Страница:
Установили также распорядок пользования туалетом: пассажир должен вернуться на свое место, прежде чем другому позволено будет встать. Двери туалета должны все время оставаться открытыми, так чтобы коммандос видели вошедшего туда.
Несмотря на тишину, в самолете царила напряженная атмосфера. Мало кто из пассажиров спал — в основном дети, остальные сидели неподвижно, с напряженными осунувшимися лицами — со смесью ненависти и страха следили за своими похитителями.
В рубку вошел Анри, француз.
— Отводят броневики, — сказал он. Стройный, с очень юным лицом и мечтательными глазами поэта. Он отрастил провисшие светлые усы, которые казались неуместными у него на лице.
Ингрид взглянула на него. «Ты очень нервничаешь, cheri [17]. — Она покачала головой. — Все будет в порядке».
— Я не нервничаю, — напряженно ответил он.
Она добродушно усмехнулась и погладила его по щеке. «Я не хотела тебя обидеть. — Она притянула к себе его лицо и поцеловала, глубоко просунув язык ему в рот. — Ты доказал свою храбрость — часто доказывал», — прошептала она.
Он со стуком опустил пистолет на стол и потянулся к ней. Три верхние пуговицы ее красной хлопчатобумажной кофты были расстегнуты, и она позволила ему просунуть руку и нащупать ее груди.
Тяжелые и круглые груди; он задышал тяжело, касаясь сосков. Соски сразу напряглись, но когда он свободной рукой потянулся к молнии ее брюк, она грубо оттолкнула его.
— Позже, — резко сказала она, — когда все будет кончено. — И, наклонившись вперед, приподняла краешек одеяла, закрывавшего ветровое стекло рубки. Солнце светило очень ярко, но ее глаза быстро привыкли, и она увидела ряд голов в шлемах над парапетом обсервационного балкона. Значит, войска тоже убирают. Пора начинать переговоры — но она позволит им еще немного покипеть в собственном соку.
Она встала, застегнула пуговицы кофты, поправила на шее фотоаппарат, еще немного задержалась у выхода, поправляя светлую массу золотистых волос, — потом медленно прошла по всему проходу, останавливаясь, чтобы поправить одеяло на спящем ребенке, внимательно выслушать жалобы беременной жены техасского нейрохирурга.
— Вас и детей первыми выпустят с самолета, я вам обещаю.
Дойдя до лежащего бортинженера, она наклонилась к нему.
— Как он?
— Сейчас спит. Я сделал ему укол морфия, — ответил толстый маленький врач, не глядя на нее, чтобы она не увидела ненависть в его взгляде. Раненая рука была поднята, чтобы остановить кровотечение, она неподвижно торчала в коконе из повязок. Казалась странной короткой, и на белых бинтах алела просочившаяся кровь.
— Вы хорошо действуете, — она коснулась его руки. — Спасибо. — Он удивленно взглянул на нее, и она улыбнулась — такой сверкающей милой улыбкой, что он начал оттаивать.
— Это ваша жена? — негромко, так, чтобы слышал только он, спросила Ингрид, и он кивнул, глянув на пухлую маленькую еврейку в соседнем кресле.
— Я постараюсь, чтобы она была в числе первых, кто выйдет с самолета, — пообещала она, и его благодарность была трогательной. Ингрид встала и двинулась дальше.
Рыжеволосый немец стоял в начале туристского салона, рядом с занавесом второй кухни. У него напряженное осунувшееся лицо религиозного фанатика, темные горящие глаза и черные длинные, до плеч, волосы. Из-за шрама поперек верхней губы казалось, что он постоянно улыбается.
— Курт, все в порядке? — спросила Ингрид по-немецки.
— Жалуются на голод.
— Покормим через два часа — но не так много, как они ожидают, — и она презрительным взглядом обвела салон. — Толстые, — негромко сказала она, — большие толстые буржуазные свиньи. — Она прошла за занавес и приглашающе взглянула на Курта. Тот сразу прошел туда, задернув за собой занавес.
— Где Карен? — спросила Ингрид, пока он расстегивал пояс. Ей очень это нужно, возбуждение и кровь воспламенили ее.
— Отдыхает — в конце салона.
Ингрид расстегнула пуговицу шорт и потянула вниз молнию. «Хорошо, Курт, — хрипло сказала она, — но быстро, очень быстро».
Ингрид сидела на месте бортинженера, за ней стояла темноволосая девушка. Поверх красной кофты на ней был надет патронташ, а на берде висел большой уродливый пистолет.
Ингрид поднесла микрофон ко рту и заговорила, одновременно пальцами другой руки расчесывая золотистую путаницу своих прядей.
— …Сто девяносто восемь граждан Британии. Сто сорок шесть американцев… — Она читала список заложников. — На борту сто двадцать две женщины и двадцать шесть детей в возрасте до шестнадцати лет. — Она говорила уже около пяти минут, но вот смолкла, поерзала в кресле и через плечо улыбнулась Карен. Темноволосая девушка ответила ей улыбкой и протянула свою узкую руку, чтобы погладить Ингрид по голове.
— Мы записали ваше сообщение.
— Зовите меня Ингрид. — Она улыбалась в микрофон, и улыбка ее стала злой. Наступило молчание, диспетчер в башне приходил в себя от шока.
— Принято, Ингрид. Есть у вас еще сообщения для нас?
— Есть, контроль. Поскольку самолет английский и свыше трехсот пассажиров англичане и американцы, мне нужен представитель посольств этих стран. В течение двух часов он должен выслушать мои условия освобождения пассажиров.
— Не прерывайте связь, Ингрид. Мы вернемся, как только свяжемся с послами.
— Не шутите со мной, король, — хлестнул голос Ингрид. — Мы оба прекрасно знаем, что они сейчас дышат вам в шею. Передайте, что мне нужен человек через два часа — иначе я вынуждена буду прикончить первого заложника.
Питер Страйд разделся до купальных плавок, на ногах у него были только матерчатые тапочки. Ингрид настаивала на личной встрече, и Питер приветствовал возможность приблизиться к противнику.
— Мы будем прикрывать каждый дюйм твоего пути туда и назад, — сказал Колин Нобл Питеру, суетясь вокруг него, как тренер возле боксера перед гонгом. — Я лично подбирал стрелков.
