Страница:
В самолет уже погрузили коробки и ящики с припасами: все от туалетной бумаги до шампанского «Вдова Клико», все было привязано и упаковано в сеть с широкими ячейками.
Питер занял правое сидение, пилот поговорил с контролем и повернулся к Питеру.
— Час полета. Едва успеем.
Солнце садилось за ними, когда они подлетали с запада и перед ними открылись Les Neuf Poissons, как драгоценное изумрудное ожерелье на синем бархате океана.
Девять островов характерной круглой вулканической формации, они окружали лагуну с такой чистой водой, что все изгибы кораллов были видны так ясно, словно они не под водой, а в воздухе.
— Когда барон купил острова в 1945 году, у них было полинезийское название, — объяснил пилот на своем четком французском уроженца юга Франции. — Один из полинезийских королей подарил их своему любимому миссионеру, а барон купил их у вдовы миссионера. Барон не мог произнести полнезийское название и потому изменил его… — Пилот усмехнулся. — Барон обращался с миром на своих собственных условиях.
Семь островов представляли собой просто полоски песка с линией пальм, но два восточных больше, и их базальтовые вулканические холмы блестели на заходящем солнце, как шкура большой ящерицы.
Когда они повернули на посадку, Питер в иллюминатор у локтя увидел центральное здание с крышей, крытой пальмовыми листьями; крыша по островной традиции изогнута, как нос корабля, а вокруг, полускрытые в роскошной зелени, небольшие бунгало. Они снова оказались над лагуной и увидели длинный причал, далеко уходящий в спокойные воды; у причала несколько яхт, большая моторная шхуна, которая, очевидно, используется для доставки тяжелых запасов, таких, как бензин, с Папеете, множество моторных лодок для катания на лыжах, ныряния и ловли рыбы. Одна лодка шла по лагуне, от нее отходил широкий волнистый след; крошечная фигурка на водных лыжах подняла руку и приветственно помахала. Питер подумал, что, может, это она, но тут «трислендер» резко наклонился, и в иллюминатор стали видны только кучевые облака, окровавленные заходящим солнцем.
Посадочная полоса короткая и узкая, вырублена посреди пальмовой плантации на ровном месте между берегом и холмами. Покрыта она раздробленным кораллом. На посадку самолет вышел над пальмовой рощей. Питер заметил, что пилот не преувеличил, назвав посадку трудной. Из-за холмов дул сильный поперечный ветер, он раскачивал крылья самолета. Пилот отклонился от курса, повернув отчасти навстречу ветру, и, когда самолет пролетал над самыми верхушками пальм, отключил двигатель и аккуратно опустился на поверхность в пятидесяти футах от начала полосы; пилот мгновенно включил тормоза и остановил машину.
— Превосходно! — невольно восхищенно воскликнул Питер, и пилот чуть удивленно посмотрел на него, словно это мелочь, не заслуживающая похвалы. Баронесса Альтман нанимает только лучших.
В конце полосы среди пальм ждала электрическая повозка — в такой перемещаются игроки в гольф — и в ней девушка полинезийка. В парео, обернутом ниже подмышек — цельная полоса алой и золотой ткани, опускающаяся до середины бедер. Ноги у нее голые, а на голове венок их свежих цветов.
Она на огромной скорости вела повозку по узкой извивающейся тропе в саду, полном редких экзотических растений, искусно расположенных, так что за каждым поворотом ждал новый сюрприз.
Бунгало располагалось над самым берегом, песок начинался под верандой, а океан тянулся до горизонта; бунгало изолированное, словно это единственная постройка на острове. Девушка, как ребенок, взяла его за руку
— жест полной невинности — и провела по бунгало, показывая, как включать кондиционер, свет и видео; все это она говорила на местном варианте французского языка и все время улыбалась.
Бар и кухня оказались заполнены продуктами, в небольшой библиотеке самые свежие бестселлеры и газеты и журналы, устаревшие всего на несколько дней. В видеоколлекции — несколько новых фильмов, лауреатов «Оскара».
— Робинзону Крузо следовало бы высадиться здесь, — засмеялся Питер, и девушка тоже засмеялась и изогнулась, как веселый дружелюбный щенок.
Два часа спустя она пришла за ним, после того как он принял душ, выбрился, отдохнул и переоделся в легкий холщовый тропический костюм с открытой рубашкой и сандалиями.
Она снова взяла его за руку, и Питер понял, что, если бы мужчина принял это за разрешение, девушка была бы обижена и смущена. За руку девушка провела его по тропе, освещенной искусно скрытыми фонарями, и вечер был полон рокотом океана и мягким шелестом пальмовых листьев на ветру.
Они подошли к зданию с крышей, как длинный корабль, тому самому, что он видел с воздуха. Изнутри доносилась негромкая музыка и смех, но когда он вышел на свет, смех прекратился и с полдюжины фигур в ожидании повернулись к нему.
Питер не знал, чего ожидал, только не этого веселого сборища, загорелых мужчин и женщин в дорогих элегантных нарядах, с высокими, с изморозью, бокалами, полными соков и фруктов.
— Питер! — Магда вышла из группы и пошла ему навстречу своей скользящей походкой.
На ней было мягкое блестящее цвета золотой спелой пшеницы платье, высоко собранное у горла тонкой золотой цепочкой, но оставлявшее обнаженными плечи и спину почти до самых ягодиц. От него захватывало дух, потому что тело у нее было как розовый лепесток и загорело до цвета свежего меда. Темные волосы собраны в косу толщиной с запястье и уложены на верху головы, а к глазам она прикоснулась тенями, и они стали еще более раскосыми, зелеными и загадочными.
— Питер, — повторила она и легко поцеловала в губы. Прикосновение легкое, как крылышко мотылька, и он ощутил аромат ее духов и тепло и волшебство ее тела.
Чувства его смешались. Что бы он ни узнал о ней, он никак не мог спокойно реагировать на ее физическое присутствие.
Она была холодна, ухожена и уравновешена, как никогда; ни следа смущения или ужасного одиночества, которые он слышал в ее подавленных рыданиях за полмира. Она шагнула назад, склонила голову и быстро, легко улыбаясь, осмотрела его.
— О, cheri, ты выглядишь гораздо лучше. Я так о тебе беспокоилась после нашей последней встречи.
Ему показалось, что он заметил тень в глубине ее глаз, легкую напряженность рта.
— А ты еще прекраснее, чем я помню.
Это правда, он может говорить это вполне искренне, и она рассмеялась от удовольствия.
