Страница:
Из облаков снова возник эфиопский броневик, он решительно нагонял «роллс-ройс».
Граф тоже обернулся и сразу же передал обуявшие его чувства, стукнув Джузеппе по голове кулаком, как судья молотком по столу.
— Быстрей, Джузеппе! — вопил он — Если они нас убьют, пристрелю!
И «роллс-ройс» рванулся под защиту полевой артиллерии.
— Теперь спокойно ждать, — произнес майор ровным тоном, стараясь успокоить солдат.
— Спокойно, мальчики, не стрелять, помните, чему вас учили на занятиях.
Он остановился на минуту рядом с наводчиком, поднял бинокль к глазам и осмотрел равнину, лежавшую перед ним.
По направлению к позициям катилось огромное облако пыли, но что именно там происходит, понять было невозможно.
— Заряжали бризантными снарядами? — спросил майор спокойно.
Наводчик нервно сглотнул и кивнул головой.
— Помните, что только перед первым выстрелом можно как следует прицелиться. Имейте это в виду.
— Господин майор… — запинаясь сказал наводчик, и Кастелани почувствовал одновременно гнев и презрение. Все это были необстрелянные мальчишки, нервные и неуравновешенные. Ему пришлось буквально силком выпихивать их на позиции и всовывать им в руки оружие.
Он резко повернулся и зашагал к следующей батарее.
— Спокойно, мальчики. Без приказа не стрелять. Солдаты напряглись, к нему повернулись бледные лица, один наводчик, казалось, вот-вот разразится слезами.
— Единственный, кого вы должны бояться, это меня, — прорычал Кастелани. — Если кто откроет огонь без приказа, я его…
На этом месте майора прервал крик — кричал заряжающий, указывая куда-то вдаль.
— Доложите мне, как зовут этого солдата, — рявкнул Кастелани и с большим достоинством обернулся, делая вид, что протирает окуляры рукавом, перед тем как поднести их к глазам.
Полковник граф Альдо Белли вел своих людей в отступление с таким пылом, что опередил их, по крайней мере, на восемьсот метров, и с каждой секундой этот разрыв все увеличивался. Он мчался прямо в середину артиллерийских позиций, стоя в лимузине и так жестикулируя, так размахивая руками, что казалось, будто на него напал целый рой пчел.
Пока Кастелани наблюдал всю эту сцену, из коричневого тумана, стелившегося за «роллс-ройсом», выскочила машина, которую он моментально узнал, несмотря на новую защитную окраску и пулемет на башне, — видеть его весело развевавшийся сверху флажок, чтобы определить своего врага, ему не требовалось.
— Очень хорошо, ребята, — сказал он спокойно. — Вот и они. Бризантные снаряды, и ждать приказа. Ни секундой раньше приказа.
Броневик стрелял на большой скорости длинными ноющими очередями. Слишком длинными, подумал Кастелани с мрачным удовлетворением. Так у него пулемет перегреется. Опытный пулеметчик давал бы короткие очереди, значит, и враг у него зеленый юнец, решил Кастелани.
— Спокойно, ребята, — проворчал он, глядя на засуетившихся, возбужденно переглядывавшихся солдат.
Броневик опять дал очередь, Кастелани увидел, как вокруг «роллс-ройса» взметнулись маленькие смерчи. Еще одна очередь, и броневик внезапно замолчал. Огонь больше не возобновился.
— Ага! — выдохнул Кастелани удовлетворенно. — Заело!
Его необстрелянным солдатам не придется выдерживать огонь. Это хорошо. Это их успокоит, они будут стрелять увереннее, если в них не будет стрелять противник.
— Теперь спокойно. Все спокойно. Ждать осталось недолго. Все отлично.
Голос его утратил неприятные, резкие интонации, теперь он просто баюкал солдат, как мать свое дитя в колыбели. — Ждем, мальчики. Спокойно ждем.
* * *
Граф тоже обернулся и сразу же передал обуявшие его чувства, стукнув Джузеппе по голове кулаком, как судья молотком по столу.
— Быстрей, Джузеппе! — вопил он — Если они нас убьют, пристрелю!
И «роллс-ройс» рванулся под защиту полевой артиллерии.
— Теперь спокойно ждать, — произнес майор ровным тоном, стараясь успокоить солдат.
— Спокойно, мальчики, не стрелять, помните, чему вас учили на занятиях.
Он остановился на минуту рядом с наводчиком, поднял бинокль к глазам и осмотрел равнину, лежавшую перед ним.
По направлению к позициям катилось огромное облако пыли, но что именно там происходит, понять было невозможно.
— Заряжали бризантными снарядами? — спросил майор спокойно.
Наводчик нервно сглотнул и кивнул головой.
— Помните, что только перед первым выстрелом можно как следует прицелиться. Имейте это в виду.
— Господин майор… — запинаясь сказал наводчик, и Кастелани почувствовал одновременно гнев и презрение. Все это были необстрелянные мальчишки, нервные и неуравновешенные. Ему пришлось буквально силком выпихивать их на позиции и всовывать им в руки оружие.
Он резко повернулся и зашагал к следующей батарее.
— Спокойно, мальчики. Без приказа не стрелять. Солдаты напряглись, к нему повернулись бледные лица, один наводчик, казалось, вот-вот разразится слезами.
— Единственный, кого вы должны бояться, это меня, — прорычал Кастелани. — Если кто откроет огонь без приказа, я его…
На этом месте майора прервал крик — кричал заряжающий, указывая куда-то вдаль.
— Доложите мне, как зовут этого солдата, — рявкнул Кастелани и с большим достоинством обернулся, делая вид, что протирает окуляры рукавом, перед тем как поднести их к глазам.
Полковник граф Альдо Белли вел своих людей в отступление с таким пылом, что опередил их, по крайней мере, на восемьсот метров, и с каждой секундой этот разрыв все увеличивался. Он мчался прямо в середину артиллерийских позиций, стоя в лимузине и так жестикулируя, так размахивая руками, что казалось, будто на него напал целый рой пчел.
Пока Кастелани наблюдал всю эту сцену, из коричневого тумана, стелившегося за «роллс-ройсом», выскочила машина, которую он моментально узнал, несмотря на новую защитную окраску и пулемет на башне, — видеть его весело развевавшийся сверху флажок, чтобы определить своего врага, ему не требовалось.
— Очень хорошо, ребята, — сказал он спокойно. — Вот и они. Бризантные снаряды, и ждать приказа. Ни секундой раньше приказа.
Броневик стрелял на большой скорости длинными ноющими очередями. Слишком длинными, подумал Кастелани с мрачным удовлетворением. Так у него пулемет перегреется. Опытный пулеметчик давал бы короткие очереди, значит, и враг у него зеленый юнец, решил Кастелани.
— Спокойно, ребята, — проворчал он, глядя на засуетившихся, возбужденно переглядывавшихся солдат.
Броневик опять дал очередь, Кастелани увидел, как вокруг «роллс-ройса» взметнулись маленькие смерчи. Еще одна очередь, и броневик внезапно замолчал. Огонь больше не возобновился.
— Ага! — выдохнул Кастелани удовлетворенно. — Заело!
Его необстрелянным солдатам не придется выдерживать огонь. Это хорошо. Это их успокоит, они будут стрелять увереннее, если в них не будет стрелять противник.
— Теперь спокойно. Все спокойно. Ждать осталось недолго. Все отлично.
Голос его утратил неприятные, резкие интонации, теперь он просто баюкал солдат, как мать свое дитя в колыбели. — Ждем, мальчики. Спокойно ждем.
* * *
Рас не понял, что произошло и почему замолчал пулемет, несмотря на все его усилия. Длинная пулеметная лента была на месте, но больше не двигалась.
Рас обругал пулемет так, что если бы эта брань была обращена к человеку, это тут же кончилось бы поединком не на жизнь, а на смерть, но пулемет продолжал молчать.
Схватив свой двуручный боевой меч, рас наполовину вылез из башни и замахал им над головой.
Очень сомнительно, чтобы ему могло быть известно, как выглядят три батареи сто миллиметровых современных полевых орудий, и не менее сомнительно, что, знай он это, они могли бы остановить его в бешеной погоне за «роллс-ройсом». Но как бы то ни было, его зрение и разум помутились от боевого пыла. Он не видел орудий.
Гарет Суэйлз весь подался вперед на своем водительском сиденье и приник к смотровой щели, сквозь перфорацию было мало что видно, казалось, что он смотрит как сквозь сетку. Глаза его слезились от дыма, выхлопных газов и пыли, ему приходилось все время смаргивать, чтобы не упустить из виду мчавшийся впереди «роллс-ройс». Гарет орудий тоже не видел.
— Стреляй, черт тебя подери! — крикнул он. — Мы их упустим!
Но «викерс» в башне молчал, а небольшая высота, так тщательно выбранная майором Кастелани для артиллерийских позиций, наполовину скрывала от низко сидевшего в броневике Гарета стволы орудий. Он гнал прямо на них, стараясь не оторваться от постоянно ускользавшего «роллс-ройса».
— Отлично.
Кастелани даже позволил себе слегка улыбнуться, глядя, как вражеский броневик мчится прямо на его позиции. Он был уже на таком расстоянии, что для опытных артиллеристов поразить такую цель не составило бы труда, но Кастелани знал — броневик должен оказаться намного ближе, чтобы его ребята сумели накрыть его.
«Роллс-ройс» был, однако, уже в двухстах метрах, он мчался со скоростью почти сто километров в час. Три перепуганных, смертельно бледных лица были обращены к нему, три голоса громко звали на помощь. Майор решил не обращать на них внимания и перевел свой профессиональный взор на врага. Тот еще находился на расстоянии двух километров, но быстро приближался. Он хотел было снова приободрить своих взвинченных солдат, но в эту минуту «роллс-ройс» с ревом проскочил в узкий проход между орудиями.
Граф на какой-то момент обрел равновесие и наконец поправил каску на голове. Стоя в автомобиле, он крикнул голосом, усиленным нервным возбуждением и звенящим от ужаса, так что его услышал каждый солдат:
— Огонь! Немедленно огонь! Или я вас всех перестреляю!
Потом, осознав, что теперь уж артиллеристы своих позиций не покинут и прикроют его отступление, он выпрямился и бросил им через плечо для ободрения:
— Лучше смерть, чем позор!
И «роллс-ройс» унес его на той же скорости — сто километров в час — к далекому горизонту.
Майор заревел во всю мощь своих легких, отменяя приказ полковника, но даже его голоса не хватило, чтобы перекрыть громовой залп девяти орудий, из которых открыли огонь почти одновременно, чего на учебных стрельбах добиться никогда не удавалось. Солдаты буквально поняли приказ полковника, и такие тонкости, как наводка и прицеливание, были сразу же забыты, едва возникла жестокая необходимость вести быструю и безостановочную стрельбу.
В подобных обстоятельствах не было ничего удивительного, что один снаряд все-таки нашел цель. Ею оказался грузовик «фиат», который в этот самый момент возник из пыльного облака примерно в четырехстах метрах от эфиопского броневика. Снаряд взорвался с опозданием в тысячную долю секунды, он прошел сквозь радиатор, оторвал мотор, превратил водителя в кровавое месиво и только после этого взорвался в самой гуще тесно прижавшихся друг к другу сидевших под брезентом пехотинцев. Мотор и переднее колесо катились вперед еще несколько секунд, потом закрутились на месте и упали на землю. Остальная часть грузовика и двадцать человек взлетели в воздух на высоту более пятнадцати метров, как какие-нибудь сумасшедшие акробаты.
Только один снаряд чуть не поразил врага. Он взорвался в трех метрах перед «Мисс Горбуньей», подняв огромный столб пламени и желтой земли, оставив глубокую круглую воронку диаметром в один метр двадцать сантиметров, в которую и влетел на всей скорости броневик.
В этот момент голова раса с широко открытыми глазами и ртом торчала из башни, и потому и в рот и в глаза набился песок, поднятый взрывной волной. Его воинственные крики резко оборвались, поскольку он старался отдышаться и неистово тер слезившиеся глаза.
Столб пламени и песка ослепил и Гарета, и он, ничего не видя, заехал в воронку. Взрывной волной его швырнуло на руль, он стукнулся об него грудью, воздух вышел из его легких, он рухнул на пол.
Оставшись без управления, «Мисс Горбунья» легко подскочила и вылетела из воронки, над нею клубами вился дым от взрыва и песок. Передние колеса ее заклинило от последнего прыжка, но мотор еще работал в полную силу, и поэтому она, как зверь на арене цирка, давала бесконечные круги, все больше и больше, забирая вправо.
Кое-как отдышавшись, Гарет с трудом взобрался на свое сиденье и обнаружил, что рулевой колонки больше не существует, а педаль газа заклинило. Показавшимися ему очень долгими секунды он сидел, ничего не предпринимая, только тряс головой, чтобы прочистить мозги, и старался восстановить дыхание, но безуспешно, потому что броневик был полон дыма и пыли.
