– Простите меня и идите с миром!.. – Неожиданно для себя прошептал Тихон. И в тот же момент огонь исчез. Еще не веря этому, Шрам пошевелил руками, согнул ноги в коленях. Ничего не болело. Усталость куда-то пропала, а тело наполнилось странной силой. Той самой силой, которую Коростылев накапливал все годы занятий Вин-Дао-Яном. Словно она дремала в нем, запертая в неведомом хранилище, а теперь разом вылилась наружу, наполнив мускулы энергией. Пробуя возвращенные способности, Тихон встал, всем телом оттолкнувшись от земли так, что со стороны могло показаться, что невидимые нити подняли его, как поднимают канатами лежащую башню. Обернувшись, Коростылев с удивлением заметил, что на земле отпечатался его силуэт. Там, где он лежал, хвоя была абсолютно сухой, светло-коричневой, в отличие от остальной почвы, которую покрывала хвоя влажная и темная. Чувствуя непонятную радость, Шрам подпрыгнул. И не удивился, взвившись над землей на метра полтора. В свои лучшие дни он прыгал вверх на три метра, но это было в лучшие дни. Приземлившись, Коростылев опять побежал. Это был уже другой бег. Тихон без напряжения варьировал скорость, с длинных шагов, без остановки, переходил на трусцу, а потом опять стелился над неровной поверхностью земли. Без усилий перепрыгнув громадную лужу, заросшую ряской, Шрам остановился и помчался назад. Он вспомнил лица, пригрезившиеся ему в момент, когда тело горело огнем, и Тихон понял, кто это был. Ему явились все убитые им. Именно об этом предупреждал Лу Фу, когда говорил о том, что нельзя без особой на то причины лишать жизни человека. Но этих-то Коростылев убил в честном бою, или на войне, сам не заметив того, как перешел какую-то грань, за которой все его способности мастера рукопашного боя как бы пропали, закапсулировались в дальних уголках сознания, не имея выхода наружу. Сейчас же, Тихон отчетливо понял это, ему повезло. Когда он попал в обстановку, где так долго и успешно тренировался, в его мозгу что-то сработало, и он освободился от тянущего вниз груза убийств. Китаец не раз говорил, что мастер Вин-Дао-Ян обязан общаться с природой. Разговаривать с деревьями, птицами, травой. И сейчас Коростылев подозревал, что именно земля помогла ему, высосала из него наслоения ненависти погибших от его руки людей. Поняв это, Тихон как бы споткнулся. Он с ходу упал на тропинку, по которой бежал и, раскинув руки, попытался обнять ими весь Земной шар, в приливе немыслимой благодарности.

