Страница:
— «Бриллиант Один», говорит Чита. Попробуйте лобовую атаку.
«Мираж» с громом унесся, быстро набрал высоту, остальные четыре истребителя повторили маневр, заняв позицию «пятерни»; теперь все они висели перед «боингом».
— Чита. Мы заняли позицию для лобовой атаки.
— «Бриллианты». Имитация. Атакуйте в линию. Интервал пять секунд. Минимальное разделение. Повторяю, не открывать огонь. Это имитация атаки. Повторяю: это имитация атаки.
— «Бриллиант Один». Понял. Имитация атаки.
«Мираж Ф-1» качнул крыльями и опустил нос, скорость его мгновенно возросла, он преодолел с громом звуковой барьер, приближаясь с явно агрессивынми намерениями.
Сирил Уоткинс увидел его с расстояния в семь миль.
— Боже! — закричал он. — Это на самом деле! — Он качнулся вперед, собираясь взять на себя управление «боингом», прервать приближение, которым руководил автопилот.
— Сохранять прежний курс, — Ингрид впервые за все время возвысила голос. — Прежний курс. — Она направила свой пистолет на бортинженера. — Нам теперь штурман не нужен.
Капитан застыл. «Мираж» стремительно приближался, он заполнил все поле зрения в ветровом стекле. В самое последнее мгновение нос его слегка приподнялся, и он пролетел на несколько футов выше, но воздушная волна подхватила большую машину и закачала ее, как семя чертополоха.
— Второй! — закричал Сирил Уоткинс.
— Я серьезно! — Ингрид прижала ствол к шее бортинженера, так что он лбом ударился о край консоли компьютера, и на его бледной коже высупила алая кровь.
Одна за другой воздушные волны ударяли «боинг»: «миражи» продолжали атаковать. Ингрид свободнй рукой крепко держалась, чтобы не упасть, но пистолет по-прежнему прижимала к шее бортинженера.
— Я серьезно! — кричала она. — Я его убью. — В рубку доносились из салона крики пассажиров.
Последний «мираж» пролетел мимо, автопилот «боинга» быстро пришел в себя и снова направил самолет на маяк аэропорта Яна Смита.
— Больше не будут, — сказала Ингрид. Она отступила от бортинженера, позволила ему поднять голову и рукавом рубашки вытереть кровь. — Больше не смогут. Мы в контролируемом пространстве. — Она указала вперед. — Смотрите!
«Боинг» летел на высоте пяти тысяч футов, горизонт затянуло смогом и дымкой летней жары. Слева поднимались гладкие силуэты градирень Кемптонской электростанции, а еще ближе — ядовито-желтые терриконы, рассевшиеся на лишенном резких черт африканском высоком вельде. Вокруг шахт множество поселков, и сотни оконных стекол уловили утреннее солнце и отразили его, словно огни маяков.
Еще ближе виднелись длинные прямые черные посадочные полосы аэропорта Яна Смита.
— Садитесь прямо на полосу двадцать один, — приказала Ингрид.
— Не можем…
— Выполняйте, — рявкнула девушка. — Контрольная башня расчистит нам дорогу. Они не могут остановить нас.
— Могут, — ответил Сирил Уоткинс. — Посмотрите на площадку.
Они были так близко, что могли рассмотреть пять бензозаправщиков с надписью «Шелл» на кузовах.
— Они перекрывают полосу.
Вместе с огромными бензозаправщиками двигались пять ярко-красных пожарных машин и две белые машины скорой помощи. Они неслись по траве с края полосы, а потом все: и бензозаправщики, и пожарные и санитарные машины — с интервалом в пятьсот ярдов выстроились вдоль осевой линии полосы.
— Мы не можем садиться, — сказал капитан.
— Отключите автопилот и ведите вручную, — голос девушки изменился, теперь он звучал жестко и резко.
«Боинг» опустился на тысячу футов, нацелился на полосу двадцать один, и прямо перед его носом вызывающе вспыхивали красные мигалки пожарных машин.
— Я не могу столкнуться с ними, — решил Сирил Уоткинс, и в его голосе больше не было колебаний или сомнений. — Я поднимаю самолет и ухожу отсюда.
— Садитесь на траву! — крикнула девушка. — Слева от полосы открытое пространство. Сажайте туда!
Но Сирил Уоткинс наклонился вперед и начал передвигать дроссели. Двигатели взвыли, «боинг» задрал нос и начал подъем.
Молодой бортинженер повернулся в своем кресле и смотрел через ветровое стекло вперед. Все его тело было напряжено, алая полоска на лбу резко контрастировала с бледной кожей.
Правой рукой он держался за край своего стола, и костяшки его пальцев побелели и блестели, как яичная скорлупа.
Почти не пошевелившись, блондинка прижала ствол пистолета к этой застывшей правой руке.
Послышался грохот, такой громкий в замкнутой кабине, что от него, казалось, лопнут барабанные перепонки. Оружие отскочило на высоту золотой головы девушки, и сразу резко запахло сгоревшим бездымным порохом.
Бортинженер недоуменно смотрел на крышку стола. В металлической крышке образовалась дыра размером в чайную чашку, с рваными краями из яркого обнаженного металла.
Выстрел отрезал правую кисть по запястью. Отрезанная кисть отлетела в сторону, между креслами пилотов, из иссеченной плоти торчала кость. Кисть дергалась, как искалеченное насекомое.
— Садитесь, — сказала девушка. — Садитесь, или следующим выстрелом я прострелю ему голову.
— Ты кровавое чудовище! — закричал Сирил Уоткинс, глядя на оторванную руку.
— Садитесь, или будете отвечать за его смерть.
Бортинженер прижал обрубок руки к животу и молча согнулся, лицо его исказилось от шока.
Сирил Уоткинс с трудом оторвал взгляд от отрезанной руки и снова посмотрел вперед. Между сигнальными огнями взлетной полосы и узкой рулевочной дорожкой видно было большое открытое пространство. Трава скошена на высоту колена, и капитан знал, что почва здесь твердая и ровная.
Рука Сирила мягко отвела назад дроссели, она действовала словно самостоятельно, гул двигателей стих, нос машины снова опустился.
Капитан продолжал держать корабль нацеленным на полосу, пока не оказался над пограничными огнями. Он не хотел, чтобы водители машин догадались о его намерении и успели помешать ему.
