— Добрый вечер, сэр, — приветствовал он изображение на экране и сел рядом с Питером.
   — Я рад, что полковник Нобл здесь. — Питер говорил четко и деловито.
   — Я думаю, он поддержит мое мнение, что шансы на успех «Дельты» значительно возрастут, если мы начнем действия не позже, чем за десять минут до одиннадцати. — Он отвернул манжет рукава и взглянул на часы. — То есть через сорок минут. Мы надеемся застать бойцов в состоянии, когда действие наркотика предельно ослабнет и до того, как они примут новую дозу перед сроком. Я считаю, что если мы ударим в этот момент, риск вполне приемлем…
   — Спасибо, генерал Страйд, — спокойно прервал его Паркер, — но я хотел, чтобы полковник Нобл присутствовал именно для того, чтобы мой приказ был понят совершенно точно. Полковник Нобл, — взгляд Паркера чуть сместился на новый объект внимания, — командир «Тора» запросил разрешение на немедленное осуществление «Дельты» против «Спидберд 070». В вашем присутствии я отказываю в этом разрешении. Переговоры с правительством Южной Африки достигли критической стадии, и ни при каких условиях не должны быть предприняты открытые или скрытые враждебные действия против бойцов. Вы меня поняли?
   — Да, сэр, — с каменным выражением лица ответил Колин Нобл.
   — Генерал Страйд?
   — Понял, сэр.
   — Очень хорошо. Прошу вас подождать. Я посовещаюсь с послами. Как только будут какие-нибудь конкретные сведения, я снова свяжусь с вами.
   Изображение тут же исчезло, и экран потемнел. Полковник Колин Нобл медленно повернулся и посмотрел на Питера Страйда, выражение его лица тут же изменилось, он быстро нажал кнопку на командной консоли, останавливающую все записи звука и изображения. Теперь его слова не будут записаны.
   — Слушай, Питер, все знают, что тебя ждет высокая должность в НАТО. Оттуда твоя граница — только небо, парень. Вплоть до начальника штабов — куда захочешь.
   Питер ничего не ответил, только еще раз взглянул на золотой «ролекс». Десять часов семнадцать минут.
   — Думай, Питер. Ради Бога, парень. Тебе понадобились двадцать лет напряженной работы, чтобы подняться сюда. Тебя никогда не простят, приятель. Можешь мне поверить. Сломают тебя и твою карьеру. Не делай этого, Питер. Не делай. Ты слишком хорош, чтобы так сгубить себя. Просто остановись на минуту и подумай.
   — Я думаю, — негромко ответил Питер. — Думаю, не переставая, и всегда прихожу к одному выводу. Если я дам им умереть, я так же виновен, как женщина, нажимающая на курок.
   — Питер, ты не должен разбивать себе голову. Решение принято не тобой…
   — Легко было бы поверить в это! — ответил Питер, — Но людей так не спасешь.
   Колин наклонился и положил свою большую лапу на предплечье Питера. Слегка нажал.
   — Знаю, но мне ужасно смотреть, как ты все отбрасываешь. В моей книге ты на самом верху, приятель. — Он впервые сделал такое признание, и Питер был тронут.
   — Можешь уклониться, Колин. Тебе можно не рисковать карьерой.
   — Я никогда не пытался уклониться, — Колин убрал руку. — Я с тобой…
   — Я хочу, чтобы ты записал официальный протест, нет смысла нам всем быть уволенными, — сказал Питер, включая запись — звука и изображения. Теперь каждое слово разговора записывалось.
   — Полковник Нобл, — отчетливо сказал он, — я начинаю немедленное нападение «Дельта» на самолет 070. Подготовьтесь.
   Колин повернулся к камере.
   — Генерал Страйд, я заявляю официальный протест против применения «Дельты» без подтверждения со стороны руководства «Атласа».
   — Полковник Нобл, ваш протест записан, — серьезно сказал в камеру Питер, и Колин Нобл снова отключил запись.
   — Ну, для одного дня достаточно вздора. — Он встал. — Пойдем возьмем этих ублюдков.
 
   Ингрид сидела за столом бортинженера и держала перед собой микрофон внутренней системы громкоговорителей. Ее золотистая от загара кожа слегка посерела, девушка морщилась от боли за глазами, и рука, которой она держала микрофон, слегка дрожала. Она понимала, что все это симптомы наркотического похмелья. Теперь она жалела, что увеличила начальную дозу, разрешила принять больше, чем указано на ярлычке, но ей нужно было возбудиться, чтобы провести первую казнь. Теперь она и ее бойцы расплачиваются за это, но через двадцать минут она даст разрешение на очередную дозу. На этот раз она останется в пределах рекомендованного количества, и она заранее предвкушала, как кровь быстрее побежит по жилам, как обострится зрение, появится энергия и возбуждение — восхитительные результаты приема наркотика. Она даже предвкушала то, что ждет ее впереди: владение абсолютной властью, властью распределять жизнь и смерть. Ради этого стоит жить. Сартр, Бакунин и Мост открыли глубокую правду жизни — акт разрушения, полного уничтожения вызывает катарсис, он созидателен, он пробуждает душу. Она с нетерпением ждала следующей казни.
   — Друзья мои, — заговорила она в микрофон, — мы не получили никаких сообщений от тирана. Он не тревожится о ваших жизнях, и это очень характерно для фашистских империалистов. Его не занимает безопасность людей, хотя сам он разбухает на крови и поте…
   Снаружи стояла темная ночь. Грозовые тучи закрыли половину неба, и каждые несколько минут в них вспыхивали молнии. Дважды после захода солнца яростные тропические ливни стучали по корпусу «боинга», и теперь огни маяков аэропорта отражались на мокром бетоне.
   — Мы должны продемонстрировать тирану непреклонную храбрость и железную целеустремленность. Мы не можем допустить даже малейших колебаний. Сейчас мы выберем еще четверых заложников. Это будет сделано совершенно беспристрастно, и я прошу вас понять, что все вы теперь — часть революции, и вы можете гордиться этим…
   Неожиданно вспыхнула молния, гораздо ближе, с неба спустилось зеленоватое радужное пламя, оно безжалостным светом озарило поле, и тут же на самолет обрушился раскат грома. Девушка Карен невольно вздрогнула и вскочила, она быстро подошла и встала рядом с Ингрид. Ее темные глаза теперь были окружены еще более темными кольцами усталости и наркотического похмелья, она сильно дрожала, и Ингрид с отсутствующим видом погладила ее, как можно погладить испуганного котенка; в то же время она продолжала говорить в микрофон:
   — …Мы все должны научиться приветствовать приближающуюся смерть, должны радоваться возможности внести свой вклад, пусть самый скромный, в величайшее пробуждение человечества.
   Снова вспыхнула великолепная молния, но Ингрид продолжала говорить в микрофон, ее бессмысленные слова гипнотизировали и убаюкивали, и пленники сидели спокойно, как в летаргии, не говорили, не шевелились, казалось, они больше не способны на самостоятельное мышление.
   — Я брошу жребий, чтобы избрать следующих жертв революции. Я назову номера мест, и мои бойцы придут за вами. Прошу избранных быстро пройти в переднюю кухню. — Наступила пауза, затем снова послышался голос Ингрид. — Место номер 63Б. Пожалуйста, встаньте.
   Немец в красной рубашке, с длинными, нависающими на глаза волосами должен был силой поднять худого мужчину средних лет и завести ему руки за спину. Белая рубашка мужчины измялась, на плечах у него были эластичные помочи, поддерживавшие старомодные узкие брюки.
   — Не позволяйте им, — взмолился мужчина к остальным пассажирам, когда Анри стал проталкивать его вперед. — Не позволяйте им убивать меня. — Все опустили головы. Никто не пошевелился, не заговорил.
   — Место номер 43F. — Красивая темноволосая женщина лет тридцати; лицо ее, казалось, медленно растекается, когда она услышала свой номер, она рукой прикрыла рот, чтобы не закричать, но тут с противоположного, через проход, сидения встал аккуратный пожилой джентльмен с великолепной гривой серебряных волос. Он поправил галстук.
   — Не поменяетесь ли со мной местами, мадам? — негромко спросил он с сильным английским акцентом и прошел по проходу на длинных худых журавлиных ногах. Он презрительно прошел мимо усатого француза, который заторопился к нему. Не глядя по сторонам, раправив плечи, он исчез за занавеской передней кухни.
 
   У «боинга» есть слепое пространство — от боковых окон рубки под углом в двадцать градусов к хвосту, но похитители так хорошо подготовились, казалось, предусмотрели все возможности; они могли учесть и это и найти способ держать слепое пространство под наблюдением.
   Питер и Колин, стоя за углом служебного ангара, негромко обсуждали такую возможность; оба внимательно разглядывали хвост «боинга» и провисшее брюхо фюзеляжа, ожидая увидеть блеск зеркала или какого-нибудь оптического прибора.
   Они находились непосредственно за самолетом, и предстояло преодолеть около четырехсот ярдов: половина это расстояния — в траве по колено, половина — по бетону.
   Поле освещалось только голубыми периферийными фонарями рулежных дорожек и светом из окон аэропорта.
   Питер обдумывал возможность погашения всех вообще огней, но решил, что тем самым выдаст себя. Это, несомненно, насторожит похитителей и замедлит продвижение штурмовой группы.
   — Ничего не вижу, — сказал Колин.
   — Я тоже, — согласился Питер, и оба отдали свои ночные бинокли стоявшему рядом сержанту: больше они им не понадобятся. Штурмовая группа оставила все оборудование, кроме самого необходимого.
   У Питера с собой только легкий, в одиннадцать унций весом, высокочастотный передатчик для связи со своими людьми в аэровокзале и в быстро расстегивающейся кобуре на бедре автоматический пистолет «вальтер П 38».
   Каждый член штурмовой группы сам выбирал себе оружие. Колин Нобл, единственный менявший свой выбор, переходил от девятимиллиметрового парабеллума браунинга, который он любил за его тринадцатизарядный магазин, к командирскому кольту 45 АСП — за его небольшой вес и огромную убойную силу. С другой стороны, Питер всегда брал «вальтер» из-за его точности и небольшой отдачи: с ним он всегда был уверен, что на расстоянии в двадцать метров попадет в цель.
   Но один вид вооружения был стандартным для всех бойцов штурмовой группы. Оружие у всех было заряжено разрывными пулями «супер-велекс», которые всю ударную силу тратят при первом контакте, пуля застревает в теле; тем самым снижается риск для невинных. Питер никогда не позволял забывать, что работать придется там, где террористы и их жертвы находятся рядом.
   Колин Нобл снял с шеи цепочку, на которой висела золотая звезда Давида, обычно скрывающаяся в густых волосах у него на груди. Сунул украшение в карман и застегнул клапан.
   — Ну, старина… — Колин Нобл преувеличенно изобразил акцент Сандхерста, — …побредем?
   Питер взглянул на светящийся циферблат свого «ролекса». Без шестнадцати одиннадцать. «Точный момент конца моей карьеры», мрачно подумал он и поднял правую руку с сжатым кулаком, потом дважды опустил и поднял — старый кавалерийский сигнал атаки.
   Двое с «палками» тут же устремились вперед, абсолютно неслышно на мягких резиновых подошвах, высоко подняв свои зонды, чтобы не задеть за бетон или за части самолета, — согнутые под тяжестью газовых цилиндров фигуры.
   Питер медленно сосчитал до пяти, чувствуя, как в кровь его хлынул адреналин, как напряглись каждый нерв и каждая мышца тела, и снова услышал свои собственные слова, сказанные Кингстону Паркеру, которые теперь звучали как пророчество:
   — Середины нет. Альтернатива — сто процентов жертв. Мы потеряем самолет, пассажиров и всех бойцов «Тора».
   Он отбросил эту мысль в сторону и повторил сигнал наступления. Двумя рядами, держась поблизости друг от друга, группа побежала. Трое несли по алюминиевой складной лестнице каждый, у четверых мешки с парализующими гранатами, у остальных молоты для открывания дверей, и у каждого избранное им оружие — ручное оружие большого калибра: Питер никому не позволил бы пользоваться автоматическим оружием в тесноте похищенного самолета. Минимальное требование ко всем бойцам группы — умение многократно поразить маленькую движущуюся цель из пистолета и не задеть окружающих.
   Бежали они почти неслышно: самым громким звуком было собственное дыхание Питера в его ушах, и на мгновение он почувствовал сожаление. В этой игре он не может выиграть; лучшим результатом будет полное разрушение работы всей его жизни, но он резко прикрикнул на себя, отбросил эту мысль. И побежал в ночь.
   Впереди, на фоне огней аэропорта, видны были силуэты людей с «палками», они заняли позиции под выпуклым серебристым брюхом самолета; неожиданно вспыхнула молния, грозовая туча осветилась нестерпимо ярким светом, на мгновение осветилось и поле, стал отчетливо виден на фоне травы двойной ряд фигур в черном. Если их заметили, сейчас начнется, и от удара грома нервы Питера вздрогнули. Он в любое мгновение ожидал взрыва и пламени десятка гранат ударного действия.
   Снова стало темно, и пружинистая влажная трава под ногами сменилась гладким жестким бетоном. И неожиданно они оказались под фюзеляжем «боинга», как цыплята под защитой курицы, две колонны точно разделились на четыре группы, по-прежнему в строгом порядке каждый боец опустился на левое колено, и одновременно, с точностью, выработанной многочисленными тренировками, все бойцы надели газовые маски, прикрывающие рот и нос.
   Питер быстро оглянулся и отключил свой передатчик. Отныне до самого конца он не произнесет в него ни слова: всегда существует возможность, что похитители прослушивают эту частоту.
   Этот щелчок отключения послужил сигналом для тех, кто остался в аэропорту: почти мгновенно взвыли двигатели самолета.
   Хотя самолет был расположен в северном районе площадки обслуживания, его развернули так, чтобы двигатели смотрели на юг, и сразу подключились турбины еще пяти межконтинентальных лайнеров. Звук двадцати двигателей оглушал даже на таком расстоянии — и Питер снова дал сигнал рукой.
   Человек с «палкой» напряженно ждал; по сигналу он поднял зонд и прижал сверло к дну фюзеляжа. Звуки сжатого воздуха и работы сверла совершенно не были слышны, зонд лищь слегка вздрогнул, пройдя сквозь корпус. Мгновенно в отверстие был вставлен второй зонд, и второй человек с «палкой» оглянулся на Питера. Снова сигнал рукой, и в корпус пошел газ. Питер следил за секундной стрелкой своих часов.
   Два щелчка клапана передатчика, и свет за занавешенными иллюминаторами самолета одновременно погас: отключили электроэнергию. Кондиционеры «боинга» перестали работать.
   Рев двигателей продолжался еще несколько секунд, и Питер дал сигнал людям с лестницами.
   Обшитые резиной концы лестниц мягко коснулись крыльев и щелей дверей, их мгновенно подняли одетые в черное фигуры. Двигались они с обманчивой небрежностью и легкостью.
   Десять секунд «фактор В» поступал в корпус, и Питер щелкнул трижды. Мгновенно вспыхнули огни на «боинге». Снова заработали кондиционеры, быстро высасывая газ из салонов и рубки.
   Питер глубоко вдохнул и коснулся плеча Колина. Они в одно мгновение взлетели по лестницам согласованным молчаливым рывком, возглавляя группы, штурмующие крылья.
 
   — Без девяти одиннадцать, — сказала Ингрид Карен. Она слегка возвысила голос, чтобы перекрыть звук двигателей, работающих где-то в ночи. Горло ее пересохло от наркотического похмелья, в углу глаза невольно вздрагивал нерв. Голова болела так, словно вокруг нее медленно все сильнее затягивали веревку. — Похоже, Калиф чего-то не учел. Южноафриканцы не собираются сдаваться… — Она с легкой дрожью предвкушения взглянула через открытую дверь на четверых заложников, сидящих рядом на откидных местах. Седовласый англичанин курил виргинскую сигарету в длинном мундштуке из янтаря и слоновой кости, он презрительно ответил на ее взгляд, так что Ингрид почувствовала раздражение. Она еще больше возвысила голос, чтобы он услышал ее следующие слова: — Необходимо снова расстрелять группу.
   — Калиф до сих пор никогда не ошибался, — яростно покачала головой Карен. — Еще целый час до срока… — И в это мгновение огни мигнули и погасли. С закрытыми иллюминаторами наступила полная тьма, смолкло гудение кондиционеров, и в тишине послышались возбужденные и удивленные голоса.
   Ингрид ощупью нашла на консоли рычаг, переключиающий освещение рубки на собственные батареи самолета, и в мягком красноватом свете стало видно ее нервное напряженное лицо.
   — Отключили подачу электричества! — воскликнула она. — Кондиционеры!.. Должно быть, это «Дельта»!
   — Нет! — резко ответила Карен. — Не было ракет.
   — Мы должны… — начала Карен, но остановилась, услышав пьяную расслабленность собственного голоса. Язык казался распухшим и заполнившим весь рот, лицо Карен стало искаженным, глаза отказывались сфокусироваться на чем-то.
   — Карен… — начала она и тут же безошибочно ощутила запах свежих трюфелей, а на языке — вкус грибов.
   — Боже! — дико крикнула она и бросилась за кислородным оборудованием. Над каждым сидением открылся ящичек, и оттуда на гофрированном шнуре свесилась кислородная маска.
   — Курт! Анри! — крикнула Ингрид в микрофон. — Кислород! Наденьте маски! Это «Дельта»! Они перешли к «Дельте»!
   Она схватила одну из висящих масок, надела ее и стала глубоко дышать кислородом, выгоняя парализующий газ из своего организма. В кухне первого класса один из заложников потерял сознание и упал на пол, другой свесился набок. По-прежнему дыша кислородом, Ингрид сняла фотоаппарат с шеи, и Карен, глядя на нее расширенными от ужаса глазами, сняла со рта маску и спросила:
   — Ты ведь не взорвешь нас, Ингрид?
   Ингрид не обратила на нее внимания; набрав в легкие кислорода, она закричала в микрофон:
   — Курт! Анри! Они появятся, как только снова включат энергию. Закройте глаза и уши от парализующих гранат и следите за дверьми и хвостовыми окнами. — Ингрид снова надела маску и глубоко задышала.
   — Не взрывай нас, Ингрид! — взмолилась Карен. — Пожалуйста. Если мы сдадимся, Калиф через месяц освободит нас. Нам не нужно умирать.
   В этот момент в салонах снова ярко вспыхнул свет, послышался свист кондиционеров. Ингрид в последний раз вдохнула кислород и побежала в салон первого класса, перепрыгивая через потерявших сознание заложников и стюардесс. Она сорвала свисающую над пассажирским креслом еще одну кислородную маску и посмотрела вдоль длинного фюзеляжа.
   Курт и Анри выполнили ее приказ. Они дышали кислородом. Немец ожидал у правого крыла, Анри — у заднего люка, у обоих в руках наготове короткоствольные пистолеты, но лица их закрыты желтыми кислородными масками, и Ингрид не могла увидеть их выражение.
   Мало кто из пассажиров оказался достаточно быстр и сообразителен, чтобы успеть надеть маски и не потерять сознание. Сотни лежали в своих сидениях или свесились набок.
   Весь салон заполнила путаница свисающих шлангов, похожих на лианы, она закрывала видимость, искажала картину, а после тьмы свет казался ослепительно ярким.
   Ингрид держала фотоаппарат в свободной руке, потому что знала, что должна продолжать дышать кислородом. Кондиционерам потребуется несколько минут, чтобы удались «фактор В». Она снова прижала маску ко рту и ждала.
   Карен оказалась рядом с ней, в одной руке она держала пистолет, другой прижимала маску.
   — Возвращайся назад и прикрывай передний люк! — рявкнула на нее Ингрид. — Там будет…
   — Ингрид, мы не должны умереть, — взмолилась Карен, и в это мгновение одновременно разлетелись люки экстренной эвакуации и в них влетели два маленьких темных предмета.
   — Парализующие гранаты! — закричала Ингрид. — Ложись!
 
   Питер Страйд двигался легко и стремительно, как орел в полете. Руками и ногами он едва притрагивался к перекладинам лестницы; теперь, когда начались действия, всякие сомнения его покинули, больше колебаний он не испытывал, был собран и ощущал огромное облегчение.
   Он одним движением плеч и бедер перемахнул через закругленный край крыла и сразу оказался на ногах, неслышно продвигаясь по блестящему металлу. Под ногами у него алмазами горели дождевые капли, и свежий ветер развевал волосы.
   Он добежал до корпуса и занял позицию у входа, пальцами нащупав тонкую щель. Второй номер склонился за ним. Люди с гранатами уже ждали наготове, держа равновесие, как акробаты, на скользкой поверхности крыла.
   «Около шести секунд, — подумал Питер, оценивая время, потребовавшееся от начала движения до этой стадии. Так быстро и аккуратно на тренировках они никогда не действовали; все понимали, что их может ждать смерть и ужас.
   Питер и его второй номер вместе изо всех сил налегли на люк экстренной эвакуации, и он с готовностью подался внутрь, потому что не мешало повышенное давление внутри, и в то же мгновение в отверстие полетели гранаты, и все бойцы, как мусульмане, молящиеся Мекке, одновременно наклонили головы и закрыли глаза и уши.
   Снаружи салонов, даже с закрытыми ушами и глазами, гром взрыва оглушал, казалось, он с силой ударил по мозгу, и в ярком свете фосфорного пороха Питер увидел сквозь закрытые веки рентгеновское очертание собственных пальцев. И сразу гранатометчики закричали в отверстие: «Лежать! Всем лежать!» Они будут повторять этот призыв в израильском стиле все время.
   Питер задержался на сотую долю секунды, оглушенный взрывом, чуть медленнее обычного выхватил «вальтер», взвел курок и прыгнул — ногами вперед в люк. Еще в воздухе он увидел девушку в красной рубашке, она бежала вперед, размахивая фотоаппаратом и крича что-то бессмысленное. Он выстрелил еще до того, как ноги его коснулись пола, и первый же выстрел попал ей в рот, пробил неровную темную дыру в ряду белых зубов и с такой силой отбросил назад ее голову, что Питер услышал, как лопнули кости шеи.
 
   Ингрид обеими руками закрыла глаза и уши, скорчилась, когда оглушительный порыв звука и света пронесся по тесному салону, как ураганный ветер; даже когда это кончилось, она продолжала цепляться за спинку сидения, пытаясь выпрямиться и определить, когда нападающие ворвутся в корпус.
   Те, кто за пределами корпуса, избегут прямого удара взрыва, который она собиралась осуществить, и могут выжить. Она хотела дождаться момента, когда вся штурмовая группа будет внутри, хотела максимума жертв, хотела забрать с собой как можно больше и обеими руками подняла фотоаппарат над головой.
   — Идите! — закричала она, но в салоне густо вились облака едкого белого дыма, и свисающие шланги дергались и извивались, как змеи на голове Медузы. Ингрид услышала пистолетный выстрел и крик:
   — Лежать! Всем лежать!
   Все было в дыму, в шуме и смятении, но она следила за темным отверстием люка экстренной эвакуации, ожидала с пальцем на детонаторе фотоаппарата. Гибкая черная фигура в гротескной маске прыгнула в салон ногами вперед, и в то же мгновение рядом крикнула Карен:
   — Нет, не убивай нас! — и выдернула фотоаппарат за ремень, оставив Ингрид безоружной. Карен побежала по проходу сквозь дым с криком: — Не убивайте нас! — держа аппарат перед собой, как знак мира. — Калиф не даст нам умереть! — Она продолжала бежать вперед, отчаянно крича: — Калиф… — и фигура в черном и в маске легко изогнулась в воздухе, согнула спину, приземляясь на ноги в проходе; не успели ноги этого человека коснуться пола, как он поднял пистолет, но выстрел показался глухим после грома гранат.
   Карен бежала к нему по проходу, крича и размахивая аппаратом, и пуля попала ей в рот и откинула голову назад под невероятным углом. Следующие два выстрела последовали так быстро, что слились в один, и на таком расстоянии даже взрывные пули «велекс» пробили тело Карен и вышли у нее между лопатками. Аппарат полетел через салон и упал на колени лежавшего без сознания пассажира в центре.
   Ингрид действовала со скоростью дикой кошки, она нырнула вперед, пролетела над ковром прохода, ниже уровня огня, прикрытая белым пороховым дымом гранат. Она отчаянно извивалась на животе, добираясь до аппарата.
   До аппарата было двадцать футов, но Ингрид двигалась со скоростью змеи; она понимала, что дым скрывает ее, но понимала также, что ей придется встать, чтобы перегнуться через двоих лежащих без сознания пассажиров и взять аппарат.
 
   Питер приземлился на ковре прохода, сразу убил девушку и отскочил в сторону, освобождая место для второго номера.
   Тот легко прыгнул на место, которое освободил для него Питер, и тут из кухни выскочил немец в красном и выстрелил ему в спину. На таком расстоянии заряд крупной дроби чуть не разорвал тело пополам, боец сложился вдвое и упал у ног Питера.
   Питер развернулся при звуке выстрела, повернувшись спиной к Ингрид, которая ползла вперед сквозь фосфорный дым.
   Курт отчаянно старалася вернуть назад пистолет: отдача отбросила его далеко за голову. Его красная рубашка была расстегнута до пупа, видны были твердые мышцы груди и кудрявые черные волосы, сквозь упавшие на глаза пряди безумно смотрели глаза, изрезанные шрамами губы кривились в рычании.
   Питер, не допуская риска, выстрелил ему в грудь, и Курт откинулся назад, все еще борясь за пистолет. Питер выстрелил вторично в голову, в левый висок; дикие глаза закрылись, черты лица исказились, как на резиновой маске, и Курт лицом вперел упал в проход.
   — Два. — Питер, как всегда в такие моменты, обнаружил, что действует очень хладнокровно и эффективно. Стрелял он так точно и быстро, словно тренируется с прыгающими мишенями.
   Он даже считал выстрелы, теперь в его «вальтере» осталось четыре патрона.