Снайперы были вооружены специальными изготовленными вручную «магнумами» 0.222с подогнанными стволами, которые стреляли маленькими легкими пулями, обладающими огромной скоростью и убойной силой. И боеприпасы соответствовали ружьям: каждый патрон изготовлен вручную и отполирован. Ружья снабжены обычными оптическими прицелами и телескопическими прицелами инфракрасного видения, что делало их одинаково смертоносными и днем, и ночью. Траектория пули на расстоянии в семьсот футов оставалась чистой и плоской. Превосходно сделанное оружие, точные машины, которые уменьшают опасность для заложников и случайных зрителей. Легкая пуля с свирепой силой валит на землю человека, как будто его ударил напавший носорог, но застрянет в его теле и не убьет того, кто стоит за ним.
— Ты уже весь в мыле, — хмыкнул Питер. — Они собираются говорить, не стрелять — пока.
— Эта женщина… — предупредил Колин — … вот кто опасен.
— Гораздо важнее ружей камеры и звукооборудование.
— Я уже прошелся и пнул несколько задниц. У тебя будут съемки, за которые сможешь получить «Оскара» — даю личную гарантию. — Колин взглянул на свои часы. — Пора идти. Не заставляй леди ждать. — Он слегка сжал плечо Питера. — Держись спокойно, — сказал он, и Питер вышел на солнечный свет, подняв обе руки над плечами, раскрыв ладони, растопырив пальцы.
Тишина давила, как и сухая жара, но это сделано специально. Питер остановил все движение, приказал выключить машины и механизмы на всей площади обслуживания. Он не хотел никаких помех своему звуковому оборудованию.
Слышался только звук его собственных шагов, он шел быстро, но это был самый долгий переход в его жизни, и чем ближе он подходил к самолету, тем больше тот возвышался над ним. Питер понимал, что его заставили раздеться почти догола не только, чтобы не дать спрятать оружие, но и поставить его в невыгодное положение, чувствовать себя уязвимым. Старый трюк — гестапо всегда раздевало пленных перед допросом, поэтому Питер держался прямо и вызывающе, довольный тем, что тело у него худое и крепкое, а мышцы как у спортсмена. Не хотел бы он, чтобы эти четыреста ярдов проходил старик с большим животом и отвислыми грудями.
Он прошел полпути, когда передняя дверь, сразу за рубкой, откинулась назад, и в квадратном отверстии появилось несколько фигур. Питер сузил глаза: два человека в форме, нет, три — форма английских авиалиний, два пилота, между ними стройная фигура стюардессы.
Они стояли плечом к плечу, но за ними он видел еще одну голову, светловолосую, однако освещение и угол осмотра были против него.
Подойдя ближе, он увидел, что у старшего пилота, который справа, седые волосы, круглое румяное лицо — это Уоткинс, капитан. Хороший человек, Питер изучал его служебное досье. Он не стал разглядывать второго пилота и стюардессу, а все свое внимание обратил на того, кто за ними, но только когда он встал непосредственно под открытым люком, он смог ясно увидеть лицо.
Питера поразила красота этой золотой головы, гладкая молодая загорелая кожа и потрясающая невинность широко расставленных спокойных голубых глаз — в первое мгновение он не поверил, что она из числа бойцов, но тут она заговорила.
— Я Ингрид, — сказала она. И он подумал, что самые красивые цветы бывают ядовитыми.
— Я полномочный представитель английского и американского правительств, — ответил он и перевел взгляд на мясистое красное лицо Уоткинса. — Сколько на борту похитителей?
— Никаких вопросов! — яростно рявкнула Ингрид, и Сирил Уоткинс, не меняя выражения лица, вытянул вниз четыре пальца правой руки за бедром.
Это было очень важное подтверждение того, что они уже заподозрили, и Питер почувствовал прилив благодарности к пилоту.
— Прежде чем мы обсудим ваши условия, из чистой человечности я хотел бы обеспечить благополучие заложников.
— О них хорошо заботятся.
— Нужна ли вам пища или питьевая вода?
Девушка откинула голову и рассмеялась.
— Чтобы вы начинили их слабительным — и мы сидели бы в дерьме? Хотите нас выгнать вонью?
Питер не стал настаивать. Врач уже подготовил судки с начиненной едой.
— У вас на борту раненый?
— Никаких раненых на борту нет, — резко ответила девушка, сразу перестав смеяться, но Уоткинс сложил большой и указательный палец кольцом, тем самым противореча ей, и Питер заметил след высохшей крови на рукавах его белой рубашки. — Достаточно, — предупредила Ингрид Питера. — Если вы зададите еще один вопрос, переговоры прервутся.
— Хорошо, — сразу согласился Питер. — Больше никаких вопросов.
— Цель нашей группы — свержение жестокого фашистского неоимпериалистического бесчеловечного режима, который держит эту страну в рабстве и нищете, отказывая большинству населения и пролетариату в основных человеческих правах.
«А вот это, — с горечью подумал Питер, — хотя и выражено на языке левых безумцев, самое плохое, что могло быть». Миллионы людей во всем мире тут же испытают симпатию к похитителям, и работа Питера станет еще труднее. Похитители избрали уязвимую цель.
Девушка продолжала говорить — напряженно, почти с религиозной страстью, и, слушая ее, Питер все более уверялся, что эта девушка — фанатик, и лишь тонкая нить отделяет ее фанатизм от безумия. Голос ее стал резким, она выкрикивала свои обвинения и проклятия, и, когда она кончила, он знал: она способна на все, никакая жестокость, никакая низость ее не отпугнут. Она не остновится даже перед самоубийством, уничтожив «боинг», его пассажиров и самое себя; он подозревал, что она даже приветствует возможность самопожертвования, и почувствовал, как холодок прошел по спине.
Теперь они молчали, глядя друг на друга, лихорадка фанатизма оставила лицо девушки, она восстановила дыхание, а Питер ждал, борясь со своими дурными предчувствиями, ждал, пока она окончательно успокоится и продолжит.
— Первое наше требование, — девушка успокоилась и проницательно смотрела на Питера, — первое наше требование — это заявление должно быть передано по всем телепрограммам Англии и Соединенных Штатов, а также по местным телеканалам. — Питер почувствовал, как его обычная ненависть к этому ящику перекрывает все остальные чувства. Эта опустошающая разум электронная подмена мыслей, это смертоносное изобретение, предназначенное для обработки и навязывания мнений. Он ненавидел его почти так же сильно, как и насилие, которое телевизор так легко поставляет в каждый дом. — Оно должно быть передано в девятнадцать часов местного времени в Лос Анжелесе, Нью-Йорке, Лондоне и Йоханнесбурге… — Лучшее время, конечно, и масс медиа ухватятся за новость, потому что это их еда и питье — порнографы насилия!
