоясавшимся попрыгунчиком с микрофоном! И это говорите мне вы – мозг, элита из элит, руководители организации, объединяющей цвет вырождающейся нации!
Переставший сдерживаться Бергамов уже почти кричал:
– Сначала этот никчемный паяц, этот клоп, возомнивший о себе невесть что, нагло отказывается ехать на гастроли по исправительно-трудовым учреждениям и делает таким образом невозможным запуск программы на самоуничтожение окопавшихся там дармоедов! И мы – мы! – не можем с ним ничего сделать! Потом он фактически объявляет нам войну, то есть в одиночку противостоит глубоко законспирированной структуре, имеющей соратников практически во всех эшелонах власти, – и выигрывает!!! Выставляет нас на посмешище, провоцируя международный скандал, пропихнув в эфир телеинтервью с погаными разоблачениями изменника Петрова, слизняка, приспособленца, сволочи...
Взяв себя в руки, Бергамов вернулся к столу и снова сел, с раздражением отбросив в сторону блокнот.
– Если Казбек Магомедович в чем-то и прав, – помолчав, сказал он уже обычным бесстрастным голосом, – так это в том, что мы опозорены. И это никому даром не пройдет. Есть ответственный за нормальное функционирование Северо-Западного отделения организации. Изменник Петров был его креатурой, ему и было поручено разобраться с ним. Где Самоедов?
– Здесь, на верхней палубе, – тут же откликнулся Телегин и несмело улыбнулся, – волнуется в ожидании...
– Не время шутки шутить, Аркадий Игнатович, – оборвал его Бергамов, – самое время всем поволноваться, а не одному Самоедову. Давайте его сюда!
Телегин быстро подошел к пульту, расположенному под жидкокристаллическими дисплеями, нажал клавишу. Тут же с мягким шипением открылась входная дверь, и в проеме показался бледный Самоедов.
– Самоедов, что с Петровым? – не глядя спросил Бергамов.
– Самсон Эдуардович, – заторопился Самоедов, не осмеливаясь приблизиться, – я все выполнил, он уже на дне Обводного канала...
– Милиция?
– Отрабатывает единственную версию – самоубийство на почве неприязненных личных отношений с женой...
– Журналистская сволочь? – все так же не глядя осведомился Бергамов.
– Скончался позавчера от сердечной недостаточности, перетрудился, бедный, на нервной работе, мы использовали те самые порошочки, которые раздобыл еще покойный Петров у отставных химиков из кагэбэшных лабораторий...
Бергамов опять помолчал, пододвинул к себе блокнот, полистал его.
– Ладно, садись, – наконец смилостивился он, – хоть кто-то что-то путное сегодня доложил, да и тот – Самоедов...
Некоторое время все молчали. Потом Бергамов постучал ногтем по зеленому сукну стола.
– Так, – сказал он наконец, – сделанного не воротишь. Но и останавливаться мы не должны, не имеем права. На карту поставлены наш престиж, наши деньги, наше заслуженное право распоряжаться погрязшей в разрухе страной, в конце концов!
Палец Бергамова уперся в Самоедова:
– Первое!
Самоедов тут же выхватил записную книжку, Бергамов брезгливо скривился:
– Не холуйствуй, Самоедов, не перебирай! Роман Меньшиков по-прежнему за тобой. Разобраться с ним надо так, чтобы другим на веки вечные неповадно было!
– Вырезать всю его семью! – встрепенулся Додоев. – У него на глазах, а потом и его медленной смертью!
– Да нет у него семьи, – осмелился было возразить Самоедов, – один кукует...
– Значит, всех, кто ему дорог! – не унимался Додоев. – Всех, у него на глазах!
– Смерть его, конечно же, должна быть показательной, – осторожно заметил Телегин, – однако важно не засветить окончательно нашу организацию. После телевизионных разоблачений и так шуму выше крыши, даже Кремль зашевелился. Мы, само собой, гасим резонанс, возможности есть, но все же...
Бергамов поднял руку.
– Стоп! Думаю, что разработку деталей мы вполне можем доверить Адольфу Богдановичу, – он кивнул Самоедову, – в конце концов, на то он и специалист, и меру своей ответственности должен понимать. Как и необходимость реабилитироваться за свои просчеты.
Долговязая фигура Самоедова съежилась на стуле, он постарался сделаться как можно более незаметным.
– С этим все. Второе! – с нажимом продолжил Бергамов. – За приятными вещами мы должны не забывать и о главном. Задачу очистки страны от ненужных отбросов общества никто не отменял. Смею вас заверить, и не отменит.
Бергамов снова закурил и с наслаждением выпустил тонкую струйку ароматного дыма.
