Женя вышел из машины и, покопавшись в багажнике, нашел лишь бокорезы. Минуты три он перерезал веревки и наконец освободил руки Элен. На ее запястьях остались заметные красные следы. Она скрутила свои распущенные волосы, закрепив их на затылке.
– Как я выгляжу? – спросила она.
– У тебя синяк под глазом, а на запястьях следы от веревки. В остальном ты выглядишь нормально, не похожа на беглянку из тюрьмы.
– Можешь зайти в магазин сам. Будешь выглядеть, как засушенный вариант Рэмбо. О! – Она сунула руку в бардачок и достала оттуда черные очки. Элен надела очки, и синяк под глазом перестал быть заметным.
– Ну как?
– Только не объясняй хозяину магазина, что луна слишком ярко светит. Я отъеду воон за тот дом, чтобы меня не было видно.
Элен проводила взглядом «линкольн», скрывшийся за зданием, похожим на муниципалитет, и, набравшись храбрости, толкнула двери магазина.
Магазин был залит светом. Несколько длинных полок с продуктами упирались в кассу, за которой находился полноватый человек – очевидно, хозяин заведения. Хозяин, подпирая лысую голову круглым кулаком, уставился в телевизор, висевший под потолком. Диктор передавал последние новости. Элен громко кашлянула., чтобы обратить на себя внимание. Хозяин вздрогнул, оторвался от телевизора и поднялся со стула, приветствуя позднюю посетительницу. Больше в магазине, кроме Элен, никого не было.
– Добрый день, – произнесла Элен и поняла, что волнение выдало ее. Добрым день быть не мог, так как на дворе стояла ночь. К счастью, хозяин не обратил на ее слова внимания и поздоровался с ней в ответ. Элен постепенно приближалась к прилавку.
– «Катастрофа „Боинга-727“ в республике Чад унесла жизни нескольких десятков человек. Представители „Боинга“ заявляют, что неполадки, приведшие к катастрофе, являются следствием нарушения условий эксплуатации…»
– Я решила прогуляться, – сказала Элен и тут же подумала, что городок не такой большой и, очевидно, хозяин знает всех жителей в лицо. Это был ее второй прокол. Она была готова провалиться сквозь землю. Лучше бы в магазин пошел полуголый доктор Кузнецов. Он хотя бы умеет лгать не краснея!
– Что вы сказали? – произнес хозяин. Кажется, он не расслышал фразы Элен. Она облегченно вздохнула.
– Я решила зайти к вам, проезжая мимо на машине, – перестроила фразу Элен. Это не было ложью, и ей не за что было краснеть. – Мой муж… он… что у вас есть, кроме продуктов?
– «Колумбийская наркомафия устроила взрыв в центре Боготы. В результате террористического акта никто не пострадал. Полиция Боготы полагает, что целью мог являться…»
– У меня есть тут очки, галстуки, плакаты аббатства Ла-Кросс, шорты…
– Брюки у вас есть?
– Нет, мадам, только шорты. Предсказывают жаркий сезон, поэтому я затоварился шортами.
– Тогда мне шорты. Одни.
– Голубые, бежевые, желтые с надписью «Зверь сидит здесь»?..
– Дайте любые, без надписи.
– «В штаб-квартире альянса НАТО в Брюсселе прошло заседание по вопросу вступления в альянс новых представителей…»
– Какой размер вам, мадам?
Элен словно парализовало. Она не могла представить, какой размер необходим Кузнецову. Она не была замужем и никогда не покупала мужчине шорты.
– Дайте XL.
– Вот, пожалуйста. – Он достал из-под прилавка шорты и протянул их Элен, затем стукнул пальцами по клавишам кассы, выбивая чек.
– Еще, пожалуйста, майки у вас есть?
– Майки? Майки есть. Мадемуазель интересует молодежная мода? Сюжет из кинофильмов или рок-группа?
– Без кинофильмов и рок-групп, – попросила она. Хозяин кинул на прилавок сложенную вчетверо черную майку. – Что-нибудь еще?
