Страница:
За час до полудня у «Свинки Присциллы» вышел из строя предохранительный клапан радиатора, и в воздух ударила белая струя пара. Джейк заземлил магнето и сразу же остановился. Полуголый, блестя от пота, он вылез из башни и, прикрывая глаза рукой, оглядел холмистую равнину, очертания которой искажались в мареве раскаленного воздуха. В этом мареве расплывалась линия горизонта и в нескольких сотнях метров видимость была уже нечеткой. Даже остальные броневики, неуклюже двигавшиеся далеко позади, казались какими-то сказочными чудовищами.
Он подождал, пока все подъедут.
— Стоп. Дальше ехать нельзя — моторное масло жидкое, как вода, могут полететь все подшипники. Подождем, пока машины немного остынут.
Все с облегчением вылезли из броневиков, забрались в тень и лежали, дыша, как собаки. Джейк обнес всех канистрой с водой вместимостью двадцать литров, теплой, как кровь, и рухнул на одеяло рядом с Вики.
— Слишком тяжело идти до моей машины, — сказал он.
Она приняла объяснение благосклонно, молча кивнула и застегнула одну пуговицу на своей полурасстегнутой блузке.
Джейк намочил водой из канистры носовой платок и протянул ей. Она взяла его с благодарностью, обтерла лицо и шею и глубоко вздохнула от удовольствия.
— Слишком жарко, чтобы спать, — прошептала она. — Развлеките меня, Джейк.
— Всегда готов, — ухмыльнулся он, и Вики рассмеялась.
— Я же сказала, что слишком жарко. Давайте поговорим.
— О чем?
— О вас. Расскажите мне о себе. Вы из Техаса, а откуда именно?
— Отовсюду, где мой отец находил работу.
— Чем он занимался?
— Пас скот, объезжал лошадей.
— Звучит прекрасно.
Джейк поморщился.
— Мне больше нравились машины, чем лошади.
— И что дальше?
— Дальше началась война, потребовались механики. Водил танк.
— А потом? Почему вы не вернулись домой?
— Папа умер. На него бык набросился. А за старым седлом и одеялом ехать не было смысла.
Они немного помолчали. Просто лежали, и на них накатывали плотные волны зноя, исходившего от земли.
— Расскажите мне, Джейк, о своей мечте, — сказала она наконец после долгого молчания.
— О моей мечте?
— У каждого есть мечта.
Он невесело улыбнулся.
— Мечта-то у меня есть, — неуверенно произнес он — Так, мысль одна. В общем, двигатель. Двигатель Бартона. Он весь тут. — И Джейк хлопнул себя по лбу. — Чтобы сделать его, мне нужны только деньги. Уже десять лет я пытаюсь их собрать. И пару раз почти собрал.
— После этого путешествия они у вас будут, — предположила она.
— Может быть. — Он тряхнул головой. — Я много раз был в этом уверен, так что теперь ничего не загадываю.
— Расскажите мне о вашем двигателе, — попросила она.
И Джейк спокойно, но увлеченно говорил минут десять. Это была совершенно новая конструкция, легкая и экономичная.
— Его можно поставить на водяной насос, на лесопилку, на мотоцикл, на что угодно. — Он был полон уверенности и безмятежно счастлив, Вики это видела. — Для начала мне нужна маленькая мастерская, хорошо бы опять где-нибудь на западе, я подумывал о Форте Уорт… — Он прервал себя и взглянул на нее. — Простите, я немного увлекся.
— Нет, — ответила она не задумываясь. — Я слушала с удовольствием. Надеюсь, Джейк, у вас все получится.
Он кивнул:
— Спасибо.
Они немного полежали молча.
— А у вас какая мечта? — спросил он наконец, и Вики легко рассмеялась.
— Нет, скажите мне, — настаивал Джейк.
— Книга. Роман. Я думаю о нем уже долгие годы. В голове я уже сто раз его написала. Мне нужно только время и место, чтобы перенести его на бумагу. — Она снова рассмеялась. — А потом, как это ни глупо звучит, я думаю о детях и о доме. Я слишком долго путешествовала.
— Я понимаю, — кивнул Джейк. — У вас хорошая мечта, — задумчиво произнес он. — Лучше моей.
Гарет Суэйлз слышал их перешептывания и приподнялся на локте. Некоторое время он серьезно обдумывал, как преодолеть ему десять метров по раскаленным камням до того места, где они лежали, но усилие, которое требовалось предпринять для этого, показалось ему слишком изнурительным, и он снова улегся. Под поясницу ему попал большой камень, и он лениво выругался.
Около пяти часов Джейк решил, что можно ехать дальше. Они заправили машины бензином из бочек, закрепленных на бортовых выступах, и снова растянулись колонной, двигаясь медленно, едва-едва, подпрыгивая на ухабах.
Два часа спустя усыпанная черными камнями равнина внезапно кончилась, дальше шли невысокие красные песчаные холмы. Джейк обрадовался и прибавил скорость. Колонна повернула на запад, туда, где пропыленное небо вспыхнуло разноцветными лучами. Вскоре уже половина его переливалась розовыми, пурпурными и ярко-алыми красками. Пустынный ветер стих; неподвижный воздух все еще напоминал о дневном зное. Длинная тень бежала за каждым автомобилем, и густые клубы красной пыли поднимались в небо.
Ночь спустилась внезапно, как в тропиках, что вызывало ощущение необъяснимой тревоги у тех, кто знал только мягкие сумерки северных стран. Джейк высчитал, что за целый день они прошли чуть больше тридцати километров, и ему не хотелось останавливаться сейчас, когда они так мало проехали; в ночной прохладе остывали моторы, а заодно с ними — и раздраженные водители. Джейк нашел в небе Пояс Ориона, звезды которого легче всего обнаружить, включил фары и оглянулся посмотреть, последовали остальные его примеру или нет. Фары освещали путь примерно на сотню метров вперед, и Джейк успевал объезжать густые заросли колючек. Иногда в полосу света попадал большой серый заяц, обитающий в пустыне. Ослепленный светом фар, он замирал, глаза его сверкали как бриллианты, пока он, опомнившись, не поворачивался и не бросался со всех ног удирать от машины, но, не в состоянии вырваться из потока света, на бегу прижимал к голове длинные уши; они укладывались вдоль спины, и так продолжалось, пока он в последний момент не увертывался из-под колес и не исчезал в темноте.