– Пора подумать о реализации резервного плана. Детали вам известны. Аркадий Игнатович, что с приобретением железнодорожного состава?
– Поезд практически готов, – с готовностью вскочил Телегин, – гэдээровский двойной локомотив из государственного резерва, заблаговременно списанный нами через подставных лиц еще два года назад. Подвижной состав, то есть вагоны, уже предоставил Алексеенко из путей сообщения. Десять купейных, два почтовых, четыре плацкартных с разобранными перегородками. Все они уже находятся в депо под Пензой, там пока осуществляются профилактические работы по ходовой части, покраска в соответствии с задачей. Осталось не более недели до полной готовности, за это же время туда завезут полученное по гуманитарке оборудование – оно уже растаможено в Ленинградском морском порту.
Удовлетворенно кивнув, Бергамов перевел взгляд на Додоева:
– Казбек Магомедович?
– Профсоюзы у меня вот где! – Додоев сжал костистый кулак. – Вы же знаете, Самсон Эдуардович. Никаких забастовок, заставлю поставить на линии лучших людей, поезд пулей полетит! Зеленый свет, клянусь честью!
Бергамов задумчиво побарабанил пальцами по столу, докурил сигарету и затушил окурок в массивной хрустальной пепельнице, изображающей штурвал.
– Ну все, товарищи, – сказал он с упором на последнем слове, – за дело. Действовать жестко, решительно, не отступая ни перед чем. Это наш последний шанс. Обосремся – значит, мы не способны вершить великие дела, недостойны тех воистину великих задач, которые сами перед собой поставили. И не видать нам ни власти, ни, сами понимаете, – денег. Время не ждет!
Он внимательно посмотрел на соратников. Телегин с Додоевым решительно кивнули, Самоедов задержал дыхание.
– Вольно! – улыбнулся Бергамов одними губами, отодвинул стул и направился к выходу на палубу.
Уже взявшись за полированную медную ручку двери, он бросил напоследок через плечо:
– Учти, Самоедов, – пока эта сволочь Меньшиков не сдохнет, приказа о реализации резервного плана я не отдам.
Телегин с Додоевым поднялись и молча вышли вслед за Бергамовым.
Самоедов стиснул зубы и зажмурился.
Оставляя за собой расходящиеся паутинки еле заметных волн, плавно скользил по речной глади белоснежный теплоход. На первый взгляд только отсутствие развеселых туристов на верхней палубе отличало его от обыкновенного московского речного трамвайчика, однако человек повнимательнее наверняка заметил бы непрерывно вращающуюся трубу радара на крыше капитанской рубки и укутанные в брезент предметы явно не гражданского назначения на баке и на юте.
В обшитом дубовыми панелями салоне теплохода за столом, обтянутым зеленым сукном, сидели трое немолодых мужчин. Это были члены политсовета всероссийской организации «Воля народа» – Самсон Эдуардович Бергамов, он же председатель политсовета, а также Аркадий Игнатович Телегин и Казбек Магомедович Додоев.
Прекрасные виды вечерней Москвы, проплывавшие за панорамными окнами с пуленепробиваемыми стеклами, их не волновали. Выключены были и гигантские жидкокристаллические мониторы на глухой стене салона, на которых обычно высвечивались подробные карты мира и еще более подробные – России. Электронный атлас России в свое время очень пригодился при детальной разработке широкомасштабного плана по уничтожению отребья, жирующего на казенных харчах в бесчисленных российских зонах и тюрьмах, – плана прямо-таки величавого и готически стройного в своей продуманности.
И если бы все прошло, как было задумано, сейчас оставалось бы только сидеть и принимать доклады с мест, отмечая на мониторах успешно пройденные этапы претворения плана в жизнь. Однако все пошло наперекосяк, и поэтому экраны были погашены. И пришлось не праздновать заслуженный успех, а подсчитывать напрасные потери и думать, как уклониться от безрадостных перспектив.
Бергамов пригладил пухлой рукой тщательно прилизанные седые волосы, поправил очки без оправы и глухо откашлялся.
– Ну что ж, как говорил великий дипломат Талейран, – мрачно произнес он, – чтобы преодолеть последствия катастрофы, надо в первую очередь оценить нанесенные ею убытки. Начнем с вас, Аркадий Игнатович.
Повернувшись к Телегину, Бергамов посмотрел на него.
– Что с расходами на научное обеспечение акции?
Телегин пробежался по клавиатуре ноутбука, открыл нужный файл.
– Расходы на организацию научной деятельности отдела психологических разработок составили одиннадцать с половиной миллионов долларов, включая покупку необходимого оборудования, расходы на переманивание и подкуп необходимых нам ученых, а также на приобретение и гм... изъятие интересующей нас документации по предыдущим исследованиям на тему использования 25-го кадра.
