Страница:
Под руку попалась увесистая колотушка. Я саданул Герия по руке. Он разжал пальцы - якорек выскользнул на пол.
Все еще не обращая на меня внимания, он, извиваясь по-кошачьи, ползком погнался за ускользающим от него якорем - тот под -действием пружины возвращался в гнездо. Герий поймал якорь. Я навалился на него сверху, схватил за руки. Наверно, мне легче было бы совладать с гориллой. Вместе со мною он поднялся на ноги и движением плеч стряхнул меня.
...Кажется, он только теперь и заметил меня. Гримаса ярости искривила его лицо. Звериным прыжком он обрушил на меня все восемьдесят килограммов своего полноценного земтерского тела. Я думал, мои ребра не выдержат. Почти теряя сознание, мне удалось извернуться и лягнуть его коленом в подбородок. Лязгнули челюсти.
"Нокаут",-подумал я. Меня самого мутило, я еле держался на ногах. Нельзя было терять времени.
Кроме молотка нашлись большие ножницы. Я крушил и кромсал все, что попадалось под руку. Жгуты соединительной проводки были на редкость прочными, мне с трудом удавалось перерезать их.
Я с удовлетворением осматривал следы учиненного погрома. Теперь уже только специалист смог бы разобраться, что к чему.
Герий, сидя на полу, удивленно озирался. На всякий случай я покрепче стиснул рукоятку молотка: мне вовсе не улыбалось вторично попасть в его лапищи. Но похоже, он не торопился нападать. Взгляд его стал осмысленным. Он осторожно притронулся к подбородку и сплюнул. Слюна была с кровью. Поднял на меня детские страдальческие глаза, будто спрашивал: "За что?"
Мне было стыдно смотреть в его простодушное лицо. Невозможно поверить, что минуту назад он походил на зверя.
- Что ты тут делал? Что значит реле и банки под индексом семьсот пятьдесят четыре?
Он хлопал глазами...
Я попытался еще говорить с ним на языке Виктора. Он явноне понимал меня.
-Кто тебя научил подключать новые блоки к машинной памяти? - спросил я по-земтерски.
- Блоки?..-переспросил он недоуменно.
- Где ты был до этого?
- Там,-он как-то неопределенно махнул рукой.
- Где там?
Короткие морщины пересекли его лоб.
- Я плохо помню... Там было страшно. Большая пустая комната, и длинная змея с ледяным глазом...
"Вот оно что..."-подумал я.
Мне пришлось помочь Герию подняться на ноги. Я чувствовал, как слабы его мускулы. Он еле шевелился. А ведь только что в его теле была спружинена медвежья сила.
- За что ты ударил меня?-жалобно произнес он.
- Это произошло невзначай,- оправдался я.
Он едва притронулся к пище. Я отвел его в спальню и уложил в постель.
У камина остались трое, остальные разбрелись по своим спальням, как скучающие курортники в слякотную погоду. Итгол завороженно смотрел на огонь. Щуплая Игара занимала меньше половины сидения. На всех нас троих униформа с чужого плеча выглядела нелепо, особенно на Игаре, Свитер висел мешком, в складках невозможно было различить геометрический рисунок, который на Земтере служил ей паспортом. Однако ее это нисколько не смущало.
Игара закатала рукава повыше, чтобы не мешали. Холеные руки, не знавшие работы, походили на восковые слепки.
С тех пор как украденный земтерский корабль пришвартовался на космической станции землян, я целиком был поглощен чувством ответственности: как-никак из всех прибывших .один только я, хоть и не совсем ясно, представлял, где мы находимся и что нас ждет. Я как бы сознавал себя хозяином, всех остальных-своими гостями. Я даже позабыл о своей недавней зависимости от Иггола - он тоже был в числе моих гостей. И вот сейчас прежние отношения между нами готовы были восстановиться сами собою. В глубоком старинном кресле, вытянув ноги к огню, сидел мой искуситель, дьявол, которому я запродал душу. Не знаю, какой смысл в этой сделке заключался для него, мне же выгода была очевидная: без его помощи я бы ничего не сумел достигнуть на Земтере, да и здесь - я это чувствовал своим умом я не смогу расшифровать загадок, поставленных обстоятельствами. В конце концов, кроме них двоих, некому было даже рассказать о том, что меня мучило.
- Сны и произведения искусства подчиняются одним и тем же законам, утверждаете вы?- обратился я к Итголу.
- Я не упоминал слова "законы",-возразил Итгол.- Точнее было бы сказать: у снов и произведений искусства существуют общие закономерности.
- Не будем заниматься чепухой, устанавливать терминологию. Достаточно того, что мы понимаем друг друга. Это ведь только идиотски разумным счетным машинам необходимы точные формулировки.
Сочувственная улыбка Итгола несколько охладила мой пыл. В самом деле, из-за чего я разгорячился? Меня взбесила встреча с машиной и здешними роботами, а зло я готов пролить на первого, кто подвернется.
Итгол и Игара как-то особенно пристально поглядели на меня, потом перекинулись между собой беглым взглядом.
- Хорошо, говорите, что вас мучает?- успокаивающим голосом произнес Итгол.-Вы не ошиблись: мы- люди и можем понимать друг друга без терминов.
Я рассказал про ночное происшествие, выдав все это за сон. Отчасти я готов был верить, что это и был сон, а не явь: слишком не вязалось одно с другим - роботы и черти. Уж что-нибудь одно. Больше всего меня смутило, что на шторе в самом деле обнаружились какие-то пятна.
- Если вас беспокоит только это... - Итгол ненадолго задумался.- Я берусь объяснить, как эти пятна могли попасть в ваш сон.
- Любопытно.
- Накануне вы проходили мимо окна и видели пятна, но не обратили на них внимания. Однако это вовсе не значит, что они не запечатлелись. Просто вы были чем-нибудь заняты в ту минуту более для вас важным. А ночью пятна приснились. Именно потому приснились, что подсознание было встревожено: откуда взялись пятна Во сне пришло, хотя и фантастическое, но возможное объяснение.
Ничего не возразишь, логично.
- Но этот мой сон был очень подробным и последовательным,- вспомнил я.- Могу рассказать вам все как есть, вплоть до мелких незначительных деталей.
- Это довольно странно.
Рукав свитера раскатался и закрыл восковую кисть, Игара взмахнула рукой, поправила рукав.
- Хоть это и не частый случай, но допустимый,- сказала она, глядя на меня, но было ясно, что обращалась она 'К Итголу.
- Пожалуй, Игара права,-сказал он.-В конце концов, природа сновидений до конца не раскрыта. Возможны отклонения от средней нормы. Они мало исследованы.