— Ты никогда не говорил мне этого, — ответила она, но манеры ее оставались сдержанными. Выражение привязанности и дружелюбия могло бы обмануть его в другое время, но не сейчас. — И я благодарна.
Она взяла его под руку, сжала пальцами локоть и подвела к группе ожидающих гостей, как будто не могла больше оставаться с ним наедине, опасалась что-то выдать.
Присутствовало трое мужчин с женами: американский сенатор-демократ, обладающий солидным политическим весом, человек с величественной седой гривой, глазами как мертвые устрицы и прекрасной женой, по крайней мере на тридцать лет моложе его, которая посмотрела на Питера, как лев смотрит на газель, и удержала его руку на секунду дольше, чем нужно.
Был австралиец с могучими плечами и большим животом. Кожа у него дочерна загорела, а вокруг глаз паутина морщин. Глаза его словно постоянно смотрели сквозь пыль и солнечный блеск на далекий горизонт. Ему принадлежит четверть известных мировых запасов урана, а также скотоводческая ферма площадью вдвое больше Британских островов. Жена у него такая же загорелая, и рукопожатие ее такое же крепкое, как у него.
Третий мужчина — испанец, фамилия которого стала синонимом шерри, вежливый и воспитанный дон, но с явными мавританскими чертами тонкого лица. Питер где-то читал, что шерри и коньяки, которые выдерживаются в погребах этого человека, стоят свыше пятисот миллионов долларов, и это только часть его огромного наследственного состояния. Жена его — смуглая испанская красавица с удивительной белой прядью в абсолютно черных волосах.
Как только группа приняла Питера, разговор вернулся к дневным занятиям. Австралиец утром поймал большого марлина, рыбу свыше тысячи футов весом и длиной от клюва до кончика хвоста в пятнадцать футов, и все общество было возбуждено.
Питер почти не принимал участия в разговоре, но украдкой следил за Магдой Альтман. Она заметила это, он видел это по тому, как она держит голову, по напряжению ее длинного стройного тела, но она смеялась вместе с остальными и на Питера взглянула только раз или два, каждый раз с улыбкой, но в глубине ее зеленых глаз оставалась тень.
Наконец она хлопнула в ладоши.
— Начнем пир.
Она взяла за руки сенатора и австралийца и повела на берег. Питеру пришлось вести жену сенатора. Она прижалась к его руке пышным бюстом и провела кончиком языка по губам.
Двое слуг полинезийцев ждали у длинной груды белого песка, по сигналу Магды они набросились на груду с лопатами, быстро обнажили толстый слой водорослей и банановых листьев, из-под которых вырывался густой ароматный пар. Под этим слоем стойка из банановой древесины, к которой подвешены блюда над еще одним слоем листьев. Послышались радостные восклицания: аромат рыбы, цыплят и свинины смешался с запахом свежевыпеченного фруктового хлеба, подорожника и древесного угля.
— Получилось! — радостно объявила Магда. — Если внутрь проходит воздух, все пропадает. Остаются только угольки.
За едой и питьем смех и разговоры стали громче и свободней, но Питер единственную порцию выпивки растянул на весь вечер и спокойно ждал — не участвовал в разговоре и избегал льстивых речей жены сенатора.
Он ждал какого-нибудь указания, когда и где это произойдет. Не здесь, он знал, не в этом обществе. А когда произойдет, будет быстро и эффективно, как все, что делает Калиф. И неожиданно удивился, почему пришел, невооруженный и без поддержки, на арену, избранную и подготовленную врагом. Он знал, что лучшей защитой было бы ударить первым, может, сегодня же ночью, если представится возможность. Чем быстрее, тем безопаснее, и Магда улыбнулась ему через стол, поставленный под пальмами и нагруженный едой, которой хватило бы на пятьдесят человек. Он улыбнулся ей в ответ, она поманила его легким кивком головы и, пока мужчины спорили и громко хвастались, извинилась перед женщинами и незаметно скользнула в тень.
Питер посчитал до пятидесяти, потом последовал за ней. Она ждала на берегу. Он увидел ее белую обнаженную спину при лунном свете и пошел туда, где она стояла, глядя на взволнованные ветром воды лагуны.
Он подошел к ней сзади, она не повернула головы, но прошептала:
— Я рада, что ты прилетел, Питер.
— Я рад, что ты позвала.
Он коснулся ее шеи, сразу за ухом. Ухо у нее заостренное, почти как у эльфов, он не замечал этого раньше. Волосы на шее шелковистые на ощупь. Он легко нашел ось, тонкую кость в основании черепа, которую палач ломает, когда казнит на виселице. Он может сделать это пальцами, и будет так же быстро, как веревкой.
— Извини меня за остальных, — сказала она. — Но я собираюсь избавиться от них — боюсь, с неприличной поспешностью. — Она протянула руку за спину и сняла его пальцы со своей шеи, и он не сопротивлялся. Она расправила его руку и прижала открытую ладонь к своей щеке. — Они уедут завтра рано утром. Пьер летит с ними назад в Папеете, и тогда Les Nuef Poissons будут наши, твои и мои… — С хрипловатым смешком добавила: — И еще тридцать один слуга.
Он прекрасно понимал, как все будет. Единственные свидетели — верные подданные знатной дамы на островах.
— Теперь нам нужно вернуться. К несчастью, гости у меня очень важные, я не могу долго уходить от них, но наступит завтра. Слишком медленно для меня, Питер, но оно придет.
Она повернулась в его руках и поцеловала с неожиданной силой, так что губы его были прижаты к зубам, потом она оторвалась от него и прошептала на ухо:
— Что бы ни случилось, Питер, у нас есть нечто ценное, у тебя и меня. Может, самое ценное, что было у меня в жизни. И этого у меня не отнимут.
И с необыкновенной скоростью и ловкостью выскользнула из его объятий и скользнула по тропе назад к свету. Он медленно пошел за ней, смущенный, не зная, как понять ее последние слова, и заключил, что именно такова была их цель: смутить его и вывести из равновесия, и в этот моент скорее почувствовал, чем услышал движение за собой, мгновенно развернулся и нырнул.
Человек был в десяти шагах за ним, он двигался, как леопард, молча, под прикрытием лиан и цветущих вьюнков у тропы; только какой-то животный инстинкт предупредил Питера, и тело его тут же заняло боевую стойку, уравновешенное, напряженное, как стрела на тетиве, готовое и к нападению и к защите.
