– Мне двадцать лет, – надменно ответил Бес, – и уже никогда не будет меньше.
   Хармид прибыл перед рассветом. Пешки окружили пленных и погнали через лес, споро работая хлыстами. Бес ехал позади, по привычке озираясь по сторонам, изредка бросая сквозь зубы короткие команды. Светало. Мир наполнялся птичьим гомоном, и Бесу вспомнилось далекое детство, когда он встречал рассветы в таком же чистом, умытом утренней росой лесу. С тех пор прошло не так уж много лет и целая вечность. Храм словно ударом меча разрубил его жизнь на две половинки. И та, прежняя жизнь, казалась Бесу нереальной и почти чужой. К нему вернулась память, но прежним Бесом он уже не стал – слишком долго и усердно уродовали его душу, слишком долго ему промывали мозги. Но в это утро он словно ненадолго вернулся в юность и почти ощутил себя меченым из Ожского бора, грозой торговых караванов и владетельских замков. Он еще вернется в Приграничье хотя бы для того, чтобы отомстить. Бес помрачнел: лес всегда был его другом, чего нельзя сказать о людях. Люди делились на тех, кого нужно убивать, и на тех, с которыми можно делать эту грязную работу. И все. Такова судьба почтенного Ахая, Несокрушимого Меча Храма. Черного колдуна, как называют его невежественные варвары.
   – Кархадашт. – Хармид вдруг приподнялся на стременах и указал рукой на приближающихся всадников.
   Что ж, Бесу было чем порадовать почтенного жреца, теперь бритой голове Щита Великого не грозит ни веревка, ни меч палача.
   – Я не вижу мужчин, – Кархадашт окинул измученных женщин ненавидящим взглядом.
   – Мы оставили их гнить в болоте, – усмехнулся Бес, – месть за убитых гвардейцев была ужасной. Хармид с удивлением покосился на начальника, но промолчал. А Кархадашт огорчился.
   – Я предпочел бы убить их собственными руками. Но я благодарю тебя, почтенный Ахай, – спохватился он, – и никогда не забуду твоей услуги.
   – Все мы рабы Великого, – спокойно заметил Несокрушимый Меч Храма. – Какая разница, чьими руками он творит справедливый суд, твоими или моими.
   – Почему ты оставил женщин в живых?
   – Смерть была бы для них избавлением, а я не настолько добр, почтенный.
   На лице жреца Ахая появилась злая улыбка, он скользнул по лицам женщин холодными глазами, и те отшатнулись от его взгляда, как от свистящего хлыста.
   – Посвященный Вар разбил остатки войск Сабудая в Западных лесах. Я поспешил навстречу тебе, почтенный, чтобы сообщить эту радостную весть.
   К удивлению Кархадашта, Несокрушимый Меч Храма никак не отреагировал на его слова. Почтенный Ахай не отрываясь смотрел в зеленые глаза одной из полонянок, и его смуглое хищное, лицо бледнело с поразительной быстротой, словно из его жил разом выпустили всю кровь.

Глава 11
ЗАГОВОР

   Бес бурей ворвался в комнату, глаза его горели от возбуждения, а черный плащ, описав полукруг, едва не смахнул стоящие на столе хрустальные кубки.
   – Я нашел его, – крикнул он и ударил по стене кулаком с такой силой, что металлический щит сорвался с привычного места и покатился со звоном по каменному полу.
   Маленький Тор, сидевший на руках у матери, испуганно вздрогнул и заплакал. Ула сердито глянула на брата:
   – Ты никогда не повзрослеешь, Бес!
   – Я нашел его! – Почтенный Ахай подхватил своего Волка и подбросил к самому потолку. Ребенок захлебнулся от смеха и радостно замахал руками, хватая отца за густую шевелюру.
   – Кого ты нашел?
   – Ару, – Бес удивленно посмотрел на сестру. – А разве я не сказал?
   Ула отшатнулась, словно ее ударили. Пухлые ее губы мелко задрожали, и Бес испугался, что она сейчас заплачет. Надежда вновь вспыхнула в ее сердце, а надеяться и ждать в этой жизни самое трудное.
   – Я обнаружил его среди пленных варваров, – быстро начал рассказывать Бес – Кархадашт помог. Ара жив и почти здоров, если не считать раны на плече да слегка проломленной головы.
   – Ты говорил с ним?
   – Это не так просто сделать, – лицо Беса помрачнело, – но все равно: раз я знаю, где он, то мы его вытащим.
   – А остальных?
   – Каких остальных?
   – Сабудая и его соратников.
   – Какое мне дело до Сабудая, – взорвался Бес, – варвар он и есть варвар.
   Он в раздражении заходил по комнате, бросая время от времени на женщин-полонянок недовольные взгляды. Ула слишком многого от него хочет. Вытащить одного Ару – куда ни шло, хотя и здесь придется попотеть, но освободить Сабудая – это выше человеческих сил. Жрецы Храма, заполучив грозного варвара в свои руки, сделают все, чтобы смерть ослушника запала в души непосвященных на долгие годы. Храм не будет церемониться с варварами – день их массовой казни уже назначен. Сам посвященный Геронт заинтересован, чтобы все прошло гладко. Даже посвященный Вар, если бы захотел, не смог бы спасти Сабудая.
   – А твой Геронт не может умереть?
   Бес замер, словно пораженный молнией, и оторопело уставился на сестру.
   – Есть, наверное, в Храме люди, которые не будут рыдать над его могилой.
   – Допустим, – криво усмехнулся Бес – Но чтобы добраться до горла посвященного Геронта, нужно посадить на мечи несколько тысяч человек его личной охраны.
   – И это говорит меченый, который не боялся ни каменных стен владетельских замков, ни мечей храмовиков. Я не узнаю тебя, Бес.
   Она всегда умела его завести, в этом ей не откажешь. Но и он уже не прежний Бес, жизнь многому научила его. Уле легко говорить, она не знает ни Храма, ни злобного коварства его служителей. Бес, несмотря на свой ранг почтенного, всего лишь песчинка в этом жестоком мире.
   – А ты попроси помощи у дядюшки Чирса, – глаза Улы насмешливо блеснули, – наверняка он спит и видит себя на месте Геронта.
   – Чирс не станет рисковать, – угрюмо заметил Бес – Тем более из-за какого-то варвара. Он очень осторожный человек, посвященный сын великого Ахая.
   Был, конечно, способ заставить Чирса подсуетиться, но Бесу не хотелось пускать его в ход при данных обстоятельствах. И зачем Уле понадобился Сабудай, как будто у них своих забот мало. Бес угрюмо опустился в кресло, притянул к себе одну из полонянок и впал в задумчивость.
   Ула смотрела на него с нескрываемым возмущением:
   – Оставь женщину. Возможно, ее муж жив и тебе придется вернуть ее.
   – А с какой стати я ее должен отдавать?! – удивился Бес – К тому же я ей нравлюсь, спроси у нее сама.
   Наверное, он говорил правду, но Улу давно возмущало отношение Беса как к женщинам, так и к людям вообще. Это уже не один раз становилось предметом их споров и ссор. Часто Ула просто не узнавала прежнего Беса – весельчака, хвастуна и балагура! Ничего подобного не осталось в этом мрачном надменном молодом человеке с холодными, почти черными глазами. Словно стена вырастала вдруг между ними, и проломить эту стену, чтобы достучаться до его сердца, было совсем не просто. Бес привык повелевать людьми и помыкать ими, и ужас, который он внушал окружающим, принимался им как нечто само собой разумеющееся. Впрочем, с Улой он оставался прежним Бесом, время от времени она читала на лице брата страх – потерять ее и снова остаться один на один с жестоким миром. И тогда в ее сердце вспыхивала жалость и появлялось желание защитить его, как это было давным-давно, в пору их детства. Но Бес уже не был ребенком, и это она сейчас нуждалась в его помощи, чтобы спасти мужа, Сабудая и многих других, с которыми связала ее судьба и которые стали ее родичами, ее племенем. Бес был среди тех, кто разрушил их мир, их жизнь, их трудное счастье. Грехи брата – это и ее грехи. Им вместе придется выбираться из той ямы, в которую он угодил.
   – Я не буду спрашивать у нее, я спрошу у тебя – кто ты, Бес Ожский, человек или храмовый пес?
   Бес побледнел от обиды. Она ждала взрыва, но он сдержался и молча вышел, лишь хлопнув дверью на прощанье. Женщины испуганно переглянулись. Ула улыбнулась: возможно, ее брат и изменился, но в нем осталось слишком много от прежнего Беса, чтобы он мог вот так просто бросить на произвол судьбы и своих, и ее друзей.
 
   Посвященный Чирс не слишком обрадовался приходу племянника, а слова почтенного Ахая и вовсе поставили его в тупик. Некоторое время он собирался с мыслями, чтобы дать отпор зарвавшемуся мальчишке.
   – Бунт рабов накануне казни – да ты в своем уме, почтенный?
   – Посвященный Чирс предпочитает быть зарезанным в собственной постели? Не далее как вчера мне пришлось укоротить десяток рук, тянувшихся к моей шее.
   Чирс пренебрежительно махнул рукой. Подобные происшествия для Храма обыденность, и не стоит принимать все так близко к сердцу. Но то, что предлагает почтенный Ахай, слишком рискованно.
   – Посвященный Чирс знает более короткий и безопасный путь к цели? Или нынешнее жалкое положение мелкого прихлебателя посвященного Геронта вполне устраивает сына великого Ахая?
   Чирс опустился в кресло и глубоко задумался. Его холеные пальцы отбивали дробь по подлокотнику кресла. Глубокая морщина прорезала высокий лоб, а уголки четко очерченных губ изогнулись в кривой усмешке. Посвященный был далеко уже не молод и с каждым прожитым годом осознавал это все острее. Нельзя сказать, что он сидел сложа руки, но ему не хватало решимости для последнего шага. Он выжидал, а в это время Храмом правил Геронт, тупой невежда, который опошлил и вывернул наизнанку благородные устремления предков. Чирсу казалось, что сил пока мало, что надо поймать в сети еще одного посвященного, и вот тогда... Но «тогда» не наступало, и с каждым годом он все больше сомневался и в себе, и в своих соратниках. Что, если ему не хватит сил, чтобы вы тащить расхлябанную телегу из грязи, в которой она увязла? И не развалится ли телега от всех этих передряг? И тогда наступит конец спокойной жизни, к которой он, чего греха таить, привык за последние годы, конец попыткам вернуть утраченные знания отцов. Он, Чирс, последний, кто может сделать это. А за его спиной пустота. Только посвященный Вар еще способен его понять, но Вар стареет, жажда борьбы угасает в нем вместе с остывающей кровью. Пройдет несколько лет, и та же участь постигнет посвященного Чирса. Вопрос о власти решится сам собой. Ему пришлось перешагнуть через многое: смерть отца, которая так и осталась неотомщенной, смерть Тора Нидрасского, одного из не многих, кто способен был понять устремления Чирса, смерть сестры, не простившей ему предательства, и, наконец искалеченная душа этого мальчика, которого он передал Храму с единственной целью: иметь надежное оружие в борьбе с Геронтом. Храм выковал меч на славу, так почему же дрожит рука посвященного Чирса? Быть может потому, что он слишком медлит с ударом? Силы уходят, занесенная рука немеет, и придет время, когда меч просто выскользнет из его пальцев. И все будет кончено. Жизнь уйдет, как вода в песок. Этот мальчик вправе требовать от него решительных действий. Сейчас или никогда.
   – Я дам тебе автоматы, – Чирс поднял глаза на взволнованного Беса. – Но умеют ли тупые варвары управлять оружием горданцев?
   – Умеют, – уверенно отозвался почтенный Ахай. – Кархадашт уже имел случай в этом убедиться.
   – Варварам можно доверять?
   – Я никому не верю, – холодно заметил Бес, – но у меня есть средство заставить их действовать так, как я захочу.
   – Не переоценивай себя, мой мальчик. Людей, идущих на смерть, запугать трудно. Ты ведь обещал им жизнь, не так ли?
   – Я обещал им полчаса. Потом ты можешь отдать приказ об их поимке.
   – Я предпочел бы видеть их мертвыми.
   – Никто не станет работать даром, посвященный. Неужели жизнь или смерть нескольких сотен варваров способна повлиять на успех большого дела?
   – Ты обещал им слишком много, – холодно заметил Чирс – Горе Великого может умерить только смерть убийц его наместника Геронта.
   – Великий не станет заглядывать в лица варваров, посланных сопровождать Геронта в его последнем походе, – почтенный Ахай цинично усмехнулся.
   – Я бы на твоем месте придержал женщин и детей варваров до окончания дела. В качестве заложников.
   – Они не так глупы, посвященный, чтобы верить нам с тобой на слово. Одна из женщин должна будет подать знак Сабудаю, что оба его сына на свободе.
   – Женщину можно заставить это сделать. – Нет.
   – Но почему?
   – Эта женщина моя сестра.
   Лицо Чирса осталось невозмутимым, дрогнули только длинные ресницы. Вот откуда у варваров огненные арбалеты Храма – меченые! Он сам вручил им грозное оружие когда-то очень давно. Значит, уцелел не только Бес. Неужели и Кон остался жив? Молчун, который знает слишком много. Посвященный Чирс гонялся за ним многие годы, но он был уверен, что Кон погиб в лесной крепости.
   – Насколько я понимаю, к жрецу Ахаю вернулась память?
   – Скажем так, посвященный, я забыл многое, но далеко не все.
   – А может ли посвященный Чирс доверять почтенному Ахаю, который забыл не все?
   – А разве у посвященного Чирса есть выбор? Два скорпиона не уживаются в одной норе. Кто-то должен ужалить первым, либо ты, либо Геронт.
   – Рекин Лаудсвильский намекал мне, что реликвия Храма у тебя в руках, почтенный, но я не поверил хитрому владетелю. Ты обвел меня вокруг пальца, меченый Ахай, а это удается немногим.
   – Я отдам тебе реликвию, посвященный, через полчаса после смерти Геронта. Но помни – полчаса.
   Чирс задумчиво смотрел вслед уходящему Бесу: жив молчун Кон или нет, но этот человек опасен сам по себе. И слишком много знает. Владетель Рекин оказался прав: меченого не так-то просто сломить. А Чирс слишком доверился мощи Храма. В двадцать лет этот мальчишка стал почтенным – неслыханное возвышение. Конечно, посвященные Вар и Чирс приложили к этому руку, но ведь и врагов у Несокрушимого Меча Храма более чем достаточно, а он еще жив. Пятьдесят пешек! Какими же мозгами нужно обладать, чтобы справиться с ними. Недаром даже Вар иной раз косится в сторону почтенного Ахая с опаской и удивлением. Как там сказал этот монстр: два скорпиона не уживаются в одной норе? Скорпионы – это посвященные Чирс и Геронт. А как теперь следует называть почтенного Ахая? И не представляет ли он для Чирса большую опасность, чем стареющий наместник Великого? Среди варваров, окружающих Сабудая, наверняка есть меченые, иначе Несокрушимый Меч Храма не стал бы себя утруждать. В случае отказа посвященного Чирса Бес, чтобы спасти своих, попытается договориться с самим Геронтом. И не исключено, что головой своего дяди. А посвященному Чирсу пока рано умирать. Умереть должен Геронт, и не только он один.
 
   Достойный Кюрджи понуро предстал пред светлые очи посвященного Халукара. На лице степняка появилась зловещая улыбка, не предвещавшая суранцу ничего хорошего.
   – Я сделал все, что мог, – вздохнул Кюрджи.
   – И все-таки планы заговорщиков остались для нас тайной за семью печатями.
   – Нет никаких данных, что Чирс готовит заговор.
   Халукар посмотрел на помощника с сожалением. Кажется, он ошибся в отношении суранца. Для того чтобы бороться с посвященными горданцами, нужен изощренный ум, стальная воля и изворотливость змеи. Суранец был неплох, когда имел дело с простодушными северными варварами, но горданцы ему не по зубам. А знает достойный Кюрджи много, слишком много. Лишние знания отягощают душу и укорачивают жизнь.
   – Я дал тебе своих лучших агентов, – осуждающе покачал головой Халукар.
   – Их трупы я обнаружил сегодня утром на глухой улочке Хянджу. – В голосе Кюрджи слышался ужас – Этот мальчишка просто чудовище.
   – Ему есть что скрывать, – усмехнулся Халукар. – Почтенный Ахай заметает следы. По-моему, он зажился на этом свете. Твоя вина, Кюрджи.
   – Скажи об этом посвященному Вару, который превозносит почтенного Ахая на всех углах.
   Халукар равнодушно отмахнулся от подручного – события развивались стремительно, и посвященному сейчас было не до обид ничтожного суранца.
   – Два дня назад Ахай навестил пленных варваров под покровом ночи. Зачем почтенному понадобилось утруждать себя в столь неурочное время?
   – Посвященный Вар приказал отправить часть захваченных в последнем походе женщин в дальнее поместье, – прищурился Кюрджи. – Среди них жена и дети Сабудая.
   – И никто не заметит, если они исчезнут по дороге, – усмехнулся Халукар. – Когда ты начинаешь думать, суранец, то у тебя неплохо получается. Обреченные на смерть не станут трудиться даром: женщины и дети – это плата.
   – Нужно воспрепятствовать Вару. Халукар рассмеялся:
   – Ты сказал не подумав, достойный. Посвященный Вар, Левая рука Великого, вправе распоряжаться захваченной в походе добычей как ему заблагорассудится.
   – Но...
   – Никаких «но», суранец. Геронт доверил свою особу мне, ничтожному степняку Халукару. До сегодняшнего дня у него не было причин сожалеть об этом и, надеюсь, не будет и впредь.
   – Твои заслуги известны всем, посвященный, – подобострастно заметил Кюрджи.
   Посвященный Халукар не поражал воображение богатырскими статями, но от его небольшого крепкого тела исходило ощущение силы. Маленькие узкие его глазки буравили лицо собеседника, словно пытались докопаться до потаенных глубин чужого сознания. Кюрджи ежился под этим взглядом. Интересно, сколько трупов положил в основу своего возвышения и нынешнего могущества посвященный Халукар? Безродный степняк, добравшийся до вершин пирамиды власти, должен был обладать незаурядными способностями: о его жестокости ходили легенды, в его преданности Геронту никто не сомневался. Именно Геронт поднял его до вершин власти, и со смертью наместника Великого звезда степняка, столь ярко сияющая на небо склоне Храма, могла закатиться навечно. Немудрено, что Халукар так близко к сердцу принимал слухи о готовящемся заговоре против Правой руки Великого.
   – Иди, достойный, – степняк пристально посмотрел на Кюрджи, – и помни: Великий требует крови, а будет ли это кровь Ахая или твоя, зависит не только от меня, но и от тебя.
   Кюрджи долго пятился задом до двери, не в силах оторваться от насмешливых глаз посвященного Халукара. Дверь жалобно скрипнула, выпуская потрясенного жреца, и с грохотом захлопнулась.
   Халукар поморщился и отпил из хрустального кубка пару глотков веселого сока. На этот раз Чирс близок к цели как никогда прежде. И, пожалуй, никто не сможет помешать ему добиться успеха. Никто, кроме посвященного Халукара. Самодовольный горданец, презирающий даже Геронта за ничтожную примесь степной крови, все, кажется, учел, все рассчитал, за исключением одного: разум простого степняка Халукара ничем не уступит разуму посвященного горданца. Он, Халукар, взятый в Храм еще младенцем, не знавший ни отца, ни матери, прошедший через чудовищные унижения, пытки, промывание мозгов, вывернувших его душу наизнанку, восторжествует над сыном великого Ахая. И это будет только его победа. А потом можно будет позаботиться и о Геронте. Наместник Великого засиделся на хрустальном троне. Ах, если бы Халукар был горданцем...
   – Посвященный Чирс просит твоего внимания, господин, – одетый в желтое слуга согнулся в низком по клоне.
   Халукар вздрогнул от неожиданности. Посвященный Чирс легок на помине, ничего не скажешь. Интересно, каким ветром его занесло в логово смертельного врага?
 
   – Рад видеть тебя, посвященный, в своем убогом жилище.
   – Не нужно скромничать, посвященный, твой дом лучший в Хянджу, а значит и на всех землях Храма.
   Это было правдой. Халукар считал нелепой привычку горданцев прятаться под землю. Степняку нужен чистый воздух и запах трав, приносимый ночным ветерком с суранских просторов.
   Чирс внимательно осмотрел комнату, взгляд его упал на полки, заставленные книгами, и в глазах появилось нечто очень похожее на зависть.
   – Я слышал о твоей библиотеке, посвященный, но не предполагал, что она столь богата.
   Халукар улыбнулся – Чирс, охотник за знаниями, и в этой ситуации остался верен себе. Что ж, не только горданцы способны проникнуться мудростью далеких предков.
   – Увы, – развел руками гость, – нынешних горданцев больше интересует золото и ночные забавы. Вырождающиеся потомки достойных отцов.
   В голосе Чирса звучала неподдельная горечь. Халукар был согласен с ним. Посвященный Чирс, посвященный Вар – вот, пожалуй, и все, чем сегодня может гордиться Храм. Ну, может быть, еще и сам Халукар, не горданец, а простой степняк.
   – Мне известны посвященные горданцы, которые собственное имя выводят с трудом, – презрительная улыбка появилась на губах Чирса.
   И точно такая же улыбка, как отражение улыбки горданца, осветила лицо Халукара. Многое разделяло посвященных, но сходились они, пожалуй, в одном – в ненависти и презрении к посвященному Нумилину, туповатому пройдохе, поднявшемуся к вершинам власти благодаря расположению Геронта.
   – Не кровью определяется величие, а знаниями, – продолжал Чирс – Знаниями возвеличился Храм, погибающий ныне по вине невежд.
   – Посвященный Геронт, да продляться дни его вечно, поднял Храм на небывалую высоту.
   – Посвященный Геронт устал от непомерных трудов, – Чирс ласково провел пальцами по корешкам книг, – дела в Храме вершат другие люди. Но способны ли эти люди нести тяжкую ношу, которую по неосторожности взвалили на свои слабые плечи?
   И без того узкие глаза Халукара сузились еще больше – уж слишком откровенен был сегодня Чирс. Такая откровенность остро попахивала казематами Чистилища, а то и кое-чем похуже.
   – Зачем посвященному Геронту жрец Халукар, если не будет ни Чирса, ни Вара? Посвященный Нумилин заменит всех троих. К тому же он горданец, а значит, естественный преемник Геронта.
   Халукар молчал, по его неподвижному лицу трудно было понять, о чем он думает в эту минуту.
   – Сердце Храма скоро остановится. И что тогда, по священный? Кто удержит мир от развала? Храм расколется как перезревшая тыква, и толпы варваров разрушат наши города и развеют по ветру накопленные богатства. Еще не поздно спасти Храм, но сделать это сможем только мы – ты, я и старый Вар. Пройдет пять, десять лет, и никто уже не сможет помочь проваливающемуся в трясину варварства миру.
   Халукар не отрываясь смотрел на Чирса, тот глаз не отвел, лишь в уголках его полных губ появилась горькая усмешка.
   – Можно ли верить посвященному Чирсу?
   – А что нам еще остается, как не довериться друг другу. Подумай, посвященный Халукар, будущее Храма в твоих руках.

Глава 12
ПЕРЕВОРОТ

   Огромные толпы народа стекались в это солнечное утро к Чистилищу. Тысячи жителей Хянджу, возбужденные предстоящей встречей с мудростью Великого, с трудом сдерживали рвущуюся из груди радость. Сам посвященный Геронт, Правая рука Великого, предстанет сегодня перед народом – предстанет не на хрустальном троне, как неосязаемый посланец высших сил, а как простой смертный, равный среди прочих и подобный им. Такое событие случалось только раз в году, и каждый горожанин почел бы себя навеки обездоленным, если бы в святой день всеобщего очищения его глаза не коснулись бы края одежды наместника Великого на земле. К тому же это было небезопасно – тайные служители Храма зорко следили за тем, чтобы жар любви к Великому не ослабевал в душах непосвященных.
   За поведением толпы наблюдали также гвардейцы и стражи Храма. Верховные жрецы не полагались только на всеобщую любовь к Великому и на всякий случай страховались мечами и копьями. Особенно сегодня, в святой день, когда к Чистилищу стекались не только обыватели Хянджу, но и посланцы самых удаленных храмовых земель. Великий день всеобщего согласия не мог обойтись без казни ослушников. Целую неделю по городу ползли слухи, что в этот день глазам изумленных зрителей предстанет зрелище не бывалое: посвященный Геронт собственной рукой благословит на службу Великому несколько сотен мятежных варваров во главе со знаменитым убийцей Сабудаем. Никогда еще за последние годы количество новых слуг для Великого не достигало подобной цифры, и это обстоятельство не могло ни подогревать интерес благочестивых зрителей.
   – Хвала посвященному Вару, Левой руке Великого! Хвала Несокрушимому Мечу Храма почтенному Ахаю!
   Бес равнодушно слушал приветственные крики толпы, его заботили сейчас совсем другие проблемы. Горожане, на которых случайно падал взгляд Черного колдуна, невольно ежились и, опустив глаза, спешили спрятаться за спинами соседей. Слава почтенного Ахая слепила очи простым смертным. К тому же пугали слухи о его жестокости. Пять пешек угрюмо двигались за своим кукловодом, бесчувственные, как камни.
   Бес не смотрел под ноги коня, уверенный, что каждый раб Храма счастлив будет найти освобождение от земных забот под копытами в светлый день очищения. Но то ли народ вокруг собрался не слишком благочестивый, то ли по какой-то другой причине, только кандидатов на освобождение среди обывателей не нашлось. Толпа поспешно расступилась, пропуская почтенного жреца Ахая, смуглый лик которого не выражал ни отеческого участия, ни даже простого дружелюбия. С пешек же вообще спрос был не велик – эти проехали бы и по распятому на земле телу Великого, не моргнув красными рыбьими глазами, если бы на то была воля их кукловода.
   Гвардейцы глухо заворчали, когда Бес со своими пешками врезался в их ряды. Почтенный Кархадашт, Щит Великого, поспешил на место инцидента, хриплым голосом отдавая команды. Гвардейцы нехотя расступились, пропуская пешек к помосту. Наглость жреца Ахая воистину не знала пределов, он едва не въехал на вороном жеребце на священный помост, где расположились в строгом порядке верховные жрецы Храма, чьи негодующие взоры готовы были испепелить святотатца.