LI. РАЗВЕДКА.

По пути из своей деревни, Тихон решил заехать на дачу под Загорском. Был достаточно поздний вечер, и в домах по обе стороны трассы уже зажглись окна. Рассудив, что если на той даче, куда он направляется, кто-то есть, без света он сидеть не будет и узнать, кто там обитает, не составит особого труда. Сверившись по карте, Коростылев нашел нужный ему дачный поселок и, остановившись на его окраине, вышел из машины. Вокруг стояли двух и трехэтажные особняки из красного кирпича. Своим видом дачи скорее напоминали маленькие дворцы, чем жилища. Каждый из домов украшали башенки, эркеры, веранды, фигурные балконы. Все это было сделано для одной единственной цели – поразить воображение. Каждый хозяин дома пытался сделать его единственным и неповторимым, и эти потуги рождали архитектурных монстров. Каждый из них скрывался за высоким бетонным забором. По верху некоторых из них даже шла колючая проволока. Улица, подъезды к каждым воротам были покрыты гладким асфальтом. В некоторых домах кто-то жил, другие же выглядели пустыми. Но все они выделялись на фоне вечернего неба, как единый скальный массив, созданный ветрами и водой за тысячелетия эрозии. Найдя нужную улицу, Тихон сверился с адресом. Дом, который он искал, должен был находиться с другого края поселка. Прикинув расстояние между участками, Коростылев решил, что идти несколько километров ему несподручно и пошел обратно к машине. «Шестерка» прошла до конца улицы, но нумерация домов заканчивалась на 26. Тихону же нужен был 28-й дом. Не выходя из машины он осмотрелся. И тут, в свете фонарей, Шрам заметил узкую дорожку, уходящую в темноту вблизи от забора последнего дома. Направившись туда, Коростылев проехал с пару сотен метров и затормозил лишь только фары выхватили из темноты леса кованые ворота. Подавшись назад, Шрам вывел машину обратно к поселку и, припарковавшись там, достал из багажника акустический усилитель и прибор ночного видения. Дом номер 28 дворец не напоминал, он им и был. Высокий забор скрывал лишь нижние этажи здания, третий и крыша были хорошо видны как с подъездной дороги, так и со стороны леса, в котором эта громадина стояла. Тихон вскарабкался на дерево и, устроившись там на высоте около четырех метров, надел инфракрасные очки. Прибор позволил более детально рассмотреть как само здание, так и прилегающую к нему обширную территорию. С первого взгляда Коростылев обнаружил охранника. Он шел вдоль фасада дома, а на груди его висел странной формы автомат. Еще один человек обнаружился у парадного входа. Третьего Тихон засек, когда тот проходил мимо ворот. Исследовав территорию у здания, обратив внимание на то, что с внутренней стороны забора стоят какие-то коробки, похожие толи на инфракрасные датчики, то ли на видеокамеры, Шрам переключил свое внимание непосредственно на дом. В нем светилось несколько окон, но все они были зашторены и инфравизор не мог показать, что там внутри. Сняв прибор ночного видения, Тихон засунул в ухо миниатюрный динамик и включил усилитель, направив микрофон не одно из окон. Сперва ничего не было слышно, кроме какого-то шума, и Коростылев усилил мощность звука. Шум стал более ритмичным и, лишь Шрам понял, что это чье– то дыхание, его чуть не оглушил резкий звон. Коростылев резко выдернул наушник и, уменьшив громкость, вставил его обратно. Теперь он услышал голос, очевидно, говорящий по телефону. Первые несколько реплик, типа «да» и «нет», никакой новой информации не прибавили, но вот невидимый за шторой человек сказал:

– Расслабляется. После этого последовала недолгая пауза и тот же голос виновато проговорил:

– Не знаю. Пьян он. А через пару секунд молчания раздалось четкое:

– Слушаюсь! Мы его подготовим! Ждем. Послышался щелчок, а за ним торопливые шаги. Свет погас и хлопнула дверь. Судя по услышанным обрывкам разговора, вскоре ожидалось прибытие какого-то важного лица. Иначе человек, говоривший по телефону, не стал бы отвечать в такой сухой манере. Кроме того, оставалось пока неясным о ком конкретно идет речь, кого надо «подготовить» к высокому визиту? Шрам подозревал, что предметом обсуждения был Бешеный. Но выяснить, так ли это можно было лишь подождав некоторое время. И Коростылев стал ждать. Скрашивая безделье, Тихон некоторое время слушал беседы в других комнатах с освещенными окнами, но больше ничего интересного подслушать ему не удалось. Лишь обсуждения каких-то коммерческих сделок, достоинств машин и сравнительный анализ нескольких проституток со множеством интимных подробностей. Прошло около часа, когда на дороге, ведущей к даче, появилась кавалькада машин. Коростылев, не снимая наушник, надел инфракрасные очки. Первой шла черная 31-я «волга», за ней роскошный лимузин «Понтиак», замыкающим шел «BMW». Ворота перед первой машиной распахнулись как бы сами собой, и приехавшие автомобили вереницей проследовали на территорию дворца. Это означало, что за дорогой ведется постоянное наблюдение. А машина Тихона здесь уже засветилась. Впрочем, прикинул Шрам, местные охранники могли принять его за заблудившегося водителя, который пытался срезать угол, выезжая на трассу. Хорошо если было так, в противном случае, его тачка уже под колпаком, и ее хозяина уже ищут. Но чутье подсказывало Коростылеву, что пока все спокойно, и он может и дальше незамеченным скрываться в ветвях. Из лимузина вышел человек. В какой-то момент он повернулся лицом к Коростылеву, и Шрам узнал его. Это лицо довольно часто в последнее время попадалось на расклеенных по городу предвыборных плакатах. Васильченко. Сам Владимир Иванович выглядел озабоченным, его со всех сторон прикрывали телохранители, дюжие парни в черной униформе. Кандидат в президенты неспешно прошествовал ко входу, перед ним распахнули двойные двери, и он скрылся в глубинах дома. За все это время не было произнесено ни слова. Как Тихон не пытался поймать звуки речи, в наушнике были лишь разного рода шумы, от хлопания дверец машин до стука кованых сапог по асфальту. Но в следующие несколько минут информация посыпалась как из рога изобилия. Загорелось окно в одной из комнат на первом этаже. Зашторено оно не было и Коростылев смог, пока охранник не задернул занавески, разглядеть на диванчике в глубине помещения знакомую фигуру Савелия Говоркова. Микрофон тут же нацелился на это окно. Но самое важное Шрам уже знал: Бешеный здесь.

