Страница:
– В чем дело, Ингольф, неужели одно упоминание имени Черного колдуна приводит тебя в смущение?
– Я не за себя боюсь, государь, – справедливо обиделся 3аадамский.
Гарольд дружески хлопнул его по плечу:
– В твоей храбрости я не сомневаюсь, Ингольф, но я не хочу, чтобы кто-нибудь усомнился в моей.
После этого замечания короля все, еще стоящие на ногах, сочли для себя делом чести продолжить путешествие. В конце концов, настоящий воин всегда должен быть готов к тому, что ему придется вскочить в седло после пирушки.
– Веди, государь, – владетель Бьерн Фондемский вскинул руку и едва не выпал из седла, – на Черного колдуна, – его призыв много потерял от икоты, беспричинно напавшей вдруг на владетеля, но все же был встречен громкими криками одобрения. Атталид в ответ на воинственные призывы благородных нордлэндцев оскалил зубы в презрительной улыбке. Гарольду этот горданский оскал не понравился, но одергивать молодца он не стал, а огрел коня плетью и первым вылетел на подъемный мост.
Глава 10
Часть третья
Глава 1
– Я не за себя боюсь, государь, – справедливо обиделся 3аадамский.
Гарольд дружески хлопнул его по плечу:
– В твоей храбрости я не сомневаюсь, Ингольф, но я не хочу, чтобы кто-нибудь усомнился в моей.
После этого замечания короля все, еще стоящие на ногах, сочли для себя делом чести продолжить путешествие. В конце концов, настоящий воин всегда должен быть готов к тому, что ему придется вскочить в седло после пирушки.
– Веди, государь, – владетель Бьерн Фондемский вскинул руку и едва не выпал из седла, – на Черного колдуна, – его призыв много потерял от икоты, беспричинно напавшей вдруг на владетеля, но все же был встречен громкими криками одобрения. Атталид в ответ на воинственные призывы благородных нордлэндцев оскалил зубы в презрительной улыбке. Гарольду этот горданский оскал не понравился, но одергивать молодца он не стал, а огрел коня плетью и первым вылетел на подъемный мост.
Глава 10
ЛОВУШКА
Свежий ветер, подувший с озера Духов, очень быстро охладил горячие головы владетелей, а явно покрепчавший к вечеру морозец заставил кое-кого ежиться в седле. Гарольд не замечал ни ветра, ни мороза, полы его полушубка взлетали и опускались, словно крылья большой белой птицы.
– Застегнись, государь, – посоветовал ему Атталид, – не ровен час простудишься, кто поведет нас тогда на Черного колдуна?
И вновь в голосе горданца Гарольду почудилась насмешка, он с такой силой дернул на себя повод, что конь взвился на дыбы и едва не опрокинулся на спину. Сердитые глаза короля уставились прямо в лицо помрачневшего горданца.
– Я рад, что тебе весело, Атталид, но посмотрим, кто будет смеяться последним.
– Все может быть, государь, – холодно отозвался горданец, – но как бы нам не пришлось всю ночь веселиться под открытым небом. Темнеет, а путь неблизкий.
Владетели дружно поддержали Атталида. Змеиное горло – не самое лучшее место для ссоры, хотя надменного чужака и следовало бы проучить.
– Мой меч к вашим услугам, благородные господа, – Атталид окинул владетелей надменным взглядом, – но не раньше, чем мы достигнем стен крепости.
Гарольд сорвался с места первым и, не оглядываясь, поскакал вперед. Глупая горячность, вызванная забродившим хмелем. Не хватало еще передраться в чистом поле. Мальчишка насмешлив и задирист, но это не тот грех, за который снимают голову по приказу короля.
До крепости добрались, когда уже совсем стемнело, наступивших сумерках огромное сооружение храмовиков выглядело особенно внушительно.
– Умеют строить, – позавидовал Гарольд.
Примолкшие было владетели приободрились. Достойный Санлукар сам вина не пьет, но охотно потчует им гостей, а вина у храмовиков отменные. Да и Фрэй Ульвинский, надо полагать, будет рад землякам, проскакавшим столько верст, чтобы справиться о его здоровье.
– Говорят, что Фрэй немало приобрел на службе у Храма, – завистливо вздохнул владетель Гоголандский.
Никто на слова Гоголандского не откликнулся. Владетели не на шутку продрогли на морозе и сейчас их мало волновали успехи Ульвинского, всем хотелось как можно быстрее добраться до весело гудящего очага. Баддер, слуга Гарольда, поднес к замерзшим губам рог и протрубил сигнал Нордлэнда. В крепости гостей в эту пору, похоже, не ждали, во всяком случае владетелям довольно долго пришлось ежиться на ветру. Наконец ржавые цепи подъемного моста заскрипели, и все вздохнули с облегчением.
Среди встречавших Гарольд не увидел знакомой фигуры достойного жреца Санлукара. Зато стоявший впереди всех человек в алом плаще наверняка был Фрэем Ульвинским. Почти пятнадцать лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, но нордлэндца трудно с кем-то перепутать. Гарольд пристально всматривался в высокого худого горданца, который стоял рядом с благородным Фрэем. Надо полагать, это и был жрец Карталон, о котором упоминал Заадамский.
Жаль, что достойный Санлукар не вышел встречать короля Нордлэнда. Скорее всего, именно его отсутствием объяснялся холодок, возникший в начале столь долго ожидаемой встречи. Гарольд бросил поводья Балдеру и легко спрыгнул на землю. Владетели последовали его примеру, и только королевские гвардейцы продолжали по-прежнему сидеть в седлах.
– Рад видеть тебя живым и здоровым, благородный Фрэй. – Гарольд широко раскрыл объятья. Ульвинский не ловко ткнулся лицом в плечо короля, кажется, не особенно радуясь встрече. Или это долгая болезнь на него так повлияла?
– Я не вижу достойного Санлукара, – Гарольд окинул взглядом встречавших его людей, – надеюсь с ним ничего не случилось?
– Достойного Санлукара уже нет в живых, – отозвался на вопрос короля горданец, – но не думаю, что его отсутствие помешает нашему разговору.
Гарольду никак не удавалось разглядеть лицо говорившего. Выделялись на этом лице только шрамы да глаза, недружелюбно смотревшие из-под густых бровей. Горданец покачнувшись, шагнул навстречу королю. Он ко всему еще и хромал, этот достойный жрец Храма.
– Ты, кажется, до сих пор не узнал меня, Гарольд Нордлэндский.
Горданец взял из рук слуги факел и осветил свое лицо. Надо полагать, он когда-то был красив, но те времена ушли вместе с молодостью. Нет, Гарольд не помнил этого человека. Встреча на морозе явно затягивалась, и король начал терять терпение.