- Как знать, не окажется ли заблуждением и главная посылка: будто сон - это всего лишь аппарат биологического разума - своего рода информационный фильтр, поставленный природою.
Наша беседа прервалась внезапно.
В ЗАСТЕНКАХ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Пол, выстланный желто-коричневыми дубовыми плахами, сильно тряхнуло, прокатился тяжелый подземный удар. Похоже, взорвалось в той стороне, где дежурили роботы.
Паука в нише не было. Вдалеке слышался разноголосый шум. Пахло пороховыми газами.
Вслед за мной выбежал Итгол и Эва. Эва схватила меня за руку. Цепкость ее пальцев была уже знакома мне.
- Не ходи туда!
Я искоса глянул на нее: Эвины глаза светились по-кошачьи. Я не успел еще удивиться этому, когда из-за поворота выплеснулось пламя. Огонь растекался по верху синтетической обивки пола - сгорала тонкая пленка лака, но гудело так сильно, будто надвигался таежный пал. Два паука направили на бегущее пламя брандспойты: пенистая струя с шипением вырывалась из них. Пламя мгновенно захлебнулось. Воздух, наполненный гарью, неприятно щекотал в носу.
Неожиданно погас свет. Мгновение назад Эва выпустила мою руку. Я ощупью хотел поймать ее в воздухе, но наткнулся на Итгола.
Из гибельной темноты, пахнущей сражением, донесся Эвин голос.
- Помогите!
Я споткнулся и упал. Под руку попало что-то теплое, живое, в шерсти. Я подумал - собака.
- Цыц! Не сметь!-машинально крикнул я.
Чьи-то руки сграбастали меня. Я брыкался, пытался освободиться. Не страх, а недоумение охватило меня. Пахнуло свежестью, в лицо стеганула струя морозного воздуха.
- Пустите меня!- совсем близко раздался Эвин голос.
Я рванулся изо всей силы, пнул в чьи-то ребра - ктото с визгом закрутился на снегу. Освободилась правая рука - я выхватил из кармашка свитера автоматический искровысекатель. Шипучее пламя осветило небольшой круг - в него попали несколько остроухих настороженных мордашек.
Огонь в моих руках переполошил их - они бросились врассыпную. Я кинулся выручать Эву. Мне удалось отбить ее.
В густых сумерках виднелось несколько корявых ветел. Позади них маячили фигуры сражающихся-доносились боевые выкрики, звон металла. Шум битвы удалялся и затихал. Мороз пробирал сквозь одежду. Сзади сильно хрустнул снег: Это Итгол выбежал следом за нами.
Найти пролом в стене было не трудно: даже в слабом пламени, которое давал искровысекатель, рваная дыра зияла теневым сгустком. Но попасть в коридор было уже невозможно; роботы изнутри задраили брешь щитом из эластика.
- Откройте!- Изо всей силы я барабанил кулаком по щиту. Никто не отзывался.
Еще немного - и мы окоченеем. Где расположен вход в помещения, я не представлял.
Я перестал колотить по гулко вибрирующему эластику.
И впервые услышал тишину. Это была какая-то особенная, невообразимая тишина, возможная разве что в подземелье.
Эва прятала руки в рукава свитера. Мороз не давал времени размышлять. Я знал единственное, зато испытанное средство-костер. Заиндевелые ветки легко отламывались. Не будь у меня огнемета, ни за что бы не удалось разжечь сырую древесину. Костер осветил часть массивной крепостной стены, несколько деревьев и мерзлую землю. Тепла он давал немного. Ветки вначале шипели и трещали, потом мгновенно прогорали.
Вблизи костра лежали убитые. Похоже, тут происходила настоящая битва. Пламя освещало нежно-розовые лица и торчащие уши. Они и у мертвых стояли торчком. Возле трупа валялся оброненный меч.
Он был тяжелый и острый, но упругая древесина поддавалась неохотно. Я повалил два дерева. На этот раз от костра стало жарко. На щеках у Эвы появился румянец. Она изумленно вглядывалась в потухающую зарю.
Ночь здесь должна быть непроглядной: ни луны, ни звезд. Наш костер увидят издали. Никто не помешаег хвостатым организовать новое нападение.
Время от времени я подходил к щиту и дубасил по нему рукояткой меча без всякой надежды: роботы явно не намеревались пускать нас в помещение. Я толком не представлял себе, что именно угрожает нам, но в одном был убежден: нельзя бездействовать, сидеть сложа руки. Костер выдает нас. Но и уйти от него мы не можем.
Распростертое тело хвостатого попадало в трепетный свт. Я давно приглядывался к нему, мне чудились металлическяе застежки. Я проверил догадку и оказался прав: на хвостатом был надет меховой комбинезон.
Мы выбрали трех убитых, на которых одежды не были разорваны и окровавлены. На холоде кое-как справились c застежками и шнуровкой.
Жидкий рассвет заетал нас в скирде соломы. Сквозь туман не видно было дальше чем на сто шагов. Во все стороны простиралось убранное поле. Из-под снега щетинилась стерня.
Вчера мы вовремя облачились в теплые одежды. Если бы хвостатые не вздумали подбадривать себя воинственными криками езде издали, они застали бы иас врасплох.
А так нам удалось скрыться. Мы бежали, куда нас несли ноги, нока крики преследователей не замолкли в отдалении. Мы спотыкалвигь о мерзлую пахоту, попали в гущу неубранных подсолнечников, ломились сквозь частокол мертвых будыльев, которые больно стегали нас. Наткнулись на стог, зарылись в солому и уснули.
Кошмарная ночь кончалась. Занимался короткий зимний день. Багровый круг искусственного солнца обозначился сквозь туман не на краю горизонта, а в зените. Туман медленно отступил, в зрение попали другие скирды и одинокий амбар.
Несмотря на привычные .детали: стога соломы, амбар, колкую стерню, торчащую поверх неглубокого снега, черные лоскутья протаянной пахоты,пейзаж все же производил странное впечатление. Я не сразу понял почему? Потом сообразил - глазу не хватало неоглядного простора. И причиной был, не туман. Обозримый пятачок земли словно был опущен на дно чаши, негреющее солнце висело ощутимо низко. Я знал:. по ту сторону, поверх солнца, располагаются точно такие же поля, скирды и амбары. Я пытался увидеть хоть что-нибудь. Мешала сизая туманистая поволока, не совсем точно имитирующая земное небо.