— Ты сука-убийца, — про себя говорил он. — Грязная сука-убийца!
Он круто наклонил «боинг», нацелил его на полоску заросшей травой земли и полностью отключил дроссели, продолжая удерживать «боинг» в чуть приподнятом положении, летя над самой травой.
Огромная машина коснулась земли, раскачиваясь и дергаясь, а Сирил Уоткинс отчаянно вцепился в руль, пытаясь удержать его; в то же время второй пилот переключил двигатели на реверс и крепко нажал на главные тормоза.
Пожарные машины и бензозаправщики промелькнули мимо правого крыла, которое чуть не задело их концом. Изумленные лица водителей казались очень близкими и бледными — и 070 пронесся мимо. Скорость его быстро падала, он опустился на носовое колесо, машина раскачивалась, но остановилась непосредственно перед кирпичным зданием, где размещался главный радар.
Было 7 часов 25 минут местного времени. «Спидберд 070» совершил посадку.
— Они сели, — объявил Кингстон Паркер. — Вы понимаете, что были преприняты самые крайние меры, чтобы помешать им сесть. А выбор места посадки дает ответ на один из ваших вопросов, Питер.
— Немецкий стиль, — кивнул Питер. — Дело политическое. Я согласен, сэр.
— И вот мы с вами должны видеть в ужасной реальности то, что обсуждали только как отвлеченную теорию… — Паркер поднес к сигаре тонкую восковую свечу и дважды затянулся, прежде чем продолжать: — …теорию о моральном оправдании подобных действий.
— Мы снова разойдемся, сэр, — прервал его Питер. — Морального оправдания у таких действий нет.
— Правда? — спросил Паркер, качая головой. — А как же немецкие офицеры, убитые на улицах Парижа бойцами Сопротивления?
— Это была война! — воскликнул Питер.
— Может быть, группа, захватившая 070, тоже считает, что ведет войну…
— С невинными жертвами?
— «Хагана» [13] тоже приносила в жертву невинных, хотя сражалась за правое дело.
— Я англичанин, доктор Паркер: вы не можете ждать, что я буду потворствовать убийству английских женщин и детей, — Питер напрягся в своем кресле.
— Конечно, — согласился Паркер. — Поэтому не будем говорить о мау-мау в Кении [14] и о совеременной Ирландии, но как же Французская революция или распространение католицизма при помощи ужасных преследований и пыток, когда-либо придуманных людьми? Были ли эти действия морально оправданными?
— Я назвал бы их понятными, но достойными осуждения. Терроризм в любой форме не может быть морально оправдан. — Питер сознательно использовал это слово и увидел, как слегка приподнялись густые брови Паркера.
— Есть терроризм сверху — и есть снизу. — Паркер подхватил это слово и использовал его подчеркнуто. — Если вы определите терроризм как крайнее физическое или психологическое принуждение, направленное на подчинение других людей воле террориста, — существует террор закона — страх перед виселицей, террор религии — страх перед адом, родительский террор — страх порки. Оправдано ли все это морально и больше, чем стремления слабых, бедных, политически угнетенных, бессильных жертв несправедливого общества? Если мы хотим задушить крик их протеста…
Питер неловко передвинулся в кресле.
— Протест, выходящий за пределы закона…
— Законы составляют люди, почти всегда богатые и могущественные, законы изменяются людьми, обычно после военных действий. Женское суфражистское движение, кампания за гражданские права в этой стране… — Паркер смолк и усмехнулся. — Простите, Питер. Я иногда увлекаюсь. Гораздо труднее быть либералом, чем тираном. У тиранов редко бывают сомнения. — Паркер откинулся в своем кресле, сделал жест, как бы отбрасывая постороннее. — Я думаю оставить вас на один-два часа. Вам нужно подумать над своими планами в связи с новым развитием событий. Но лично я больше не сомневаюсь, что мы имеем дело с политически мотивированными действиями бойцов, а не простой бандой старомодных похитителей, которые гонятся только за наживой. Я уверен, что прежде чем мы с вами встретимся, нам придется кое-что переоценить в своем сознании и совести.
— Второй поворот направо, — негромко сказала Ингрид, и «боинг» повернул по траве к рулевочной дорожке. Шасси, по-видимому, не пострадало, но теперь, когда самолет ушел из своей естественной среды, он утратил грациозность и красоту и стал тяжелым и неуклюжим.
Девушка никогда не была раньше в рубке севшего «Джамбо», и высота над поверхностью произвела на нее впечатление. Эта высота сообщила ей ощущение отчужденности, неуязвимости.
— Теперь налево, — приказала она, и «боинг» отвернул от главного здания аэропорта к южному концу полосы. На балконе и на наблюдательной площадке аэровокзала уже видны были сотни любопытных зрителей, но на самой площади аэропорта всякое движение прекратилось. Машины и бензозаправщики безлюдны, на бетоне ни одного человека.
— Остановитесь здесь. — Девушка указала на открытую площадку в четырехста ярдах от ближайшего здания, на полпути между залами ожидания и служебными ангарами и хранилищем горючего. — Остановите на пересечении.
Сирил Уоткинс в мрачном молчании выполнил приказ, потом повернулся в сидении.
— Мне нужно вызвать санитарную машину, чтобы его увезли.
Второй пилот и стюардесса уложили бортинженера на полу рубки, у самого выхода. С помощью льняных салфеток они пытались перевязать рану и остановить кровотечение. Запах бездымного пороха смешивался теперь с запахом свежей крови.
— Никто не выйдет из самолета. — Девушка покачала головой. — Он слишком много о нас знает.
— Боже мой, женщина. Ему нужна медицинская помощь.
— На борту триста врачей, — равнодушно ответила она. — Лучших в мире. Двое из них могут пройти сюда и заняться им.
Она присела боком на окровавленный стол бортинженера и взяла в руки микрофон внутренней связи. Даже в гневе Сирил Уоткинс обратил внимание, что ей понадобилось только один раз показать, и она уверенно справлялась со сложным оборудованием связи. Очень умная и хорошо натренированная женщина.
