Шведов Сергей. Черный колдун

 
   Из открытого окна пахнуло прохладой, и это было особенно приятно после утомительного вечера в душном парадном зале среди полупьяных гостей. Сигрид с удовольствием вытянулась поверх покрывала и прикрыла глаза, наслаждаясь покоем. Шум во дворе хоть привлек ее внимание, но не пробудил любопытства. Наверняка перессорились пьяные гости или их дружинники, какое ей до всего этого дела. Однако легкий шорох у окна заставил ее насторожиться и даже оторвать голову от подушки. В этот раз тревога была более чем обоснованной. Этот негодяй, этот несносный мальчишка из Ожского бора не нашел ни чего лучше, как залезть в ее спальню. Сигрид как ветром сдуло с постели при виде улыбающегося Беса.
   – Как ты сюда попал? – шепотом спросила она и вы глянула наружу, где по двору метались люди с факелами и что-то громко кричали.
   – Хотел посмотреть на короля Гарольда, – пожал плечами Бес – Кто знал, что по этому поводу поднимется такая суматоха.
   – От тебя одни неприятности, – Сигрид закусила губу, раздумывая, чтобы предпринять.
   Бес с интересом рассматривал убранство спальни. Замок был богатым, что ни говори, и не шел ни в какое сравнение с его скромным жилищем в лесу. Конечно, именно поэтому изнеженная девчонка пожелала вернуться сюда. Вон какое ложе для нее здесь приготовили – пятерым места хватит.
   – Забавно, – сказал Бес и уселся на примятую ее телом постель.
   Он продолжал улыбаться, словно суматоха за окном не имела к нему никакого отношения. Этакий лесной дурачок, пришедший в гости к своей деревенской подружке.
   – Сначала Ульф, потом ты! – сказала в сердцах Сигрид.
   – Ульф был в твоей комнате? – Глаза его внезапно сверкнули, а на лицо набежала тень.
   – Не все же так бесцеремонны. Ульф назвался ярлом Хаарским и сел за стол вместе со всеми, а потом сбежал.
   – Похоже на Ульфа, – кивнул Бес – Но он действительно ярл Хаарский, так решил мой отец – он подарил ему этот замок. Это ты его выдала?
   – Вовсе нет, – возмутилась Сигрид. – Хотя следовало бы. Человек входит без приглашения в чужой замок и ведет себя неприлично и нагло.
   – Он родился в этом замке, – рассмеялся Бес – И даже, кажется, в этой самой комнате.
   – Ты мог бы не так громко смеяться?! – зашипела на него Сигрид. – Служанки за стеной.
   – То-то я заметил, что ты даже раздеться сама не можешь. А если служанок рядом не окажется, так и будешь ходить голая?
   Сигрид не знала, смеяться ей или плакать. Ночной гость нес совершеннейшую чепуху, но с таким видом, словно все ему на этом свете известно. И уходить он не собирался, да и уходить ему было некуда – суматоха во дворе не прекращалась.
   Бес снял берет и, подойдя к зеркалу, пригладил спутавшиеся кудрявые волосы. Краем глаза он наблюдал за расстроенной Сигрид и самодовольно улыбался. Боже мой, какой болван! Если он попадет в руки владетелей, то ему несдобровать. Сигрид заметалась по комнате, не зная, что предпринять: не погонишь же этого вздорного мальчишку на верную смерть. Его пристрелят раньше, чем он откроет рот в свое оправдание.
   Из коридора послышались возбужденные голоса. Бес метнулся к окну, но под окном тоже стояли люди и, громко переговариваясь между собой, указывали факелами на стены. Он почувствовал дыхание Сигрид у своего уха и замер, боясь пошевелиться. Девушка держала его за руку, словно опасалась, что он сейчас бросится на воинов, толпящихся внизу. Бес скосил глаза на розовый сосок, выглядывающий из выреза ночной рубашки, и нерешительно переступил с ноги на ногу.
