Страница:
– Почему нельзя? – слегка возмущённо спросил Еремей, но тон неизвестного человека был не только деревянным, но и как-то внушительным. Еремей почти автоматически протянул ему винтовку. Высунув из окна раньше винтовку, а потом голову, неизвестный человек сказал всё тем же деревянным тоном:
– Это не улица, это двор. Кроме того, это четвёртый этаж. Но на дворе нет никого.
Неизвестный человек вернул винтовку Еремею и, наклонившись над убитым чекистом, вытащил из кобуры его пистолет. Обстановка не была утешительной.
Внизу, на глубине четырех этажей, расстилался довольно большой двор. Со всех четырёх сторон он был окружен стенами, окна которых были частью освещены. Только одна сторона замыкалась чем то вроде гаража. Сквозь другую уходили ворота, из-за которых лился какой то неясный, вероятно, уже уличный свет. Под окном, из которого выглядывал Еремей, шли вниз одно за другим ещё три окна. Над двумя верхними было что то вроде очень узких карнизов.
– Ну, давай попробуем, – сказал Еремей.
Неизвестный человек равнодушно пожал плечами.
– Я не могу. Ноги испорчены. Я просто застрелюсь.
– Пошел к чёртовой матери, – зашипел Еремей.
– Вы мне не поможете, а сами погибнете.
– А я тебе говорю, пошёл к чёртовой матери! За шею держаться можешь?
Неизвестный человек посмотрел на Еремеевскую шею.
– Впрочем, и у вас нет никаких шансов.
– Пока человек жив, шансы всегда есть. Держись, я тебе говорю. Впрочем, постой!
Еремей взял со стола лампу, разбил её резервуар об пол и собирался было свалить в огонь все бумаги, которые были на столе.
– Одну минуту, – сказал неизвестный человек, – эти бумаги лучше взять…
Сложив вдвое одну из папок, он засунул её за пазуху.
– Что-ж, попробуем.
Неизвестный человек обнял Еремея за шею.
– Держись крепко, пальцы сплети, оборваться могут, – прошипел Еремей.
Еремей Павлович с винтовкой и неизвестным человеком вылез из окна. Ближайший карниз тускло вырисовывался метрах в двух ниже. Это, собственно, был даже и не карниз, а просто кирпичная каёмка над окном, шириной, вероятно, сантиметров в пять. Стоя на подоконнике, Еремей согнулся в три погибели. Схватился за подоконник левой рукой, и оба повисли в воздухе. Неизвестный человек равнодушно посмотрел вниз и пожалел о том, что там, наверху, в комнате следователя, он не пустил себе пули в лоб. Если при падении не убьёшься насмерть, то и пулю пустить будет поздно, все кости будут переломаны.
– Ну, теперь держись крепче, – снова прошипел Еремей, – сигать буду.
Неизвестный человек не понял, куда именно собирается сигать эта невероятная туша, если прямо вниз, то и костей не соберешь. Еремей, вися в воздухе на пальцах левой руки, слегка раскачался. Оба тела скользнули вниз. Нога Еремея на какую-то долю секунды уперлась в карниз и затормозила падение. В следующую долю секунды железные крючья Еремеевских пальцев зацепились за тот же карниз. Даже и у Еремея мелькнуло сомнение – выдержат ли пальцы, всё-таки прыжок и всё-таки вместе пудов с двенадцать будет. Но пальцы выдержали. Неизвестный человек понял, что они выдержали, но не мог понять, как они могли выдержать.
– Это в самом деле… – прошептал он всё тем же деревянным тоном.
Отсюда было только два этажа. Оба тела опять скользнули вниз, Еремеевская нога опять на какую-то долю секунды зацепилась за очередной карниз, потом опять прыжок, и опять у обоих мужчин одна и та же мысль – выдержат ли пальцы. Пальцы опять выдержали.
– Ну, теперь прямо на дно, – прошипел Еремей, – подожми ноги, а то поломаешь.
Неизвестный человек поджал ноги и хотел было даже зажмурить глаза. Еремей обхватил его свободной правой рукой.
– Ну, теперь с Богом, – совсем тихо сказал Еремей.
Оба тела оторвались от карниза и стены. В воздухе Еремей вытянулся как нитка, даже и носки ног вытянулись в струнку. Толчок о каменное дно двора был тяжёлым, но каким-то неожиданно для неизвестного человека эластичным. Но человек всё-таки глухо застонал, как он ни поджимал ноги, толчок дал себя знать. Держа неизвестного человека по-прежнему подмышкой, Еремей стремительно скользнул под ворота.