Джейк подумал было устроить привал, чтобы перекусить, а потом уж продолжить путь, как вдруг холмы расступились, и в свете фар он увидел совершенно гладкий, поблескивавший песчаный простор, ровный и заманчивый, как гоночная дорожка.
Впервые за день Джейк включил третью передачу, и машина охотно рванула вперед, но, не пройдя и сотни метров, перед покрытым твердой коркой солончаком колеса провалились. Остановка была столь резкой, что Джейк ударился плечом и больно стукнулся лбом о солнцезащитный щиток.
Мотор ревел на высоких оборотах до тех пор, пока Джейк не пришел в себя и не сбросил газ. Он вылез из башни, чтобы подать сигнал остальным, и мрачно спустился на землю — надо было посмотреть, насколько глубоко увязла машина. Гарет подошел по снежно-белой соли и остановился, внимательно оглядывая место аварии. «Чтобы ему сломаться», — подумал Джейк, вне себя от злости и разочарования.
Он почувствовал, как его руки непроизвольно сжимаются в большие костлявые молотки.
— Сигару?
Гарет протянул ему портсигар, и Джейк понял, что его гнев как-то улетучивается.
— Хорошее место для ночевки, — продолжал Гарет. — А машину вытащим завтра утром. — Он похлопал Джейка по плечу. — Как доедем, куплю тебе теплого пива.
— А я ведь ждал, что ты скажешь какую-нибудь гадость и мне придется тебя ударить. — Джейк тряхнул головой, удивляясь реакции Гарета и улыбаясь.
— Ты думаешь, я этого не знал, старина? — улыбнулся ему в ответ Гарет.
Вики проснулась вскоре после полуночи, в то время, когда жизненные силы человека иссякают. Стояла полная тишина, только похрапывал негромко кто-то из мужчин. Она запомнила этот звук с прошлой ночи, и ей хотелось узнать, кто же из троих храпит. Вот что может повлиять на решение женщины, подумала она, представить только — всю жизнь спать на лесопилке.
Но разбудил ее не храп. Может быть, она замерзла. Температура понизилась так резко, как это бывает только в пустыне. Она плотнее закуталась в одеяло и собралась поспать еще, но снова услышала тот же звук. Она вскочила, села и замерла.
Это был раскатистый хриплый звук, ничего подобного она никогда не слышала. Звук нарастал так, что нервы ее напряглись до предела, и вдруг, после какого-то утробного ворчания, от которого все внутренности у нее перевернулись, затих. Звуки казались такими дикими, угрожающими, что ее охватил леденящий ужас. Она хотела крикнуть, разбудить своих спутников, но побоялась привлечь к себе внимание и сидела молча, с широко открытыми глазами, напряженно ожидая, что будет дальше.
— Все нормально, мисс Камберуэлл. — Она вздрогнула, услышав спокойный голос. — Это в нескольких километрах отсюда. Не стоит беспокоиться.
Вики оглянулась, ища глазами молодого эфиопа, который смотрел на нее из-под своих одеял.
— Боже мой, что это, Грег?
— Лев, мисс Камберуэлл, — объяснил Грегориус, явно удивленный, что люди могут не знать такие само собой разумеющиеся вещи.
— Лев? Это лев так рычит?
Она не ожидала, что подобные звуки может издавать лев.
— Наш народ говорит, что храбрец три раза пугается льва, и первый раз — когда услышит его рык.
— Это верно, — прошептала она, — так оно, конечно, и есть.
Вики собрала свои одеяла и пошла туда, где непробудным сном спали Джейк и Гарет. Она осторожно улеглась между ними и почувствовала некоторое облегчение от того, что у льва теперь появился выбор, но заснуть сразу ей не удалось.
* * *
Он подождал, пока все подъедут.
— Стоп. Дальше ехать нельзя — моторное масло жидкое, как вода, могут полететь все подшипники. Подождем, пока машины немного остынут.
Все с облегчением вылезли из броневиков, забрались в тень и лежали, дыша, как собаки. Джейк обнес всех канистрой с водой вместимостью двадцать литров, теплой, как кровь, и рухнул на одеяло рядом с Вики.
— Слишком тяжело идти до моей машины, — сказал он.
Она приняла объяснение благосклонно, молча кивнула и застегнула одну пуговицу на своей полурасстегнутой блузке.
Джейк намочил водой из канистры носовой платок и протянул ей. Она взяла его с благодарностью, обтерла лицо и шею и глубоко вздохнула от удовольствия.
— Слишком жарко, чтобы спать, — прошептала она. — Развлеките меня, Джейк.
— Всегда готов, — ухмыльнулся он, и Вики рассмеялась.
— Я же сказала, что слишком жарко. Давайте поговорим.
— О чем?
— О вас. Расскажите мне о себе. Вы из Техаса, а откуда именно?
— Отовсюду, где мой отец находил работу.
— Чем он занимался?
— Пас скот, объезжал лошадей.
— Звучит прекрасно.
Джейк поморщился.
— Мне больше нравились машины, чем лошади.
— И что дальше?
— Дальше началась война, потребовались механики. Водил танк.
— А потом? Почему вы не вернулись домой?
— Папа умер. На него бык набросился. А за старым седлом и одеялом ехать не было смысла.
Они немного помолчали. Просто лежали, и на них накатывали плотные волны зноя, исходившего от земли.
— Расскажите мне, Джейк, о своей мечте, — сказала она наконец после долгого молчания.
— О моей мечте?
— У каждого есть мечта.
Он невесело улыбнулся.
— Мечта-то у меня есть, — неуверенно произнес он — Так, мысль одна. В общем, двигатель. Двигатель Бартона. Он весь тут. — И Джейк хлопнул себя по лбу. — Чтобы сделать его, мне нужны только деньги. Уже десять лет я пытаюсь их собрать. И пару раз почти собрал.
— После этого путешествия они у вас будут, — предположила она.
— Может быть. — Он тряхнул головой. — Я много раз был в этом уверен, так что теперь ничего не загадываю.
— Расскажите мне о вашем двигателе, — попросила она.
И Джейк спокойно, но увлеченно говорил минут десять. Это была совершенно новая конструкция, легкая и экономичная.
— Его можно поставить на водяной насос, на лесопилку, на мотоцикл, на что угодно. — Он был полон уверенности и безмятежно счастлив, Вики это видела. — Для начала мне нужна маленькая мастерская, хорошо бы опять где-нибудь на западе, я подумывал о Форте Уорт… — Он прервал себя и взглянул на нее. — Простите, я немного увлекся.
— Нет, — ответила она не задумываясь. — Я слушала с удовольствием. Надеюсь, Джейк, у вас все получится.
Он кивнул:
— Спасибо.
Они немного полежали молча.
— А у вас какая мечта? — спросил он наконец, и Вики легко рассмеялась.
— Нет, скажите мне, — настаивал Джейк.
— Книга. Роман. Я думаю о нем уже долгие годы. В голове я уже сто раз его написала. Мне нужно только время и место, чтобы перенести его на бумагу. — Она снова рассмеялась. — А потом, как это ни глупо звучит, я думаю о детях и о доме. Я слишком долго путешествовала.
— Я понимаю, — кивнул Джейк. — У вас хорошая мечта, — задумчиво произнес он. — Лучше моей.
Гарет Суэйлз слышал их перешептывания и приподнялся на локте. Некоторое время он серьезно обдумывал, как преодолеть ему десять метров по раскаленным камням до того места, где они лежали, но усилие, которое требовалось предпринять для этого, показалось ему слишком изнурительным, и он снова улегся. Под поясницу ему попал большой камень, и он лениво выругался.
Около пяти часов Джейк решил, что можно ехать дальше. Они заправили машины бензином из бочек, закрепленных на бортовых выступах, и снова растянулись колонной, двигаясь медленно, едва-едва, подпрыгивая на ухабах.
Два часа спустя усыпанная черными камнями равнина внезапно кончилась, дальше шли невысокие красные песчаные холмы. Джейк обрадовался и прибавил скорость. Колонна повернула на запад, туда, где пропыленное небо вспыхнуло разноцветными лучами. Вскоре уже половина его переливалась розовыми, пурпурными и ярко-алыми красками. Пустынный ветер стих; неподвижный воздух все еще напоминал о дневном зное. Длинная тень бежала за каждым автомобилем, и густые клубы красной пыли поднимались в небо.
Ночь спустилась внезапно, как в тропиках, что вызывало ощущение необъяснимой тревоги у тех, кто знал только мягкие сумерки северных стран. Джейк высчитал, что за целый день они прошли чуть больше тридцати километров, и ему не хотелось останавливаться сейчас, когда они так мало проехали; в ночной прохладе остывали моторы, а заодно с ними — и раздраженные водители. Джейк нашел в небе Пояс Ориона, звезды которого легче всего обнаружить, включил фары и оглянулся посмотреть, последовали остальные его примеру или нет. Фары освещали путь примерно на сотню метров вперед, и Джейк успевал объезжать густые заросли колючек. Иногда в полосу света попадал большой серый заяц, обитающий в пустыне. Ослепленный светом фар, он замирал, глаза его сверкали как бриллианты, пока он, опомнившись, не поворачивался и не бросался со всех ног удирать от машины, но, не в состоянии вырваться из потока света, на бегу прижимал к голове длинные уши; они укладывались вдоль спины, и так продолжалось, пока он в последний момент не увертывался из-под колес и не исчезал в темноте.
Джейк подумал было устроить привал, чтобы перекусить, а потом уж продолжить путь, как вдруг холмы расступились, и в свете фар он увидел совершенно гладкий, поблескивавший песчаный простор, ровный и заманчивый, как гоночная дорожка.
Впервые за день Джейк включил третью передачу, и машина охотно рванула вперед, но, не пройдя и сотни метров, перед покрытым твердой коркой солончаком колеса провалились. Остановка была столь резкой, что Джейк ударился плечом и больно стукнулся лбом о солнцезащитный щиток.
Мотор ревел на высоких оборотах до тех пор, пока Джейк не пришел в себя и не сбросил газ. Он вылез из башни, чтобы подать сигнал остальным, и мрачно спустился на землю — надо было посмотреть, насколько глубоко увязла машина. Гарет подошел по снежно-белой соли и остановился, внимательно оглядывая место аварии. «Чтобы ему сломаться», — подумал Джейк, вне себя от злости и разочарования.
Он почувствовал, как его руки непроизвольно сжимаются в большие костлявые молотки.
— Сигару?
Гарет протянул ему портсигар, и Джейк понял, что его гнев как-то улетучивается.
— Хорошее место для ночевки, — продолжал Гарет. — А машину вытащим завтра утром. — Он похлопал Джейка по плечу. — Как доедем, куплю тебе теплого пива.
— А я ведь ждал, что ты скажешь какую-нибудь гадость и мне придется тебя ударить. — Джейк тряхнул головой, удивляясь реакции Гарета и улыбаясь.
— Ты думаешь, я этого не знал, старина? — улыбнулся ему в ответ Гарет.
Вики проснулась вскоре после полуночи, в то время, когда жизненные силы человека иссякают. Стояла полная тишина, только похрапывал негромко кто-то из мужчин. Она запомнила этот звук с прошлой ночи, и ей хотелось узнать, кто же из троих храпит. Вот что может повлиять на решение женщины, подумала она, представить только — всю жизнь спать на лесопилке.
Но разбудил ее не храп. Может быть, она замерзла. Температура понизилась так резко, как это бывает только в пустыне. Она плотнее закуталась в одеяло и собралась поспать еще, но снова услышала тот же звук. Она вскочила, села и замерла.
Это был раскатистый хриплый звук, ничего подобного она никогда не слышала. Звук нарастал так, что нервы ее напряглись до предела, и вдруг, после какого-то утробного ворчания, от которого все внутренности у нее перевернулись, затих. Звуки казались такими дикими, угрожающими, что ее охватил леденящий ужас. Она хотела крикнуть, разбудить своих спутников, но побоялась привлечь к себе внимание и сидела молча, с широко открытыми глазами, напряженно ожидая, что будет дальше.
— Все нормально, мисс Камберуэлл. — Она вздрогнула, услышав спокойный голос. — Это в нескольких километрах отсюда. Не стоит беспокоиться.
Вики оглянулась, ища глазами молодого эфиопа, который смотрел на нее из-под своих одеял.
— Боже мой, что это, Грег?
— Лев, мисс Камберуэлл, — объяснил Грегориус, явно удивленный, что люди могут не знать такие само собой разумеющиеся вещи.
— Лев? Это лев так рычит?
Она не ожидала, что подобные звуки может издавать лев.
— Наш народ говорит, что храбрец три раза пугается льва, и первый раз — когда услышит его рык.
— Это верно, — прошептала она, — так оно, конечно, и есть.
Вики собрала свои одеяла и пошла туда, где непробудным сном спали Джейк и Гарет. Она осторожно улеглась между ними и почувствовала некоторое облегчение от того, что у льва теперь появился выбор, но заснуть сразу ей не удалось.
* * *
Граф Альдо Белли вернулся к себе в палатку с самым искренним и твердым решением завтра же утром двинуться ускоренным маршем к Колодцам Халди. Мольбы генерала тронули его. «Нет, теперь меня ничто не остановит», — подумал он, устраиваясь на ночлег.
Он проснулся за полночь и понял, что выпитое за обедом кьянти просится наружу. Человек попроще без особых церемоний вылез бы из постели и быстро решил эту проблему, но не таков был граф — любое свое действие он обставлял с большой помпой.
Он снова откинулся на подушки и издал короткий, но громкий вопль. И тут же началась бешеная деятельность. Через считанные минуты явился с фонарем заспанный с всклокоченными волосами Джино в халате из верблюжьей шерсти. За ним поспешали личный лакей графа и его ординарец, оба одуревшие от внезапного пробуждения.
Граф объявил о своих физиологических потребностях, и преданные подчиненные захлопотали вокруг постели. Джино поддерживал графа, как инвалида, лакей подал ему стеганый халат из синего китайского шелка, расшитый ярко-алыми драконами, затем опустился на колени, надел на графские ноги шлепанцы из телячьей кожи, а ординарец поспешил растолкать личную охрану графа и выгнал ее из палатки.
Граф вышел вслед за ними, и маленькая процессия, хорошо вооруженная и снабженная фонарями, направилась к нужнику, предназначенному исключительно для личных нужд его сиятельства. Первым вошел Джино и тщательно осмотрел хлипкое тростниковое сооружение, проверяя, нет ли там змей, скорпионов или злоумышленников. Только когда он вышел и объявил, что все в порядке, граф переступил порог. Сопровождавшие его лица стояли и почтительно слушали, как обильная струя ударялась о землю. Но тут раздался львиный рык, от которого задрожали небеса, земля стала дыбом и сердца замерли.
Граф пулей вылетел из нужника, в свете фонарей было видно, что он бледен как смерть.
— Пресвятая Матерь Божья! — воскликнул он. — Во имя апостола Петра и всех святых, что это такое?!
Никто не мог ему ответить, да никто и не слышал его вопроса, и графу пришлось поторапливаться, чтобы догнать свой эскорт, который бегом возвращался в лагерь.
Только когда граф оказался в безопасном, ярко освещенном пространстве собственной палатки, его пульс пришел в норму. Один из офицеров предложил послать за проводником — эритрейцем и спросить его, что означают кошмарные звуки, от которых весь батальон замер в оцепенении.
— Лев? — повторил граф за переводчиком и сказал еще раз: — Лев!
Ночные его страхи вдруг исчезли, к тому же на востоке забрезжили первые лучи восходящего солнца, и грудь графа уже распирало от охотничьего азарта.
— Понимаете, господин полковник, звери нашли туши антилоп, которые вы оставили в пустыне, — объяснил переводчик. — Их привлек запах крови.
— Джино, — перебил его граф, — смажь «манлихер», и пусть шофер немедленно подгонит к палатке мой «роллс-ройс».
— Но, господин полковник, — вмешался майор Кастелани. — Вы приказали, чтобы батальон выступил на рассвете.
— Отменяется! — рявкнул полковник.
Он уже видел, как великолепный охотничий трофей — львиная шкура лежит перед письменным столом в стиле Людовика XIV в библиотеке его замка. Он велит сделать чучело с приоткрытой огромной пастью с белыми клыками и желтыми дико поблескивающими стеклянными глазами. Впрочем, при мысли о белых клыках ему вспомнилось, какого страху он натерпелся, когда на него бросился старый самец антилопа.
— Майор, мне потребуются двадцать человек, грузовик для их перевозки и полный боекомплект.
Граф больше не был расположен рисковать своей жизнью из-за глупых случайностей.
Лев, матерый шестилетний самец, как большинство пустынных Leo panthera, был намного крупнее своих лесных собратьев. Около метра ростом в холке, он весил больше двухсот килограммов. Предзакатное солнце еще ярче позолотило его гладкую охряную шкуру, а пышную гриву превратило в золотой ореол. Густая и длинная, она обрамляла плоскую морду, спускалась по спине ниже лопаток, а спереди, прикрывая грудь и живот, почти доставала до земли.
Лев передвигался с трудом, низко опустив голову и тяжко переваливаясь при каждом мучительном шаге.
Дышал он прерывисто, с всхрапом, и время от времени останавливался, поворачивая голову и раздраженно взмахивая гривой, отгоняя тучу синих мух, жужжавших над раной в боку. Он то и дело лизал маленькую черную дырку, из которой непрерывно сочилась кровь. Из темной пасти высунулся длинный розовый язык, шершавый, как шагрень. От постоянного вылизывания шерсть вокруг раны вылезла и обнажилась светлая, будто гладко выбритая, кожа.
Пуля «манлихера», калибра 9, 3 впилась ему в бок, когда лев повернулся, чтобы убежать. Она вошла на пять сантиметров ниже последнего ребра, ударила его с силой в девять тонн, так что он упал и покатился, поднимая клубы пыли. Пуля с медной оболочкой была снабжена раскрывающейся свинцовой головкой. Как только она вошла в тело льва, головка раскрылась и порвала кишки и четыре больших кровеносных сосуда. Она прошла довольно близко к почкам, контузила их, и теперь, когда лев остановился, выгнул спину и пустил струю окрашенной кровью мочи, он зарычал так, что казалось, будто это барабанная дробь, сопровождающая смертную казнь. На излете пуля пробила свод тазового пояса и застряла в кости.
Придя в себя после ранения, лев перевернулся, поднялся и побежал, волоча лапы, уходя от винтовочного огня под прикрытие низкорослого кустарника. Хотя еще с дюжину пуль подняли вокруг него фонтанчики пыли, а одна вошла в землю так близко от головы, что в глаза ему попал песок, все-таки его больше ни разу не задело.
В прайде[14] было семь львов — еще один самец, постарше и побольше, с темной гривой, две молодые изящные красавицы львицы — одна из них носила в чреве львенка, от чего ее гибкое тело стало тяжелым и неповоротливым, — и три игривых, как котята, львенка с еще по-детски пятнистыми шкурами.
После шквального винтовочного огня в живых остался только раненый самец, сейчас при каждом шаге он чувствовал, как холодеющая желеобразная кровь плещется у него в брюхе. Жизнь уходила из могучего зверя, он едва двигался, но жажда гнала и гнала его вперед. Эта смертная жажда сжигала его, а до ближайшего водопоя на реке Аваш было еще пятнадцать километров.
На рассвете стало видно, что «Свинка Присцилла» погрузилась по самое брюхо и все четыре ее колеса беспомощно увязли в светлой соленой трясине под тонкой коркой затвердевшей соли.
Джейк разделся до пояса и безостановочно рубил большим топором колючий кустарник, остальные таскали его охапками по снежно-белым солончакам, проклиная шипы и царапины.
Джейк работал яростно, не переставая упрекать себя в том, что по своей же оплошности загнал машину в трясину, а это отнимет у них по меньшей мере целый день. Нельзя было утешаться даже тем, что усталость и жара повлияли на него и он не мог распознать опасную поверхность солончака — ведь Грегориус специально предупреждал его об этом. Он начал рубить за час до восхода и рубил, пока жара вместе с солнцем не достигли наивысшей точки, а за броневиком не выросла гора из срубленных веток.
Потом Гарет помог ему сделать прочную опору под передней частью машины из камней и самых толстых веток. Им пришлось лечь и ползать в грязи, чтобы установить домкрат и постепенно приподнять перед машины, по очереди работая рукояткой.
Каждый раз, как передние колеса чуть-чуть приподнимались, Вики с Грегориусом засовывали под них жесткие ветки кустарника. Это была медленная, кропотливая работа, которую предстояло проделать еще раз с задними колесами.
Давно уже перевалило за полдень, когда «Свинка Присцилла» печально встала всеми четырьмя колесами на плотные подушки из жестких веток, но между ее брюхом и трясиной наконец показался просвет.
— Что мы делаем дальше? — спросил Гарет. — Подадим ее назад?
— Один поворот колеса, и она опять увязнет, — буркнул Джейк и вытер залитую потом грудь скомканной рубашкой. Он взглянул на Гарета и раздраженно крякнул — Гарет пять часов подряд работал в раскаленном пекле, ползал на животе в грязи, надрывался с домкратом и после всего этого едва вспотел, одежда его оставалась чистой и — дальше уж ехать некуда! — волосы лежали волосок к волоску.
Трудясь под руководством Джейка, они вымостили гать до самого края солончака. Таким образом, вес автомобиля должен был распределяться равномерно, и соленая корка могла его выдержать.
Вики подвела свою «Мисс Попрыгунью» к краю солончака и развернула ее. Мужчины срастили три манильских каната, дотянули один конец до застрявшей машины, и два автомобиля оказались связанными буксиром, пусть и не очень прочным.
Гарет забрался в «Свинку Присциллу» и взялся за руль, а Джейк с Грегориусом вооружились самыми толстыми ветками и стояли наготове, чтобы ими, как рычагами, приподнять колеса.
— Ты хорошо умеешь молиться, а, Гэри? — крикнул Джейк.
— Вот уж не мое амплуа!
— Тогда плюнь три раза через левое плечо, — подмигнул ему Джейк и громко крикнул Вики; она тотчас ответила ему взмахом руки, и ее золотистая голова скрылась в люке «Мисс Попрыгуньи». Мотор работал на высоких оборотах, канат натянулся, и «Мисс Попрыгунья» поползла вверх по склону.
— Держи руль прямо, — крикнул Джейк Гарету. И он, и Грегориус всем телом налегли на свои рычаги, помогая автомобилю перебраться на вымощенную ими гать.
Медлительно и тяжело громоздкая бронемашина продвигалась по солончаку и наконец достигла твердой земли. Все четверо облегченно и радостно закричали.
Чтобы отпраздновать это событие, Джейк вытащил из секретных запасов две бутылки пива «Тестер», но оно было таким теплым, что из каждой бутылки половина драгоценной влаги выплеснулась с пенной струей, и потому им досталось по глотку на брата.
— Успеем мы добраться до нижнего течения Аваша до наступления ночи? — спросил Джейк.
Прежде чем ответить, Грегориус посмотрел, как высоко стоит солнце.
— Если отправимся сейчас же, — сказал он. Двигаясь по компасу и далеко объезжая солончаковые ловушки, колонна опять взяла курс на запад.
Через некоторое время они добрались до песчаной пустыни, где громоздились дюны, похожие на спины китов, отбрасывавшие в ложбины нежные таинственные тени. Песок казался разноцветным — от темно-пурпурного до нежно-розового и белого, как тальк; он был такой мелкий, тонкий, что над вершиной каждой дюны ветер подымал легкий, словно дымок, султан.
По совету Грегориуса они повернули на север и через полчаса выехали к узкому горному хребту, cостоявшему в основном из железной руды. Хребет делил пустыню на две части и представлял собой как бы дорогу с твердым покрытием среди движущихся барханов. Они медленно ползли по каменистому «мосту» на протяжении примерно двадцати километров.
Вики подумала, что это очень похоже на переход евреев через Красное море. Даже барханы были похожи на застывшие волны, которые в любой момент могли обрушиться вниз и поглотить их. Она с отчаянием понимала, что ей никогда не удастся передать на бумаге дикую многоцветную красоту песчаного моря.
Наконец с ошеломляющей внезапностью они оказались на сухой, без единой былинки, эфиопской равнине. Собственно пустыня осталась позади. И хотя перед ними была суровая безводная саванна, здесь все же иногда попадалось колючее дерево или почти не потревоженный ковер выгоревшей травы под кустарниками. Солнце иссушило жесткую траву и полностью обесцветило ее — она сияла серебром, словно одетая инеем.
На горизонте появились голубые горы, далекие, но ясно различимые, и это радовало больше всего. Теперь цель была в пределах досягаемости и звала их вперед.
Четыре бронеавтомобиля, весело урча, шли и шли по короткой жесткой траве, объезжая норы муравьедов, прорываясь через встававшие на пути заросли невысоких колючек. В свете угасавшего дня, когда Джейк уже решил, что пора заканчивать дневной переход, перед ними вдруг, словно чудом, открылась равнина — с высоты пятнадцати метров они смотрели на обрывистое каменистое ущелье, в котором текла река Аваш. Они вышли из машин и сбились в тесную кучку над самой крутизной.