— Леди и джентльмены, мы совершили посадку в аэропорту Йоханнесбурга. Здесь мы пробудем долго, может быть, дни, или даже недели. Потребуется все наше терпение, и я должна вас предупредить, что всякое непослушание будет сурово наказано. Уже была совершена одна попытка сопротивления, и в результате пришлось выстрелить в члена экипажа и серьезно ранить его. Он может умереть от этой раны. Нам не нужны больше повторения подобных случаев. Однако я снова предупреждаю вас, что мои бойцы и я сама будем стрелять, не колеблясь, или даже взорвем гранаты, расположенные над вашими головами, — если возникнет в этом необходимость.
Она помолчала и подождала, пока войдут два врача. Они склонились по обе стороны раненого. Он дрожал, как в лихорадке, от шока, его белая рубашка вся была забрызгана кровью. Девушка не проявила никакой озабоченности, никакого сомнения, она продолжала спокойным голосом:
— Двое моих бойцов сейчас пройдут по рядам и соберут ваши паспорта. Пожалуйста, приготовьте эти документы.
Она чуть повернула глаза, уловив какое-то движение. Из-за служебных ангаров появились четыре бронированных машины. Это была местная версия французских броневиков, с высокими тяжелыми шинами, башней и непропорционально длинными пушечными стволами, нацеленными вперед. Бронированные машины осторожно повернули и остановились в трехста ярдах в четырех точках — против концов крыльев, против хвоста и носа — вокруг самолета; теперь длинные стволы были нацелены на него.
Девушка презрительно следила за ними, пока перед ней не остановился один из врачей. Это был полный невысокий человек, лысеющий — но храбрый.
— Этого человека нужно немедленно отправить в больницу.
— Об этом не может быть и речи.
— Я настаиваю. Его жизнь в опасности.
— Все наши жизни в опасности, доктор. — Она помолчала и подождала, чтобы слова ее подействовали. — Напишите, что вам необходимо. Я позабочусь, чтобы вы все получили.
— Они уже шестнадцать часов на земле, но единственный контакт до сих пор — требование медикаментов и магистральной электролинии. — Кингстон Паркер снял пиджак и расслабил узел галстука, но никаких других признаков длительного бдения не было видно.
Питер Страйд кивнул, глядя на экран. «Что заключили ваши врачи по списку медикаментов?»
— Похоже на огнестрельное ранение. Тип крови АВ положительный, довольно редкий, но он указан в служебных данных у одного из члена экипажа. Десять литров плазмалита В, установка для переливания крови, шприцы, морфий, пенициллин для инъекций, противостолбнячная сыворотка — все необходимое для лечения серьезной физической травмы.
— Они подключены к магистрали? — спросил Питер.
— Да, иначе четыреста человек уже задохнулись бы без кондиционирования. Администрация аэропорта провела кабель и подключила его к внешней розетке. Теперь все системы самолета, даже кухонное оборудование, действуют.
— Значит мы можем в любое время отключить их. — Питер сделал запись в своем блокноте. — Никаких требований? Никаких переговоров?
— Нет, ничего. Они как будто хорошо понимают, как вести себя в таких условиях… в отличие от наших друзей, страны, где они сели. Похоже, нам придется иметь дело с менталитетом типа Виата Эрпа [15]… — Паркер помолчал. — Простите, Виат Эрп — это один из пограничников…
— Я видел кино и читал книгу, — резко ответил Питер.
— Ну, так вот. Южноафриканцы горят желанием взять самолет штурмом, и наш и ваш послы с трудом их удерживают. Готовы пинком открыть двери салуна и ворваться туда, стреляя из шестизарядных пистолетов. Наверно, они тоже видели это кино.
Питер почувствовал холодок ужаса на спине.
— Это была бы катастрофа, — быстро сказал он. — Люди там внутри настроены решительно.
— Вам не нужно убеждать меня в этом, — согласился Паркер. — Сколько вам еще лететь до Яна Смита?
— Семь минут назад мы пересекли реку Замбези. — Питер искоса бросил взгляд в перплексовое окно, но поверхность внизу была закрыта облаками и дымкой. — Лететь еще два часа десять минут, а боевая группа в трех часах сорока минутах за нами.
— Ну, хорошо, Питер. Мне снова нужно связываться с ними. Правительство Южной Африки назначило срочное заседание всех членов кабинета, и на нем в качестве советников и наблюдателей присутствуют оба наши посла. Мне кажется, пора сообщить им о наличии «Атласа».
Он ненадолго смолк.
— По крайней мере теперь у нас есть оправдание существования «Атласа», Питер. Единая организация, способная действовать, невзирая на границы, быстро и независимо. Вы должны знать, что я уже получил согласие президента и вашего премьер-министра на состояние «Дельта» — под мою ответственность.
Состояние «Дельта» — это непосредственная боевая операция.
— …но еще раз должен подчеркнуть, что я разрешу «Дельту» только в самом крайнем случае. Вначале я хочу услышатиь их требования и обдумать их, и в этом отношении мы готовы к переговорам…
Кингстон Паркер продолжал говорить, а Питер Страйд опустил голову, закрыл подбородок рукой, пряча раздражение. Они снова на спорной территории, и снова Питеру нужно выражать несогласие.
— Всякий раз как вы позволяете бойцу уйти невредимым после удара, вы сразу создаете условия для новых ударов.
— У меня есть разрешение на состояние «Дельта», — повторил Паркер резко, — но хочу, чтобы вам было ясно: оно будет использовано только в самом крайнем случае. Мы не команда убийц, генерал Страйд. — Паркер кивнул своему помощнику за пределами экрана. — Я связываюсь с южноафриканским правительством, чтобы рассказать об «Атласе». — Экран потемнел.
Питер Страйд вскочил и попытался походить между сидениями, но места для его высокой фигуры было мало, и он в гневе снова упал в кресло.
Кингстон Паркер встал из-за стола связи в одном из помещений западного крыла Пентагона. Два техника-связиста уступили ему дорогу, а личный секретарь открыл дверь, ведущую во внутренние помещения.
Для такого большого человека Паркер двигался с удивительным изяществом, и в теле его не было лишнего жира, только крупные крепкие кости и худая плоть. На нем был дорогой костюм, отлично сшитый — лучший, какой только могла предложить Пятая авеню, — но заношенный почти до протертости, воротник на пуговицах тоже слегка заношен, итальянские туфли износились у носков. Одежда словно не имела для Паркера никакого значения. Но носил он ее с определенным щеголством и выглядел на десять лет моложе своих пятидесяти трех, лишь несколько серебряных прядок сверкали в его густой шевелюре.