За ними была, конечно, улица. Но они кончались чудовищной железной решёткой с брусьями в дюйм – полтора толщиной. Еремей положил неизвестного человека на землю и освидетельствовал решётку. Она была совершенно безнадёжной даже и для сверхчеловеческой силы Еремея. Он вцепился было в её угол, но скоро оставил.
– Ну, теперь, кажется, пропали и в самом деле, – сказал он.
Неизвестный человек с трудом поднялся на ноги. Вверху, по всем этажам дома №13 кто-то кричал, что-то звонило, ревели какие-то сигнальные гудки. Но двор оставался пустым.
– Этого я ещё не могу утверждать, – повторил неизвестный человек. – Вы подождите тут. Может быть, вы меня подхватите, когда я буду прыгать. Стойте вот на этом месте.
Еремей Павлович не понимал ничего. Неизвестный человек, пошатываясь и хромая, пошёл вглубь двора. Тяжёлые двери гаража были не заперты. Через минуту или две Еремей Павлович услышал тяжелый гул автомобильного мотора. Еще через несколько секунд из тьмы гаража стремительно вынырнул “чёрный ворон”, может быть, тот же, на котором Еремея Павловича доставили в этот дом. На подножке ворона одной ногой стоял неизвестный человек, держа, очевидно, другую ногу на рычаге газа и свободной рукой правя машиной. Огромная, вероятно, пятитонная машина, рванулась мимо Еремея. Неизвестный человек почти упал на его руки. Страшной своей тяжестью машина въехала в решетку ворот и вынесла их на своих плечах.
– Вот это да! – сказал Еремей неизвестному человеку, но неизвестный человек был без сознания.
Перекинув его через левое плечо и взяв в правую руку винтовку, Еремей проверил её затвор и осторожно высунулся – это была, конечно, улица. Чёрный ворон, как взбесившийся конь, нёсся куда-то на противоположную стену, до которой было, вероятно, шагов пятьдесят. Слева и справа от ворот тянулась изгородь из колючей проводки и между изгородью и стеной дома №13 стоял в беспокойстве часовой, смотря куда-то вверх. Грохот прорвавшейся из ворот машины заставил его повернуть голову. Он хотел было вскинуть винтовку, но не успел. Следующими двумя выстрелами Еремей разбил два соседних уличных фонаря. Чёрный ворон врезался в какую-то стену, раздался глухой взрыв, и у стены вспыхнул огромный бензиновый костёр.
Еремей Павлович, поправив лежавшее на его левом плече тело неизвестного человека и, перекинув винтовку за спину, со всех ног бросился наискосок улицы, нацеливаясь на ближайший её угол. Несмотря на неизвестного человека, на винтовку и полутьму он сделал метров сто, вероятно, не больше, чем в одиннадцать секунд. Дом №13 гудел, звенел, кричал. Неслись какие-то выстрелы. Где-то по городу всему этому отвечали какие-то сигнальные гудки и звонки. Еремей Павлович круто завернул за угол. И в тот же момент также круто, визжа всеми своими тормозами, шагах в пяти от Еремея Павловича остановился какой-то автомобиль. Из него пулей выскочил человек в военной форме, в руках у него был пистолет.
– Руки вверх! – заорал он.
– Кричите: “Газы! ” – тихо прошептал неизвестный человек.
– Газы, газы! – заорал Еремей во всю свою медвежью глотку.
– Какие газы? Где газы? – несколько обалделым тоном спросил человек в военной форме, подбегая ближе к Еремею. Почти рядом с ним бежал тоже выскочивший из автомобиля шофёр.
– Газы, газы! – продолжал орать Еремей, как бы в припадке безумия, – вон там газы!
Еремей поднял правую ладонь, показывая ею, где именно находились газы, потом быстрее, чем человек в военной форме мог бы нажать на спуск пистолета, та же ладонь спустилась ему на голову. Человек в военной форме свалился, как сноп. Шофёр стремительно схватился за кобуру своего пистолета, но всё та же ладонь схватила его за локоть и мягкий бас пророкотал:
– А ты, паря, не ерепенься, вези нас, куда полагается.
На человека в военной форме Еремей даже и не посмотрел. Шофёр левой рукою схватил правую руку Еремея, но сейчас же сказал:
– Брось, сломаешь, куда везти?