— Метрах в двухстах отсюда — Эфиопия. Уже два года как я не был на родине, — проговорил Грегориус, жадно вглядываясь в спустившиеся сумерки своими темными глазами. С трудом оторвавшись от созерцания родной земли, он сказал: — Река берет начало в горах, неподалеку от Аддис-Абебы, и по ущелью спускается на равнину. Ниже по течению, в этих краях, она мелеет, заболачивается и исчезает в песках. Тут мы еще на французской территории, впереди — Эфиопия, а дальше на север — итальянская Эритрея.
— А как далеко отсюда до Колодцев Халди? — перебил его Гарет. Ведь для него именно там текли молочные реки в кисельных берегах.
Грегориус пожал плечами:
— Километров шестьдесят пять, наверно.
— А как мы переберемся? — проворчал Джейк впившись глазами в глубину узкого ущелья, где мелкие места еще поблескивали тусклым серебром.
— Выше по течению есть старая верблюжья тропа на Джибути, — сказал Грегориус. — Может быть, придется немного подкопать берега, но, я думаю, переправиться мы сумеем.
— Надеюсь, так оно и получится. Не то далековато будет возвращаться обратно.
Воспоминание о воде, сверкавшей в глубине ущелья, преследовало Вики всю ночь. Ей снились бурные горные потоки, пенящиеся водопады, поросшие мхом валуны, раскидистые зеленые папоротники над глубоким холодным озером, и она проснулась неотдохнувшая, утомленная, с прилипшими к потной шее и лбу волосами. Небо на востоке чуть посветлело.
Вики думала, что не спит только она. Забравшись в машину, она взяла полотенце и сумку с туалетными принадлежностями, но когда спрыгнула на землю, услышала стук гаечного ключа по металлу и увидела, что Джейк склонился над мотором своего броневика.
— Куда вы? — спросил он. — Впрочем, и так понятно. Знаете, Вики, мне не нравится, что вы уходите из лагеря одна.
— Знаете, Джейк Бартон, я такая грязная, что сама чую, как от меня пахнет. Никто и ничто не помешает мне спуститься к реке.
Джейк, поколебавшись, сказал:
— Давайте я пойду с вами.
— Это вам не «Фоли-Бержер», дорогой мой, — засмеялась Вики, а он уже достаточно хорошо знал ее, так что спорить не стал.
Джейк проводил ее взглядом, испытывая какие-то неопределенные дурные предчувствия, хотя никаких реальных оснований для этого у него не было.
Земля и мелкие камешки то и дело выскальзывали из-под ног, так что Вики пришлось сдержать свое не терпение и поосторожнее спускаться к воде, пока она не выбралась на звериную тропу, которая шла вниз под более удобным углом. Она ступала по мягкой земле, точно по следам, оставленным какой-то пятипалой лапой, размером больше блюдца; лапа глубоко уходила в рыхлую почву, так как зверь был, по-видимому, очень тяжел. Вики вниз не смотрела, но даже если бы и смотрела, вряд ли бы поняла, что именно видит, — уж слишком манила ее вода.
Спустившись вниз, она обнаружила, что река совсем обмелела и течения в ней нет. Оставались лишь отдельные лужи, стоячие, заболоченные, не остывшие от вчерашней жары. Бурные воды Аваша, до того как оказаться в твердом русле из железняка, протекали по более мягким и рыхлым почвам.
Вики сняла пропитанную потом одежду и вошла в болотистую заводь с глубоким удовлетворенным вздохом. Она присела, погрузившись в воду до пояса, и стала пригоршнями плескать ее себе на лицо и грудь, смывая пыль и соляную корку пота.
Он проснулся за полночь и понял, что выпитое за обедом кьянти просится наружу. Человек попроще без особых церемоний вылез бы из постели и быстро решил эту проблему, но не таков был граф — любое свое действие он обставлял с большой помпой.
Он снова откинулся на подушки и издал короткий, но громкий вопль. И тут же началась бешеная деятельность. Через считанные минуты явился с фонарем заспанный с всклокоченными волосами Джино в халате из верблюжьей шерсти. За ним поспешали личный лакей графа и его ординарец, оба одуревшие от внезапного пробуждения.
Граф объявил о своих физиологических потребностях, и преданные подчиненные захлопотали вокруг постели. Джино поддерживал графа, как инвалида, лакей подал ему стеганый халат из синего китайского шелка, расшитый ярко-алыми драконами, затем опустился на колени, надел на графские ноги шлепанцы из телячьей кожи, а ординарец поспешил растолкать личную охрану графа и выгнал ее из палатки.
Граф вышел вслед за ними, и маленькая процессия, хорошо вооруженная и снабженная фонарями, направилась к нужнику, предназначенному исключительно для личных нужд его сиятельства. Первым вошел Джино и тщательно осмотрел хлипкое тростниковое сооружение, проверяя, нет ли там змей, скорпионов или злоумышленников. Только когда он вышел и объявил, что все в порядке, граф переступил порог. Сопровождавшие его лица стояли и почтительно слушали, как обильная струя ударялась о землю. Но тут раздался львиный рык, от которого задрожали небеса, земля стала дыбом и сердца замерли.
Граф пулей вылетел из нужника, в свете фонарей было видно, что он бледен как смерть.
— Пресвятая Матерь Божья! — воскликнул он. — Во имя апостола Петра и всех святых, что это такое?!
Никто не мог ему ответить, да никто и не слышал его вопроса, и графу пришлось поторапливаться, чтобы догнать свой эскорт, который бегом возвращался в лагерь.
Только когда граф оказался в безопасном, ярко освещенном пространстве собственной палатки, его пульс пришел в норму. Один из офицеров предложил послать за проводником — эритрейцем и спросить его, что означают кошмарные звуки, от которых весь батальон замер в оцепенении.
— Лев? — повторил граф за переводчиком и сказал еще раз: — Лев!
Ночные его страхи вдруг исчезли, к тому же на востоке забрезжили первые лучи восходящего солнца, и грудь графа уже распирало от охотничьего азарта.
— Понимаете, господин полковник, звери нашли туши антилоп, которые вы оставили в пустыне, — объяснил переводчик. — Их привлек запах крови.
— Джино, — перебил его граф, — смажь «манлихер», и пусть шофер немедленно подгонит к палатке мой «роллс-ройс».
— Но, господин полковник, — вмешался майор Кастелани. — Вы приказали, чтобы батальон выступил на рассвете.
— Отменяется! — рявкнул полковник.
