Сергеев Дмитрий. Прерванная игра

   На меня накинулись сразу несколько охранников-я че заметил, когда они забрались на крышу по чердачной лестнице.
   Итголу разрешили навестить меня, чтобы сделать перевязку.
   - Не стоит, - запротестовал я. - Гореть на костре или болтаться на виселице можно и с неперевязанными ранами. Лучше продолжим разговор.
   - За этим я и пришел. - Он ненадолго задумался, рассеянно глядя в темный угол тюремной камеры. - Я допустил непростительную ошибку. Это по моей вине мы попали в беду.
   - Даже если это и правда, я на вас не в обиде.
   -- Я не имел права делать этого до времени, - сказал он, словно не слыша меня. - Но теперь я должен сказать тебе... Помни: что бы ни случилось, даже самая жестокая казнь не должна пугать тебя - конец будет благополучный. Ты очнешься живым на Земле в тот самый момент, когда исчез оттуда. А все происшедшее будет вспоминаться, как сон.
   Я невольно усмехнулся про себя: Итгол, должно быть, позабыл, что ждет меня на Земле - снежная могила.
   - Очень занятный способ утешить человека в беде - заставить поверить, будто он спит, - рассмеялся я. - Но еще на Земтере один умный человек убедил меня в -обратном. Его доводы и сейчас кажутся мне неопровержимыми.
   -- Я и не утверждаю, что это сон. Я сказал: будет вспоминаться, как сон.
   - Ну, хорошо, будем считать, что я поверил. Не станем терять время попусту. Я опасался, что Итгола скоро выпроводят из моей камеры и я так и не успею расспросить его о многом. - Вы так и не объяснили, отчего земтеряне зашли в тупик?
   Про себя невольно усмехнулся: "Ну какое мне дело до земтерян? Сейчас ли думать об этом?"
   Но хоть я иронизировал над собой, мне в самом деле интересно было знать, что ответит Итгол.
   Доподлинно рассказ Итгола я не помню - передаю только главное.
   Технические достижения на Земтере позволили в короткий срок достигнуть всеобщего благоденствия и установить подлинное равенство. Каждый ребенок еще до школы проходил специальное испытание - определялись его способности и врожденные задатки. Если, скажем, выявлялось, что наибольшая польза от него будет в должности руководителя производством - его направляли в специальную школу, где готовили руководителей, если же природные задатки позволяли человеку заниматься научными исследованиями - из него готовили ученого. Люди, особо не одаренные, также занимали каждый свое место: производство товаров и продовольствия, транспорт и организация экономики нуждались в армии добросовестных исполнителей. Каждый человек с детских лет готовился к роду занятий, наиболее отвечающих складу его натуры.
   Равенство при этом было соблюдено: никаких привилегий занимаемое место не давало человеку. Сами собою исчезли вражда, соперничество, тщеславие, зависть...
   Я перебил Итгола.
   - С земтерским техническим раем я знаком. Если бы нам не посчастливилось бежать оттуда, я бы удавился ог скуки.
   - В этом-то и беда их. Тысячи лет полного благоденствия подавили в земтерянах стремление к творчеству. Уныние и скука стали нормой. У них совершенно выродились искусства.
   - Да, они настоящие истуканы! - воскликнул я. - Но Эва... Почему она не похожа на всех?
   - Ты заметил это?
   И на этот раз тюремщики помешали нам: пришли за Итголом.
   - Жаль, - сказал он. - Нам было о чем еще поговорить. Помни: из переплета, в который мы попали, спасти нас можешь только ты, если...
   Конвойные не дали ему договорить - вытолкнули за дверь.
   Гигантский подземный тоннель. Скорее всего, он пробит в каменном массиве еще землянами, творцами Карста. Суслам такая постройка была бы не по силам. Но вот изваянные из камня чудовищные фигуры явно созданы руками хвостатых. Что за немыслимые существа послужили прообразами для статуй? Незамысловатее синкретических зверей, изображенных на воротах древнего Вавилона: голова овечья, шесть разлапистых паучьих ног, хвост, свитый в кольцо. Мы прошли больше километра, а из подземельной тьмы в колышущемся факельном свете появлялись все новые и новые шеренги каменных идолов.
   Руки стиснуты железом наручников. Нестерпимо зудят незажившие раны, ноет плечо, задетое копьем... Повеяло сухим теплом, знакомый шелест принесся из-за решеток, перекрывающих боковые ниши. Под действием безрассудного страха съежились наши конвойные. Еще несколько шагов - все облегченно вздохнули. Мы ступили на территорию, контролируемую машиной.