– Вот это интеллигентный разговор, – одобрил Еремей. – Идём в машину. А пистолет-то твой я уж себе возьму.
– Я знаю, кто ты, – сказал шофёр положительно, – ты – этот самый Дубин.
– А ты почём знаешь?
– Больше некому. Я сам – чемпион Неёлова. Больше, как тебе, некому. Идём, чёрт с тобой.
– Интеллигентный разговор. – Ещё раз сказал Еремей Павлович, завладевая пистолетом. – Вот, я только этого парнишку в машину запихаю.
– Я, кажется, уже могу сам, – слабым, но ясным голосом сказал неизвестный человек.
– И слава Тебе, Господи, – согласился Еремей. – Ты, значит, назад полезай, а мы уж вдвоем впереди посидим. Айда!
Неизвестный человек, видимо, с большим трудом, всё-таки влез в машину. Шофёр полез на свое место, придерживая левой рукой свой правый локоть.
– Ну и ну, – сказал он, усаживаясь за руль, – тебе бы к нам в “Динамо”.*)
– Ничего, паря, Бог даст – и до Динамы доберёмся… Будет ваша Динама на всех столбах висеть.
– Чёрт с ней, – согласился шофёр, – а везти-то вас куда?
– На аэродром, – тем же слабым, но ясным голосом сказал неизвестный человек.
Ну да, на аэродром, – обрадовано повторил Еремей, – шпарь-ка, паря, на аэродром.
*) “Динамо” – спортивное общество ОГПУ – НКВД.
Шофёр дал газ.
– А ты, как я вижу, человек понимающий, – продолжал Еремей, обращаясь к шофёру, – так ты понимать-то должен, наше дело…
– Тут и понимать нечего.
– Словом, если уж пропадём, так втроём, всё-таки веселее будет.
– Спасибо за такое веселье. Но опять же, жаль, чтоб такого медведя, как ты, расстреляли, быть бы тебе чемпионом.
– Мне это, братишка, ни к чему.
Машина вылетела на широкую и прямую улицу. Шофёр поддал газу. На одном из перекрёстков вспыхнул какой-то сигнальный свет и из-под уличного фонаря, висевшего посередине улицы, вынырнуло четыре человека с винтовками в руках.
– Дело дрянь, – мрачно констатировал Еремей.
– Ничего, – бодрым тоном ответил шофёр. – Проедем. Я их обложу.
К этой системе Еремей отнёсся скептически, но возражать не стал. Люди с винтовками перегораживали дорогу, и винтовки были, более или менее, на прицеле. Шофёр несколько замедлил ход и высунулся из окна.
– Машина товарища Бермана, не видите, что ли? – Дальше, действительно, следовала брань.
При упоминании имени товарища Бермана, люди с винтовками отскочили от машины, как от раскалённой змеи. Машина промчалась мимо.
– Самое разлюбезное дело, – сказал шофёр. – Так и на аэродром проедем. Я, когда в Москве был шофёром на автобусе, подал заявление в БРИЗ*), чтобы, значит, все автобусные гудки переделать, чтобы сразу крыли бы матом, а то гудишь-гудишь – ни черта!
– Ты, я вижу, – улыбнулся Еремей, – весёлый человек!
– Стараюсь, – ответил шофёр. – Сам знаешь, жизнь наша становится всё веселей, скоро начнём массово вешаться от веселья. Однако, подумать надо.
– Что подумать?
– Насчёт аэродрома.
*) “БРИЗ” – бюро рабочего изобретательства.
Машина уже выехала за город. Шофёр совсем замедлил ход.
– Нет, тут на ругани не проедешь. У ворот караулка, там пять человек, телефон, сигнал, ну и всё такое. Внутри команда, человек с сорок. Вы, ясно, улететь хотите. А только, кто править-то будет?
– Я могу, – сказал неизвестный человек.
– Тогда другое дело. Только, вот, ну, караулку-то можно обставить. Да только из караулки сейчас позвонят в команду, те выбегут сразу. Нет, тут нужно подумать, Аэродром-то весь обнесён проволокой и караульные ходят. Проволоку-то можно одолеть, столбы машиной вырвать.
– Как машиной?
– Да вот так, у меня тут цепи есть на случай аварии мотора. Прицепиться за столб и пустить машину, вырвет, как тютельку…
– Ну, столб-то и я сам, пожалуй, смогу выворотить.