– Шлепанцы… Сандалии. У вас есть сандалии?
– Есть, посмотрите на прилавке сзади вас.
Элен обернулась. Перед ней на прилавке выстроились сандалии разных размеров и фасонов. Она задержалась возле прилавка, опять пытаясь определить, какой размер необходим Кузнецову. Взяв в руки сандалии, похожие на греческие, она стала рассматривать их.
– «За совершение тройного убийства на даче Страммов в Герардсбергене полицией разыскивается Евгени Кузнесофф, рецидивист, представитель русской мафии в Бельгии, и его сообщница Элеонора Граббс, дважды судимая за проституцию…»
Ноги Элен вросли в пол, сердце провалилось в пятки. Тройное убийство? Дважды судимая за проституцию? Она заставила себя повернуться и посмотреть на экран телевизора. Хозяин магазина тоже уставился в экран.
– «Приметы преступников. Кузнесофф – лет тридцати трех, рост сто восемьдесят сантиметров, светлые волосы. Женщина – двадцати семи лет, рост около ста семидесяти сантиметров, одета в белую блузку и темную юбку до колен. Есть подозрение, что женщина будет пытаться купить одежду. Просьба всем, кому что-либо известно…»
Хозяин магазина обернулся. Его лицо выражало удивление. Он смотрел на Элен, и чувствовалось, что он оценивает ситуацию. Руки его потянулись под прилавок. Элен, недолго думая, схватила с прилавка майку, шорты и, развернувшись, бросилась было бежать, но путь ей преградила проволочная стойка с журналами. Элен сшибла стойку и, запутавшись ногой в проволочном каркасе, упала на пол. Журналы рассыпались по кафельному полу.
Хозяин магазина судорожно достал из-под прилавка дробовик, ствол которого был завернут в чехол. Элен дернула ногой, пытаясь освободиться от стойки, но это ей не удалось. Хозяин дрожащими руками пытался развязать веревку на чехле, но это ему тоже не удавалось.
Элен попыталась сосредоточиться и определить, как же ей все-таки вытащить ногу. Она повернула стопу, и казалось, что нога уже освободилась, но каблук зацепился за проволоку, и ей пришлось возобновить усилия. Между тем хозяин все-таки развязал веревку и скинул чехол. Элен поняла, что, если она и дальше будет оставаться на полу, жить ей осталось недолго.
Она выдернула ногу из туфли, оставив ее в хитросплетении проволочного каркаса стойки, и вскочила на ноги. Хозяин вскинул дробовик и нажал на курок. Элен вся сжалась. Она живо представила, как ее голову выстрелом разносит в клочья или в животе у нее картечью пробивается огромное отверстие, в точности такое же, какое она видела у героини Голди Хоун в фильме «Смерть ей к лицу».
Раздался щелчок, дробовик оказался не заряжен. Хозяин тихо выругался. Элен, не веря, что живот ее остался цел, скинула вторую туфлю и, крепко сжав в руках одежду и сандалии, вылетела из магазина.
Женя, заметив появившуюся Элен, включил фары и выехал из-за здания, подрулив к магазину. Элен прыгнула в кабину.
– Ну как? – спросил он.
– Дважды судимая за проституцию, – отрешенно повторила она.
– Кто? – недоуменно спросил Кузнецов, вскинув брови.
– Быстро! Поехали!
Женя дал газу. Через минуту они находились за пределами городка. Женя вел автомобиль, иногда поглядывая на Элен, которая сидела в прострации, зажав в руках одежду.
Она ничего не говорила, и, чтобы вывести ее из этого состояния, Кузнецов произнес:
– Хорошие шорты.
Элен ожила. Она заговорила, волнуясь и кусая губы:
– По телевизору передали сообщение, что полиция разыскивает нас за тройное убийство.
– Вот тебе и раз! – сказал Кузнецов по-русски.