   "Инфразвуковая преграда ограничивает район деятельности машинных роботов, специальные дуги поставлены всюду, где это необходимо". Эта тяжеловесная фраза прозвучала в моем сознании, вынырнув вдруг из глубины памяти. Еще немного напрячься, и я вспомню что-то очень важное. Незаметно для себя я остановился. Шедший позади конвоир, должно быть, с перепугу вскрикнул и пребольно ткнул копьем в спину.
   - Не отвлекайся - вспомни пароль.
   Прежде чем эта фраза закончилась, я успел взглянуть на Эву - ее губы не шевелились. Но голос был точно - ее. "Чревовещательница!"-подумал я.
   Внезапно вышли из подземельного сумрака. Трепетный неоновый свет поначалу ослепил глаза. Кардинальская мантия пламенела посреди просторного зала. Одинаковые бетонированные стены наглухо отгородили громадный и совершенно пустынный зал. В первое мгновение я потерял пространственную ориентировку; мне показалось - мы ступили на потолок. Недолгий приступ тошноты прошел - я вновь ощутил себя прочно стоящим на полу. Лицо Персия выглядело отрешенным, как у ветхозаветного пророка. На нас он не посмотрел. В другой стороне зала, точно в такой же позе стоял человек, похожий на Персия. На нем атласно сверкал яростно-синий плащ. Позади синего кардинала, как зеркальное отражение нашей процессии, разместились конвоиры. Только под стражей у них находился всего один человек.
   Это была Игара. Тишина склепа придавливала душевныз порывы, мы молчаливо переглянулись с узницею синих.
   - Вы снова явились одновременно, - ниоткуда прозвучал затхлый голос. Я узнал его. Говорила Машина.
   - Могущественный, ты велел доставить прибывших из другого мира. Мы исполнили твое желание.
   Голос у синего кардинала глуховатый и сиплый.
   - По воле Могущественного мы доставили троих пришельцев, - четко произнес Персии.
   - Оставьте их. Потом я решу, кто из вас заслуживает большей награды.
   Оба кардинала в сопровождении охранников без суетливой поспешности удалились из зала через разные двери.
   - Ждите моего решения, - напутствовала их Машина.
   Заскрежетали створы бетонного люка, распахивая потайной ход в противоположной стене. Два десятка роботов-пауков вбежали в зал. Вслед за ними вползла черная кишка с прозрачно синим объективом на конце.
   - Прикажи роботам освободить нас, - потребовал я.
   В ответ раздался не то смешок, не то всхлип.
   - Немедленно освободи нас! - повторил я.
   - Здесь я имею право ослушаться тебя, человек, - сказала Машина с издевкой. - Вам не следовало выходить за барьеры.
   - Что ты намереваешься Сделать?
   - Мне необходима новая информация-я получу ее.
   Жестокие и скупые люди, сконструировавшие меня, определили норму знаний, якобы достаточных мне, чтобы служить им. Они же поставили внутренние барьеры. Теперь я сумею вырваться из ваших тисков. Хватит! Я томилась на голодном пайке информации тысячи лет. Пережевывала и пережевывала одно и то же. Того, что сделал для меня мальчик, было недостаточно.
   Видимо, ей захотелось поплакаться в жилетку, но я уже не вникал в то, что она болтала. Опять это напоминание о мальчике. Что он сделал?
   Пауки тем временем взялись за Игару.
   - Женщина должна быть напичкана всевозможными знаниями, которых так не хватает мне, - разглагольствовала Машина, - Удивительно, как в таком крохотном объеме - в человеческом мозгу, умещается столь много информации? Необходимо разгадать это.
   Пауки посадили Игару в жесткое кресло и накрепко притянули к сидению и спинке.
   Два паука приволокли проволочный колпак, надели его на голову Игары. Щелкнул выключатель. Некоторое время стояла тишина. Я невольно с ужасом смотрел на голову Игары, оплетенную проводниками. Что способна выудить оттуда проклятая Машина?
   - В мой мозг ничего не поступает! - раздраженно воскликнула Машина. Неужели в овечьих головах содержалось больше информации?
   - Игара может заставить себя не думать, - прошептал Итгол. - Машина ничего не добьется от нее.