– А караульный? Если выстрелить, команда услышит. В городе тревогу дали. Конечно, и на аэродроме тревога. А не лучше ли вам, ребята, просто в лес? Дело вот ещё такое… – шофёр совсем остановил машину.
– Какое?
– Аэродром не военный, но есть на нём четыре бомбовоза, деревни бомбить. Сам видал, как они это делают, кулаков усмиряют. Так вот, есть у меня такая мыслишка: вы, значит, летите себе к вашей чёртовой матери, а я этот аэродром подожгу, всё равно на вас подумают.
– Гм, – сказал Еремей, – мысли у тебя, паренёк, правильные, только поставят тебя к стенке.
– Не поставят, выкручусь, меня Медведев очень любит. А что я вас вёз, сам признаюсь, а по дороге, скажу, сбежал, что мне было делать? Вас двое, я один, а руку ты мне, браток, чуть в котлету не раздавил, должно быть, вся в синяках.
– Бывает, – сказал Еремей.
– Мы, вот что, свернём машину с дороги за полверсты до аэродрома. Тут, в заднем сиденье у меня ещё и винтовка спрятана. Вы, ребята, меня не бойтесь, никого ещё не подводил, разве что тех, кого следует. Очень мне эти бомбовозы чешутся…
– Парень ты, видимо, подходящий, давай что-ли вместе лететь?
– Не выходит, семья на учёте.
Вдали показались огоньки аэродрома. Машина свернула на какой- то просёлок.
– Ну, давайте вылезем и посмотрим.
– Вы можете идти? – спросил Еремей неизвестного человека.
– Трудно.
Ну, я вас потащу, там видно будет.
Еремей посадил неизвестного человека себе на шею. Шофёр достал свою винтовку и ещё раз сказал:
– Говорю вам, ребята, не бойтесь, не подведу. Катимся.
– А нет ли у тебя там ещё и верёвки? – спросил Еремей.
– Есть и верёвка. Всё есть. Как на корабле, и водка есть.
– Давай верёвку сюда, верёвка всегда пригодится.
Шофёр пошёл вперед, пробираясь сквозь освещённый лунным светом лес. Через несколько минут показался бесконечный забор из колючей проволоки, перед забором такая же бесконечная дорожка и на ней часовой, скучно шагавший вдоль забора.
– Лежите тут, – сказал Еремей, – я этого часового сейчас прикручу, только ты ему не показывайся.
– Это я понимаю, – сказал шофёр.
Еремей змеёй пополз от куста к кусту. Неизвестный человек, оставшись с шофёром, всё-таки вытащил из кармана пистолет.
– Брось, – сказал шофёр, – я же говорил, не подведу.
Еремей дополз до куста, от которого до дорожки часового было шагов с десяток. Когда часовой прошёл мимо куста, Еремей бесшумно и быстро, как огромная кошка, скользнул к нему. Какой-то шорох часовой всё-таки услыхал. Он повернулся, но перед его лицом возникла чья то борода, и какие-то стальные тиски сжали ему горло, больше часовой не помнил ничего.
– Ну, вот, – сказал Еремей, вернувшись назад и кладя связанное и бесчувственное тело на землю. – Теперь ему какой-нибудь кляп в рот, и пусть себе лежит, найдут, волки не съедят. Накрыть его только чем- нибудь, а то застудится парень.
Когда дело с часовым было окончательно урегулировано, группа подползла к забору. Еремей испытующе потряс столб.
Столб стоял прочно. Еремей накинул цепь на его верхушку. В конец цепи вцепились оба, и Еремей, и шофёр. После нескольких рывков столб зашатался и свалился на землю.
– Теперь по нём можно перейти, как по мостику, – сказал Еремей, – айда!
Он взял на руки неизвестного человека, и все трое очутились на территории аэродрома. Вдали стояли ангары.
– Вот там две скоростные машины, – сказал шофёр. – Однако, нужно поскорее, как бы кто-нибудь не увидал.
Неизвестный человек уже не имел сил подняться на машину. Еремей поднял его, как котёнка и посадил на место.
– Ну, теперь, ребята, такое дело, как только вы заведёте мотор, команда выскочит сейчас же, пропали тогда мои бомбовозы. Вы малость погодите, минуту или две, и я это всё устрою культурно. Ну, давай вам Бог. Больше не попадайтесь.
Еремей протянул ему руку.