– Это все?
– К сожалению, нет, – Телегин опустил глаза, – еще около восьми миллионов ушло на обеспечение безопасности и секретности работы отдела. Пришлось приобрести территорию на Вологодчине, отстроить пару корпусов для лабораторий и жилья, замаскировать подъезды, обеспечить охрану. Потом... – Телегин замялся.
– Что еще? – недовольно спросил Бергамов, скривив тонкие губы.
– Для полной гарантии секретности пришлось организовать ликвидацию ряда ученых, непосредственно занимавшихся разработкой кода запуска программы массового самоубийства заключенных. На это ушло еще полмиллиона.
– Что это еще за средневековье, Аркадий Игнатович? Да мы с вашими шпионскими играми никаких денег не напасемся!
– Никак нельзя было иначе, Самсон Эдуардович, – Телегин отвел глаза и потер лысину ладонью, – они же знали про то, что сигналом для запуска программы массового самоубийства отщепенцев является именно та самая строчка из песни этого, Романа Меньшикова, причем исполненная им самим вживую. Сами это все и разрабатывали. Как же их отпускать-то после этого...
– Надеюсь, это все?
– Все, Самсон Эдуардович, – облегченно вздохнул Телегин, – концов нет, лабораторию на Вологодчине мы зачистили с помощью лесного пожара, там теперь и трава не растет...
– О боже, – Бергамов махнул рукой, – когда же вы избавитесь от своих разорительных военных привычек, Аркадий Игнатович! Мы с вами не в Генеральном штабе, а вокруг нас не Курская дуга. Тоньше надо работать, постиндустриальная цивилизация на дворе!
Еще раз махнув рукой, Бергамов повернулся к Додоеву:
– Ну а вы чем порадуете, Казбек Магомедович? Что у вас по расходам на практическую реализацию проекта?
– Мало хорошего, уважаемый Самсон Богданович! – встрепенулся Додоев, блестя карими глазами. – Большие деньги улетели, и все псу под хвост!
Он вынул из кармана стопку мелко исписанных листков бумаги и разложил их перед собой на столе.
– Вот! – костистый кулак Додоева лег на бумаги. – Все тут!
Он вскочил и принялся считать, загибая пальцы правой руки:
– Двадцать миллионов баксов на покупку заброшенной кинофабрики в Химках и на отступное азербайджанцам, которые сидят на этой территории, это раз. Пятнадцать миллионов на восстановление и на покупку нового оборудования в Швеции и на взятки таможне, чтоб не проводила поставки по документам, это два...
– Да вы сядьте, Казбек Магомедович, – с досадой прервал его Бергамов, – и говорите спокойно, шекспировских страстей и без вас предостаточно!
Додоев дернул щекой, однако сел.
– Хорошо, что фильмы для копирования удалось достать практически задаром, – продолжил он уже более спокойно, – с этих пиратов паршивых хоть шерсти клок. Этот, как его, Стропилло постарался напоследок, царствие ему небесное. Но копирование, вписка этого двадцать пятого кадра!
Он опять не сдержался и хлопнул кулаком по столу.
– Это же ювелирная работа, это как шайтан бритвой водит! Короче, еще пятнадцать миллионов на производство, это три.
Аккуратно вписывая цифры столбиком в свой блокнот, Бергамов мрачнел с каждой минутой.
– Ну а главное – то, что в-четвертых, – голос Додоева упал до шепота, – я честью поклялся, я людей своим словом повязал, диаспору подключил! Тысячи людей работали, развозили пленки по зонам. Взятки давали начальникам-шмональникам, чтоб крутили бесперебойно, рисковали... Что деньги! Деньги я отдал, еще восемь миллионов этих президентов американских, пропади они пропадом, но я теперь опозорен, слово не выдержал...
Додоев опустил голову и смял бумажки со своими выкладками.
Бергамов раздраженно посмотрел на него и подвел жирную черту под столбиком цифр в блокноте. Потом отодвинул от себя блокнот и встал:
– Итак, – сказал он с расстановкой, – расходы по операции, которая могла бы стать подлинным триумфом нашей организации, составляют... – он заглянул в блокнот, – ... составляют шестьдесят три миллиона долларов. Результат нулевой.
Отойдя к панорамному окну, Бергамов закурил. Тонкая коричневая сигарета подрагивала в его пальцах.
– Нет, хуже, чем нулевой! – повысил он голос, внезапно повернувшись к собравшимся.
Доставший было из кармана пачку «Беломора» Телегин вздрогнул и бросил ее на стол, так и не достав папиросу. Додоев отвернулся.