— Добрый вечер, генерал Страйд. — В последнее мгновение Питер сумел остановиться, медленно распрямился, но руки по-прежнему держал у боков, как лезвия ножей.
— Карл! — сказал он. Значит, серые волки были рядом, в нескольких футах от них, охраняли свою хозяйку даже в самые интимные моменты.
— Надеюсь, я не встревожил вас, — сказал телохранитель — и хотя Питер не мог видеть его лица, в голосе его звучала слабая насмешка. Если ему и нужно было подтверждение, полное и окончательное, то вот оно. Только Калиф нуждается в телохранителях во время романтического свидания. И Питер вне всяких сомнений теперь знал, что до наступления следующего вечера либо он, либо Магда Альтман будут мертвы.
Прежде чем уйти в бунгало, он осторожно обошел кусты, окружавшие его. Ничего подозрительного не обнаружил, но внутри постель была приготовлена, его бритвенный прибор вычищен и аккуратно расставлен. Грязную одежду унесли для чистки, а чистую разложили и развесили аккуратнее, чем делает он сам. Он не знал, обыскали ли остальное его имущество, но безопаснее предположить, что обыскали. Калиф не упустил бы такую элементарную предосторожность.
Замки на дверях и окнах слабые, вероятно, ими годами не пользовались, потому что в этом раю не было змей. До последнего времени. Поэтому он расставил стулья и другие препятствия таким образом, чтобы вошедший наткнулся на них в темноте, потом смял постель и положил подушку и одеяла так, что они напоминали спящего, а сам отнес одно одеяло на диван в гостиную. Он вообще-то не ожидал нападения, пока гости на острове, но если оно произойдет, он хотел нарушить сценарий Калифа, насколько возможно.
Спал он тревожно, просыпался от каждого прикосновения пальмовых листьев к крыше, от отражения луны на стене. Перед самым рассветом заснул крепче, и сны его были кошмарными и бессмысленными, только пораженное ужасом лицо Мелиссы-Джейн и ее крик задержались в памяти, когда он проснулся. Это воспоминание вызвало в нем холодную жажду мести, которая слегка утихла за недели после ее освобождения, и он почувствовал новую уверенность, новую цель, решимость преодолеть размягчающий смертельный обман Калифа.
Он встал в предрассветной жемчужной полутьме и спустился на пляж. Проплыл милю за риф, потом долго возвращался против сильного течения, но выбрался на берег освеженный, чувствуя себя сильным и жестким, как не было уже много недель.
«Хорошо, — мрачно подумал он. Пусть приходит. Я готов, как никогда».
На сахарном песке пляжа, выглаженном ночным приливом, давался прощальный завтрак для улетающих гостей: розовое шампанское «Лоран Пьер» и оранжерейная клубника, доставленная самолетом из Окленда, Новая Зеландия.
На Магде Альтман были короткие зеленые брюки, демонстрировавшие великолепие ее длинных ног, и такого же цвета лифчик, прикрывавший маленькие груди, но живот и плечи у нее оставались обнаженными. Тело прекрасно тренированного спортсмена, но нарисованное великим художником.
Питеру она показалась необычно взволнованной, веселье ее было чуть принужденным, а хрипловатый негромкий смех чуть торопливым — и чуть резковатым. Как будто она приняла какое-то трудное решение и крепилась, чтобы осуществить его. Питеру они с Магдой казались подлинными противниками, которые тщательно готовились к предстоящей схватке, — подобно профессиональным боксерам перед взвешиванием.
После завтрака все в кавалькаде электрических машин поехали на летное поле. Сенатор, разогретый шампанским и начинающий потеть на жаре, слишком сердечно принялся прощаться с Магдой, но она искусно уклонилась от его рук и ловко, вслед за другими пассажирами, усадила в «трислендер».
Пьер, пилот Магды, в начале взлетной полосы проверил по очереди все три двигателя. Потом отпустил тормоза, и как только машина набрала скорость, поднял ее в воздух. Неуклюжая машина пролетела над пальмами в конце короткой полосы, на пятьсот футов не дойдя до ее конца, — и Магда оживленно повернулась к Питеру.
— Я почти не спала ночью, — призналась она и поцеловала его.
— Я тоже, — ответил Питер — и про себя добавил: — Я уверен, по той же самой причине.
— Я освободила для нас целый день, — продолжала Магда, — и не хочу терять из него ни секунды.
Старший лодочник уже подвел большую сорокапятифутовую рыболовную яхту Магды к концу причала. Прекрасная яхта, с обтекаемыми очертаниями, отчего казалось, что даже у причала она летит; совершенно очевидно, за ней ухаживали с любовью. Покраска безупречна, металлические детали надраены до зеркального блеска. Лодочник радостно улыбался, когда Магда что-нибудь говорила ему.
— Баки полны, госпожа баронесса. Баллоны заряжены кислородом, удочки готовы. Водные лыжи в кладовке, а шеф сам принес переносной холодильник.
Но его широкая улыбка поблекла, когда он узнал, что баронесса отплывает на яхте одна.
— Вы мне не доверяете? — рассмеялась она.
— О, конечно, госпожа баронесса… — Но он не смог скрыть свого разочарования, что приходится передавать команду — даже такому достойному капитану.
Он сам отдал швартовы, беспокойно давая последние советы и наставления Магде, когда брешь между яхтой и берегом начала увеличиваться.
— Ne t'inquiet pas! [54] — со смехом крикнула она ему, но он сделал угнетенный жест, когда Магда включила оба двигателя и яхта двинулась, сразу словно оторвавшись от поверхности. След за кормой, глубокий, ясный и прямой, ясно виден в чистой зеленоватой воде лагуны; такой след — результат продуманнной формы корпуса. Яхта гладко повернула, Магда направила ее в проход между рифами и в открытый океан.
— Куда мы идем?
— За рифом на глубине в сто футов лежит старый японский военный самолет. В сорок четвертом его потопили янки. Там прекрасное место для погружения. Сначала поплывем туда…
«Как? — думал Питер. — Может, один из аквалангов частично заполнен окисью углерода. Сделать это просто. Пропустить выхлопные газы дизеля через угольный фильтр, чтобы лишить запаха, и окись углерода невозможно будет обнаружить. Заполнить цилиндр под давлением в тридцать атмосфер, потом добавить под давлением в сто десять атмосфер чистый воздух. Смерть быстрая, но не настолько, чтобы встревожить жеотву. Просто нежный долгий сон. Когда жертва выпустит нагубник, цилиндры сами очистятся от всяких следов газа. Прекрасный способ».