– Ты являешься рецидивистом, членом русской мафии, а я – дважды судима за проституцию. Боже! – Она закрыла лицо руками, – Что скажет мама!
Женя удивленно присвистнул.
– Быстро они сориентировались. Вот почему за нами нет погони. Бисбруку это не нужно. Полиция перекроет все дороги и возьмет нас.
– Что же делать?
– Надо бросать машину. – Женя тут же свернул с дороги в лес. Он проехал сколько смог, пока позволяло расстояние между деревьями, и остановился. Он вышел из «линкольна», предварительно потушив фары, оставив светлишь в салоне.
– Но ведь я же никогда не подвергалась суду, – пыталась убедить его Элен. – Я даже никогда не пробовала курить. Я окончила университет в Париже, я доктор наук! А меня объявляют… Надо пойти в полицию и все им объяснить. Они ошиблись Пусть посмотрят в своих архивах! Меня никогда не задерживали и уж тем более не судили.
– Мы бросим машину здесь, – не слушая ее, сказал Кузнецов, – Самим придется идти по лесу ночью, чтобы оказаться как можно дальше от машины и наутро попасть на поезд до Брюсселя.
– Зачем это? Нужно сдаться полиции и объяснить, что это какая-то ошибка.
Наконец Кузнецов обратил внимание на ее слова. Он залез в салон и, глядя ей в глаза, произнес:
– Я не думаю, что объявление нас преступниками – это случайная ошибка. Возможно, что при задержании нас застрелят, ошибка выяснится потом. Но у Бисбрука будет «солнце», и он избавится от двух свидетелей.
– Свидетелей чего? Что мы сделали запретного? Женя, помедлив, ответил:
– Сокровища в подземелье особняка графа могут являться причиной, но я видел еще кое-что. Увиденное я не могу объяснить Это был огромный котел с раскаленной жидкостью.
Элен недоверчиво скосила глаза.
– Я понимаю, – продолжил Кузнецов, – что это звучит еще более абсурдно, чем сокровища графа в подвале особняка, но я видел это! Ты можешь посмотреть, как опалились волосы у меня на голове… То, что нас объявили преступниками, – ошибка, но не случайная. Бисбрук имеет влияние на полицию. В таких обстоятельствах мне будет очень сложно покинуть Бельгию.
– А что же делать мне? Как я появлюсь в музее?
– Появляться в музее не следует до тех пор, пока я не покину Бельгию. Как только я пересеку границу, уверен, страсти улягутся.
– Но ведь меня убьют! Да-да! Охранник сказал, что убьет меня! Неужели ты думаешь, они оставят меня в живых, когда один раз пообещали убить! Я – нежеланный свидетель жестокости Бисбрука, который в обществе слывет милейшим человеком!
– Ты права, – подумав, произнес Кузнецов, – Оставаться в стране тебе опасно. Ты тоже должна покинуть Бельгию.
В ее глазах застыло удивление. Кажется, только сейчас она до конца осознала, в какую ситуацию попала и какие могут быть последствия. Элен нервно сглотнула.
– Ты хочешь сказать – я уже не житель этой страны? Я родилась здесь! Здесь живет моя мама! Куда я поеду? Кузнецов не воспринял всерьез ее панические слова:
– Покажи, что ты мне принесла.
Она вспомнила о вещах, которые по-прежнему сжимала в руках, и протянула вещи Кузнецову.
– Я не заплатила за них, – виновато произнесла она.
– Экономия нам сейчас не помешает. – Женя развернул майку. На черной майке был изображен грязный умывальник с тараканом, расположившимся около крана. Внизу стояла надпись «Продиджи». Женя непонимающе оглядел рисунок и перевел взгляд на Элен. – Это что?
– «Продиджи»? Это группа.
– Зачем ты взяла такую майку?
– Я просила без рисунка. Продавец такую подсунул!
– Теперь во всех сообщениях о нашем розыске будут добавлять, что мужчина одет в майку с надписью «Продиджи» и рисунком грязного умывальника.
Взглянув на шорты, Женя лишь хмыкнул и выбросил их в окно, решив остаться в своих брюках. Слава богу, они были не настолько протерты, как пиджак. Он надел сандалии, а ботинки с протертыми задниками последовали за шортами.
– Пошли, – сказал он. Элен вылезла из машины в темноту и ойкнула.
– Я оставила свои туфли в магазине, – сообщила она. После этого они около двадцати минут искали в темноте выброшенные Кузнецовым ботинки. Найдя, Женя вновь их надел, пожертвовав сандалии Элен. Кое-как она закрепила сандалии на своих миниатюрных ножках, и они двинулись в путь.
Лес был редким, луна освещала дорогу. Через пятнадцать минут пути они вышли на холмистую лужайку. Вдалеке виднелись фермерские хозяйства. Женя и Элен решили держаться подальше от поселений и двигались по равнине в неизвестном направлении. Несколько раз они пересекли шоссейные дороги. Через час пути, измученные зевотой, они остановились возле заброшенного дома с проломленной крышей. Женя сел под дерево на землю, Элен устроилась на груде сухих листьев. Засыпал Кузнецов, вспоминая взгляд Элен, когда они летели на проводе. Рука его крепко сжимала золотой диск «солнца».
* * *
3 июля
Кузнецов проснулся оттого, что кто-то лизал его влажным языком. Женя сморщился и открыл глаза. Раннее солнце, поднимаясь из-за горизонта, оранжевыми лучами слепило глаза. Кузнецов сощурился. Рядом с ним стояла корова и лизала его в лицо. Бока коровы покрывали рыжие пятна.
– Фу! – воскликнул Кузнецов, отпугивая корову, и вскочил на ноги.
От шума проснулась Элен. Глаза ее были оловянными, она не могла понять, где находится.
– Пошла вон! – вновь закричал Кузнецов, Корова перестала его лизать и жалобно замычала.
– Elie ne veut, qu'on la caresse![7] – раздался старческий хохот.
Из-за коровы вышел невысокий старичок с седыми волосами и беззубым ртом. Старику было весело. Женя насторожился. Откуда старик взялся здесь? Наверное, пасет корову. Смотрел ли он новости? Если и смотрел, то преступников не узнал. Над убийцей-рецидивистом, как представили Кузнецова в новостях, он так бы не смеялся. Коли на то пошло, то, может, он накормит их? В подтверждение этих мыслей в животе заурчало. Он подумал, что нужно ответить старику. Но Кузнецов совершенно не знал французского. На помощь пришла Элен. Она поднялась, стряхнув листья с волос, и что-то произнесла извиняющимся тоном. Тот ответил, кажется, объясняя. Элен усмехнулась и ответила старику. Тот вновь захохотал. Женя взглядом просил Элен перевести разговор. Старик вдруг повернулся к Кузнецову и что-то спросил. Элен прервала его, отрицательно покачав головой, и стала что-то объяснять. Старик понимающе кивнул.
– Что? – не выдержал Евгений.
– Он спросил меня, почему мы ночевали возле его дома? Почему не постучались и не попросили пустить на ночлег. Я ответила – мы подумали, что дом заброшен. Оказывается, он по ночам экономит электричество, поэтому возле дома не горел ни один фонарь. Вот мы и подумали, что дом заброшен.
– Жюль! – протягивая руку, представился старик. Женя вопросительно посмотрел на Элен.
– Я сказала ему, что ты не говоришь по-французски, – ответила она. Женя расслабился. Если старик экономит по ночам электричество, вечерние новости он точно не видел. Женя улыбнулся своей неотразимой улыбкой, которой прельщал секретарш и работниц авиакасс.
– Джонатан! – представился Кузнецов, пожав руку старику. Рукопожатие того было крепким. Очевидно, старик до сих пор трудился в сельском хозяйстве.
Услышав ложь, произнесенную Кузнецовым, улыбка Элен поблекла. Женя постучал себя большим пальцем в грудь. – Америкам.