Высоко над ним в открытом люке девушка махнула толстым светло-желтым конвертом.
— Здесь текст заявления для передачи, а также список имен. Сто двадцать девять имен. Все эти люди арестованы чудовищным полицейским режимом. В этом списке подлинные руководители Южной Африки. — Она бросила конверт, и он упал у ног Питера.
— Второе наше требование — все указанные в этом списке должны быть посажены на самолет, предоставленный правительством Южной Африки. На борту того же самолета следует доставить один миллион золотых крюгеровских рандов, предоставленных тем же правительством. Самолет полетит в страну, которую изберут освобожденные политические предводители. Золото будет использовано для создания правительства в изгнании, пока подлинные лидеры местного населения не смогут вернуться на родину.
Питер наклонился и поднял конверт. Он быстро подсчитывал. Один крюгеровский ранд стоит по меньшей мере 170 долларов. Следовательно, требуется выкуп по меньшей мере в сто семьдесят миллионов долларов.
Посчитал он и другое.
— Миллион крюгеров весит свыше сорока тонн, — сказал он девушке. — Как это можно поместить в самолет?
Девушка запнулась. Для Питера было слабым утешением, что все-таки не все так тщательно продумано. Впрочем, если они допустили одну небольшую ошибку, могли допустить и другие.
— Правительство предоставит достаточно транспорта для золота и арестованных, — резко сказала девушка. Ее колебание было недолгим.
— Это все? — спросил Питер; солнце жгло его обнаженную кожу, холодные капли пота бежали по бокам. Он не думал, что будет так плохо.
— Самолет должен вылететь завтра до полудня, — или мы начнем казнь заложников. — Питер почувствовал волну ужаса. — Казнь. — Она воспользовалась этим словом законников, и он понял, что она выполнит свое обещание.
— Когда самолет с заключенными прибудет в избранное его пассажирами место назначения, нам будет послан заранее обусловленный сигнал, и мы немедленно освободим всех детей и женщин.
— А мужчин? — спросил Питер.
— В понедельник шестого — через три дня — Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке должна быть принята резолюция. В ней должны быть объявлены обязательные для всех экономические санкции по отношению к Южной Африке, полное нефтяное и торговое эмбарго, прекращение всех транспортных и коммуникационных связей, блокада границ и портов миротворческими силами ООН. Должны быть проведены всеобщие свободные выборы под наблюдением инспекторов ООН…
Питер пытался мысленно опередить требования девушки. Он, конечно, знал о проекте этой резолюции — ее предложили Шри Ланка и Танзания. Совет Безопасности ее отклонит. Это несомненно, но расчет времени для выдвижения требований вызывал новые и очень пугающие соображения. Зверь снова сменил обличье, и то, что Питер услышал, вызывало у него тошноту. Нет никакого сомнения в том, что не случайно захват самолета произошел через три дня после выдвижения резолюции. Выводы из этого слишком ужасны, чтобы их обдумывать. Попустительство — если не прямое соучастие — руководителей правительств разных стран в стратегии террора.
Девушка снова заговорила.
— Если какой-либо член Совета Безопасности ООН — Сша, Британия или Франция — использует свое право вето, чтобы отклонить резолюцию, самолет и все его пассажиры будут взорваны.
Питер потерял дар речи. Он стоял, глядя на прекрасную светловолосую девочку — она казалась девочкой, такой молодой и свежей.
Когда дар речи вернулся к нему, он прохрипел:
— Не думаю, чтобы у вас на борту было достаточно взрывчатки, чтобы осуществить эту угрозу.
Блондинка сказала что-то человеку, стоявшему за ней, и через несколько мгновений бросила к ногам Питера темный круглый предмет.
— Ловите! — крикнула она, и Питер удивился тяжести этого предмета. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он узнал его.
— Управляется электроникой! — Девушка рассмеялась. — И у нас их так много, что я могу дать вам образец.
Пилот, Сирил Уоткинс, пытался сообщить что-то, он касался груди, но Питера занимала взрывчатка, которую он держал в руках. Он знал, что достаточно одной такой гранаты, чтобы уничтожить весь «боинг» и всех находящихся на борту.
Что пытается сообщить ему Уоткинс? Тот снова коснулся своей шеи. Питер обратил внимание на шею девушки. На шее у нее маленький фотоаппарат. Что-то связывает этот аппарат с гранатами? Это пытается сообщить ему пилот?
Но вот девушка заговорила снова.
— Отнесите это своим хозяевам, и пусть они трепещут. Их ждет гнев масс. Революция пришла, — сказала она, и дверь самолета закрылась. Питер услышал щелчок замка.
Он повернулся и начал долгий путь назад, держа в одной руке конверт, в другой гранату. Внутренности у него переворачивало.
Угловатая фигура Колина Нобла почти заполняла вход в рубку «Ховкера», и на этот раз на лице у него серьезное выражение и ни следа смеха в глазах или углах широкого дружелюбного рта.
— На экране доктор Паркер, — сказал Колин Питеру, который торопливо застегнул комбинезон и направился в командную рубку. — Мы записали каждое слово, и он присутствовал при этой сцене.
— Боже, дело плохо, Колин, — проговорил Питер.
— Это хорошая новость, — ответил Колин. — Когда закончишь с Паркером, я сообщу тебе плохую.
— Спасибо, приятель. — Питер протиснулся мимо него в рубку и опустился в кожаное кресло командира.
На экране Кингстон Паркер сидел за своим столом, просматривая распечатку разговора Питера с Ингрид, в зубах у него погасшая трубка, на широком лбу морщины: он изучал требования террористов.
Паркера предупредил голос связиста:
— Генерал Страйд, сэр. — Паркер поднял голову и посмотрел в камеру.
— Питер. Мы с вами наедине. Я перекрыл все остальные связи, а единственную запись мы затребуем. Я хочу узнать вашу первую реакцию, прежде чем связываться с сэром Уильямом и Констеблом… — Сэр Уильям Дэвис
— английский посол, а Келли Контебл — посол США в Южной Африке.
— Мне нужна ваша первая непосредственная реакция.
— У нас серьезные неприятности, сэр, — сказал Питер, и большая голова кивнула.