Пока я озирался, проснулись Итгол и Эва. Зашуршала солома, из нее повылазили заспанные физиономии. Честное слово, выглядели они умилительно: кошачьи ушки с острыми кисточками и розовые щеки, разогретые сном. Словно они были в маскарадных одеждах. Кстати, сегодня как раз новогодняя ночь.
- С Новым годом,-поздравил я.
- Новый год... Это праздник?-спросила Эва.
- Праздник.
- Праздник - это хорошо. Радостно.
- Откуда ты знаешь?-удивился я.-На Земтере каждый день праздник. Хорошо бывает только, когда праздник долго ждешь. Целый год.
- На Земтере нет праздников. Но я знаю, что такое праздник,-упрямо заявила Эва.-Мне кажется, я когдато жила в другом мире.
Я и сам видел, что Эва, так же как Итгол с Игарои, не похожа на земтерян. У подлинного земтерянина характер проявился лишь однажды. Но ведь Герий тогда находился под гипнозом. Можно ли тот случай считать проявлением индивидуальности?
Вчера вечером, забившись в стог соломы, я с трудом заставил себя ни о чем не думать. Иначе проклятые вопросы - они так и лезли в голову - не дали бы мне заснуть. Откуда взялись хвостатые? Между кем и кем шло сражение, которое мы слышали вчера? Кто и зачем пытался похитить нас?..
От этих вопросов меня отвлекала сосущая пустота в желудке и чувство ответственности: во всех наших злоключениях я считал повинным себя - я один подозревал неладное, а мер не принял. Сам-то я ничем не рисковал: как-никак одну жизнь уже прожил. Не скажу, что прожил благополучно, потому что погиб в снежной лавине, но как бы там ни было, вторая жизнь досталась мне не за понюшку табаку, и рисковать ею сам бог велел. Ведь не всем выпадает такой фарт, как мне.
Эти рассуждения проносились в уме, не мешая думать о другом: где раздобыть еду. Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем мы возвратимся в жилые помещения. Можно было на что-нибудь съестное рассчитывать в амбаре. Похоже, в нем никого нет и не слышно ничего подозрительного поблизости.
Дверь была заперта наружным засовом - так закрывают только от скотины, а не от воров. В щелистую кровлю проникал свет. Было сумрачно. Прелый амбарный запах, под ногами рогожные мешки, в них похрустывали капустные вилки. На худой конец и это пища. Необмолоченные снопы хлеба, кули с овсом, в углу ссыпана картошка. В руки подвернулась подкова, уздечка, звякнули удила. Корзинка. В ней провизия-каравай хлеба и пустотелая тыква, заткнутая пучком соломы. Внутри булькало. По запаху судя, квас. Тут же нашелся кусок соленого сала и небольшой круг домашнего сыра. Завтрак получился не таким уж и скудным. Только все было холодное.
По шаткой лесенке поднялись на чердак. Не более чем в километре виднелась крепостная стена и сторожевые башни. Разносились звуки и голоса, отдавались команды, маршировали отряды. Многочисленные обозы поспешно двигались по дороге, ведущей в город. Крепостные ворота распахнуты, вооруженная стража наблюдала за продвижением крестьянских обозов. Окрестное население торопилось укрыться за каменными стенами.
Все это настолько ошеломило меня, что я и не задался вопросом: откуда тут было взяться средневековому городу?
* * *
Да и времени на размышления не осталось: с другой стороны раздались тревожные крики и шум. Я глянул туда - к амбару чуть не вскачь по тележному проселку двигался конный обоз. Ушастые, стоя в рост на подводах, погоняли запаленных коней. Многие бежали по обочине, от нетерпения перегоняя лошадей. Шумная орда приближалась к нашему амбару. Видимо, он служил общественным складом, и сейчас жители торопились спасти от врагов продовольственные запасы.
Началась суматошная и скорая погрузка. Мы затаились, сидели наверху не шелохнувшись. В сумраке я видел только бледный овал Эвиного лица да поблескивающие глаза.
Внизу нетерпеливо переговаривались, кричали, командовали... К моему изумлению, речь ушастых была понятна мне: их язык лишь немногим отличался от языка Виктора и мальчишки. Себя ушастые называли суслами, своих врагов фильсами. Сейчас фильсы готовились осадить город, и великий Астор (вероятно, это было имя правителя) повелел всем укрыться за оборонительными стенами.
Мало-помалу внизу установился порядок, погрузка шла споро и слаженно. В работе были заняты не только руки, но и хвосты. У сусла хватало силы с помощью хвоста закинуть себе на загорбок куль овса.
На чердаке было сложено разное добро: упряжь, инструмент, какие-то тюки. Если они вздумают грузить и это, нас обнаружат. А ведь в чужих меховых одеждах мы, пожалуй, сойдем за своих. Я шепотом объяснил суть дела Итголу и Эве.
Затея удалась: в суматохе никому не было дела до нас. Единственное, что могло нас выдать-хвосты. У них они гибкие и подвижные, наши свисали мертвыми плетками. Кто-то уже наступил на мой - даже нахвостник затрещал. Хорошо, я вовремя заметил и подобрал его под мышку.
Вскоре обоз тронулся. Тяжело нагруженные телеги еле передвигались. Все помогали толкать их сзади и с боков. Небольшой отряд отделился в арьергард наблюдать за приближением колонн противника.
У городских ворот нас не задержали. Стража была озабочена одним: быстрее пропустить обоз через ворота. Враг находился на подступах к городу.
Солнце начало немного греть, но это было скупое зимнее тепло. Расплавленный слиток, подвешенный в центре пустого планетоида, слепил глаза почти как настоящее солнце. Бледная дымка не позволяла видеть далеко ввысь.
Тесные улочки переполнились. Потоки горожан направлялись к центру. Навстречу к городским стенам пробивались отряды, вооруженные луками, пиками и секирами. Видимо, опасность внутри стен невелика: похоже, что никто особенно не встревожен осадой города.
Зато короткое слово "казнь"-его можно было расслышать там и здесь будоражило всех.
Мы поневоле оказались вовлечены в густой поток, противиться движению толпы было не в наших силах. Старались хотя бы не потерять друг друга.
Людской поток выплеснул нас на городскую площадь к подножию ступенчатого помоста, недавно сколоченного из свежих бревен и плах - от него пахло древесной щепой и смолой.
Из обрывков разговоров в округе узнал - ожидается казнь государственного преступника Гильда. Скоро должна начаться церемония. Из боковых улочек суслы все прибывали и прибывали. Площадь была запружена до предела. На балконах и на крышах- окрестных домов, на фонарных столбах-всюду тесно от любопытных, как у нас во время футбольного матча. Сильные и гибкие хвосты помогали суслам держаться в таких местах, где любой из нас сорвался бы в тот же миг.