– А, ты, Володя… – Услышал Тихон слегка искаженный голос преступника. – Зачем меня из своего гарема вытащил? Ответ состоял из многоэтажного матерного ругательства, Коростылев не считал колена, но его этажность могла поспорить с высотными домами на Новом Арбате. В переводе на русский язык, оно бы звучало так:

– Ты чего тут делаешь? Своим появлением ты можешь меня крупно скомпрометировать.

– А, хуйня! – Просто ответил Говорков. – Только на хера твои орлы меня протрезвили?

– Ты же ко мне не явился. Вот и пришлось разыскивать и самому к тебе являться. Почему на встречу не пришел?

– Неприятности. – Пробурчал Савелий. – Не успел.

– А конкретнее.

– Хрен один появился. По лагерям его знал.

– Ну и?..

– Он и на хате моей побывал, и у телки. Его взяли, а он удрал, падаль, и на бомжей вышел.

– Что??!! – Взревел Васильченко. – Ты понимаешь, что это значит? Вся операция под срывом!!

– Да не ори, ты. – Проговорил Бешеный, подождав пока Владимир Иванович закончит свои вопли, – Он только двоих бомжей знал. А у меня десяток других есть. Дымовуху напустят. Да и нет его уже. Я, кажись, подорвал его…

– Так подорвал или нет?

– Не знаю я! Неохота мне было завал голыми руками разгребать. Самого волной шарахнуло.

– А бомбы? – Переменил тему Председатель «РНИ»

– Они уже у хачиков. Заведены, заряжены.

– Кто их знает?

– Только я. Четко.

– Ну, ладно… – Задумчиво сказал Васильченко, – А что с этим, твоим другом?

– Каким другом? – Не понял Говорков.

– Который за тобой гоняется.

– А-а-а… Я ж говорил – подорвал… – Протянул Бешеный, и Тихон отчетливо услышал хруст пальцев, – Женку его мочкануть хотели, припугнуть чтобы. А она живучая оказалась. Я в больничку машину послал, а эта сука под охраной была. Всех моих – того… А сам он… Гэбист. Жил мужиком…

– Ты говори, может он здесь тебя найти, если жив остался?

– Сурово спросил Владимир Иванович.

– Да ни в жизнь. Твой адрес только у меня на компьютере. А влезть в него невозможно. Я крутую защиту поставил. Коростылев чуть не рассмеялся, вспомнив о крутости защиты на той персоналке. Но упоминание о бомбах и хачиках, кавказцах, их обладателях, заставило Тихона всполошиться. Это придавало делу новый поворот. Если до того, Шрам планировал просто убрать Бешеного, несмотря на строгий запрет Загоруйко, то теперь Говоркова следовало сперва допросить. Разговор тем временем закончился. Васильченко, раздраженный донельзя, материл всех попадавшихся ему на пути к лимузину. Сам хлопнул за собой дверцей, и кавалькада машин покинула территорию дачи. Подождав немного, Шрам спустился с дерева. Внизу все было спокойно. За его машиной так никто и не следил, и Коростылев рванул в Москву, за шприц-тюбиками с сывороткой правды. По пути он строил планы захвата этой дачи.

LII. БЕШЕНЫЙ НА ДАЧЕ.

При свете редких желтых лампочек, Савелий Говорков шел по узкой дорожке около рельсов. Мимо с грохотом проносились метропоезда и, еще издалека слыша их приближение, Бешеный вжимался в ребристую стену, чтобы его не снесло воздушной волной прямо под стучащие колеса. Когда он добрался до станции, это оказалась Красносельская, Савелий осмотрел себя. Его новый костюм оказался во многих местах порван, заляпан грязью, в ботинках хлюпало. Пассажиры, косясь на него, морщили носы и старались бочком отойти подальше. Купание в подземной речке сделало его одежду, а с ней и самого Говоркова, источником труднопереносимого зловония. Показываться в городе в таком виде значило немедленно обратить на себя внимание легавых. Дожидаться ночи тоже смысла не имело. Можно, конечно, было позвонить кому– нибудь, чтобы его встретили, но этого не позволяла гордость Бешеного. Предстать перед подчиненными в таком виде было выше его сил. Внезапно Савелий вспомнил о даче Васильченко. Она располагалась под Загорском, и там можно было и переодеться и отдохнуть. Охрана его знала, как-никак все они были в его подчинении, но не прямо, а косвенно: личная охрана Председателя партии «РНИ» набиралась Бешеным. Кроме того, после таких приключений оставаться в Москве было не только глупо, но и опасно. Если Карась связан с секретными структурами, за головой Савелия должна уже идти охота по всему городу. Оставалось, правда, неясным, жив сам Коростылев или нет. Но, для собственного успокоения, Бешеный предпочитал думать, что его противника завалило в тоннеле, и теперь опасаться больше некого, разве что кто-то другой пойдет по его следу. Но на это нужно время, а оно работает на Говоркова. Доехав до Комсомольской, Бешеный поднялся наверх и, найдя электричку, следовавшую до Загорска, нагло улегся на сидении и притворился спящим. Без проблем доехав до города, Савелий вышел и направился к даче Васильченко. Говорков несколько раз бывал там, но всякий раз он был «на колесах» и ему казалось, что это очень близко от станции. Но идти пешком оказалось и дольше, и труднее. Проклиная все и всех, Бешеный шел по обочине дороги. Мокрые носки уже давно натерли мозоли, каждый шаг доставлял боль, и на ум Савелию пришло сравнение с Русалочкой. Эта нелепая мысль развеселила Говоркова и, перебив слегка таким образом абстиненцию, он зашагал бодрее, прекратив обращать внимание на неудобства. До дачи он добрался лишь когда стемнело. Все тело ломило, оно требовало очередную дозу наркотика. Взяв себя в руки, Савелий прошел по гладкой дорожке к даче. В доме за коваными воротами горел свет. У самих ворот дежурил охранник. Он, заметив Бешеного, который без сил привалился к решетке ворот, навел на него дуло автомата:

– Проваливай, бродяга! Савелий вгляделся в его лицо, пытаясь вспомнить, как же зовут этого парня. В голове мелькнула странная польская фамилия со множеством согласных в начале, и Говорков неуверенно спросил:

– Снжовский?

– Снжавский. – Машинально поправил охранник и опустил оружие, – А ты кто?

– Работодатель, бля. – Устало проговорил Савелий. – Открывай! Еще с полминуты парень вглядывался в лицо Бешеного и вдруг, узнав, вытянулся в струнку и зачем-то отдал честь:

– Сержант Строшек Снжавский.

– Ты меня впустишь или нет?! – Говорков был совершенно измотан и ему были безразличны все звания, условности, лишь бы уколоться, добраться до ванны и смыть с себя всю мерзость, облепившую его тело. Засуетившись, сержант отворил одну из створок и впустил Бешеного. Тот, не обращая внимания на охранника затопал по дорожке к дому, ругая при этом Васильченко за то, что дорожка эта шла не по прямой, а полукругом, и, значит, чтобы дойти, нужно было сделать гораздо больше шагов. У дверей его встретили по-другому. Очевидно страж ворот предупредил своих коллег в доме о посетителе. Перед Савелием раскрылась дверь, и он, не глядя на подобострастно лыбящегося охранника, потребовал:

– Морфий. Потом ванну и массажистку. И повалился в роскошное кресло, обитое синим бархатом. Через минуту появились трое парней. Один из них нес одноразовый шприц и упаковку ампул.

– Какой дозняк? – Спросил тот, что собирался делать укол.