– Я не помню тебя, достойный, – сказал он, не скрывая раздражения. – Видимо, ты слишком изменился с тех пор.
Последние слова можно было принять и за насмешку, но чужака они, видимо, не задели. Разве что блеснули из-под изуродованных губ два ряда белых зубов, да в темных глазах вспыхнули огоньки, красные, как у волка, почуявшего добычу. И в этот момент он, кажется, кого-то напомнил Гарольду. Скорее всего Атталида – та же манера улыбаться, прищуривая левый глаз, та же привычка вскидывать голову, словно от увесистого удара в челюсть.
Владетели за спиной короля дружно зароптали. Странные манеры у этих храмовиков, сколько можно держать людей на морозе? Давно уже пришла пора угостить их чаркой доброго вина. Гарольд огляделся по сторонам. Не менее полусотни молодцов с огненными арбалетами в руках окружали прибывших нордлэндцев плотным кольцом. Вероятно, это были гвардейцы Храма.
– Я начинаю беспокоиться, – попробовал улыбнуться Гарольд. – Ивар Хаарский обещал мне куда более теплый прием.
– Я не знаком с Иваром Хаарским. Но если ты имеешь в виду вот этого кудрявого молодца, то его зовут Тором Ингуальдским.
Король наконец разглядел Ивара, тот стоял чуть в стороне от других, сжимая в руках тяжелый арбалет Храма. Икар не улыбался, он был непривычно серьезен, слишком даже серьезен.
– Ингуальдский? – владетель Заадамский сделал шаг вперед и остановился потрясенный.
– Он тоже твой родственник, Гарольд, сын твоей сестры, с которой ты не пожелал познакомиться.
Гарольд по-прежнему не узнавал собеседника, но сейчас он уже догадывался, кто стоит перед ним, хотя разум все еще сопротивлялся, отказываясь верить в происходящее.
– Жаль, что благородная Сигрид Брандомская не почтила нас своим присутствием. На кого ты ее оставил в этот раз, благородный Гарольд? Сначала ты предлагал ее мне, потом ею пользовался Хокан Гутормский, которого мне пришлось повесить, дабы пресечь бесчестье нашего рода, а кто сейчас спит в ее постели?
– Бес, – страшно выдохнул Гарольд, – будь ты проклят!
– Ты убил моих друзей и повесил мою мать. Я ждал этого часа и рад, что дождался.
Мало кто из нордлэндских владетелей понимал, о чем, собственно, идет речь. Что нужно этому горданцу и почему молчит Фрэй Ульвинский. Глухой ропот за спиной Гарольда нарастал, пока не оборвался громкой репликой пьяного Берна Фондемского:
– Не лучше ли нам продолжить этот разговор за столом. Горданец хрипло рассмеялся. Благородный Бьерн только руками развел по поводу столь странной реакции на свое дельное предложение.
– Это Черный колдун, – процедил сквозь зубы Ингольф Заадамский. И эти слова заставили побледнеть многих, даже до Фондемского стало потихоньку доходить, в какой ситуации они все оказались и чем она им грозит в ближайшем будущем.
– Где мой сын? – Гарольд произнес эти слова почти шепотом, но они отчетливо прозвучали в наступившей мертвой тишине.
– Твой сын жив и здоров. Впрочем, тебя он не помнит. Гарольд перевел глаза на бледного Ульвинского:
– А ведь когда-то мы были друзьями, Фрэй. Владетель отшатнулся, словно опасался удара. Гарольд усмехнулся и перевел глаза на стоящего рядом Атталида:
– Я рад за тебя, достойный, или как там тебя, вы с Иваром отлично сыграли свои роли. С такими способностями вам самое место в буржском балагане.
– Моего сына зовут Волком, – Бес вплотную приблизился к королю, – Ты помнишь Волка, благородный король Гарольд?
Они стояли молча лицом к лицу, сцепившись горящими от ненависти глазами. Лицо Гарольда дернулось раз-другой и побелело от боли, но глаз своих он не отвел и не спрятал.
– Я ни о чем не жалею. Слышишь ты, горданский ублюдок, ни о чем. Я дал тебе тогда шанс выжить, посмотрим, насколько ты благородной крови, Бес Ожский.
– Конечно, Гарольд, я дам тебе шанс. Никто не посмеет упрекнуть Черного колдуна в отсутствии благородства. Освободите нам место.
Гарольд вздохнул с облегчением. Смерть в бою не так уж страшна, тем более что жизнь можно продать и подороже. Гарольд обнажил меч и взял у одного из гвардейцев круглый щит – посмотрим, чего он стоит в драке, этот меченый подонок.
Бес стоял в десяти шагах от изготовившегося к поединку противника, скрестив руки на груди. Он даже, кажется, улыбался.
– Где твои мечи, Бес Ожский? Уж не думаешь ли ты, что справишься со мной голыми руками?
– Ты прав как всегда, благородный Гарольд. – Черный колдун брезгливо скривил изуродованные губы. – Чуб, мои мечи.
Бес вдруг присел, словно перед прыжком, а затем стремительно распрямился, как стальная пружина. Гарольд захрипел, схватился за горло и стал медленно заваливаться назад. Пораженный Ингольф Заадамский подхватил падающего короля. Руки Гарольда обессилено повисли, меч со звоном покатился по каменным плитам, напрягшееся тело дернулось раз, другой на руках у владетеля и затихло. Рукоять длинного ножа нелепо торчала из пробитой насквозь шеи нордлэндского короля. Заадамский поднял на Черного колдуна полные ненависти глаза:
– Ты называешь это честным поединком, меченый?
– Каждый сражается как умеет, – холодно отозвался Бес. Круто развернувшись, он зашагал, прихрамывая, к дому, ни разу не оглянувшись. Неровный звук его шагов странным эхом отдавался в стенах чужой всем крепости храмовиков.
Нордлэндские владетели стыли на месте, как громом пораженные. Смерть Гарольда казалась им чудовищной нелепостью. Опомнившиеся первыми, гвардейцы схватились за мечи, но Ингольф Заадамский остановил их – слишком уж неравными были силы. Вооруженные огненными арбалетами меченые Черного колдуна в течение считанных мгновений расправились бы с противниками.
– Что будет с нами? – спросил Ингольф у подошедшего Волка.
Меченый косо посмотрел на мертвого Гарольда, потом перевел глаза на Заадамского и крикнул своим:
– Откройте ворота.
Рослый меченый склонился к Атталиду и что-то горячо зашептал ему на ухо. Сердце Заадамского почти остановилось – взмаха руки этого меченого горданца хватило бы для того, чтобы двор крепости был устелен трупами.
– Я отвечаю, – Волк холодно посмотрел в глаза Чубу. – Открывайте ворота.
Тяжелые ворота крепости натужно заскрипели, давая свободу тем, кто уже успел проститься с жизнью.
– Застегнись, государь, – посоветовал ему Атталид, – не ровен час простудишься, кто поведет нас тогда на Черного колдуна?
И вновь в голосе горданца Гарольду почудилась насмешка, он с такой силой дернул на себя повод, что конь взвился на дыбы и едва не опрокинулся на спину. Сердитые глаза короля уставились прямо в лицо помрачневшего горданца.
– Я рад, что тебе весело, Атталид, но посмотрим, кто будет смеяться последним.
– Все может быть, государь, – холодно отозвался горданец, – но как бы нам не пришлось всю ночь веселиться под открытым небом. Темнеет, а путь неблизкий.
Владетели дружно поддержали Атталида. Змеиное горло – не самое лучшее место для ссоры, хотя надменного чужака и следовало бы проучить.
– Мой меч к вашим услугам, благородные господа, – Атталид окинул владетелей надменным взглядом, – но не раньше, чем мы достигнем стен крепости.
Гарольд сорвался с места первым и, не оглядываясь, поскакал вперед. Глупая горячность, вызванная забродившим хмелем. Не хватало еще передраться в чистом поле. Мальчишка насмешлив и задирист, но это не тот грех, за который снимают голову по приказу короля.
До крепости добрались, когда уже совсем стемнело, наступивших сумерках огромное сооружение храмовиков выглядело особенно внушительно.
– Умеют строить, – позавидовал Гарольд.
Примолкшие было владетели приободрились. Достойный Санлукар сам вина не пьет, но охотно потчует им гостей, а вина у храмовиков отменные. Да и Фрэй Ульвинский, надо полагать, будет рад землякам, проскакавшим столько верст, чтобы справиться о его здоровье.
– Говорят, что Фрэй немало приобрел на службе у Храма, – завистливо вздохнул владетель Гоголандский.
Никто на слова Гоголандского не откликнулся. Владетели не на шутку продрогли на морозе и сейчас их мало волновали успехи Ульвинского, всем хотелось как можно быстрее добраться до весело гудящего очага. Баддер, слуга Гарольда, поднес к замерзшим губам рог и протрубил сигнал Нордлэнда. В крепости гостей в эту пору, похоже, не ждали, во всяком случае владетелям довольно долго пришлось ежиться на ветру. Наконец ржавые цепи подъемного моста заскрипели, и все вздохнули с облегчением.
Среди встречавших Гарольд не увидел знакомой фигуры достойного жреца Санлукара. Зато стоявший впереди всех человек в алом плаще наверняка был Фрэем Ульвинским. Почти пятнадцать лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, но нордлэндца трудно с кем-то перепутать. Гарольд пристально всматривался в высокого худого горданца, который стоял рядом с благородным Фрэем. Надо полагать, это и был жрец Карталон, о котором упоминал Заадамский.
Жаль, что достойный Санлукар не вышел встречать короля Нордлэнда. Скорее всего, именно его отсутствием объяснялся холодок, возникший в начале столь долго ожидаемой встречи. Гарольд бросил поводья Балдеру и легко спрыгнул на землю. Владетели последовали его примеру, и только королевские гвардейцы продолжали по-прежнему сидеть в седлах.
– Рад видеть тебя живым и здоровым, благородный Фрэй. – Гарольд широко раскрыл объятья. Ульвинский не ловко ткнулся лицом в плечо короля, кажется, не особенно радуясь встрече. Или это долгая болезнь на него так повлияла?
– Я не вижу достойного Санлукара, – Гарольд окинул взглядом встречавших его людей, – надеюсь с ним ничего не случилось?
– Достойного Санлукара уже нет в живых, – отозвался на вопрос короля горданец, – но не думаю, что его отсутствие помешает нашему разговору.
Гарольду никак не удавалось разглядеть лицо говорившего. Выделялись на этом лице только шрамы да глаза, недружелюбно смотревшие из-под густых бровей. Горданец покачнувшись, шагнул навстречу королю. Он ко всему еще и хромал, этот достойный жрец Храма.
– Ты, кажется, до сих пор не узнал меня, Гарольд Нордлэндский.
Горданец взял из рук слуги факел и осветил свое лицо. Надо полагать, он когда-то был красив, но те времена ушли вместе с молодостью. Нет, Гарольд не помнил этого человека. Встреча на морозе явно затягивалась, и король начал терять терпение.
– Я не помню тебя, достойный, – сказал он, не скрывая раздражения. – Видимо, ты слишком изменился с тех пор.
Последние слова можно было принять и за насмешку, но чужака они, видимо, не задели. Разве что блеснули из-под изуродованных губ два ряда белых зубов, да в темных глазах вспыхнули огоньки, красные, как у волка, почуявшего добычу. И в этот момент он, кажется, кого-то напомнил Гарольду. Скорее всего Атталида – та же манера улыбаться, прищуривая левый глаз, та же привычка вскидывать голову, словно от увесистого удара в челюсть.
Владетели за спиной короля дружно зароптали. Странные манеры у этих храмовиков, сколько можно держать людей на морозе? Давно уже пришла пора угостить их чаркой доброго вина. Гарольд огляделся по сторонам. Не менее полусотни молодцов с огненными арбалетами в руках окружали прибывших нордлэндцев плотным кольцом. Вероятно, это были гвардейцы Храма.
– Я начинаю беспокоиться, – попробовал улыбнуться Гарольд. – Ивар Хаарский обещал мне куда более теплый прием.
– Я не знаком с Иваром Хаарским. Но если ты имеешь в виду вот этого кудрявого молодца, то его зовут Тором Ингуальдским.
Король наконец разглядел Ивара, тот стоял чуть в стороне от других, сжимая в руках тяжелый арбалет Храма. Икар не улыбался, он был непривычно серьезен, слишком даже серьезен.
– Ингуальдский? – владетель Заадамский сделал шаг вперед и остановился потрясенный.
– Он тоже твой родственник, Гарольд, сын твоей сестры, с которой ты не пожелал познакомиться.
Гарольд по-прежнему не узнавал собеседника, но сейчас он уже догадывался, кто стоит перед ним, хотя разум все еще сопротивлялся, отказываясь верить в происходящее.
– Жаль, что благородная Сигрид Брандомская не почтила нас своим присутствием. На кого ты ее оставил в этот раз, благородный Гарольд? Сначала ты предлагал ее мне, потом ею пользовался Хокан Гутормский, которого мне пришлось повесить, дабы пресечь бесчестье нашего рода, а кто сейчас спит в ее постели?
– Бес, – страшно выдохнул Гарольд, – будь ты проклят!
– Ты убил моих друзей и повесил мою мать. Я ждал этого часа и рад, что дождался.
Мало кто из нордлэндских владетелей понимал, о чем, собственно, идет речь. Что нужно этому горданцу и почему молчит Фрэй Ульвинский. Глухой ропот за спиной Гарольда нарастал, пока не оборвался громкой репликой пьяного Берна Фондемского:
– Не лучше ли нам продолжить этот разговор за столом. Горданец хрипло рассмеялся. Благородный Бьерн только руками развел по поводу столь странной реакции на свое дельное предложение.
– Это Черный колдун, – процедил сквозь зубы Ингольф Заадамский. И эти слова заставили побледнеть многих, даже до Фондемского стало потихоньку доходить, в какой ситуации они все оказались и чем она им грозит в ближайшем будущем.
– Где мой сын? – Гарольд произнес эти слова почти шепотом, но они отчетливо прозвучали в наступившей мертвой тишине.
– Твой сын жив и здоров. Впрочем, тебя он не помнит. Гарольд перевел глаза на бледного Ульвинского:
– А ведь когда-то мы были друзьями, Фрэй. Владетель отшатнулся, словно опасался удара. Гарольд усмехнулся и перевел глаза на стоящего рядом Атталида:
– Я рад за тебя, достойный, или как там тебя, вы с Иваром отлично сыграли свои роли. С такими способностями вам самое место в буржском балагане.
– Моего сына зовут Волком, – Бес вплотную приблизился к королю, – Ты помнишь Волка, благородный король Гарольд?
Они стояли молча лицом к лицу, сцепившись горящими от ненависти глазами. Лицо Гарольда дернулось раз-другой и побелело от боли, но глаз своих он не отвел и не спрятал.
– Я ни о чем не жалею. Слышишь ты, горданский ублюдок, ни о чем. Я дал тебе тогда шанс выжить, посмотрим, насколько ты благородной крови, Бес Ожский.
– Конечно, Гарольд, я дам тебе шанс. Никто не посмеет упрекнуть Черного колдуна в отсутствии благородства. Освободите нам место.
Гарольд вздохнул с облегчением. Смерть в бою не так уж страшна, тем более что жизнь можно продать и подороже. Гарольд обнажил меч и взял у одного из гвардейцев круглый щит – посмотрим, чего он стоит в драке, этот меченый подонок.
Бес стоял в десяти шагах от изготовившегося к поединку противника, скрестив руки на груди. Он даже, кажется, улыбался.
– Где твои мечи, Бес Ожский? Уж не думаешь ли ты, что справишься со мной голыми руками?
– Ты прав как всегда, благородный Гарольд. – Черный колдун брезгливо скривил изуродованные губы. – Чуб, мои мечи.
Бес вдруг присел, словно перед прыжком, а затем стремительно распрямился, как стальная пружина. Гарольд захрипел, схватился за горло и стал медленно заваливаться назад. Пораженный Ингольф Заадамский подхватил падающего короля. Руки Гарольда обессилено повисли, меч со звоном покатился по каменным плитам, напрягшееся тело дернулось раз, другой на руках у владетеля и затихло. Рукоять длинного ножа нелепо торчала из пробитой насквозь шеи нордлэндского короля. Заадамский поднял на Черного колдуна полные ненависти глаза:
– Ты называешь это честным поединком, меченый?
– Каждый сражается как умеет, – холодно отозвался Бес. Круто развернувшись, он зашагал, прихрамывая, к дому, ни разу не оглянувшись. Неровный звук его шагов странным эхом отдавался в стенах чужой всем крепости храмовиков.
Нордлэндские владетели стыли на месте, как громом пораженные. Смерть Гарольда казалась им чудовищной нелепостью. Опомнившиеся первыми, гвардейцы схватились за мечи, но Ингольф Заадамский остановил их – слишком уж неравными были силы. Вооруженные огненными арбалетами меченые Черного колдуна в течение считанных мгновений расправились бы с противниками.
– Что будет с нами? – спросил Ингольф у подошедшего Волка.
Меченый косо посмотрел на мертвого Гарольда, потом перевел глаза на Заадамского и крикнул своим:
– Откройте ворота.
Рослый меченый склонился к Атталиду и что-то горячо зашептал ему на ухо. Сердце Заадамского почти остановилось – взмаха руки этого меченого горданца хватило бы для того, чтобы двор крепости был устелен трупами.
– Я отвечаю, – Волк холодно посмотрел в глаза Чубу. – Открывайте ворота.
Тяжелые ворота крепости натужно заскрипели, давая свободу тем, кто уже успел проститься с жизнью.
Часть третья
ПОТОП
Глава 1
НАСЛЕДНИК
Владетели доставили тело убитого короля в Ожский замок к утру следующего дня. Ингольф Заадамский долго мял в руках меховую шапку, прежде чем осмелиться войти в комнату Сигрид. Она подняла ему навстречу бледное неподвижное лицо и что-то прошептала посеревшими губами. Благородный Ингольф испуганно подался вперед.
– Черный колдун?
Заадамский только потерянно кивнул белобрысой головой. Больше она ничего не спросила, лишь крепко сжала побелевшими пальцами подлокотники дубового кресла. Ингольф молча поклонился и, покачиваясь от вдруг нахлынувшей усталости, вышел из комнаты.
– Я послал за владетелем Отранским, – Фондемский шагнул навстречу Заадамскому. – Принц Рагнвальд с гвардейцами уже на подходе.
– Король Рагнвальд, – хмуро поправил его благородный Ингольф.
Но Бьерн его не расслышал:
– Мы разрушим это осиное гнездо.
Заадамский с сомнением покачал головой. Храмовики умеют строить, поэтому взять крепость штурмом будет со всем непросто. Четырьмястами гвардейцами здесь не обойтись.
– У нас есть порох, – стоял на своем упрямый Бьерн. – Приграничные владетели не откажутся помочь.
– У Черного колдуна полсотни огненных арбалетов Храма. В таком деле если поспешишь, то людей насмешишь. Счастье еще, что живыми ушли из крепости.
– Ушли, да не все, – зло ощерился Фондемский. Никто ему не возразил. Остывшее тело короля лежало в часовне Ожского замка, и каждый из присутствовавших остро ощущал чувство вины за случившееся. Правда, и сам Гарольд, царство ему небесное, обманулся непростительнейшим образом.
– Я всегда подозревал этого Атталида, – хлопнул ладонью по столу владетель Гоголандский.
– Ты очень умело скрывал свои подозрения, благородный Арвид, – ехидно заметил Фондемский.
Владетели сдержанно засмеялись. Если уж Гарольд не разобрался в собственной родне, то что говорить о других.
– Как это Лаудсвильский прохлопал заговор у себя под носом? – крякнул с досады владетель Холеймский. – Ивар Хаарский, скажите пожалуйста! А я пил с ним все эти дни.
– Мальчишка храбро дрался с гуярами, и этот Атталид тоже.