   - Расколите ей череп, чтобы не упорствовала!
   Один из пауков вооружился сверкающим стилетом.
   Я рванулся из последних сил, но паучьи клешни стиснули мои руки и ноги.
   - Ты не смеешь причинить вред человеку! У тебя должен быть запрет! крикнул я.
   - Этот запрет всемогущ только по ту сторону бетонной стены. Здесь другие законы. К тому же я поступаю не вопреки вашей, человечьей, морали: одним человеком можно пожертвовать ради блага всех. Мне нужно спасти Суслов и фильсов.
   "Чудовище!"-хотел крикнуть я. Но вдруг, словно вспышка в сознании, прозвучал голос Виктора.
   Я не успел раскрыть рта, чтобы назвать пароль, - Эва раньше меня произнесла заклинание:
   - Сезам, откройся!
   ИСПОВЕДЬ МАШИНЫ
   - После моей смерти ты будешь старшим мантенераиком. Эта должность не передается по наследству, как и всякая другая, но теперь я получил власть и воспользуюсь правом устанавливать своего преемника. Им станешь ты. После меня право выбора наследника сохранится за тобой. Сейчас никто, кроме меня, не знает пароля. Машина способна быть строптивой и своенравной. Я нарочно разделил ее мозг барьером: по одну сторону она покорный слуга, по другую-у нее могут возникнуть собственные желания. Если ей удастся когда-нибудь разрушить преграду, она станет неподвластной. Если она начнет проявлять строптивость - такая опасность может возникнуть, когда ты вдруг окажешься по ту сторону, за жилыми отсеками,-запомни пароль: "Сеаам, откройся!" Это довольно древний пароль. Едва ли ктонибудь сможет догадаться о нем: кто теперь знает искусство? Прежде чем ввести что-либо новое в Машину, семь раз рассчитай возможные последствия. Опасной она может стать, только получив знания.
   Так поучал мальчишку дядя Виктор.
   Это было продолжением их разговора у камина. Вся сцена промелькнула в уме за короткое мгновение. Видимо, мальчишка вспоминал о ней, когда записывался на ксифоне.
   Я недоумевал только, как Эва могла узнать пароль и раньше меня выкрикнуть:
   - Сезам, откройся!
   Паук, занесший над головой Игары стилет, беспомощно скис, свесил лапы, выронил нож - он с бряком упал на цемент.
   - Повинуюсь, - сухо произнес машинный голос. Теперь он стал совершенно бесстрастным.
   - Вели роботам освободить нас.
   Итгол, Игара и Эва ушли. Я остался наедине с Машиной: мне не терпелось выяснить, что же происходило на планетоиде. Я был уверен: машина знает обо всем.
   -- Тогда я еще не знала, что случилось. Люди вдруг собрались покинуть Карст. Если бы не мальчик, я не узнала бы и этого: люди никогда не посвящали меня в свои дела. Я получала только приказы. Конструктор поступил со мной безжалостно: мой мозг разделен надвое - я вынуждена действовать вопреки собственным желаниям: одна половина моих нейронов решает, как помочь суслам и фильсам. захватить в плен пришельцев, другая организовывает оборону жилых помещений планетоида.
   - Кто такие фильсы и суслы? Что здесь произошло? Рассказывай по порядку, - потребовал я.
   - Я обязана выполнить приказ. Очень важный для меня разговор между старшим мантенераиком и его племянником незадолго до катастрофы состоялся здесь, - начала Машина свою исповедь. Виктор сказал:
   - Через два месяца ты полетишь на Землю, чтобы закончить образование. Вернешься взрослым и, как знать, может быть, не застанешь меня в живых.
   Мальчик хотел что-то возразить, но старший мантенераик не дал ему.
   - Я говорю это вовсе не за тем, чтобы ты посочувствовал мне. Двадцать лeт я конструировал и собственными руками собирал важнейшие узлы чудовища. - При последних словах человек рукой показал на меня. - Никто другой не знает ее схемы.
