Страница:
Они проделали длинный путь на удивление быстро, во всяком случае так показалось Эвелине. Проводник, предоставленный Ингольфом Заадамским, уныло махнул рукой на безобразное скопище мрачных зданий и произнес равнодушно:
– Это Бург.
Эвелина была разочарована. Бург оказался меньше ставшего родным Хянджу и гораздо грязнее, зато люди на его улицах вели себя куда более дерзко и развязно. Ивару и Атталиду пришлось изрядно поработать плетьми, прокладывая дорогу сквозь толпы зевак. Ближе к центру город разительно менялся. Мрачные, похожие на крепости дома сменялись более привычными взгляду Эвелины легкими ажурными зданиями. Не приходилось сомневаться, что здесь работали суранские мастера. Городская стража бесцеремонно разворачивала зевак, дерзнувших последовать за каретой, но Ивару и Атталиду никто не задал никаких вопросов.
Новый дворец короля Гарольда понравился Эвелине, ни, кажется, разочаровал ее спутников. Принявший молодых людей Рекин Лаудсвильский охотно подтвердил, что дворец проектировал суранец, вывезенный им с храмовых земель.
– Я бы предпочел более крепкие стены, – не слишком любезно буркнул Ивар.
– Королю Гарольду некого опасаться в своей столице, – любезно улыбнулся гостям Рекин.
Эвелину старый владетель принял на редкость приветливо и очень сокрушался, что раны не позволили благородному Фрэю благополучно завершить путешествие.
– К счастью, крепость нашего дорогого друга Санлукара место надежное, да и до Бурга оттуда не так уж далеко.
Ивар с Атталидом благоразумно помалкивали, предоставив Эвелине вести переговоры. Наверное, она показалась благородному Рекину болтушкой, но нужно же было отвлечь внимание блестящего кавалера от неуклюжих спутников. Страх, что лесные разбойники ляпнут что-то невпопад и разоблачат себя в глазах умного старика, преследовал ее на протяжении всего разговора.
Любезный хозяин пригласил было гостей к столу, но Эвелина так горячо запротестовала, ссылаясь на отсутствие аппетита и у себя, и у молодых людей, что Лаудсвильский только руками развел. От вина гости, впрочем, не отказались и с удовольствием промочили глотки заморским продуктом.
Благородный Рекин не преминул отметить сходство Ивара с дорогим другом ярлом Хаарским. Ивар довольно глуповато, но очень к месту расплылся в улыбке.
– Я помню тебя, владетель, ты был у нас в Хянджу четыре года назад.
Разговор вступил на скользкую почву, и Эвелина поспешила вмешаться:
– Благородный Ульф Хаарский совершил удачный по ход на восток и открыл страну Хун.
– Вот это новость! – Лаудсвильский едва не подпрыгнул в кресле от столь неожиданного известия. – Значит, слухи о богатой стране не были просто слухами?
– Благородный Фрэй знает все подробности похода и даже везет хунские товары в своем обозе, – дополнил Атталид.
Это была замечательная новость. Владетель не усидел на месте и в волнении заходил по комнате. Ульф Хаарский блестяще оправдал возлагавшиеся на него надежды – новая страна, богатейшая земля, оживление торговли, более тесный союз с посвященным Чирсом, словом, огромные перспективы просматривались на горизонте в связи с этим открытием.
– Как скоро поправится благородный Фрэй?
– Владетель Ульвинский пострадал очень серьезно, – поспешил на помощь растерявшейся Эвелине Атталид. – Вряд ли он встанет раньше весны.
Лаудсвильский разочарованно вздохнул: ждать до весны – это слишком долго. Впрочем, никто не помешает ему навестить Ульвинского, как только установится санный путь.
– Достойный Санлукар будет рад твоему приезду, благородный Рекин, – заметил Атталид. – Он считает, что стаю следует потревожить в ее логове уже этой зимой.
Рекин задумался. Пожалуй, Санлукар прав, дальнейшая оттяжка похода нанесет непоправимый ущерб торговле. Суранские купцы повернут обозы к открытой стране, и это будет означать новую изоляцию Лэнда. Пришла пора серьезно поговорить с Гарольдом.
– Посвященный Чирс прислал тебе в дар этот камень, – Атталид протянул на раскрытой ладони крупный, переливающийся всеми цветами радуги кристалл.
Лаудсвильский взял подарок, но смотрел при этом не на камень, а на молодого горданца.
– Ты молод, но твое лицо мне знакомо. Вероятно, я знал твоего отца?
Эвелина побледнела, а горданец вспыхнул:
– Я вырос в доме посвященного Чирса.
Теперь пришла очередь смутиться благородному Рекину. Старый дурак, мог бы и сам догадаться! Конечно, мальчишка похож на Чирса. Наместник Великого, по милой привычке всех горданцев, не делал различий между законными женами и многочисленными служанками.
– Кто может быть лучшим примером для молодого человека, чем посвященный Чирс, да продлятся дни его вечно. – Лаудсвильский далеко не сразу нашел выход из трудного положения.
Кажется, самолюбивый мальчишка успокоился. Ну и слава богу. В планы Лаудсвильского ссора с ним никак не входила. Пожалуй, стоит даже приручить Атталида. Посвященный Чирс неравнодушен к своим отпрыскам, и этого мальчишку он послал сюда не случайно.
– Мой дом – ваш дом, молодые люди, – Рекин широко и радушно махнул рукой. – Думаю, жених и невеста не захотят жить вдали друг от друга?
Эвелина покраснела. От смущения, как решил Рекин. А благородный Ивар расплылся в счастливой улыбке, которая еще больше усилила его сходство с Ульфом Хаарским. Впрочем, ярл Ульф улыбался редко.
Как и ожидал Рекин, король Гарольд выслушал доклад своего первого министра с большим интересом, хотя и казался несколько рассеянным после бурно проведенной ночи. По сведениям Лаудсвильского, очередная пассия короля отличалась вздорным нравом, что, впрочем, Рекина волновало мало. Его больше занимал вопрос, когда же сам Гарольд перебесится.
– Значит, Фрэй сумел сохранить обоз?
– Пострадал только сам владетель, да несколько человек из его дружины были убиты.
Гарольд надолго задумался, сидя в удобном кресле. Рекин продолжал стоять у стола в скорбной позе, пока король наконец не опомнился и не предложил министру сесть.
– Санлукар считает, что пришла пора потревожить стаю в Южном лесу. И лучше всего это сделать зимой. Он рассчитывает на твоих людей, государь.
Гарольд никак не отреагировал на слова министра, и, скорее всего, не случайно. Нынешняя ситуация в Лэнде была сложной, владетели хоть и притихли, но отнюдь не смирились с потерей привилегий.
– В конце концов, Храм имеет некоторые права на меченых, – напомнил Лаудсвильский. – На протяжении этих лет посвященные не скупились. К тому же поход в Южный лес – в наших интересах.
– Я подумаю. – Гарольд решительно поднялся и направился к двери, но у порога задержался: – А что, дочь Фрэя действительно так хороша, как об этом болтают?
Лаудсвильский укоризненно вздохнул. Гарольд не меняется, хотя в его возрасте пора бы уже взяться за ум. Мало ему неприятностей с Сивендом Норангерским, так нет – он собирается поссориться сразу и с Фрэем Ульвинским, и с Ульфом Хаарским.
– Все они одинаковы, – сухо сказал владетель.
– Стареешь ты, Рекин, – засмеялся Гарольд и вышел не прощаясь.
Может, Рекин и стареет, но если вспомнить, сколько сил ему пришлось потратить, чтобы хоть как-то склеить вдребезги разбитые отношения короля с Сигрид Брандомской, то можно понять его недовольство. После рождения третьего ребенка дело едва не дошло до развода, что грозило Нордлэнду и Приграничью новыми усобицами. Конечно, в этой истории не все чисто. Сигрид не стала скрывать от Рекина правды: Кеннета она действительно родила от Беса, но Гарольд об этом мог только догадываться. Это Лаудсвильский уговорил убитую горем женщину не открывать всей правды мужу. Гарольд тогда совсем бы закусил удила. Сигрид Брандомская – это Приграничье, которое ни в коем случае нельзя было потерять. Сколько сил было за трачено, чтобы сложился этот союз, сколько крови пролито, и все может быть разрушено из-за интрижек короля с вздорным и бабенками. Гарольд бывает порой просто непредсказуем – государственный ум причудливо сочетается в нем с импульсивностью, которая приводит к тяжелым последствиям. После смерти королевы Ингрид ладить с ним стало еще труднее. Рекин ждал, что с годами король образумится, но, похоже, ждать придется еще очень долго.
История с Реей, женой Сивенда Норангерского, тянется уже добрых полтора десятка лет, а сколько их еще было, подобных историй, менее продолжительных, но последствия которых приходится расхлебывать до сих пор. Ссора с Сивендом еще будет иметь продолжение, не таков человек ярл Норангерский, чтобы забывать обиды. Недаром король Скат Вестлэндский в последнее время стал неуступчив, Сивенд утвердился при его дворе и, похоже, мутит воду. Вестлэндцами придется заниматься всерьез и в самое ближайшее время. Рекина Лаудсвильского не покидало ощущение, что в нагнетании напряженности между двумя королевствами заинтересован не один Сивенд. Кто-то возбуждал умы в Лэнде не только пустыми баснями, но и золотом. Поначалу Рекин заподозрил Храм, но после недолгих размышлений это предположение отбросил – посвященные не заинтересованы в ослаблении власти Гарольда Нордлэндского. Но кто же он тогда, этот таинственный недруг Нордлэнда? Черный колдун? О нем известно очень мало, а неизвестность всегда пугает.
Рекин прошелся по комнате, разминая старые кости и почти молодо посверкивая глазами. Сегодняшний день все-таки можно считать удачным: известия, полученные от Фрэя Ульвинского, заставят Гарольда пошевелиться. Как бы ни был король Нордлэнда упрям и своеволен, но он понимает, что союз с Храмом – это, прежде всего, покой и процветание в самом Лэнде.
Глава 4
Глава 5
– Это Бург.
Эвелина была разочарована. Бург оказался меньше ставшего родным Хянджу и гораздо грязнее, зато люди на его улицах вели себя куда более дерзко и развязно. Ивару и Атталиду пришлось изрядно поработать плетьми, прокладывая дорогу сквозь толпы зевак. Ближе к центру город разительно менялся. Мрачные, похожие на крепости дома сменялись более привычными взгляду Эвелины легкими ажурными зданиями. Не приходилось сомневаться, что здесь работали суранские мастера. Городская стража бесцеремонно разворачивала зевак, дерзнувших последовать за каретой, но Ивару и Атталиду никто не задал никаких вопросов.
Новый дворец короля Гарольда понравился Эвелине, ни, кажется, разочаровал ее спутников. Принявший молодых людей Рекин Лаудсвильский охотно подтвердил, что дворец проектировал суранец, вывезенный им с храмовых земель.
– Я бы предпочел более крепкие стены, – не слишком любезно буркнул Ивар.
– Королю Гарольду некого опасаться в своей столице, – любезно улыбнулся гостям Рекин.
Эвелину старый владетель принял на редкость приветливо и очень сокрушался, что раны не позволили благородному Фрэю благополучно завершить путешествие.
– К счастью, крепость нашего дорогого друга Санлукара место надежное, да и до Бурга оттуда не так уж далеко.
Ивар с Атталидом благоразумно помалкивали, предоставив Эвелине вести переговоры. Наверное, она показалась благородному Рекину болтушкой, но нужно же было отвлечь внимание блестящего кавалера от неуклюжих спутников. Страх, что лесные разбойники ляпнут что-то невпопад и разоблачат себя в глазах умного старика, преследовал ее на протяжении всего разговора.
Любезный хозяин пригласил было гостей к столу, но Эвелина так горячо запротестовала, ссылаясь на отсутствие аппетита и у себя, и у молодых людей, что Лаудсвильский только руками развел. От вина гости, впрочем, не отказались и с удовольствием промочили глотки заморским продуктом.
Благородный Рекин не преминул отметить сходство Ивара с дорогим другом ярлом Хаарским. Ивар довольно глуповато, но очень к месту расплылся в улыбке.
– Я помню тебя, владетель, ты был у нас в Хянджу четыре года назад.
Разговор вступил на скользкую почву, и Эвелина поспешила вмешаться:
– Благородный Ульф Хаарский совершил удачный по ход на восток и открыл страну Хун.
– Вот это новость! – Лаудсвильский едва не подпрыгнул в кресле от столь неожиданного известия. – Значит, слухи о богатой стране не были просто слухами?
– Благородный Фрэй знает все подробности похода и даже везет хунские товары в своем обозе, – дополнил Атталид.
Это была замечательная новость. Владетель не усидел на месте и в волнении заходил по комнате. Ульф Хаарский блестяще оправдал возлагавшиеся на него надежды – новая страна, богатейшая земля, оживление торговли, более тесный союз с посвященным Чирсом, словом, огромные перспективы просматривались на горизонте в связи с этим открытием.
– Как скоро поправится благородный Фрэй?
– Владетель Ульвинский пострадал очень серьезно, – поспешил на помощь растерявшейся Эвелине Атталид. – Вряд ли он встанет раньше весны.
Лаудсвильский разочарованно вздохнул: ждать до весны – это слишком долго. Впрочем, никто не помешает ему навестить Ульвинского, как только установится санный путь.
– Достойный Санлукар будет рад твоему приезду, благородный Рекин, – заметил Атталид. – Он считает, что стаю следует потревожить в ее логове уже этой зимой.
Рекин задумался. Пожалуй, Санлукар прав, дальнейшая оттяжка похода нанесет непоправимый ущерб торговле. Суранские купцы повернут обозы к открытой стране, и это будет означать новую изоляцию Лэнда. Пришла пора серьезно поговорить с Гарольдом.
– Посвященный Чирс прислал тебе в дар этот камень, – Атталид протянул на раскрытой ладони крупный, переливающийся всеми цветами радуги кристалл.
Лаудсвильский взял подарок, но смотрел при этом не на камень, а на молодого горданца.
– Ты молод, но твое лицо мне знакомо. Вероятно, я знал твоего отца?
Эвелина побледнела, а горданец вспыхнул:
– Я вырос в доме посвященного Чирса.
Теперь пришла очередь смутиться благородному Рекину. Старый дурак, мог бы и сам догадаться! Конечно, мальчишка похож на Чирса. Наместник Великого, по милой привычке всех горданцев, не делал различий между законными женами и многочисленными служанками.
– Кто может быть лучшим примером для молодого человека, чем посвященный Чирс, да продлятся дни его вечно. – Лаудсвильский далеко не сразу нашел выход из трудного положения.
Кажется, самолюбивый мальчишка успокоился. Ну и слава богу. В планы Лаудсвильского ссора с ним никак не входила. Пожалуй, стоит даже приручить Атталида. Посвященный Чирс неравнодушен к своим отпрыскам, и этого мальчишку он послал сюда не случайно.
– Мой дом – ваш дом, молодые люди, – Рекин широко и радушно махнул рукой. – Думаю, жених и невеста не захотят жить вдали друг от друга?
Эвелина покраснела. От смущения, как решил Рекин. А благородный Ивар расплылся в счастливой улыбке, которая еще больше усилила его сходство с Ульфом Хаарским. Впрочем, ярл Ульф улыбался редко.
Как и ожидал Рекин, король Гарольд выслушал доклад своего первого министра с большим интересом, хотя и казался несколько рассеянным после бурно проведенной ночи. По сведениям Лаудсвильского, очередная пассия короля отличалась вздорным нравом, что, впрочем, Рекина волновало мало. Его больше занимал вопрос, когда же сам Гарольд перебесится.
– Значит, Фрэй сумел сохранить обоз?
– Пострадал только сам владетель, да несколько человек из его дружины были убиты.
Гарольд надолго задумался, сидя в удобном кресле. Рекин продолжал стоять у стола в скорбной позе, пока король наконец не опомнился и не предложил министру сесть.
– Санлукар считает, что пришла пора потревожить стаю в Южном лесу. И лучше всего это сделать зимой. Он рассчитывает на твоих людей, государь.
Гарольд никак не отреагировал на слова министра, и, скорее всего, не случайно. Нынешняя ситуация в Лэнде была сложной, владетели хоть и притихли, но отнюдь не смирились с потерей привилегий.
– В конце концов, Храм имеет некоторые права на меченых, – напомнил Лаудсвильский. – На протяжении этих лет посвященные не скупились. К тому же поход в Южный лес – в наших интересах.
– Я подумаю. – Гарольд решительно поднялся и направился к двери, но у порога задержался: – А что, дочь Фрэя действительно так хороша, как об этом болтают?
Лаудсвильский укоризненно вздохнул. Гарольд не меняется, хотя в его возрасте пора бы уже взяться за ум. Мало ему неприятностей с Сивендом Норангерским, так нет – он собирается поссориться сразу и с Фрэем Ульвинским, и с Ульфом Хаарским.
– Все они одинаковы, – сухо сказал владетель.
– Стареешь ты, Рекин, – засмеялся Гарольд и вышел не прощаясь.
Может, Рекин и стареет, но если вспомнить, сколько сил ему пришлось потратить, чтобы хоть как-то склеить вдребезги разбитые отношения короля с Сигрид Брандомской, то можно понять его недовольство. После рождения третьего ребенка дело едва не дошло до развода, что грозило Нордлэнду и Приграничью новыми усобицами. Конечно, в этой истории не все чисто. Сигрид не стала скрывать от Рекина правды: Кеннета она действительно родила от Беса, но Гарольд об этом мог только догадываться. Это Лаудсвильский уговорил убитую горем женщину не открывать всей правды мужу. Гарольд тогда совсем бы закусил удила. Сигрид Брандомская – это Приграничье, которое ни в коем случае нельзя было потерять. Сколько сил было за трачено, чтобы сложился этот союз, сколько крови пролито, и все может быть разрушено из-за интрижек короля с вздорным и бабенками. Гарольд бывает порой просто непредсказуем – государственный ум причудливо сочетается в нем с импульсивностью, которая приводит к тяжелым последствиям. После смерти королевы Ингрид ладить с ним стало еще труднее. Рекин ждал, что с годами король образумится, но, похоже, ждать придется еще очень долго.
История с Реей, женой Сивенда Норангерского, тянется уже добрых полтора десятка лет, а сколько их еще было, подобных историй, менее продолжительных, но последствия которых приходится расхлебывать до сих пор. Ссора с Сивендом еще будет иметь продолжение, не таков человек ярл Норангерский, чтобы забывать обиды. Недаром король Скат Вестлэндский в последнее время стал неуступчив, Сивенд утвердился при его дворе и, похоже, мутит воду. Вестлэндцами придется заниматься всерьез и в самое ближайшее время. Рекина Лаудсвильского не покидало ощущение, что в нагнетании напряженности между двумя королевствами заинтересован не один Сивенд. Кто-то возбуждал умы в Лэнде не только пустыми баснями, но и золотом. Поначалу Рекин заподозрил Храм, но после недолгих размышлений это предположение отбросил – посвященные не заинтересованы в ослаблении власти Гарольда Нордлэндского. Но кто же он тогда, этот таинственный недруг Нордлэнда? Черный колдун? О нем известно очень мало, а неизвестность всегда пугает.
Рекин прошелся по комнате, разминая старые кости и почти молодо посверкивая глазами. Сегодняшний день все-таки можно считать удачным: известия, полученные от Фрэя Ульвинского, заставят Гарольда пошевелиться. Как бы ни был король Нордлэнда упрям и своеволен, но он понимает, что союз с Храмом – это, прежде всего, покой и процветание в самом Лэнде.
Глава 4
ГАРОЛЬД
Девушка была хороша. Так же хороша в свое время была ее мать, которую Ульвинскому удалось увезти из-под носа короля в чужие края. Фрэй, надо отдать ему должное всегда отличался предусмотрительностью и осторожностью Гарольд усмехнулся, разглядывая северный цветок, возросший на южной почве, а потому особенно пленительный на взгляд знатока. Жалко отдавать такую ценную добычу неотесанному жениху. Ульф слишком долго таскал мальчишку в обозе, и тому, похоже, негде было научиться хорошим манерам.
– Тебе понравился мой дворец, благородный Ивар?
– Хорошее гнездо, много красивых самок, и все они твои, государь?
Гарольд расхохотался – мальчишка грубоват, но в чувстве юмора ему не откажешь. Нужно познакомить его с Реей, он ее позабавит.
– Наше счастье в наших руках, благородный Ивар, но разве твоя невеста менее красива?
– Скорее более недоступна, государь.
Ивар был не только забавен, но и не лишен наблюдательности. Наверняка буржские красавицы уже обласкали его своими взглядами. Хаарский красив, богат, знатен – что еще нужно, чтобы понравиться глупым курицам? К Гарольду вернулось хорошее настроение. К счастью, и постная рожа Рекина Лаудсвильского не маячила перед его взором, а все больше мелькали полуобнаженные плечи красавиц, доставлявшие удовольствие знатокам блистающей в свете суранских светильников белизной. Гарольду нравился этот покрой платьев, завезенный, как говорили, из Сурана, хотя старые перечницы из отдаленных замков называли его неприличным. Рекин Лаудсвильский клялся и божился, что в суранских городах ничего подобного увидеть просто невозможно, поскольку Храм строго блюдет общественную нравственность, и даже серьезно советовал королю власть употребить, но Гарольд в ответ только рассмеялся.
– Я слышал, что твой отец ярл Хаарский проложил путь в страну Хун?
– Да, государь, он привез оттуда много товаров. Надо признать, что Гарольд в свое время не ошибся в Ульфе. Что значит вовремя заметить способного человека и не дать ему закиснуть в нищете. А кто может помочь таланту раскрыться – только сильный правитель, озабоченный не шкурными интересами, а благополучием государства. Жаль, что не все это понимают, крови было бы пролито гораздо меньше.
Королева Нордлэнда Сигрид появилась в зале, и все присутствующие склонились перед ней в поклоне. Гарольд оставил Ивара и поспешил к жене. Рекин, конечно, прав, сейчас не время ссориться с Сигрид, спокойствие в Приграничье важно как никогда. Пусть спесивые владетели видят, что в королевской семье царят покой и согласие. Ибо кое-кто не прочь склонить Сигрид Брандомскую к бунту против супруга и короля. Двадцать лет назад, когда начиналась их любовь, он счел бы сумасшедшим всякого, кто предсказал бы ему времена, когда они с Сигрид будут врагами. Как меняются времена, и как, увы, меняются люди.
Сигрид, надо отдать ей должное, не очень постарела за эти годы, покрой нового платья оставлял почти открытыми плечи и подчеркивал достоинства ее фигуры. В последние годы они виделись редко, только на официальных приемах, когда требовалось продемонстрировать нерушимость союза, которого, надо признать, давно уже не было. Кто знает, быть может, король Нордлэнда совершенно напрасно обделяет вниманием собственную жену. Как они любили друг друга когда-то, и если бы не Бес...
Встреча супругов оказалась неожиданно теплой, и это удивило многих, осведомленных об их многолетней размолвке.
– Я хочу познакомить тебя с сыном Ульфа, – улыбнулся Гарольд. – Ивар Хаарский на удивление забавен.
Сигрид побледнела, увидев улыбающееся лицо молодого ярла. У ее Оттара тоже были зеленые глаза и светлые волосы. Сигрид испугалась слова «был» – он есть, он жив, обязательно жив! Гарольд верно угадал причину волнения жены и сжал ее руку. Это не только ее, но и его боль, пусть Сигрид знает – Гарольд Нордлэндский ничего не забыл.
– У тебя красивая жена, государь, – склонился в поклоне перед королевой ярл Хаарский. – Будь у меня такая, я бы тоже не искал женщин на стороне.
От этого Иварова «тоже» попрятали глаза все окружающие, а Сигрид закусила губу от рвущегося наружу в столь неподходящий момент смеха. Пауза длилась целую вечность, Гарольд расхохотался первым и тем самым спас многих от удара, поскольку сдерживаться пришлось до прилива крови в голове. Ивара такая реакция удивила, и он обернулся за поддержкой к Эвелине, однако выручил их нордлэндский король:
– У нашего молодого друга есть невеста, прекрасная Эвелина, дочь благородного Фрэя Ульвинского, – пояснил он Сигрид, отсмеявшись, – почему бы нам не справить им свадьбу еще нынешней осенью?
– Я хотела бы дождаться отца, – поспешно отозвалась девушка, склоняясь перед королевской четой.
«Слишком уж поспешно она отказалась», – не без удовольствия отметил Гарольд. Кажется, Ивар не по душе своей невесте. Зато у него есть шанс получить компенсацию из других рук. Вон их сколько, многообещающих взоров и улыбок.
Сигрид вздрогнула, встретившись взглядом с парой темных блестящих глаз. И сразу же сердце сжалось от боли и ненависти к оскорбившему ее человеку. Похоже, все сегодня будет напоминать ей о страшной ночи в Ожском замке, которую она и без того не может забыть.
– Это достойный Атталид, посланник посвященного Чирса, – шепнул ей Гарольд, – и, как уверяет наш дорогой друг Рекин, весьма близкий родственник, но об этом лучше не говорить вслух.
Сигрид вздохнула с облегчением. Бес ведь доводится родным племянником наместнику Великого, неудивительно, что этот незаконнорожденный отпрыск посвященного так похож на двоюродного брата.
– Я рад, что увидел своими глазами жену великого короля Севера, молва о красоте которой докатилась и до наших отдаленных краев.
Горданцы всегда славились умением говорить комплименты, но этот, кажется, всех заткнет за пояс – одной фразой он сумел угодить и королю, и королеве. Трудно сказать, как там у них в Хянджу, но в Бурге этот черноглазый молодчик далеко пойдет.
– Почему бы нам не навестить благородного Фрэя этой зимой, раз уж он не смог добраться до нас.
Слова Гарольда вызвали оживление в зале. Судя по всему, этой зимой следует ждать важных событий. Король слов на ветер не бросает, тем более что слухи о походе в Южные леса ходили и раньше, но, кажется, впервые Гарольд заговорил об этом публично. Многие украдкой бросали взгляды на застывших в неподвижности у входа гвардейцев короля. Именно этим молодцам, выкормышам чужака Кюрджи, предстояло показать доблесть в схватке с вохрами. И мало кто из находившихся в зале владетелей пожелал им счастливого возвращения. Разрушители замков – так прозвал их опальный Сивенд Норангерский, и это прозвище накрепко прикипело к головорезам короля Гарольда. Уж коли потомков меченых так долго готовили к этому походу, то самое время им браться за дело, поскольку стая уже который год бесчинствует в Приграничье, разоряя владетелей.
Замешательство присутствующих не ускользнуло от короля:
– Пришла пора посчитаться со стаей и Черным колдуном. Я сам поведу дружину.
Ропот неодобрения пронесся по залу – король не может так рисковать. Благополучие Лэнда зависит от его жизни или смерти. Гарольд усмехнулся. Каждый второй в этой толпе ненавидит его, и все-таки они страшатся потерять короля, потому что гибель государя – это неизбежная смута, это новая кровь, которой и без того льется в Лэнде Немало. Впрочем, в Лэнде хватает и тех, кому любая смута только на руку.
– Ты обещал этот поход мне, государь, – не удержался от упрека принц Рагнвальд.
Гарольд самодовольно улыбнулся. Его сын настоящий воин, любой государь мог бы гордиться таким наследником. Но Сигрид напрасно хмурится. Гарольд Нордлэндский, потеряв одного сына, никогда не пошлет на гибель другого, тем более что полный расчет с Бесом он не может доверить никому, даже Рагнвальду.
– Мы обсудим этот вопрос позднее, а сегодня мы собрались, чтобы повеселиться. Так в чем же дело, благородные господа?
Что-то произошло с Гарольдом в этот вечер. Что-то шевельнулось в его душе, давно уже казалось прогоревшее и развеянное по ветру. Он не спеша прошелся по комнате, придвинул кресло к пылающему камину и уставился на огонь невидящими глазами. Осень уже вступила в свои права, и даже во вновь отстроенном королевском дворце остро ощущался запах плесени. Гарольд не любил новый дом, но жил в нем безвыездно уже целый год. Видимо, просто пытался доказать кому-то приверженность наступающим переменам. Рея ждет его сегодня ночью в уютном домике на окраине Бурга, но он туда не поедет. Быть может потому, что и в его жизни наступила осень и пришла пора подвести первые итоги. Он уже немолод, как, впрочем, и Сигрид, несмотря на свой удивительно цветущий вид. Эти совместно прожитые годы не назовешь счастливыми. Он очень сильно любил ее в первые годы брака, казалось, ничто не могло разрушить их любви. И все-таки маленькая трещина имелась уже тогда. Со временем она разрасталась, пока не превратилась в бездонную пропасть.
Тень Беса стояла между ними. Гарольд вдруг осознал, что пытается и не может вспомнить лицо брата. Как давно это было. Да и не был Бес ему братом, а с самого начала стал лютым врагом, самым ненавистным Гарольду человеком. Бес все-таки отнял у него Сигрид. Гарольд вдруг осознал эту печальную истину, и она поразила его своей пугающей безысходностью. Черный колдун украл у него сына и разлучил с женой. Вот уже много лет он коршуном кружит над его королевством, над его судьбой и разрушает все, что с таким трудом создает Гарольд. Бес преуспел во многом, но борьба еще не окончена, она только вступает в решающую фазу – борьба за Оттара, за Сигрид, за эту страну, которую вручил Гарольду бог, а последний рано или поздно потребует от короля ответа за содеянное.
Рекин прав – пришла пора решительных действий. Пришла пора покарать Черного колдуна за все его преступления и разорвать наконец паутину, которую этот паук соткал вокруг его семьи. Этот забавный Ивар заставил Гарольда вспомнить о многом, наверное, потому, что удивительно похож на Ульфа тех прежних дней. Да и на самого Гарольда, пожалуй, тоже – Гарольда молодого и влюбленного в красавицу Сигрид Брандомскую, Гарольда ревнующего и ненавидящего до белого каления, до полного затмения в мыслях. Он был жесток тогда, и далеко не всегда это вызывалось государственной необходимостью. Наедине с самим собой можно и не кривить душой, но, черт возьми, если бы все это происходило сегодня, он действовал бы точно так же, а может быть, и еще жестче. Сегодня бы он Беса не пощадил.
Сигрид поразила его сегодня, он может признаться себе, что потерял ее на долгие годы, но, быть может, не навсегда. Сделать шаг ей навстречу – это долг Гарольда и перед ней, и перед самим собой. Нельзя допустить, чтобы тень Черного колдуна разлучила их на всю оставшуюся жизнь. Наверное, это будет непросто – слишком много всякого накопилось за последние годы, но король сделает это, обязательно сделает, даже если придется наступить на горло собственной гордости.
В спальне жены в этом общем для них новом доме он не был еще ни разу. Конечно, можно позвать слуг, но не хочется поднимать шум. Утром весь город будет смеяться над королем Гарольдом, который не нашел дорогу к ложу собственной жены. Он едва сам не рассмеялся от такой мысли, но смех был бы уж слишком горьким. Гарольд нащупал рукой массивные двери – строители не пожалели позолоты, и теперь она липла к пальцам. Король слишком волнуется, и, между прочим, есть от чего. Неизвестно, как Сигрид отреагирует на его появление. Следовало бы для начала поговорить с ней. Еще не поздно вернуться, чтобы избежать позора. Гарольд стиснул зубы, сдерживая рвущийся наружу нервный смех, – его положение воистину дурацкое, но винить в этом можно только самого себя. Счастье еще, что он не разбудил служанок – вот бы поднялся переполох! Никто бы не поверил, что он тайком крался в спальню своей жены, а Сигрид – тем более.
Гарольд упал в стоящее рядом с роскошным ложем суранское кресло. Сигрид пошевелилась во сне, но не проснулась. Он вздохнул с облегчением. Глупый страх наконец прошел, и король обрел обычную свою уверенность. Сигрид спала, ее грудь мерно вздымалась под тонкой, почти прозрачной материей. Кажется, она улыбалась во сне, но, похоже, не Гарольду Нордлэндскому. Он склонился над ложем, вглядываясь с болезненным любопытством в ее лицо. Оно было беззащитным в эту минуту, и Гарольд ощутил вдруг острое чувство собственной вины. Ему показалось, что она проснулась. Нет, она не открыла глаза, не изменила позы, но что-то подсказывало ему, что Сигрид не спит. Он долго ждал, затаив дыхание, что же будет...
Сигрид узнала его сразу, для этого ей не нужно было открывать глаза. Она узнала его по дыханию, к которому прислушивалась долгими ночами, вглядываясь в его знакомое и такое любимое лицо, по запаху, исходившему от его сильного тела, по участившимся ударам собственного сердца, по забытым ощущениям собственного пробуждающегося тела, которое шептало ей – это Гарольд. Это его рука лежит на ее груди, это его губы ловят ее дыхание. Она не противилась его ласкам, она ждала их, с внезапно пробудившейся жадностью давно тоскующего по любви тела. Жадностью, испугавшей ее. Но испуг прошел, и осталось только желание, острое и горячее. Это была их ночь, такая жаркая и такая не по-осеннему короткая. Это была их любовь, это было только их счастье, которым они не желали делиться ни с кем, чтобы чужие зависть и злоба не разрушили вновь того, что было обретено ценой стольких страданий и мук.
Они не говорили в ту ночь, им не нужны были слова. И с первыми лучами солнца он ушел, чтобы вернуться вновь. И осталось счастье – счастье на всю безумно короткую жизнь.
– Тебе понравился мой дворец, благородный Ивар?
– Хорошее гнездо, много красивых самок, и все они твои, государь?
Гарольд расхохотался – мальчишка грубоват, но в чувстве юмора ему не откажешь. Нужно познакомить его с Реей, он ее позабавит.
– Наше счастье в наших руках, благородный Ивар, но разве твоя невеста менее красива?
– Скорее более недоступна, государь.
Ивар был не только забавен, но и не лишен наблюдательности. Наверняка буржские красавицы уже обласкали его своими взглядами. Хаарский красив, богат, знатен – что еще нужно, чтобы понравиться глупым курицам? К Гарольду вернулось хорошее настроение. К счастью, и постная рожа Рекина Лаудсвильского не маячила перед его взором, а все больше мелькали полуобнаженные плечи красавиц, доставлявшие удовольствие знатокам блистающей в свете суранских светильников белизной. Гарольду нравился этот покрой платьев, завезенный, как говорили, из Сурана, хотя старые перечницы из отдаленных замков называли его неприличным. Рекин Лаудсвильский клялся и божился, что в суранских городах ничего подобного увидеть просто невозможно, поскольку Храм строго блюдет общественную нравственность, и даже серьезно советовал королю власть употребить, но Гарольд в ответ только рассмеялся.
– Я слышал, что твой отец ярл Хаарский проложил путь в страну Хун?
– Да, государь, он привез оттуда много товаров. Надо признать, что Гарольд в свое время не ошибся в Ульфе. Что значит вовремя заметить способного человека и не дать ему закиснуть в нищете. А кто может помочь таланту раскрыться – только сильный правитель, озабоченный не шкурными интересами, а благополучием государства. Жаль, что не все это понимают, крови было бы пролито гораздо меньше.
Королева Нордлэнда Сигрид появилась в зале, и все присутствующие склонились перед ней в поклоне. Гарольд оставил Ивара и поспешил к жене. Рекин, конечно, прав, сейчас не время ссориться с Сигрид, спокойствие в Приграничье важно как никогда. Пусть спесивые владетели видят, что в королевской семье царят покой и согласие. Ибо кое-кто не прочь склонить Сигрид Брандомскую к бунту против супруга и короля. Двадцать лет назад, когда начиналась их любовь, он счел бы сумасшедшим всякого, кто предсказал бы ему времена, когда они с Сигрид будут врагами. Как меняются времена, и как, увы, меняются люди.
Сигрид, надо отдать ей должное, не очень постарела за эти годы, покрой нового платья оставлял почти открытыми плечи и подчеркивал достоинства ее фигуры. В последние годы они виделись редко, только на официальных приемах, когда требовалось продемонстрировать нерушимость союза, которого, надо признать, давно уже не было. Кто знает, быть может, король Нордлэнда совершенно напрасно обделяет вниманием собственную жену. Как они любили друг друга когда-то, и если бы не Бес...
Встреча супругов оказалась неожиданно теплой, и это удивило многих, осведомленных об их многолетней размолвке.
– Я хочу познакомить тебя с сыном Ульфа, – улыбнулся Гарольд. – Ивар Хаарский на удивление забавен.
Сигрид побледнела, увидев улыбающееся лицо молодого ярла. У ее Оттара тоже были зеленые глаза и светлые волосы. Сигрид испугалась слова «был» – он есть, он жив, обязательно жив! Гарольд верно угадал причину волнения жены и сжал ее руку. Это не только ее, но и его боль, пусть Сигрид знает – Гарольд Нордлэндский ничего не забыл.
– У тебя красивая жена, государь, – склонился в поклоне перед королевой ярл Хаарский. – Будь у меня такая, я бы тоже не искал женщин на стороне.
От этого Иварова «тоже» попрятали глаза все окружающие, а Сигрид закусила губу от рвущегося наружу в столь неподходящий момент смеха. Пауза длилась целую вечность, Гарольд расхохотался первым и тем самым спас многих от удара, поскольку сдерживаться пришлось до прилива крови в голове. Ивара такая реакция удивила, и он обернулся за поддержкой к Эвелине, однако выручил их нордлэндский король:
– У нашего молодого друга есть невеста, прекрасная Эвелина, дочь благородного Фрэя Ульвинского, – пояснил он Сигрид, отсмеявшись, – почему бы нам не справить им свадьбу еще нынешней осенью?
– Я хотела бы дождаться отца, – поспешно отозвалась девушка, склоняясь перед королевской четой.
«Слишком уж поспешно она отказалась», – не без удовольствия отметил Гарольд. Кажется, Ивар не по душе своей невесте. Зато у него есть шанс получить компенсацию из других рук. Вон их сколько, многообещающих взоров и улыбок.
Сигрид вздрогнула, встретившись взглядом с парой темных блестящих глаз. И сразу же сердце сжалось от боли и ненависти к оскорбившему ее человеку. Похоже, все сегодня будет напоминать ей о страшной ночи в Ожском замке, которую она и без того не может забыть.
– Это достойный Атталид, посланник посвященного Чирса, – шепнул ей Гарольд, – и, как уверяет наш дорогой друг Рекин, весьма близкий родственник, но об этом лучше не говорить вслух.
Сигрид вздохнула с облегчением. Бес ведь доводится родным племянником наместнику Великого, неудивительно, что этот незаконнорожденный отпрыск посвященного так похож на двоюродного брата.
– Я рад, что увидел своими глазами жену великого короля Севера, молва о красоте которой докатилась и до наших отдаленных краев.
Горданцы всегда славились умением говорить комплименты, но этот, кажется, всех заткнет за пояс – одной фразой он сумел угодить и королю, и королеве. Трудно сказать, как там у них в Хянджу, но в Бурге этот черноглазый молодчик далеко пойдет.
– Почему бы нам не навестить благородного Фрэя этой зимой, раз уж он не смог добраться до нас.
Слова Гарольда вызвали оживление в зале. Судя по всему, этой зимой следует ждать важных событий. Король слов на ветер не бросает, тем более что слухи о походе в Южные леса ходили и раньше, но, кажется, впервые Гарольд заговорил об этом публично. Многие украдкой бросали взгляды на застывших в неподвижности у входа гвардейцев короля. Именно этим молодцам, выкормышам чужака Кюрджи, предстояло показать доблесть в схватке с вохрами. И мало кто из находившихся в зале владетелей пожелал им счастливого возвращения. Разрушители замков – так прозвал их опальный Сивенд Норангерский, и это прозвище накрепко прикипело к головорезам короля Гарольда. Уж коли потомков меченых так долго готовили к этому походу, то самое время им браться за дело, поскольку стая уже который год бесчинствует в Приграничье, разоряя владетелей.
Замешательство присутствующих не ускользнуло от короля:
– Пришла пора посчитаться со стаей и Черным колдуном. Я сам поведу дружину.
Ропот неодобрения пронесся по залу – король не может так рисковать. Благополучие Лэнда зависит от его жизни или смерти. Гарольд усмехнулся. Каждый второй в этой толпе ненавидит его, и все-таки они страшатся потерять короля, потому что гибель государя – это неизбежная смута, это новая кровь, которой и без того льется в Лэнде Немало. Впрочем, в Лэнде хватает и тех, кому любая смута только на руку.
– Ты обещал этот поход мне, государь, – не удержался от упрека принц Рагнвальд.
Гарольд самодовольно улыбнулся. Его сын настоящий воин, любой государь мог бы гордиться таким наследником. Но Сигрид напрасно хмурится. Гарольд Нордлэндский, потеряв одного сына, никогда не пошлет на гибель другого, тем более что полный расчет с Бесом он не может доверить никому, даже Рагнвальду.
– Мы обсудим этот вопрос позднее, а сегодня мы собрались, чтобы повеселиться. Так в чем же дело, благородные господа?
Что-то произошло с Гарольдом в этот вечер. Что-то шевельнулось в его душе, давно уже казалось прогоревшее и развеянное по ветру. Он не спеша прошелся по комнате, придвинул кресло к пылающему камину и уставился на огонь невидящими глазами. Осень уже вступила в свои права, и даже во вновь отстроенном королевском дворце остро ощущался запах плесени. Гарольд не любил новый дом, но жил в нем безвыездно уже целый год. Видимо, просто пытался доказать кому-то приверженность наступающим переменам. Рея ждет его сегодня ночью в уютном домике на окраине Бурга, но он туда не поедет. Быть может потому, что и в его жизни наступила осень и пришла пора подвести первые итоги. Он уже немолод, как, впрочем, и Сигрид, несмотря на свой удивительно цветущий вид. Эти совместно прожитые годы не назовешь счастливыми. Он очень сильно любил ее в первые годы брака, казалось, ничто не могло разрушить их любви. И все-таки маленькая трещина имелась уже тогда. Со временем она разрасталась, пока не превратилась в бездонную пропасть.
Тень Беса стояла между ними. Гарольд вдруг осознал, что пытается и не может вспомнить лицо брата. Как давно это было. Да и не был Бес ему братом, а с самого начала стал лютым врагом, самым ненавистным Гарольду человеком. Бес все-таки отнял у него Сигрид. Гарольд вдруг осознал эту печальную истину, и она поразила его своей пугающей безысходностью. Черный колдун украл у него сына и разлучил с женой. Вот уже много лет он коршуном кружит над его королевством, над его судьбой и разрушает все, что с таким трудом создает Гарольд. Бес преуспел во многом, но борьба еще не окончена, она только вступает в решающую фазу – борьба за Оттара, за Сигрид, за эту страну, которую вручил Гарольду бог, а последний рано или поздно потребует от короля ответа за содеянное.
Рекин прав – пришла пора решительных действий. Пришла пора покарать Черного колдуна за все его преступления и разорвать наконец паутину, которую этот паук соткал вокруг его семьи. Этот забавный Ивар заставил Гарольда вспомнить о многом, наверное, потому, что удивительно похож на Ульфа тех прежних дней. Да и на самого Гарольда, пожалуй, тоже – Гарольда молодого и влюбленного в красавицу Сигрид Брандомскую, Гарольда ревнующего и ненавидящего до белого каления, до полного затмения в мыслях. Он был жесток тогда, и далеко не всегда это вызывалось государственной необходимостью. Наедине с самим собой можно и не кривить душой, но, черт возьми, если бы все это происходило сегодня, он действовал бы точно так же, а может быть, и еще жестче. Сегодня бы он Беса не пощадил.
Сигрид поразила его сегодня, он может признаться себе, что потерял ее на долгие годы, но, быть может, не навсегда. Сделать шаг ей навстречу – это долг Гарольда и перед ней, и перед самим собой. Нельзя допустить, чтобы тень Черного колдуна разлучила их на всю оставшуюся жизнь. Наверное, это будет непросто – слишком много всякого накопилось за последние годы, но король сделает это, обязательно сделает, даже если придется наступить на горло собственной гордости.
В спальне жены в этом общем для них новом доме он не был еще ни разу. Конечно, можно позвать слуг, но не хочется поднимать шум. Утром весь город будет смеяться над королем Гарольдом, который не нашел дорогу к ложу собственной жены. Он едва сам не рассмеялся от такой мысли, но смех был бы уж слишком горьким. Гарольд нащупал рукой массивные двери – строители не пожалели позолоты, и теперь она липла к пальцам. Король слишком волнуется, и, между прочим, есть от чего. Неизвестно, как Сигрид отреагирует на его появление. Следовало бы для начала поговорить с ней. Еще не поздно вернуться, чтобы избежать позора. Гарольд стиснул зубы, сдерживая рвущийся наружу нервный смех, – его положение воистину дурацкое, но винить в этом можно только самого себя. Счастье еще, что он не разбудил служанок – вот бы поднялся переполох! Никто бы не поверил, что он тайком крался в спальню своей жены, а Сигрид – тем более.
Гарольд упал в стоящее рядом с роскошным ложем суранское кресло. Сигрид пошевелилась во сне, но не проснулась. Он вздохнул с облегчением. Глупый страх наконец прошел, и король обрел обычную свою уверенность. Сигрид спала, ее грудь мерно вздымалась под тонкой, почти прозрачной материей. Кажется, она улыбалась во сне, но, похоже, не Гарольду Нордлэндскому. Он склонился над ложем, вглядываясь с болезненным любопытством в ее лицо. Оно было беззащитным в эту минуту, и Гарольд ощутил вдруг острое чувство собственной вины. Ему показалось, что она проснулась. Нет, она не открыла глаза, не изменила позы, но что-то подсказывало ему, что Сигрид не спит. Он долго ждал, затаив дыхание, что же будет...
Сигрид узнала его сразу, для этого ей не нужно было открывать глаза. Она узнала его по дыханию, к которому прислушивалась долгими ночами, вглядываясь в его знакомое и такое любимое лицо, по запаху, исходившему от его сильного тела, по участившимся ударам собственного сердца, по забытым ощущениям собственного пробуждающегося тела, которое шептало ей – это Гарольд. Это его рука лежит на ее груди, это его губы ловят ее дыхание. Она не противилась его ласкам, она ждала их, с внезапно пробудившейся жадностью давно тоскующего по любви тела. Жадностью, испугавшей ее. Но испуг прошел, и осталось только желание, острое и горячее. Это была их ночь, такая жаркая и такая не по-осеннему короткая. Это была их любовь, это было только их счастье, которым они не желали делиться ни с кем, чтобы чужие зависть и злоба не разрушили вновь того, что было обретено ценой стольких страданий и мук.
Они не говорили в ту ночь, им не нужны были слова. И с первыми лучами солнца он ушел, чтобы вернуться вновь. И осталось счастье – счастье на всю безумно короткую жизнь.
Глава 5
СВЕТ И ТЕНЬ
Сигрид жила в эти дни ощущениями вновь обретенной любви, и ничто уже не могло огорчить ее, даже плохие вести из Вестлэнда, обеспокоившие Гарольда. Вестлэнд волновал ее только потому, что он досаждал Гарольду. Она почти возненавидела Рекина Лаудсвильского, который без конца докучал им плохими известиями. Что, в общем-то, было несправедливо. Кто как не владетель Рекин все эти годы старался склеить их разлетевшуюся жизнь. Сигрид сдерживала себя, но ее раздражение то и дело прорывалось на седую голову первого министра. К счастью, старый хитрец все понимал и не таил обиды. Был только один человек, кроме Гарольда разумеется, которого она рада была видеть и эти дни. Ивар Хаарский был счастливчиком, заслужившим благосклонность королевы. Гарольд проговорился, что появление Ивара вернуло его к дням молодости. Скорее всего так оно и было, но Сигрид в молодом ярле Хаарском привлекали не только внешность и имя, но и удивительное простодушие и легкость характера.
Ивар на удивление легко сошелся с мрачным и нелюдимым Кеннетом. Гарольд даже сейчас почти не замечал мальчика. Сердце Сигрид болезненно сжималось, но ей не в чем было упрекнуть мужа. Гарольд не верил, что черноволосый Кеннет его сын, и он был прав, кому как не Сигрид это знать. Бес Ожский, будь проклято твое имя! Она любила Кеннета всеми силами истерзанной в кровь души, но в этой любви был болезненный надрыв, который отпугивал не по годам понятливого мальчика. Он слишком рано осознал трагическую особенность своего положения, а, возможно, добрые люди намекнули ему на пятно в происхождении. Он сторонился Гарольда, которого это обстоятельство волновало мало, он сторонился Рагнвальда, своего старшего брата, хотя Сигрид приложила массу усилий, чтобы свести их. Но Рагнвальд был молод и беззаботен, а Кеннет мрачен и недоверчив. Отношения между братьями оставались прохладными, и совсем не по вине старшего. Зато Ивара Кеннет принял сразу и безоговорочно. Молодой ярл Хаарский отличался силой и ловкостью, даже Гарольд, сам отличный наездник, не раз любовался его посадкой. Сердце Кеннета дрогнуло, когда Ивар предложил научить его фехтованию двумя мечами сразу. Это забытое искусство, которым когда-то в совершенстве владели таинственные меченые, привлекло внимание многих, и мужчин, и женщин. Вскоре зал, где занимались фехтованием принц Кеннет и молодой ярл Хаарский, стал самым популярным местом досуга придворной молодежи.
Ивар на удивление легко сошелся с мрачным и нелюдимым Кеннетом. Гарольд даже сейчас почти не замечал мальчика. Сердце Сигрид болезненно сжималось, но ей не в чем было упрекнуть мужа. Гарольд не верил, что черноволосый Кеннет его сын, и он был прав, кому как не Сигрид это знать. Бес Ожский, будь проклято твое имя! Она любила Кеннета всеми силами истерзанной в кровь души, но в этой любви был болезненный надрыв, который отпугивал не по годам понятливого мальчика. Он слишком рано осознал трагическую особенность своего положения, а, возможно, добрые люди намекнули ему на пятно в происхождении. Он сторонился Гарольда, которого это обстоятельство волновало мало, он сторонился Рагнвальда, своего старшего брата, хотя Сигрид приложила массу усилий, чтобы свести их. Но Рагнвальд был молод и беззаботен, а Кеннет мрачен и недоверчив. Отношения между братьями оставались прохладными, и совсем не по вине старшего. Зато Ивара Кеннет принял сразу и безоговорочно. Молодой ярл Хаарский отличался силой и ловкостью, даже Гарольд, сам отличный наездник, не раз любовался его посадкой. Сердце Кеннета дрогнуло, когда Ивар предложил научить его фехтованию двумя мечами сразу. Это забытое искусство, которым когда-то в совершенстве владели таинственные меченые, привлекло внимание многих, и мужчин, и женщин. Вскоре зал, где занимались фехтованием принц Кеннет и молодой ярл Хаарский, стал самым популярным местом досуга придворной молодежи.