— После этого поплывем на Ile des Oiseaux [55]. С тех пор как Аарон заставил островитян перестать красть яйца, у нас образовалось одно из самых крупных гнездилищ крачек, гагарок и фрегатов в южной части Тихого океана…
А может, подводное ружье. Быстро и эффективно. На коротком расстоянии, допустим, в два фута, даже под водой копье пробьет тело человека — войдет между лопаток и выйдет из груди.
— Потом сможем покататься на лыжах…
Что может быть легче, чем включить на полную мощность оба дизеля и потащить ничего не ожидающего лыжника? Если он не разобьется о корпус, гребные винты, вращающиеся со скоростью пятьсот оборотов в минуту, разрубят его аккуратно, как ломоть заранее нарезанного хлеба.
Питер обнаружил, что его занимает эта игра в догадки. Он пожалел, что так никогда и не узнает, что она задумала, и оглянулся назад с высокого мостика, на котором они стояли вдвоем. Главный остров уже погрузился в воду, их не видно для всякого, у кого нет мощного бинокля.
За ним Магда сняла ленту с головы, и за ней устремилось по ветру темное волнующееся знамя ее волос.
— Пусть будет так всегда! — крикнула она поверх шума ветра и двигателей.
— Продано леди с сексуальным задом! — крикнул ей в ответ Питер, и ему пришлось напомнить себе, что она одна из наиболее подготовленных убийц, какие ему встречались. И ее смех и красота не должны отвлекать его. И нельзя позволить ей нанести удар первой. В таком случае его шансы на то, чтобы уцелеть, очень малы.
Он снова оглянулся на землю. Теперь в любую минуту, подумал Питер и передвинулся, словно глядя в сторону, заходя ей чуть в тыл, но по-прежнему в поле ее периферийного зрения; она с улыбкой чуть повернулась к нему.
— Во время прилива здесь всегда есть желтохвосты. Я пообещала шефу привезти пару живьем, — объяснила она. Спустись, пожалуйста, вниз и возьми две удочки, cheri. Перьевые мушки в переднем правом ящике.
— Хорошо, — кивнул он.
— Когда повернем в пролив, я перейду на траловую скорость. Тогда забрасывай удочки.
— D'accord [56]. — И в каком-то порыве добавил: — Но сначала поцелуй меня.
Она повернула к нему лицо, и он удивился, почему сказал это. Не для того чтобы попрощаться. Он в этом уверен. Чтобы успокоить ее, немного отвлечь, и однако, когда их губы встретились, он испытал глубокую печаль и сожаление. Ее губы медленно и влажно раскрылись перед ним, и ему показалось, что сердце его лопнет. На мгновение он подумал, что сам умрет, прежде чем сделает это, темные волны отчаяния поглотили его.
Он положил руку ей на шею, и она прижалась к нему всем телом, он продолжал гладить ее, отыскивая место, нашел его, расположил большой и указательный пальцы, прошли одна-две секунды, и она мягко отодвинулась от него.
— Эй! — хрипло прошептала она. — Перестань, или я налечу на риф.
Он не мог сделать это голыми руками. Просто не мог. Но нужно действовать быстро, очень быстро. С каждой минутой опасность для него все увеличивается.
— Иди! — приказала она и игриво ударила его в грудь. — У нас есть для этого время, все время в мире. Будем наслаждаться им, каждым мгновением.
Он не смог этого сделать и отвернулся. И только когда он по стальной лестнице спускался вниз, в кубрик, ему пришло в голову, что все время их поцелуя правые пальцы ее руки были любовно прижаты к его горлу под подбородком. Она могла раздавить ему гортань, парализовать его, всадив большой палец в чувствительную область горла при первом же нажатии его руки.
В кубрике у него появилась новая мысль. Другую руку она держала на его теле, нежно поглаживая в районе ребер. Эта рука могла ударить снизу вверх, разорвав ему диафрагму. Инстинкт, должно быть, предупредил его. Она была нацелена на удар, больше, чем он. Она была внутри его рук, он не мог защититься, она ждала — и он слегка вздрогнул на горячем утреннем солнце, сознавая, как близок был к смерти.
И это осознание превратилось в нечто иное и скользнуло по спине, как вода по тающей сосульке. Страх, не страх труса, но страх, который ожесточил его и сделал тверже. В следующий раз он не будет колебаться.
Обдумывая свои проблемы, он инстинктивно продолжал выполнять ее приказ. Поднял крышку закрытого ящика под сидением. В обитой мягкими тканями внутренности он увидел разнообразные принадлежности рыбной ловли: мотки медной и стальной лески пятидесяти различных размеров, грузила для разных типов воды и дна, наживки из пластика и перьев, из эмалированного и полированного металла, крючки для гигантских рыб и для мелочи — и в отдельном желобе сбоку — нож.
Сорокадолларовый нож ниндзя с наборной лексановой ручкой, пестрой и изогнутой, чтобы удобнее было держать в руке. Семидюймовое лезвие вогнутой притертой стали, шириной в три дюйма у рукояти и к концу заостряющееся, как стилет. Жестокое оружие, им можно, вероятно, перерубить дубовое полено, как рекламируют производители. Пробьет тело человека, его кости, словно сыр чеддер.
Питер пробно взмахнул ножом, он великолепно лег в руку. Лезвие свистнуло в воздухе, и, когда он слишком торопливо тронул край, оно ужалило, как бритва, и оставило кровавую красную полосу на подушечке пальца.
Питер сбросил брезентовые туфли, чтобы резиновые подошвы не скрипнули на палубе. Теперь на нем только тельняшка и плавки боксерского типа, одежда не помешает действиям.
Босиком неслышно поднялся он на первые три ступени лестницы и поднял глаза, глядя на мостик.
Магда Альтман стояла у приборов яхты, вводя ее в русло пролива, сосредоточенно глядя вперед.
Волосы ее по-прежнему летели по ветру извивающимися густыми спутанными прядями. Голая шея была обращена к нему, четко очерченная ложбинка спускалась по спине, по бокам ее твердые мышцы.
Короткие брюки на одной ноге слегка задрались, приоткрыв полумесяц круглой белой ягодицы, а ноги у нее длинные и стройные, как у балерины, и она легко балансирует на них, приподнявшись, чтобы заглянуть за нос корабля.
Питер ушел с мостика всего десять секунд назад, и она ничего не подозревает.
Питер не повторил свою ошибку, он одним быстрым рывком поднялся по лестнице, и шум дизелей перекрывал звуки его движений.