Внутренние помещения со спартанской меблировкой были такими же утилитарными и безличными, как любые правительственные учреждения. Только книги, занимавшие множество полок, и большой рояль принадлежали Паркеру. Бехштейовский рояль казался слишком большим для кабинета; проходя мимо него, Паркер легко провел рукой по клавишам, но не задержался и пошел к столу.
Сел в вращающееся кресло и принялся просматривать десятки лежавших на столе разведывательных досье. В них содержались последние затребованные им компьютерные распечатки. Биографии, оценки и характеристики всех тех, кто участвует в операции со «Спидберд 070».
Здесь были досье обоих послов — розовые обложки свидетельствовали о высочайшем уровне секретности; была на них и пометка «Только для руководителей депатраментов». Четыре зеленых папки — меньший уровень секретности — посвящены членам южноафриканского правительства, тем, кто имеет право принимать решения в условиях чрезвычайного положения. Самая толстая папка посвящена премьер-министру Южной Африки. Паркер сухо в который раз отметил, что этот человек был заключен в тюрьму пробританским провительством генерала Яна Смита во время второй мировой войны, потому что вел вооруженную борьбу против участия свой страны в этой войне. Паркер подумал, как отнесется теперь этот человек к другим вооруженным бойцам.
Были здесь и досье министров обороны и юстиции, тонкие папки начальника полиции и его заместителя, которым было дано право на месте принимать необходимые решения. Из всех этих людей только премьер-министр обладал сильным характером — это мощный человек бульдожьего типа, на него нелегко повлиять, нелегко разубедить, и Кингстон Паркер инстинктивно почувствовал, что высшая власть здесь.
В самом низу стопки досье лежала еще одна розовая папка; ее листали так часто, что на сгибе картонная обложка треснула. Первоначальные записи были сделаны два года назад, с тех пор папка ежеквартально пополнялась.
Заголовок — СТРАЙД ПИТЕР ЧАРЛЗ; и указание: только для руководителя «Атласа».
Кингстон Паркер, вероятно, смог бы процитировать содержимое этой папки наизусть, тем не менее он развязал завязки и раскрыл папку, положив ее себе на колени.
Попыхивая трубкой, он начал перелистывать страницы досье.
Вначале некоторые самые основные жизненные события. Родился в 1939 году, один из двух братьев-близнецов, отец военный, погиб три года спустя, когда танковая бригада, которой он командовал, встретилась в пустынях Северной Африки с сокрушительным ударом армии Эрвина Роммеля. Старший из близнецов унаследовал титул баронета, а Питер пошел по хорошо известному в таких семьях пути: Харроу и Сандхерст [16]; впрочем, Питер уже тогда приводил в замешательство семью своими необыкновенными успехами в учебе и явным нежеланием заниматься командными видами спорта, предпочитая им гольф, теннис и длительные пробежки.
Кингстон Паркер ненадолго задумался над этим. Это указания на характер человека, который и его иногда приводит в замешательство. Паркер испытывал общее для интеллектуалов презрение к военным и предпочел бы иметь дело с человеком, который ближе подходит к распространенному представлению о крепколобом солдате.
Но когда юный Питер Страйд поступил на службу в часть, которой когда-то командовал его отец, казалось, его необыкновенный интеллект направляется по обычному пути, а предпочтение независимости в мыслях и действиях держится под контролем, хотя и не забыто совершенно — пока часть не направили на Кипр в момент самого напряженного положения в этой стране. Через неделю молодой Питер Страйд был временно откомандирован в распоряжение армейской разведки, причем его командир дал ему самую похвальную рекомендацию. Вероятно, он тоже начал понимать, что трудно удержать чудо-дитя в обычной офицерской столовой.
На этот раз военное ведомство сделало удивительно верный выбор. За последующие шестнадцать лет Страйд не сделал ни единой ошибки, если не считать брака, завершившегося через два года разводом. Если бы он оставался в своей части, это могло бы отразиться на его карьере, но после Кипра продвижение Страйда по служебной лестнице было нетрадиционным и стремительным, как и его мозг.
В десятках сложных и трудных назначений он с тех пор отточил свои способности и приобрел новые; вопреки всем традициям британской армии, он еще до тридцати лет стал старшим офицером.
У него появились влиятельные друзья и поклонники по обе стороны Атлантики и в штабквартире НАТО, и, проведя три года в Брюсселе, он был произведен в генерал-майоры и назначен начальником английской разведки в Ирландии. И в эту работу он внес все свои способности и одержимость.
Именно ему Англия обязана значительным сокращением ирландского терроризма; он глубоко изучал вопросы партизанской войны в городе, психологии и менталитета партизан и внес здесь очень большой вклад.
В результате этих размышлений была сформулирована концепция «Атласа», и, естественно, Питер возглавлял список предполагаемых кандидатов на командование этой организацией. И, казалось, он и будет назначен: американцев поразила глубина его исследования, и друзья по НАТО не забыли о нем. В принципе его назначение было одобрено. Но в самый последний момент возникло ожесточенное сопротивление назначению на такой деликатный пост профессионального военного. Сопротивление возникло одновременно и в Уайтхолле, и в Вашингтоне и победило.
Кингстон Паркер выколотил трубку, прошел вместе в папкой через комнату и положил досье на пюпитр рояля. Сел и, по-прежнему глядя на печатные страницы, заиграл.
Поток музыки, прекрасные воздушные звуки Листа не мешали его мыслям, напротив, казалось, способствовали им.
Паркер с самого начала не хотел назначения Страйда, считал его опасным, чувствовал, что его честолюбие и стремления трудно будет контролировать. Паркер предпочел бы собственных выдвиженцев: Таннера, который командует сейчас «Меркурием», или Колина Нобла; он ожидал, что Страйд откажется от должности, которая явно ниже его возможностей и таланта.
Однако Страйд принял это назначение и возглавил «Тор». Паркер подозревал, что за этим скрывается необычная мотивировка, и постарался при первой же возможности лично изучить Страйда. В пяти различных случаях он приказывал Страйду прибыть в Вашингтон и сосредоточил на нем всю силу своего обаяния и личности. Он даже пригласил его пожить в своем нью-йоркском доме, провел много часов в разговорах на самые разные темы — и извлек из них осторожное уважение к уму этого человека и в то же время пришел к твердому заключению относительно его будущего в «Атласе».