Следующий снаряд, взорвавшийся где-то неподалеку, вывел его из оцепенения, он поднялся, откинул свой люк и высунул голову. Ему показалось, что три батареи итальянской полевой артиллерии ведут огонь по нему прямой наводкой.
— Бог ты мой! — едва прохрипел он, и в ту же секунду еще один бризантный снаряд взорвался возле броневика, продолжавшего двигаться кругами. У Гарета снова помутилось в глазах, от ударной волны клацнули зубы. — Пора домой, — сказал он, выбираясь из узкого люка. Если бы он вылез на броню автомобиля одним мгновением позже, его ноги были бы раздроблены.
Не более чем в двух километрах от него майор Кастелани боролся с паникой, которую граф вселил в артиллеристов. Они заряжали и стреляли с такой единодушной страстью, что все тонкости артиллерийского искусства были начисто позабыты. Заряжающие и не думали о цели, они просто дергали вытяжной шнур, как только орудие было заряжено.
Крики Кастелани не производили ровно никакого впечатления на полу оглохших и почти обезумевших солдат. Последний призыв графа к смерти совсем вывел их из равновесия, и в мозгах у них помутилось.
Кастелани оттолкнул одного наводчика и с большим усилием разжал его руку, мертвой хваткой вцепившуюся в шнур. Горько проклиная доставшийся ему человеческий материал, он сам занялся наводкой. Он поворачивал и опускал толстый ствол до тех пор, пока в великолепной призме прицела крошечное насекомое не превратилось в большой броневик. Он описывал невероятные круги, значит, управление было потеряно, и Кастелани, уловив ритм, резким и коротким движением дернул шнур;
Восьмикилограммовый конической формы стальной снаряд практически горизонтально полетел над равниной.
Он был нацелен немного низко и потому прошел в нескольких сантиметрах под радиатором между передними колесами и ударился о землю прямо под сиденьем водителя.
Вся мощь взрыва, отразившись от земли, была направлена в незащищенное броней днище броневика. Она вырвала мотор, пробила днище, колеса распластались, как крылышки жареного цыпленка.
Если бы ноги Гарета Суэйлза в этот момент находились на полу, он получил бы смертельное и типичное для танкиста ранение — ниже колен кости были бы раздроблены.
Однако в этот момент он висел, наполовину высунувшись из люка, обе ноги его болтались в воздухе, и потому взрыв подействовал как углекислый газ в бутылке с шампанским. Гарет оказался в роли пробки и вылетел из люка, продолжая дрыгать ногами.
С расом произошло то же самое. Взрывной волной его выбило из башни, и в самой высокой точке своего полета он столкнулся с Гаретом. Они упали на землю одновременно, но рас оказался на спине у Гарета, и только чудом ни одного из них не задел меч, который летел вместе с ними и в конце концов глубоко вонзился в землю в пятнадцати сантиметрах от уха Гарета, уткнувшегося лицом в песок и пытавшегося сбросить с себя раса.
— Я предупреждал тебя, старина, — умудрился он прохрипеть, — что в один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко.
Шум приближавшихся моторов, идущих на высоких оборотах, заставил Гарета предпринять решительные усилия и скинуть с себя раса. Он сел, сплевывая с разбитых губ кровь и песок, и тут увидел итальянские грузовики, которые с ревом неслись прямо на них, как бы пытаясь выиграть престижные гонки.
— Бог ты мой! — прохрипел Гарет.
В голове у него мигом прояснилось, он спешно полез на развороченный и еще дымившийся остов броневика. Скрываясь от глаз противника, он вдруг понял, что раса рядом с ним нет.
— А ну, расик, старый болван, давай сюда! — крикнул он отчаянно.
Рас, вновь вооружившийся своим верным мечом, стоял, пошатываясь, на ослабевших ногах. Он был оглушен взрывом, но его воинственный дух не остыл, и не оставалось никаких сомнений в том, что он задумал. Старик явно решил в одиночку выступить против всей моторизованной колонны и с боевым кличем устремился ей навстречу, со свистом размахивая своим мечом.
Гарету пришлось, увернувшись от острого лезвия, резким броском свалить раса наземь. Схватив сопротивлявшегося и громко вопившего старика, он доволок его до разбитой машины как раз в ту секунду, когда мимо них, рыча, пронесся первый грузовик. Мертвенно-бледные солдаты не обратили на них ни малейшего внимания. Они жаждали лишь одного — как можно скорее последовать за своим полковником.
— Заткнись ты! — рявкнул Гарет, когда рас уже открыл было рот, чтобы выкрикнуть им страшное проклятие на амхари.
В конце концов Гарету опять пришлось сбить раса с ног, завернуть ему шамма на голову, усесться сверху и пребывать в таком положении, пока итальянские «фиаты» не прогрохотали мимо в клубах пыли, словно гонимые хамсином, сухим ветром пустыни.
В какой-то момент Гарету показалось, что сквозь пыль между беспорядочно несущимися грузовиками он увидел горбатый силуэт «Свинки Присциллы». Он чуть-чуть ослабил хватку, и рас воспользовался этим, чтобы крикнуть что-то и взмахнуть руками, но броневик почти тут же исчез из виду, пристроившись в хвост улепетывавшему «фиату». Даже сквозь грохот множества моторов Гарет различил знакомый звук — стреляли из «викерса».
Грузовики промчались мимо, шум моторов стал стихать, пыль постепенно оседала, но вдруг послышался другой звук, еще слабый, но нараставший с каждой секундой. Хотя большая часть всадников, и харари, и галла, давно бросили погоню, найдя себе более веселое и прибыльное занятие — разграбление перевернутых и разбитых итальянских грузовиков, все же несколько сотен самых мужественных конников еще преследовали итальянцев на своих косматых лошадках.
Небольшая кучка всадников неслась по равнине, испуская воинственные крики и по дороге убивая уцелевших итальянцев с разбитых грузовиков, которые на своих двоих улепетывали от них вслед за колонной.
— Вот теперь полный порядок, расик. — Гарет размотал его шамма. — Пожалуйте на свободу. Зови своих ребят, пусть они вытащат нас отсюда.
Те несколько минут передышки, когда основная масса моторизованной пехоты с грохотом проносилась через позиции артиллерии, Кастелани потратил на то, чтобы, переходя от орудия к орудию, действуя словом и стеком, изгнать из солдатских рядов заразу паники и снова утвердить свою власть. Но тут из облаков пыли на расстоянии пистолетного выстрела, как призрачный корабль, вооруженный, однако, «викерсом», который щелкал пулями и посверкивал злыми красными вспышками, появился второй эфиопский броневик.
Этого оказалось достаточно, чтобы видимость порядка, установленного тяжелой рукой Кастелани, развеялась как дым. Едва броневик приблизился настолько, что позиции оказались под прямым обстрелом, заряжающие бросили возиться со снарядами и кинулись под прикрытие орудийных щитков, чуть не сталкивая наводчиков с их мест. Там все эти вояки съежились, пригнув головы как можно ниже. Проехав вдоль батарей, водитель броневика резко развернул его и опять нырнул за завесу пыли. Джейк был поражен встречей не меньше чем сами артиллеристы, казалось, он только что весело гнался за неповоротливым «фиатом», и вдруг из облака пыли перед ним выросли орудийные стволы.
— Боже мой, Грег, — крикнул Джейк в башню, — мы чуть было не попали к ним прямо в зубы!
— «Под белым огнем и ракетами залпов…» — помнишь это стихотворение?
— Ну самое время для стихов, — проворчал Джейк и дал газ.
— А теперь куда мы? — спросил Грег.
— Домой, и как можно скорее. Здесь они выдвинули против нас очень уж веский аргумент.
— Джейк, — попробовал было протестовать Грегориус, но в этот момент раздался грохот, сквозь тучи пыли вспыхнул яркий свет и мимо высокой башни просвистел стомиллиметровый снаряд. Он пролетел так близко, что ударной волной им до боли заложило уши, а когда взорвался на расстоянии восьмисот метров, в небо взметнулся высокий столб огня и дыма.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду?
— Да-да, Джейк, конечно.
Пока он говорил, облака пыли, которые до той минуты надежно укрывали их от глаз противника, поредели и разошлись в стороны, немилосердно открыв их прицелам итальянских орудий, но в то же время представив их взорам новую соблазнительную цель. Эфиопская кавалерия продолжала скакать вперед и после нескольких бесполезных залпов рассыпалась вокруг мчавшегося броневика. Кастелани решил смириться с уровнем подготовки своих артиллеристов, тем более что теперь им придется стрелять по рассеянным мишеням.
— Шрапнель! — рявкнул он. — Заряжай шрапнелью!
Он пробежал вдоль батареи, повторяя приказ каждому расчету и подкрепляя его ударами стека.
— Новая цель. Конница противника. Дальность две тысячи пятьсот метров. Одиночный огонь!
Эфиопские лошадки, маленькие и косматые, были более приспособлены к подъемам и спускам по крутым горным тропам, чем к скачке по равнине, но в течение нескольких недель они паслись на чахлой сухой траве саванны, и потому силы их были на исходе.
Снаряд разорвался на высоте пятнадцати метров над головами первых всадников. Он раскрылся как гигантская коробочка хлопчатника и пугающе вспыхнул на фоне бледно-голубого неба. Казалось, треснуло само небо, и в воздухе засвистели, зажужжали острые злые ножи шрапнели.
После первого разрыва дюжина лошадок упала, перекатившись через головы и сбросив своих седоков. Потом все небо наполнилось лопавшимися коробочками хлопчатника, взрывы раздавались один за другим, лошадки катились по земле кубарем, всадники падали или, запутавшись в стременах, съезжали под брюхо своих коней. То тут, то там какой-нибудь смельчак подхватывал с обеих сторон спешенных своих товарищей, и храбрые лошадки изнемогали под тройным бременем. Через несколько секунд эфиопская армия — единственный оставшийся на ходу броневик и вся ее кавалерия — ударилась в отступление, уходя назад почти с той же скоростью, с какой моторизованная итальянская колонна все еще улепетывала к Колодцам Халди. Поле битвы целиком осталось за артиллерией Кастелани… и за сплоченным экипажем «Мисс Горбуньи».
Из-под прикрытия, которое им предоставил разбитый броневик, Гарет Суэйлз смотрел, как быстро исчезает из поля его зрения эфиопская конница, а вместе с нею — и его надежды.
— Не ругайте их, не надо, — сказал он расу и тут увидел, как на полном ходу поле боя покидает броневик; «Свинка Присцилла» быстро опережала кавалерию. — А вот его я обругаю, — пробормотал себе под нос Гарет. — Он нас видел, это точно.
Действительно, некоторое время назад, «Свинка Присцилла» прошла в четырехстах метрах от них, свернула в их сторону и несколько мгновений ехала прямо к ним.
— Знаешь ли, старина расик, я-то думал, что мы с ним вроде попугаев-неразлучников…
Гарет взглянул на раса, который лежал возле него, как перетрудившийся старый охотничий пес, грудь его ходила, словно кузнечные мехи, хриплое дыхание вырывалось из горла со свистом.
— Ты бы вытащил свои резаки изо рта, старина, не то ты их проглотишь. На сегодня бой закончен. Расслабься лучше. Ночью нам предстоит долгая прогулка пешком до дома.
И Гарет Суэйлз перенес все внимание на удалявшийся броневик.
— Великодушный Джейк Бартон оставляет нас здесь и отправляется домой поесть медку. Кто был тот парень, с которым Давид устроил такую же штуку? Давай, расик, соображай, ты же у нас знаток Ветхого Завета. Урия, что ли? — Он печально покачал головой, уже почти поверив в худшее. — Мне кажется, расик, что это очень дурно с его стороны, да, скажу я тебе. Может быть, я и сам поступил бы так же, заметь, но мне кажется, что это очень дурно со стороны такого прекрасного, безупречного гражданина, каким является Джейк Бартон.
Рас не слышал ни слова из того, что говорил Гарет. Он был единственным человеком в обеих армиях, для кого бой не закончился. Он просто прилег немного передохнуть, как то и полагается воину столь преклонного возраста. Но вдруг он одним прыжком вскочил на ноги, поднял свой меч и решительно рванулся к середине итальянских артиллерийских позиций. Гарет настолько опешил, что рас успел пробежать больше сорока метров из тысячи восьмисот, отделявших их от вражеских позиций, прежде чем Гарет успел его перехватить.
Просто роковое стечение обстоятельств было виной тому, что именно в это время одному из итальянских наводчиков пришло в голову рассматривать разбитый броневик в бинокль. Воинственность итальянских артиллеристов находилась в обратной зависимости от количества и близости противника, к тому же все они испытывали сильнейшее головокружение от блистательной и совершенно неожиданной победы, которая буквально с неба свалилась на них.
Первый снаряд упал совсем рядом с разбитым броневиком в тот самый момент, когда Гарет схватил раса. Гарет наклонился и поднял с земли круглый камень размером с крикетный мяч.
— Жутко извиняюсь, старина, — задыхаясь проговорил он и сжал в правой ладони подобранный камень, — но дальше так действительно продолжаться не может.
Он примерился к блестящему лысому черепу и осторожно, почти нежно стукнул по нему камнем чуть выше уха.
Когда рас упал, Гарет поднял его, взяв одной рукой под колени, а другой — под плечи, точно спящего ребенка. Пока Гарет бежал обратно в укрытие, прижимая бесчувственное тело раса к груди, вокруг них рвались снаряды.
Джейк Бартон услышал эти громыхающие разрывы и крикнул Грегориусу:
— Теперь-то по кому они палят?
Грегориус поднялся повыше и посмотрел назад. На таком расстоянии разбитый корпус «Мисс Горбуньи» был едва различим, он казался еще одной неровностью почвы, или верблюжьей колючкой, или нагромождением черных камней. Во всяком случае оба, и Джейк, и Грегориус, за последние несколько минут раз пятьдесят смотрели в ту сторону и не узнали, не разглядели броневик, однако разрывы снарядов указали Грегориусу верное место.
— Дедушка! — крикнул он отчаянно; — Его ранили, Джейк!
Джейк развернул броневик, остановил его, высунулся из люка, сдул пыль с окуляров бинокля и навел его. Сразу же четко вырисовался силуэт разбитого броневика. Джейк узнал и обе фигуры — одну в твидовом костюме от хорошего портного и другую — в развевавшемся шамма. Они прижимались друг к другу грудью, и на какую-то долю секунды Джейку почудилось, что они танцуют вальс под артиллерийским обстрелом. Потом он увидел, как Гарет поднял раса с земли и пошел, шатаясь, под прикрытие лежавшего на боку броневика.
— Мы должны спасти их, Джейк! — страстно воскликнул Грегориус. — Если мы их не выручим, их убьют.
Может быть, подозрения Гарета передались Джейку телепатическим путем, но внезапно его охватило страшное искушение. В эту минуту он знал, что любит Вики Камберуэлл, а сейчас представлялась возможность так легко убрать с дороги соперника…
— Джейк, — снова крикнул Грегориус, и Джейку вдруг стало по-настоящему дурно от собственных предательских мыслей, его затошнило, рот наполнился слюной.
— Поехали, — сказал он и скрылся в водительском люке.
Круто развернув «Свинку Присциллу», он погнал ее прямо под разрывы снарядов.
По ним не стреляли, итальянцы вели огонь по неподвижной цели и, казалось, мало-помалу повышали свое мастерство. Еще несколько секунд, и какой-нибудь следующий снаряд прямым попаданием накроет «Мисс Горбунью». Джейк вжал педаль в пол, но «Свинка Присцилла» выбрала именно этот момент, чтобы показать свой истинный характер. Он почувствовал, как она вздрогнула, и сразу заметил, что тон двигателя изменился, а мощность резко упала. Потом машина неожиданно снова пришла в себя и рванула вперед на полной скорости.
— Ах ты, умница, — похвалил ее Джейк, глядя прямо вперед. И тут же свернул влево, чтобы оказаться под прикрытием итальянского же огня и добраться до «Мисс Горбуньи».
Один снаряд взорвался прямо перед ним. Джейк аккуратно провел большой автомобиль рядом с дымящейся воронкой, резко газанул и медленно затормозил, предварительно развернув броневик так, чтобы в любой момент можно было броситься наутек. Теперь он находился под прикрытием «Мисс Горбуньи», которая частично загораживала его от итальянцев, и в десяти шагах от того места, где сидел Гарет с бесчувственным телом раса на руках.
— Гэри! — крикнул Джейк, высовывая голову из люка.
Гарет взглянул на него ошеломленно и словно не веря собственным глазам. Разрывы снарядов оглушили его, и он не сразу осознал, что перед ним был Джейк. Джейку пришлось крикнуть снова:
Рас обругал пулемет так, что если бы эта брань была обращена к человеку, это тут же кончилось бы поединком не на жизнь, а на смерть, но пулемет продолжал молчать.
Схватив свой двуручный боевой меч, рас наполовину вылез из башни и замахал им над головой.
Очень сомнительно, чтобы ему могло быть известно, как выглядят три батареи сто миллиметровых современных полевых орудий, и не менее сомнительно, что, знай он это, они могли бы остановить его в бешеной погоне за «роллс-ройсом». Но как бы то ни было, его зрение и разум помутились от боевого пыла. Он не видел орудий.
Гарет Суэйлз весь подался вперед на своем водительском сиденье и приник к смотровой щели, сквозь перфорацию было мало что видно, казалось, что он смотрит как сквозь сетку. Глаза его слезились от дыма, выхлопных газов и пыли, ему приходилось все время смаргивать, чтобы не упустить из виду мчавшийся впереди «роллс-ройс». Гарет орудий тоже не видел.
— Стреляй, черт тебя подери! — крикнул он. — Мы их упустим!
Но «викерс» в башне молчал, а небольшая высота, так тщательно выбранная майором Кастелани для артиллерийских позиций, наполовину скрывала от низко сидевшего в броневике Гарета стволы орудий. Он гнал прямо на них, стараясь не оторваться от постоянно ускользавшего «роллс-ройса».
— Отлично.
Кастелани даже позволил себе слегка улыбнуться, глядя, как вражеский броневик мчится прямо на его позиции. Он был уже на таком расстоянии, что для опытных артиллеристов поразить такую цель не составило бы труда, но Кастелани знал — броневик должен оказаться намного ближе, чтобы его ребята сумели накрыть его.
«Роллс-ройс» был, однако, уже в двухстах метрах, он мчался со скоростью почти сто километров в час. Три перепуганных, смертельно бледных лица были обращены к нему, три голоса громко звали на помощь. Майор решил не обращать на них внимания и перевел свой профессиональный взор на врага. Тот еще находился на расстоянии двух километров, но быстро приближался. Он хотел было снова приободрить своих взвинченных солдат, но в эту минуту «роллс-ройс» с ревом проскочил в узкий проход между орудиями.
Граф на какой-то момент обрел равновесие и наконец поправил каску на голове. Стоя в автомобиле, он крикнул голосом, усиленным нервным возбуждением и звенящим от ужаса, так что его услышал каждый солдат:
— Огонь! Немедленно огонь! Или я вас всех перестреляю!
Потом, осознав, что теперь уж артиллеристы своих позиций не покинут и прикроют его отступление, он выпрямился и бросил им через плечо для ободрения:
— Лучше смерть, чем позор!
И «роллс-ройс» унес его на той же скорости — сто километров в час — к далекому горизонту.
Майор заревел во всю мощь своих легких, отменяя приказ полковника, но даже его голоса не хватило, чтобы перекрыть громовой залп девяти орудий, из которых открыли огонь почти одновременно, чего на учебных стрельбах добиться никогда не удавалось. Солдаты буквально поняли приказ полковника, и такие тонкости, как наводка и прицеливание, были сразу же забыты, едва возникла жестокая необходимость вести быструю и безостановочную стрельбу.
В подобных обстоятельствах не было ничего удивительного, что один снаряд все-таки нашел цель. Ею оказался грузовик «фиат», который в этот самый момент возник из пыльного облака примерно в четырехстах метрах от эфиопского броневика. Снаряд взорвался с опозданием в тысячную долю секунды, он прошел сквозь радиатор, оторвал мотор, превратил водителя в кровавое месиво и только после этого взорвался в самой гуще тесно прижавшихся друг к другу сидевших под брезентом пехотинцев. Мотор и переднее колесо катились вперед еще несколько секунд, потом закрутились на месте и упали на землю. Остальная часть грузовика и двадцать человек взлетели в воздух на высоту более пятнадцати метров, как какие-нибудь сумасшедшие акробаты.
Только один снаряд чуть не поразил врага. Он взорвался в трех метрах перед «Мисс Горбуньей», подняв огромный столб пламени и желтой земли, оставив глубокую круглую воронку диаметром в один метр двадцать сантиметров, в которую и влетел на всей скорости броневик.
В этот момент голова раса с широко открытыми глазами и ртом торчала из башни, и потому и в рот и в глаза набился песок, поднятый взрывной волной. Его воинственные крики резко оборвались, поскольку он старался отдышаться и неистово тер слезившиеся глаза.
Столб пламени и песка ослепил и Гарета, и он, ничего не видя, заехал в воронку. Взрывной волной его швырнуло на руль, он стукнулся об него грудью, воздух вышел из его легких, он рухнул на пол.
Оставшись без управления, «Мисс Горбунья» легко подскочила и вылетела из воронки, над нею клубами вился дым от взрыва и песок. Передние колеса ее заклинило от последнего прыжка, но мотор еще работал в полную силу, и поэтому она, как зверь на арене цирка, давала бесконечные круги, все больше и больше, забирая вправо.
Кое-как отдышавшись, Гарет с трудом взобрался на свое сиденье и обнаружил, что рулевой колонки больше не существует, а педаль газа заклинило. Показавшимися ему очень долгими секунды он сидел, ничего не предпринимая, только тряс головой, чтобы прочистить мозги, и старался восстановить дыхание, но безуспешно, потому что броневик был полон дыма и пыли.
Следующий снаряд, взорвавшийся где-то неподалеку, вывел его из оцепенения, он поднялся, откинул свой люк и высунул голову. Ему показалось, что три батареи итальянской полевой артиллерии ведут огонь по нему прямой наводкой.
— Бог ты мой! — едва прохрипел он, и в ту же секунду еще один бризантный снаряд взорвался возле броневика, продолжавшего двигаться кругами. У Гарета снова помутилось в глазах, от ударной волны клацнули зубы. — Пора домой, — сказал он, выбираясь из узкого люка. Если бы он вылез на броню автомобиля одним мгновением позже, его ноги были бы раздроблены.
Не более чем в двух километрах от него майор Кастелани боролся с паникой, которую граф вселил в артиллеристов. Они заряжали и стреляли с такой единодушной страстью, что все тонкости артиллерийского искусства были начисто позабыты. Заряжающие и не думали о цели, они просто дергали вытяжной шнур, как только орудие было заряжено.
Крики Кастелани не производили ровно никакого впечатления на полу оглохших и почти обезумевших солдат. Последний призыв графа к смерти совсем вывел их из равновесия, и в мозгах у них помутилось.
Кастелани оттолкнул одного наводчика и с большим усилием разжал его руку, мертвой хваткой вцепившуюся в шнур. Горько проклиная доставшийся ему человеческий материал, он сам занялся наводкой. Он поворачивал и опускал толстый ствол до тех пор, пока в великолепной призме прицела крошечное насекомое не превратилось в большой броневик. Он описывал невероятные круги, значит, управление было потеряно, и Кастелани, уловив ритм, резким и коротким движением дернул шнур;
Восьмикилограммовый конической формы стальной снаряд практически горизонтально полетел над равниной.
Он был нацелен немного низко и потому прошел в нескольких сантиметрах под радиатором между передними колесами и ударился о землю прямо под сиденьем водителя.
Вся мощь взрыва, отразившись от земли, была направлена в незащищенное броней днище броневика. Она вырвала мотор, пробила днище, колеса распластались, как крылышки жареного цыпленка.
Если бы ноги Гарета Суэйлза в этот момент находились на полу, он получил бы смертельное и типичное для танкиста ранение — ниже колен кости были бы раздроблены.
Однако в этот момент он висел, наполовину высунувшись из люка, обе ноги его болтались в воздухе, и потому взрыв подействовал как углекислый газ в бутылке с шампанским. Гарет оказался в роли пробки и вылетел из люка, продолжая дрыгать ногами.
С расом произошло то же самое. Взрывной волной его выбило из башни, и в самой высокой точке своего полета он столкнулся с Гаретом. Они упали на землю одновременно, но рас оказался на спине у Гарета, и только чудом ни одного из них не задел меч, который летел вместе с ними и в конце концов глубоко вонзился в землю в пятнадцати сантиметрах от уха Гарета, уткнувшегося лицом в песок и пытавшегося сбросить с себя раса.
— Я предупреждал тебя, старина, — умудрился он прохрипеть, — что в один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко.
Шум приближавшихся моторов, идущих на высоких оборотах, заставил Гарета предпринять решительные усилия и скинуть с себя раса. Он сел, сплевывая с разбитых губ кровь и песок, и тут увидел итальянские грузовики, которые с ревом неслись прямо на них, как бы пытаясь выиграть престижные гонки.
— Бог ты мой! — прохрипел Гарет.
В голове у него мигом прояснилось, он спешно полез на развороченный и еще дымившийся остов броневика. Скрываясь от глаз противника, он вдруг понял, что раса рядом с ним нет.
— А ну, расик, старый болван, давай сюда! — крикнул он отчаянно.
Рас, вновь вооружившийся своим верным мечом, стоял, пошатываясь, на ослабевших ногах. Он был оглушен взрывом, но его воинственный дух не остыл, и не оставалось никаких сомнений в том, что он задумал. Старик явно решил в одиночку выступить против всей моторизованной колонны и с боевым кличем устремился ей навстречу, со свистом размахивая своим мечом.
Гарету пришлось, увернувшись от острого лезвия, резким броском свалить раса наземь. Схватив сопротивлявшегося и громко вопившего старика, он доволок его до разбитой машины как раз в ту секунду, когда мимо них, рыча, пронесся первый грузовик. Мертвенно-бледные солдаты не обратили на них ни малейшего внимания. Они жаждали лишь одного — как можно скорее последовать за своим полковником.
— Заткнись ты! — рявкнул Гарет, когда рас уже открыл было рот, чтобы выкрикнуть им страшное проклятие на амхари.
В конце концов Гарету опять пришлось сбить раса с ног, завернуть ему шамма на голову, усесться сверху и пребывать в таком положении, пока итальянские «фиаты» не прогрохотали мимо в клубах пыли, словно гонимые хамсином, сухим ветром пустыни.
В какой-то момент Гарету показалось, что сквозь пыль между беспорядочно несущимися грузовиками он увидел горбатый силуэт «Свинки Присциллы». Он чуть-чуть ослабил хватку, и рас воспользовался этим, чтобы крикнуть что-то и взмахнуть руками, но броневик почти тут же исчез из виду, пристроившись в хвост улепетывавшему «фиату». Даже сквозь грохот множества моторов Гарет различил знакомый звук — стреляли из «викерса».
Грузовики промчались мимо, шум моторов стал стихать, пыль постепенно оседала, но вдруг послышался другой звук, еще слабый, но нараставший с каждой секундой. Хотя большая часть всадников, и харари, и галла, давно бросили погоню, найдя себе более веселое и прибыльное занятие — разграбление перевернутых и разбитых итальянских грузовиков, все же несколько сотен самых мужественных конников еще преследовали итальянцев на своих косматых лошадках.
Небольшая кучка всадников неслась по равнине, испуская воинственные крики и по дороге убивая уцелевших итальянцев с разбитых грузовиков, которые на своих двоих улепетывали от них вслед за колонной.
— Вот теперь полный порядок, расик. — Гарет размотал его шамма. — Пожалуйте на свободу. Зови своих ребят, пусть они вытащат нас отсюда.
Те несколько минут передышки, когда основная масса моторизованной пехоты с грохотом проносилась через позиции артиллерии, Кастелани потратил на то, чтобы, переходя от орудия к орудию, действуя словом и стеком, изгнать из солдатских рядов заразу паники и снова утвердить свою власть. Но тут из облаков пыли на расстоянии пистолетного выстрела, как призрачный корабль, вооруженный, однако, «викерсом», который щелкал пулями и посверкивал злыми красными вспышками, появился второй эфиопский броневик.
Этого оказалось достаточно, чтобы видимость порядка, установленного тяжелой рукой Кастелани, развеялась как дым. Едва броневик приблизился настолько, что позиции оказались под прямым обстрелом, заряжающие бросили возиться со снарядами и кинулись под прикрытие орудийных щитков, чуть не сталкивая наводчиков с их мест. Там все эти вояки съежились, пригнув головы как можно ниже. Проехав вдоль батарей, водитель броневика резко развернул его и опять нырнул за завесу пыли. Джейк был поражен встречей не меньше чем сами артиллеристы, казалось, он только что весело гнался за неповоротливым «фиатом», и вдруг из облака пыли перед ним выросли орудийные стволы.
— Боже мой, Грег, — крикнул Джейк в башню, — мы чуть было не попали к ним прямо в зубы!
— «Под белым огнем и ракетами залпов…» — помнишь это стихотворение?
— Ну самое время для стихов, — проворчал Джейк и дал газ.
— А теперь куда мы? — спросил Грег.
— Домой, и как можно скорее. Здесь они выдвинули против нас очень уж веский аргумент.
— Джейк, — попробовал было протестовать Грегориус, но в этот момент раздался грохот, сквозь тучи пыли вспыхнул яркий свет и мимо высокой башни просвистел стомиллиметровый снаряд. Он пролетел так близко, что ударной волной им до боли заложило уши, а когда взорвался на расстоянии восьмисот метров, в небо взметнулся высокий столб огня и дыма.
— Теперь ты понимаешь, что я имел в виду?
— Да-да, Джейк, конечно.
Пока он говорил, облака пыли, которые до той минуты надежно укрывали их от глаз противника, поредели и разошлись в стороны, немилосердно открыв их прицелам итальянских орудий, но в то же время представив их взорам новую соблазнительную цель. Эфиопская кавалерия продолжала скакать вперед и после нескольких бесполезных залпов рассыпалась вокруг мчавшегося броневика. Кастелани решил смириться с уровнем подготовки своих артиллеристов, тем более что теперь им придется стрелять по рассеянным мишеням.
— Шрапнель! — рявкнул он. — Заряжай шрапнелью!
Он пробежал вдоль батареи, повторяя приказ каждому расчету и подкрепляя его ударами стека.
— Новая цель. Конница противника. Дальность две тысячи пятьсот метров. Одиночный огонь!
Эфиопские лошадки, маленькие и косматые, были более приспособлены к подъемам и спускам по крутым горным тропам, чем к скачке по равнине, но в течение нескольких недель они паслись на чахлой сухой траве саванны, и потому силы их были на исходе.
Снаряд разорвался на высоте пятнадцати метров над головами первых всадников. Он раскрылся как гигантская коробочка хлопчатника и пугающе вспыхнул на фоне бледно-голубого неба. Казалось, треснуло само небо, и в воздухе засвистели, зажужжали острые злые ножи шрапнели.
После первого разрыва дюжина лошадок упала, перекатившись через головы и сбросив своих седоков. Потом все небо наполнилось лопавшимися коробочками хлопчатника, взрывы раздавались один за другим, лошадки катились по земле кубарем, всадники падали или, запутавшись в стременах, съезжали под брюхо своих коней. То тут, то там какой-нибудь смельчак подхватывал с обеих сторон спешенных своих товарищей, и храбрые лошадки изнемогали под тройным бременем. Через несколько секунд эфиопская армия — единственный оставшийся на ходу броневик и вся ее кавалерия — ударилась в отступление, уходя назад почти с той же скоростью, с какой моторизованная итальянская колонна все еще улепетывала к Колодцам Халди. Поле битвы целиком осталось за артиллерией Кастелани… и за сплоченным экипажем «Мисс Горбуньи».
Из-под прикрытия, которое им предоставил разбитый броневик, Гарет Суэйлз смотрел, как быстро исчезает из поля его зрения эфиопская конница, а вместе с нею — и его надежды.
— Не ругайте их, не надо, — сказал он расу и тут увидел, как на полном ходу поле боя покидает броневик; «Свинка Присцилла» быстро опережала кавалерию. — А вот его я обругаю, — пробормотал себе под нос Гарет. — Он нас видел, это точно.
Действительно, некоторое время назад, «Свинка Присцилла» прошла в четырехстах метрах от них, свернула в их сторону и несколько мгновений ехала прямо к ним.
— Знаешь ли, старина расик, я-то думал, что мы с ним вроде попугаев-неразлучников…
Гарет взглянул на раса, который лежал возле него, как перетрудившийся старый охотничий пес, грудь его ходила, словно кузнечные мехи, хриплое дыхание вырывалось из горла со свистом.
— Ты бы вытащил свои резаки изо рта, старина, не то ты их проглотишь. На сегодня бой закончен. Расслабься лучше. Ночью нам предстоит долгая прогулка пешком до дома.
И Гарет Суэйлз перенес все внимание на удалявшийся броневик.
— Великодушный Джейк Бартон оставляет нас здесь и отправляется домой поесть медку. Кто был тот парень, с которым Давид устроил такую же штуку? Давай, расик, соображай, ты же у нас знаток Ветхого Завета. Урия, что ли? — Он печально покачал головой, уже почти поверив в худшее. — Мне кажется, расик, что это очень дурно с его стороны, да, скажу я тебе. Может быть, я и сам поступил бы так же, заметь, но мне кажется, что это очень дурно со стороны такого прекрасного, безупречного гражданина, каким является Джейк Бартон.
Рас не слышал ни слова из того, что говорил Гарет. Он был единственным человеком в обеих армиях, для кого бой не закончился. Он просто прилег немного передохнуть, как то и полагается воину столь преклонного возраста. Но вдруг он одним прыжком вскочил на ноги, поднял свой меч и решительно рванулся к середине итальянских артиллерийских позиций. Гарет настолько опешил, что рас успел пробежать больше сорока метров из тысячи восьмисот, отделявших их от вражеских позиций, прежде чем Гарет успел его перехватить.
Просто роковое стечение обстоятельств было виной тому, что именно в это время одному из итальянских наводчиков пришло в голову рассматривать разбитый броневик в бинокль. Воинственность итальянских артиллеристов находилась в обратной зависимости от количества и близости противника, к тому же все они испытывали сильнейшее головокружение от блистательной и совершенно неожиданной победы, которая буквально с неба свалилась на них.
Первый снаряд упал совсем рядом с разбитым броневиком в тот самый момент, когда Гарет схватил раса. Гарет наклонился и поднял с земли круглый камень размером с крикетный мяч.
— Жутко извиняюсь, старина, — задыхаясь проговорил он и сжал в правой ладони подобранный камень, — но дальше так действительно продолжаться не может.
Он примерился к блестящему лысому черепу и осторожно, почти нежно стукнул по нему камнем чуть выше уха.
Когда рас упал, Гарет поднял его, взяв одной рукой под колени, а другой — под плечи, точно спящего ребенка. Пока Гарет бежал обратно в укрытие, прижимая бесчувственное тело раса к груди, вокруг них рвались снаряды.
Джейк Бартон услышал эти громыхающие разрывы и крикнул Грегориусу:
— Теперь-то по кому они палят?
Грегориус поднялся повыше и посмотрел назад. На таком расстоянии разбитый корпус «Мисс Горбуньи» был едва различим, он казался еще одной неровностью почвы, или верблюжьей колючкой, или нагромождением черных камней. Во всяком случае оба, и Джейк, и Грегориус, за последние несколько минут раз пятьдесят смотрели в ту сторону и не узнали, не разглядели броневик, однако разрывы снарядов указали Грегориусу верное место.
— Дедушка! — крикнул он отчаянно; — Его ранили, Джейк!
Джейк развернул броневик, остановил его, высунулся из люка, сдул пыль с окуляров бинокля и навел его. Сразу же четко вырисовался силуэт разбитого броневика. Джейк узнал и обе фигуры — одну в твидовом костюме от хорошего портного и другую — в развевавшемся шамма. Они прижимались друг к другу грудью, и на какую-то долю секунды Джейку почудилось, что они танцуют вальс под артиллерийским обстрелом. Потом он увидел, как Гарет поднял раса с земли и пошел, шатаясь, под прикрытие лежавшего на боку броневика.
— Мы должны спасти их, Джейк! — страстно воскликнул Грегориус. — Если мы их не выручим, их убьют.
Может быть, подозрения Гарета передались Джейку телепатическим путем, но внезапно его охватило страшное искушение. В эту минуту он знал, что любит Вики Камберуэлл, а сейчас представлялась возможность так легко убрать с дороги соперника…
— Джейк, — снова крикнул Грегориус, и Джейку вдруг стало по-настоящему дурно от собственных предательских мыслей, его затошнило, рот наполнился слюной.
— Поехали, — сказал он и скрылся в водительском люке.
Круто развернув «Свинку Присциллу», он погнал ее прямо под разрывы снарядов.
По ним не стреляли, итальянцы вели огонь по неподвижной цели и, казалось, мало-помалу повышали свое мастерство. Еще несколько секунд, и какой-нибудь следующий снаряд прямым попаданием накроет «Мисс Горбунью». Джейк вжал педаль в пол, но «Свинка Присцилла» выбрала именно этот момент, чтобы показать свой истинный характер. Он почувствовал, как она вздрогнула, и сразу заметил, что тон двигателя изменился, а мощность резко упала. Потом машина неожиданно снова пришла в себя и рванула вперед на полной скорости.
— Ах ты, умница, — похвалил ее Джейк, глядя прямо вперед. И тут же свернул влево, чтобы оказаться под прикрытием итальянского же огня и добраться до «Мисс Горбуньи».
Один снаряд взорвался прямо перед ним. Джейк аккуратно провел большой автомобиль рядом с дымящейся воронкой, резко газанул и медленно затормозил, предварительно развернув броневик так, чтобы в любой момент можно было броситься наутек. Теперь он находился под прикрытием «Мисс Горбуньи», которая частично загораживала его от итальянцев, и в десяти шагах от того места, где сидел Гарет с бесчувственным телом раса на руках.
— Гэри! — крикнул Джейк, высовывая голову из люка.
Гарет взглянул на него ошеломленно и словно не веря собственным глазам. Разрывы снарядов оглушили его, и он не сразу осознал, что перед ним был Джейк. Джейку пришлось крикнуть снова: