– Да, – согласился я, – именно вопросы. Когда вы говорите «мы», кто имеется ввиду? Вы и Анжей Ковальский? Но, по-моему, гуру никогда не занимался расследованием убийств. Так что же случилось?
– Вы совершенно правы, он и сейчас не занимается этим. В политике любого уровня Нанда остается исключительно консультантом. Но кое-что все-таки случилось. Ваше многовековое сражение за контроль над миром внезапно сконцентрировалось в одной навязчивой идее – в странной погоне за крошечным, дешевым, пустячным предметом. Обе стороны вдруг решили, что в простенькой магнитной записи может быть заключена чудовищная сила. Кто первым найдет, тот и победил. Как в детской игре. Согласитесь, ситуация абсолютно немыслимая для нормальных политиков, даже для нормальных ученых, сказка какая-то про Кащея Бессмертного, жизнь которого спрятана на самом конце иглы. Хранится там жизнь Кащеева или нет, вопрос пока открытый, но решать его в любом случае придется нетрадиционными способами. Вот Ковальский и вынужден был подключиться примерно два года назад.
Я смолил уже третью сигарету и заказал еще пива. Стив, как истинный йог, тантрист, буддист и все такое прочее, оказался, разумеется, некурящим, но пивом не побрезговал и даже похвалил вкусовые достоинства легкого и горьковатого гамбургского сорта.
– Ну вот, – вздохнул Чиньо, аккуратно опуская на стол пузатый бокал с фирменной надписью «Ганзаштадт», – а теперь все окончательно запуталось. Для любой спецслужбы с обычными трезвыми мозгами ситуация выглядит неразрешимой. Вы, Сергей, не захотели слушать о концепциях, так послушайте хотя бы о Меукове. Он-то как раз и подобрался ближе всех к решению нашей задачи. Сам того не желая. О дискете Сиропулоса, уверяю вас, он не слышал и слышать не мог, но к понятию точек сингулярности пришел без посторонней помощи. И через эти самые точки планировал воздействовать на весь мир чисто психологическими методами. Я сам долго бился над проблемой концентрации ментальной энергии, писал об этом в своих книжках, а Эдмонд сумел прочесть у меня между строк самую суть и на своих семинарах, аккумулируя сексуальную энергию очень разных, но всегда многосторонне одаренных людей, склонных к мистицизму, он добивался потрясающих результатов. Конечно, он не мог знать, что все это фиксируется соответствующими органами, что подобной тематикой уже давно занимаются и в КГБ, и в ГРУ, и в целом ряде спецслужб других стран. Ну и, конечно, ваши друзья в Спрингеровском Центре исследовали аналогичные методы.
Он сказал «ваши», и я отметил про себя, что Стив так и не ответил на мой первый вопрос по существу: кого он, собственно, представляет.
Меж тем господин Чиньо продолжал:
– Меуков стал жертвой собственного таланта в сочетании с неосведомленностью. Возможно, если б я забрал его к себе в Америку, Эдмонд остался бы жив, но это все голая теория. Во-первых, он в Америку не хотел, а во-вторых, как говорится, кому написано на роду сгореть, тот не утонет. Судьба, карма, точка сингулярности – как не назови, суть одна. Правильно?
– Правильно, – согласился я. – Но я-то тут при чем? Ваш несчастный Меуков, вы, Шактивенанда, гуру Раджниш, учитель Асахара, великий психиатр Станислав Гроф, Карл Густав Юнг, Зигмунд Фрейд, граф Калиостро, Магомет, Христос, Кришна, Будда – по мне все едино. Я очень уважаю все их нетрадиционные методы лечения человечества, но сам-то я прагматик и циник с советским высшим образованием и предельно западным взглядом на мир. У меня не получится искать точку сингулярности даже в родной Москве среди старых друзей.
– Вы ничего не поняли, Малин. Или пора называть вас Разгоновым, чтобы вы, наконец, встряхнулись. Если я правильно информирован, господин Жуков уже объяснил вам, что выбора нет, заниматься этим делом придется именно вам. Почему? Я готов объяснить своими словами. Лично вы, Разгонов – как Разгонов, даже больше, нежели как Малин, – завязли в этой истории. Перечислять по пунктам не стану, сообразите сами, что и каким образом роднит вас с мелким коммерсантом Тимофеем Редькиным и прочими участниками мероприятия. Но поймите, если судьба собирается нанести удар, лучший способ – активное противодействие. Что мы вам и предлагаем. Сценарий, кстати, разрабатывал лично Шактивенанда. А убегать от судьбы – это все равно, что пытаться в чистом поле спрятаться от преследующего вас вертолета. Нанда еще выдаст вам некоторые более конкретные инструкции, а я, уж простите за занудство, все-таки расскажу о генеральной концепции поиска. Поверьте, вы должны это знать.
Я заказал себе еще пива и в несчетный раз закурил. От берега, коротко гуднув, отчаливал востроносый, стремительный, легкий и какой-то ненормально чистый, словно пластмассовая игрушка в магазине, большой катер-ресторан с синей надписью по борту, сделанной отчего-то по-английски: «Hanseatic». В Гамбурге очень любят вспоминать, что это был когда-то ганзаштадт, то есть вольный ганзейский город. Собственно, он и сегодня имеет определенную юридическую самостоятельность, но это не так интересно, как романтические воспоминания о средних веках. И я думал именно о далеком прошлом, когда созерцал дефилирующих вдоль причала шикарно одетых ганзейцев. Стив не слишком-то и выделялся на их фоне, все-таки один из крупнейших в Европе портов – это не самое бедное место на Земле.
Я перебил собеседника, не давая ему в очередной раз начать лекцию о парадигмах:
– А вам не кажется, что географически неверно выбран центр для наших дел?
– В каком, простите, смысле? – не понял Стив. – Мы свой центр не выбирали, он просто существует – и всё. Там, на Тибете.
Чиньо и не должен был понять, ведь я пока разговаривал сам с собою, со своими внезапными ассоциациями.
– Я вас и не имею ввиду, я говорю про Фонд Би-Би-Эс. С какой радости мы зациклились на Америке? Майами, Колорадо, госдепартамент в учредителях, агентура ЦРУ, расходы все в доллары пересчитываем. Меж тем за Штатами нет будущего. Они останутся великой страной, но как мировой лидер очень скоро уйдут в прошлое. Двадцать первый век со всей очевидностью принадлежит Объединенной Европе: евро вытеснит доллар, а трансевропейские корпорации задавят американскую экономику… Надо учиться мудрости у предков и как можно скорее переносить центр службы ИКС в древний Любек, столицу великой Ганзы.
Я находил это все весьма изысканной шуткой, но Стив слушал меня с каменным лицом.
– Вы только представьте себе, – продолжал я, увлекаясь, как Остап Бендер в Васюках, – шестьсот лет назад торгово-политический союз объединял английский Лондон, фламандский Брюгге, норвежский Берген, даже русский Новгород…
– Постойте. Вы что-то путаете, – робко подправил Стив. – Если я правильно помню, Ганза включала в себя только северогерманские города.
– Ну да! Конечно, – я не стал спорить, – но торговля-то шла со всей Европой, включая Россию, – вот о чем я сейчас думаю.
Чиньо посмотрел на меня пристальным и долгим взглядом, будто только теперь понял, кто перед ним сидит.
– И почему вы не хотите работать в службе ИКС? Не понимаю. Вы абсолютно такой же сумасшедший, как они все. Петь дифирамбы Объединенной Европе в тот момент, когда под угрозой находится ваше личное благополучие и личная безопасность. Поймите, предстоит тяжелейшая работа, а вы все о европах рассуждаете! Хотя не согласиться с вами трудно…
– А с чего вы взяли, будто я не хочу работать в ИКСе? – этот вопрос показался мне самым важным. – Я с того самого августа девяносто пятого работаю на них непрерывно, просто я это делаю по-своему.
– Вот! – от избытка чувств, Чиньо даже вскинул вверх указательный палец. – Теперь я понимаю, что наша беседа не пропала даром. Делать по-своему – это и есть самое главное для нас. Ладно, пойдемте, вообще-то уже пора. – Он еще раз глянул на часы. – Нанда совсем скоро начнет ждать нас.
Странная была формулировочка: «совсем скоро начнет ждать», но я не стал переспрашивать, что это значит, а просто поднялся и, в последний раз обозрев водный простор, отметил белеющий вдалеке гигантский сухогруз «Дельфин», порт приписки – Кингстон, Ямайка. Мне вдруг подумалось, что эта махина сейчас подплывет поближе, потом с нее спустят шлюпку и к нам на берег сойдет сам губернатор Ямайки и знаменитый флибустьер Генри Морган собственной персоной в великолепном камзоле и с тяжелой, сверкающей, заточенной, как бритва, саблей.
Я тут же поделился этими мыслями со Стивом, надеясь все-таки сбить его с панталыку, а может быть, даже и обидеть. Уж очень мне не хотелось всерьез задумываться над его жуткой мистикой, и с туповато-отчаянным упрямством я стремился свести разговор на шутку. Однако же и на этот раз ответ прозвучал совсем неожиданный:
– Вы делаете успехи, Разгонов. Если и дальше полет ваших ассоциаций будет столь же раскрепощенным, поставленная службой ИКС задача окажется решена в кратчайшие сроки. И, между прочим, – постарайтесь это понять! – в точке сингулярности появление давно умершего человека, например, того же Генри Моргана, – вполне вероятное событие.
После такого я смирился и покорно выслушивал лекцию по философии и психологии, читаемую мне по дороге, благо еще и дорога оказалась не столь уж долгой.
Могучий Бисмарк, стоящий на высоком постаменте, глядел на нас как-то очень хмуро, когда мы приблизились к знаменитому памятнику и немного там постояли. В соборе Святого Михеля, главном храме города, Стив провел минут пять, истово крестясь, словно был протестантом, а не йогом буддийско-тантристского толка. Но видно так уж было надо, видно, требовал этого безумный поиск точки сингулярности, в которую мы стремились на всех ментальных парах. Ратушная площадь, Ратхаус Маркт и чудесная белоснежная галерея Альштер-аркаден на берегу канала, впадающего в озеро Биннен Альштер, тоже не показалось моим эзотерическим друзьям подходящим местом для встречи. Меж тем, я уже сам начинал чувствовать, что час свидания близок. Стив как-то все сильнее нервничал, и лекция его становилась сбивчивой, невнятной, он комкал целые фразы и торопливо пояснял, что без этого я обойдусь, вот то можно запросто опустить, а уж заключительные выводы и подавно никому не нужны.
Суть же рассказанного им сводилась, в общем-то, к нескольким вполне понятным вещам. К простым умозаключениям. На определенном этапе накопления информации традиционная наука начинает пробуксовывать при попытке охватить и систематизировать весь объем знаний. На помощь ей призывается древняя мудрость, иными словами – магия, волшебство. Вначале это происходит неосознанно – мистические искания начала двадцатого века. Затем – полуосознанно – увлечение эзотерикой и психоанализом в середине века. И наконец – полное осознание необходимости союза науки и магии: Бомбейская конференция 1982 года. Для Стива Чиньо данное рассуждение было азбучной истиной, новое содержалось в другом. А именно: теперь, на рубеже тысячелетий, настало время перенести методы магии на политику. Все обычные концепции полностью обанкротились, исчерпав себя: ни демократия, ни тоталитаризм в любой форме не способны остановить сползание цивилизации к физическому самоуничтожению. К такому выводу пришли одновременно обе противоборствующие стороны. И началось сражение за ментальный контроль над миром. Если равновесие в этой битве не будет достигнуто, человечество погибнет и очень скоро. Характерно, что речь не шла о победе одной из сторон, речь шла именно о достижении ментального равновесия при перекрестном контроле. Вот, собственно, и все.
Чиньо произнес эти слова вслух:
– Вот, собственно, и все. Мы пришли, заходите.
– Сюда? – удивился я.
– А куда же?
Мы стояли перед дверями «Макдональдса». Что ж, нормальный ход. Спасибо еще, что Нанда не прятался от нас в Диснейленде или в игрушечном городке фирмы «Лего». Интересно, когда я последний раз ел в «Макдональдсе»? Наверно, и впрямь это было в Москве на Пушкинской вместе с Андрюшкой. Там надо было стоять в очереди и платить, по нашим российским понятиям, немалые деньги за дурацкую булку с котлетой и стакан спрайта со льдом. А в Гамбурге вы не найдете ни одного заведения дешевле «Макдональдса», что, впрочем, совершенно нормально для любой из цивилизованных стран.
Нанда сидел за столиком и глубокомысленно жевал чизбургер. При нашем появлении он поднялся во весь рост, демонстрируя неизменную оранжевую тогу, босые ноги в сандалиях и маленькую российскую гармошку в руках. На этот раз он грянул в нашу честь самую популярную гамбургскую песенку про Рипербан на чистом хох-дойче. Местная публика реагировала спокойно. Разве что дети с любопытством поворачивали головы. Я же приветствовал его, начав с благодарности:
– Спасибо, гуру. Мое почтение. А знаете ли вы, что Гамбург был одним из первых городов на триумфальном пути группы «Битлз»?
Анжей посмотрел на меня с сочувствием. Потом призадумался, не шучу ли я, и, наконец, сообщил:
– В те годы я как раз учился здесь, в университете, и бывал на их концертах. С Джоном был знаком лично. С Джорджем мы и сегодня иногда видимся. Так что при следующей встрече обещаю исполнить что-нибудь из ранних «Битлз».
– Под гармошку? – поинтересовался я.
– Не обязательно. С аккомпанементом возможны варианты.
– Договорились. Ну, а почему ваш итальянский друг до сих пор не выучил нашего великого и могучего?
– Не до того ему, – сказал Шактивенанда. – Мой итальянский друг в отличие от меня активно занимается политикой. И потом, времена переменились: в ближайшие годы русский язык вряд ли будет актуален для кого-нибудь в Европе и Америке.
– Жаль, – вздохнул я.
Подошел Чиньо со стаканчиками спрайта и гамбургерами.
– А «Хольстена» здесь не подают? – обиделся я, хотя прекрасно знал, что в «Макдональдсах» пива не бывает.
Но мы вели этот тупой разговор, словно нарочно тянули время. Может, так и было? Ведь это, безусловно, Шактивенанда задавал тон беседе. Что ж, не пора ли переходить к делу?
Я не успел спросить его об этом и тем более не успел получить конкретных инструкций. Даже попить спрайта в компании с великим гуру не удалось, потому что точка сингулярности или еще какая-нибудь мистическая гадость накрыла нас в тот момент по полной программе: за углом, очень близко, на Мёнкебергштрассе ударила автоматная очередь, послышались крики и звон осыпающегося стекла. А должен вам заметить, Гамбург – это не Москва, и там не каждый день стреляют на улицах.
– Shit![1] – выкрикнул Стив Чиньо.
Похоже, он ожидал чего-то совсем другого.
Глава четвертая
ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ «АЭРОФЛОТА»
Обмен взглядами с Нандой и Стивом был очень быстрым, они оба и не подумали тронуться с места, но мне молча дали добро на любые действия, только при этом был еще еле заметный кивок Чиньо в направлении буфетной стойки, откуда выскочили двое сотрудников «Макдональдса», оказавшихся сотрудниками явно более серьезной фирмы. Я мгновенно понял, что бегут они не за мной, а вместе со мной, и мы вылетели на улицу с трогательной одновременностью выхватывая пистолеты и держа их дулами вверх. Огляделись. Опасности нигде не было. Дети, фланирующая молодежь, пожилые парочки, все немного всполошенные происшедшим, но явно сторонние наблюдатели. Из необычных фигур – только двое идущих навстречу нам по переулку темнокожих, как индусы, но одетых скорее на арабский манер – в нечто вроде белоснежных свободных бурнусов – под такими не то что автомат – гранатомет спрятать можно. Впрочем, выглядели они мирно, и, помнится, еще мелькнула мысль, как хорошо бы они смотрелись рядом с Шактивенандой. Но тут со стороны Ратхаус Маркт завыла полицейская сирена, и наши индусы побежали, словно нашкодившие мальчишки. Стоит ли объяснять мои дальнейшие действия? Ощущая надежное прикрытие со спины, я рявкнул им «Стоп!» на общепонятном международном языке и, кинувшись под ноги, повалил обоих на каменные плиты. Мои незнакомые союзники грамотно довершили дело, обыскав подозрительных беглецов и защелкнув наручники на их запястьях. Оружия у индусов не оказалось. Уже чуть позже свидетели опознали их, полиция легко доказала, кому принадлежали два брошенных «штайра», а темнокожие чудаки разом во всем сознались, было даже не совсем понятно, зачем они убегали.
Два абсолютно сумасшедших из местной религиозной секты называли себя «тамильскими тиграми», как те партизаны, что еще лет пятнадцать назад начали бесконечную войну за создание собственного индуистского государства на Шри-Ланке, и они уверяли всех, будто убитый в машине являлся лидером цейлонских буддийских экстремистов. С этим еще предстояло разобраться, но даже изрешеченный пулями девятого калибра мужчина выглядел очевидным европейцем, причем северного типа.
Я предъявил полицейским свое удостоверение (помощники мои тоже что-то предъявили помимо задержанных убийц) и поинтересовался личностью погибшего. Наверняка говорить было рано, но при нем нашли документы на имя Ханса Йоргена Шульце.
Вот тут я вздрогнул, мгновенно соединив в голове все услышанное за последние два дня. Конечно, это был именно Ханс Шульце собственной персоной, хотя я и не знал, кто он такой. Я не сумел бы объяснить полицейским происхождение источников своей информации, поэтому просто посоветовал по-доброму:
– Вы должны тщательно проверить, стал ли на самом деле жертвой господин Шульце или кто-то другой с его документами, но уверяю вас, можете считать первую версию основной. Вот мой телефон. Надеюсь, мы еще окажемся полезны друг другу.
И тут передо мной мягко распахнулась водительская дверца штучного джипа «Тойота-Лексус», и Стив предложил садиться на заднее сидение. Рядом уже сидел Шактивенанда, бормотал свои мантры и что-то прихлебывал из высокого стакана в уютной полутьме, которую создавали тонированные стекла. Спрайта, что ли, не допил в «Макдональдсе»?
Я плохо представлял, куда меня везут и еще хуже, о чем в первую очередь спрашивать. Вопросы один другого глупее роились в мозгу, а ощущение несерьезности происходящего, несмотря на уже начавшуюся стрельбу, все усиливалось. Кедр оторвал меня от любимого и вполне достойного занятия литературой, чтобы швырнуть в какую-то дурную суету, где серьезные дяди с очень серьезным оружием в руках одевались в маскарадные костюмы и уверяли друг друга, будто интуиция выше логики, а массовый гипноз, психоз, понос и авитаминоз пострашнее атомной бомбы. В общем, я решил ждать, чего они мне сами соизволят поведать. Но мои зловредные йоги молчали, как белорусские партизаны на допросе у гауляйтера. Анжей теперь играл на маленькой дудочке грустную индийскую мелодию, а великий специалист по трансперсональной психологии не слишком профессионально кружил по городу, выявляя хвост, которого не было. Я эту очевидную вещь понял гораздо быстрее него.
– Значит, так, – разродился наконец, Шактивенанда по-русски, желая, наверно, сделать мне приятное. – Мы сейчас высадим вас возле Хауптбанхоф – через десять минут поезд на Берлин, – и вы спокойненько поедете к себе домой. Больше вам ничто не угрожает.
– Спасибо, конечно, но я так и не понял, что за народец такой домогался меня сегодня утром в поезде, на вокзале, и дальше – до самого Рипербана?
Ответил Стив, по-английски:
– Думаю, там было всякой твари по паре: и наших, и ваших, и всяких нежелательных, как местных, так и залетных. Но это теперь уже неважно. Тем более, что убили в итоге совсем не вас.
– Пардон! – не согласился я. – А дело Шульце, которого не додавили в Москве, зато так удачно приняли за индуса здесь, в Гамбурге? Я должен его расследовать? Или мне предлагается в России еще раз начать все с нуля: ни тебе документов, ни тебе референтов, ни денег, ни офиса, ни информации – ходи пешком, кушай в вокзальном буфете, звони из телефонных будок с помощью проволочки, в общем, коси под бомжа и только пытайся попасть в точку сингулярности!..
– Не кипятитесь, Малин, – сказал Стив, – на самом деле все примерно так и получается. Правда, из сегодняшних московских автоматов вы вряд ли с помощью проволочки позвоните, а в вокзальном буфете едва ли удастся что-нибудь стянуть без денег, но работа, безусловно, предстоит творческая. Начальников в этом деле и без вас хватает. А вот насчет необходимой информации – не беспокойтесь, все будет в порядке. Вы же не завтра летите. Прежний план рухнул, инструкции, которые готовился выдать гуру Шактивенанда, теперь никуда не годятся.
Анжей кивнул, сидя рядом со мною, он снова бормотал какие-то мантры на санскрите. Впрочем, не поручусь, это вполне мог быть любой другой незнакомый мне восточный язык, например, не менее древний пали.
– Ждите звонка, Малин. Договорились? – сказал Стив Чиньо, прощаясь.
А гуру Шактивенанда добавил от себя:
– Думаю, все получилось к лучшему. Пусть Майкл Вербицкий доведет свое расследование до логической точки прежде, чем вы появитесь в поле зрения наших общих врагов.
– Майкл?! – ошарашенно переспросил я. – Откуда вы его знаете? Да еще по студенческой кличке. При чем здесь Вербицкий?
– Всему свое время, – ушел от ответа Анжей. – Поезжайте домой и дописывайте свой роман. Это сейчас важнее.
На том мы и расстались.
Белке я позвонил еще с центрального вокзала в Гамбурге, чтоб не беспокоилась и встречала вкусным ужином. Потом, спохватившись, решил купить что-нибудь Андрюшке. Существует же такое давнее и всеобщее правило – из других городов без гостинцев не возвращаться. И если взрослые еще могут простить нарушение традиции, то дети – никогда. В общем, ввиду цейтнота я завернул в первый же кондитерский магазинчик под крышей вокзала и выбрал симпатичный земной шар в виде копилки, разрисованный Микки Маусами и набитый маленькими шоколадными яичками. У нас в ближайших магазинах я такого не видел – в общем, какой-никакой сувенир. А в дороге от нечего делать я этот сувенир разглядел повнимательнее.
У художника фирмы «Нестле» оказались очень забавные представления о современной геополитике. Глобус с условно нанесенными континентами украшали фигурки популярного мультяшного героя, одетого в различные костюмы – в зависимости от страны пребывания: ковбой в кожаных штанах и с лассо в Северной Америке, мексиканец в сомбреро и пончо – в Южной, королевский гвардеец в высокой шапке на Британских островах, самурай с мечом на Дальнем Востоке, ну и так далее. В качестве отдельного персонажа фигурировал даже мышонок с гитарой на Гавайях, и только самый большой материк планеты очень странным образом делился на Европу и Азию: граница со всей очевидностью проходила по Уральскому хребту, но самая большая в мире страна никак не была здесь обозначена. Слева стоял тирольский охотник в залихватской шляпе с пером, а справа – рукой подать от Австрии до Непала! – Микки был облачен в одежды тибетского ламы. И я тут же вспомнил наш разговор с Кедром в «Горячей точке».
Россия была никому не нужна здесь, в единой Европе, а там в, Америке – тем паче. На рубеже тысячелетий ее просто стерли с глобуса небрежным жестом детского художника. Это было до жути символично. До жути. И в Москву захотелось немедленно, да так захотелось, что костяшки на кулаках побелели и скулы свело от бессильного желания доказывать всем и каждому: «Мы живы! Нас много! Мы великая нация! Не забывайте про нас!»
Ближе к Берлину истерика моя поутихла. Здравый смысл возобладал над ностальгическим патриотизмом-идиотизмом. Но в Москву все равно хотелось, и едва сойдя с электрички в Айхвальде, я связался с Вербой. Не собирался я ждать звонков ото всех этих шизоидов, включая Кедра. В конце концов, имея в качестве любовницы первое лицо службы ИКС, я имел право на приватную информацию в нарушение всех правил?
– Хай, Мишка! Ты застал меня в постели. Чего звонишь в такое время?
Я лихорадочно пытался сообразить, какое такое сейчас время в Колорадо, если это вообще Колорадо, а не Майами. Но больше зацепило меня другое: голос у Вербы был не сонный. Отчего и родился мой следующий вопрос:
– С кем я застал тебя в постели?
– С любимой собакой.
– Ну, милая, ты уже на собак перешла!
– Да ты что, она же девочка!
– Тем более! – я стал хохотать. – Собака, да еще девочка – это уже какое-то извращение в квадрате – зоолесбофилия, во! Не ожидал от тебя…
– Ладно. Хватит, – переход был резким. – Чего ты звонишь? Рассказывай.
Я рассказал. Верба загрустила. Долго мямлила что-то, выбирая главное из потока информации последних дней. Наконец резюмировала:
– Займись, пожалуй, Хансом Шульце, пока торчишь в Берлине. Немцы страшные буквоеды и через Интернет не пускают нас в закрытые файлы. Но если ты подъедешь непосредственно в архив, а я позвоню их шефу, все будет в порядке. Понимаешь, этот тип был правой рукою Грейва. Человек не может долго без правой руки. Теперь, когда ему отрубили эту руку, понадобится замена, и такой человек как Грейв очень быстро обзаведется новым и достаточно совершенным протезом. Мы должны вычислить его очередного первого помощника, и ты нам в этом поможешь, Ясень. Вот собственно и все, займись прямо завтра. Я буду держать тебя в курсе. А сейчас, извини, но правда, очень спать хочется.
– Дрыхни, пушистый комочек! А я еще не ужинал, пока!
Бандиты и гэбульники всех мастей любят повторять крылатую фразу: «Нет человека – нет проблемы». У нас же, как правило, получается наоборот. Ну, жил такой человек Ханс Йорген Шульце, и не было у нас с ним никаких проблем. А вот убили – и сразу у всей службы сплошная головная боль, лично у меня – особенно сильная. Ни поспать, ни поесть спокойно, без телефона и пистолета в сортир не сходишь. Чехарда началась несусветная.