«Мираж» с громом унесся, быстро набрал высоту, остальные четыре истребителя повторили маневр, заняв позицию «пятерни»; теперь все они висели перед «боингом».
— Чита. Мы заняли позицию для лобовой атаки.
— «Бриллианты». Имитация. Атакуйте в линию. Интервал пять секунд. Минимальное разделение. Повторяю, не открывать огонь. Это имитация атаки. Повторяю: это имитация атаки.
— «Бриллиант Один». Понял. Имитация атаки.
«Мираж Ф-1» качнул крыльями и опустил нос, скорость его мгновенно возросла, он преодолел с громом звуковой барьер, приближаясь с явно агрессивынми намерениями.
Сирил Уоткинс увидел его с расстояния в семь миль.
— Боже! — закричал он. — Это на самом деле! — Он качнулся вперед, собираясь взять на себя управление «боингом», прервать приближение, которым руководил автопилот.
— Сохранять прежний курс, — Ингрид впервые за все время возвысила голос. — Прежний курс. — Она направила свой пистолет на бортинженера. — Нам теперь штурман не нужен.
Капитан застыл. «Мираж» стремительно приближался, он заполнил все поле зрения в ветровом стекле. В самое последнее мгновение нос его слегка приподнялся, и он пролетел на несколько футов выше, но воздушная волна подхватила большую машину и закачала ее, как семя чертополоха.
— Второй! — закричал Сирил Уоткинс.
— Я серьезно! — Ингрид прижала ствол к шее бортинженера, так что он лбом ударился о край консоли компьютера, и на его бледной коже высупила алая кровь.
Одна за другой воздушные волны ударяли «боинг»: «миражи» продолжали атаковать. Ингрид свободнй рукой крепко держалась, чтобы не упасть, но пистолет по-прежнему прижимала к шее бортинженера.
— Я серьезно! — кричала она. — Я его убью. — В рубку доносились из салона крики пассажиров.
Последний «мираж» пролетел мимо, автопилот «боинга» быстро пришел в себя и снова направил самолет на маяк аэропорта Яна Смита.
— Больше не будут, — сказала Ингрид. Она отступила от бортинженера, позволила ему поднять голову и рукавом рубашки вытереть кровь. — Больше не смогут. Мы в контролируемом пространстве. — Она указала вперед. — Смотрите!
«Боинг» летел на высоте пяти тысяч футов, горизонт затянуло смогом и дымкой летней жары. Слева поднимались гладкие силуэты градирень Кемптонской электростанции, а еще ближе — ядовито-желтые терриконы, рассевшиеся на лишенном резких черт африканском высоком вельде. Вокруг шахт множество поселков, и сотни оконных стекол уловили утреннее солнце и отразили его, словно огни маяков.
Еще ближе виднелись длинные прямые черные посадочные полосы аэропорта Яна Смита.
— Садитесь прямо на полосу двадцать один, — приказала Ингрид.
— Не можем…
— Выполняйте, — рявкнула девушка. — Контрольная башня расчистит нам дорогу. Они не могут остановить нас.
— Могут, — ответил Сирил Уоткинс. — Посмотрите на площадку.
Они были так близко, что могли рассмотреть пять бензозаправщиков с надписью «Шелл» на кузовах.
— Они перекрывают полосу.
Вместе с огромными бензозаправщиками двигались пять ярко-красных пожарных машин и две белые машины скорой помощи. Они неслись по траве с края полосы, а потом все: и бензозаправщики, и пожарные и санитарные машины — с интервалом в пятьсот ярдов выстроились вдоль осевой линии полосы.
— Мы не можем садиться, — сказал капитан.
— Отключите автопилот и ведите вручную, — голос девушки изменился, теперь он звучал жестко и резко.
«Боинг» опустился на тысячу футов, нацелился на полосу двадцать один, и прямо перед его носом вызывающе вспыхивали красные мигалки пожарных машин.
— Я не могу столкнуться с ними, — решил Сирил Уоткинс, и в его голосе больше не было колебаний или сомнений. — Я поднимаю самолет и ухожу отсюда.
— Садитесь на траву! — крикнула девушка. — Слева от полосы открытое пространство. Сажайте туда!
Но Сирил Уоткинс наклонился вперед и начал передвигать дроссели. Двигатели взвыли, «боинг» задрал нос и начал подъем.
Молодой бортинженер повернулся в своем кресле и смотрел через ветровое стекло вперед. Все его тело было напряжено, алая полоска на лбу резко контрастировала с бледной кожей.
Правой рукой он держался за край своего стола, и костяшки его пальцев побелели и блестели, как яичная скорлупа.
Почти не пошевелившись, блондинка прижала ствол пистолета к этой застывшей правой руке.
Послышался грохот, такой громкий в замкнутой кабине, что от него, казалось, лопнут барабанные перепонки. Оружие отскочило на высоту золотой головы девушки, и сразу резко запахло сгоревшим бездымным порохом.
Бортинженер недоуменно смотрел на крышку стола. В металлической крышке образовалась дыра размером в чайную чашку, с рваными краями из яркого обнаженного металла.
Выстрел отрезал правую кисть по запястью. Отрезанная кисть отлетела в сторону, между креслами пилотов, из иссеченной плоти торчала кость. Кисть дергалась, как искалеченное насекомое.
— Садитесь, — сказала девушка. — Садитесь, или следующим выстрелом я прострелю ему голову.
— Ты кровавое чудовище! — закричал Сирил Уоткинс, глядя на оторванную руку.
— Садитесь, или будете отвечать за его смерть.
Бортинженер прижал обрубок руки к животу и молча согнулся, лицо его исказилось от шока.
Сирил Уоткинс с трудом оторвал взгляд от отрезанной руки и снова посмотрел вперед. Между сигнальными огнями взлетной полосы и узкой рулевочной дорожкой видно было большое открытое пространство. Трава скошена на высоту колена, и капитан знал, что почва здесь твердая и ровная.
Рука Сирила мягко отвела назад дроссели, она действовала словно самостоятельно, гул двигателей стих, нос машины снова опустился.
Капитан продолжал держать корабль нацеленным на полосу, пока не оказался над пограничными огнями. Он не хотел, чтобы водители машин догадались о его намерении и успели помешать ему.