Действуя ножом, нужно помнить о возможности наткнуться на кость и правильно выбирать место удара.
Питер занял правое сидение, пилот поговорил с контролем и повернулся к Питеру.
— Час полета. Едва успеем.
Солнце садилось за ними, когда они подлетали с запада и перед ними открылись Les Neuf Poissons, как драгоценное изумрудное ожерелье на синем бархате океана.
Девять островов характерной круглой вулканической формации, они окружали лагуну с такой чистой водой, что все изгибы кораллов были видны так ясно, словно они не под водой, а в воздухе.
— Когда барон купил острова в 1945 году, у них было полинезийское название, — объяснил пилот на своем четком французском уроженца юга Франции. — Один из полинезийских королей подарил их своему любимому миссионеру, а барон купил их у вдовы миссионера. Барон не мог произнести полнезийское название и потому изменил его… — Пилот усмехнулся. — Барон обращался с миром на своих собственных условиях.
Семь островов представляли собой просто полоски песка с линией пальм, но два восточных больше, и их базальтовые вулканические холмы блестели на заходящем солнце, как шкура большой ящерицы.
Когда они повернули на посадку, Питер в иллюминатор у локтя увидел центральное здание с крышей, крытой пальмовыми листьями; крыша по островной традиции изогнута, как нос корабля, а вокруг, полускрытые в роскошной зелени, небольшие бунгало. Они снова оказались над лагуной и увидели длинный причал, далеко уходящий в спокойные воды; у причала несколько яхт, большая моторная шхуна, которая, очевидно, используется для доставки тяжелых запасов, таких, как бензин, с Папеете, множество моторных лодок для катания на лыжах, ныряния и ловли рыбы. Одна лодка шла по лагуне, от нее отходил широкий волнистый след; крошечная фигурка на водных лыжах подняла руку и приветственно помахала. Питер подумал, что, может, это она, но тут «трислендер» резко наклонился, и в иллюминатор стали видны только кучевые облака, окровавленные заходящим солнцем.
Посадочная полоса короткая и узкая, вырублена посреди пальмовой плантации на ровном месте между берегом и холмами. Покрыта она раздробленным кораллом. На посадку самолет вышел над пальмовой рощей. Питер заметил, что пилот не преувеличил, назвав посадку трудной. Из-за холмов дул сильный поперечный ветер, он раскачивал крылья самолета. Пилот отклонился от курса, повернув отчасти навстречу ветру, и, когда самолет пролетал над самыми верхушками пальм, отключил двигатель и аккуратно опустился на поверхность в пятидесяти футах от начала полосы; пилот мгновенно включил тормоза и остановил машину.
— Превосходно! — невольно восхищенно воскликнул Питер, и пилот чуть удивленно посмотрел на него, словно это мелочь, не заслуживающая похвалы. Баронесса Альтман нанимает только лучших.
В конце полосы среди пальм ждала электрическая повозка — в такой перемещаются игроки в гольф — и в ней девушка полинезийка. В парео, обернутом ниже подмышек — цельная полоса алой и золотой ткани, опускающаяся до середины бедер. Ноги у нее голые, а на голове венок их свежих цветов.
Она на огромной скорости вела повозку по узкой извивающейся тропе в саду, полном редких экзотических растений, искусно расположенных, так что за каждым поворотом ждал новый сюрприз.
Бунгало располагалось над самым берегом, песок начинался под верандой, а океан тянулся до горизонта; бунгало изолированное, словно это единственная постройка на острове. Девушка, как ребенок, взяла его за руку
— жест полной невинности — и провела по бунгало, показывая, как включать кондиционер, свет и видео; все это она говорила на местном варианте французского языка и все время улыбалась.
Бар и кухня оказались заполнены продуктами, в небольшой библиотеке самые свежие бестселлеры и газеты и журналы, устаревшие всего на несколько дней. В видеоколлекции — несколько новых фильмов, лауреатов «Оскара».
— Робинзону Крузо следовало бы высадиться здесь, — засмеялся Питер, и девушка тоже засмеялась и изогнулась, как веселый дружелюбный щенок.
Два часа спустя она пришла за ним, после того как он принял душ, выбрился, отдохнул и переоделся в легкий холщовый тропический костюм с открытой рубашкой и сандалиями.
Она снова взяла его за руку, и Питер понял, что, если бы мужчина принял это за разрешение, девушка была бы обижена и смущена. За руку девушка провела его по тропе, освещенной искусно скрытыми фонарями, и вечер был полон рокотом океана и мягким шелестом пальмовых листьев на ветру.
Они подошли к зданию с крышей, как длинный корабль, тому самому, что он видел с воздуха. Изнутри доносилась негромкая музыка и смех, но когда он вышел на свет, смех прекратился и с полдюжины фигур в ожидании повернулись к нему.
Питер не знал, чего ожидал, только не этого веселого сборища, загорелых мужчин и женщин в дорогих элегантных нарядах, с высокими, с изморозью, бокалами, полными соков и фруктов.
— Питер! — Магда вышла из группы и пошла ему навстречу своей скользящей походкой.
На ней было мягкое блестящее цвета золотой спелой пшеницы платье, высоко собранное у горла тонкой золотой цепочкой, но оставлявшее обнаженными плечи и спину почти до самых ягодиц. От него захватывало дух, потому что тело у нее было как розовый лепесток и загорело до цвета свежего меда. Темные волосы собраны в косу толщиной с запястье и уложены на верху головы, а к глазам она прикоснулась тенями, и они стали еще более раскосыми, зелеными и загадочными.
— Питер, — повторила она и легко поцеловала в губы. Прикосновение легкое, как крылышко мотылька, и он ощутил аромат ее духов и тепло и волшебство ее тела.
Чувства его смешались. Что бы он ни узнал о ней, он никак не мог спокойно реагировать на ее физическое присутствие.
Она была холодна, ухожена и уравновешена, как никогда; ни следа смущения или ужасного одиночества, которые он слышал в ее подавленных рыданиях за полмира. Она шагнула назад, склонила голову и быстро, легко улыбаясь, осмотрела его.
— О, cheri, ты выглядишь гораздо лучше. Я так о тебе беспокоилась после нашей последней встречи.
Ему показалось, что он заметил тень в глубине ее глаз, легкую напряженность рта.
— А ты еще прекраснее, чем я помню.
Это правда, он может говорить это вполне искренне, и она рассмеялась от удовольствия.
— Ты никогда не говорил мне этого, — ответила она, но манеры ее оставались сдержанными. Выражение привязанности и дружелюбия могло бы обмануть его в другое время, но не сейчас. — И я благодарна.
Она взяла его под руку, сжала пальцами локоть и подвела к группе ожидающих гостей, как будто не могла больше оставаться с ним наедине, опасалась что-то выдать.
Присутствовало трое мужчин с женами: американский сенатор-демократ, обладающий солидным политическим весом, человек с величественной седой гривой, глазами как мертвые устрицы и прекрасной женой, по крайней мере на тридцать лет моложе его, которая посмотрела на Питера, как лев смотрит на газель, и удержала его руку на секунду дольше, чем нужно.
Был австралиец с могучими плечами и большим животом. Кожа у него дочерна загорела, а вокруг глаз паутина морщин. Глаза его словно постоянно смотрели сквозь пыль и солнечный блеск на далекий горизонт. Ему принадлежит четверть известных мировых запасов урана, а также скотоводческая ферма площадью вдвое больше Британских островов. Жена у него такая же загорелая, и рукопожатие ее такое же крепкое, как у него.
Третий мужчина — испанец, фамилия которого стала синонимом шерри, вежливый и воспитанный дон, но с явными мавританскими чертами тонкого лица. Питер где-то читал, что шерри и коньяки, которые выдерживаются в погребах этого человека, стоят свыше пятисот миллионов долларов, и это только часть его огромного наследственного состояния. Жена его — смуглая испанская красавица с удивительной белой прядью в абсолютно черных волосах.
Как только группа приняла Питера, разговор вернулся к дневным занятиям. Австралиец утром поймал большого марлина, рыбу свыше тысячи футов весом и длиной от клюва до кончика хвоста в пятнадцать футов, и все общество было возбуждено.
Питер почти не принимал участия в разговоре, но украдкой следил за Магдой Альтман. Она заметила это, он видел это по тому, как она держит голову, по напряжению ее длинного стройного тела, но она смеялась вместе с остальными и на Питера взглянула только раз или два, каждый раз с улыбкой, но в глубине ее зеленых глаз оставалась тень.
Наконец она хлопнула в ладоши.
— Начнем пир.
Она взяла за руки сенатора и австралийца и повела на берег. Питеру пришлось вести жену сенатора. Она прижалась к его руке пышным бюстом и провела кончиком языка по губам.
Двое слуг полинезийцев ждали у длинной груды белого песка, по сигналу Магды они набросились на груду с лопатами, быстро обнажили толстый слой водорослей и банановых листьев, из-под которых вырывался густой ароматный пар. Под этим слоем стойка из банановой древесины, к которой подвешены блюда над еще одним слоем листьев. Послышались радостные восклицания: аромат рыбы, цыплят и свинины смешался с запахом свежевыпеченного фруктового хлеба, подорожника и древесного угля.
— Получилось! — радостно объявила Магда. — Если внутрь проходит воздух, все пропадает. Остаются только угольки.
За едой и питьем смех и разговоры стали громче и свободней, но Питер единственную порцию выпивки растянул на весь вечер и спокойно ждал — не участвовал в разговоре и избегал льстивых речей жены сенатора.
Он ждал какого-нибудь указания, когда и где это произойдет. Не здесь, он знал, не в этом обществе. А когда произойдет, будет быстро и эффективно, как все, что делает Калиф. И неожиданно удивился, почему пришел, невооруженный и без поддержки, на арену, избранную и подготовленную врагом. Он знал, что лучшей защитой было бы ударить первым, может, сегодня же ночью, если представится возможность. Чем быстрее, тем безопаснее, и Магда улыбнулась ему через стол, поставленный под пальмами и нагруженный едой, которой хватило бы на пятьдесят человек. Он улыбнулся ей в ответ, она поманила его легким кивком головы и, пока мужчины спорили и громко хвастались, извинилась перед женщинами и незаметно скользнула в тень.
Питер посчитал до пятидесяти, потом последовал за ней. Она ждала на берегу. Он увидел ее белую обнаженную спину при лунном свете и пошел туда, где она стояла, глядя на взволнованные ветром воды лагуны.
Он подошел к ней сзади, она не повернула головы, но прошептала:
— Я рада, что ты прилетел, Питер.
— Я рад, что ты позвала.
Он коснулся ее шеи, сразу за ухом. Ухо у нее заостренное, почти как у эльфов, он не замечал этого раньше. Волосы на шее шелковистые на ощупь. Он легко нашел ось, тонкую кость в основании черепа, которую палач ломает, когда казнит на виселице. Он может сделать это пальцами, и будет так же быстро, как веревкой.
— Извини меня за остальных, — сказала она. — Но я собираюсь избавиться от них — боюсь, с неприличной поспешностью. — Она протянула руку за спину и сняла его пальцы со своей шеи, и он не сопротивлялся. Она расправила его руку и прижала открытую ладонь к своей щеке. — Они уедут завтра рано утром. Пьер летит с ними назад в Папеете, и тогда Les Nuef Poissons будут наши, твои и мои… — С хрипловатым смешком добавила: — И еще тридцать один слуга.
Он прекрасно понимал, как все будет. Единственные свидетели — верные подданные знатной дамы на островах.
— Теперь нам нужно вернуться. К несчастью, гости у меня очень важные, я не могу долго уходить от них, но наступит завтра. Слишком медленно для меня, Питер, но оно придет.
Она повернулась в его руках и поцеловала с неожиданной силой, так что губы его были прижаты к зубам, потом она оторвалась от него и прошептала на ухо:
— Что бы ни случилось, Питер, у нас есть нечто ценное, у тебя и меня. Может, самое ценное, что было у меня в жизни. И этого у меня не отнимут.
И с необыкновенной скоростью и ловкостью выскользнула из его объятий и скользнула по тропе назад к свету. Он медленно пошел за ней, смущенный, не зная, как понять ее последние слова, и заключил, что именно такова была их цель: смутить его и вывести из равновесия, и в этот моент скорее почувствовал, чем услышал движение за собой, мгновенно развернулся и нырнул.
Человек был в десяти шагах за ним, он двигался, как леопард, молча, под прикрытием лиан и цветущих вьюнков у тропы; только какой-то животный инстинкт предупредил Питера, и тело его тут же заняло боевую стойку, уравновешенное, напряженное, как стрела на тетиве, готовое и к нападению и к защите.
— Добрый вечер, генерал Страйд. — В последнее мгновение Питер сумел остановиться, медленно распрямился, но руки по-прежнему держал у боков, как лезвия ножей.
— Карл! — сказал он. Значит, серые волки были рядом, в нескольких футах от них, охраняли свою хозяйку даже в самые интимные моменты.
— Надеюсь, я не встревожил вас, — сказал телохранитель — и хотя Питер не мог видеть его лица, в голосе его звучала слабая насмешка. Если ему и нужно было подтверждение, полное и окончательное, то вот оно. Только Калиф нуждается в телохранителях во время романтического свидания. И Питер вне всяких сомнений теперь знал, что до наступления следующего вечера либо он, либо Магда Альтман будут мертвы.
Прежде чем уйти в бунгало, он осторожно обошел кусты, окружавшие его. Ничего подозрительного не обнаружил, но внутри постель была приготовлена, его бритвенный прибор вычищен и аккуратно расставлен. Грязную одежду унесли для чистки, а чистую разложили и развесили аккуратнее, чем делает он сам. Он не знал, обыскали ли остальное его имущество, но безопаснее предположить, что обыскали. Калиф не упустил бы такую элементарную предосторожность.
Замки на дверях и окнах слабые, вероятно, ими годами не пользовались, потому что в этом раю не было змей. До последнего времени. Поэтому он расставил стулья и другие препятствия таким образом, чтобы вошедший наткнулся на них в темноте, потом смял постель и положил подушку и одеяла так, что они напоминали спящего, а сам отнес одно одеяло на диван в гостиную. Он вообще-то не ожидал нападения, пока гости на острове, но если оно произойдет, он хотел нарушить сценарий Калифа, насколько возможно.
Спал он тревожно, просыпался от каждого прикосновения пальмовых листьев к крыше, от отражения луны на стене. Перед самым рассветом заснул крепче, и сны его были кошмарными и бессмысленными, только пораженное ужасом лицо Мелиссы-Джейн и ее крик задержались в памяти, когда он проснулся. Это воспоминание вызвало в нем холодную жажду мести, которая слегка утихла за недели после ее освобождения, и он почувствовал новую уверенность, новую цель, решимость преодолеть размягчающий смертельный обман Калифа.
Он встал в предрассветной жемчужной полутьме и спустился на пляж. Проплыл милю за риф, потом долго возвращался против сильного течения, но выбрался на берег освеженный, чувствуя себя сильным и жестким, как не было уже много недель.
«Хорошо, — мрачно подумал он. Пусть приходит. Я готов, как никогда».
На сахарном песке пляжа, выглаженном ночным приливом, давался прощальный завтрак для улетающих гостей: розовое шампанское «Лоран Пьер» и оранжерейная клубника, доставленная самолетом из Окленда, Новая Зеландия.
На Магде Альтман были короткие зеленые брюки, демонстрировавшие великолепие ее длинных ног, и такого же цвета лифчик, прикрывавший маленькие груди, но живот и плечи у нее оставались обнаженными. Тело прекрасно тренированного спортсмена, но нарисованное великим художником.
Питеру она показалась необычно взволнованной, веселье ее было чуть принужденным, а хрипловатый негромкий смех чуть торопливым — и чуть резковатым. Как будто она приняла какое-то трудное решение и крепилась, чтобы осуществить его. Питеру они с Магдой казались подлинными противниками, которые тщательно готовились к предстоящей схватке, — подобно профессиональным боксерам перед взвешиванием.
После завтрака все в кавалькаде электрических машин поехали на летное поле. Сенатор, разогретый шампанским и начинающий потеть на жаре, слишком сердечно принялся прощаться с Магдой, но она искусно уклонилась от его рук и ловко, вслед за другими пассажирами, усадила в «трислендер».
Пьер, пилот Магды, в начале взлетной полосы проверил по очереди все три двигателя. Потом отпустил тормоза, и как только машина набрала скорость, поднял ее в воздух. Неуклюжая машина пролетела над пальмами в конце короткой полосы, на пятьсот футов не дойдя до ее конца, — и Магда оживленно повернулась к Питеру.
— Я почти не спала ночью, — призналась она и поцеловала его.
— Я тоже, — ответил Питер — и про себя добавил: — Я уверен, по той же самой причине.
— Я освободила для нас целый день, — продолжала Магда, — и не хочу терять из него ни секунды.
Старший лодочник уже подвел большую сорокапятифутовую рыболовную яхту Магды к концу причала. Прекрасная яхта, с обтекаемыми очертаниями, отчего казалось, что даже у причала она летит; совершенно очевидно, за ней ухаживали с любовью. Покраска безупречна, металлические детали надраены до зеркального блеска. Лодочник радостно улыбался, когда Магда что-нибудь говорила ему.
— Баки полны, госпожа баронесса. Баллоны заряжены кислородом, удочки готовы. Водные лыжи в кладовке, а шеф сам принес переносной холодильник.
Но его широкая улыбка поблекла, когда он узнал, что баронесса отплывает на яхте одна.
— Вы мне не доверяете? — рассмеялась она.
— О, конечно, госпожа баронесса… — Но он не смог скрыть свого разочарования, что приходится передавать команду — даже такому достойному капитану.
Он сам отдал швартовы, беспокойно давая последние советы и наставления Магде, когда брешь между яхтой и берегом начала увеличиваться.
— Ne t'inquiet pas! [54] — со смехом крикнула она ему, но он сделал угнетенный жест, когда Магда включила оба двигателя и яхта двинулась, сразу словно оторвавшись от поверхности. След за кормой, глубокий, ясный и прямой, ясно виден в чистой зеленоватой воде лагуны; такой след — результат продуманнной формы корпуса. Яхта гладко повернула, Магда направила ее в проход между рифами и в открытый океан.
— Куда мы идем?
— За рифом на глубине в сто футов лежит старый японский военный самолет. В сорок четвертом его потопили янки. Там прекрасное место для погружения. Сначала поплывем туда…
«Как? — думал Питер. — Может, один из аквалангов частично заполнен окисью углерода. Сделать это просто. Пропустить выхлопные газы дизеля через угольный фильтр, чтобы лишить запаха, и окись углерода невозможно будет обнаружить. Заполнить цилиндр под давлением в тридцать атмосфер, потом добавить под давлением в сто десять атмосфер чистый воздух. Смерть быстрая, но не настолько, чтобы встревожить жеотву. Просто нежный долгий сон. Когда жертва выпустит нагубник, цилиндры сами очистятся от всяких следов газа. Прекрасный способ».
— После этого поплывем на Ile des Oiseaux [55]. С тех пор как Аарон заставил островитян перестать красть яйца, у нас образовалось одно из самых крупных гнездилищ крачек, гагарок и фрегатов в южной части Тихого океана…
А может, подводное ружье. Быстро и эффективно. На коротком расстоянии, допустим, в два фута, даже под водой копье пробьет тело человека — войдет между лопаток и выйдет из груди.
— Потом сможем покататься на лыжах…
Что может быть легче, чем включить на полную мощность оба дизеля и потащить ничего не ожидающего лыжника? Если он не разобьется о корпус, гребные винты, вращающиеся со скоростью пятьсот оборотов в минуту, разрубят его аккуратно, как ломоть заранее нарезанного хлеба.
Питер обнаружил, что его занимает эта игра в догадки. Он пожалел, что так никогда и не узнает, что она задумала, и оглянулся назад с высокого мостика, на котором они стояли вдвоем. Главный остров уже погрузился в воду, их не видно для всякого, у кого нет мощного бинокля.
За ним Магда сняла ленту с головы, и за ней устремилось по ветру темное волнующееся знамя ее волос.
— Пусть будет так всегда! — крикнула она поверх шума ветра и двигателей.
— Продано леди с сексуальным задом! — крикнул ей в ответ Питер, и ему пришлось напомнить себе, что она одна из наиболее подготовленных убийц, какие ему встречались. И ее смех и красота не должны отвлекать его. И нельзя позволить ей нанести удар первой. В таком случае его шансы на то, чтобы уцелеть, очень малы.
Он снова оглянулся на землю. Теперь в любую минуту, подумал Питер и передвинулся, словно глядя в сторону, заходя ей чуть в тыл, но по-прежнему в поле ее периферийного зрения; она с улыбкой чуть повернулась к нему.
— Во время прилива здесь всегда есть желтохвосты. Я пообещала шефу привезти пару живьем, — объяснила она. Спустись, пожалуйста, вниз и возьми две удочки, cheri. Перьевые мушки в переднем правом ящике.
— Хорошо, — кивнул он.
— Когда повернем в пролив, я перейду на траловую скорость. Тогда забрасывай удочки.
— D'accord [56]. — И в каком-то порыве добавил: — Но сначала поцелуй меня.
Она повернула к нему лицо, и он удивился, почему сказал это. Не для того чтобы попрощаться. Он в этом уверен. Чтобы успокоить ее, немного отвлечь, и однако, когда их губы встретились, он испытал глубокую печаль и сожаление. Ее губы медленно и влажно раскрылись перед ним, и ему показалось, что сердце его лопнет. На мгновение он подумал, что сам умрет, прежде чем сделает это, темные волны отчаяния поглотили его.
Он положил руку ей на шею, и она прижалась к нему всем телом, он продолжал гладить ее, отыскивая место, нашел его, расположил большой и указательный пальцы, прошли одна-две секунды, и она мягко отодвинулась от него.
— Эй! — хрипло прошептала она. — Перестань, или я налечу на риф.
Он не мог сделать это голыми руками. Просто не мог. Но нужно действовать быстро, очень быстро. С каждой минутой опасность для него все увеличивается.
— Иди! — приказала она и игриво ударила его в грудь. — У нас есть для этого время, все время в мире. Будем наслаждаться им, каждым мгновением.
Он не смог этого сделать и отвернулся. И только когда он по стальной лестнице спускался вниз, в кубрик, ему пришло в голову, что все время их поцелуя правые пальцы ее руки были любовно прижаты к его горлу под подбородком. Она могла раздавить ему гортань, парализовать его, всадив большой палец в чувствительную область горла при первом же нажатии его руки.
В кубрике у него появилась новая мысль. Другую руку она держала на его теле, нежно поглаживая в районе ребер. Эта рука могла ударить снизу вверх, разорвав ему диафрагму. Инстинкт, должно быть, предупредил его. Она была нацелена на удар, больше, чем он. Она была внутри его рук, он не мог защититься, она ждала — и он слегка вздрогнул на горячем утреннем солнце, сознавая, как близок был к смерти.
И это осознание превратилось в нечто иное и скользнуло по спине, как вода по тающей сосульке. Страх, не страх труса, но страх, который ожесточил его и сделал тверже. В следующий раз он не будет колебаться.
Обдумывая свои проблемы, он инстинктивно продолжал выполнять ее приказ. Поднял крышку закрытого ящика под сидением. В обитой мягкими тканями внутренности он увидел разнообразные принадлежности рыбной ловли: мотки медной и стальной лески пятидесяти различных размеров, грузила для разных типов воды и дна, наживки из пластика и перьев, из эмалированного и полированного металла, крючки для гигантских рыб и для мелочи — и в отдельном желобе сбоку — нож.
Сорокадолларовый нож ниндзя с наборной лексановой ручкой, пестрой и изогнутой, чтобы удобнее было держать в руке. Семидюймовое лезвие вогнутой притертой стали, шириной в три дюйма у рукояти и к концу заостряющееся, как стилет. Жестокое оружие, им можно, вероятно, перерубить дубовое полено, как рекламируют производители. Пробьет тело человека, его кости, словно сыр чеддер.
Питер пробно взмахнул ножом, он великолепно лег в руку. Лезвие свистнуло в воздухе, и, когда он слишком торопливо тронул край, оно ужалило, как бритва, и оставило кровавую красную полосу на подушечке пальца.
Питер сбросил брезентовые туфли, чтобы резиновые подошвы не скрипнули на палубе. Теперь на нем только тельняшка и плавки боксерского типа, одежда не помешает действиям.
Босиком неслышно поднялся он на первые три ступени лестницы и поднял глаза, глядя на мостик.
Магда Альтман стояла у приборов яхты, вводя ее в русло пролива, сосредоточенно глядя вперед.
Волосы ее по-прежнему летели по ветру извивающимися густыми спутанными прядями. Голая шея была обращена к нему, четко очерченная ложбинка спускалась по спине, по бокам ее твердые мышцы.
Короткие брюки на одной ноге слегка задрались, приоткрыв полумесяц круглой белой ягодицы, а ноги у нее длинные и стройные, как у балерины, и она легко балансирует на них, приподнявшись, чтобы заглянуть за нос корабля.
Питер ушел с мостика всего десять секунд назад, и она ничего не подозревает.
Питер не повторил свою ошибку, он одним быстрым рывком поднялся по лестнице, и шум дизелей перекрывал звуки его движений.
Действуя ножом, нужно помнить о возможности наткнуться на кость и правильно выбирать место удара.