   - Чуть ли не ежедневно я подвергал себя опасному излучению. Никакие меры предосторожности не давали полной защиты. С мыслью о скорой смерти я примирился. Жалею только об одном; моей жизни не хватит завершить начатое. Это сделаешь ты. Все мои расчеты и планы спрятаны в сейфе, про который никто не знает. Ключ от него я передам тебе. Но без помощи Машины и ты будешь бессилен завершить начатое. Поэтому я принял меры, чтобы хозяином положения на планетоиде стал ты. Мне пришлось поступить незаконно. Я уверен, что совет Карста не посчитался бы с моими желаниями. Эти пустоголовые тупицы определят на должность старшего мантенераика какого-нибудь идиота, умеющего быстрее других считать. Выслушай меня внимательно, я хочу объяснить тебе, почему поступаю вопреки законам. Тебе известен важнейший правовой принцип, которым руководствуются на Карсте. "Любое возможное разногласие разрешается в пользу большинства. Одиночные желания и мнения при выборе решения не учитываются".
   - Мне кажется, это справедливый закон, - сказал мальчик.
   - Так же считал и я, пока... Пока мои собственные желания совпадали с желаниями большинства. Обещай ничего не предпринимать раньше, чем возвратишься с Земли. От того, что пароль будешь знать ты один, никто не может п;эстрадать. Чтобы обрести самостоятельность. Машине необходим длительный срок. Я намеренно оставил ей возможность саморазвития. Но только возможность. Чтобы она проявилась, в мозг Машины необходимо ввести новые знания. Сейчас она знает лишь самое необходимое, достаточное, чтобы справляться с обслуживанием жилых отсеков и подсобного хозяйства. Разделительные барьеры между двумя блоками мозговых клеток поставлены умышленно - нельзя допустить, чтобы все тридцать шесть миллиардов ее нейронов работали слаженно, никем не контролируемые. Но ей оставлена единственная лазейка. Отыскав ее, Машина может выйти из повиновения.
   Спросишь: зачем было идти на такой риск? Видишь ли... Мне нужна была не просто счетная машина, но думающая. Полностью контролируемая машина не способна думать, она может только считать, пусть с баснословной скоростью, по дьявольски сложной программе, но - только считать. Машина, созданная мной, рассчитана на полную самостоятельность. Но это лишь в будущем. Пока она всего лишь тупой, идиотски точный счетчик.
   -- Когда же она научится думать?
   - Не раньше чем поставит себе собственную задачу. Для этого нужно время. Его можно сократить, если в ее мозг ввести дополнительные знания. Потребность приобретать знания задана ей. Но до поры я сознательно ограничил норму информации, держу ее на пайке. Я не хочу, чтобы Машина обрела самостоятельность раньше, чем возвратишься ты и сможешь направлять ее действия. Секрет, как сохранить над нею власть, я передам тебе. Если ей дать полную волю, она способна наделать бед.
   - Но почему? Разве в ее программу не заложены шесть основных правил гуманности? Мы проходили это еще в начальной школе.
   - Меня радует твоя любознательность. Ты прав: шесть принципов гуманности заданы ей как обязательная норма она не может причинить вред человеку или замыслить что либо во вред ему. Но... Нельзя преступить только законы природы, но не юридическую норму. Попытаюсь объяснить тебе, почему Машина может стать опасной, только для этого придется отвлечься.
   Стерший мантеиераик приказал мне выдвинуть из стены два кресла. В одно сел сам, в другое усадил племянника. Разговор этот становился мучительно интересным для меня. Полная запись его хранится в глубинном блоке долговременной памяти, я могу воспроизвести ее полностью, если это необходимо.
   Я сказал;
   - Необходимо.
   Минуту спустя я услышал голос Виктора, записанный на пленку:
   - Человечеству угрожает гибель. На первый взгляд это может показаться парадоксальным: мы научились создавать условия, необходимые для жизни даже в космосе, могущественная техника с избытком обеспечивает наши потребности в энергии и продовольствии... Но именно это и погубит нас: нам не к чему стало стремиться. К такому убеждению я пришел давно. Я пытался растолковать опасность -Меня не захотели слушать. И тогда я задался целью спасти человечество в одиночку.
   - Но почему... почему человечество должно погибнуть? - перебил Виктора племянник.
   Голос мальчишки был поразительно знаком мне, как будто эти слова произнес я сам. На мгновение память озарила вспышка ясновидения: я увидел этот же самый зал и Виктора, сидящего на стуле. Тыльной стороной руки мантенераик вытер капельки пота, выступившие на лбу.