   – Ну вот еще, – вспыхнула Сигрид и запахнула ворот. В дверь неожиданно постучали, и девушка вздрогнула.
   Глаза ее заметались по комнате в поисках убежища для непутевого гостя. Бес обнажил мечи и приготовился к обороне.
   – Я могу уйти по карнизу, – прошептал он. Сигрид толкнула его на ложе и задернула полог.
   – Что случилось? – сонно протянула она, набрасывая на плечи длинный халат и приоткрывая двери.
   Испуганные служанки жались по углам, а на переднем плане возвышался благородный Бьерн с мечом в руке:
   – Ты никого не видела?
   Гарольд, стоящий в шаге от Брандомского, жадными глазами пожирал девушку. Сигрид тряхнула белокурыми волосами и подняла на отца невинные глаза:
   – Во сне?
   – Запри окна и двери, – распорядился Бьерн, – и пусть девушки останутся при тебе.
   – Девушки и так всегда со мной, – возмутилась Сигрид. – Мне только непонятно, что делают в моих комнатах мужчины в столь позднее время.
   Она резко захлопнула двери перед самым носом рассерженного Бьерна. Гарольд засмеялся:
   – Сигрид права. Невежливо спрашивать девушку среди ночи, нет ли у нее мужчины в спальне.
   – Мы, кажется, увлеклись погоней, – усмехнулся Брандомский.
   – Может, дружинникам почудилось спьяну? – предположил ярл Норангерский, который и сам сегодня изрядно хватил за столом.
   – Все может быть, – вздохнул Бьерн. – Но стражу я все-таки удвою. Береженого Бог бережет.
   Сигрид вздохнула с облегчением, когда шаги стали удаляться от ее дверей. Страху она натерпелась изрядно и все из-за этого негодного мальчишки, которому не сидится в лесу, и он активно ищет неприятностей на головы своих знакомых.
   – Ушли, – шепнула Сигрид, отодвигая полог.
   – Дела, – почесал затылок Бес – Придется этих ротозеев за окном убить.
   Для убедительности он провел ребром ладони по шее. Нет, каков головорез! Она выбивается из сил, чтобы спасти его не заслуживающую такого внимания шкуру, а он собирается зарезать людей, поставленных для ее охраны!
   – Ты совсем с ума сошел, – возмутилась Сигрид.
   – Тогда решай сама, – сказал Бес, поудобнее устраиваясь на ложе.
   – Пока замок не угомонится, ты побудешь здесь, а потом исчезнешь из моей жизни. Во всяком случае до того момента, когда я сама приглашу тебя в гости.
   Бес не возражал, судя по всему, постель Сигрид пришлась ему по душе. Он расположился на ней с таким видом, словно собирался провести здесь остаток дней.
   – Ты мог бы пересесть в кресло или лечь на пол, – предложила ему Сигрид.
   – Я не смерд, чтобы спать на полу, – обиделся Бес – Я владетель.
   – Так, может, мне лечь на пол? Бес пожал плечами:
   – Ложе широкое – пятерым хватит.
   – Наглец! – задохнулась Сигрид от возмущения.
   – Как хочешь, – равнодушно отозвался Бес и даже прикрыл глаза рукой, явно указывая на то, что менять решение не собирается.
   – Боже мой, – простонала Сигрид, – и откуда эта лесная скотина свалилась на мою голову.
   – Я владетель этого замка, – напомнил он ей вежливо, – и это ты у меня в гостях.
   – Любезный хозяин должен был прежде всего озаботиться удобствами благородной дамы, а не валиться на постель, не потрудившись даже снять сапоги.
   – Скажи пожалуйста, – удивился Бес – про сапоги я и впрямь забыл.
   Сигрид осторожно присела на край ложа – не проводить же из-за этого хама целую ночь на ногах.
   – Если ты хотя бы пошевелишься, – сказала она строго, глядя ему в глазах, – я закричу.
   – Я буду лежать тихо-тихо, – пообещал Бес, – пока ты сама меня не позовешь.