– Два… – Выдохнул Бешеный. – Нет, три… Два миллилитра наркотика лишь сняли бы наркотическое похмелье, три должны были привести Савелия в слегка приподнятое состояние, которое ему было необходимо, чтобы вымыться по-человечески. Парень споро вскрыл ампулы, набрал в шприц прозрачную жидкость. Говоркову закатали рукав, перетянули жгутом руку, протерли спиртом место укола, и игла вошла в его вену. Морфин сделал свое дело. Боль сразу отошла на второй план, Бешеный улыбнулся и закрыл глаза, наслаждаясь первыми мгновениями действия наркотика. Через пару минут Савелий, без посторонней помощи встал и приказал:

– Ведите. Охранник пошел впереди, Бешеный за ним. Вскоре Говорков, кинув на пол грязные лохмотья, в которые превратилась его одежда, нежился в шипучих струях джаккузи. Вскоре в помещение вошла девушка, она сняла халатик и оказалась в бикини.

– Дальше. – Попросил Савелий, и массажистка сняла и все остальное. Она, выключив на время напор воды, намылила Говоркова, прошлась мочалкой по его телу. Смыв с Бешеного грязь, девушка вывела его из бассейна, и, уложив на стол, начала делать массаж, не обращая внимания на руки Говоркова, шарящие по ее интимным местам. По ходу дела, она обработала мозоли на ступнях, боль ушла, и теперь кайф был почти полным. После того, как процедуры были закончены, Савелий, растертый ароматическими маслами, взял флакон с ними и вылил его на девушку. Размазывая пахучую вязкую жидкость по телу массажистки, Бешеный возбудился и, уложив ее на то место, где лежал сам, взял девушку. Около часа скользили они друг по другу, пока Говоркову не надоело это занятие. Прогнав массажистку, он вызвал охранника и приказал проводить себя в постель. Проспал Савелий до полудня. Уколовшись с утра, он проглотил завтрак из четырех блюд, на считая десерта, и пошел опустошать личные запасы спиртного Владимира Ивановича Васильченко. В помощники он вызвал троих девиц, с которыми и развлекался, пока не появился какой-то парень из охраны и не обломал все веселье. Боевик сообщил, что сюда едет Сам, и что он очень хочет перетереть с Бешеным. Савелий попытался отбиться от назойливого охранника, но тот, оказалось, был вооружен на только кулаками, но и шприцем, который он вколол Говоркову прямо через шелковый халат. В шприце оказался протрезвляющий состав, и Бешеный с ужасом почувствовал, как с каждой проходящей секундой из него улетучивается весь хмель. А на смену ему пришел страх. Говорков не боялся Васильченко, хотя его друг детства и был скор на расправу. Савелий вдруг вспомнил, что должен был еще вчера явиться к Владимиру Ивановичу на доклад о ходе подготовки теракта. Трезвого Бешеного провели в комнату на первом этаже и оставили в одиночестве. Вскоре отворилась дверь, и на пороге возник сам Васильченко. Савелий в это время просматривал какой-то журнал, который издавала «РНИ», и поднял глаза лишь тогда, когда Владимир Иванович остановился напротив Говоркова.

– А, ты, Володя… – Лениво произнес Бешеный. – Зачем меня из своего гарема вытащил? В ответ Владимир Иванович начал материться. Он обильно сыпал самыми разнообразными эпитетами, но, самое удивительное, прямых оскорблений в них не было. Председатель «РНИ» выражал лишь недовольство появлением здесь Топорокова и тем, что он не явился вовремя на встречу. Подождав, пока Васильченко закончит словоизвержение, Савелий в двух словах рассказал о проделанных шагах. При этом пришлось упомянуть и Коростылева. Бешеному все же было приятно думать, что он убил преследователя, но трупа-то он не видел. А труп – самое надежное свидетельство того, что этот Карась больше не встанет у него на пути. Владимир Иванович гневался все больше и больше. Он никак не хотел расставаться с планом захвата власти в стране, и каждая неудача была для него хуже ножа в сердце. Савелий, как мог его успокаивал, но Васильченко покинул дачу в наисквернейшем настроении. Плюнув на все, Бешеный пошел обратно. К девкам и выпивке.

LIII. ШТУРМ ДАЧИ.

Лишь восстановив свои способности к рукопашному бою, Коростылев понял, как многого он лишился безответственно относясь к чужим жизням. Сейчас, мчась по ночной трассе, он вспоминал территорию дачи Васильченко, разрабатывал схему своих действий, использование естественных укрытий. Внезапно Тихон поймал себя на мысли, что он занимается лишь бездарной тратой столь необходимой ему энергии. Покойный Лу Фу всегда говорил, что воин Вин-Дао-Ян всегда действует спонтанно, находя наилучший ответ на выпады противника.