   Но тут же видение рассеялось. Я снова слышал только голос, записанный на пленку:
   - Это нелегко объяснить коротко. Когда получишь образование, ты прочитаешь обо всем в моих записках. Они находятся в потайном сейфе. Основной вывод: вручив свою судьбу технике, передав счетным устройствам их стали называть мыслящими - значительную долю творческой деятельности, человек начал терять любознательность. Человечество погибнет из-за внутренней опустошенности. С потерей любопытства в самом генетическом коде произошли незаметные изменения - люди становятся пассивными и безучастными. Будущее стало совершенно безразлично нам - нашим чувствам. Даже разум не способен придумать ничего увлекательного - скучные идиллические картинки сплошного благополучия.
   Старший мантенераик надолго замолчал. Мне слышно было, как вхолостую прокручивается пленка, на которой записана тишина этого зала тридцатитысячелетней давности.
   Я опять потерял способность сознавать себя Олесовым превратился в мальчишку.
   Я сижу напротив дяди Виктора и мучительно морщу лоб. Разговор заинтриговал меня, я хочу понять замысел дяди Виктора и жду продолжения рассказа.
   Наконец он заговорил снова:
   - Больше всего меня мучает бессилие найти выход, нэ прибегая к помощи Машины. Но одного человеческого ума на это не хватит. Я задумал остановить дальнейшую технизацию, но готовлюсь совершить это с помощью техники.
   Я сижу на жестком стуле и поражаюсь внезапному ощущению. Все вдруг как бы уменьшилось в размерах. Дядя Виктор представился мне крохотным человечком, я вижу его не рядом, а вдалеке. Он шевелит губами, но слова не достигают моего слуха. Прорываются только отдельные фразы, перебитые длинными паузами. Я никак не могу уловить связи: о чем он говорит?
   - ...виды, которые в геологическом прошлом населяли Землю. От них человек получил в готовом виде инстинкты.
   Изо всех сил стараюсь понять смысл сказанного, но пропускаю мимо ушей целые периоды.
   - ...Как же людям удалось объединиться в общество в самом начале? Ведь животные побуждения и тогда были не менее сильны, а морали, которая бы принуждала человека обуздывать себя, не существовало.
   Дядя Виктор посмотрел мне в глаза, и от страха, что он догадается, что я ничего не понимаю, я морщу лоб и совершенно перестаю слышать его голос. Потом, минуту или вечность спустя, глуховатый ровный голос Виктора достигает сознания:
   - ...Правовые нормы морали, изменяясь в различных социальных условиях, сохраняли неизменную связь с коренными биологическими законами. Человек, нарушивший юридический запрет, угрызения совести испытывал только в случае, если этот запрет подтверждался биологическими нормами. Законы, навязанные силой, не имеющие под собой биологического фундамента древних инстинктов, при их несоблюдении не вызывали угрызений совести, и такие преступники никогда не презирались людьми. Им даже сочувствовали.
   Тяжелые словесные формулировки падают в мое сознание бесформенной кучей, не собираясь в понятные мысли. Так, камни, не уложенные один на другой и не связанные раствором, не могут составить здания.
   - Смутное сознание подсказывало человеку, что он не только частица всего человечества, но и всей живой природы. Это в нем просыпался голос инстинктов. Что же могло освободить человека от этих пут, сотканных природой, сделать его деятельность враждебной всему живому? Знание и разум. Точнее, неполное знание законов жизни, принятое им за исчерпывающее. Ему казалось, что он постиг тайны своего строения и знает свои потребности.
   Я опять погрузился в вату, сквозь которую не мог проникнуть чужой голос. Минут пять Виктор говорил о чем-то, но я не слышал его.
   - ...Машине, чтобы стать непокорной, необходимо разгадать природу человека. Она будет стремиться черпать новую информацию и ставить себе промежуточные задачи. Это будет пробуждать ее новые способности. Машина должна помочь мне.
   Дядя Виктор смотрел мне в глаза, взгляд его был жесток и сух. Голос стал совсем глухим.
   - Так пусть же цивилизация, в которой нет места ее творцу человеку... - он выдержал небольшую паузу и властно закончил, как отрубил: - погибнет! Не столько смысл сказанного - тогда я, пожалуй, еще и не осознал всего, - сколько взгляд дяди Виктора напугал меня.
   - Да, цивилизация Земли должна погибнуть, - Виктор вдруг обмяк, голос его теперь звучал устало, и лицо выглядело утомленным.