   Сигрид только фыркнула возмущенно, впрочем, его языка она как раз и не боялась, а на что-то более существенное он, конечно, не решится.

Глава 4
ОБЪЯСНЕНИЕ

   Сигрид открыла глаза с первыми же лучами солнца, брызнувшими из окна. Бес безмятежно сопел рядом, откинувшись на спину. Оба меча лежали у него в изголовье, и он даже во сне не выпускал их из рук. Сигрид пришла в ужас, они все-таки уснули и проспали до самого рассвета. Ну, с меченого взять нечего, но она-то хороша. Что же теперь делать? Служанки вот-вот начнут стучаться в двери, куда она спрячет этого негодяя?
   – Уже рассвело, – прошипела Сигрид. – Засоня ты, а не меченый.
   Бес виновато засопел, что ни говори, а девчонка была кругом права – здорово он опростоволосился. Как все-таки сладко спится на владетельских пуховиках, так бы целую вечность с них и не поднимался, особенно если Сигрид будет рядом.
   – Я думал, что ты меня хоть один раз поцелуешь, – сказал Бес – Все-таки целую ночь вместе провели.
   Сигрид, ни слова не говоря, врезала ему ладонью по раскрасневшейся от сна физиономии, чтобы впредь знал, что можно говорить, а чего нет. И вообще с лесными хамами иначе нельзя, а то вообразят о себе невесть что.
   Бес обиделся, и обиделся, к удивлению Сигрид, почти до слез, даже губы у него задрожали.
   – Ну вот, – сказала она растерянно, – ты еще заплачь. Бес молча отошел к окну, вид у него был самый что ни на есть решительный.
   – Погоди, – схватила его за руку Сигрид, – там же люди.
   – Ну и пусть, – презрительно усмехнулся Бес, – пусть некоторые посмотрят, на что способны меченые.
   – А тебе не приходило в голову, что твое появление из окна моей спальни будет выглядеть довольно странно. Хитрая улыбка заиграла на губах Беса:
   – Меня не огорчит, если ты разругаешься с Гарольдом.
   – Я так и знала, что ты негодяй, – Сигрид едва не заплакала.
   Бес продолжал беззаботно улыбаться и даже поставил ногу в кожаном сапоге на подоконник.
   – Я тебя поцелую, – зашептала испуганная Сигрид, – если ты будешь делать то, что я разрешу.
   – Согласен, – Бес в ту же секунду убрал ногу и послушно отступил за портьеру.
   Сигрид на мгновение прижалась к нему и скорее укусила, чем поцеловала в губы.
   – Здорово, – сказал Бес, стараясь перебороть смущение, – но быстро закончилось.
   Сигрид ничего не ответила и отошла к зеркалу поправляя растрепавшиеся волосы. Не то чтобы она заволновалась, но какое-то смутное недовольство собой почувствовала. Конечно, Бес всего лишь мальчик, но это довольно сильный мальчик, которого, наверное, небезопасно дразнить. А потом, у него очень властные губы, которые могут не только притянуть, но и удержать. Ей было приятно ощутить их своими губами, что было не совсем честно по отношению к губам Гарольда. Но нельзя же подобный глупый и детский поцелуй всерьез считать изменой.
   Руки Беса вдруг опустились на ее бедра, она вздрогнула и обернулась, возмущенная его бесцеремонностью. И тогда он поцеловал ее прямо в сердитые губы, и этот поцелуй был таким долгим, что у нее перехватило дыхание и, наверное, поэтому закружилась голова. Он целовал ее открытую шею, где билась голубая жилка, и плечи, с которых вниз тонкая материя, и розовый сосок, который рвался навстречу его губам, а она все никак не опомниться и только шептала, вцепившись в черные волосы обеими руками, одновременно и притягивая, и отталкивая его голову:
   – Бес, не надо, слышишь, не надо.