— Мои специалисты по оружию занимаются сейчас гранатой, но нет никаких сомнений, что у них физическая способность уничтожить 070 и всех, кто на борту. Мне кажется, они могут сделать это не один, а много раз.
— А психологическая способность?
— По моему мнению, она последовательница Бакунина и Жана-Поля Сартра.
Паркер снова тяжело кивнул, и Питер продолжил:
— Вера анархистов в уничтожение как единственный созидательный акт, в то, что в насилии человек воссоздает себя. Вы помните слова Сартра: когда революционер убивает, умирает тиран и рождается свободный человек.
— Пойдет ли она этим путем? — настаивал Паркер.
— Да, сэр, — без колебаний ответил Питер. — Если ее прижать, она пойдет на любую крайность — вы знаете это способ мышления. Если разрушение прекрасно, самоуночтожение дает бессмертие. По-моему, она пойдет этим путем.
Паркер вздохнул и постучал черенком трубки по большим белым зубам.
— Да, это совпадает с нашими данными о ней.
— Вы разыскали данные? — сразу спросил Питер.
— У нас оказалась первоклассная запись голоса, и компьютер сопоставил с ее изображением.
— Кто она? — нетерпеливо прервал Питер; ему не нужно напоминать, что увеличенное изображение и запись голоса немедленно были отправлены в компьютеры разведки, как только она начала высказывать свои требования.
— Ее настоящее имя Хильда Бекер. Она американка третьего поколения — немецкого происхождения. Отец ее преуспевающий дантист, он овдовел в 1959 году. Ей тридцать один год… — Питер считал ее моложе, обманула свежая чистая кожа, — коэффициент интеллекта 138. Колумбийский университет в 1965-68 годах. Магистерская степень в современной политической истории. Член СДО — это «Студенты за демократическое общество».
— Да, — нетерпеливо сказал Питер, — знаю.
— Активистка антивоенных действий во время войны во Вьетнаме. Работала над планом переправки обвиняемых в Канаду. Один арест в 1967 году за хранение марихуаны, осуждена не была. Руководила беспорядками в кампусах в 1968. Арестована за изготовление бомбы в университете Батлера. Освобождена. В 1970 покинула Америку для продолжения образования в Дюссельдорфе. Докторское звание в политэкономии в 1972. Известны ее связи с Гудрун Энслин и Хорстом Малером из группы Баадера-Мейнхоф. После обвинения в причастности к похищению и убийству Генриха Кохлера, западногерманского промышленника, ушла в подполье… — Ее биография почти классический пример формирования современного революционера, с горечью подумал Питер, прекрасное изображение зверя. — Считается, что прошла подготовку в лагерях ООП в Сирии в 1976 или 1977. С тех пор очевидных контактов нет. Принимает наркотики на основе конопли, известна ненасытной сексуальной активностью по отношению к обоим полам… — Паркер поднял голову. — Это все, что у нас есть.
— Да, — негромко повторил Питер, — она пойдет до конца.
— Каковы ваши предположения на дальнейшее?
— Я считаю, что операция организована на очень высоком уровне, возможно, правительственном…
— Доказательства! — рявкнул Паркер.
— На это указывает совпадение во времени с резолюцией в ОНН, предложенной несколькими государствами.
— Хорошо, продолжайте.
— Впервые перед нами прекрасно организованный и пользующийся серьезной поддержкой акт, не направленный на какую-то тайную партизанскую цель. Нам предъявили требования, по поводу которых сто миллионов американцев и пятьдесят миллионов англичан скажут: «Черт возьми, это разумно!»
— Продолжайте, — сказал Паркер.
— Бойцы выбрали легкую цель — парию западной цивилизации. Резолюция получит сотню голосов, а миллионы американцев и англичан спросят себя, должны ли они жертвовать четырьмя сотнями жизней своих наиболее достойных граждан для поддержки правительства, политику которого они ненавидят.
— Да? — Паркер наклонился над столом и внимательно смотрел на экран.
— Вы думаете, они пойдут на сделку?
— Бойцы? Могут. — Питер помолчал немного, потом продолжил: — Вы знаете мои взгляды, сэр. Я вообще против переговоров с этими людьми.
— Даже в таких обстоятельствах? — спросил Паркер.
— Особенно в таких обстоятельствах. Мои взгляды на политику этой страны совпадают с вашими, доктор Паркер. Это испытание. Какими бы справедливыми ни казались нам требования, мы должны сопротивляться до самой смерти манере, в которой они предъявлены. Если эти люди одержат победу, мы подвергаем опасности все человечество.
— Какова ваша оценка возможности успешного противодействия? — неожиданно спросил Паркер, и хотя он понимал, что этот вопрос будет задан, Питер некоторое время колебался.
— Полчаса назад я поставил бы десять против одного, что могу осуществить состояние «Дельта» с жертвами только среди захватчиков.
— А теперь?
— Теперь я знаю, что это не опьяневшие фанатики. Они, вероятно, подготовлены и вооружены не хуже нас, а операция готовилась годами.
— Каковы же наши возможности?
— Я сказал бы, что промежуточного положения нет. Если мы потерпим неудачу, получим ситуацию со ста процентами жертв. Погибнут все на борту и вся команда «Тора», участвующая в действиях.
— Хорошо, Питер. — Паркер откинулся в кресле, это был жест, обозначающий конец разговора. — Я поговорю с президентом и премьер-министром, они поддерживают со мной связь. Потом поставлю в известность послов и в течение часа вернусь к вам.
Экран опустел, и Питер почувствовал, что сумел подавить свою ненависть. Он был холоден и готов к эффективным действиям, как скальпель хирурга. Готов к работе, для которой так тщательно тренировался; он способен хдаднокровно оценивать свои шансы на успех и поражение.
Он нажал кнопку вызова. Колин ждал за звуконепроницаемой переборкой в командной рубке, он появился немедленно.
— Парни разобрали гранату. Первый сорт. Предположительно, взрывчатка новейшего советского производства, граната фабричного изготовления. Профессиональное оружие — и оно сработает. Да, парень, сработает.
Питер едва ли нуждался в этом подтверждении, а Колин, усевшись в кресло против Питера, продолжал:
— Мы пропустили запись через телепринтер Вашингтона… — Он наклонился и проговорил в микрофон: — Пустите запись, вначале без звука. — И мрачно сказал Питеру: — Это дурная новость, которую я пообещал.
На центральном экране пошла запись. Она была сделана из кабинета, выходящего на площадку обслуживания.