Воины с секирами, выстроившись двумя шеренгами, сдерживали напор толпы - сохраняли неширокий проход, ведущий из проулка к ступенькам эшафота. Суслы теснили солдат. Те выставляли перед собой острия топоров. Раздавались крики и вопли пострадавших.
Страсти взбудораженной толпы действовали заразительно: мне уже самому хотелось, чтобы казнь началась как можно скорее.
И вот что-то произошло - по площади кругами распространилось неуловимое движение: все вытягивали головы и замолкали. Волна сдержанной тишины и внимания захватила скопище Суслов.
В дальнем конце площади из портала здания двигался медленный кортеж. Развевались яркие полотнища, плескался шелк переносного шатра. Процессия приближалась. Дюжина носильщиков держала паланкин на руках, воздетых выше плеч. Должно быть, ноша не была обременительной: носильщики шагали легко и были преисполнены важности. Отличительным знаком им служила алая повязка на шее и зеленые ленты на кончике хвоста. Хвосты у носильщикoв задраны кверху торчком-ленты плескались на ветру. Вслед за первыми появились еще несколько носилок, более скромных. Их держали не так высоко, и слуг было вполовину меньше. А дальше уже и вовсе повалила мелкая сошка: эти передвигались на своих двоих, позади каждого шли по двое слуг, которые поддерживали на весу хвост хозяина. Собственные хвосты носильщиков и слуг были невзрачными: такими же, как у черни, которая заполнила площадь. Зато хвосты господ напоминали добрые овечьи курдюки.
Напротив эшафота находилось здание с широким открытым балконом. Туда один за другим поднялись знатные вельможи и расположились на приготовленных местах согласно рангу - одни поближе к центру, другие подальше, третьи и совсем во втором ряду. Носильщики в слуги спустились вниз, двое телохранителей истуканами застыли позади повелителя Суслов.
Толпа затихла, наблюдая, как рассаживались наверху те, кому полагалось находиться там. Признаюсь, даже мне стало интересно, и на время я позабыл об опасности.
По всей площади разнесся мелодичный перезвон. Оказывается, у всех, кто собрался на зрелище, на кончиках хвостов были привязаны небольшие колокольчики. Должно быть, этим перезвоном суслы выражали свои верноподданнические чувства.
На помост поднялся глашатай. Масса хвостатых колыхнулась, нас притиснуло чуть ли не вплотную к эшафоту. Глашатай поклонился в сторону балкона и обратился к народу:
- Великий Астор даже в минуту опасности, когда враги вероломно напали на город, проявил великодушие...
Он ненадолго умолк, и толпа, повинуясь его голосу, настороженно затихла.
- ...Казнь через сожжение будет заменена четвертованием!-Толпа облегченно вздохнула: зрелище у нее не было отнято, ей только пощекотали нервы. Пожалуй, решись этот самый Астор всерьез помиловать преступника, ему самому бы несдобровать.
Пора было сматываться. И без того наша инертность вызывала подозрение: только у нас троих на хвостах не было колокольчиков. Я замечал осуждающие взгляды.
Нужно было хотя бы перейти в другое место.
Вблизи балкона, опоясанного двумя рядами вооруженной охраны, толпились суслы, которые, как и мы, не имели колокольчиков и не изъявили восторга при виде Астора. Даже и не смотрели на него-озирались по сторонам. Я шепнул Итголу и Эве, чтобы они не отставали, и начал протискиваться поближе к балкону.
Я поздно понял свою ошибку. Позади вооруженной стражи выстроились шпики. Никакие колокольчики им не нужны - свою преданность они выражали по-иному.
Церемония грозила затянуться надолго.
На помост вбежала девочка-подросток. Хвост у нее ни секунды не находился в покое, разноцветные ленточки, привязанные на его конце, выписывали замысловатые кренделя. Звонким и ясным голосом она потребовала суровой казни преступника. Ее. слова встретили ликующим перезвоном.
Среди всеобщего ликования послышался чей-то встревоженный голос. На площади появился гонец. Суслы медленно расступились. Запаленный от быстрого бега солдат едва держался на ногах. Овальный кожаный щит неловко висел на его плече, мешая протискиваться сквозь толчею. Бледное лицо выражало смятение и страх. Пробравшись к балкону, он рухнул на колени. Щит упал с его плеча и покатился по мостовой, погромыхивая, точно барабан.
- Фильсы ворвались в город!
На дне каменной ямы темно. Глаза не вдруг привыкли к сумраку. Шесть шагов вдоль, четыре поперек-размер камеры, куда нас бросили. Что происходит снаружи, не слышно: удалось суслам защититься или же в городе хозяйничают фильсы? Сразу, как началось смятение, нас взяли под стражу. Сопротивляться было невозможно, бежать-некуда. Даже если бы удалось вырваться из рук опричников, толпа растерзала бы нас на месте. Лучшим для нас выходом была тюрьма.
Мрачные коридоры, массивные двери, грохочущие запоры, молчаливые стражники, наручники, сырость-все тюремные прелести, как на моей родной Земле в средневековье.
У меня появилось время хоть немного осмыслить происшедшее. Если не считать того, что у Суслов были хвосты и торчащие кверху уши, вся обстановка вокруг в самом деле напоминала наше средневековье - каким я представлял его себе по фильмам и книгам. Башни, крепостные стены, эшафот, стражники, паланкины, толпа, ждущая казни, картина доволно банальная, словно взятая напрокат из школьного курса истории.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, на вонючей соломенной подстилке. Бог весть, кто побывал здесь прежде нас. Тухлый и плесневелый запах подземелья угнетал. В углах скреблись тюремные крысы, поднимали возню, с писком проносились по нашим ногам.
Железные наручники до крови натерли запястья, и теперь ранки саднило.
Собственные мучения не сильно огорчали меня. Куда больше меня волновала судьба Итгола и особенно Эвы. Хорошо, что они не понимают всего: ни тюрьмы, ни смертная казнь на Земтере неизвестны. Там все свободны. Правда, по мне их свобода не лучше тюрьмы. Тут, по крайней мере, можно надеяться на что-то.
- Что с нами будет? - спросила Эва.
- Ничего худого нам не посмеют сделать.
Эва со связанными руками неловко придвинулась, положила голову на мои колени.
- Не нужно обманывать, - тихо сказала она, я едва расслышал ее голос. - Я не боюсь. Не беспокойся обо мне.
Почему чуть ли не каждое Эвино слово удивляет меня?
Будь на ее месте даже и не инкубаторская земтерянка, все равно ее поведение показалось бы странным. Что, она телепатией обладает?