– Хуже, чем нулевой! – повторил Бергамов, вдавив в полированный подоконник едва раскуренную сигарету. – Эпохальный, можно сказать, исторический план по уничтожению уголовной сволочи, паразитирующей на теле нашей несчастной страны, план, который был способен перевернуть жизнь России и привести нас к власти – этот план сведен на нет каким-то распоясавшимся попрыгунчиком с микрофоном! И это говорите мне вы – мозг, элита из элит, руководители организации, объединяющей цвет вырождающейся нации!
Переставший сдерживаться Бергамов уже почти кричал:
– Сначала этот никчемный паяц, этот клоп, возомнивший о себе невесть что, нагло отказывается ехать на гастроли по исправительно-трудовым учреждениям и делает таким образом невозможным запуск программы на самоуничтожение окопавшихся там дармоедов! И мы – мы! – не можем с ним ничего сделать! Потом он фактически объявляет нам войну, то есть в одиночку противостоит глубоко законспирированной структуре, имеющей соратников практически во всех эшелонах власти, – и выигрывает!!! Выставляет нас на посмешище, провоцируя международный скандал, пропихнув в эфир телеинтервью с погаными разоблачениями изменника Петрова, слизняка, приспособленца, сволочи...
Взяв себя в руки, Бергамов вернулся к столу и снова сел, с раздражением отбросив в сторону блокнот.
– Если Казбек Магомедович в чем-то и прав, – помолчав, сказал он уже обычным бесстрастным голосом, – так это в том, что мы опозорены. И это никому даром не пройдет. Есть ответственный за нормальное функционирование Северо-Западного отделения организации. Изменник Петров был его креатурой, ему и было поручено разобраться с ним. Где Самоедов?
– Здесь, на верхней палубе, – тут же откликнулся Телегин и несмело улыбнулся, – волнуется в ожидании...
– Не время шутки шутить, Аркадий Игнатович, – оборвал его Бергамов, – самое время всем поволноваться, а не одному Самоедову. Давайте его сюда!
Телегин быстро подошел к пульту, расположенному под жидкокристаллическими дисплеями, нажал клавишу. Тут же с мягким шипением открылась входная дверь, и в проеме показался бледный Самоедов.
– Самоедов, что с Петровым? – не глядя спросил Бергамов.
– Самсон Эдуардович, – заторопился Самоедов, не осмеливаясь приблизиться, – я все выполнил, он уже на дне Обводного канала...
– Милиция?
– Отрабатывает единственную версию – самоубийство на почве неприязненных личных отношений с женой...
– Журналистская сволочь? – все так же не глядя осведомился Бергамов.
– Скончался позавчера от сердечной недостаточности, перетрудился, бедный, на нервной работе, мы использовали те самые порошочки, которые раздобыл еще покойный Петров у отставных химиков из кагэбэшных лабораторий...
Бергамов опять помолчал, пододвинул к себе блокнот, полистал его.
– Ладно, садись, – наконец смилостивился он, – хоть кто-то что-то путное сегодня доложил, да и тот – Самоедов...
Некоторое время все молчали. Потом Бергамов постучал ногтем по зеленому сукну стола.
– Так, – сказал он наконец, – сделанного не воротишь. Но и останавливаться мы не должны, не имеем права. На карту поставлены наш престиж, наши деньги, наше заслуженное право распоряжаться погрязшей в разрухе страной, в конце концов!
Палец Бергамова уперся в Самоедова:
– Первое!
Самоедов тут же выхватил записную книжку, Бергамов брезгливо скривился:
– Не холуйствуй, Самоедов, не перебирай! Роман Меньшиков по-прежнему за тобой. Разобраться с ним надо так, чтобы другим на веки вечные неповадно было!
– Вырезать всю его семью! – встрепенулся Додоев. – У него на глазах, а потом и его медленной смертью!
– Да нет у него семьи, – осмелился было возразить Самоедов, – один кукует...
– Значит, всех, кто ему дорог! – не унимался Додоев. – Всех, у него на глазах!
– Смерть его, конечно же, должна быть показательной, – осторожно заметил Телегин, – однако важно не засветить окончательно нашу организацию. После телевизионных разоблачений и так шуму выше крыши, даже Кремль зашевелился. Мы, само собой, гасим резонанс, возможности есть, но все же...
Бергамов поднял руку.
– Стоп! Думаю, что разработку деталей мы вполне можем доверить Адольфу Богдановичу, – он кивнул Самоедову, – в конце концов, на то он и специалист, и меру своей ответственности должен понимать. Как и необходимость реабилитироваться за свои просчеты.
Долговязая фигура Самоедова съежилась на стуле, он постарался сделаться как можно более незаметным.