Изображение «боинга», задний план искажен увеличением и волнами нагретого воздуха, поднимающимися с раскаленного бетона.
Несмотря на тишину, в самолете царила напряженная атмосфера. Мало кто из пассажиров спал — в основном дети, остальные сидели неподвижно, с напряженными осунувшимися лицами — со смесью ненависти и страха следили за своими похитителями.
В рубку вошел Анри, француз.
— Отводят броневики, — сказал он. Стройный, с очень юным лицом и мечтательными глазами поэта. Он отрастил провисшие светлые усы, которые казались неуместными у него на лице.
Ингрид взглянула на него. «Ты очень нервничаешь, cheri [17]. — Она покачала головой. — Все будет в порядке».
— Я не нервничаю, — напряженно ответил он.
Она добродушно усмехнулась и погладила его по щеке. «Я не хотела тебя обидеть. — Она притянула к себе его лицо и поцеловала, глубоко просунув язык ему в рот. — Ты доказал свою храбрость — часто доказывал», — прошептала она.
Он со стуком опустил пистолет на стол и потянулся к ней. Три верхние пуговицы ее красной хлопчатобумажной кофты были расстегнуты, и она позволила ему просунуть руку и нащупать ее груди.
Тяжелые и круглые груди; он задышал тяжело, касаясь сосков. Соски сразу напряглись, но когда он свободной рукой потянулся к молнии ее брюк, она грубо оттолкнула его.
— Позже, — резко сказала она, — когда все будет кончено. — И, наклонившись вперед, приподняла краешек одеяла, закрывавшего ветровое стекло рубки. Солнце светило очень ярко, но ее глаза быстро привыкли, и она увидела ряд голов в шлемах над парапетом обсервационного балкона. Значит, войска тоже убирают. Пора начинать переговоры — но она позволит им еще немного покипеть в собственном соку.
Она встала, застегнула пуговицы кофты, поправила на шее фотоаппарат, еще немного задержалась у выхода, поправляя светлую массу золотистых волос, — потом медленно прошла по всему проходу, останавливаясь, чтобы поправить одеяло на спящем ребенке, внимательно выслушать жалобы беременной жены техасского нейрохирурга.
— Вас и детей первыми выпустят с самолета, я вам обещаю.
Дойдя до лежащего бортинженера, она наклонилась к нему.
— Как он?
— Сейчас спит. Я сделал ему укол морфия, — ответил толстый маленький врач, не глядя на нее, чтобы она не увидела ненависть в его взгляде. Раненая рука была поднята, чтобы остановить кровотечение, она неподвижно торчала в коконе из повязок. Казалась странной короткой, и на белых бинтах алела просочившаяся кровь.
— Вы хорошо действуете, — она коснулась его руки. — Спасибо. — Он удивленно взглянул на нее, и она улыбнулась — такой сверкающей милой улыбкой, что он начал оттаивать.
— Это ваша жена? — негромко, так, чтобы слышал только он, спросила Ингрид, и он кивнул, глянув на пухлую маленькую еврейку в соседнем кресле.
— Я постараюсь, чтобы она была в числе первых, кто выйдет с самолета, — пообещала она, и его благодарность была трогательной. Ингрид встала и двинулась дальше.
Рыжеволосый немец стоял в начале туристского салона, рядом с занавесом второй кухни. У него напряженное осунувшееся лицо религиозного фанатика, темные горящие глаза и черные длинные, до плеч, волосы. Из-за шрама поперек верхней губы казалось, что он постоянно улыбается.
— Курт, все в порядке? — спросила Ингрид по-немецки.
— Жалуются на голод.
— Покормим через два часа — но не так много, как они ожидают, — и она презрительным взглядом обвела салон. — Толстые, — негромко сказала она, — большие толстые буржуазные свиньи. — Она прошла за занавес и приглашающе взглянула на Курта. Тот сразу прошел туда, задернув за собой занавес.
— Где Карен? — спросила Ингрид, пока он расстегивал пояс. Ей очень это нужно, возбуждение и кровь воспламенили ее.
— Отдыхает — в конце салона.
Ингрид расстегнула пуговицу шорт и потянула вниз молнию. «Хорошо, Курт, — хрипло сказала она, — но быстро, очень быстро».
Ингрид сидела на месте бортинженера, за ней стояла темноволосая девушка. Поверх красной кофты на ней был надет патронташ, а на берде висел большой уродливый пистолет.
Ингрид поднесла микрофон ко рту и заговорила, одновременно пальцами другой руки расчесывая золотистую путаницу своих прядей.
— …Сто девяносто восемь граждан Британии. Сто сорок шесть американцев… — Она читала список заложников. — На борту сто двадцать две женщины и двадцать шесть детей в возрасте до шестнадцати лет. — Она говорила уже около пяти минут, но вот смолкла, поерзала в кресле и через плечо улыбнулась Карен. Темноволосая девушка ответила ей улыбкой и протянула свою узкую руку, чтобы погладить Ингрид по голове.
— Мы записали ваше сообщение.
— Зовите меня Ингрид. — Она улыбалась в микрофон, и улыбка ее стала злой. Наступило молчание, диспетчер в башне приходил в себя от шока.
— Принято, Ингрид. Есть у вас еще сообщения для нас?
— Есть, контроль. Поскольку самолет английский и свыше трехсот пассажиров англичане и американцы, мне нужен представитель посольств этих стран. В течение двух часов он должен выслушать мои условия освобождения пассажиров.
— Не прерывайте связь, Ингрид. Мы вернемся, как только свяжемся с послами.
— Не шутите со мной, король, — хлестнул голос Ингрид. — Мы оба прекрасно знаем, что они сейчас дышат вам в шею. Передайте, что мне нужен человек через два часа — иначе я вынуждена буду прикончить первого заложника.
Питер Страйд разделся до купальных плавок, на ногах у него были только матерчатые тапочки. Ингрид настаивала на личной встрече, и Питер приветствовал возможность приблизиться к противнику.
— Мы будем прикрывать каждый дюйм твоего пути туда и назад, — сказал Колин Нобл Питеру, суетясь вокруг него, как тренер возле боксера перед гонгом. — Я лично подбирал стрелков.
Снайперы были вооружены специальными изготовленными вручную «магнумами» 0.222с подогнанными стволами, которые стреляли маленькими легкими пулями, обладающими огромной скоростью и убойной силой. И боеприпасы соответствовали ружьям: каждый патрон изготовлен вручную и отполирован. Ружья снабжены обычными оптическими прицелами и телескопическими прицелами инфракрасного видения, что делало их одинаково смертоносными и днем, и ночью. Траектория пули на расстоянии в семьсот футов оставалась чистой и плоской. Превосходно сделанное оружие, точные машины, которые уменьшают опасность для заложников и случайных зрителей. Легкая пуля с свирепой силой валит на землю человека, как будто его ударил напавший носорог, но застрянет в его теле и не убьет того, кто стоит за ним.
— Ты уже весь в мыле, — хмыкнул Питер. — Они собираются говорить, не стрелять — пока.
— Эта женщина… — предупредил Колин — … вот кто опасен.
— Гораздо важнее ружей камеры и звукооборудование.
— Я уже прошелся и пнул несколько задниц. У тебя будут съемки, за которые сможешь получить «Оскара» — даю личную гарантию. — Колин взглянул на свои часы. — Пора идти. Не заставляй леди ждать. — Он слегка сжал плечо Питера. — Держись спокойно, — сказал он, и Питер вышел на солнечный свет, подняв обе руки над плечами, раскрыв ладони, растопырив пальцы.
Тишина давила, как и сухая жара, но это сделано специально. Питер остановил все движение, приказал выключить машины и механизмы на всей площади обслуживания. Он не хотел никаких помех своему звуковому оборудованию.
Слышался только звук его собственных шагов, он шел быстро, но это был самый долгий переход в его жизни, и чем ближе он подходил к самолету, тем больше тот возвышался над ним. Питер понимал, что его заставили раздеться почти догола не только, чтобы не дать спрятать оружие, но и поставить его в невыгодное положение, чувствовать себя уязвимым. Старый трюк — гестапо всегда раздевало пленных перед допросом, поэтому Питер держался прямо и вызывающе, довольный тем, что тело у него худое и крепкое, а мышцы как у спортсмена. Не хотел бы он, чтобы эти четыреста ярдов проходил старик с большим животом и отвислыми грудями.
Он прошел полпути, когда передняя дверь, сразу за рубкой, откинулась назад, и в квадратном отверстии появилось несколько фигур. Питер сузил глаза: два человека в форме, нет, три — форма английских авиалиний, два пилота, между ними стройная фигура стюардессы.
Они стояли плечом к плечу, но за ними он видел еще одну голову, светловолосую, однако освещение и угол осмотра были против него.
Подойдя ближе, он увидел, что у старшего пилота, который справа, седые волосы, круглое румяное лицо — это Уоткинс, капитан. Хороший человек, Питер изучал его служебное досье. Он не стал разглядывать второго пилота и стюардессу, а все свое внимание обратил на того, кто за ними, но только когда он встал непосредственно под открытым люком, он смог ясно увидеть лицо.
Питера поразила красота этой золотой головы, гладкая молодая загорелая кожа и потрясающая невинность широко расставленных спокойных голубых глаз — в первое мгновение он не поверил, что она из числа бойцов, но тут она заговорила.
— Я Ингрид, — сказала она. И он подумал, что самые красивые цветы бывают ядовитыми.
— Я полномочный представитель английского и американского правительств, — ответил он и перевел взгляд на мясистое красное лицо Уоткинса. — Сколько на борту похитителей?
— Никаких вопросов! — яростно рявкнула Ингрид, и Сирил Уоткинс, не меняя выражения лица, вытянул вниз четыре пальца правой руки за бедром.
Это было очень важное подтверждение того, что они уже заподозрили, и Питер почувствовал прилив благодарности к пилоту.
— Прежде чем мы обсудим ваши условия, из чистой человечности я хотел бы обеспечить благополучие заложников.
— О них хорошо заботятся.
— Нужна ли вам пища или питьевая вода?
Девушка откинула голову и рассмеялась.
— Чтобы вы начинили их слабительным — и мы сидели бы в дерьме? Хотите нас выгнать вонью?
Питер не стал настаивать. Врач уже подготовил судки с начиненной едой.
— У вас на борту раненый?
— Никаких раненых на борту нет, — резко ответила девушка, сразу перестав смеяться, но Уоткинс сложил большой и указательный палец кольцом, тем самым противореча ей, и Питер заметил след высохшей крови на рукавах его белой рубашки. — Достаточно, — предупредила Ингрид Питера. — Если вы зададите еще один вопрос, переговоры прервутся.
— Хорошо, — сразу согласился Питер. — Больше никаких вопросов.
— Цель нашей группы — свержение жестокого фашистского неоимпериалистического бесчеловечного режима, который держит эту страну в рабстве и нищете, отказывая большинству населения и пролетариату в основных человеческих правах.
«А вот это, — с горечью подумал Питер, — хотя и выражено на языке левых безумцев, самое плохое, что могло быть». Миллионы людей во всем мире тут же испытают симпатию к похитителям, и работа Питера станет еще труднее. Похитители избрали уязвимую цель.
Девушка продолжала говорить — напряженно, почти с религиозной страстью, и, слушая ее, Питер все более уверялся, что эта девушка — фанатик, и лишь тонкая нить отделяет ее фанатизм от безумия. Голос ее стал резким, она выкрикивала свои обвинения и проклятия, и, когда она кончила, он знал: она способна на все, никакая жестокость, никакая низость ее не отпугнут. Она не остновится даже перед самоубийством, уничтожив «боинг», его пассажиров и самое себя; он подозревал, что она даже приветствует возможность самопожертвования, и почувствовал, как холодок прошел по спине.
Теперь они молчали, глядя друг на друга, лихорадка фанатизма оставила лицо девушки, она восстановила дыхание, а Питер ждал, борясь со своими дурными предчувствиями, ждал, пока она окончательно успокоится и продолжит.
— Первое наше требование, — девушка успокоилась и проницательно смотрела на Питера, — первое наше требование — это заявление должно быть передано по всем телепрограммам Англии и Соединенных Штатов, а также по местным телеканалам. — Питер почувствовал, как его обычная ненависть к этому ящику перекрывает все остальные чувства. Эта опустошающая разум электронная подмена мыслей, это смертоносное изобретение, предназначенное для обработки и навязывания мнений. Он ненавидел его почти так же сильно, как и насилие, которое телевизор так легко поставляет в каждый дом. — Оно должно быть передано в девятнадцать часов местного времени в Лос Анжелесе, Нью-Йорке, Лондоне и Йоханнесбурге… — Лучшее время, конечно, и масс медиа ухватятся за новость, потому что это их еда и питье — порнографы насилия!