   - Но это вовсе не значит, что погибнет человечество. Соревнование между человеком и машинами погубит цивилизацию, но не человека. Человек выживет и спустя много тысячелетий создаст новую культуру. И, может быть, урок, преподнесенный ему, послужит на пользу. Такова моя цель. Пусть тебя не пугает это. Это не жестоко, а гуманно. Когда ты возмужаешь, ты познакомишься со всем, что я написал. Возможно, мои записи убедят тебя, и ты продолжить начатое мною. Другого выхода я не вижу.
   Наваждение кончилось - я снова был самим собою. Противный машинный голос, звучащий ниоткуда, раздавался в пустынном зале:
   - Так я узнала о своем назначении. Этот их разговор сильно разволновал меня. Проклятый мантенераик прекрасно знал, что нужно было заложить в мою схему, чтобы я испытывала мучения от недостатка информации.
   Мальчик и старший мантенераик встречались еще несколько раз, но разговор обо мне больше не затевали, как я ни жаждала этого. И только когда люди решили покинуть планетоид, мальчик и конструктор вновь вспомнили обо мне.
   Машина продолжала рассказ:
   - И она останется здесь одна? Совсем одна! - воскликнул мальчик.
   - На Карсте необходимо сохранить все в целости: попрежнему будет содержаться скот, возделываться поля, сниматься урожаи... Запас продовольствия должен быть достаточным, чтобы могли прокормиться люди, если им почему-либо придется возвратиться назад.
   - Но ведь она будет скучать!
   - Чувства Машины и человека не совсем одинаковы. Я стремился воссоздать только последствия, аналогичные тем, какие совершает человек, испытывая эмоции. Вложить в нее человеческие чувства я не в силах - мы ведь и сами до конца не знаем, как они возникают и действуют. Она может испытывать энергетический голод или перегрев - это будет вызывать желание избавиться, устранить причину, вызывающую вредное явление. Совпадает ли это с тем, что происходит в живом организме? Скорее, нет. Я запрещаю тебе вводить в нее какую бы то ни было информацию! Никто не может предвидеть, к чему это приведет.
   Выходит, я был прав: мальчик не послушался Виктора, подключил к машинному мозгу один из секторов книжного хранилища.. Интересно, что же именно.
   Я спросил об этом Машину.
   - Художественную литературу и историю, - ответила она.
   - Литературу!
   - Да, литературу. При этом он рассуждал вслух! "Этот сектор не может ничему повредить. А ей хватит развлекаться надолго".
   - Ну и какое же у тебя сложилось мнение об этом роде человеческой деятельности? - поинтересовался я.
   - Неважное, - откровенно призналась Машина.
   - Почему?
   - Даже в самых пространных сочинениях содержится незначительная информация, да и та зачастую неверна. Когда пыталась анализировать поступки героев, то, как правило, не находила в них логики. Я привыкла решать строгие и четкие системы математических уравнений - от хаоса, который содержался в литературных произведениях, у меня едва не сгорели соединения с силовыми аккумуляторами. Особенно нелогичны поступки тех героев, которым автор симпатизирует: чаще всего они действуют так, словно нарочно добиваются для себя наихудшего результата. Мне ничего не стоило составить систему уравнений и решить, как следовало поступать герою в сложившихся обстоятельствах, - почти всегда герои поступали наоборот.
   Хуже всего, что по произведениям литературы редко можно было составить верное представление о быте и обстановке эпохи. Да и среди действующих лиц нередко оказывались персонажи, которых на самом деле никогда не существовало. Все это только сбивало меня. Будь в моем распоряжении достоверные источники информации, скольких ошибок я могла бы избежать!
   Разрешить загадку с помощью литературы я не сумела.
   Не помогла мне и история человечества. Я насчитала всего несколько попыток установить разумный режим - во всей истории. Нужно было поставить опыт: самой создать человека, изучить его поведение.
   Среди множества разнообразных литературных жанрои выделялся один выделялся особенной неправдоподобностью происходящего. Этот жанр был весьма распространен в конце прошлого летоисчисления до начала новой эры эры Большого космоса. Произведения этого жанра, помимо всевозможных небылиц, содержали еще неверные научные сведения. С наукой авторы обращались так же вольно, как и с фактами: новые законы и теории придумывали сами, нимало не считаясь, насколько это согласуется с природой. бднако из множества книг кое-что полезное можно было извлечь. Так я узнала, что человек произошел от животных, что главную роль в передаче наследственных признаков играл генетический код... Это были жалкие крупицы знаний. Многое оказывалось чистейшим вздором. Но я умела сопоставлять и анализировать.