– С этим все. Второе! – с нажимом продолжил Бергамов. – За приятными вещами мы должны не забывать и о главном. Задачу очистки страны от ненужных отбросов общества никто не отменял. Смею вас заверить, и не отменит.
Бергамов снова закурил и с наслаждением выпустил тонкую струйку ароматного дыма.
– Пора подумать о реализации резервного плана. Детали вам известны. Аркадий Игнатович, что с приобретением железнодорожного состава?
– Поезд практически готов, – с готовностью вскочил Телегин, – гэдээровский двойной локомотив из государственного резерва, заблаговременно списанный нами через подставных лиц еще два года назад. Подвижной состав, то есть вагоны, уже предоставил Алексеенко из путей сообщения. Десять купейных, два почтовых, четыре плацкартных с разобранными перегородками. Все они уже находятся в депо под Пензой, там пока осуществляются профилактические работы по ходовой части, покраска в соответствии с задачей. Осталось не более недели до полной готовности, за это же время туда завезут полученное по гуманитарке оборудование – оно уже растаможено в Ленинградском морском порту.
Удовлетворенно кивнув, Бергамов перевел взгляд на Додоева:
– Казбек Магомедович?
– Профсоюзы у меня вот где! – Додоев сжал костистый кулак. – Вы же знаете, Самсон Эдуардович. Никаких забастовок, заставлю поставить на линии лучших людей, поезд пулей полетит! Зеленый свет, клянусь честью!
Бергамов задумчиво побарабанил пальцами по столу, докурил сигарету и затушил окурок в массивной хрустальной пепельнице, изображающей штурвал.
– Ну все, товарищи, – сказал он с упором на последнем слове, – за дело. Действовать жестко, решительно, не отступая ни перед чем. Это наш последний шанс. Обосремся – значит, мы не способны вершить великие дела, недостойны тех воистину великих задач, которые сами перед собой поставили. И не видать нам ни власти, ни, сами понимаете, – денег. Время не ждет!
Он внимательно посмотрел на соратников. Телегин с Додоевым решительно кивнули, Самоедов задержал дыхание.
– Вольно! – улыбнулся Бергамов одними губами, отодвинул стул и направился к выходу на палубу.
Уже взявшись за полированную медную ручку двери, он бросил напоследок через плечо:
– Учти, Самоедов, – пока эта сволочь Меньшиков не сдохнет, приказа о реализации резервного плана я не отдам.
Телегин с Додоевым поднялись и молча вышли вслед за Бергамовым.
Самоедов стиснул зубы и зажмурился.
Глава 3
ВЛЮБЛЕННЫЙ ШПИОН
Покрышка, которую поставил на «Вольво» шиномонтажник из «заброшенного марсианского города», оказалась кривой. На скорости выше ста машину начинало мелко трясти, и Роман, матерясь, сбавлял скорость. Но ехать обратно и ругаться с жуликоватым бездельником не хотелось, поэтому он добрался до дома, принял душ и, поставив перед собой небольшой пластмассовый тазик с салатом от «Грин Крест», уставился в телевизор, не забывая при этом трудолюбиво работать вилкой.
На кухне уже посвистывал чайник, по телевизору показывали «Людей в черном», за окном был теплый субботний вечер, в общем – полная благодать и спокойствие. Образ девушки, которая так удивила и заинтриговала Романа, на время трапезы слегка померк и отдалился, тем более что на экране в это время здоровенный таракан карабкался на башню, держа под мышкой главную героиню.
Через некоторое время салат в тазике закончился, люди в черном прекратили свои ужимки и прыжки, и Роман, сходив на кухню за чаем, нацелился смотреть новости.
Много раз он спрашивал себя: ну что я пялюсь в этот ящик? Что я хочу увидеть в этих новостях? Ну, покажут очередного застреленного банкира или толстомордого оборотня в погонах, которого его же начальники сдали спецам за какую-нибудь провинность...
Однажды Роман решил досконально прояснить для себя эту тему.
Разборка была короткой и привела к вполне очевидному и слегка неприятному выводу: Роман обнаружил, что подсознательно ждет событий, которые были бы не менее эффектными, чем нью-йоркский кошмар одиннадцатого сентября.
События, которые в тот день сотни раз повторялись на экранах всего мира, настолько задрали планку впечатлений, что какой-нибудь очередной захват заложников волновал не больше, чем репортаж о наложении штрафа на алкоголика, перешедшего улицу в неположенном месте.
Неужели я настолько циничен и жаден до кровавых зрелищ? – спрашивал себя Роман. И, покопавшись в собственной душе, отвечал: да вроде бы нет...
Тогда в чем же дело? И ответа не было.