— Ты сука-убийца, — про себя говорил он. — Грязная сука-убийца!
Он круто наклонил «боинг», нацелил его на полоску заросшей травой земли и полностью отключил дроссели, продолжая удерживать «боинг» в чуть приподнятом положении, летя над самой травой.
Огромная машина коснулась земли, раскачиваясь и дергаясь, а Сирил Уоткинс отчаянно вцепился в руль, пытаясь удержать его; в то же время второй пилот переключил двигатели на реверс и крепко нажал на главные тормоза.
Пожарные машины и бензозаправщики промелькнули мимо правого крыла, которое чуть не задело их концом. Изумленные лица водителей казались очень близкими и бледными — и 070 пронесся мимо. Скорость его быстро падала, он опустился на носовое колесо, машина раскачивалась, но остановилась непосредственно перед кирпичным зданием, где размещался главный радар.
Было 7 часов 25 минут местного времени. «Спидберд 070» совершил посадку.
— Они сели, — объявил Кингстон Паркер. — Вы понимаете, что были преприняты самые крайние меры, чтобы помешать им сесть. А выбор места посадки дает ответ на один из ваших вопросов, Питер.
— Немецкий стиль, — кивнул Питер. — Дело политическое. Я согласен, сэр.
— И вот мы с вами должны видеть в ужасной реальности то, что обсуждали только как отвлеченную теорию… — Паркер поднес к сигаре тонкую восковую свечу и дважды затянулся, прежде чем продолжать: — …теорию о моральном оправдании подобных действий.
— Мы снова разойдемся, сэр, — прервал его Питер. — Морального оправдания у таких действий нет.
— Правда? — спросил Паркер, качая головой. — А как же немецкие офицеры, убитые на улицах Парижа бойцами Сопротивления?
— Это была война! — воскликнул Питер.
— Может быть, группа, захватившая 070, тоже считает, что ведет войну…
— С невинными жертвами?
— «Хагана» [13] тоже приносила в жертву невинных, хотя сражалась за правое дело.
— Я англичанин, доктор Паркер: вы не можете ждать, что я буду потворствовать убийству английских женщин и детей, — Питер напрягся в своем кресле.
— Конечно, — согласился Паркер. — Поэтому не будем говорить о мау-мау в Кении [14] и о совеременной Ирландии, но как же Французская революция или распространение католицизма при помощи ужасных преследований и пыток, когда-либо придуманных людьми? Были ли эти действия морально оправданными?
— Я назвал бы их понятными, но достойными осуждения. Терроризм в любой форме не может быть морально оправдан. — Питер сознательно использовал это слово и увидел, как слегка приподнялись густые брови Паркера.
— Есть терроризм сверху — и есть снизу. — Паркер подхватил это слово и использовал его подчеркнуто. — Если вы определите терроризм как крайнее физическое или психологическое принуждение, направленное на подчинение других людей воле террориста, — существует террор закона — страх перед виселицей, террор религии — страх перед адом, родительский террор — страх порки. Оправдано ли все это морально и больше, чем стремления слабых, бедных, политически угнетенных, бессильных жертв несправедливого общества? Если мы хотим задушить крик их протеста…
Питер неловко передвинулся в кресле.
— Протест, выходящий за пределы закона…
— Законы составляют люди, почти всегда богатые и могущественные, законы изменяются людьми, обычно после военных действий. Женское суфражистское движение, кампания за гражданские права в этой стране… — Паркер смолк и усмехнулся. — Простите, Питер. Я иногда увлекаюсь. Гораздо труднее быть либералом, чем тираном. У тиранов редко бывают сомнения. — Паркер откинулся в своем кресле, сделал жест, как бы отбрасывая постороннее. — Я думаю оставить вас на один-два часа. Вам нужно подумать над своими планами в связи с новым развитием событий. Но лично я больше не сомневаюсь, что мы имеем дело с политически мотивированными действиями бойцов, а не простой бандой старомодных похитителей, которые гонятся только за наживой. Я уверен, что прежде чем мы с вами встретимся, нам придется кое-что переоценить в своем сознании и совести.
— Второй поворот направо, — негромко сказала Ингрид, и «боинг» повернул по траве к рулевочной дорожке. Шасси, по-видимому, не пострадало, но теперь, когда самолет ушел из своей естественной среды, он утратил грациозность и красоту и стал тяжелым и неуклюжим.
Девушка никогда не была раньше в рубке севшего «Джамбо», и высота над поверхностью произвела на нее впечатление. Эта высота сообщила ей ощущение отчужденности, неуязвимости.
— Теперь налево, — приказала она, и «боинг» отвернул от главного здания аэропорта к южному концу полосы. На балконе и на наблюдательной площадке аэровокзала уже видны были сотни любопытных зрителей, но на самой площади аэропорта всякое движение прекратилось. Машины и бензозаправщики безлюдны, на бетоне ни одного человека.
— Остановитесь здесь. — Девушка указала на открытую площадку в четырехста ярдах от ближайшего здания, на полпути между залами ожидания и служебными ангарами и хранилищем горючего. — Остановите на пересечении.
Сирил Уоткинс в мрачном молчании выполнил приказ, потом повернулся в сидении.
— Мне нужно вызвать санитарную машину, чтобы его увезли.
Второй пилот и стюардесса уложили бортинженера на полу рубки, у самого выхода. С помощью льняных салфеток они пытались перевязать рану и остановить кровотечение. Запах бездымного пороха смешивался теперь с запахом свежей крови.
— Никто не выйдет из самолета. — Девушка покачала головой. — Он слишком много о нас знает.
— Боже мой, женщина. Ему нужна медицинская помощь.
— На борту триста врачей, — равнодушно ответила она. — Лучших в мире. Двое из них могут пройти сюда и заняться им.
Она присела боком на окровавленный стол бортинженера и взяла в руки микрофон внутренней связи. Даже в гневе Сирил Уоткинс обратил внимание, что ей понадобилось только один раз показать, и она уверенно справлялась со сложным оборудованием связи. Очень умная и хорошо натренированная женщина.