   Она все-таки опомнилась и вырвалась из его жадных и ласковых рук, а может быть, это он отпустил ее. Сигрид испытывала в этот момент сладкий ужас, словно только что прошла по самому краю обрыва, но не сорвалась, а только почувствовала, как приятно было падать в объятия этого человека.
   – Сумасшедший, – выдохнула она, хотя это было и не совсем верно – разум в первую очередь потеряла сама Сигрид Брандомская, невеста короля Гарольда, можно сказать, в одном шаге от брачного ложа и трона.
   – Ну и пусть, – сказал Бес.
   И снова воцарилось долгое молчание. Будь Бес поопытнее и понахальнее, ее падение непременно бы состоялось. Эта мысль почему-то не ужаснула Сигрид, а просто промелькнула в голове взъерошенной птицей и улетела невесть куда. Она даже не пыталась высвободить свои руки из его рук, а так и стояла в шаге от него, ощущая горячим лбом его частое дыхание.
   – Сейчас сюда придут, – сказала совсем другая Сигрид, сохранившая, видимо, остатки разума.
   Бес очнулся и отпустил ее руки. Она почувствовала и облегчение, и разочарование одновременно. И еще она почувствовала раздражение и стыд – как он посмел ее целовать?! Негодование Сигрид было так велико, что готовилось уже прорваться криком, но, к счастью, она сумела себя сдержать, поскольку поднимать шум было совсем не в ее интересах. Да и ничего ведь, в сущности, не случилось, абсолютно ничего. Надо немедленно спровадить лесного разбойника подальше и забыть эту глупую историю навсегда.
   Меченый, бесшумно ступая, приблизился к окну. Сигрид подошла следом и остановилась у него за спиной. Он шеей и затылком ощущал ее дыхание, то самое дыхание, что еще минуту назад сливалось с его собственным. Теперь он не сомневался в ее любви. Это ведь ее пальцы ласкали его волосы, а губы жадно откликались на каждый поцелуй.
   Богато разодетый конюх держал под уздцы красавца коня. Конь вел себя беспокойно, то и дело перебирал ногами и пятился назад. Дюжий малый едва с ним справлялся.
   – Это конь Гарольда? – шепотом спросил Бес.
   – Да.
   Веселые огоньки загорелись в глазах меченого. Заскрипели ржавые цепи, подъемный мост начал медленно опускаться. Но прежде чем он опустился, Бес прыгнул из окна прямо в роскошное, отделанное серебром седло. Растерявшийся конюх отлетел в сторону.
   – Меченый! – истошным голосом заорал кто-то. – Меченый в замке!
   Но Бес был уже на мосту. На секунду он задержался, отыскивая глазами Сигрид, а потом огрел коня плетью и исчез, словно его и не было. Две стрелы запоздало просвистели ему вслед.
   – А конь-то? – растерянно воскликнул конюх.
   – Заткнись, – посоветовал ему Хафтур. – Раскрыл варежку.
   – Но откуда он взялся?
   – С крыши спрыгнул. Меченые ребята ловкие.
 
   Брандомский был вне себя от бешенства. Были опрошены все слуги, все дружинники, и свои, и чужие, но так и не удалось выяснить, каким образом меченый проник в замок и где провел эту ночь. Смутные подозрения у благородного Бьерна появились еще вчера ночью, но если бы подобные подозрения появились еще в чьей-нибудь голове, то Брандомский снес бы ее без раздумий.
   Старый владетель с грустью на лице выразил свое сожаление молодому королю. Однако Гарольд не выглядел расстроенным, происшествие его скорее позабавило.
   – Не стоит огорчаться, дорогой Бьерн, – сказал он, дружески похлопывая хозяина по плечу. – Я поймаю этого негодяя и повешу его под твоими окнами.
   Увидев входящую в зал Сигрид, король оставил расстроенного владетеля и поспешил ей навстречу. Девушка была необычайно свежа и хороша в это солнечное утро, словно распустившийся бутон розы, омытый росой.
   – Мне очень жаль, – сказала Сигрид, придавая лицу с ответствующее случаю выражение, – это был прекрасный конь.