Слегка утешало, что, изучая себя на предмет информационных пристрастий, Роман с умилением наткнулся на наивную мечту о поимке и уничтожении главного злодея Земли, от которого происходят все беды. И, конечно, это был бы вовсе не какой-то там Бен Ладен.
Или, например, на Луне вдруг обнаружилась бы действующая база пришельцев...
В общем, Роман решил больше не лезть себе в душу, потому что ничего вразумительного найти там, по всей видимости, не получится, и продолжал регулярно смотреть новости в ожидании неизвестно чего.
На экране завертелся голубой шар в окружении появляющихся и исчезающих колец, и молодой диктор сказал:
– В начале выпуска мы покажем репортаж о чрезвычайном происшествии в Санкт-Петербурге.
Диктор исчез, а на экране появились черно-белые кадры, сделанные камерой слежения.
– В петербургском банке «Петробабки», – прозвучал голос за кадром, – произошло ограбление. Неизвестная женщина с поясом шахида...
Роман подскочил, облился чаем и впился взглядом в экран, как оголодавший вампир в горло бедной сиротки.
Съемка была некачественной и напоминала быстро сменявшие друг друга черно-белые слайды, но Роман сразу узнал в идущей по коридору фигуре ту самую бесформенную женщину, за превращением которой в молодую красавицу он наблюдал из щели между гаражами.
Потом появилось изображение с другой камеры, и Роман увидел эту же женщину, стоявшую посреди просторного кабинета. Человек в костюме передавал ей какие-то пачки, скорее всего – деньги. Напоследок показали несколько мутных кадров, на которых женщина выходила из банка и садилась в уже знакомый Роману «Москвич».
На экране снова возник диктор, который бодро сообщил, что добыча неизвестных, но изобретательных злоумышленников, использовавших в своих целях несчастную пожилую женщину, составила двести тысяч долларов. И на этой мажорной ноте Роман выключил телевизор.
Уставившись перед собой остановившимся взглядом, он пробормотал:
– Вот, значит, что за девушка...
И он снова увидел перед собой, как в замедленном повторе, изящный жест, которым девушка сняла парик, и ее медленно рассыпавшиеся по плечам каштановые волосы. И легкую улыбку на губах.
– Ага...
Роман вскочил и пробежался по комнате.
Перед его глазами услужливо прокрутился момент, когда девушка небрежно швырнула в салон «БМВ» полиэтиленовый мешок.
– А это, значит, денежки были...
Роман остановился и нахмурился:
– Злоумышленники, которые использовали ее?
Он медленно покрутил головой и уверенно сказал:
– Не было никаких злоумышленников. Нет. Она была одна и провернула это дело сама. Без всяких там... злоумышленников.
Роман посмотрел на темный экран телевизора, потом в окно, где начинал розоветь летний закат и произнес:
– Вот это мадемуазель! Я хочу эту девушку.
Шнырь подошел к его ногам и потерся о них.
– Слышишь, животное? – Роман взглянул на кота. – Это такая девушка, что другой такой за тысячу лет не найдешь. И она мне нужна. Все те розовые самки, которых ты видел в моей постели – мусор. Просто машинки для соития и продолжения рода. Понял?
Шнырь согласно мяукнул.
– Вот. Даже ты понял.
Роман мечтательно посмотрел в потолок и сказал:
– Ах, какая девушка! С такой и в огонь и в воду можно. И в постель... И навсегда.
Тут Роману в голову пришла совсем другая мысль, и он нахмурился:
– Это если только я не покажусь ей слишком скучным и примитивным... Может быть, она из бессмертных эльфов, а я просто-напросто обычный тупой человек, и нужен ей как прошлогодний снег.
Но тут же просветлел:
– Ну уж нет! Я тоже парень хоть куда. Так что... Да здравствуют Бонни и Клайд! За это дело можно и пивка.
Роман решительно направился к холодильнику.
Шнырь – тоже.
– Ладно, скотина, сегодня я добрый. Можешь рассчитывать на добавку.
Роман взял себе бутылку пива, Шнырю вывалил в миску сверхнормативную банку «Вискаса», потом схватил телефон и развалился на диване.
Набрав номер, он глотнул пива и стал ждать, когда на том конце снимут трубку.
Боровик ответил не сразу.
– Да, – сказал он холодно.
– Экий у тебя голос жестокий да страшный, – усмехнулся Роман, – мне сразу же захотелось прошептать: извините, я ошибся номером, и осторожно положить трубку.
– А, это ты... – смягчился Боровик, – привет, Ромка. Давай, говори быстро, чего нужно. Я тут занят немного...
– Он занят! – возмутился Роман. – Знаю я твои занятия. Небось изучаешь свою патологическую анатомию с какой-нибудь студенткой юридического факультета.
– Не твое собачье дело. Ну чего тебе?
– Слушай, Саня, у тебя ведь остались связи по службе?
– Конечно, а что?
– Тут, понимаешь... – Роман сделал большой глоток, – найди мне человека по номеру автомобиля. Можешь?
– Легко, – небрежно ответил Боровик.
– Тогда записывай номер.
– Диктуй, я запомню.
– Запомнишь? – недоверчиво хмыкнул Роман. – Ладно, запоминай. «М семьсот шестьдесят семь ХР». Повторяю – «Мент семьсот шестьдесят семь Хрен Редька». Понял?
– Понял. Словоблуд ты наш. А регион?
– Здешний – семьдесят восемь.
– Принято. Конец связи.
– Э! Постой! Какой конец связи? Мне это срочно нужно! – завопил Роман.
– Что значит – срочно?
– А то и значит. Сегодня нужно.
Роман помолчал и добавил:
– Понимаешь, мне нужно девушку найти.
– Девушку ему, – ехидно ответил Боровик, – то есть я сейчас должен бросить свою девушку и заняться поисками твоей?
– Ну, не должен, конечно, – смутился Роман, – но я тебя прошу! Когда ты увидишь эту девушку, сам поймешь.
– Ладно, – смилостивился Боровик, – я позвоню. Ты дома?
– Дома.
– Все, давай.
И Боровик повесил трубку.
Роман допил пиво и посмотрел на часы.
Половина десятого, солнце уже у горизонта, а на улице светло как днем.
Вот что значит – белые ночи!
На кухне уже посвистывал чайник, по телевизору показывали «Людей в черном», за окном был теплый субботний вечер, в общем – полная благодать и спокойствие. Образ девушки, которая так удивила и заинтриговала Романа, на время трапезы слегка померк и отдалился, тем более что на экране в это время здоровенный таракан карабкался на башню, держа под мышкой главную героиню.
Через некоторое время салат в тазике закончился, люди в черном прекратили свои ужимки и прыжки, и Роман, сходив на кухню за чаем, нацелился смотреть новости.
Много раз он спрашивал себя: ну что я пялюсь в этот ящик? Что я хочу увидеть в этих новостях? Ну, покажут очередного застреленного банкира или толстомордого оборотня в погонах, которого его же начальники сдали спецам за какую-нибудь провинность...
Однажды Роман решил досконально прояснить для себя эту тему.
Разборка была короткой и привела к вполне очевидному и слегка неприятному выводу: Роман обнаружил, что подсознательно ждет событий, которые были бы не менее эффектными, чем нью-йоркский кошмар одиннадцатого сентября.
События, которые в тот день сотни раз повторялись на экранах всего мира, настолько задрали планку впечатлений, что какой-нибудь очередной захват заложников волновал не больше, чем репортаж о наложении штрафа на алкоголика, перешедшего улицу в неположенном месте.
Неужели я настолько циничен и жаден до кровавых зрелищ? – спрашивал себя Роман. И, покопавшись в собственной душе, отвечал: да вроде бы нет...
Тогда в чем же дело? И ответа не было.
Слегка утешало, что, изучая себя на предмет информационных пристрастий, Роман с умилением наткнулся на наивную мечту о поимке и уничтожении главного злодея Земли, от которого происходят все беды. И, конечно, это был бы вовсе не какой-то там Бен Ладен.
Или, например, на Луне вдруг обнаружилась бы действующая база пришельцев...
В общем, Роман решил больше не лезть себе в душу, потому что ничего вразумительного найти там, по всей видимости, не получится, и продолжал регулярно смотреть новости в ожидании неизвестно чего.
На экране завертелся голубой шар в окружении появляющихся и исчезающих колец, и молодой диктор сказал:
– В начале выпуска мы покажем репортаж о чрезвычайном происшествии в Санкт-Петербурге.
Диктор исчез, а на экране появились черно-белые кадры, сделанные камерой слежения.
– В петербургском банке «Петробабки», – прозвучал голос за кадром, – произошло ограбление. Неизвестная женщина с поясом шахида...
Роман подскочил, облился чаем и впился взглядом в экран, как оголодавший вампир в горло бедной сиротки.
Съемка была некачественной и напоминала быстро сменявшие друг друга черно-белые слайды, но Роман сразу узнал в идущей по коридору фигуре ту самую бесформенную женщину, за превращением которой в молодую красавицу он наблюдал из щели между гаражами.
Потом появилось изображение с другой камеры, и Роман увидел эту же женщину, стоявшую посреди просторного кабинета. Человек в костюме передавал ей какие-то пачки, скорее всего – деньги. Напоследок показали несколько мутных кадров, на которых женщина выходила из банка и садилась в уже знакомый Роману «Москвич».
На экране снова возник диктор, который бодро сообщил, что добыча неизвестных, но изобретательных злоумышленников, использовавших в своих целях несчастную пожилую женщину, составила двести тысяч долларов. И на этой мажорной ноте Роман выключил телевизор.
Уставившись перед собой остановившимся взглядом, он пробормотал:
– Вот, значит, что за девушка...
И он снова увидел перед собой, как в замедленном повторе, изящный жест, которым девушка сняла парик, и ее медленно рассыпавшиеся по плечам каштановые волосы. И легкую улыбку на губах.
– Ага...
Роман вскочил и пробежался по комнате.
Перед его глазами услужливо прокрутился момент, когда девушка небрежно швырнула в салон «БМВ» полиэтиленовый мешок.
– А это, значит, денежки были...
Роман остановился и нахмурился:
– Злоумышленники, которые использовали ее?
Он медленно покрутил головой и уверенно сказал:
– Не было никаких злоумышленников. Нет. Она была одна и провернула это дело сама. Без всяких там... злоумышленников.
Роман посмотрел на темный экран телевизора, потом в окно, где начинал розоветь летний закат и произнес:
– Вот это мадемуазель! Я хочу эту девушку.
Шнырь подошел к его ногам и потерся о них.
– Слышишь, животное? – Роман взглянул на кота. – Это такая девушка, что другой такой за тысячу лет не найдешь. И она мне нужна. Все те розовые самки, которых ты видел в моей постели – мусор. Просто машинки для соития и продолжения рода. Понял?
Шнырь согласно мяукнул.
– Вот. Даже ты понял.
Роман мечтательно посмотрел в потолок и сказал:
– Ах, какая девушка! С такой и в огонь и в воду можно. И в постель... И навсегда.
Тут Роману в голову пришла совсем другая мысль, и он нахмурился:
– Это если только я не покажусь ей слишком скучным и примитивным... Может быть, она из бессмертных эльфов, а я просто-напросто обычный тупой человек, и нужен ей как прошлогодний снег.
Но тут же просветлел:
– Ну уж нет! Я тоже парень хоть куда. Так что... Да здравствуют Бонни и Клайд! За это дело можно и пивка.
Роман решительно направился к холодильнику.
Шнырь – тоже.
– Ладно, скотина, сегодня я добрый. Можешь рассчитывать на добавку.
Роман взял себе бутылку пива, Шнырю вывалил в миску сверхнормативную банку «Вискаса», потом схватил телефон и развалился на диване.
Набрав номер, он глотнул пива и стал ждать, когда на том конце снимут трубку.
Боровик ответил не сразу.
– Да, – сказал он холодно.
– Экий у тебя голос жестокий да страшный, – усмехнулся Роман, – мне сразу же захотелось прошептать: извините, я ошибся номером, и осторожно положить трубку.
– А, это ты... – смягчился Боровик, – привет, Ромка. Давай, говори быстро, чего нужно. Я тут занят немного...
– Он занят! – возмутился Роман. – Знаю я твои занятия. Небось изучаешь свою патологическую анатомию с какой-нибудь студенткой юридического факультета.
– Не твое собачье дело. Ну чего тебе?
– Слушай, Саня, у тебя ведь остались связи по службе?
– Конечно, а что?
– Тут, понимаешь... – Роман сделал большой глоток, – найди мне человека по номеру автомобиля. Можешь?
– Легко, – небрежно ответил Боровик.
– Тогда записывай номер.
– Диктуй, я запомню.
– Запомнишь? – недоверчиво хмыкнул Роман. – Ладно, запоминай. «М семьсот шестьдесят семь ХР». Повторяю – «Мент семьсот шестьдесят семь Хрен Редька». Понял?
– Понял. Словоблуд ты наш. А регион?
– Здешний – семьдесят восемь.
– Принято. Конец связи.
– Э! Постой! Какой конец связи? Мне это срочно нужно! – завопил Роман.
– Что значит – срочно?
– А то и значит. Сегодня нужно.
Роман помолчал и добавил:
– Понимаешь, мне нужно девушку найти.
– Девушку ему, – ехидно ответил Боровик, – то есть я сейчас должен бросить свою девушку и заняться поисками твоей?
– Ну, не должен, конечно, – смутился Роман, – но я тебя прошу! Когда ты увидишь эту девушку, сам поймешь.
– Ладно, – смилостивился Боровик, – я позвоню. Ты дома?
– Дома.
– Все, давай.
И Боровик повесил трубку.
Роман допил пиво и посмотрел на часы.
Половина десятого, солнце уже у горизонта, а на улице светло как днем.
Вот что значит – белые ночи!