Он уже видел, как великолепный охотничий трофей — львиная шкура лежит перед письменным столом в стиле Людовика XIV в библиотеке его замка. Он велит сделать чучело с приоткрытой огромной пастью с белыми клыками и желтыми дико поблескивающими стеклянными глазами. Впрочем, при мысли о белых клыках ему вспомнилось, какого страху он натерпелся, когда на него бросился старый самец антилопа.
— Майор, мне потребуются двадцать человек, грузовик для их перевозки и полный боекомплект.
Граф больше не был расположен рисковать своей жизнью из-за глупых случайностей.
Лев, матерый шестилетний самец, как большинство пустынных Leo panthera, был намного крупнее своих лесных собратьев. Около метра ростом в холке, он весил больше двухсот килограммов. Предзакатное солнце еще ярче позолотило его гладкую охряную шкуру, а пышную гриву превратило в золотой ореол. Густая и длинная, она обрамляла плоскую морду, спускалась по спине ниже лопаток, а спереди, прикрывая грудь и живот, почти доставала до земли.
Лев передвигался с трудом, низко опустив голову и тяжко переваливаясь при каждом мучительном шаге.
Дышал он прерывисто, с всхрапом, и время от времени останавливался, поворачивая голову и раздраженно взмахивая гривой, отгоняя тучу синих мух, жужжавших над раной в боку. Он то и дело лизал маленькую черную дырку, из которой непрерывно сочилась кровь. Из темной пасти высунулся длинный розовый язык, шершавый, как шагрень. От постоянного вылизывания шерсть вокруг раны вылезла и обнажилась светлая, будто гладко выбритая, кожа.
Пуля «манлихера», калибра 9, 3 впилась ему в бок, когда лев повернулся, чтобы убежать. Она вошла на пять сантиметров ниже последнего ребра, ударила его с силой в девять тонн, так что он упал и покатился, поднимая клубы пыли. Пуля с медной оболочкой была снабжена раскрывающейся свинцовой головкой. Как только она вошла в тело льва, головка раскрылась и порвала кишки и четыре больших кровеносных сосуда. Она прошла довольно близко к почкам, контузила их, и теперь, когда лев остановился, выгнул спину и пустил струю окрашенной кровью мочи, он зарычал так, что казалось, будто это барабанная дробь, сопровождающая смертную казнь. На излете пуля пробила свод тазового пояса и застряла в кости.
Придя в себя после ранения, лев перевернулся, поднялся и побежал, волоча лапы, уходя от винтовочного огня под прикрытие низкорослого кустарника. Хотя еще с дюжину пуль подняли вокруг него фонтанчики пыли, а одна вошла в землю так близко от головы, что в глаза ему попал песок, все-таки его больше ни разу не задело.
В прайде[14] было семь львов — еще один самец, постарше и побольше, с темной гривой, две молодые изящные красавицы львицы — одна из них носила в чреве львенка, от чего ее гибкое тело стало тяжелым и неповоротливым, — и три игривых, как котята, львенка с еще по-детски пятнистыми шкурами.
После шквального винтовочного огня в живых остался только раненый самец, сейчас при каждом шаге он чувствовал, как холодеющая желеобразная кровь плещется у него в брюхе. Жизнь уходила из могучего зверя, он едва двигался, но жажда гнала и гнала его вперед. Эта смертная жажда сжигала его, а до ближайшего водопоя на реке Аваш было еще пятнадцать километров.
На рассвете стало видно, что «Свинка Присцилла» погрузилась по самое брюхо и все четыре ее колеса беспомощно увязли в светлой соленой трясине под тонкой коркой затвердевшей соли.
Джейк разделся до пояса и безостановочно рубил большим топором колючий кустарник, остальные таскали его охапками по снежно-белым солончакам, проклиная шипы и царапины.
Джейк работал яростно, не переставая упрекать себя в том, что по своей же оплошности загнал машину в трясину, а это отнимет у них по меньшей мере целый день. Нельзя было утешаться даже тем, что усталость и жара повлияли на него и он не мог распознать опасную поверхность солончака — ведь Грегориус специально предупреждал его об этом. Он начал рубить за час до восхода и рубил, пока жара вместе с солнцем не достигли наивысшей точки, а за броневиком не выросла гора из срубленных веток.
Потом Гарет помог ему сделать прочную опору под передней частью машины из камней и самых толстых веток. Им пришлось лечь и ползать в грязи, чтобы установить домкрат и постепенно приподнять перед машины, по очереди работая рукояткой.
Каждый раз, как передние колеса чуть-чуть приподнимались, Вики с Грегориусом засовывали под них жесткие ветки кустарника. Это была медленная, кропотливая работа, которую предстояло проделать еще раз с задними колесами.
Давно уже перевалило за полдень, когда «Свинка Присцилла» печально встала всеми четырьмя колесами на плотные подушки из жестких веток, но между ее брюхом и трясиной наконец показался просвет.
— Что мы делаем дальше? — спросил Гарет. — Подадим ее назад?
— Один поворот колеса, и она опять увязнет, — буркнул Джейк и вытер залитую потом грудь скомканной рубашкой. Он взглянул на Гарета и раздраженно крякнул — Гарет пять часов подряд работал в раскаленном пекле, ползал на животе в грязи, надрывался с домкратом и после всего этого едва вспотел, одежда его оставалась чистой и — дальше уж ехать некуда! — волосы лежали волосок к волоску.
Трудясь под руководством Джейка, они вымостили гать до самого края солончака. Таким образом, вес автомобиля должен был распределяться равномерно, и соленая корка могла его выдержать.
Вики подвела свою «Мисс Попрыгунью» к краю солончака и развернула ее. Мужчины срастили три манильских каната, дотянули один конец до застрявшей машины, и два автомобиля оказались связанными буксиром, пусть и не очень прочным.
Гарет забрался в «Свинку Присциллу» и взялся за руль, а Джейк с Грегориусом вооружились самыми толстыми ветками и стояли наготове, чтобы ими, как рычагами, приподнять колеса.
— Ты хорошо умеешь молиться, а, Гэри? — крикнул Джейк.
— Вот уж не мое амплуа!
— Тогда плюнь три раза через левое плечо, — подмигнул ему Джейк и громко крикнул Вики; она тотчас ответила ему взмахом руки, и ее золотистая голова скрылась в люке «Мисс Попрыгуньи». Мотор работал на высоких оборотах, канат натянулся, и «Мисс Попрыгунья» поползла вверх по склону.
— Держи руль прямо, — крикнул Джейк Гарету. И он, и Грегориус всем телом налегли на свои рычаги, помогая автомобилю перебраться на вымощенную ими гать.
Медлительно и тяжело громоздкая бронемашина продвигалась по солончаку и наконец достигла твердой земли. Все четверо облегченно и радостно закричали.
Чтобы отпраздновать это событие, Джейк вытащил из секретных запасов две бутылки пива «Тестер», но оно было таким теплым, что из каждой бутылки половина драгоценной влаги выплеснулась с пенной струей, и потому им досталось по глотку на брата.
— Успеем мы добраться до нижнего течения Аваша до наступления ночи? — спросил Джейк.
Прежде чем ответить, Грегориус посмотрел, как высоко стоит солнце.
— Если отправимся сейчас же, — сказал он. Двигаясь по компасу и далеко объезжая солончаковые ловушки, колонна опять взяла курс на запад.
Через некоторое время они добрались до песчаной пустыни, где громоздились дюны, похожие на спины китов, отбрасывавшие в ложбины нежные таинственные тени. Песок казался разноцветным — от темно-пурпурного до нежно-розового и белого, как тальк; он был такой мелкий, тонкий, что над вершиной каждой дюны ветер подымал легкий, словно дымок, султан.
По совету Грегориуса они повернули на север и через полчаса выехали к узкому горному хребту, cостоявшему в основном из железной руды. Хребет делил пустыню на две части и представлял собой как бы дорогу с твердым покрытием среди движущихся барханов. Они медленно ползли по каменистому «мосту» на протяжении примерно двадцати километров.
Вики подумала, что это очень похоже на переход евреев через Красное море. Даже барханы были похожи на застывшие волны, которые в любой момент могли обрушиться вниз и поглотить их. Она с отчаянием понимала, что ей никогда не удастся передать на бумаге дикую многоцветную красоту песчаного моря.
Наконец с ошеломляющей внезапностью они оказались на сухой, без единой былинки, эфиопской равнине. Собственно пустыня осталась позади. И хотя перед ними была суровая безводная саванна, здесь все же иногда попадалось колючее дерево или почти не потревоженный ковер выгоревшей травы под кустарниками. Солнце иссушило жесткую траву и полностью обесцветило ее — она сияла серебром, словно одетая инеем.
На горизонте появились голубые горы, далекие, но ясно различимые, и это радовало больше всего. Теперь цель была в пределах досягаемости и звала их вперед.
Четыре бронеавтомобиля, весело урча, шли и шли по короткой жесткой траве, объезжая норы муравьедов, прорываясь через встававшие на пути заросли невысоких колючек. В свете угасавшего дня, когда Джейк уже решил, что пора заканчивать дневной переход, перед ними вдруг, словно чудом, открылась равнина — с высоты пятнадцати метров они смотрели на обрывистое каменистое ущелье, в котором текла река Аваш. Они вышли из машин и сбились в тесную кучку над самой крутизной.
— Метрах в двухстах отсюда — Эфиопия. Уже два года как я не был на родине, — проговорил Грегориус, жадно вглядываясь в спустившиеся сумерки своими темными глазами. С трудом оторвавшись от созерцания родной земли, он сказал: — Река берет начало в горах, неподалеку от Аддис-Абебы, и по ущелью спускается на равнину. Ниже по течению, в этих краях, она мелеет, заболачивается и исчезает в песках. Тут мы еще на французской территории, впереди — Эфиопия, а дальше на север — итальянская Эритрея.
— А как далеко отсюда до Колодцев Халди? — перебил его Гарет. Ведь для него именно там текли молочные реки в кисельных берегах.
Грегориус пожал плечами:
— Километров шестьдесят пять, наверно.
— А как мы переберемся? — проворчал Джейк впившись глазами в глубину узкого ущелья, где мелкие места еще поблескивали тусклым серебром.
— Выше по течению есть старая верблюжья тропа на Джибути, — сказал Грегориус. — Может быть, придется немного подкопать берега, но, я думаю, переправиться мы сумеем.
— Надеюсь, так оно и получится. Не то далековато будет возвращаться обратно.
Воспоминание о воде, сверкавшей в глубине ущелья, преследовало Вики всю ночь. Ей снились бурные горные потоки, пенящиеся водопады, поросшие мхом валуны, раскидистые зеленые папоротники над глубоким холодным озером, и она проснулась неотдохнувшая, утомленная, с прилипшими к потной шее и лбу волосами. Небо на востоке чуть посветлело.
Вики думала, что не спит только она. Забравшись в машину, она взяла полотенце и сумку с туалетными принадлежностями, но когда спрыгнула на землю, услышала стук гаечного ключа по металлу и увидела, что Джейк склонился над мотором своего броневика.
— Куда вы? — спросил он. — Впрочем, и так понятно. Знаете, Вики, мне не нравится, что вы уходите из лагеря одна.
— Знаете, Джейк Бартон, я такая грязная, что сама чую, как от меня пахнет. Никто и ничто не помешает мне спуститься к реке.
Джейк, поколебавшись, сказал:
— Давайте я пойду с вами.
— Это вам не «Фоли-Бержер», дорогой мой, — засмеялась Вики, а он уже достаточно хорошо знал ее, так что спорить не стал.
Джейк проводил ее взглядом, испытывая какие-то неопределенные дурные предчувствия, хотя никаких реальных оснований для этого у него не было.
Земля и мелкие камешки то и дело выскальзывали из-под ног, так что Вики пришлось сдержать свое не терпение и поосторожнее спускаться к воде, пока она не выбралась на звериную тропу, которая шла вниз под более удобным углом. Она ступала по мягкой земле, точно по следам, оставленным какой-то пятипалой лапой, размером больше блюдца; лапа глубоко уходила в рыхлую почву, так как зверь был, по-видимому, очень тяжел. Вики вниз не смотрела, но даже если бы и смотрела, вряд ли бы поняла, что именно видит, — уж слишком манила ее вода.
Спустившись вниз, она обнаружила, что река совсем обмелела и течения в ней нет. Оставались лишь отдельные лужи, стоячие, заболоченные, не остывшие от вчерашней жары. Бурные воды Аваша, до того как оказаться в твердом русле из железняка, протекали по более мягким и рыхлым почвам.
Вики сняла пропитанную потом одежду и вошла в болотистую заводь с глубоким удовлетворенным вздохом. Она присела, погрузившись в воду до пояса, и стала пригоршнями плескать ее себе на лицо и грудь, смывая пыль и соляную корку пота.