— Леди и джентльмены, мы совершили посадку в аэропорту Йоханнесбурга. Здесь мы пробудем долго, может быть, дни, или даже недели. Потребуется все наше терпение, и я должна вас предупредить, что всякое непослушание будет сурово наказано. Уже была совершена одна попытка сопротивления, и в результате пришлось выстрелить в члена экипажа и серьезно ранить его. Он может умереть от этой раны. Нам не нужны больше повторения подобных случаев. Однако я снова предупреждаю вас, что мои бойцы и я сама будем стрелять, не колеблясь, или даже взорвем гранаты, расположенные над вашими головами, — если возникнет в этом необходимость.
Она помолчала и подождала, пока войдут два врача. Они склонились по обе стороны раненого. Он дрожал, как в лихорадке, от шока, его белая рубашка вся была забрызгана кровью. Девушка не проявила никакой озабоченности, никакого сомнения, она продолжала спокойным голосом:
— Двое моих бойцов сейчас пройдут по рядам и соберут ваши паспорта. Пожалуйста, приготовьте эти документы.
Она чуть повернула глаза, уловив какое-то движение. Из-за служебных ангаров появились четыре бронированных машины. Это была местная версия французских броневиков, с высокими тяжелыми шинами, башней и непропорционально длинными пушечными стволами, нацеленными вперед. Бронированные машины осторожно повернули и остановились в трехста ярдах в четырех точках — против концов крыльев, против хвоста и носа — вокруг самолета; теперь длинные стволы были нацелены на него.
Девушка презрительно следила за ними, пока перед ней не остановился один из врачей. Это был полный невысокий человек, лысеющий — но храбрый.
— Этого человека нужно немедленно отправить в больницу.
— Об этом не может быть и речи.
— Я настаиваю. Его жизнь в опасности.
— Все наши жизни в опасности, доктор. — Она помолчала и подождала, чтобы слова ее подействовали. — Напишите, что вам необходимо. Я позабочусь, чтобы вы все получили.
— Они уже шестнадцать часов на земле, но единственный контакт до сих пор — требование медикаментов и магистральной электролинии. — Кингстон Паркер снял пиджак и расслабил узел галстука, но никаких других признаков длительного бдения не было видно.
Питер Страйд кивнул, глядя на экран. «Что заключили ваши врачи по списку медикаментов?»
— Похоже на огнестрельное ранение. Тип крови АВ положительный, довольно редкий, но он указан в служебных данных у одного из члена экипажа. Десять литров плазмалита В, установка для переливания крови, шприцы, морфий, пенициллин для инъекций, противостолбнячная сыворотка — все необходимое для лечения серьезной физической травмы.
— Они подключены к магистрали? — спросил Питер.
— Да, иначе четыреста человек уже задохнулись бы без кондиционирования. Администрация аэропорта провела кабель и подключила его к внешней розетке. Теперь все системы самолета, даже кухонное оборудование, действуют.
— Значит мы можем в любое время отключить их. — Питер сделал запись в своем блокноте. — Никаких требований? Никаких переговоров?
— Нет, ничего. Они как будто хорошо понимают, как вести себя в таких условиях… в отличие от наших друзей, страны, где они сели. Похоже, нам придется иметь дело с менталитетом типа Виата Эрпа [15]… — Паркер помолчал. — Простите, Виат Эрп — это один из пограничников…
— Я видел кино и читал книгу, — резко ответил Питер.
— Ну, так вот. Южноафриканцы горят желанием взять самолет штурмом, и наш и ваш послы с трудом их удерживают. Готовы пинком открыть двери салуна и ворваться туда, стреляя из шестизарядных пистолетов. Наверно, они тоже видели это кино.
Питер почувствовал холодок ужаса на спине.
— Это была бы катастрофа, — быстро сказал он. — Люди там внутри настроены решительно.
— Вам не нужно убеждать меня в этом, — согласился Паркер. — Сколько вам еще лететь до Яна Смита?
— Семь минут назад мы пересекли реку Замбези. — Питер искоса бросил взгляд в перплексовое окно, но поверхность внизу была закрыта облаками и дымкой. — Лететь еще два часа десять минут, а боевая группа в трех часах сорока минутах за нами.
— Ну, хорошо, Питер. Мне снова нужно связываться с ними. Правительство Южной Африки назначило срочное заседание всех членов кабинета, и на нем в качестве советников и наблюдателей присутствуют оба наши посла. Мне кажется, пора сообщить им о наличии «Атласа».
Он ненадолго смолк.
— По крайней мере теперь у нас есть оправдание существования «Атласа», Питер. Единая организация, способная действовать, невзирая на границы, быстро и независимо. Вы должны знать, что я уже получил согласие президента и вашего премьер-министра на состояние «Дельта» — под мою ответственность.
Состояние «Дельта» — это непосредственная боевая операция.
— …но еще раз должен подчеркнуть, что я разрешу «Дельту» только в самом крайнем случае. Вначале я хочу услышатиь их требования и обдумать их, и в этом отношении мы готовы к переговорам…
Кингстон Паркер продолжал говорить, а Питер Страйд опустил голову, закрыл подбородок рукой, пряча раздражение. Они снова на спорной территории, и снова Питеру нужно выражать несогласие.
— Всякий раз как вы позволяете бойцу уйти невредимым после удара, вы сразу создаете условия для новых ударов.
— У меня есть разрешение на состояние «Дельта», — повторил Паркер резко, — но хочу, чтобы вам было ясно: оно будет использовано только в самом крайнем случае. Мы не команда убийц, генерал Страйд. — Паркер кивнул своему помощнику за пределами экрана. — Я связываюсь с южноафриканским правительством, чтобы рассказать об «Атласе». — Экран потемнел.
Питер Страйд вскочил и попытался походить между сидениями, но места для его высокой фигуры было мало, и он в гневе снова упал в кресло.
Кингстон Паркер встал из-за стола связи в одном из помещений западного крыла Пентагона. Два техника-связиста уступили ему дорогу, а личный секретарь открыл дверь, ведущую во внутренние помещения.
Для такого большого человека Паркер двигался с удивительным изяществом, и в теле его не было лишнего жира, только крупные крепкие кости и худая плоть. На нем был дорогой костюм, отлично сшитый — лучший, какой только могла предложить Пятая авеню, — но заношенный почти до протертости, воротник на пуговицах тоже слегка заношен, итальянские туфли износились у носков. Одежда словно не имела для Паркера никакого значения. Но носил он ее с определенным щеголством и выглядел на десять лет моложе своих пятидесяти трех, лишь несколько серебряных прядок сверкали в его густой шевелюре.