Старик Жюль понятливо кивнул. Женя смотрел на одноэтажное жилище старика и теперь ясно видел, что оно не было покинутым. Остроконечная черепичная крыша в утренних лучах солнца стала красной. Стены выкрашены в бледно-желтый цвет, деревянная дверь аккуратная, сколоченная из толстых дубовых досок, покрытых темным лаком. С одной стороны к дому примыкал полуразрушенный сарай, увидев его ночью, Женя и подумал, что ферма заброшена. Но с другой стороны дома был виден совершенно новый сарай. Проследив за взглядом Кузнецова, Жюль что-то прокомментировал, а Элен перевела:
– Он недавно построил новый сарай, окна которого выходят на север. Говорит, удой от этого поднимается, да и животные растут быстрее. А старый сарай не успел сломать. Крышу, говорит, собирается новую делать. Эта обветшала уже.
– У вас очень хороший дом, – постарался польстить старику Кузнецов.
– Он благодарит тебя, – перевела Элен, – и приглашает войти.
Старик Жюль жестом призвал их следовать за ним в дом и направился к двери по выложенной естественным булыжником дорожке. Элен и Женя проследовали за ним.
Хозяин дома жил один. Дорогих вещей он не держал, никакой электроники в доме Кузнецов не обнаружил. В комнатах стояли старинные комоды, темные полированные шкафы, стол на гнутых ножках; но ни телефона, ни магнитофона, ни кондиционера Женя не увидел.
– И телевизора у вас нет? – спросил Кузнецов. Старик опять засмеялся и, отрицательно помотав головой, что-то сказал.
– Он говорит, что не любит современные вещи. Он любит все старое, то, что осталось от отца, – перевела Элен.
Старик любезно потчевал их сыром собственного приготовления, который был свежим и необычайно нежным. Пока старик и Элен беседовали на французском, Женя с жадностью выпил целый кувшин молока и проглотил несколько приличных кусков ветчины.
Почувствовав тяжесть в желудке, Кузнецов откинулся на спинку стула. Им невероятно повезло, что они переночевали возле этого дома! У старика не оказалось телевизора, и он не знал, что молодых людей разыскивают. Можно было остаться здесь на целый день, сориентироваться, а вечером, ближе к ночи, направиться в Брюссель. Или в аэропорт? Может, попытаться улететь? Вряд ли. Аэропорт – это первое место, где их будут поджидать. У таможенника, проверяющего паспорт, на столе будут лежать их фотографии. Пересекать границу по дорогам так же бесперспективно, там наверняка выставлены посты. Перейти через границу пешком? Можно попытаться. Куда? В Голландию? Во Францию? В Германию? Или уйти морем, через Антверпен?
Лицо Элен краснело по мере того, как она отвечала старику, а речь ее сбивалась. Очевидно, она придумывала какую-то историю, рассказывая о них. Она действительно не умеет врать, подумал Кузнецов. Стоит ли тащить ее с собой через границу? Да вообще, кто она ему? Осмыслив последний вопрос, Женя понял, что вопрос шел из головы, а не от сердца. Вопрос шел из его мозга – холодного, расчетливого, не брезгавшего любыми методами, настроенного на выживание. Но когда он смотрел на Элен, в груди его разливался непонятный жар. Такого чувства он не испытывал даже к жене, даже в те времена, когда только ухаживал за ней.
Взгляд Кузнецова остановился на полке у стены. Полка служила подставкой для фигурок, и там была фигурка слона, выполненная из гипса, и маленькое зеркальце в бронзовом обрамлении на подставке, а еще на полке лежали очки без одной дужки, связка больших ключей и даже кожаный ремень для брюк. На полке царил беспорядок, но Женя увидел эту вещь. Словно под гипнозом, не сводя глаз с полки, он поднялся, подошел к ней и взял в руки маленький, размером с половину указательного пальца камешек в форме когтя. Старик и Элен прекратили разговор и посмотрели на Кузнецова. Женя как завороженный гладил пальцем полированную поверхность камня, на которой был выгравирован тонкий филигранный паз, в точности повторяющий форму камня. Два паза с одной и с другой стороны сходились в точке острия «когтя».
«Вот оно! – подумал он. – Вот еще одно!»
– Откуда у вас это? – спросил Кузнецов старика, забыв, что тот не понимает по-английски.
Старик вопросительно посмотрел на Элен. Она перевела. В ответ он начал что-то говорить, Элен переводила:
– Эту вещь нашел его отец, когда ходил на торговом судне к Новой Зеландии. Несколько дней они стояли у островов Соландер. Команда корабля развлекалась тем, что ныряла за кораллами. Они ныряли без акваланга. Отец мог находиться под водой без воздуха больше трех минут. Этого времени хватало, чтобы доплыть до дна, выбрать коралл и вернуться на поверхность. Его отец нашел этот «коготь» на дне, сплошь усыпанном каменными глыбами. Неизвестно чем, но «коготь» привлек его внимание. Он подумал, что это такой красивый камень. Однако позже, уже на судне, он обнаружил симметричные пазы по обеим сторонам камня. Эта вещь сделана руками человека, даже, возможно, древнего человека. Отец подарил ему это как сувенир из Новой Зеландии.
– Вы не отдавали камень специалистам? – спросил Кузнецов.
Элен перевела. Старик выслушал ее и ответил, пожав плечами.
– Он не видел в этом необходимости. Почему ты спрашиваешь? – задала от себя вопрос Элен.
– Я уверен, современные ученые не смогут определить материал, из которого сделан камень.
– Ты хочешь сказать, что это продукт внеземной цивилизации?
– Нет, я не хочу этого сказать.
– Но почему ты решил, что это необычный камень?
– Я сталкивался с такими. И потом, посмотри! – Он протянул камень Элен. Она взяла его в руку и вздрогнула.
Коготь был теплым. Рука Кузнецова, держащего камень до этого, не могла нагреть его так сильно. Температура камня была градусов сорок пять или больше. Следовательно, камень был нагрет еще до того, как его взял в руки Кузнецов.
– Он всегда такой… горячий? – спросила она старика Жюля.
Тот кивнул и ответил. Элен перевела:
– Он был таким всю его жизнь. Этот камень был теплым всегда.
Элен вопросительно посмотрела на Кузнецова и отдала ему «коготь». Принимая его, Женя произнес:
– Острова Новой Зеландии пересекает тектонический разлом. Много тысяч лет назад магма вырывалась в том месте из-под земли. Камни, увиденные его отцом под водой, являются продуктом подъема магмы на поверхность. – Женя остановился, а затем быстро сказал: – Спроси, сможет ли он продать мне камень?
Тень изумления скользнула по лицу Элен.
– Я не думаю, что стоит задавать этот вопрос, Евгений. Я полагаю, эта вещь дорога ему как память об отце.
– Спроси его, – настойчиво твердил Кузнецов.
– Я не буду этого делать! – со злостью в голосе ответила Элен. – Спроси его без моей помощи!
Женя вытянул вперед руку с камнем в направлении старика, другой рукой он достал из кармана пятидесятидолларовую бумажку и протянул в том же направлении. Двинув подбородком вверх, Женя изобразил немой вопрос. Веселье исчезло с лица старика. Он протянул свои сморщенные пальцы к руке Кузнецова, но не к той, в которой были зажаты деньги, а к той, в которой находился «коготь». Он выхватил его и положил на прежнее место, на полку.
– Скажи ему, что я дам тысячу долларов, – в пылу произнес Кузнецов.
– Я не буду ничего ему говорить, – ответила Элен. – Ты оскорбляешь чувства. Память об отце он не продаст.
Старик вдруг что-то резко сказал, нехотя усмехаясь, как будто ему за эти слова было неудобно. Элен перевела:
– Он сказал, что не продаст камень, даже если за долги выставят на аукцион его ферму. Это подарок отца, а подарок нельзя отдавать никому!
Рука Евгения с зажатой в ней пятидесятидолларовой бумажкой упала. Женя опустил голову.
– Скажи, что я прошу прощения, – произнес он и вышел из комнаты. Он успел услышать, как Элен переводила его слова старику.
Женя вышел из дома. Солнце уже встало над холмистой равниной, заливая ее радужным искрящимся светом. Несколько коров, гуляющих вдалеке и не обращающих на солнце никакого внимания, поедали траву. Лицо обдувалось свежим ветерком с легким запахом силоса. Женя опустился на скамейку возле дома. Элен вышла вслед за ним и присела рядом.
– Ты обижаешься на меня? – спросила она.
– Нет, – ответил Кузнецов. – Но когда на меня нападает жар исследования, я становлюсь сам не свой.
– Что это за камень?
– Ты сочтешь меня сумасшедшим, услышав ответ.
– Я знаю тебя лишь три дня и уже уверена, что ты ненормальный.
Женя улыбнулся, прислонился спиной к стене дома и вытянул ноги.
– Вот так бы и сидел на этой скамейке, никуда бы не спешил, – произнес он. – У тебя есть загранпаспорт?
– Да. Только он остался дома.
– Надо связаться с твоей матерью, чтобы она выслала паспорт. Ты выяснила, где мы находимся?
– Мы на юге Бельгии, недалеко от французской границы.
– Насколько недалеко?
– Пять-семь километров.
Женя задумчиво посмотрел на небо, словно ища там ответ. Он некоторое время разглядывал редкие прозрачные облака, почесал небритый подбородок и произнес:
– Меньше всего я хотел идти во Францию. Некоторые французы до сих пор меня недолюбливают. Ну, ладно! Во Франции мы не задержимся. Какой ближайший город во Франции?
– Кажется, Лилль.
– Значит, сегодня пешком перейдем границу, а до Лилля доберемся на попутном автомобиле. Вечером будем в Лилле. Оттуда свяжешься с матерью. Попросишь, чтобы она переслала тебе паспорт. Только бы на границе не поставили кордоны.
– Моя мама волнуется. Мне нужно позвонить сейчас.
– Ни в коем случае! – возразил Кузнецов. – Только когда мы окажемся во Франции.
– Что мы там будем делать? – спросила она.
– Главное – покинуть Европу. Здесь для нас стало опасно. Не моту понять, что нужно графу Бисбруку, но он будет искать нас.
Элен грустно вздохнула. Она думала о том, что неизвестно, сколько времени ей предстоит жить вне родной страны. Она думала о своей работе и, конечно, о матери. Женя понимал ее, и, хотя у него-то работа по-прежнему оставалась и даже позволяла совершать командировки, он практически не занимался своей непосредственной профессией.
Жене очень хотелось обнять Элен за плечи и успокоить, но он не сделал этого.
Они вышли с фермы старика, когда солнце уже довольно высоко висело над горизонтом. На прощание старик дал им в дорогу четверть головки сыра и литровую бутыль свежего молока. За час пути они миновали четыре фермы и один населенный пункт, который обошли стороной. На исходе второго часа пути Женя сказал Элен, что, по всей видимости, они уже находятся на территории Франции. Еще через час они вышли на оживленную автомагистраль.
– Не могу поверить, что мы уже во Франции, – говорила Элен, когда Кузнецов стоял на обочине дороги, пытаясь поймать машину.
– Если старик правильно указал направление, то мы во Франции, – пробормотал Кузнецов. Минуту спустя около него затормозил светло-серый «пежо». Водитель ехал в Лилль и любезно согласился подвести их. Через полчаса они были на окраине города и вышли около заправочной станции. Было два часа дня. На бензоколонке было пусто. Женя и Элен зашли в небольшое кафе, расположенное рядом с заправкой.
– Я себя очень неуютно чувствую в этой майке, – поделился Женя, жуя бутерброды с беконом и запивая крепким кофе. – Мне необходима нормальная одежда.