Смит Уилбур. Весы смерти

   Толпа, атакованная с фланга, дрогнула и начала в темноте откатываться назад, к противоположному краю долины, подальше от белых трассирующих пуль и красных вспышек винтовочного огня. Оставляя убитых и раненых, она растекалась по долине, как разлитое масло.
   Солдаты, находившиеся на противоположном склоне, огня не открывали, но, когда увидели, что людская волна хлынула в их сторону и им угрожает непосредственная опасность, справились с кратковременным замешательством и тоже открыли огонь. Их невольное промедление привело к тому, что эфиопы, избежав огня первого залпа, успели добежать до того участка, который согласно искусному плану Кастелани находился под перекрестным огнем. Оказавшись на открытом пространстве, поливаемые со всех сторон убийственным шквальным огнем, люди остановились и бессмысленно толклись на одном месте, женщины вопили, хватали детей, дети постарше метались во все стороны, будто косяк рыбы, выброшенный приливной волной на берег. Некоторые мужчины, став на одно колено, открыли ответный огонь. Тусклые красные вспышки в клубах черного порохового дыма не причиняли решительно никакого ущерба солдатам в окопах и способствовали лишь тому, что итальянцы стали стрелять еще яростнее.
   Беспорядочное движение охваченных паникой людей вдруг замедлилось и почти прекратилось. Уцелевшие безоружные женщины собирали детей, прикрывали их своими широкими одеяниями, припав к земле, как наседки над цыплятами, мужчины, тоже полуприсев, бешено, но вслепую стреляли вверх по склону. В свете разгоравшегося дня вспышки выстрелов становились все бледнее.
   Двенадцать пулеметов, со скорострельностью до семисот выстрелов в минуту, и триста пятьдесят винтовок полностью накрывали долину огнем. Огонь все не прекращался, а солнце с каждой минутой поднималось все выше, безжалостно освещая уцелевших эфиопов.
   Настроение итальянских солдат резко изменилось. Они уже не были прежними нервными, необстрелянными, зелеными ополченцами. Их охватило опьянение удачного боя, перезаряжая винтовки, они победно хохотали. Глаза у всех горели кровожадным хищным огнем, от сознания, что можно убивать безнаказанно, они осмелели и ожесточились.
   Слабое потрескиванье старинных мушкетов внизу было таким жалким, в нем не чувствовалось никакой угрозы, и потому еще никто не испугался. Даже граф Альдо Белли выпрямился и размахивал пистолетом, по-женски истерично крича:
   — Смерть врагу! Огонь! Огонь! — И, осторожно выглянув из-за бруствера, вопил опять: — Перестреляйте их! Победа за нами!
   Когда первые лучи солнца добрались до долины и осветили ее, стало видно, что вся она устлана убитыми и ранеными. Они лежали и поодиночке, и грудами, как старое платье на блошином рынке, и аккуратными рядами, как рыба на лотке.
   Только в середине этой мертвой земли еще шевелилась какая-то жизнь. То тут, то там кто-то вскакивал на ноги и пускался бегом в развевавшихся на ветру одеждах. Но тут сразу же начинал строчить пулемет. Фонтанчики пыли быстро приближались к бежавшему, настигали его, он падал и катился по песку.
   Темнолицые воины с допотопными винтовками пытались подняться по склону, но это приводило только к тому, что они становились идеальными мишенями для засевших выше солдат. Итальянские офицеры пронзительными возбужденными голосами приказывали стрелять, и все эти смельчаки скоро оказывались сраженными прицельным огнем, падали, скатывались вниз, подергиваясь в предсмертных судорогах.
   Огонь велся всего около двадцати минут, но живых мишеней уже почти не осталось. Из пулеметов на всякий случай постреливали короткими очередями, тревожа безжизненные тела и вздымая облачка глинистого сланца вокруг колодцев, откуда еще изредка доносились отдельные хлопушечные выстрелы из допотопных ружей.
   — Господин полковник…
   Кастелани потянул Альдо Белли за рукав, чтобы привлечь его внимание, и тот наконец повернул к нему лицо с дикими глазами:
   — А, Кастелани… Какая победа! Грандиозная победа, верно? Теперь-то до них дошло, против кого они сражаются.
   — Полковник, разрешите отдать приказ прекратить огонь?
   Граф, казалось, не слышал его.
   — О да, теперь они зарубят себе на носу, будут знать, какой я солдат. Эта блистательная победа обеспечит мне почетное место в чертогах славы…
   — Полковник! Полковник! Мы должны немедленно прекратить огонь! Это бойня. Прикажите прекратить огонь.
   Альдо Белли выпучил на него глаза, его лицо стало наливаться краской от подобной наглости.
   — Вы идиот! — заорал он. — Разгром должен быть окончательным и бесповоротным. Огня мы не прекратим. До тех пор, пока победа не будет за нами. — Он страшно заикался, и рука его, указывавшая на залитую кровью долину, дрожала. — Противник укрылся в горах, которые ведут к воде, наше дело — выкурить его оттуда и уничтожить. Мы выбьем их оттуда при помощи минометов.
   Альдо Белли вовсе не хотелось, чтобы всему этому настал конец. Такого глубокого удовлетворения он не испытал за всю свою жизнь ни разу. Если это называется войной, то теперь он наконец понял, почему история и поэзия окутывают ее такой славой. Вот настоящее мужское дело — и Альдо Белли осознал, что рожден для него.
   — Вы что же, обсуждаете мои приказы?! — заорал он на Кастелани. — Выполняйте свой долг, и немедленно!
   — Немедленно, — с горечью повторил Кастелани и перед тем, как повернуться и уйти, на мгновение задержал холодный взгляд, посмотрев прямо в глаза графу.
   Первая мина высоко взлетела в ясный пустынный рассвет, прочертила в небе кривую и упала в долину. Она разорвалась на краю ближайшего колодца. Короткий столб пыли и дыма взметнулся вверх, засвистели осколки. Вторая мина попала прямо в круглую глубокую яму и взорвалась вне поля зрения ниже уровня земли. Оттуда вырвался фонтан грязи и дыма, на краю провала показались три еле передвигавшиеся человеческие фигуры в изодранных грязных одеждах, развевавшихся как белые флаги.
   Тут же на них обрушился оружейный и пулеметный огонь, земля, исхлестанная ливнем пуль, казалось, стала жидкой, как вода, и, словно волной, накрыла троих уцелевших — они остались лежать неподвижно.
   Альдо Белли издал возбужденный вопль. Как это было легко, как замечательно!
   — Остальные убежища, Кастелани! — визжал он вне себя. — Уничтожьте их! Все до единого!
   Минометы поочередно сосредотачивали огонь на каждом входе в колодец и быстро справились с заданием. В некоторых из них людей не оказалось, но в большинстве… люди гибли вокруг колодцев, как скот на бойне. Те, кого чудом пощадили мины, выбирались на поверхность, где их тут же косили пулеметные очереди.
   К этому времени граф настолько осмелел, что вылез на бруствер, чтобы получше видеть поле боя, наблюдать за огнем минометов и командовать ближайшими пулеметными расчетами.
   Следующей мишенью был вход в колодец у самого края долины. После попадания первого снаряда оттуда вырвался столб пыли и бледного огня. До того как был произведен следующий залп, из колодца выпрыгнула женщина и рванулась к устью высохшего русла.
   Она волокла за собой плакавшего малыша с толстенькими кривыми ножками и раздутым, как коричневый мяч, животом. Он не мог поспевать за матерью и потому она просто тащила его за собой по песку. К бедру она прижимала совсем крошечного, тоже совсем голого, ребенка, который в отчаянии вцепился ей в грудь, колотил ножками и истошно вопил. Несколько секунд по бежавшей со своей тяжелой ношей женщине огонь не открывали, но потом ее все же настигла пулеметная очередь. Ей отсекло руку, которой она придерживала ребенка. Она заметалась на месте с безумным криком, размахивая обрубком руки, из которого кровь хлестала, как вода из садового шланга. Другая очередь прошила ей грудь, одновременно поразив младенца. Женщина упала и покатилась, как подстреленный заяц. Пулеметы умолкли. Голый малыш неуверенно подымался на ноги.
   Он начал хныкать и наконец крепко встал на свои пухлые, в ямочках, ножки, и снова заплакал. На туго натянутом животике болталась нитка голубых бус, а под ним крошечный пенис торчал, как тонкий коричневый палец.
   Из устья сухого русла вырвался конь, поджарый мускулистый белый жеребец, он скакал по вязкому песку тяжелым галопом. На шее у него распростерлась маленькая мальчишеская фигурка в развевающемся черном шамма. Всадник гнал жеребца туда, где стоял плачущий малыш, и почти уже преодолел открытое пространство, когда пулеметчики поняли, что происходит.
   Первая очередь была направлена в скачущего жеребца, но с большой неточностью, так что пули ударились о землю далеко позади коня. Он уже доскакал до ребенка, резко натянул поводья, жеребец встал на дыбы, а всадник нагнулся, чтобы подхватить малыша.
   Теперь уже и два других пулемета открыли огонь по неподвижно застывшей цели.

* * *

   Джейк Бартон понимал, что существует только один способ избежать столкновения между итальянцами, которые подкрались так тихо и грозно, и недисциплинированной толпой воинов, а также свитой раса.
   Джейку нужен был переводчик. Он сумел протиснуться к Грегориусу Мариаму, крепко взял его за руку и повел из пещеры. Это потребовало значительных усилий, так как Грегориусу не меньше всех прочих хотелось довести до сведения остальных свою точку зрения.
   Джейк удивился тому, как светло снаружи и как быстро прошла ночь. Солнце взошло несколько минут назад, сухой пустынный воздух был свеж и пьянил после душной задымленной пещеры.
   В свете костров и блеклого рассветного неба он увидел, что толпа устремилась из сухого русла к колодцам, радостно-возбужденная, словно на ярмарке.
   — Останови их, Грег, — крикнул он. — Скорее вперед, вперед, мы должны остановить их!
   — Но в чем дело, Джейк?
   — Мы не можем пустить их в итальянский лагерь!
   — Почему?!
   — Если кто-нибудь выстрелит, начнется настоящая бойня.
   — Но, Джейк, войны-то между нами нет. Они не могут стрелять!
   — Я бы не решился утверждать это, приятель, — мрачно проворчал Джейк.
   Его тревога оказалась заразительной. Плечом к плечу они догнали толпу и начали локтями и плечами прокладывать себе дорогу.
   — Назад, ублюдки, — ревел Джейк, — все назад!
   И, чтобы было понятнее, подкреплял свои слова ударами кулака и пинками.
   Вместе с Грегориусом Джейк добрался до узкого устья высохшего русла в том месте, где оно переходило в блюдцеобразную долину Колодцев.
   Они взялись за руки и, перекрыв устье, как плотина, в течение минуты или около того умудрялись сдерживать людской поток. Но задние ряды напирали, угрожая снести их; в это же время настроение толпы изменилось: радостно-возбужденное любопытство мгновенно перешло к сердитому раздражению на внезапное препятствие: ведь им мешали присоединиться к тем, кто уже миновал сухое русло и пересекал долину.
   В ту самую минуту, когда Джейка и Грегориуса оттеснили, со склонов долины началась стрельба. Толпа застыла, крики замерли. Вперед больше никто не рвался, и Джейк вышел из вади, чтобы оглядеть долину.
   Отсюда и наблюдал он за бойней, которая превратила долину в кладбище. Словно одурманенный, минуту за минутой смотрел он, не отрываясь, как пулеметы ведут нескончаемую стрельбу. Но постепенно оцепенение Джейка прошло, и тогда его захлестнула такая злоба, такой гнев, что он едва почувствовал, как тонкая ледяная рука ищет его руку, и только мельком взглянул на золотую голову Вики, приникшую к его плечу, и сразу же отвернулся, не в силах оторвать глаз от страшной трагедии, которая разыгрывалась перед ним.
   До него лишь смутно доходило, что Вики рыдает возле него и что она крепко держит его руку, вонзив ногти в его ладонь. Даже сейчас, охваченный страшным гневом, Джейк изучал местность и отмечал в памяти позиции итальянцев. С другой стороны от него тихо молился Грегориус, его юное гладкое лицо посерело, на нем был написан ужас, и слова молитвы, которые с трудом произносили его онемевшие губы, казались последними хрипами умирающего.
   — Боже мой, — прошептала Вики, потрясенная до глубины души. Когда начался минометный обстрел, мины безжалостно поражали колодцы, где уцелевшие надеялись найти себе укрытие.
   — Боже мой, Джейк! Что мы можем сделать?
   Он не ответил. Кошмар все продолжался, они были в плену у него и, не в состоянии вырваться из его когтей, смотрели, как минометный огонь накрывает колодцы, — смотрели до тех пор, пока женщина с двумя детьми не выбралась на поверхность менее чем в трехстах метрах от них.
   — Господи Иисусе, пожалуйста, — шептала Вики, — пожалуйста, сделай так, чтобы этого не случилось. Пожалуйста, заставь их прекратить огонь.
   Пулеметная очередь настигла женщину, они видели, как она умирала, как малыш поднялся на ноги и стоял потерянный и ошеломленный рядом с телом матери. И вдруг в русле чуть ниже того места, где они стояли, раздался стук копыт. Грегориус рванулся, крикнул: «Сара! Нет!» — но девушка проскакала мимо них, низко пригнувшись к шее неоседланной лошади. Крошечная черная фигурка на белом жеребце.
   — Сара! — снова крикнул Грегориус и рванулся было вслед за ней, собираясь в одиночку выскочить в смертоносную долину, но Джейк схватил его за руку и легко удержал, хотя тот вырывался и опять кричал что-то на амхари.
   Девушка невредимой проскакала сквозь шквальный огонь, Вики не дыша следила за ней. Не может быть, чтобы Саре удалось подхватить ребенка и вернуться назад. Это было глупо, настолько глупо, что она ужасно рассердилась: в этом ребенке, таком юном и хрупком, мчавшемся навстречу смерти, было что-то возвышенное, от чего Вики остро ощутила свою незначительность. Она знала, даже в этот момент отдавала себе отчет в том, что не способна на подобное самопожертвование.
 

   Вики видела, как жеребец встал на дыбы, как девушка наклонилась, чтобы подхватить коричневого малыша, как пулеметы накрыли цель и жеребец с мучительным ржаньем упал, перебирая в воздухе ногами, видела, как он придавил собою девушку и ребенка, как пули продолжали поднимать пыль вокруг него и впиваться в его затихшее тело.
   Грегориус еще боролся с Джейком, крича от ужаса, и тогда Джейк развернул его и ударил открытой ладонью по лицу.
   — Прекрати! — рявкнул Джейк вне себя от гнева и бешенства. — Всякому, кто попытается выйти, я отстрелю его дурацкую задницу!
   Пощечина, видимо, привела Грегориуса в чувство.
   — Мы должны ее спасти, Джейк. Пожалуйста, Джейк. Позволь, я вынесу ее.
   — Мы сделаем это, но по-моему, — буркнул Джейк.
   Лицо его казалось высеченным из коричневого камня, но глаза горели яростью, а челюсти гневно сжались. Он грубо толкнул Грегориуса назад, в вади, и потащил за собой Вики. Она пыталась сопротивляться, упиралась, голова ее была повернута в сторону долины, но ноги не слушались и скользили по осыпавшейся земле.
   — Джейк, что вы делаете? — возмущалась она, но Джейк не обращал на ее протесты никакого внимания.
   — Сейчас соберем пулеметы. Это недолго.
   Даже в гневе он обдумывал план, одновременно подталкивая их туда, где возле входа в пещеры стояли их автомобили. Вики и Грегориус ничего не могли с ним поделать, своею силой и своим гневом он увлекал их за собой.
   — Вики, вы поведете броневик. Я буду стрелять, — сказал он. — А ты, Грег, повезешь Гарета.
   Джейк дышал часто и тяжело — в нем бушевала ярость.
   — Мы можем использовать только два автомобиля, один из них послужит для отвлекающего маневра. Вы будете двигаться на юг вдоль горного кряжа, это отвлечет итальянцев, пока мы с Вики подберем Сару и еще кого сможем.
   Они слушали Джейка, а он торопливо тянул их за собой. Они уже бежали по вади к пещерам, когда раздались последние пулеметные очереди и взрывы мин, а затем наступила мучительная тишина, окутавшая всю пустыню.
   Они миновали последнюю излучину старого русла и попали поистине в сумасшедший дом. Здесь сгрудились те, кому удалось спастись от итальянских пуль, они в панике грузили свои пожитки, шатры и постели, кур и детей на отчаянно ревевших верблюдов, мулов и ослов. Сотни всадников уже скакали прочь, взбирались на крутые берега старого русла, исчезали в лабиринтах пересеченной местности. Только что овдовевшие женщины плакали навзрыд, горе их было заразительно, их плач подхватывали кричавшие и хныкавшие дети, и над всем этим висело голубое облако дыма от костров, на которых готовилась пища, и пыли, поднятой сотнями бьющих о землю копыт и толкущихся ног.
   Четыре автомобиля по-прежнему стояли ровно в ряд, спокойные, равнодушные к панике, они сияли белыми нарядами с яркими красными крестами на бортах.
   Голова и плечи Джейка возвышались над толпой, пока он прокладывал себе путь к машинам. Добравшись до первой, он взял Вики за талию и поставил ее на бортовой выступ. На секунду выражение его лица смягчилось.
   — Вам не надо ехать, — сказал он. — Я, наверно, малость спятил, вам не надо вести броневик. Мы с Гаретом поедем на одной машине.
   Вики была смертельно бледна, под глазами у нее залегли глубокие тени от бессонной ночи и пережитого ужаса. Слезы ее высохли, оставив едва заметные следы на щеках, но она с силой затрясла головой.
   — Я поеду, — сказала она. — Я повезу вас.
   — Умница, помогите Гарету заправиться. Нам нужны полные баки. — Он отвернулся и крикнул Грегориусу: — Мы поедем на «Мисс Попрыгунье» и «Тенастелин». Вики поможет нам заправиться.
   Команда, состоявшая из личных телохранителей раса, уже переносила деревянные ящики с оружием и боеприпасами из пещеры, когда к ним подошел Джейк. Здесь стояли наготове, опустившись на колени, верблюды, каждый ящик к ним подносили четыре солдата. Они ставили ящик в корзину и укрепляли ее на горбе верблюда.
   — Эй вы! — Джейк подошел к четверке, которая тащила запакованный «викерс». — Несите это сюда.
   Эфиопы на минуту остановились, ничего не поняв, и Джейк знаками стал показывать им, чего он хочет, но тут поспешил вмешаться начальник стражи. После того как они некоторое время поорали друг на друга, Джейк понял, что языковой барьер непреодолим, это была пустая трата времени.
   — Извини, приятель, но я немножко тороплюсь. И Джейк влепил ему крепкую затрещину, которая явилась последним и решительным аргументом в споре, отбросив начальствующее лицо на протянутые руки подчиненных.
   — Сюда, сюда, — подталкивал носильщиков Джейк к автомобилям. Мысль о Саре, лежавшей в долине, приводила его в бешенство. Он просто видел, как она истекает кровью, с каждой секундой приближаясь к смерти, видел ее юную алую кровь, уходящую в песок, — и гнал носильщиков дальше сквозь плотную стену людей и животных.
   Когда он подошел, Грегориус вертел ручку, и мотор «Мисс Попрыгуньи» заработал, как только Вики включила зажигание.
   — Где Гарет? — крикнул Джейк.
   — Не можем найти его, — ответил Грегориус. — Так что поедем в одном автомобиле.
   В этот момент раздался знакомый иронический смешок. Гарет Суэйлз, небрежно прислонившись к машине, выглядел спокойным и безмятежным, как всегда. Он был причесан волосок к волоску, твидовый костюм, казалось, только что вышел из-под рук портного.
   — Н-да-а, — протянул Гарет, улыбаясь и щурясь на тонкую струйку голубого дыма, поднимавшуюся от сигары. — Большой Джейк Бартон и два маленьких, но пылких утенка собираются одолеть всю итальянскую армию.
   Из люка высунулась голова Вики.
   — Мы вас искали, — свирепо крикнула она.
   — Ах ты ж, Боже мой, — беспечно промолвил Гарет. — Скоро мы услышим новости из ассоциации девочек-скаутов.
   К нему подбежал Грегориус.
   — Там Сара. Мы едем за ней. Мы с вами на одном автомобиле, Вики и Джейк на другом.
   — Никто и никуда не поедет.
   Гарет покачал головой. Грегориус схватил его за лацканы пиджака и тряхнул.
   — Сара! Поймите, там Сара! Надо ее забрать!
   — Я был бы вам весьма признателен, если бы вы отпустили меня, — негромко сказал Гарет и высвободил лацканы. — Да, мы знаем о Саре, но…
   Из водительского люка Вики крикнула:
   — Оставьте его, Грегориус, нам не нужны трусы…
   Гарет мгновенно напрягся, помрачнел и сверкнул глазами.
   — За мою жизнь как только меня не называли, дорогая юная леди. И иногда справедливо… но никто и никогда не называл меня трусом.
   — Ну что ж, значит, это в первый раз, всегда бывает первый раз! — крикнула Вики. Ее лицо, покрасневшее от гнева, было испачкано, светлые волосы растрепались и падали на глаза. Дрожащим пальцем она указывала на Гарета. — Да, в первый раз!
   Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза, но тут между ними вырос Ли Микаэл. Лицо его застыло.
   — Майор Суэйлз действует по моему прямому приказу, мисс Камберуэлл. Я приказал, чтобы все автомобили и войска моего отца были немедленно отведены назад.
   — Да что такое вы говорите, Боже мой! — Вики перенесла свой гнев с Гарета на князя. — Ведь ваша дочь лежит там!
   — Да, — сказал князь негромко. — С одной стороны моя дочь, с другой — моя родина. В выборе я не колеблюсь.
   —Вы не в своем уме, — грубо вмешался Джейк.
   — В своем. — Князь повернулся к нему, и Джейк увидел в его глазах страшную муку. — Я не могу сделать ни единого враждебного выпада, итальянцы только того и ждут. Чтобы иметь предлог напасть на нас всей своей мощью. Сейчас мы должны подставить другую щеку и воспользоваться этой бойней, чтобы привлечь на нашу сторону мировое общественное мнение.
   — Но Сара! — перебил его Джейк. — Чтобы подобрать ее, хватит одной минуты.
   — Нет. — Князь вскинул подбородок. — Я не могу показать врагу это наше оружие. Оно должно быть скрыто до того момента, когда настанет пора выступить…
   — Сара! — крикнул Грегориус. — Что будет с Сарой?
   — Когда эти автомобили и новое вооружение будут находиться в безопасности, на пути в ущелье Сарди, я сам поеду и заберу ее тело, — сказал князь просто и с достоинством, — но до той поры я должен исполнять свой долг.
   — Один автомобиль! — взмолился Грегориус. — Ради Сары!
   — Нет, я не имею права использовать ни одного, — ответил князь.
   — Что ж, хорошо, а вот я могу! — воскликнула Вики, и ее разлохмаченная золотая голова исчезла в люке водителя.
   Мотор взревел, Вики резко повернула броневик вправо и, следуя изгибам русла, устремилась вперед.
   Одна, безоружная, Вики Камберуэлл ринулась навстречу пулеметам и минометам — и только один человек успел сообразить, что делать.
   Джейк оттолкнул князя и во весь дух помчался наперерез автомобилю; он оказался рядом с ним, когда тот въезжал в самое узкое место русла. Он успел ухватиться за скобу на капоте, подтянулся, чуть не вывихнув плечо, и упал животом на бортовой выступ. Осторожно передвигаясь по кренившемуся то на одну, то на другую сторону броневику, подпрыгивавшему на ходу, Джейк умудрился подобраться к люку водителя.
   — Вы спятили? — рявкнул он в люк.
   В ответ Вики одарила его ангельской улыбкой.
   — Да. Вы, кажется, тоже?
   Тут броневик налетел на что-то и так подскочил, что у Джейка перехватило дыхание и он не смог ничего ей ответить. Вместо этого он вскарабкался на башню и едва не потерял четыре пальца, когда при очередном толчке захлопнулась крышка люка.
   Джейку потребовалась вся его сила, чтобы снова поднять ее и закрепить. Потом он спустился к Вики, и в самое время — она как раз выезжала в долину.
   Солнце уже поднялось над горизонтом, на золотом песке лежали длинные тени. Дым и пыль от разрывов мин все еще стояли неподвижным облаком над горным кряжем. Вся долина была усеяна телами погибших. Женские платья яркими пятнами выделялись на фоне одноцветной пустыни.
   Джейк бросил быстрый взгляд на кряж, который господствовал над долиной, и обнаружил, что большая часть итальянских солдат покинула свои окопы. Небольшими группами бродили они по месту бойни, и движения их были преисполнены трепета и смущения — необстрелянные бойцы еще не могли спокойно смотреть на открытые раны и искалеченные тела.
   Они буквально остолбенели, когда из вади выскочил броневик и в клубах пыли помчался к ближайшему колодцу.
   Только через несколько секунд пришли они в себя, и маленькие фигурки в черных мундирах, вскидывая высоко ноги и размахивая руками, в безумной спешке кинулись на свои позиции.
   — Развернитесь боком! — крикнул Джейк Вики. — Покажите им красные кресты!
   Вики послушалась мгновенно, она резко заложила руль влево, так что броневик стал на два колеса и описал широкую кривую, демонстрируя итальянцам огромные красные кресты.
   — Дайте мне вашу блузку! — снова прокричал Джейк.
   Блузка Вики была единственной белой вещью в броневике.
   — Нам нужен белый флаг!
   — Но на мне больше ничего нет, — закричала в ответ Вики. — Под ней я голая.
   — Так что, вы хотите быть скромной, но мертвой?! — рявкнул Джейк. — Они в любой момент могут открыть пальбу.
   Расстегивая блузку и вытаскивая ее из юбки, Вики вела автомобиль одной рукой. Высвободившись, она протянула блузку к башне, чтобы передать ее Джейку. Каждый раз, когда машина подпрыгивала на ухабе, груди ее подпрыгивали тоже, словно мячики, и на сотую долю секунды это зрелище отвлекло Джейка, но рыцарство и чувство долга тут же взяли верх. Он встал, поднял руки над головой и принялся размахивать белой блузкой, как флагом, с трудом удерживаясь с помощью цепких ног моряка на бешено несущейся машине.