Все еще не обращая на меня внимания, он, извиваясь по-кошачьи, ползком погнался за ускользающим от него якорем - тот под -действием пружины возвращался в гнездо. Герий поймал якорь. Я навалился на него сверху, схватил за руки. Наверно, мне легче было бы совладать с гориллой. Вместе со мною он поднялся на ноги и движением плеч стряхнул меня.
...Кажется, он только теперь и заметил меня. Гримаса ярости искривила его лицо. Звериным прыжком он обрушил на меня все восемьдесят килограммов своего полноценного земтерского тела. Я думал, мои ребра не выдержат. Почти теряя сознание, мне удалось извернуться и лягнуть его коленом в подбородок. Лязгнули челюсти.
"Нокаут",-подумал я. Меня самого мутило, я еле держался на ногах. Нельзя было терять времени.
Кроме молотка нашлись большие ножницы. Я крушил и кромсал все, что попадалось под руку. Жгуты соединительной проводки были на редкость прочными, мне с трудом удавалось перерезать их.
Я с удовлетворением осматривал следы учиненного погрома. Теперь уже только специалист смог бы разобраться, что к чему.
Герий, сидя на полу, удивленно озирался. На всякий случай я покрепче стиснул рукоятку молотка: мне вовсе не улыбалось вторично попасть в его лапищи. Но похоже, он не торопился нападать. Взгляд его стал осмысленным. Он осторожно притронулся к подбородку и сплюнул. Слюна была с кровью. Поднял на меня детские страдальческие глаза, будто спрашивал: "За что?"
Мне было стыдно смотреть в его простодушное лицо. Невозможно поверить, что минуту назад он походил на зверя.
- Что ты тут делал? Что значит реле и банки под индексом семьсот пятьдесят четыре?
Он хлопал глазами...
Я попытался еще говорить с ним на языке Виктора. Он явноне понимал меня.
-Кто тебя научил подключать новые блоки к машинной памяти? - спросил я по-земтерски.
- Блоки?..-переспросил он недоуменно.
- Где ты был до этого?
- Там,-он как-то неопределенно махнул рукой.
- Где там?
Короткие морщины пересекли его лоб.
- Я плохо помню... Там было страшно. Большая пустая комната, и длинная змея с ледяным глазом...
"Вот оно что..."-подумал я.
Мне пришлось помочь Герию подняться на ноги. Я чувствовал, как слабы его мускулы. Он еле шевелился. А ведь только что в его теле была спружинена медвежья сила.
- За что ты ударил меня?-жалобно произнес он.
- Это произошло невзначай,- оправдался я.
Он едва притронулся к пище. Я отвел его в спальню и уложил в постель.
У камина остались трое, остальные разбрелись по своим спальням, как скучающие курортники в слякотную погоду. Итгол завороженно смотрел на огонь. Щуплая Игара занимала меньше половины сидения. На всех нас троих униформа с чужого плеча выглядела нелепо, особенно на Игаре, Свитер висел мешком, в складках невозможно было различить геометрический рисунок, который на Земтере служил ей паспортом. Однако ее это нисколько не смущало.
Игара закатала рукава повыше, чтобы не мешали. Холеные руки, не знавшие работы, походили на восковые слепки.
С тех пор как украденный земтерский корабль пришвартовался на космической станции землян, я целиком был поглощен чувством ответственности: как-никак из всех прибывших .один только я, хоть и не совсем ясно, представлял, где мы находимся и что нас ждет. Я как бы сознавал себя хозяином, всех остальных-своими гостями. Я даже позабыл о своей недавней зависимости от Иггола - он тоже был в числе моих гостей. И вот сейчас прежние отношения между нами готовы были восстановиться сами собою. В глубоком старинном кресле, вытянув ноги к огню, сидел мой искуситель, дьявол, которому я запродал душу. Не знаю, какой смысл в этой сделке заключался для него, мне же выгода была очевидная: без его помощи я бы ничего не сумел достигнуть на Земтере, да и здесь - я это чувствовал своим умом я не смогу расшифровать загадок, поставленных обстоятельствами. В конце концов, кроме них двоих, некому было даже рассказать о том, что меня мучило.
- Сны и произведения искусства подчиняются одним и тем же законам, утверждаете вы?- обратился я к Итголу.
- Я не упоминал слова "законы",-возразил Итгол.- Точнее было бы сказать: у снов и произведений искусства существуют общие закономерности.
- Не будем заниматься чепухой, устанавливать терминологию. Достаточно того, что мы понимаем друг друга. Это ведь только идиотски разумным счетным машинам необходимы точные формулировки.
Сочувственная улыбка Итгола несколько охладила мой пыл. В самом деле, из-за чего я разгорячился? Меня взбесила встреча с машиной и здешними роботами, а зло я готов пролить на первого, кто подвернется.
Итгол и Игара как-то особенно пристально поглядели на меня, потом перекинулись между собой беглым взглядом.
- Хорошо, говорите, что вас мучает?- успокаивающим голосом произнес Итгол.-Вы не ошиблись: мы- люди и можем понимать друг друга без терминов.
Я рассказал про ночное происшествие, выдав все это за сон. Отчасти я готов был верить, что это и был сон, а не явь: слишком не вязалось одно с другим - роботы и черти. Уж что-нибудь одно. Больше всего меня смутило, что на шторе в самом деле обнаружились какие-то пятна.
- Если вас беспокоит только это... - Итгол ненадолго задумался.- Я берусь объяснить, как эти пятна могли попасть в ваш сон.
- Любопытно.
- Накануне вы проходили мимо окна и видели пятна, но не обратили на них внимания. Однако это вовсе не значит, что они не запечатлелись. Просто вы были чем-нибудь заняты в ту минуту более для вас важным. А ночью пятна приснились. Именно потому приснились, что подсознание было встревожено: откуда взялись пятна Во сне пришло, хотя и фантастическое, но возможное объяснение.
Ничего не возразишь, логично.
- Но этот мой сон был очень подробным и последовательным,- вспомнил я.- Могу рассказать вам все как есть, вплоть до мелких незначительных деталей.
- Это довольно странно.
Рукав свитера раскатался и закрыл восковую кисть, Игара взмахнула рукой, поправила рукав.
- Хоть это и не частый случай, но допустимый,- сказала она, глядя на меня, но было ясно, что обращалась она 'К Итголу.
- Пожалуй, Игара права,-сказал он.-В конце концов, природа сновидений до конца не раскрыта. Возможны отклонения от средней нормы. Они мало исследованы.
- Как знать, не окажется ли заблуждением и главная посылка: будто сон - это всего лишь аппарат биологического разума - своего рода информационный фильтр, поставленный природою.
Наша беседа прервалась внезапно.
В ЗАСТЕНКАХ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Пол, выстланный желто-коричневыми дубовыми плахами, сильно тряхнуло, прокатился тяжелый подземный удар. Похоже, взорвалось в той стороне, где дежурили роботы.
Паука в нише не было. Вдалеке слышался разноголосый шум. Пахло пороховыми газами.
Вслед за мной выбежал Итгол и Эва. Эва схватила меня за руку. Цепкость ее пальцев была уже знакома мне.
- Не ходи туда!
Я искоса глянул на нее: Эвины глаза светились по-кошачьи. Я не успел еще удивиться этому, когда из-за поворота выплеснулось пламя. Огонь растекался по верху синтетической обивки пола - сгорала тонкая пленка лака, но гудело так сильно, будто надвигался таежный пал. Два паука направили на бегущее пламя брандспойты: пенистая струя с шипением вырывалась из них. Пламя мгновенно захлебнулось. Воздух, наполненный гарью, неприятно щекотал в носу.
Неожиданно погас свет. Мгновение назад Эва выпустила мою руку. Я ощупью хотел поймать ее в воздухе, но наткнулся на Итгола.
Из гибельной темноты, пахнущей сражением, донесся Эвин голос.
- Помогите!
Я споткнулся и упал. Под руку попало что-то теплое, живое, в шерсти. Я подумал - собака.
- Цыц! Не сметь!-машинально крикнул я.
Чьи-то руки сграбастали меня. Я брыкался, пытался освободиться. Не страх, а недоумение охватило меня. Пахнуло свежестью, в лицо стеганула струя морозного воздуха.
- Пустите меня!- совсем близко раздался Эвин голос.
Я рванулся изо всей силы, пнул в чьи-то ребра - ктото с визгом закрутился на снегу. Освободилась правая рука - я выхватил из кармашка свитера автоматический искровысекатель. Шипучее пламя осветило небольшой круг - в него попали несколько остроухих настороженных мордашек.
Огонь в моих руках переполошил их - они бросились врассыпную. Я кинулся выручать Эву. Мне удалось отбить ее.
В густых сумерках виднелось несколько корявых ветел. Позади них маячили фигуры сражающихся-доносились боевые выкрики, звон металла. Шум битвы удалялся и затихал. Мороз пробирал сквозь одежду. Сзади сильно хрустнул снег: Это Итгол выбежал следом за нами.
Найти пролом в стене было не трудно: даже в слабом пламени, которое давал искровысекатель, рваная дыра зияла теневым сгустком. Но попасть в коридор было уже невозможно; роботы изнутри задраили брешь щитом из эластика.
- Откройте!- Изо всей силы я барабанил кулаком по щиту. Никто не отзывался.
Еще немного - и мы окоченеем. Где расположен вход в помещения, я не представлял.
Я перестал колотить по гулко вибрирующему эластику.
И впервые услышал тишину. Это была какая-то особенная, невообразимая тишина, возможная разве что в подземелье.
Эва прятала руки в рукава свитера. Мороз не давал времени размышлять. Я знал единственное, зато испытанное средство-костер. Заиндевелые ветки легко отламывались. Не будь у меня огнемета, ни за что бы не удалось разжечь сырую древесину. Костер осветил часть массивной крепостной стены, несколько деревьев и мерзлую землю. Тепла он давал немного. Ветки вначале шипели и трещали, потом мгновенно прогорали.
Вблизи костра лежали убитые. Похоже, тут происходила настоящая битва. Пламя освещало нежно-розовые лица и торчащие уши. Они и у мертвых стояли торчком. Возле трупа валялся оброненный меч.
Он был тяжелый и острый, но упругая древесина поддавалась неохотно. Я повалил два дерева. На этот раз от костра стало жарко. На щеках у Эвы появился румянец. Она изумленно вглядывалась в потухающую зарю.
Ночь здесь должна быть непроглядной: ни луны, ни звезд. Наш костер увидят издали. Никто не помешаег хвостатым организовать новое нападение.
Время от времени я подходил к щиту и дубасил по нему рукояткой меча без всякой надежды: роботы явно не намеревались пускать нас в помещение. Я толком не представлял себе, что именно угрожает нам, но в одном был убежден: нельзя бездействовать, сидеть сложа руки. Костер выдает нас. Но и уйти от него мы не можем.
Распростертое тело хвостатого попадало в трепетный свт. Я давно приглядывался к нему, мне чудились металлическяе застежки. Я проверил догадку и оказался прав: на хвостатом был надет меховой комбинезон.
Мы выбрали трех убитых, на которых одежды не были разорваны и окровавлены. На холоде кое-как справились c застежками и шнуровкой.
Жидкий рассвет заетал нас в скирде соломы. Сквозь туман не видно было дальше чем на сто шагов. Во все стороны простиралось убранное поле. Из-под снега щетинилась стерня.
Вчера мы вовремя облачились в теплые одежды. Если бы хвостатые не вздумали подбадривать себя воинственными криками езде издали, они застали бы иас врасплох.
А так нам удалось скрыться. Мы бежали, куда нас несли ноги, нока крики преследователей не замолкли в отдалении. Мы спотыкалвигь о мерзлую пахоту, попали в гущу неубранных подсолнечников, ломились сквозь частокол мертвых будыльев, которые больно стегали нас. Наткнулись на стог, зарылись в солому и уснули.
Кошмарная ночь кончалась. Занимался короткий зимний день. Багровый круг искусственного солнца обозначился сквозь туман не на краю горизонта, а в зените. Туман медленно отступил, в зрение попали другие скирды и одинокий амбар.
Несмотря на привычные .детали: стога соломы, амбар, колкую стерню, торчащую поверх неглубокого снега, черные лоскутья протаянной пахоты,пейзаж все же производил странное впечатление. Я не сразу понял почему? Потом сообразил - глазу не хватало неоглядного простора. И причиной был, не туман. Обозримый пятачок земли словно был опущен на дно чаши, негреющее солнце висело ощутимо низко. Я знал:. по ту сторону, поверх солнца, располагаются точно такие же поля, скирды и амбары. Я пытался увидеть хоть что-нибудь. Мешала сизая туманистая поволока, не совсем точно имитирующая земное небо.
Пока я озирался, проснулись Итгол и Эва. Зашуршала солома, из нее повылазили заспанные физиономии. Честное слово, выглядели они умилительно: кошачьи ушки с острыми кисточками и розовые щеки, разогретые сном. Словно они были в маскарадных одеждах. Кстати, сегодня как раз новогодняя ночь.
- С Новым годом,-поздравил я.
- Новый год... Это праздник?-спросила Эва.
- Праздник.
- Праздник - это хорошо. Радостно.
- Откуда ты знаешь?-удивился я.-На Земтере каждый день праздник. Хорошо бывает только, когда праздник долго ждешь. Целый год.
- На Земтере нет праздников. Но я знаю, что такое праздник,-упрямо заявила Эва.-Мне кажется, я когдато жила в другом мире.
Я и сам видел, что Эва, так же как Итгол с Игарои, не похожа на земтерян. У подлинного земтерянина характер проявился лишь однажды. Но ведь Герий тогда находился под гипнозом. Можно ли тот случай считать проявлением индивидуальности?
Вчера вечером, забившись в стог соломы, я с трудом заставил себя ни о чем не думать. Иначе проклятые вопросы - они так и лезли в голову - не дали бы мне заснуть. Откуда взялись хвостатые? Между кем и кем шло сражение, которое мы слышали вчера? Кто и зачем пытался похитить нас?..
От этих вопросов меня отвлекала сосущая пустота в желудке и чувство ответственности: во всех наших злоключениях я считал повинным себя - я один подозревал неладное, а мер не принял. Сам-то я ничем не рисковал: как-никак одну жизнь уже прожил. Не скажу, что прожил благополучно, потому что погиб в снежной лавине, но как бы там ни было, вторая жизнь досталась мне не за понюшку табаку, и рисковать ею сам бог велел. Ведь не всем выпадает такой фарт, как мне.
Эти рассуждения проносились в уме, не мешая думать о другом: где раздобыть еду. Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем мы возвратимся в жилые помещения. Можно было на что-нибудь съестное рассчитывать в амбаре. Похоже, в нем никого нет и не слышно ничего подозрительного поблизости.
Дверь была заперта наружным засовом - так закрывают только от скотины, а не от воров. В щелистую кровлю проникал свет. Было сумрачно. Прелый амбарный запах, под ногами рогожные мешки, в них похрустывали капустные вилки. На худой конец и это пища. Необмолоченные снопы хлеба, кули с овсом, в углу ссыпана картошка. В руки подвернулась подкова, уздечка, звякнули удила. Корзинка. В ней провизия-каравай хлеба и пустотелая тыква, заткнутая пучком соломы. Внутри булькало. По запаху судя, квас. Тут же нашелся кусок соленого сала и небольшой круг домашнего сыра. Завтрак получился не таким уж и скудным. Только все было холодное.
По шаткой лесенке поднялись на чердак. Не более чем в километре виднелась крепостная стена и сторожевые башни. Разносились звуки и голоса, отдавались команды, маршировали отряды. Многочисленные обозы поспешно двигались по дороге, ведущей в город. Крепостные ворота распахнуты, вооруженная стража наблюдала за продвижением крестьянских обозов. Окрестное население торопилось укрыться за каменными стенами.
Все это настолько ошеломило меня, что я и не задался вопросом: откуда тут было взяться средневековому городу?
* * *
Да и времени на размышления не осталось: с другой стороны раздались тревожные крики и шум. Я глянул туда - к амбару чуть не вскачь по тележному проселку двигался конный обоз. Ушастые, стоя в рост на подводах, погоняли запаленных коней. Многие бежали по обочине, от нетерпения перегоняя лошадей. Шумная орда приближалась к нашему амбару. Видимо, он служил общественным складом, и сейчас жители торопились спасти от врагов продовольственные запасы.
Началась суматошная и скорая погрузка. Мы затаились, сидели наверху не шелохнувшись. В сумраке я видел только бледный овал Эвиного лица да поблескивающие глаза.
Внизу нетерпеливо переговаривались, кричали, командовали... К моему изумлению, речь ушастых была понятна мне: их язык лишь немногим отличался от языка Виктора и мальчишки. Себя ушастые называли суслами, своих врагов фильсами. Сейчас фильсы готовились осадить город, и великий Астор (вероятно, это было имя правителя) повелел всем укрыться за оборонительными стенами.
Мало-помалу внизу установился порядок, погрузка шла споро и слаженно. В работе были заняты не только руки, но и хвосты. У сусла хватало силы с помощью хвоста закинуть себе на загорбок куль овса.
На чердаке было сложено разное добро: упряжь, инструмент, какие-то тюки. Если они вздумают грузить и это, нас обнаружат. А ведь в чужих меховых одеждах мы, пожалуй, сойдем за своих. Я шепотом объяснил суть дела Итголу и Эве.
Затея удалась: в суматохе никому не было дела до нас. Единственное, что могло нас выдать-хвосты. У них они гибкие и подвижные, наши свисали мертвыми плетками. Кто-то уже наступил на мой - даже нахвостник затрещал. Хорошо, я вовремя заметил и подобрал его под мышку.
Вскоре обоз тронулся. Тяжело нагруженные телеги еле передвигались. Все помогали толкать их сзади и с боков. Небольшой отряд отделился в арьергард наблюдать за приближением колонн противника.
У городских ворот нас не задержали. Стража была озабочена одним: быстрее пропустить обоз через ворота. Враг находился на подступах к городу.
Солнце начало немного греть, но это было скупое зимнее тепло. Расплавленный слиток, подвешенный в центре пустого планетоида, слепил глаза почти как настоящее солнце. Бледная дымка не позволяла видеть далеко ввысь.
Тесные улочки переполнились. Потоки горожан направлялись к центру. Навстречу к городским стенам пробивались отряды, вооруженные луками, пиками и секирами. Видимо, опасность внутри стен невелика: похоже, что никто особенно не встревожен осадой города.
Зато короткое слово "казнь"-его можно было расслышать там и здесь будоражило всех.
Мы поневоле оказались вовлечены в густой поток, противиться движению толпы было не в наших силах. Старались хотя бы не потерять друг друга.
Людской поток выплеснул нас на городскую площадь к подножию ступенчатого помоста, недавно сколоченного из свежих бревен и плах - от него пахло древесной щепой и смолой.
Из обрывков разговоров в округе узнал - ожидается казнь государственного преступника Гильда. Скоро должна начаться церемония. Из боковых улочек суслы все прибывали и прибывали. Площадь была запружена до предела. На балконах и на крышах- окрестных домов, на фонарных столбах-всюду тесно от любопытных, как у нас во время футбольного матча. Сильные и гибкие хвосты помогали суслам держаться в таких местах, где любой из нас сорвался бы в тот же миг.
Воины с секирами, выстроившись двумя шеренгами, сдерживали напор толпы - сохраняли неширокий проход, ведущий из проулка к ступенькам эшафота. Суслы теснили солдат. Те выставляли перед собой острия топоров. Раздавались крики и вопли пострадавших.
Страсти взбудораженной толпы действовали заразительно: мне уже самому хотелось, чтобы казнь началась как можно скорее.
И вот что-то произошло - по площади кругами распространилось неуловимое движение: все вытягивали головы и замолкали. Волна сдержанной тишины и внимания захватила скопище Суслов.
В дальнем конце площади из портала здания двигался медленный кортеж. Развевались яркие полотнища, плескался шелк переносного шатра. Процессия приближалась. Дюжина носильщиков держала паланкин на руках, воздетых выше плеч. Должно быть, ноша не была обременительной: носильщики шагали легко и были преисполнены важности. Отличительным знаком им служила алая повязка на шее и зеленые ленты на кончике хвоста. Хвосты у носильщикoв задраны кверху торчком-ленты плескались на ветру. Вслед за первыми появились еще несколько носилок, более скромных. Их держали не так высоко, и слуг было вполовину меньше. А дальше уже и вовсе повалила мелкая сошка: эти передвигались на своих двоих, позади каждого шли по двое слуг, которые поддерживали на весу хвост хозяина. Собственные хвосты носильщиков и слуг были невзрачными: такими же, как у черни, которая заполнила площадь. Зато хвосты господ напоминали добрые овечьи курдюки.
Напротив эшафота находилось здание с широким открытым балконом. Туда один за другим поднялись знатные вельможи и расположились на приготовленных местах согласно рангу - одни поближе к центру, другие подальше, третьи и совсем во втором ряду. Носильщики в слуги спустились вниз, двое телохранителей истуканами застыли позади повелителя Суслов.
Толпа затихла, наблюдая, как рассаживались наверху те, кому полагалось находиться там. Признаюсь, даже мне стало интересно, и на время я позабыл об опасности.
По всей площади разнесся мелодичный перезвон. Оказывается, у всех, кто собрался на зрелище, на кончиках хвостов были привязаны небольшие колокольчики. Должно быть, этим перезвоном суслы выражали свои верноподданнические чувства.
На помост поднялся глашатай. Масса хвостатых колыхнулась, нас притиснуло чуть ли не вплотную к эшафоту. Глашатай поклонился в сторону балкона и обратился к народу:
- Великий Астор даже в минуту опасности, когда враги вероломно напали на город, проявил великодушие...
Он ненадолго умолк, и толпа, повинуясь его голосу, настороженно затихла.
- ...Казнь через сожжение будет заменена четвертованием!-Толпа облегченно вздохнула: зрелище у нее не было отнято, ей только пощекотали нервы. Пожалуй, решись этот самый Астор всерьез помиловать преступника, ему самому бы несдобровать.
Пора было сматываться. И без того наша инертность вызывала подозрение: только у нас троих на хвостах не было колокольчиков. Я замечал осуждающие взгляды.
Нужно было хотя бы перейти в другое место.
Вблизи балкона, опоясанного двумя рядами вооруженной охраны, толпились суслы, которые, как и мы, не имели колокольчиков и не изъявили восторга при виде Астора. Даже и не смотрели на него-озирались по сторонам. Я шепнул Итголу и Эве, чтобы они не отставали, и начал протискиваться поближе к балкону.
Я поздно понял свою ошибку. Позади вооруженной стражи выстроились шпики. Никакие колокольчики им не нужны - свою преданность они выражали по-иному.
Церемония грозила затянуться надолго.
На помост вбежала девочка-подросток. Хвост у нее ни секунды не находился в покое, разноцветные ленточки, привязанные на его конце, выписывали замысловатые кренделя. Звонким и ясным голосом она потребовала суровой казни преступника. Ее. слова встретили ликующим перезвоном.
Среди всеобщего ликования послышался чей-то встревоженный голос. На площади появился гонец. Суслы медленно расступились. Запаленный от быстрого бега солдат едва держался на ногах. Овальный кожаный щит неловко висел на его плече, мешая протискиваться сквозь толчею. Бледное лицо выражало смятение и страх. Пробравшись к балкону, он рухнул на колени. Щит упал с его плеча и покатился по мостовой, погромыхивая, точно барабан.
- Фильсы ворвались в город!
На дне каменной ямы темно. Глаза не вдруг привыкли к сумраку. Шесть шагов вдоль, четыре поперек-размер камеры, куда нас бросили. Что происходит снаружи, не слышно: удалось суслам защититься или же в городе хозяйничают фильсы? Сразу, как началось смятение, нас взяли под стражу. Сопротивляться было невозможно, бежать-некуда. Даже если бы удалось вырваться из рук опричников, толпа растерзала бы нас на месте. Лучшим для нас выходом была тюрьма.
Мрачные коридоры, массивные двери, грохочущие запоры, молчаливые стражники, наручники, сырость-все тюремные прелести, как на моей родной Земле в средневековье.
У меня появилось время хоть немного осмыслить происшедшее. Если не считать того, что у Суслов были хвосты и торчащие кверху уши, вся обстановка вокруг в самом деле напоминала наше средневековье - каким я представлял его себе по фильмам и книгам. Башни, крепостные стены, эшафот, стражники, паланкины, толпа, ждущая казни, картина доволно банальная, словно взятая напрокат из школьного курса истории.
Мы сидели, прижавшись друг к другу, на вонючей соломенной подстилке. Бог весть, кто побывал здесь прежде нас. Тухлый и плесневелый запах подземелья угнетал. В углах скреблись тюремные крысы, поднимали возню, с писком проносились по нашим ногам.
Железные наручники до крови натерли запястья, и теперь ранки саднило.
Собственные мучения не сильно огорчали меня. Куда больше меня волновала судьба Итгола и особенно Эвы. Хорошо, что они не понимают всего: ни тюрьмы, ни смертная казнь на Земтере неизвестны. Там все свободны. Правда, по мне их свобода не лучше тюрьмы. Тут, по крайней мере, можно надеяться на что-то.
- Что с нами будет? - спросила Эва.
- Ничего худого нам не посмеют сделать.
Эва со связанными руками неловко придвинулась, положила голову на мои колени.
- Не нужно обманывать, - тихо сказала она, я едва расслышал ее голос. - Я не боюсь. Не беспокойся обо мне.
Почему чуть ли не каждое Эвино слово удивляет меня?
Будь на ее месте даже и не инкубаторская земтерянка, все равно ее поведение показалось бы странным. Что, она телепатией обладает?