Седов Б.. Рэп для мента

   Ужасно хотелось пойти пошляться по городу, но Роман решил этот вечер провести дома, дисциплинированно дожидаясь звонка от Боровика. Пива в холодильнике было хоть залейся, компания тоже имелась – Шнырь, нажравшись «Вискаса», валялся на диване и демонстративно вытягивал когтистую лапу – приглашал хозяина поиграть...
   Роман вспомнил, что у него имеется несколько еще не смотренных фильмов, и это оказалось последним аргументом.
   – Ладно, – сказал он Шнырю, – сегодня я с тобой.
   Шнырь моргнул правым глазом и вроде бы даже кивнул.

* * *

   – Слежка, шпионаж и вынюхивание, – пробормотал Роман, глядя, как стройная красавица с каштановыми волосами заходит в кафе «Кон-Тики», – а также подкрадывание с подветренной стороны, маскировка и вуайеризм.
   Сегодня он встал ни свет ни заря и уже с восьми часов утра следил за подъездом, в котором проживала Елизавета Леонидовна Трубецкая, русская, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения и так далее.
   Боровик выполнил свое обещание и позвонил в два часа ночи.
   Роман, испугав Шныря, вскочил с дивана, на котором задремал под новые «Звездные войны», и схватил трубку.
   – Записывай, – сказал Боровик.
   И продиктовал данные о Елизавете Трубецкой.
   – Хорошая фамилия, – сказал он напоследок, – не то что у шапировской подстилки – Шурыгина. Может быть, тебе хоть на этот раз повезет?
   – Тьфу-тьфу-тьфу! – Роман замахал рукой, хотя Боровик этого и не мог увидеть. – Не знаю. Ничего не знаю. Никто ничего не знает. Увидим.
   – Увидим, – согласился Боровик, – ну что, все?
   – Все, – подтвердил Роман. – А как там у тебя со студенткой?
   – Не твое собачье, – ответил Боровик и повесил трубку.
   Поставив машину напротив нужного подъезда, Роман откинулся на спинку сиденья и закурил. Он не знал, сколько времени придется ждать – может быть, Елизавета Трубецкая любит поспать, как он сам, а может быть – она ранняя пташка, и с самого утра помчится по своим женским делам. Или, например, искать еще какое-нибудь развлечение вроде давешнего ограбления банка.
   Кто знает...
   Роман этого не знал тем более, но был готов просидеть в засаде столько, сколько потребуется.
   «БМВ» с номером «М767ХР» стояла у подъезда, и, судя по всему, госпожа Трубецкая была дома. Хотя, опять же, есть люди, которые не всегда ездят на машине, а по странной прихоти, имея автомобиль, передвигаются на общественном транспорте. И Роман от всей души надеялся на то, что объект его любительской слежки не относится к этой категории.
   Примерно около одиннадцати часов, когда у Романа уже заныла поясница, дверь подъезда распахнулась, и на улицу выпорхнула – именно выпорхнула – Елизавета Трубецкая. Она двигалась легко и радостно, и Роман усмехнулся – он бы тоже порхал как птичка, сорвав куш в двести тысяч долларов.
   На Елизавете был колониальный костюм, состоявший из шортов цвета сафари и такой же рубашки с закатанными рукавами. А на голове у нее, и это привело Романа в телячий восторг, красовался натуральный пробковый шлем, обтянутый материй в тон костюму.
   Подойдя к своей машине, Елизавета достала из кармана просторных шортов ключи и нажала на брелок. «БМВ» свистнула, щелкнула замками, и мисс Трубецкая, изящно изогнув спинку, уселась за руль.
   Роман сглотнул и понял, что ему пришел конец.
   То есть, конечно, никакой не конец, а наоборот, начало чего-то нового и радостного... Если, кстати сказать, оно действительно будет радостным. Но Роман отогнал эту совершенно неуместную мысль и, подождав, пока «БМВ» тронется с места, запустил двигатель.
