Несколько раз ему звонили ребята из охраны, рассказывали как идут дела, как продвигаются тренировки. Тихон с удовольствием говорил с ними, но парни настойчиво звали обратно, что выводило его из себя. После таких звонков Тихон чувствовал себя предателем. Он завел ребят, дал им возможность заниматься боевым искусством, а сам… Все чаще Коростылев стал подумывать о том, чтобы на время уехать из города. Куда-нибудь, где о нем никому не известно, чтобы, наконец, разобраться в себе самом. Через месяц безделья, Тихон не выдержал и, одолжив у соседа его машину, горбатый «Запорожец», направился за город. Коростылев намеренно выбрал направление, противоположное тому, где находилось его предприятие. Наугад выбрав трассу, он несколько часов ехал по ней, выбирая район, который бы ему понравился. Вскоре такое место нашлось, и Тихон свернул с шоссе. Поплутав по проселкам, он нашел деревню. Та оказалась почти пустой. Несколько изб, в одну улицу. Почти все заколочены. Лишь на паре участков в огородах копались старухи, да у колодца стояла девка, наполнявшая ведра. Переговорив с местной жительницей, сморщенной, но на удивление прямой старушкой, Коростылев выяснил все, что ему было нужно: название деревни, наличие свободных домов и расположение правления колхоза. Вскоре Коростылев беседовал с председателем, который жаловался на недостаток работников, трудности с техникой и горючим. Тихон сразу предупредил, что дом ему нужен лишь для дачи, и председатель закивал, называя цену. Опешив от этой суммы, Тихон решил, что колхозник слишком уж загнул и достал красное удостоверение. Эта книжечка произвела магический эффект, и стоимость сразу сократилась втрое. Под конец, они сошлись на семистах рублей, и вскоре Коростылев вступил во владение. Дом он выбрал себе самый крайний в деревне, который даже стоял чуть на отшибе. Изба приглянулась Тихону своей добротностью. Дубовый венец, широкая русская печь, просторные горницы. Около недели Коростылев приводил дом в порядок. Жег мусор, ладил ставни, поправлял крыльцо. Заодно он вычистил и погреб, в котором устроил тайник и перевез в него оружие и оборудование, самовольно изъятые у банды Стомахина. Не забыл и про огород. Сажать было уже поздновато, но Тихон все же повтыкал сотню картошин, приобрел помидорную рассаду и тоже посадил. Но за повседневными хозяйственными делами Коростылев не забывал и про основную цель своего присутствия здесь. Каждый день он уходил в лес. Сперва ненадолго, а вскоре и на целый день, когда было закончено большинство дел по дому. Несмотря на то, что посторонних глаз здесь почти не было, Тихон все же старался не показывать жителям деревни, чем же он тут занимается. Нелюдимым он не был, но и общаться, по большому счету было не с кем. Старушки много раз просили его помочь им, Коростылев помогал, в результате чего его рацион пополнялся свежими яйцами, парным молоком, но эти заботы не отнимали у него много времени, и застать его дома можно было лишь по утру или поздним вечером. Лес стал Коростылеву вторым домом. Он нашел полянку, рядом с которой было небольшое круглое озерцо. Там, под сенью нескольких кряжистых дубов, Тихон медитировал, там же, до изнеможения разучивал движения, после чего плавал в холодной воде. Мало-помалу, по мере освоения тех упражнений, которые описал ему Лу Фу, Коростылев понимал, до чего же он был неуклюж. Та плавность движений, которую он приобрел занимаясь с мастером теперь казалась ему сравнимой с грацией бегемота, семенящего по вязкому песку. И он еще осмеливался это преподавать! Взял на себя роль Учителя! Но буквально через несколько минут Тихон перестал себя корить. Ведь это – лишняя трата Ци, которую он стремится набрать. С той поры Коростылев позабыл всякую жалость к себе. Он, до темноты в глазах, выполнял физические упражнения, а когда буквально валился с ног от усталости – медитировал, сливаясь сознанием с окружающим пространством. Вскоре что-то потянуло его на бег. Теперь он занимался на ходу. Стремительно мчась, не разбирая дороги, Тихон контролировал каждую мышцу своего тела. Он стремглав взбирался на гладкие сосны, встающие у него на пути, спрыгивал с противоположной стороны и несся дальше. Потом внезапно начались прыжки. Та умопомрачительная скорость, с которой он теперь мог передвигаться, казалась ему недостаточной и Коростылев стал делать шаги длиной два, три, четыре метра. Один раз он добежал до трассы и минут десять, скрываясь за деревьями, скакал вровень с едущей по дороге машиной. В другой раз он с разбега перепрыгнул небольшое озерцо. Когда потом он специально принес рулетку и промерил расстояние от одного берега до другого, выяснилось, что Тихон шутя перекрыл мировой рекорд, сиганув на одиннадцать метров. Лето кончилось, пошли дожди. Коростылев не прекращал тренировок даже в яростные грозы. Вязкая грязь, которая обычно облепляла сапоги, не давая поднять ноги, к кедам Коростылева почему-то не приставала. До конца ноября Тихон тренировался обнаженный по пояс. Ни мороз ни снег его не брали. Лишь когда намело сугробы по колено, он стал надевать майку и бегал теперь уже на лыжах. На зиму Коростылев запасся собственной картошкой, завез каши, коробку тушенки. Еще к началу осени у него уже была готова поленница и теперь, зимними вечерами, Тихон топил печь и смотрел на бойкие язычки пламени, бегающие по жарким березовым углям. Это тоже была медитация. Как-то, перенеся взгляд на стопу газет, Коростылев вдруг заметил, что над ними начал виться дымок. Мгновением позже появились искры и запылал огонь. Едва успев загасить бумагу, чуть не спалившую всю избу, Тихон стал гораздо осторожнее медитировать на живое пламя. В один из январских дней началась настоящая пурга. Непогода бушевала несколько дней, до половины ставней укрыв избу Коростылева снежной крошкой. Когда метель кончилась, Тихон вооружился широкой лопатой и откопал из-под завалов входы в избы бабушек-соседок. Если летом Коростылев большую часть времени уделял силовым упражнениям, вырабатывавшим выносливость и физическую мощь, то зиму он посвятил оттачиванию техник и установлению максимально полного контроля за собственным телом. Часами повторяя одни и те же движения, отслеживая при этом и работу мускулов, и траектории движения разных точек тела, и ритм дыхания, Тихон начал понимать насколько совершенным может стать собственное тело, если им заниматься в должной мере. Правда, одергивал он себя, тело человека и так совершенный механизм, несовершенны лишь способы его употребления. Прилежно выполняя все указания по тетрадям покойного китайца, Коростылев, однако становился в тупик, когда речь у того заходила о некоторых мистических проявлениях воина. Лу Фу писал, что адепт Вин-Дао-Ян может, при желании стать невидим, может летать по воздуху без помощи чего бы то ни было, может остановить толпу нападающих и одним усилием мысли настроить их на миролюбивый лад, может метать огонь глазами и много чего еще такого же невероятного. На счет огня Коростылев и сам убедился, хотя и не верил до конца, объясняя это тем, что из открытой печи мог отщелкнуть уголек… Но газеты лежали далеко, и даже рикошетом горящая частица не могла пролететь такое расстояние. Ко всему остальному Тихон относился со странной смесью чувств. Здесь была и вера, и неприятие, желание и осознание невозможности, тревога и беспечность. Кроме того, Лу Фу писал, что к этим проявлениям специально стремиться не стоит, многие из них проявятся сами, когда будет на то веская причина и достаточный запас Ци. В одном ряду с мистикой стояли и некоторые странные духовные упражнения. Коростылев механически заучил их, но не делал, считая, что и так достигнет состояний в них манифестируемых: бесстрашия, неуязвимости, постоянной готовности к ответу… Еще один странный раздел касался владения собственным членом. Тихон прекрасно помнил, как сломал о небольшие гениталии китайца ручку от метлы. Первые полгода Коростылев занимался этими методиками от случая к случаю, но когда кое-что стало получаться, занялся ими всерьез. Он добился того, что мог убирать член и мошонку в брюшную полость так, что их полностью прикрывала лобковая кость. Он получил возможность сознательно управлять своей эрекцией, напрягая и расслабляя пенис по собственному желанию. Причем, после тренировок, это получалось практически мгновенно. Вскоре Коростылев понял, что пришла пора силовых упражнений с членом. Он стал пробивать им сперва газеты, все увеличивая количество листов. Потом, пошли куски картона, а однажды Коростылев, балуясь, разорвал собственные штаны. Постепенно пенис приобретал крепость, Тихон научался владеть и этим органом. Зима кончилась. Коростылев стал совершенно другим человеком. Замечая эти изменения, он тихо радовался, мысленно благодаря Лу Фу за такой неоценимый дар.

LVII. ДРАКА С ПОСЛЕДСТВИЯМИ.

Зимой Тихон несколько раз навещал Галю в Москве. Каждый его приезд, который длился от силы двое суток, она баловала мужа разносолами, раз от раза становясь все грустнее. Коростылев понимал, что не уделяет любимой того внимания, которое был бы должен, но переламывал себя, внушая, что пока что не имеет права прекращать цикл тренировок. Вот когда они закончатся… Но другая часть его сознания говорила, что путь Вин-Дао-Ян бесконечен, а это значит, что его зарок будет тянуться до самой его смерти… И Тихон решил, что весной он вернется в свой дом. В Москву. Так и было сделано. Он собрал вещи, заколотил дом и, заплатив колхозному водителю, покидал все в трехтонку и направился в город. Пока Коростылев был в деревне, не слушая ни радио, ни телевизор, он здорово отстал от жизни. Водитель рассказывал, что теперь времена другие, что КПСС, руководящая сама собой, борется с собой же, но ничем, кроме бесконечной говорильни, это не заканчивается. Шел девяностый год. Галя, увидав скарб, сваленный в кучу у подъезда, на радостях разрыдалась, поняв, что теперь-то ее муж вернулся надолго. Потом она с недоумением смотрела на его движения. Рациональные, плавные, за которыми чувствовалась огромная внутренняя сила. А уж ночью Коростылев и вовсе поразил жену. Неутомимый, ласковый, он готов был заниматься любовью от гимна до гимна. Но к третьему часу Галя запросила пощады, и Тихон угомонился. Запретив жене брать отгулы, Коростылев с утра отправился на знакомство с изменившимся городом. Но перемен оказалось не так уж и много. Лишь поменялись кое-где вывески, да больше стало на улицах старушек, торговавших на всех углах всякой всячиной. Еще одно новшество – платные кооперативные туалеты – вызвали у Тихона сперва приступ негодования, а затем, поняв абсурдность этого чувства и предмета его вызвавшего, он звонко рассмеялся. Прохожие закосились на него, и Коростылев направился дальше. Он нашел кафе, заглянул в него. Внутри было достаточно пристойно. Заказав кофе, Тихон присел за деревянный столик и пригубил горячую темную жидкость. Но спокойно допить ему не дали. В помещение ввалилась ватага молодых ребят, явно уже нагрузившихся с самого утра. Первые две минуты они вели себя спокойно, но потом один из них пристал к парочке, сидевшей за соседним с Коростылевым столиком. Парочка эта, по виду студенты, парень и девушка, разложили перед собой тетради и вполголоса переговаривались, листая конспекты. Это мирное занятие прервал подсевший к ним нахал. Он схватил девушку за запястье и потянул к себе:

– Пойдем, потанцуем? До Тихона долетел запах перегара, которым разило от парня. Студентка попыталась вырваться, а ее друг встал:

– Отвали. Она не танцует.

– А ты почем знаешь? Жених… Это слово вызвало животный хохот среди пьяной молодежи. Они, очевидно, считали, что роль жениха является чем-то позорным и могущим вызвать лишь сожаление.

– Да, жених. – Твердо ответил студент, смотря на выпившего представителя молодежи сверху вниз.

– Хамит? – Удивился нахал и повернулся к своим приятелям, ища поддержки.

– Издевается. – Сообщил кто-то из них свое резюме. Пристающий парень встал и замахнулся. Коростылев сперва спокойно наблюдал за этой сценкой, но потом, когда нахал попытался ударить студента, Тихон не выдержал. Он на замахе перехватил руку пьянчуги и несильно сжал. Тот ошеломленно уставился на неожиданное препятствие. Произведя оценку возможностей Коростылева и решив, что они не так уж велики, наглец злобно прищурился и сквозь зубы процедил:

– Отпусти, дядя. Хуже будет…

– Кому? – Полюбопытствовал Тихон.

– Тебе. – Рявкнул парень и попытался ударить дядю свободной рукой. Коростылев без труда поймал его кулак своей ладонью и сомкнул пальцы. Послышался хруст. Кодла, до которой наконец дошло, что их друга обижают, гурьбой пошла на выручку. Стараясь не бить в полную силу, чтобы не порушить тут все отлетающими телами, Тихон сперва отрубил пристававшего к студентам парня и повернулся лицом к нападавшим. Все они были пьяны, их координация движений никуда не годилась, они бестолково махали руками и ногами, стремясь ударить по Коростылеву, но того неизменно не оказывалось на том месте, куда наносился удар. Зато легкие затрещины Тихона по плечам, локтям и шеям парней достигали своей цели. Вскоре ни один из них не владел своими руками, они обвисли, и попытки пошевелить ими вызывали боль. Это было непонятно. Эффективно, но не эффектно. Парни никак не могли сообразить, что встретились с противником, неизмеримо превосходившим их по классу. Теперь в ход пошли ноги. Но несколько попаданий по голеням охладили пыл бойцов. Они попадали на пол, не в силах понять, что же с ними произошло.

– Ну, старикашка!.. – Пробормотал один из лежащих. – Мы тебе покажем!

– Уж напоказывались. – Незлобно усмехнулся Коростылев,

– Валите отсюда, пока я еще добрый.

– А то что? – Нагло приподнялся на локте другой парень и тут же рухнул обратно, локоть все еще болел неимоверно.

– Размажу. – Сказал Тихон и вернулся к своему кофе. Пока Коростылев разбирался с юными нахалами, студенты, из-за которых завязалось это избиение, по тихому смылись. Охая и хромая, успокоенные парни проковыляли к выходу и хлопнули за собой дверью. Напиток еще не остыл, и Коростылев глотнул терпкий отвар. Краем глаза он заметил какое-то странное движение за стойкой кафе. Девушка, продававшая напитки и пирожные, шепталась о чем-то с солидным мужчиной. Она часто поглядывала на Тихона, и он не удивился, когда этот мужчина направился прямо к нему.

– Не помешаю?

– Присаживайтесь. – Предложил Коростылев.

– Спасибо, – Ответил незнакомец и манерно сел напротив Тихона:

– Меня зовут Рудольф Вячеславович. Я – хозяин этого заведения.

– Очень приятно. Тихон Глебович.

– Вы не местный? – Внезапно спросил Рудольф Вячеславович.

– Отчего же. Москвич.

– Странно. У вас такой вид, словно вы из какой-то глухой сибирской деревни… Буфетчица принесла поднос с кружечками дымящего кофе, парой рюмок с коньяком и корзинкой с ассорти пирожных.

– Угощайтесь.

– Спасибо, – Проговорил Тихон не притрагиваясь к угощению. – А на счет деревни вы правы. Я действительно только что оттуда…

– Восхитительно! – Рассмеялся хозяин кафе.

– Я не буду тянуть резину и сразу к делу. Вы безработный?

– Пока – да. – Признался Коростылев.

– Мне Зоя рассказала как вы деретесь. Да я и сам кое-что успел увидеть. Вы профессионал? Тихон пожал плечами:

– Не знаю. Может быть. Рудольф Вячеславович опять захлебнулся смехом:

– Да вы, Тихон Глебович, большой шутник! Слегка успокоившись, он продолжил:

– Я хочу предложить вам работу. Необременительную, но достаточно прибыльную. – И хозяин забегаловки умолк высматривая реакцию Коростылева. Но на лице Тихона ничего не изменилось.

– Один мой друг держит ресторанчик. Заведение – не чета моему. Шик. И ему срочно потребовался… Как бы это поточнее выразиться?..

– Вышибала. – Просто сказал Тихон.

– Ну, – Замялся Рудольф Вячеславович, – Можно и так назвать, но это очень уж грубое слово. Скажем, сотрудник, обязанный следить за порядком в зале. Вы согласны? Коростылев пожал плечами:

– Посмотреть надо. Условия узнать…

– Вы сейчас свободны? – Ресторатор схватился обеими руками за крышку стола, словно испугался, как бы его новый знакомый не ушел прихватив с собой этот предмет его мебели.

– Да. – Ответил Коростылев.

– Тогда – не составите мне компанию? Я как раз собирался навестить этого моего друга.

– Отчего ж? Давайте повидаемся с ним. – Согласно кивнул Коростылев.

LVIII. НОВАЯ РАБОТА.

Ресторан назывался «У Тракта». Заправлял им некий Торий Ильдасович Севастопольский. Был он непомерно высок, под два метра ростом, тощ и всем своим видом оправдывал радиоактивное имя. Казалось, что он только что покинул стены какой-то клиники, где ему делали пересадку спинного мозга. Его представил Тихону суетливый Рудольф Вячеславович, представил и умчался по своим делам. Коростылев спокойно пожал протянутую руку. Кисть Тория Ильдасовича была похожа на осьминога. Такая же скользкая, с длинными узкими пальцами.

– Так значит, вы профессионал рукопашного боя? – Спросил Севастопольский и стал потирать свои извивающиеся пальцы.

– Почти. – Уклончиво проговорил Коростылев.

– Мне нужен человек, который бы смог разнять нескольких дерущихся и с минимальными потерями, со стороны заведения, выпроводить на улицу. Пожав плечами, Тихон промолвил:

– Без проблем. Хоть десяток. Они беседовали в зале, где в этот час шла уборка. Здесь все было оформлено под смесь русского трактира и западного салуна. Деревянные лестницы с резными перилами вели в никуда, на стенах висели головы медведей и бизонов, рога. Дополняли интерьер светильники в форме керосиновых ламп. Несколько женщин мыли полы, протирали пыль с развешанных по стенам неведомо чьих трофеев, сновали официанты, расстилая скатерти и сервируя столики. За одним из них сидели три бугая и резались в карты, не обращая внимания ни на что происходящее вокруг них. Их столик был уставлен батареями пивных бутылок. Лишь один из них как-то раз поднял глаза от игры, холодно осмотрел Тихона и вернулся к своему занятию.

– Глядя на вас, я бы рискнул не поверить… – Проговорил Торий Ильдасович. – Как на счет проверки?

– Давайте. – Поморщился Тихон. Тратить силы впустую ему не хотелось, но Севастопольский воспринял мимику Коростылева по-своему:

– Если вы не готовы, или… – Он не рискнул сказать напрямую, что претендент трусит, но смысл паузы не ускользнул от Коростылева и он махнул рукой:

– Давайте, я сказал. И покончим с этим!

– Эй, ребята! – Помахал конечностью Торий Ильдасович, – Быстро сюда. Громилы не торопясь положили карты и, едва не сшибая столики, направились к хозяину.

– Вот этот человек, – Севастопольский указал пальцем на Тихона, – Хочет бросить вам перчатку.

– Зачем она нам? – Не понял один из верзил.

– Мудила, – Ткнул его локтем в бок его сосед, – Это вызов!

– И, пристально посмотрев на Коростылева маленькими глазками, спросил, – Правда что ль?

– Освободите пространство. – Попросил Тихон Тория Ильдасовича.

– Это он нас гонит? – Опять спросил непонятливый охранник. На него уже никто не обратил внимания, и Коростылев понял, что держат его тут лишь из-за его устрашающего вида. Один из верзил дождался утвердительного кивка хозяина и свистнул официантов. Те быстро раздвинули столики. Около эстрады образовался достаточно широкий круг. Тихон встал, снял пиджак:

– Какие условия? До первой крови? Уложить на лопатки?

– Пока сами не сдадутся. – Оскалился Севастопольский.

– Ладно. – С готовностью согласился Коростылев. Он вышел в круг и стал поджидать противников. Они вышли к Тихону и сразу двое обступили его с боков. Коростылев не шевельнулся, не желая сам начинать активных действий. Бугаи сопели, видно было, что они нагнетают в себе ярость, как делали это перед битвой скандинавские берсерки. Но Тихон подозревал, что его нынешние противники не ели супа из мухоморов, который, по верованиям викингов, давал неуязвимость в сече, и продолжал терпеливо ждать. Наконец, верзилы созрели, и один из них, тот самый, непонятливый, кинулся на Коростылева, выставив вперед кулак, размерами напоминавший часы с кукушкой. Тихон без труда уклонился от удара, поставил парню подножку, и тот пролетел несколько метров врезавшись-таки в один из столиков. На бедолагу посыпались стулья и тарелки, а Коростылев уже отражал следующую атаку. Двое оставшихся, видимо, занимались какими-то единоборствами, и Тихон был вынужден отступать, уворачиваясь от града достаточно мощных, но слабопрофессиональных ударов. Коростылев знал, что выдержит прямое попадание их кулаков в любое место тела, но это не входило в его планы. Парируя некоторые, особо неприятные атаки, Коростылев, тем временем, выискивал слабые стороны своих противников. К тем уже присоединился третий, и Тихон не пожалел его, перехватив и вывернув его ручищу и послав его мощным пинком по копчику снова отдохнуть под столом. Слабых мест в обороне верзил оказалась уйма. Но Коростылев понимал, что его возьмут на эту работу, лишь когда он покажет эффектный прием. Внезапно Коростылев поймал себя на мысли, что думает уже так, будто действительно решил работать здесь вышибалой. «А почему нет?» – Сказал себе Тихон. Он и так уже потратил довольно много времени, убегая от противников. Пришла пора показать класс. Слегка подпрыгнув, Коростылев сделал в воздухе шпагат и угодил носками ботинок по подбородкам громил. Те отшатнулись. Приземлившись, Тихон дотянулся ногой до солнечного сплетения одного из парней, а второму ударил обеими руками в обширный живот. Третий поскользнулся на ровном месте и сам свалился на уже ушибленную часть тела. Тот, кому пришлось познакомиться с ногой Коростылева, согнулся пополам. Тихон обязательно бы полюбовался на это невероятное зрелище, если бы второй, получивший по животу, не удержался на ногах и сам пошел в бой. Пропустив мимо головы его кулак и получив коленом в пах, Коростылев оседлал эту ногу и, используя его как опорную точку, подпрыгнул. Его визави щелкнул зубами от тихоновского колена, которое пришлось по многострадальному подбородку верзилы. Тот упал, а Коростылев прыгнул вверх, пропуская под собой несущегося толстяка. Поняв, что непостижимым образом промахнулся, тот повернул сперва голову, потом все остальное. Тихон поманил его пальцем. Все это уже начинало надоедать. Верзилы обросли слоями жира вперемешку с мышцами, и вырубить их обычными ударами было непросто. Они, как динозавры, думали спинным мозгом. Убивать их, а тем паче калечить не рекомендовалось, и Коростылев решил сэкономить заведению немножко пива. Первый удар Коростылева поразил нервный узел в правой руке нападавшего. Оставшись без четвертой части своих конечностей, тот сделал мах своим слоноподобным бедром. Оно пролетело мимо и указало Тихону направление движения. Он, проскользнув по этой балке из плоти, ребром ладони ударил соперника по горлу, не забыв при этом угостить со всей силы по яйцам. Завизжав так, что у Коростылева заложило уши, бугай грохнулся об пол и прекратил делать сознательные движения. Видя такое безобразие, двое оставшихся на ногах, рванулись к Коростылеву. Он испустил воинственный клич и, поднырнув под несущиеся к его голове кулаки, ударил одного из нападавших ребром ладони по ребрам так, что у того перехватило дыхание. Другой нацелил на Тихона свою ногу, но тот подхватил ее, придал дополнительный импульс к потолку, и нападавший в который раз приземлился на пятую точку. Отдышавшийся громила слишком поздно обнаружил Коростылева у себя за спиной. Локоть Тихона соприкоснулся с затылком охранника, и тот повалился навзничь. Теперь уже все лежали, кроме непонятливого. Он сидел, опираясь на кулаки. Увидев, что Тихон направляется к нему, расправившись со всеми его товарищами, громила, перебирая руками и ногами, задом стал пятиться от Коростылева.

– Довольно. – Раздался голос Тория Ильдасовича. Тихон подошел к столику и медленно надел свой пиджак.

– Скажите, почему вы так долго с ними возились? – Поднял бесцветные брови Севастопольский.

– Опасался – покалечу. – Грудным басом ответил Коростылев, окая по-среднерусски. Хозяин ресторана растянул губы в странной механической улыбке:

– Вы мне подходите. Хорошо деретесь. Красиво. Тихон не стал возражать, хотя он и был портив термина «драка», но этот бой было бы правильней всего назвать именно так. А уж насчет эстетики он действительно постарался, хотя, в какой-то момент решил не показывать всего, на что способен.

– Да, – По телу Тория Ильдасовича вдруг прошла волна, – А этот удар, между ног, вам не повредил? Демонстративно Коростылев смахнул воображаемую пылинку с манжеты:

– Какой? Я что-то не помню такого… Следующие полчаса ушли на обсуждение деталей найма. Тихон узнал, что работать придется большей частью по вечерам и ночью. Предложенная оплата в пять тысяч рублей показалась мизерной. Коростылев успел заглянуть в меню, и цены, указанные там заставили его попытаться поднять свою ставку в три раза. Сошлись на десяти тысячах. После этого в руках Севастопольского появился контракт, который Тихон должен был подписать. Документ был весьма обширен, со множеством пунктов и параграфов. Коростылев сперва взял предложенную ручку, но потом сложил листы вчетверо и заявил:

– Дома изучу. После этих слов оказалось, что бледный Торий Ильдасович может побелеть еще сильнее. Но, видно уж очень сильно он заинтересовался персоной Коростылева, потому что, после недолгой паузы, великодушно разрешил. Контракт лежал у Тихона в кармане, и Севастопольский лично проводил потенциального вышибалу до дверей. Прощаясь, он задал вопрос, который сперва заставил Коростылева насторожиться: