Смит Уилбур. Весы смерти

   — Где он?
   Выражение лица у Гарета мгновенно изменилось, он шагнул к борту.
   — Идет он быстро, — продолжал капитан, — этот парень на мачте видит его. Скоро покажется на горизонте, черт бы его побрал.
   Пападопулос отвернулся от Гарета и прорычал несколько команд своему экипажу. Матросы в одну секунду собрались на главной палубе, вокруг первого броневика — «Свинки Присциллы» — и стали осторожно раскачивать его. Шхуна по-прежнему на всех парусах летела вперед.
   — Что это вы собираетесь делать? — воскликнул Гарет.
   — Если они схватят меня с оружием на борту, у меня будут крупные неприятности, — объяснил Пападопулос. — Нет оружия — нет неприятностей. — Он следил за своими людьми: они повисли на канатах, которыми крепился большой, выкрашенный в белый цвет бронеавтомобиль. — Такой трюк мы проделываем с рабами, в цепях они чертовски быстро идут ко дну.
   — Вы нарушаете слово, капитан. Я заплатил вам целое состояние за то, чтобы вы доставили этот груз.
   — А где теперь это состояние, майор? — крикнул ему Пападопулос насмешливо. — У меня в карманах пусто, а как у вас?
   Пападопулос отвернулся, чтобы поторопить своих людей.
   Внезапно люк на башне «Свинки Присциллы» открылся и оттуда высунулся Джейк Бартон. Волосы его развевались на ветру, в руках он держал пулемет.
   И тут же пулемет застрекотал, раскаленные добела трассирующие пули пролетели буквально в тридцати сантиметрах над головой капитана. Грек мгновенно растянулся на палубе, подвывая от ужаса, весь его экипаж бросился врассыпную, словно всполошившиеся куры, а Джейк благосклонно взирал на них с высоты броневика.
   Морской ветерок нежно касался волос Вики, шептал что-то свое в снастях…
   — Надеюсь, капитан, мы поймем друг друга. До этих машин никто не дотронется. Спасти свое судно вы можете единственным способом — уйти от англичанина, — спокойно проговорил Джейк.
   — Но он делает до тридцати узлов в час, — прохрипел капитан, все еще уткнувшись лицом в палубу.
   — Чем больше вы болтаете, тем меньше времени у вас остается, — заметил Джейк. — Через двадцать минут стемнеет. Вставайте и займитесь делом.
   Пападопулос неуверенно поднялся на ноги и стоял с жалким видом, моргая единственным глазом и потирая руки.
   — Будьте любезны, пошевеливайтесь, — вежливо произнес Джейк и дал еще одну пулеметную очередь над его головой.
   Капитан снова упал на палубу и лежа отдавал экипажу команды. «Ласточка» меняла курс, чтобы уйти от приближавшегося английского военного корабля.
   Когда шхуна легла на новый курс, Джейк подозвал Гарета и передал ему пулемет.
   — Держи на прицеле этих ублюдков, пока я обрабатываю капитана. Тем временем ты, Вики и Грег могут задраить люки машин.
   — Откуда ты взял этот пулемет? — спросил Гарет. — Я думал, они все запакованы.
   — Я всегда стараюсь принять меры предосторожности, — ухмыльнулся Джейк.
   Гарет вынул из своего портсигара две сигары, прикурил обе и одну передал Джейку.
   — Поздравляю с хорошей организацией работ, — сказал он. — Я наконец начинаю понимать, почему взял тебя в компаньоны.
   Джейк перекатил сигару в угол рта, выпустил длинную струю голубого дыма и беспечно улыбнулся.
   — Если у тебя выйдет столкновение с твоим королевским флотом, этот пулемет будет тебе кстати.
 
   Джейк стоял в глубоком «вороньем гнезде» на салинге^[12] мачты и не отрываясь смотрел сквозь изгиб качающейся мачты на серый силуэт, который быстро закрывал весь объектив подзорной трубы.
   Хотя военный корабль находился еще в шестнадцати километрах от них, его очертания вырисовывались в сгущавшихся сумерках; морской бриз изрезал рябью бесконечную водную гладь, солнечный диск за спиной Джейка уже коснулся линии горизонта, а на востоке все погружалось в таинственный голубой сумрак.
   Внезапно смутные очертания военного корабля осветились ярким мигающим светом, и Джейк перевел:
   — Спрашивают: что за судно?
   Он ухмыльнулся и попытался представить, насколько подозрительной с борта эсминца выглядела шхуна, летящая под всеми парусами. Кроме того, ему нужно было решить, когда именно следует изменить скорость, чтобы стать невидимыми.
   С эсминца еще раз просигналили: «Вернитесь или открою огонь!»
   — Сволочи! Пираты! — возмущенно проворчал Джейк, сложил руки рупором и крикнул вниз, на мостик: — Убрать все паруса!
   Сверху он увидел обращенное к нему лицо грека, бледное даже в сумерках, затем услышал повторенную за ним команду, и матросы стали быстро карабкаться на мачты.
   Джейк обернулся, взглянул на маленькое пятнышко миноносца, темневшее на безбрежном морском просторе, и увидел, как носовое орудие изрыгнуло во тьму злую красную вспышку. Он очень хорошо помнил такие вспышки, и мурашки побежали у него по спине, пока он ждал долгие секунды, когда снаряд, взмыв в потемневшее небо, упадет где-нибудь возле шхуны.
   Джейк Бартон услышал, как он пролетел с пронзительным визгом у него над головой и шлепнулся в море примерно в восьмистах метрах от носа «Ласточки».
   В последних лучах солнца взвился вверх фонтан брызг, розовый, словно каррарский мрамор; еще мгновение — и фонтан разметало ветром.
   Матросы застыли на снастях, окаменев от воя снаряда, но тут же задвигались с бешеной скоростью. Яркие белые паруса исчезли так же быстро, как дикий гусь складывает крылья, едва коснувшись водной глади.
   Джейк оглянулся на миноносец, но увидел его только через несколько секунд. Он спрашивал себя, что предпримут военные после того, как паруса убрали. Не предполагая, что у шхуны есть двигатель, они вполне могут решить, будто «Ласточка» подчинилась приказу. Во всяком случае, они наверняка сейчас потеряли шхуну из виду — над ее низким темным корпусом уже не сияла белая пирамида парусов. Джейк беспокойно подождал еще несколько минут, и только тогда, когда с его наблюдательного пункта уже не видно было эсминца, стал отдавать греку приказы, в результате чего «Ласточка» ушла от ветра и легла на прежний свой курс, уклоняясь от возможного огня неугомонного эсминца.
   Джейк придерживался этого курса, пока тропическая ночь укрывала залив теплым толстым одеялом, простеганным холодным белым светом звезд. Он вперил глаза в непроницаемую черноту, леденея при мысли, что капитан эсминца мог разгадать его маневр и опередить «Ласточку». Джейк был готов к тому, что в любой момент увидит, как из непроницаемой тьмы рядом со шхуной появляется стальной корпус с орудийными башнями, заливает ее ослепительным светом прожекторов, а из рупора раздается команда остановиться.
   Немного позже с чувством огромного облегчения он вдруг заметил длинные белые пальцы прожекторов далеко позади, по крайней мере километрах в девяти с половиной, как раз там, где на шхуне убрали паруса, что и видели с эсминца. Капитан эсминца дал себя провести, он поверил, что «Ласточка» убрала паруса и ждет его.
   Откинув голову, Джейк с облегчением расхохотался. Успокоившись, он стал отдавать новые команды, еще раз разворачивая шхуну против ветра. Он начал хитроумную игру, идя зигзагами, но при этом придерживаясь прежнего курса. Эсминец же бороздил ночной залив во всех направлениях, напрасно пытаясь нащупать прожекторами, лучи которых пронзали тьму более чем на полтора километра, вонявшую работорговлей шхуну. Иногда на эсминце выключали прожектора и гасили все огни и шли на полной скорости, надеясь захватить «Ласточку» врасплох.
   Один раз капитану эсминца это чуть было не удалось, но Джейк заметил светящийся след военного корабля на расстоянии более полутора километров. В отчаянии он распорядился заглушить двигатели, и шхуна, притихшая и незаметная, замерла, пока узкий, как у гончей, корпус эсминца на большой скорости пересекал ее след. Пока ночь его снова не поглотила, слышен был стук двигателей, словно билось огромное сердце. Все это время Джейк обливался холодным потом, его рубашка промокла насквозь. Правда, ледяной ночной ветер быстро высушил ее, но Джейк буквально окоченел, осторожно выводя шхуну на прежний курс.
   Два часа спустя он снова увидел огни эсминца далеко позади, дуговые лампы, вращаясь взад-вперед, сверкали как молнии в летнюю пору. А потом светили только звезды, и лишь много часов спустя начал пробиваться серый рассвет, разгоняя тьму вокруг шхуны.
   Джейк, промерзший до костей от ночного ветра и долгих часов неподвижности, тщательно осмотрел горизонт и, только убедившись, что нигде нет и следа эсминца, сложил подзорную трубу, вылез из «вороньего гнезда» и начал долгий спуск по снастям.
   Пападопулос приветствовал его как родного брата, принял в свои объятия и дохнул чесноком в лицо. Вики открыла коробку с провизией, примус уже шипел. Она поднесла Джейку эмалированную кружку с дымящимся черным кофе, в ее глазах светилось уважение, смешанное с восхищением. Гарет откинул люк бронеавтомобиля, откуда он всю ночь командовал матросами, и, не выпуская из рук заряженный пулемет, подошел к Вики за своей порцией кофе. Вместе с Джейком они направились к борту, и Гарет протянул Джейку сигару.
   — А ведь я тебя недооценивал, — улыбнулся он и поднес Джейку горящую спичку, прикрыв ее ладонями. — Думал, что ты глуповат, раз вон какой здоровенный.
   — Ничего, ты с этим справишься, — пообещал ему Джейк.
   Оба непроизвольно взглянули на Вики, которая в ту минуту разбивала яйца на сковородку, и оба прекрасно поняли друг друга.
   Незадолго до полудня Вики их разбудила. Гарет и Джейк растянулись на своих одеялах в тени под автомобилями, пытаясь возместить бессонную ночь. Оба без малейших возражений последовали за Вики, и все трое, стоя на носу, увидели берег цвета львиной шкуры, на который мягко набегал прибой, а над ним нависало голубое небо, такое ослепительное, что было больно глазам.
   Линия, разделявшая небо и землю, казалась размытой, ее скрывала завеса пыли и струившегося от жары воздуха, которая колыхалась, как растрепанная львиная грива. Вики спрашивала себя, приходилось ли ей когда-нибудь видеть такое неприветливое место, и решила, что нет, не приходилось. Она стала подбирать слова, какими опишет все это для десятков тысяч своих читателей.
   К ним подошел Грегориус. Он снял европейский костюм и надел традиционное шамма и узкие шаровары. Он снова стал человеком Африки, и его темно-шоколадное лицо, окруженное ореолом черных вьющихся волос, зажглось нетерпением изгнанника, увидевшего родину.
   — Гор не видно, дымка слишком плотная, — пояснил он. — Но иногда на рассвете, когда воздух прохладнее… — И он замер, глядя на запад.
   По его влажным сиявшим глазам, по складке полных, четко очерченных губ видно было, как сильно истосковался он по родной земле.
   Шхуна подошла к берегу, скользя по мелководью, где вода была как из горного потока — такая прозрачная, что они могли четко различить каждый выступ рифа на глубине почти в десять метров и наблюдать за стайками снующих внизу коралловых рыб, похожих на усыпанные драгоценностями облака.
   Пападопулос вел «Ласточку» под углом к берегу, и побережье открывалось им постепенно, они разглядывали пляжи цвета червонного золота, испещренные острыми скалами; дальше берег постепенно поднимался, бесплодный и страшный, лишь кое-где поросший терновником и верблюжьей колючкой.
   Около часу шхуна шла вдоль берега, примерно в девяти метрах от него. Все это время пассажиры «Ласточки» простояли у борта, они нервничали и не отрывали глаз от земли. Среди них не было только Джейка. Он занялся приготовлениями к выгрузке, но вернулся к остальным, когда перед ними внезапно открылась глубокая бухта.
   — Бухта Цепей, — сказал Грегориус, и сразу стало ясно, почему она получила такое название. С одной стороны ее обступали отвесные скалы, с другой ее защищал от господствовавших ветров и высокой приливной волны широкий мыс, на котором виднелись развалины древнего центра работорговли — города Монди.
   Показал им его Грегориус, потому что на город это уже никак не походило — одни разбитые камни и каменные блоки, доходившие до самой воды. Теперь «Ласточка» подошла достаточно близко, чтобы они могли различить в этом нагромождении камней грубый геометрический рисунок тесных улиц, вдоль которых стояли остовы домов.
   «Ласточка» бросила якорь и мягко застопорила ход. Закончив приготовления к выгрузке, Джейк подошел к стоявшему у борта Гарету.
   — Одному из нас придется вплавь доставить канат на берег.
   — Бросим монету, — предложил Гарет, и, прежде чем Джейк успел возразить, монета уже была у него в руке.
   — Орел!
   Джейку ничего не оставалось, как покориться судьбе.
   — Не везет, старина, что поделаешь. Пламенный привет акулам! — Гарет улыбнулся и подергал себя за ус.
   Джейк балансировал на неуклюжем самодельном понтоне, который на толстых канатах при помощи вспомогательного двигателя подняли с палубы и, раскачивая, опустили за борт.
   Оказавшись на поверхности воды, понтон нескладно, как беременная бегемотиха, закачался на волнах. Джейк улыбнулся Вики; она, стоя у борта, с интересом наблюдала за происходящим.
   — Если не хотите ослепнуть от блеска, закройте глаза.
   Она поняла не сразу, но когда Джейк стал стягивать рубашку и расстегивать штаны, скромно отвернулась.
   Обвязав конец тонкого каната, свернутого в бухту, вокруг пояса, Джейк бросился в воду и поплыл к берегу. К этому моменту Вики уже не могла сдерживать любопытство и искоса взглянула через борт. В мужчине без штанов есть что-то детское, беззащитное, подумала она, глядя на белые двигающиеся ягодицы Джейка. Эту мысль можно было бы развить в какой-нибудь статье, мелькнуло у нее в голове, но тут она почувствовала, что Гарет Суэйлз смотрит на нее, насмешливо вскинув бровь; при этом он продолжал травить канат, который вился вслед за Джейком. Загорелое лицо ее вспыхнуло, и она торопливо пошла к «Мисс Попрыгунье», чтобы проверить, положила ли в нее свою пишущую машинку и спортивную сумку.
   Джейк нащупал ногами дно и пошел к берегу, чтобы закрепить канат за каменный уступ. В это время первая машина уже находилась на деревянных блоках и под лязг лебедки была поднята на борт.
   Каждый член команды споро делал свое дело, и один из четырех бронеавтомобилей через некоторое время стоял на покачивавшемся понтоне. Там колеса тщательно закрепили и осторожно канатом стали подтягивать понтон к берегу.
   Как только плот коснулся желтого песчаного склона, Джейк завел мотор, а Грегориус перебросил сходни. Двигатель взревел, понтон опасно покачнулся, автомобиль съехал по сходням и остановился на отлогом берегу выше уровня прилива. Потом понтон подтянули к шхуне и сразу же начали погрузку второго броневика.
   Хотя работали быстро, настолько, насколько это позволяла техника безопасности, время так же стремительно уходило, и последние бочки с горючим, деревянные ящики и Вики Камберуэлл, восседавшая на куче этого рискованного груза, достигли берега, когда день уже клонился к вечеру.
   Как только понтон в последний раз отошел от борта шхуны, буквально в ту же секунду ее мотор ожил, якорную цепь начали выбирать на бак, и Пападопулос приказал отдать конец каната, по которому двигался понтон.
   Когда Вики спрыгнула на хрустящий песок, «Ласточка» уже была у выхода из бухты и расправляла белые крылья парусов навстречу вечернему бризу. В сгущавшихся сумерках все четверо стояли на берегу и провожали шхуну глазами. Никто из них не помахал ей на прощание, но все ощущали потерю. Вонючее судно работорговца с пиратской командой было все же их единственной связью со всем остальным миром. «Ласточка» обогнула скалы, паруса ее наполнились ветром, нос приподнялся, и длинный мазутный след виднелся на поверхности воды еще долго после того, как шхуна исчезла в море.
   Их охватило чувство одиночества. Молчание нарушил Джейк:
   — Ну что же, дети мои, давайте устраиваться.
   Они высадились на открытом берегу между древним городом и оконечностью мыса, и теперь вечерний бриз гнал на них пыль и песок.
   Джейк нашел ложбину, защищенную от ветра развалинами дома, они перегнали туда автомобили и разбили лагерь.
   Старинные дома были завалены грудами песка, узкие улицы заросли верблюжьей колючкой. Пока Джейк с Грегориусом проверяли топливную систему передачи и систему смазки автомобилей, а Гарет разводил костер под прикрытием каменной стены, Вики пошла обследовать развалины в сгущавшихся сумерках.
   Далеко идти она не решилась. От булыжников, из которых были сложены дома, сгоревшие более ста лет назад, исходило отчетливое ощущение опасности и человеческой муки. У Вики мурашки побежали по спине, но она продолжала осторожно продвигаться по узкому проходу, пока не оказалась на открытой площади.
   Она догадалась, что здесь была рыночная площадь города работорговцев, и вообразила длинные ряды людей в цепях. Атмосфера страдания ощущалась здесь до сих пор. Вики спрашивала себя, удастся ли ей передать это ощущение на бумаге так, чтобы читатели поняли, что и поныне ничего не изменилось. Опять злобная жадность стремится поработить целый народ, опять сотни тысяч человеческих существ вынуждены будут испытывать те же муки, которыми насквозь пропитан этот город. Она должна написать об этом, так она решила, должна уловить этот дух безысходности и бесправия, который сейчас столь явственно ощущала, и донести его до цивилизованных народов всего мира.
   От этих мыслей ее отвлек тихий шорох; она посмотрела вниз и с ужасом отпрянула назад, увидев пурпурного скорпиона в палец длиной на длинных, похожих на клешни омара лапах и его высоко задранный изогнутый хвост с ядовитым крючком на конце, нацеленный на носок ее ботинка. Она повернулась и быстро пошла к лагерю.
   Леденящий ужас не отпускал ее, и она с необыкновенной радостью вступила в светлый круг костра, сложенного из верблюжьей колючки под полуразрушенной стеной. Гарет посмотрел, как она опускается на колени, протягивает руки к пламени, и сказал:
   — Я как раз собирался пойти поискать вас. Лучше бы вам не бродить в полном одиночестве.
   — Я сама в состоянии присмотреть за собой, — быстро ответила она с той резкостью, которая уже становилась привычной.
   — Не сомневаюсь, — примирительно улыбнулся он. — Иногда я думаю, что вам это слишком хорошо удается. — И опустил руку в карман. — А я тут нашел кое-что в песке, когда расчищал место для костра.
   Гарет протянул ей замкнутый металлический круг, на котором в свете костра заиграли желтые блики. Это был браслет в форме змеи с кованой головкой и извивающимся телом.
   Вики почувствовала, что ее раздражение моментально исчезло.
   — О, Гэри! — Она приподняла браслет на обеих ладонях. — Какая красота! Это золото, да?
   — Думаю, да.
   Она надела тяжелое украшение на запястье и, вся сияя, любовалась им, встряхивала рукой, ловя блики света.
   Ни одна из них не устоит перед подарком, довольно подумал Гарет, всматриваясь в ее лицо, освещенное пламенем костра.
   — Браслет принадлежал некоей принцессе, которая славилась своей красотой и состраданием к воздыхателям, — как бы между прочим сказал Гарет, — так что, я думаю, вам он подойдет как нельзя лучше.
   — О, — задохнулась она, — это мне?!
   И порывисто потянулась к его щеке. Она вздрогнула, когда Гарет повернул к ней голову и ее губы встретились с его губами.
   Одно мгновение она пыталась отстраниться, но тут же решила, что не стоит. В конце концов, браслет был великолепен.
 
   Джейк и Грегориус, разложив крупномасштабную карту на капоте «Свинки Присциллы», изучали ее при свете единственного фонаря-«молнии». Грегориус намечал маршрут, по которому они пройдут до реки Аваш, и был очень недоволен неточностями и пробелами на карте.
   — Если бы нам пришлось ориентироваться только по ней, нам бы тяжело пришлось, Джейк.
   Джейк вдруг оторвался от карты и в тридцати шагах от себя увидел в свете костра две фигуры, которые приблизились друг к другу и замерли. Сердце у него заколотилось, к затылку прилила горячая кровь.
   — Пойдем выпьем кофе, — ворчливо предложил он.
   — Одну минутку, — возразил Грегориус. — Сначала я покажу вам, где мы пересечем пески…
   Он смотрел на карту, намечая маршрут, и не замечал, что говорит сам с собой. Джейк ушел. Он решил положить конец сцене у костра.
 
   При первом, еще неверном свете зари Вики проснулась и поняла, что ветер стих. Он уныло завывал всю ночь, и когда Вики откинула одеяло, то увидела, что оно усыпано слоем золотистого песка; песок хрустел у нее на зубах, скрипел в волосах. Один из мужчин громко храпел, но кто именно, Вики не поняла, так как все трое, плотно укутанные в свои одеяла, лежали очень близко друг к другу. Она взяла сумку с туалетными принадлежностями, полотенце и смену белья, выскользнула из лагеря, взобралась на дюну и побежала к морю.
   Рассвет был совсем тихий. В лучах еще не взошедшего солнца вода в заливе казалась гладкой, как розовая атласная простыня. Стояла тишина, настоящая тишина пустыни, ее не нарушал ни зверь, ни птица, ни шум ветра или прибоя, и тревога, которую она испытывала накануне, покинула ее.
   Вики сбросила одежду и побрела к морю по сырому песку, выровненному за ночь отливом, она вошла в розовую воду, вздрогнув от холода, погрузилась в ее лоно, присела, чтобы оказаться в воде по горло, задохнулась от удовольствия и стала смывать песок и грязь.
   Когда она выходила на берег, краешек солнца показался над водной гладью. Освещение резко изменилось. Нежные краски рассвета уступили место яркому блеску Африки, к которому Вики стала уже привыкать. Она быстро оделась, завернула грязное белье в полотенце и уже на ходу, поднимаясь на дюну, принялась расчесывать мокрые волосы. Добравшись до гребня, она замерла, забыв вытащить расческу из спутанных волос. Вики опять задохнулась и стояла, не отрывая глаз от зрелища, открывшегося ей на западе.
   Грегориус уже рассказывал им, что сочетание холодного воздуха и лучей восходящего солнца производит поистине театральный эффект, сокращая сотни километров плоской пустыни и приближая отвесные скалы горной гряды так, что кажется — стоит только протянуть руку, и коснешься их.
   В первых лучах солнца горы были пурпурно-голубыми, но замершая в благоговейном восторге Вики заметила, что они, как огромный хамелеон, меняют цвет, постепенно становятся золотыми и в то же время быстро отодвигаются назад… Еще немного — и они превратились в бледное призрачное видение, растворившееся в первых струях знойного воздуха африканского дня, и Вики почувствовала жаркое дыхание поднимающегося ветра.
   Очнувшись, она поспешила в лагерь. Джейк, разогревавший на сковородке фасоль с ветчиной, взглянул на нее и улыбнулся.
   — Пять минут на завтрак, — сказал он и протянул ей жестяную миску. — Я думал, не двигаться ли нам ночью, чтобы избежать жары, но слишком велик риск разбить машины в темноте.
   Вики взяла миску и принялась за еду с явным удовольствием. Она отвлеклась только для того, Чтобы взглянуть на Гарета Суэйлза, который подходил к костру, тщательно выбритый и безукоризненно одетый. На нем была идеально чистая рубашка с открытым воротом, широкие брюки-гольф из дорогого твида и грубые башмаки, начищенные до блеска. Джейк разразился восторженным хохотом, но он спокойно погладил свои золотистые усы и поднял бровь.
   — Господи, ты что, собираешься пригласить кого-то поиграть в гольф?
   — Ах, старина, — с укором произнес Гарет, снисходительно взглянув на выгоревшие молескиновые брюки Джейка, бросовые сапожки «чакка»^[13] и клетчатую рубашку с разорванным рукавом. — Вот и видно, каково твое воспитание. Даже если мы оказались в Африке, совсем не обязательно ходить, как туземцы.
   Тут он бросил взгляд на Грегориуса и улыбнулся ему своей ослепительной улыбкой:
   — Я не имел в виду ничего дурного, Грег, должен сказать, что вы в этом наряде просто великолепны.
   Грегориус, облаченный в шамма, на секунду оторвался от завтрака и улыбнулся Гарету в ответ.
   — Запад есть Запад, Восток есть Восток, — произнес он.
   — Старик Киплинг действительно знал свое дело, — согласился Гарет и стал накладывать себе еду.
   Четыре автомобиля, нагруженные до отказа и следовавшие на расстоянии более ста восьмидесяти метров друг от друга, чтобы не мешала вырывавшаяся из-под колес пыль, выбрались из дюн на прибрежный простор, где всегда дул ветер, — впрочем, он ничуть не смягчал все нараставшего зноя.
   Джейк вел колонну по компасу на юг, этот путь он выбрал бы и без совета Грегориуса. Приходилось огибать солончаки, через которые, как предупреждал Грегориус, ехать было опасно.
   В течение первых двух часов пути по мягкой желтой земле особых препятствий им не встретилось, только узкие твердые покрышки слишком глубоко уходили в почву, что затрудняло движение и снижало скорость до шестнадцати километров в час, хотя старые моторы работали на полную мощь.
   Потом земля стала более твердой, но теперь ее усеивали черные камни размером от желудя до страусиного яйца. Ветер, несший с собой песок, обкатал и отполировал их до блеска. Скорость пришлось еще снизить, из-за того что автомобили теперь страшно трясло; помимо всего, от черных камней исходил убийственный жар, так что пришлось открыть люки и капоты. Хотя все, включая и Вики, разделись до нижнего белья, они обливались потом, который, едва выступив, тут же высыхал. Броня автомобилей, несмотря на то что была выкрашена в белый цвет, раскалилась — до нее невозможно было дотронуться, моторы тоже перегревались, и отвратительная вонь горячего масла и бензина в водительских отсеках быстро становилась все невыносимее, по мере того как солнце поднималось к зениту.