– Меченые, – пожал плечами Фондемский, – драться они умели всегда.
– До сих пор я считал, что замок Ингуальд принадлежит благородному Рекину – откуда взялся этот Тор Ингуальдский?
– Старая история, – махнул рукой Заадамский. – Кристин Ингуальдская родила сына от меченого, а этот Тор, вероятно, ее внук.
– Но, черт возьми, – возмущенно выругался Гоголандский, – я хорошо помню ярла Ульфа, и этот щенок похож на него как две капли воды. Немудрено, что Гарольд обманулся.
– Ульф Хаарский – родной брат Тора Нидрасского, а у Тора кроме Беса и... – Заадамский замялся, не решаясь произнести имя покойного короля. – В общем, у него была еще и дочь. Вероятно, лже-Ивар – это ее сын.
– А разве вы их... – начал было благородный Арвид, но осекся под сердитым взглядом Фондемского. Владетель Ингольф вздохнул и, извинившись, покинул почтенное собрание. Судя по всему, разговор для него был неприятен. По слухам, приграничные владетели здорово тогда отличились в Ожском бору.
– Одного не пойму, – задумчиво проговорил Гольфдан Хилурдский, – какого дьявола Черный колдун выпустил благородного Ингольфа из своих рук?
Владетели переглянулись, и хотя вслух по этому поводу присутствующие высказываться не стали, но в уме заруб сделали. Заадамский был в крепости накануне и должен был заметить неладное, но почему-то не заметил. А королю Гарольду его рассеянность стоила жизни. Весьма подозрительная рассеянность...
Гаук Отранский прискакал в замок Ож утром следующего дня, а еще через пару дней прибыл и принц Рагнвальд во главе гвардейцев. Рагнвальд уже знал о постигшем его несчастье – дурные вести распространяются быстро. Полчаса он провел в часовне над телом отца, а когда вышел к владетелям, то лицо его было хоть и хмурым, но решительным.
– Мы возьмем крепость и повесим Черного колдуна, – сказал он твердо.
Владетели встретили его слова возгласами одобрения, и только Гаук Отранский промолчал, хотя именно его мнение более всего было интересно принцу. По слову Отранского встанут все владетели Приграничья, а если он скажет «нет», то вряд ли из этой затеи получится толк. Рагнвальд пока еще не король, никто не приносил ему вассальной присяги.
– Я не верю Ингольфу, – сразу же объявил Рагнвальд, как только они остались с Отранским наедине, – это он заманил в ловушку моего отца.
Благородный Гаук мрачно усмехнулся на слова молодого короля. Конечно, Рагнвальд не сам пришел к этому выводу, без доброхотов здесь не обошлось.
– Благородный Ингольф, возможно, не блещет умом, – спокойно проговорил Отранский, – но человек он честный. Мы все обманулись, благородный Рагнвальд, а больше всех – сам король Гарольд.
– Кажется, Эвелина Ульвинская находится сейчас в Ожском замке?
– Ты собираешься мстить дочери, которая всего лишь пыталась спасти своего отца?
– И погубила моего! – Глаза Рагнвальда сверкнули бешенством.
– Фрэй Ульвинский – мой родственник, – мрачно напомнил Отранский.
– Фрэй – предатель!
– Скорее, им воспользовались. Вряд ли благородный Фрэй мог предположить, что два сопливых мальчишки обведут вокруг пальца умудренных опытом людей. Извини, государь, но это правда.
– Черный колдун выпустил Ульвинского из крепости с обозом.
– Вероятно, в тайной надежде, что его покараешь ты и тем самым рассоришься с приграничными владетелями.
Это был намек, и Рагнвальд его понял. Приграничные владетели поддержат молодого короля при условии, что он пощадит Фрэя Ульвинского. Рагнвальд сжал кулаки: он плохо начинает, если могущественные вассалы так бесцеремонно диктуют ему свою волю.
– Этот твой родственник, человек страшный, государь.
– Какой родственник? – удивление в голосе молодого короля было искренним.
Гаук подосадовал на свой промах. Он предпочел бы, чтобы другие посвятили этого гордого и, похоже, скорого на расправу молодого человека в тайны его семьи.
– Я думаю, что тебе лучше поговорить об этом с королевой Сигрид, государь, – попытался уклониться от трудного объяснения Отранский.
– Я что-то слышал об этом. Сивенд Норангерский обмолвился перед смертью о брате моего отца.
Король пристально посмотрел на Отранского. Взгляд его был тяжелым и требовательным, и благородному Гауку стало не по себе. Зря он затеял этот разговор, но теперь уже, пожалуй, поздно отступать.
– У твоего деда Тора Нидрасского...
– Моим дедом был король Рагнвальд, ты что-то путаешь, благородный Гаук.
– Ты просил рассказать правду, – напомнил Отранский, – а правда не всегда ласкает слух.
– Продолжай.
– Это старая история, государь. Тор Нидрасский, сын последнего капитана Башни и Гильдис Хаарской, был отцом Гарольда Нордлэндского. Об этом шептались много лет тому назад, когда твоя бабка королева Ингрид блистала неземной красотой. Я бы не стал вспоминать старые буржские сплетни, но, боюсь, их вспомнят другие. У Гарольда было много врагов, и все они достались тебе в наследство. Пока король Гарольд был жив, об этой истории мало кто вспоминал, но сейчас совсем другое дело. Тебе нужно вернуться в Бург, государь, и как можно скорее. В Нордлэнде никогда не было недостатка в желающих примерить корону, взять хотя бы владетеля Гоголандского...
– Арвида?
– Да, государь. Недаром он так торопился с отъездом. Король Гарольд подозревал, что Гоголандский не без греха в деле со сдачей Кольбурга, но доказательств не было.
– У Арвида есть права на нордлэндский трон?
– Его мать была родной сестрой короля Рагнвальда.
– Я поклялся отомстить, – в голосе молодого короля не было прежней решимости, – и владетели меня поддержали.
– И даже слишком горячо поддержали, – усмехнулся Отранский. – Но к чему бы такая горячность – из любви к покойному королю Гарольду? А может, кому-то выгодно, чтобы его сын и наследник как можно дольше оставался на далекой границе и не появлялся в Бурге? Гоголандский уехал еще вчера, а сегодня исчез Хилурдский. Подумай, государь. Черного колдуна голыми руками не возьмешь. Пока мы будем осаждать крепость, нам в тыл выйдут степняки Азарга и Дуды, и нам придется несладко в чистом поле за Змеиным горлом.
– Моя мать...
– Твоя мать всего лишь женщина, убитая горем, к тому же она не без греха в этом деле.
Пожалуй, этого говорить не стоило, но Гаука кто-то словно за язык тянул. Добро хоть Рагнвальд, несмотря на юные годы, научился сдерживать порывы.