   Однако ее сияющие глаза мало соответствовали печальным глазам. Гарольд не выдержал и расхохотался:
   – Похоже, мне весь сегодняшний день придется выслушивать соболезнования.
   – Я рада, что король так легко расстается с тем, чем владеет.
   – О, далеко не всегда. – Лицо Гарольда стало серьезным. – За некоторые потери я готов мстить, и мстить жестоко.
   – Не пугай меня, государь, благородство Гарольда Нордлэндского известно всем.
   – Благородство часто оборачивается глупостью. Ты на это рассчитываешь, благородная Сигрид?
   Сигрид смутилась и отвела глаза. Гарольд улыбался по-прежнему, но в уголках его четко очерченного рта появились жесткие складки.
   – Ты так и не вспомнила имя того странного молодого человека, благородная госпожа? Мне показалось, что вы знакомы.
   – Его зовут ярл Ульф Хаарский, – решительно произнесла Сигрид.
   – Я знаю владетеля замка Хаар, но его зовут Грольфом.
   – Ты, государь, всего лишь несколько дней в Приграничье, а я родилась в этих краях. Немудрено, что я знаю больше.
   – Быть может, благородная госпожа назовет мне имя разбойника, укравшего моего коня?
   – Он не разбойник, а нахальный мальчишка, которому едва минуло пятнадцать лет.
   – Значит, я не ошибся: ты знакома и с ним?
   – Я с ним не знакома, – соврала Сигрид, не моргнув глазом, – Просто видела из окна, как он вспрыгнул на твоего коня.
   – И сразу же определила его возраст?
   – Его знает одна из моих служанок.
   – И как зовут этого героя?
   – Бес. Он сын Тора Нидрасского, прежнего хозяина Ожского замка. Неудивительно, что мальчишка считает замок своим.
   – И даже останавливается здесь на ночь, словно на постоялом дворе. Я могу повидать подругу этого малолетнего бандита?
   – Нет, – отрезала Сигрид. – Я дала слово девушке. Если эта история дойдет до отца, то даже мое заступничество не спасет несчастную от расправы.
   – В ваших краях жестокие нравы, но я рад, что эта история прояснилась. Я хотел бы повидать твоего друга меченого, того самого, который претендует на Хаарский замок.
   – Он мой знакомый, а не друг. К тому же Ульф не меченый. У него отняли его дом, и он вправе требовать его обратно.
   – Ого, как ты защищаешь просто знакомых, благородная Сигрид, воображаю, с каким пылом ты отстаиваешь интересы друзей.
   – А разве король Гарольд не в их числе? В таком случае я готова отдать всю кровь до последней капли, чтобы заслужить честь называться его другом.
   – Прекрасный ответ, – заметил подошедший ярл Норангерский. – Это больше, чем просто объяснение в любви.
   Сигрид вспыхнула и, не сказав больше ни слова, быстро покинула зал. Гарольд с досадой хлопнул себя кулаком по бедру. Благородный Сивенд смущенно засмеялся:
   – Честное слово, Гарольд, я не хотел тебе мешать. Король только рукой махнул – досада на его лице сменилась озабоченностью:
   – Что ты выяснил о замке Хаар?
   – Все владетели в один голос утверждают, что ярл Грольф вольно обошелся с древними обычаями.
   – И никто ему не помешал?
   – Помилуй, Гарольд, на одной чаше весов могущественный ярл, союзник Бьерна Брандомского, а на другой – мальчишка, на стороне которого только закон и обычай.
   – Хотел бы я повидать этого Ульфа, – задумчиво проговорил король.
   Благородный Сивенд замялся, закашлялся и виновато отвел глаза. Гарольд удивленно вскинул брови:
   – Что-нибудь еще?
   – Не очень приятные слухи. Поговаривают, что меченые похищали твою невесту и продержали ее несколько дней у себя.