Высоко над ним в открытом люке девушка махнула толстым светло-желтым конвертом.
— Здесь текст заявления для передачи, а также список имен. Сто двадцать девять имен. Все эти люди арестованы чудовищным полицейским режимом. В этом списке подлинные руководители Южной Африки. — Она бросила конверт, и он упал у ног Питера.
— Второе наше требование — все указанные в этом списке должны быть посажены на самолет, предоставленный правительством Южной Африки. На борту того же самолета следует доставить один миллион золотых крюгеровских рандов, предоставленных тем же правительством. Самолет полетит в страну, которую изберут освобожденные политические предводители. Золото будет использовано для создания правительства в изгнании, пока подлинные лидеры местного населения не смогут вернуться на родину.
Питер наклонился и поднял конверт. Он быстро подсчитывал. Один крюгеровский ранд стоит по меньшей мере 170 долларов. Следовательно, требуется выкуп по меньшей мере в сто семьдесят миллионов долларов.
Посчитал он и другое.
— Миллион крюгеров весит свыше сорока тонн, — сказал он девушке. — Как это можно поместить в самолет?
Девушка запнулась. Для Питера было слабым утешением, что все-таки не все так тщательно продумано. Впрочем, если они допустили одну небольшую ошибку, могли допустить и другие.
— Правительство предоставит достаточно транспорта для золота и арестованных, — резко сказала девушка. Ее колебание было недолгим.
— Это все? — спросил Питер; солнце жгло его обнаженную кожу, холодные капли пота бежали по бокам. Он не думал, что будет так плохо.
— Самолет должен вылететь завтра до полудня, — или мы начнем казнь заложников. — Питер почувствовал волну ужаса. — Казнь. — Она воспользовалась этим словом законников, и он понял, что она выполнит свое обещание.
— Когда самолет с заключенными прибудет в избранное его пассажирами место назначения, нам будет послан заранее обусловленный сигнал, и мы немедленно освободим всех детей и женщин.
— А мужчин? — спросил Питер.
— В понедельник шестого — через три дня — Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке должна быть принята резолюция. В ней должны быть объявлены обязательные для всех экономические санкции по отношению к Южной Африке, полное нефтяное и торговое эмбарго, прекращение всех транспортных и коммуникационных связей, блокада границ и портов миротворческими силами ООН. Должны быть проведены всеобщие свободные выборы под наблюдением инспекторов ООН…
Питер пытался мысленно опередить требования девушки. Он, конечно, знал о проекте этой резолюции — ее предложили Шри Ланка и Танзания. Совет Безопасности ее отклонит. Это несомненно, но расчет времени для выдвижения требований вызывал новые и очень пугающие соображения. Зверь снова сменил обличье, и то, что Питер услышал, вызывало у него тошноту. Нет никакого сомнения в том, что не случайно захват самолета произошел через три дня после выдвижения резолюции. Выводы из этого слишком ужасны, чтобы их обдумывать. Попустительство — если не прямое соучастие — руководителей правительств разных стран в стратегии террора.
Девушка снова заговорила.
— Если какой-либо член Совета Безопасности ООН — Сша, Британия или Франция — использует свое право вето, чтобы отклонить резолюцию, самолет и все его пассажиры будут взорваны.
Питер потерял дар речи. Он стоял, глядя на прекрасную светловолосую девочку — она казалась девочкой, такой молодой и свежей.
Когда дар речи вернулся к нему, он прохрипел:
— Не думаю, чтобы у вас на борту было достаточно взрывчатки, чтобы осуществить эту угрозу.
Блондинка сказала что-то человеку, стоявшему за ней, и через несколько мгновений бросила к ногам Питера темный круглый предмет.
— Ловите! — крикнула она, и Питер удивился тяжести этого предмета. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он узнал его.
— Управляется электроникой! — Девушка рассмеялась. — И у нас их так много, что я могу дать вам образец.
Пилот, Сирил Уоткинс, пытался сообщить что-то, он касался груди, но Питера занимала взрывчатка, которую он держал в руках. Он знал, что достаточно одной такой гранаты, чтобы уничтожить весь «боинг» и всех находящихся на борту.
Что пытается сообщить ему Уоткинс? Тот снова коснулся своей шеи. Питер обратил внимание на шею девушки. На шее у нее маленький фотоаппарат. Что-то связывает этот аппарат с гранатами? Это пытается сообщить ему пилот?
Но вот девушка заговорила снова.
— Отнесите это своим хозяевам, и пусть они трепещут. Их ждет гнев масс. Революция пришла, — сказала она, и дверь самолета закрылась. Питер услышал щелчок замка.
Он повернулся и начал долгий путь назад, держа в одной руке конверт, в другой гранату. Внутренности у него переворачивало.
Угловатая фигура Колина Нобла почти заполняла вход в рубку «Ховкера», и на этот раз на лице у него серьезное выражение и ни следа смеха в глазах или углах широкого дружелюбного рта.
— На экране доктор Паркер, — сказал Колин Питеру, который торопливо застегнул комбинезон и направился в командную рубку. — Мы записали каждое слово, и он присутствовал при этой сцене.
— Боже, дело плохо, Колин, — проговорил Питер.
— Это хорошая новость, — ответил Колин. — Когда закончишь с Паркером, я сообщу тебе плохую.
— Спасибо, приятель. — Питер протиснулся мимо него в рубку и опустился в кожаное кресло командира.
На экране Кингстон Паркер сидел за своим столом, просматривая распечатку разговора Питера с Ингрид, в зубах у него погасшая трубка, на широком лбу морщины: он изучал требования террористов.
Паркера предупредил голос связиста:
— Генерал Страйд, сэр. — Паркер поднял голову и посмотрел в камеру.
— Питер. Мы с вами наедине. Я перекрыл все остальные связи, а единственную запись мы затребуем. Я хочу узнать вашу первую реакцию, прежде чем связываться с сэром Уильямом и Констеблом… — Сэр Уильям Дэвис
— английский посол, а Келли Контебл — посол США в Южной Африке.
— Мне нужна ваша первая непосредственная реакция.
— У нас серьезные неприятности, сэр, — сказал Питер, и большая голова кивнула.
— Мои специалисты по оружию занимаются сейчас гранатой, но нет никаких сомнений, что у них физическая способность уничтожить 070 и всех, кто на борту. Мне кажется, они могут сделать это не один, а много раз.
— А психологическая способность?
— По моему мнению, она последовательница Бакунина и Жана-Поля Сартра.
Паркер снова тяжело кивнул, и Питер продолжил:
— Вера анархистов в уничтожение как единственный созидательный акт, в то, что в насилии человек воссоздает себя. Вы помните слова Сартра: когда революционер убивает, умирает тиран и рождается свободный человек.
— Пойдет ли она этим путем? — настаивал Паркер.
— Да, сэр, — без колебаний ответил Питер. — Если ее прижать, она пойдет на любую крайность — вы знаете это способ мышления. Если разрушение прекрасно, самоуночтожение дает бессмертие. По-моему, она пойдет этим путем.
Паркер вздохнул и постучал черенком трубки по большим белым зубам.
— Да, это совпадает с нашими данными о ней.
— Вы разыскали данные? — сразу спросил Питер.
— У нас оказалась первоклассная запись голоса, и компьютер сопоставил с ее изображением.
— Кто она? — нетерпеливо прервал Питер; ему не нужно напоминать, что увеличенное изображение и запись голоса немедленно были отправлены в компьютеры разведки, как только она начала высказывать свои требования.
— Ее настоящее имя Хильда Бекер. Она американка третьего поколения — немецкого происхождения. Отец ее преуспевающий дантист, он овдовел в 1959 году. Ей тридцать один год… — Питер считал ее моложе, обманула свежая чистая кожа, — коэффициент интеллекта 138. Колумбийский университет в 1965-68 годах. Магистерская степень в современной политической истории. Член СДО — это «Студенты за демократическое общество».
— Да, — нетерпеливо сказал Питер, — знаю.
— Активистка антивоенных действий во время войны во Вьетнаме. Работала над планом переправки обвиняемых в Канаду. Один арест в 1967 году за хранение марихуаны, осуждена не была. Руководила беспорядками в кампусах в 1968. Арестована за изготовление бомбы в университете Батлера. Освобождена. В 1970 покинула Америку для продолжения образования в Дюссельдорфе. Докторское звание в политэкономии в 1972. Известны ее связи с Гудрун Энслин и Хорстом Малером из группы Баадера-Мейнхоф. После обвинения в причастности к похищению и убийству Генриха Кохлера, западногерманского промышленника, ушла в подполье… — Ее биография почти классический пример формирования современного революционера, с горечью подумал Питер, прекрасное изображение зверя. — Считается, что прошла подготовку в лагерях ООП в Сирии в 1976 или 1977. С тех пор очевидных контактов нет. Принимает наркотики на основе конопли, известна ненасытной сексуальной активностью по отношению к обоим полам… — Паркер поднял голову. — Это все, что у нас есть.
— Да, — негромко повторил Питер, — она пойдет до конца.
— Каковы ваши предположения на дальнейшее?
— Я считаю, что операция организована на очень высоком уровне, возможно, правительственном…
— Доказательства! — рявкнул Паркер.
— На это указывает совпадение во времени с резолюцией в ОНН, предложенной несколькими государствами.
— Хорошо, продолжайте.
— Впервые перед нами прекрасно организованный и пользующийся серьезной поддержкой акт, не направленный на какую-то тайную партизанскую цель. Нам предъявили требования, по поводу которых сто миллионов американцев и пятьдесят миллионов англичан скажут: «Черт возьми, это разумно!»
— Продолжайте, — сказал Паркер.
— Бойцы выбрали легкую цель — парию западной цивилизации. Резолюция получит сотню голосов, а миллионы американцев и англичан спросят себя, должны ли они жертвовать четырьмя сотнями жизней своих наиболее достойных граждан для поддержки правительства, политику которого они ненавидят.
— Да? — Паркер наклонился над столом и внимательно смотрел на экран.
— Вы думаете, они пойдут на сделку?
— Бойцы? Могут. — Питер помолчал немного, потом продолжил: — Вы знаете мои взгляды, сэр. Я вообще против переговоров с этими людьми.
— Даже в таких обстоятельствах? — спросил Паркер.
— Особенно в таких обстоятельствах. Мои взгляды на политику этой страны совпадают с вашими, доктор Паркер. Это испытание. Какими бы справедливыми ни казались нам требования, мы должны сопротивляться до самой смерти манере, в которой они предъявлены. Если эти люди одержат победу, мы подвергаем опасности все человечество.
— Какова ваша оценка возможности успешного противодействия? — неожиданно спросил Паркер, и хотя он понимал, что этот вопрос будет задан, Питер некоторое время колебался.
— Полчаса назад я поставил бы десять против одного, что могу осуществить состояние «Дельта» с жертвами только среди захватчиков.
— А теперь?
— Теперь я знаю, что это не опьяневшие фанатики. Они, вероятно, подготовлены и вооружены не хуже нас, а операция готовилась годами.
— Каковы же наши возможности?
— Я сказал бы, что промежуточного положения нет. Если мы потерпим неудачу, получим ситуацию со ста процентами жертв. Погибнут все на борту и вся команда «Тора», участвующая в действиях.
— Хорошо, Питер. — Паркер откинулся в кресле, это был жест, обозначающий конец разговора. — Я поговорю с президентом и премьер-министром, они поддерживают со мной связь. Потом поставлю в известность послов и в течение часа вернусь к вам.
Экран опустел, и Питер почувствовал, что сумел подавить свою ненависть. Он был холоден и готов к эффективным действиям, как скальпель хирурга. Готов к работе, для которой так тщательно тренировался; он способен хдаднокровно оценивать свои шансы на успех и поражение.
Он нажал кнопку вызова. Колин ждал за звуконепроницаемой переборкой в командной рубке, он появился немедленно.
— Парни разобрали гранату. Первый сорт. Предположительно, взрывчатка новейшего советского производства, граната фабричного изготовления. Профессиональное оружие — и оно сработает. Да, парень, сработает.
Питер едва ли нуждался в этом подтверждении, а Колин, усевшись в кресло против Питера, продолжал:
— Мы пропустили запись через телепринтер Вашингтона… — Он наклонился и проговорил в микрофон: — Пустите запись, вначале без звука. — И мрачно сказал Питеру: — Это дурная новость, которую я пообещал.
На центральном экране пошла запись. Она была сделана из кабинета, выходящего на площадку обслуживания.
Изображение «боинга», задний план искажен увеличением и волнами нагретого воздуха, поднимающимися с раскаленного бетона.