– Ты хотел правды, государь, так изволь выслушать до конца. Двадцать лет тому назад твой отец Гарольд Нордлэндский с помощью Сигрид Брандомской и старого владетеля Бьерна заманил меченых в этот замок. Они приехали на пир, полагаясь на слово, данное им Гарольдом. Мы убили их всех, Рагнвальд. А мать Черного колдуна мы распяли на кресте, и твой дед владетель Бьерн лично выжег ей глаза. На моих руках много крови, государь, и на руках короля Гарольда крови было не меньше, но это наши грехи, нам за них и ответ держать перед богом. Уезжай в Бург, благородный Рагнвальд, твое место там, где сейчас решается судьба нордлэндской короны.
– А ты?
– На том кровавом пиру нас было двадцать пять. В живых осталось только четверо: я, Ингольф Заадамский, ярл Мьесенский и старый Рекин Лаудсвильский. Остальные умерли, государь, и их смерть не назовешь легкой. Все эти годы я с ужасом наблюдаю, как слетают головы моих друзей, срубленные чьей-то невидимой рукой. Они погибали в собственных замках, на перекрестках глухих лесных дорог и в шумных городах. Последним полгода назад был убит в далеком Хянджу Эстольд Расвальгский. Фрэй Ульвинский рассказал, что его нашли однажды поутру в постели с кинжалом в одной руке и с собственной головой в другой. Мы, оставшиеся в живых, умирать не торопимся и, надеюсь, одолеем Черного колдуна с твоей и божьей помощью.
Отранский смахнул со стола пустые кубки и развернул большой лист бумаги:
– Это карта, государь, подарок посвященного Чирса. Рагнвальд с любопытством склонился над храмовой диковиной, но ничего практически не понял.
– Это Лэнд, – пояснил Гаук, – а это Храм. Это крепость Санлукара, а это крепость Дейра. Когда-то на этом месте Тор Нидрасский пытался построить новую Башню, но, к сожалению, ему это не удалось. Сюда по реке Сур сплавляют Товары купцы, и именно отсюда они начинают трудный сухопутный поход в Приграничье. Здесь не так уж далеко – от силы дней десять пути. Посвященный Чирс предлагает покроить на караванном пути между Дейрой и Приграничьем три-четыре крепости, опираясь на которые мы сможем противостоять и стае, и Черному колдуну, и разгулявшимся в последнее время степнякам. Твои гвардейцы, государь, плюс горданцы посвященного Чирса смогут противостоять кому угодно.
Рагнвальд внимательно слушал владетеля Отранского, но по его мрачному лицу трудно было определить, одобряет он или отвергает предложенный храмовиками план.
– Рекин утверждает, что Лэнд не в состоянии прокормить возрастающее население.
– Если благородный Рекин и преувеличивает, то самую малость. Мы не можем жить так, как жили наши отцы и деды – и мир вокруг нас изменился, и мы сами стали другими.
– Строительство крепостей потребует значительных средств – кто их нам даст?
– Суранские и наши купцы. Думаю, что деньги, которые они платят Черному колдуну за проводку караванов, для них куда более тяжкое бремя.
– Если бы я знал, что буржские купцы платят дань Черному колдуну, я бы приказал повесить их под окнами своего дворца. Впрочем, это еще не поздно сделать и сейчас.
Благородный Гаук пожал плечами:
– Я полагал, что этот факт известен всем. И суранские, и наши купцы вынуждены платить, иначе их караваны не достигнут Приграничья.
– Тогда среди суранских купцов наверняка немало шпионов Черного колдуна?
– И среди наших тоже. Но я не стал бы их за это казнить. Пока ни мы, ни Храм пальцем о палец не ударили, чтобы обуздать степных и лесных разбойников.
– Тогда почему ты возражаешь против немедленного штурма крепости, где засел этот паук.
– Потому что нам не взять крепость с налета. А пока ты будешь тратить здесь преданных людей в бесплодных атаках, в Бурге утвердится Гоголандский, Хилурдский или какой-нибудь другой авантюрист, готовый обречь Лэнд на междоусобье. Скорее всего, Черный колдун на это и рассчитывает. Он привык таскать каштаны из огня чужими руками. Я уже говорил тебе, что Гоголандский был связан с Норангерским, а Сивенд, как совершенно точно установлено, получал золото от Черного колдуна. Не все так просто в этой жизни, благородный Рагнвальд. Сегодня наша судьба и участь Черного колдуна решается не здесь, на границе, а там, в Бурге. Сумеешь ты, государь, утвердиться на троне своего отца, значит, рано или поздно отомстишь за его смерть, а не сумеешь, – Отранский развел руками, – тогда торжествовать будет Бес Ожский.
Рагнвальд, тяжело ступая, спустился по широкой каменной лестнице во двор Ожского замка и вдохнул полной грудью морозный воздух. Несколько холодных снежинок упало на его разгоряченное лицо. Рагнвальд рассеянно размазал их по щекам. Разговор с матерью был нелегким и это еще мягко сказано. Рагнвальд поморщился и в раздражении пнул подвернувшийся под ногу обледенелый камень. Мать не захотела его понять. Для нее возможность отомстить Черному колдуну важнее спокойствия в государстве. Он разделял ее чувства, его жажда мести была не меньшей, но разум требовал иного. Он не просто сын, он король – вот этого благородная Сигрид Брандомская не захотела понять. Назвала сына трусом и неблагодарным щенком, и это в присутствии владетелей. Благородная Сигрид всегда была несдержанна на язык, но в этот раз она превзошла себя. Неужели она так любила отца? Все эти годы у Рагнвальда были основания предполагать обратное. Чужая душа – потемки. И в собственных чувствах бывает трудно разобраться, а уж в том, что связывает и разделяет других людей, тем более. Даже если эти люди твои родители.
– Черный колдун?
Заадамский только потерянно кивнул белобрысой головой. Больше она ничего не спросила, лишь крепко сжала побелевшими пальцами подлокотники дубового кресла. Ингольф молча поклонился и, покачиваясь от вдруг нахлынувшей усталости, вышел из комнаты.
– Я послал за владетелем Отранским, – Фондемский шагнул навстречу Заадамскому. – Принц Рагнвальд с гвардейцами уже на подходе.
– Король Рагнвальд, – хмуро поправил его благородный Ингольф.
Но Бьерн его не расслышал:
– Мы разрушим это осиное гнездо.
Заадамский с сомнением покачал головой. Храмовики умеют строить, поэтому взять крепость штурмом будет со всем непросто. Четырьмястами гвардейцами здесь не обойтись.
– У нас есть порох, – стоял на своем упрямый Бьерн. – Приграничные владетели не откажутся помочь.
– У Черного колдуна полсотни огненных арбалетов Храма. В таком деле если поспешишь, то людей насмешишь. Счастье еще, что живыми ушли из крепости.
– Ушли, да не все, – зло ощерился Фондемский. Никто ему не возразил. Остывшее тело короля лежало в часовне Ожского замка, и каждый из присутствовавших остро ощущал чувство вины за случившееся. Правда, и сам Гарольд, царство ему небесное, обманулся непростительнейшим образом.
– Я всегда подозревал этого Атталида, – хлопнул ладонью по столу владетель Гоголандский.
– Ты очень умело скрывал свои подозрения, благородный Арвид, – ехидно заметил Фондемский.
Владетели сдержанно засмеялись. Если уж Гарольд не разобрался в собственной родне, то что говорить о других.
– Как это Лаудсвильский прохлопал заговор у себя под носом? – крякнул с досады владетель Холеймский. – Ивар Хаарский, скажите пожалуйста! А я пил с ним все эти дни.
– Мальчишка храбро дрался с гуярами, и этот Атталид тоже.
– Меченые, – пожал плечами Фондемский, – драться они умели всегда.
– До сих пор я считал, что замок Ингуальд принадлежит благородному Рекину – откуда взялся этот Тор Ингуальдский?
– Старая история, – махнул рукой Заадамский. – Кристин Ингуальдская родила сына от меченого, а этот Тор, вероятно, ее внук.
– Но, черт возьми, – возмущенно выругался Гоголандский, – я хорошо помню ярла Ульфа, и этот щенок похож на него как две капли воды. Немудрено, что Гарольд обманулся.
– Ульф Хаарский – родной брат Тора Нидрасского, а у Тора кроме Беса и... – Заадамский замялся, не решаясь произнести имя покойного короля. – В общем, у него была еще и дочь. Вероятно, лже-Ивар – это ее сын.
– А разве вы их... – начал было благородный Арвид, но осекся под сердитым взглядом Фондемского. Владетель Ингольф вздохнул и, извинившись, покинул почтенное собрание. Судя по всему, разговор для него был неприятен. По слухам, приграничные владетели здорово тогда отличились в Ожском бору.
– Одного не пойму, – задумчиво проговорил Гольфдан Хилурдский, – какого дьявола Черный колдун выпустил благородного Ингольфа из своих рук?
Владетели переглянулись, и хотя вслух по этому поводу присутствующие высказываться не стали, но в уме заруб сделали. Заадамский был в крепости накануне и должен был заметить неладное, но почему-то не заметил. А королю Гарольду его рассеянность стоила жизни. Весьма подозрительная рассеянность...
Гаук Отранский прискакал в замок Ож утром следующего дня, а еще через пару дней прибыл и принц Рагнвальд во главе гвардейцев. Рагнвальд уже знал о постигшем его несчастье – дурные вести распространяются быстро. Полчаса он провел в часовне над телом отца, а когда вышел к владетелям, то лицо его было хоть и хмурым, но решительным.
– Мы возьмем крепость и повесим Черного колдуна, – сказал он твердо.
Владетели встретили его слова возгласами одобрения, и только Гаук Отранский промолчал, хотя именно его мнение более всего было интересно принцу. По слову Отранского встанут все владетели Приграничья, а если он скажет «нет», то вряд ли из этой затеи получится толк. Рагнвальд пока еще не король, никто не приносил ему вассальной присяги.
– Я не верю Ингольфу, – сразу же объявил Рагнвальд, как только они остались с Отранским наедине, – это он заманил в ловушку моего отца.
Благородный Гаук мрачно усмехнулся на слова молодого короля. Конечно, Рагнвальд не сам пришел к этому выводу, без доброхотов здесь не обошлось.
– Благородный Ингольф, возможно, не блещет умом, – спокойно проговорил Отранский, – но человек он честный. Мы все обманулись, благородный Рагнвальд, а больше всех – сам король Гарольд.
– Кажется, Эвелина Ульвинская находится сейчас в Ожском замке?
– Ты собираешься мстить дочери, которая всего лишь пыталась спасти своего отца?
– И погубила моего! – Глаза Рагнвальда сверкнули бешенством.
– Фрэй Ульвинский – мой родственник, – мрачно напомнил Отранский.
– Фрэй – предатель!
– Скорее, им воспользовались. Вряд ли благородный Фрэй мог предположить, что два сопливых мальчишки обведут вокруг пальца умудренных опытом людей. Извини, государь, но это правда.
– Черный колдун выпустил Ульвинского из крепости с обозом.
– Вероятно, в тайной надежде, что его покараешь ты и тем самым рассоришься с приграничными владетелями.
Это был намек, и Рагнвальд его понял. Приграничные владетели поддержат молодого короля при условии, что он пощадит Фрэя Ульвинского. Рагнвальд сжал кулаки: он плохо начинает, если могущественные вассалы так бесцеремонно диктуют ему свою волю.
– Этот твой родственник, человек страшный, государь.
– Какой родственник? – удивление в голосе молодого короля было искренним.
Гаук подосадовал на свой промах. Он предпочел бы, чтобы другие посвятили этого гордого и, похоже, скорого на расправу молодого человека в тайны его семьи.
– Я думаю, что тебе лучше поговорить об этом с королевой Сигрид, государь, – попытался уклониться от трудного объяснения Отранский.
– Я что-то слышал об этом. Сивенд Норангерский обмолвился перед смертью о брате моего отца.
Король пристально посмотрел на Отранского. Взгляд его был тяжелым и требовательным, и благородному Гауку стало не по себе. Зря он затеял этот разговор, но теперь уже, пожалуй, поздно отступать.
– У твоего деда Тора Нидрасского...
– Моим дедом был король Рагнвальд, ты что-то путаешь, благородный Гаук.
– Ты просил рассказать правду, – напомнил Отранский, – а правда не всегда ласкает слух.
– Продолжай.
– Это старая история, государь. Тор Нидрасский, сын последнего капитана Башни и Гильдис Хаарской, был отцом Гарольда Нордлэндского. Об этом шептались много лет тому назад, когда твоя бабка королева Ингрид блистала неземной красотой. Я бы не стал вспоминать старые буржские сплетни, но, боюсь, их вспомнят другие. У Гарольда было много врагов, и все они достались тебе в наследство. Пока король Гарольд был жив, об этой истории мало кто вспоминал, но сейчас совсем другое дело. Тебе нужно вернуться в Бург, государь, и как можно скорее. В Нордлэнде никогда не было недостатка в желающих примерить корону, взять хотя бы владетеля Гоголандского...
– Арвида?
– Да, государь. Недаром он так торопился с отъездом. Король Гарольд подозревал, что Гоголандский не без греха в деле со сдачей Кольбурга, но доказательств не было.
– У Арвида есть права на нордлэндский трон?
– Его мать была родной сестрой короля Рагнвальда.
– Я поклялся отомстить, – в голосе молодого короля не было прежней решимости, – и владетели меня поддержали.
– И даже слишком горячо поддержали, – усмехнулся Отранский. – Но к чему бы такая горячность – из любви к покойному королю Гарольду? А может, кому-то выгодно, чтобы его сын и наследник как можно дольше оставался на далекой границе и не появлялся в Бурге? Гоголандский уехал еще вчера, а сегодня исчез Хилурдский. Подумай, государь. Черного колдуна голыми руками не возьмешь. Пока мы будем осаждать крепость, нам в тыл выйдут степняки Азарга и Дуды, и нам придется несладко в чистом поле за Змеиным горлом.
– Моя мать...
– Твоя мать всего лишь женщина, убитая горем, к тому же она не без греха в этом деле.
Пожалуй, этого говорить не стоило, но Гаука кто-то словно за язык тянул. Добро хоть Рагнвальд, несмотря на юные годы, научился сдерживать порывы.
– Ты хотел правды, государь, так изволь выслушать до конца. Двадцать лет тому назад твой отец Гарольд Нордлэндский с помощью Сигрид Брандомской и старого владетеля Бьерна заманил меченых в этот замок. Они приехали на пир, полагаясь на слово, данное им Гарольдом. Мы убили их всех, Рагнвальд. А мать Черного колдуна мы распяли на кресте, и твой дед владетель Бьерн лично выжег ей глаза. На моих руках много крови, государь, и на руках короля Гарольда крови было не меньше, но это наши грехи, нам за них и ответ держать перед богом. Уезжай в Бург, благородный Рагнвальд, твое место там, где сейчас решается судьба нордлэндской короны.
– А ты?
– На том кровавом пиру нас было двадцать пять. В живых осталось только четверо: я, Ингольф Заадамский, ярл Мьесенский и старый Рекин Лаудсвильский. Остальные умерли, государь, и их смерть не назовешь легкой. Все эти годы я с ужасом наблюдаю, как слетают головы моих друзей, срубленные чьей-то невидимой рукой. Они погибали в собственных замках, на перекрестках глухих лесных дорог и в шумных городах. Последним полгода назад был убит в далеком Хянджу Эстольд Расвальгский. Фрэй Ульвинский рассказал, что его нашли однажды поутру в постели с кинжалом в одной руке и с собственной головой в другой. Мы, оставшиеся в живых, умирать не торопимся и, надеюсь, одолеем Черного колдуна с твоей и божьей помощью.
Отранский смахнул со стола пустые кубки и развернул большой лист бумаги:
– Это карта, государь, подарок посвященного Чирса. Рагнвальд с любопытством склонился над храмовой диковиной, но ничего практически не понял.
– Это Лэнд, – пояснил Гаук, – а это Храм. Это крепость Санлукара, а это крепость Дейра. Когда-то на этом месте Тор Нидрасский пытался построить новую Башню, но, к сожалению, ему это не удалось. Сюда по реке Сур сплавляют Товары купцы, и именно отсюда они начинают трудный сухопутный поход в Приграничье. Здесь не так уж далеко – от силы дней десять пути. Посвященный Чирс предлагает покроить на караванном пути между Дейрой и Приграничьем три-четыре крепости, опираясь на которые мы сможем противостоять и стае, и Черному колдуну, и разгулявшимся в последнее время степнякам. Твои гвардейцы, государь, плюс горданцы посвященного Чирса смогут противостоять кому угодно.
Рагнвальд внимательно слушал владетеля Отранского, но по его мрачному лицу трудно было определить, одобряет он или отвергает предложенный храмовиками план.
– Рекин утверждает, что Лэнд не в состоянии прокормить возрастающее население.
– Если благородный Рекин и преувеличивает, то самую малость. Мы не можем жить так, как жили наши отцы и деды – и мир вокруг нас изменился, и мы сами стали другими.
– Строительство крепостей потребует значительных средств – кто их нам даст?
– Суранские и наши купцы. Думаю, что деньги, которые они платят Черному колдуну за проводку караванов, для них куда более тяжкое бремя.
– Если бы я знал, что буржские купцы платят дань Черному колдуну, я бы приказал повесить их под окнами своего дворца. Впрочем, это еще не поздно сделать и сейчас.
Благородный Гаук пожал плечами:
– Я полагал, что этот факт известен всем. И суранские, и наши купцы вынуждены платить, иначе их караваны не достигнут Приграничья.
– Тогда среди суранских купцов наверняка немало шпионов Черного колдуна?
– И среди наших тоже. Но я не стал бы их за это казнить. Пока ни мы, ни Храм пальцем о палец не ударили, чтобы обуздать степных и лесных разбойников.
– Тогда почему ты возражаешь против немедленного штурма крепости, где засел этот паук.
– Потому что нам не взять крепость с налета. А пока ты будешь тратить здесь преданных людей в бесплодных атаках, в Бурге утвердится Гоголандский, Хилурдский или какой-нибудь другой авантюрист, готовый обречь Лэнд на междоусобье. Скорее всего, Черный колдун на это и рассчитывает. Он привык таскать каштаны из огня чужими руками. Я уже говорил тебе, что Гоголандский был связан с Норангерским, а Сивенд, как совершенно точно установлено, получал золото от Черного колдуна. Не все так просто в этой жизни, благородный Рагнвальд. Сегодня наша судьба и участь Черного колдуна решается не здесь, на границе, а там, в Бурге. Сумеешь ты, государь, утвердиться на троне своего отца, значит, рано или поздно отомстишь за его смерть, а не сумеешь, – Отранский развел руками, – тогда торжествовать будет Бес Ожский.
Рагнвальд, тяжело ступая, спустился по широкой каменной лестнице во двор Ожского замка и вдохнул полной грудью морозный воздух. Несколько холодных снежинок упало на его разгоряченное лицо. Рагнвальд рассеянно размазал их по щекам. Разговор с матерью был нелегким и это еще мягко сказано. Рагнвальд поморщился и в раздражении пнул подвернувшийся под ногу обледенелый камень. Мать не захотела его понять. Для нее возможность отомстить Черному колдуну важнее спокойствия в государстве. Он разделял ее чувства, его жажда мести была не меньшей, но разум требовал иного. Он не просто сын, он король – вот этого благородная Сигрид Брандомская не захотела понять. Назвала сына трусом и неблагодарным щенком, и это в присутствии владетелей. Благородная Сигрид всегда была несдержанна на язык, но в этот раз она превзошла себя. Неужели она так любила отца? Все эти годы у Рагнвальда были основания предполагать обратное. Чужая душа – потемки. И в собственных чувствах бывает трудно разобраться, а уж в том, что связывает и разделяет других людей, тем более. Даже если эти люди твои родители.