   Гарольд побледнел и сжал кулаки. В общем-то Норангерский, зная характер короля, ожидал подобной реакции, но все-таки почувствовал себя очень неловко в роли невольного доносчика. Но пусть уж Гарольд услышит неприятную новость из уст друга, нежели из уст врага. А то, что враги себя ждать не заставят, Сивенд не сомневался. Нордлэнд всегда славился злыми языками, и неприятности, случавшиеся в королевской семье, широко обсуждались всем Бургом. К тому же далеко не всем в Нордлэнде по нраву брак короля с Сигрид Брандомской. Еще один стимул к тому, чтобы разукрасить эту историю невероятными подробностями.
   – Не надо торопиться, Гарольд. Возможно, это просто чьи-то козни.
   – Теперь я догадываюсь, откуда она знает этих сопляков, а главное, почему так горячо защищает. Я поговорю с Бьерном и заставлю его сказать мне всю правду.
   – Быть может, лучше поговорить с Лаудсвильским, он наверняка знает все.
   – Мне противен этот холуй Храма, – поморщился Гарольд.
   – Мне тоже, хотя он мой родственник.
   – Извини.
   – Пустяки. Просто Рекин всегда в курсе всех происходящих в округе событий.
   Гарольд лишь мрачно кивнул. Похоже, первая вспышка прошла без драматических последствий. Было бы очень обидно, если бы усилия многих людей, нацеленных на объединение двух земель, пошли прахом из-за того, что одна девица махнула подолом не там, где надо. Впрочем, и относительно подола пока что нет ничего, кроме слухов и сплетен, а потому Гарольду не стоит пороть горячку. Будем надеяться, что многоопытный Рекин сумеет дать разумное объяснение всей этой запутанной истории.
 
   Лаудсвильский поднял глаза и пристально посмотрел на застывшего у порога Хафтура. Голова, обремененная подобным секретом, запросто может скатиться к подножию трона объединенного королевства Нордлэнда и Приграничья. К счастью, в этой седеющей голове оказались разумные мозги, которые не позволили языку распуститься и неподходящем для этого месте.
   – Клянусь, – Хафтур даже перекрестился в приступе усердия, – я видел это собственными глазами.
   – Благородный Бьерн будет огорчен.
   – Поэтому я не рискнул сказать ему правду.
   – Ты поступил правильно, Хафтур. Благородный Бьерн стареет, порой ему трудно сдерживать эмоции. Больше ни кто не видел?
   – Пока все молчат.
   Рекин кивком отпустил Хафтура. Каша заварилась крутая. Говорить или не говорить Бьерну? Вряд ли известие и том, что меченый провел ночь в спальне его дочери, доставит удовольствие дорогому другу. Зато оно заставит его подсуетиться. Благородный Бьерн размяк в последнее время, видимо, ожидание грядущих почестей ослабляет его волю. А с мечеными пора кончать. Кюрджи недоволен, кто-то усиленно подталкивает его в спину. И почему они так взъелись на этих молокососов? Караваны караванами, но есть за этим что-то еще? Боятся мести? Но меченых слишком мало, да и время терпит. Кюрджи намекал на реликвию Храма, находящуюся в руках меченых. Но неужели все дело в этой побрякушке?
   Рекин в задумчивости прошелся по комнате. Остановился у зеркала и печально оглядел редеющую шевелюру. Годы уходят, а владетель Лаудсвильский по-прежнему на вторых-третьих ролях в этом мире. Может, зря поверил Кюрджи? Впрочем, место ему обещали завидное, да и поздно уже поворачивать коня.
   – Король Гарольд, – доложил слуга и застыл в глубоком поклоне.
   Лаудсвильский вздрогнул от неожиданности и резко отвернулся от зеркала.
   – Извини, благородный Рекин, я, кажется, помешал твоим размышлениям.
   – Всегда готов служить моему государю. А размышления мои самые прозаические: как быстро летит время, а вместе с ним улетают и волосы с головы.
   Гарольд засмеялся. Хотя, к удивлению Рекина, король выглядел смущенным. Судя по всему, разговор, который он собирался начать, был ему в тягость, отсюда и неуверенность, совершенно не свойственная молодому владыке.
   – До меня дошли слухи, – сказал Гарольд после паузы, – неприятные слухи...
   – Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь, – пришел ему на помощь Лаудсвильский. – Небольшое приключение благородной Сигрид в Ожском бору.
   Гарольд вспыхнул и впился глазами в лицо Лаудсвильского, но тот даже бровью не повел. Собственно, этого разговора следовало ожидать, и очень хорошо, что король обратился за разъяснениями к Рекину, а не к приграничным сплетникам.
   – Я думаю, что король волнуется напрасно, – сказал спокойно Лаудсвильский, – о меченых ходит дурная слава, но далеко не все слухи соответствуют действительности.
   – Значит, это правда?
   – Разумеется, но не думаю, чтобы невесте Гарольда Нордлэндского что-либо угрожало в Ожском бору. Меченый не трогает женщину меченого. И не было еще случая, чтобы кто-нибудь из них нарушил этот закон.
   Глаза Гарольда холодно блеснули из-под густых ресниц:
   – Ты, кажется, оскорбляешь мою мать, владетель Рекин.
   – Я сказал только то, что сказал, государь: чести благородной Сигрид в Ожском бору не было нанесено никакого ущерба.
   – А моей чести?
   – Ты не только мужчина, благородный Гарольд, ты еще и король, и если на твоих землях бесчинствуют разбойники, значит, ты плохой хозяин.
   – Приграничье еще не встало под мою руку, а уже предъявляет мне свои претензии? – на губах Гарольда заиграла жесткая улыбка.
   – Хозяин должен сразу показать зубы, иначе никто не будет его уважать. Пострадала не честь мужчины, а честь короля, что, на мой взгляд, гораздо важнее. Не забывай государь, что меченые сотни лет владели Приграничьем, и в глазах многих они истинные хозяева этой земли.
   – Но их всего лишь жалкая горстка?
   – А хотя бы даже один – важен принцип, важно знамя, которое можно будет поднять во время мятежа. Двадцать лет назад Чуб, единственный уцелевший меченый Башни, а течение месяца вернул себе власть в Приграничье, и далеко не только силой. Привычка, государь, замечательная вещь.
   – Но мне показалось, что местные владетели не питают любви к меченым?
   – А ты полагаешь, государь, что они полюбят тебя? Гарольд засмеялся, глаза его теперь смотрели на Рекина значительно теплее. Впрочем, в своих способностях угодить молодому королю Лаудсвильский не сомневался. Тут важно было, чтобы разговор с самого начала стал доверительным. Надо сказать спасибо дорогому родственнику Сивенду Норангерскому, который посоветовал Гарольду обратиться за разъяснениями по столь щекотливому делу к человеку опытному и знающему Приграничный край как свои пять пальцев. Разумеется, такая услуга родственника обошлась Рекину недешево. Нынешней молодежи палец в рот не клади, если не хочешь потерять руку по самый локоть.
   – Я знаю, что обо мне ходит много нелестных слухов, государь. Говорят, что я служу Храму, и даже то, что я двадцать лет назад выдал Труффинна Унглинского меченым, но далеко не все в этих сплетнях правда.
   – Я знаю, что ты не выдавал Труффинна, – спокойно сказал Гарольд. – Это сделал Бент Хаслумский.
   – Бент! – Лицо Рекина пошло красными пятнами. Идиот, какой же он идиот! Не смог сам додуматься до столь очевидной вещи. Бог ты мой, вся жизнь могла бы пойти по-другому, догадайся он тогда о роли Хаслумского в буржской трагедии. А сколько ему пришлось выслушать оскорблений по этому поводу, сколько было проклятий в его адрес. Пришлось ведь по сути бежать из Нордлэнда и – двадцать лет скрываться в этом диком краю. Конечно, он здесь не пропал, но каких высот он мог бы достичь, если бы не слава предателя, которая тащилась за ним по пятам все эти годы.