   Последующие семь часов он провел, чувствуя себя агентом частного сыскного бюро, с той только разницей, что агент получает за слежку грязные и небольшие деньги, а иногда и пулю, а Романа в перспективе ждало возможное нездешнее блаженство и прочие блистательные радости.
   Елизавета заходила в магазины и какие-то офисы, заехала на заправку, а потом провела два часа в «Пассаже». И вот в этот момент Роман подумал: ни в коем случае нельзя забывать о том, что какой бы он ее себе ни представлял, она – просто женщина. И это ее свойство никуда не денется, а если он начнет воображать, что она действительно эльфийка из невероятной сказки, и наделять ее несвойственными обычным женщинам качествами, его ждет великое разочарование.
   И, сворачивая вслед за серебристым «БМВ» в очередной переулок, Роман твердил, как заклинание – она просто женщина, очень красивая и необычная, но – женщина.
   Помни об этом, придурок!
   Наконец «БМВ» остановилась рядом с кафе «Кон-Тики», и Елизавета, выйдя из машины, направилась к входу.
   – Преследование и настигание, – снова пробормотал Роман, – захват и овладение...
   Он рассмеялся и решительно вышел из машины.
   Какое там овладение!
   Вот пошлет она его сейчас куда подальше, и закончится на этом романтичное приключение. А тогда он скажет ей: а я знаю, кто вы, поэтому извольте принадлежать мне, а то вас заложу. А она презрительно вынет из крокодиловой сумочки красивый пистолет вроде арбузовского позолоченного «Магнума» и выстрелит ему в сердце. Хотя, нет – у нее должен быть изящный женский пистолетик с перламутровой рукояткой.
   Размышляя таким образом, Роман вошел в кафе и огляделся. И тут же увидел, что судьба в этот день играет на его стороне.
   Все столики были полностью или частично заняты, и только за тем, где сидела Елизавета Трубецкая, не было никого, кроме нее.
   Облегченно вздохнув, Роман почувствовал, как его сердце застучало быстрее, чем обычно, и, стараясь не выдать своего волнения, направился к столику Елизаветы.
   Остановившись рядом с ней, он учтиво склонил голову и спросил:
   – Вы позволите мне присесть за ваш столик?
   Елизавета внимательно посмотрела на него и ответила:
   – Вообще-то это не мой столик, но присесть можете.
   – Благодарю вас, – Роман еще раз поклонился и опустился на стул, – вы уже заказали?
   – Нет еще, – ответила Елизавета, – вот к нам как раз идет официант.
   «К нам...» Эти слова потрясли Романа, и он, поборов непривычное смущение, сказал:
   – Заказывайте, я после вас.
   Елизавета кивнула и заговорила с официантом, а Роман подумал: «Слава богу, что я в самом деле хочу жрать как из пушки. Не придется притворяться и корчить из себя светского собеседника».
   Закончив заказ, Елизавета посмотрела на Романа и сказала:
   – А теперь вы, Роман.
   – Эх, черт, – Роман засмеялся, – а я-то хотел сохранить инкогнито, а потом неожиданно удивить вас! Не вышло!
   – Вот и хорошо, что не вышло, – сказала Елизавета, улыбнувшись, – вы бы попали в неловкое положение. Я – девушка вредная.
   Официант, стоявший рядом, кашлянул и переступил с ноги на ногу.
   – Да-да, – понятливо отозвался Роман, – сейчас... Я, знаете ли, не успел прочитать меню, так что принесите мне большой кусок жареного мяса, тарелку овощей, маленький графинчик водки и еще что-нибудь из закусок на ваше усмотрение.
   Официант кивнул и удалился.
   Роман посмотрел на Елизавету и сказал:
   – Я сегодня ничего не ел с самого утра, так что, когда начну громко чавкать и всхрапывать от жадности, не обращайте внимания.
   – Не буду, – улыбнулась Елизавета, – а чем же таким важным был занят знаменитый артист, что ему не удалось перекусить? Если не секрет, конечно.
   – Не секрет, – честно ответил Роман, – шпионажем.
   – Ух ты! – удивилась Елизавета. – А скажите, Роман...
   – Минуточку, – Роман поднял палец, – минуточку. Это нечестно. Вы зовете меня по имени, а как мне обращаться к вам, гражданочка?
   – Да, действительно, – кивнула Елизавета, – меня зовут Елизавета Трубецкая.
   Роман чуть не ляпнул: «А я знаю», но вовремя сдержался и сказал:
   – Очень приятно, Елизавета.
   – Можно говорить – Лиза.
   – Хорошо, Лиза, – улыбнулся Роман, – очень хорошо.
   – Да, – кивнула Лиза, – так что там насчет шпионажа?
   – Какого шпионажа? – Роман удивленно посмотрел на Лизу.
   – Та-а-ак... От вопросов вы уходите с вполне профессиональной шпионской сноровкой. Ладно, бог с ним, со шпионажем, нам уже что-то несут.
   Официант прикатил тележку, на которой стоял графинчик с водкой, несколько тарелок с салатами и закусками и две рюмки.
   Выставив все это на стол, он уехал, а Лиза спросила:
   – Вы не знаете, почему он принес две рюмки?
   Роман пожал плечами и ответил:
   – Наверное, из мужской солидарности. Он же понимает, что я не смогу не предложить вам выпить со мной, поэтому и принес две рюмки, чтобы не ходить потом еще раз.
   – Логично, – Лиза кивнула, – а вы уверены, что я не откажусь?
   – Уверен? – Роман улыбнулся. – Нет, это не то слово. Я надеюсь.
   – Это хорошо, что вы не уверены, – сказала Лиза, – а то я боялась, что вы, будучи знаменитым артистом, станете вести себя... э-э-э... чересчур уверенно.
   – Нет, – Роман решительно покачал головой, – не стану. Это прошло много лет назад. И, должен вам сказать, девушки, которые с готовностью идут на поводу у самоуверенного артиста, давно уже вызывают у меня... неприязнь.
   – То есть – вы пресытились? – Лиза подняла бровь.
   – Да, – Роман ответил ей прямым взглядом, – я пресытился. Когда доступные и на все готовые девушки валятся к тебе в постель, как картошка из мешка, это быстро надоедает. Во всяком случае – мне это уже надоело.
   – Откровенно... – задумчиво сказал Лиза, – но это хорошо, что вы не стали пытаться выглядеть лучше, чем вы есть.
   – Лучше не бывает, – гордо сказал Роман и взялся за горлышко графина.
   Лиза засмеялась и посмотрела на него с интересом.
   – А вы, оказывается, скромник!
   – Скромнее не бывает! Позвольте налить вам немного шнапса, фрау Лиза?
   – Фрау... – Лиза нахмурила тонкие брови, – помоему, фрау – это замужняя матрона. А я и не замужняя, и тем более не матрона.
   – А я не знаю, как по-немецки обратиться к девушке, – огорчился Роман.
   – Подождите-ка... – Лиза снова нахмурилась, и это очень понравилось Роману, – девушка, к девушке... Вспомнила! Фройляйн, вот как!
   – Точно, – Роман одобрительно кивнул, – теперь и я вспомнил. Ведь это во всех фильмах про фашистов было. Позвольте, фройляйн Лиза, предложить вам рюмку шнапса?
   Он подумал и добавил:
   – Битте.
   Лиза тоже подумала и ответила:
   – Данке шён. То есть – валяйте, наливайте!
   На сердце у Романа веял теплый весенний ветерок и радостно чирикали воробьи. Лиза, во всяком случае на первый взгляд, вполне соответствовала тому, что он навоображал о ней минувшей бессонной ночью. Все правильно – женщина, способная на такой поступок, как ограбление банка в одиночку, никак не может быть ханжой или занудой. Или, например, очевидной дурой.
   Наполнив рюмки, Роман поднял свою и, посмотрев на Лизу, сказал:
   – Вы позволите... Не сочтите меня оригиналом, но я бы хотел выпить вовсе не за наше знакомство. Ведь мы с вами совершенно не знакомы. То, что нам известны имена друг друга, еще ни о чем не говорит. Поэтому давайте хлопнем по рюмке этого шнапсу... ну... хотя бы за прекрасные питерские белые ночи.
   – Хорошо, – Лиза кивнула, – вы хорошо сказали, правильно. Мы с вами не знакомы... А ведь и в самом деле – обычно люди только-только встретились, еще совершенно не знают друг друга, а уже пьют за знакомство.
   – Точно, – подхватил Роман, – а через три бутылки – за уважение.
   – Это вы время бутылками отсчитываете? – поинтересовалась Лиза.
   – Что такое время – никто не знает, – ответил Роман, – а вообще его можно отсчитывать километрами, количеством выкуренных сигарет, брошенными женами... И, наконец, бутылками. Это ведь не я придумал, это один писатель, не помню кто, написал – это было четыре жены, двадцать тысяч сигарет и восемьсот бутылок виски назад.
   Лиза улыбнулась и сказала:
   – Этого писателя зовут Курт Воннегут.
   – Вы знаете? – Роман вспомнил эту книгу. – Вы читали Воннегута?
   – Ну, я много чего читала, – кивнула Лиза, – и читаю.
   – Это хорошо, – сказал Роман, чувствуя, что его возносит на уровень уж никак не ниже пятого неба, – это очень хорошо... А знаете что?
   – Что? – оживилась Лиза.
   – Давайте выпьем за ваш колониальный костюмчик. Вот уж это точно будет не банально. Уж больно костюмчик хорош. Особенно шлем.
   – Пробка! Подарок из Африки! – самодовольно ответила Лиза и подняла рюмку, – ну, за костюмчик?
   – За костюмчик!
   И они выпили за костюмчик.
   В это время официант снова подкатил к их столику тележку и, взглянув на то, что он привез, Роман снова вспомнил, что он с самого утра, да что там с утра – со вчерашнего вечера он не ввел в свой организм ничего, кроме нескольких чашек кофе и чаю да полутора пачек сигарет.
   В животе заурчало, Роман кашлянул, чтобы замаскировать это, и сказал:
   – А вот и еда. Начнем?
   – Начнем, – охотно отозвалась Лиза, – у вас что?
   – У меня?... – Роман посмотрел на официанта.
   – У вас антрекот, – сообщил официант, ставя перед Романом тарелку размером с крышку от канализационного люка.
   – А вот ваша рыба, – и он поставил перед Лизой длинную тарелку, в которой лежала большая красивая рыбина, изо рта которой торчали несколько веточек укропа.
   – Спасибо, – ответила Лиза и решительно подвинула тарелку поближе к себе.
   По ее лицу скользнула гримаска предвкушения, и Роман, заметив это, почувствовал, как его сердце снова стукнуло лишний раз.
   Посмотрев вслед уходившему официанту, он сказал:
   – Хорошо, что сервис тут не очень навязчивый. Я не люблю, когда официант торчит за спиной и меняет пепельницу каждый раз, когда ты стряхнешь туда пепел.
   – Я тоже, – кивнула Лиза, ловко вскрывая рыбу тяжелой двузубой вилкой.
   – Хммм... – Роман посмотрел на графинчик, – а по второй?
   – Конечно! Сами знаете – между первой и второй...
   – Совершенно верно!
   Роман наполнил рюмки и спросил:
   – Ну а теперь за что? Чтобы не банально.
   – Чтобы не банально... – Лиза задумалась, рисуя вилкой узоры в воздухе, – ну... ну, скажем, за процветание республики Танзания.
   – Танзания? – удивился Роман. – А почему именно Танзания?
   – Не знаю, – Лиза пожала плечами. – Это в Африке, а там тепло, жирафы ходят, львы всякие со слонами... Хорошо!
   – Да, хорошо, – кивнул Роман, – ну, тогда за Танзанию.
   Они выпили за Танзанию, и Роман сказал:
   – А вот теперь...
   И, схватив вилку с ножом, состроил антрекоту угрожающую гримасу.
   – Первым делом, первым делом антрекоты, – плотоядно пробурчал он.
   – Ну а потом все-таки девушки? – засмеялась Лиза.
   – Всенепременно, – ответил Роман и нанес антрекоту резаную рану.

Глава 4
МЕНТ, ВОР, ПЕВЕЦ

   «Солнце летнее сияло, крыса серая бежала»...
   Глупая детская песенка назойливой шарманкой вертелась в голове у Боровика, как заевшая граммофонная пластинка. Он безуспешно пытался отогнать ее какой-нибудь более-менее связной мыслью, однако мыслей не наблюдалось. Казалось, что в мозгах навеки поселилась одна только жирная серая крыса, почему-то похожая на подполковника Кабанова из второго отдела.
   Поводы для раздумий между тем имелись – причем для раздумий довольно-таки тягостных. Ровно десять минут назад канул в Лету грозный и неподкупный майор Боровик, краса и гордость ужасного для бандитов всех мастей Самого Особого Отдела УБОПа, увенчанный правительственными наградами и тремя тяжелыми ранениями суперспециалист.
   Вместо него на залитую солнцем Шпалерную улицу из железных ворот управления вышел одноименный гражданский шпак тридцати с хвостиком лет от роду, безработный.
   Ведомственная медицинская комиссия признала майора Боровика негодным к дальнейшему прохождению службы. Сволочи!
   Боровик саданул увесистым кулаком со сбитыми костяшками пальцев по воротам и не почувствовал боли. Ворота задрожали и тут же приоткрылись. Из проема выглянул глыбообразный дежурный в камуфляже.
   Увидев Боровика, он отвел глаза.
   – Саня, ты чего?
   – Ладно, Толик, извини. Все, я пошел, не поминайте лихом.
   Не оглядываясь, Боровик зашагал по Шпалерной в сторону проспекта Чернышевского.
   – Саня, – окликнул его дежурный со странной для его комплекции нерешительностью, – ты что, и пропуск уже сдал?
   И увидел, как Боровик, не повернув головы и не останавливаясь, вскинул над плечом сжатый кулак с вытянутым кверху средним пальцем.
   Выйдя на проспект Чернышевского, Боровик уселся на первую же попавшуюся на бульваре скамейку и закурил. Три-четыре глубокие затяжки прочистили наконец-то затуманившуюся от жгучей обиды голову, и он принялся обдумывать создавшееся положение.
   А положение это получалось крайне хреновое.
   Вычистили его из родного УБОПа определенно неспроста.
   Как раз после того, как он отказался выполнять сомнительное поручение генерал-майора Безродного, настаивавшего на устранении сбежавшего из «Крестов» ученого Чернова. Того самого, которого подставили и посадили только потому, что он оказался свидетелем темных махинаций.
   После этого его, Боровика, пытались убить и свалить все на друга ситного Рому Меньшикова, потом Рома подключил Арбуза, и они втроем разруливали это дело...
   Похоже, что не разрулили.
   Безродный, сволочь, его почерк!
   Боровик смял окурок и со злостью зашвырнул его в урну.
   – Ладно, – процедил он сквозь зубы, – подавитесь. Из ментов меня выперли – обойдусь. А вот без друзей мне теперь уж точно не обойтись никак.
   Отряхнув тополиный пух с ветровки, Боровик поднялся и зашагал в сторону метро «Чернышевская». Потом вдруг ухмыльнулся и достал из кармана мобильник.
   А что, подумал он, давненько не приходилось сиживать с друзьями детства в обыкновенной заштатной пивной, как в беззаботные молодые годы! Слабо знаменитому певцу на пару с криминальным авторитетом вылезти из шикарных ресторанов и окунуться в гущу народную?
   Сейчас проверим.
   И друзья не подкачали.
   Арбуз только удивленно хмыкнул, когда Боровик сообщил ему, где он ждет друзей для посиделок, однако рассмеялся и обещал заехать за Романом, чтобы не допустить появления того на машине.
   Гулять так гулять!
   Ровно через полтора часа потрепанные граждане с багровыми носами и слезящимися глазами, привычно кучкующиеся у известной на всю Гражданку пивной «Мутный глаз», были поражены невиданным событием.
   К пивной мягко подкатил черный «Лексус». С заднего сиденья «Лексуса» выбрались два моложавых подтянутых джентльмена, удивленно переглянулись и тут же громко со вкусом захохотали.
   – Ну, Боровик, – сказал один из них, смахивая выступившую слезу, – вот это сюрприз так сюрприз! Прямо ностальгический тур под названием «назад, в страну Советов». Пошли, Ромка, не тушуйся.
   И джентльмены бодро направились к входной двери, в которой выбитое в незапамятные времена стекло было заменено грязной фанерой, испещренной назидательными матерными надписями.
   Пивная и впрямь способна была поразить воображение привыкшего ко всяким странностям жизни человека. Казалось, что какая-то неведомая машина времени отбросила этот уголок Гражданки лет эдак на тридцать назад. Двухэтажная стекляшка хрущевских времен, на первом этаже которой располагалось заведение, радовала глаз немытыми окнами, выщербленными стенами и полным отсутствием ставших уже привычными за годы российского капитализма светящихся кружочков с эмблемами разнообразных сортов пива. Зато имелась в наличии покосившаяся неоновая вывеска с надписью «Кафе „Уют“«.
   Интерьер кафе был под стать фасаду – заплеванный пол, стены, обшитые корявыми рейками, для красоты незатейливо обработанными паяльной лампой. Вдоль стены тянулась покрытая ржавой жестью стойка с одним-единственным пивным краном, в конце стойки помещалась остекленная витринахолодильник. На полках витрины зловеще теснились бутылки с неизвестными напитками нервно-паралитического свойства и твердокаменные куски хлеба, небрежно прикрытые кильками и синюшными половинками сваренных вкрутую яиц.
   Половина зала была уставлена столиками-грибами, на которых гроздьями висели посетители, все еще способные держаться на ногах. Для отдохновения тех, кто уже не мог себе этого позволить, предназначались уродливые деревянные столы с такими же скамейками, расставленные по периметру.
   За одним из таких столов восседал Боровик и от души веселился, наблюдая через пыльное окно картину явления своих друзей народу.
   – Заходите, гости дорогие, – гостеприимно воскликнул он, едва Роман с Арбузом появились в дверях, – присаживайтесь, вспомним годы золотые!
   И широким жестом указал на стол, уставленный пивными кружками и тарелками с подозрительной снедью.
   Роман с Арбузом тут же уселись и дружно взялись за кружки. После громкого чоканья, в результате которого в стороны разлетелись хлопья пены, кружки сразу опустели как минимум наполовину.
   Пододвинув к себе ближайшую тарелку, Роман принюхался:
   – Ну, блин! Сушки, ставрида! Классический пивной набор советского пролетария! Господи, не думал, что где-то это все еще сохранилось...
   – А то! – хвастливо откликнулся Боровик. – Тут еще и пиво разбавляют, как встарь, и водочки можно в него плеснуть. И сервис на высоте – за невеликую мзду уборщица мигом в соседний гастроном за портвейном сбегает. Имеется даже семьдесят второй, сам проверял!
   – Потешил, потешил, – улыбнулся Арбуз, – ну и как ты это ретро нарыл?
   – Дело прошлое, пришлось в этом районе злодея одного караулить, вот и заприметил. Жив еще совок, дает дрозда!
   – Злодея? – Арбуз толкнул Боровика локтем в бок. – Коллегу, значит, моего?
   – Ладно, ладно! – встрял Роман. – Брек! Пивная – это святое, это как Древняя Греция во время олимпиады, полный мораторий на профессиональные раздоры!
   – Нет, ты посмотри, – не унимался Арбуз, – оказывается, отечественная милиция под предлогом ловли преступного элемента рыщет по пивным в свое удовольствие?
   Роман поднял кружку, отставив в сторону локоть, и торжественно провозгласил:
   – А я в милицию верю! Потому что твердо знаю на примере господина майора, что она пьет, но не пьянеет!
   – Ну, за милицию! – подхватил Арбуз генеральским голосом.
   – Что творится! – Роман дурашливо хлопнул себя по лбу. – Смычка антиобщественных элементов с правоохранительными органами!
   – И с примкнувшей к ней творческой интеллигенцией! – неожиданно для самих себя хором подхватили Арбуз с Боровиком и заржали.
   От следующего дружного чока кружки враз треснули и в руках друзей остались одни стеклянные ручки. Остатки пива полились на стол, осколки со звоном брызнули в разные стороны.
   – Караул, катастрофа! – пискнул Роман, давясь от смеха и выскочил из-за стола, спасаясь от пивного потопа.
   Около Арбуза тут же материализовался какой-то сухонький человечек со сморщенным лицом и татуированными пальцами, почтительно прошептал что-то ему на ухо и так же незаметно испарился.
   – Узнали... – криво усмехнулся Арбуз, отряхиваясь, – просят разрешить уступить нам свой столик. Пошли, пересядем.
   Он кивнул головой в сторону соседнего стола, очистившегося как по мановению волшебной палочки.
   – Пошли, – кивнул Боровик, – вижу, контора у тебя крепкая, не чета...
   Он не договорил, мотнул головой и замолчал.
   Арбуз с Романом переглянулись.
   – Саня, – осторожно сказал Арбуз, – что-то ты мне не нравишься. Может, что случилось?
   – Случилось, Миша, – кивнул Боровик, – потом расскажу. Ладно, пошли пересядем.
   Они уселись за новый стол. Роман попытался было заказать водки, однако Арбуз остановил его.
   – После того, что мы пережили, отправиться на тот свет из-за местной косорыловки? Так дело не пойдет. Как говорится, у нас с собой было, есть и будет!
   И он торжественно выставил на стол припрятанную под полой пиджака литровку «Джека Дэниелса».
   Боровик улыбнулся, Роман зааплодировал.
   – А вот и стаканчики, – Арбуз достал из кармана кожаный футляр с никелированными стопками, – ты уж извини, Саня, но здешняя ретромойка не внушает мне доверия. Давайте-ка хлопнем по маленькой и потом ты расскажешь всетаки, что стряслось.
   Наполнившая стопки до краев янтарная жидкость быстро отправились по назначению.
   – Между первой и второй? – спросил Арбуз, приготовившись налить по новой.
   Боровик покачал головой:
   – Подожди, Миша. Кроме вас с Ромкой у меня почитай что никого не осталось...
   – Эй, – откликнулся Роман, – отчего такой мрак на челе? Спасибо, конечно, на добром слове, но с какой стати ты вдруг сироту казанскую из себя изображаешь? А как же соратники по справедливой борьбе? Брось, Саня, ты же жизнь за правое дело положил, бескорыстный ты наш, за тобой весь УБОП монолитным строем!
   – Каким ты был, таким ты и остался... – гнусаво пропел Боровик и грустно улыбнулся, – да вот, блин, не остался ни хрена.
   Он закурил и отвернулся.
   – Тут вот Миша предложил выпить за милицию, за ментов то есть. Спасибо, понимаю, – вроде как за меня. Да вот только я уже больше не мент.
   Роман с Арбузом вытаращили глаза.
   – Что за фокусы? Под прикрытие, что ли, ушел, как голливудский полицейский? – не поверил Роман.
   – Никакого прикрытия, никаких фокусов, хотя цирк Шапито налицо. Сегодня я уволен из УБОПа – комиссовали по состоянию здоровья.
   – Ну, если уж ты по состоянию здоровья для УБОПа не подходишь, то там, значит, одни сплошные Терминаторы остались, – заметил Арбуз, – сопротивление бесполезно, пойду сдаваться в КПЗ.