Внутренние помещения со спартанской меблировкой были такими же утилитарными и безличными, как любые правительственные учреждения. Только книги, занимавшие множество полок, и большой рояль принадлежали Паркеру. Бехштейовский рояль казался слишком большим для кабинета; проходя мимо него, Паркер легко провел рукой по клавишам, но не задержался и пошел к столу.
Сел в вращающееся кресло и принялся просматривать десятки лежавших на столе разведывательных досье. В них содержались последние затребованные им компьютерные распечатки. Биографии, оценки и характеристики всех тех, кто участвует в операции со «Спидберд 070».
Здесь были досье обоих послов — розовые обложки свидетельствовали о высочайшем уровне секретности; была на них и пометка «Только для руководителей депатраментов». Четыре зеленых папки — меньший уровень секретности — посвящены членам южноафриканского правительства, тем, кто имеет право принимать решения в условиях чрезвычайного положения. Самая толстая папка посвящена премьер-министру Южной Африки. Паркер сухо в который раз отметил, что этот человек был заключен в тюрьму пробританским провительством генерала Яна Смита во время второй мировой войны, потому что вел вооруженную борьбу против участия свой страны в этой войне. Паркер подумал, как отнесется теперь этот человек к другим вооруженным бойцам.
Были здесь и досье министров обороны и юстиции, тонкие папки начальника полиции и его заместителя, которым было дано право на месте принимать необходимые решения. Из всех этих людей только премьер-министр обладал сильным характером — это мощный человек бульдожьего типа, на него нелегко повлиять, нелегко разубедить, и Кингстон Паркер инстинктивно почувствовал, что высшая власть здесь.
В самом низу стопки досье лежала еще одна розовая папка; ее листали так часто, что на сгибе картонная обложка треснула. Первоначальные записи были сделаны два года назад, с тех пор папка ежеквартально пополнялась.
Заголовок — СТРАЙД ПИТЕР ЧАРЛЗ; и указание: только для руководителя «Атласа».
Кингстон Паркер, вероятно, смог бы процитировать содержимое этой папки наизусть, тем не менее он развязал завязки и раскрыл папку, положив ее себе на колени.
Попыхивая трубкой, он начал перелистывать страницы досье.
Вначале некоторые самые основные жизненные события. Родился в 1939 году, один из двух братьев-близнецов, отец военный, погиб три года спустя, когда танковая бригада, которой он командовал, встретилась в пустынях Северной Африки с сокрушительным ударом армии Эрвина Роммеля. Старший из близнецов унаследовал титул баронета, а Питер пошел по хорошо известному в таких семьях пути: Харроу и Сандхерст [16]; впрочем, Питер уже тогда приводил в замешательство семью своими необыкновенными успехами в учебе и явным нежеланием заниматься командными видами спорта, предпочитая им гольф, теннис и длительные пробежки.
Кингстон Паркер ненадолго задумался над этим. Это указания на характер человека, который и его иногда приводит в замешательство. Паркер испытывал общее для интеллектуалов презрение к военным и предпочел бы иметь дело с человеком, который ближе подходит к распространенному представлению о крепколобом солдате.
Но когда юный Питер Страйд поступил на службу в часть, которой когда-то командовал его отец, казалось, его необыкновенный интеллект направляется по обычному пути, а предпочтение независимости в мыслях и действиях держится под контролем, хотя и не забыто совершенно — пока часть не направили на Кипр в момент самого напряженного положения в этой стране. Через неделю молодой Питер Страйд был временно откомандирован в распоряжение армейской разведки, причем его командир дал ему самую похвальную рекомендацию. Вероятно, он тоже начал понимать, что трудно удержать чудо-дитя в обычной офицерской столовой.
На этот раз военное ведомство сделало удивительно верный выбор. За последующие шестнадцать лет Страйд не сделал ни единой ошибки, если не считать брака, завершившегося через два года разводом. Если бы он оставался в своей части, это могло бы отразиться на его карьере, но после Кипра продвижение Страйда по служебной лестнице было нетрадиционным и стремительным, как и его мозг.
В десятках сложных и трудных назначений он с тех пор отточил свои способности и приобрел новые; вопреки всем традициям британской армии, он еще до тридцати лет стал старшим офицером.
У него появились влиятельные друзья и поклонники по обе стороны Атлантики и в штабквартире НАТО, и, проведя три года в Брюсселе, он был произведен в генерал-майоры и назначен начальником английской разведки в Ирландии. И в эту работу он внес все свои способности и одержимость.
Именно ему Англия обязана значительным сокращением ирландского терроризма; он глубоко изучал вопросы партизанской войны в городе, психологии и менталитета партизан и внес здесь очень большой вклад.
В результате этих размышлений была сформулирована концепция «Атласа», и, естественно, Питер возглавлял список предполагаемых кандидатов на командование этой организацией. И, казалось, он и будет назначен: американцев поразила глубина его исследования, и друзья по НАТО не забыли о нем. В принципе его назначение было одобрено. Но в самый последний момент возникло ожесточенное сопротивление назначению на такой деликатный пост профессионального военного. Сопротивление возникло одновременно и в Уайтхолле, и в Вашингтоне и победило.
Кингстон Паркер выколотил трубку, прошел вместе в папкой через комнату и положил досье на пюпитр рояля. Сел и, по-прежнему глядя на печатные страницы, заиграл.
Поток музыки, прекрасные воздушные звуки Листа не мешали его мыслям, напротив, казалось, способствовали им.
Паркер с самого начала не хотел назначения Страйда, считал его опасным, чувствовал, что его честолюбие и стремления трудно будет контролировать. Паркер предпочел бы собственных выдвиженцев: Таннера, который командует сейчас «Меркурием», или Колина Нобла; он ожидал, что Страйд откажется от должности, которая явно ниже его возможностей и таланта.
Однако Страйд принял это назначение и возглавил «Тор». Паркер подозревал, что за этим скрывается необычная мотивировка, и постарался при первой же возможности лично изучить Страйда. В пяти различных случаях он приказывал Страйду прибыть в Вашингтон и сосредоточил на нем всю силу своего обаяния и личности. Он даже пригласил его пожить в своем нью-йоркском доме, провел много часов в разговорах на самые разные темы — и извлек из них осторожное уважение к уму этого человека и в то же время пришел к твердому заключению относительно его будущего в «Атласе».