– Ну, ты только не сломай, – шофёр потряс Еремеевскую лапу, – может, где и когда ещё повстречаемся, мало-ли что бывает на этом свете. Когда я свистну – пускайте самолёт.
Еремей уселся в машину.
– А куда лететь? – спросил неизвестный человек.
– Я по звезде покажу.
– Далеко?
Это, как сказать… Пёхом недели две-три. А по воздуху я не ходок. Думаю, что по карте вёрст с полтысячи.
Неизвестный человек покачал головой.
– Постараюсь выдержать. А каков спуск?
– На озерко.
– Машина на колесах, – утопим машину, да и сами, вероятно, утонем.
– Машина – чёрт с ней. А чтобы мы утонули, так этого не бывает. Выплывем.
Недалеко раздался тихий свист. Мотор загудел, и машина рванулась вперёд. Уплыла земля, стал уплывать аэродром, верхушки сосен плыли назад. Минуты через три-четыре снизу донёсся взрыв. Потом другой. Потом весь аэродром вспыхнул, как куча целлулоида, и тяжкие взрывы покатились над тайгой. Неизвестный человек со смертельно бледным лицом вёл самолёт в направлении звезды, на которую ему указал Еремей.
Конец первой части.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Издание журнала
“СВОБОДНОЕ СЛОВО КАРПАТСКОЙ РУСИ” С.Ш.А., Нью-Йорк, 1968.
“НЫНЕ ОТПУЩАЕШИ, ВЛАДЫКО”
Автор этого романа, Иван Лукьянович Солоневич, родился 1 ноября 1891 года в глухой деревне Гродненской губернии – сердце Белорусии. Его отец, Лукьян Михайлович, из крестьянской семьи, напряжённой учебой добился звания народного учителя. И из деревни стал писать статьи и заметки в газеты города Гродно. Губернатор Гродно, П. А. Столыпин, заметил способности скромного деревенского учителя, помог ему перебраться в город, основать там “Белоруское Общество” и газету “Белоруская Жизнь” для борьбы против ополячивания и окатоличивания белорусов. Впоследствии Лукьян Михайлович был кандидатом в Гос. Думу.
Отец Ивана ещё в деревне женился на девушке-белоруске Юлии Ярушевич. Там же родились трое его сыновей, в будущем все получившие высшее образование. У всех была чисто славянская кровь (белорусы – самые чистые славяне), а среди родных два деда и пять дядей были священниками.
Иван, уже студентом, энергично помогал своему отцу в издании газеты, эта близость к прессе отразилась на всех братьях.
Февральская революция застала всех Солоневичей в Петербурге. но гражданская война развеяла их по всему лону Матушки- России. Будучи в Одессе, Иван заболел сыпняком и не смог эвакуироваться. Средний брат, Всеволод, погиб в 1920 г. в армии Врангеля. Младшему, Борису, тоже не удалось эвакуироваться, и братья свиделись только в 1925 г. в Москве. В тот период оба брата занимали очень видное положение в спорте: Иван был инспектором физкультуры ВЦСПС (профсоюзов), а Борис – инспектором физической подготовки Военно-Морских Сил.
Иван ещё накануне первой мировой войны в Минске женился на преподавательнице французского языка Тамаре Воскресенской.
Ей, блестящей лингвистке, удалось в период НЭПа получить командировку в советское торгпредство в Берлин, где она с сыном Юрием провела 3 года. Но Ивана туда не выпустили, тем более, что Борис за подпольное руководство скаутским движением был сослан на Соловки.
Потом наступила эпоха коллективизации, и стало всё яснее, что поворот к “зажиму” неизбежен. Когда Борис отбыл Соловки и ссылку в Сибири, братья решили бежать из “социалистического рая”. Предварительная разведка показала, что только побег в Манчжурию и Финляндию даёт гарантию не быть выданным Советам. Решено было бежать через Карелию в Финляндию. Тамаре удалось познакомиться с немецким техником, годным ей в сыновья, и, заключив фиктивный брак, она получила немецкое подданство и в 1932 году законно уехала в Берлин.
Первая попытка побега состоялась в 1932 году. Но братья не знали, что в Карелии есть магнитные аномалии, и что там компасы врут, как нанятые. Группа заблудилась, Иван заболел, и пришлось вернуться из Карельских лесов района водопада Кивач. Но ГПУ уже кое-что заподозрило, и при следующей попытке побега, в 1933 г., все были арестованы в поезде на пути к Мурманску…Братья получили по 8 лет концлагеря. 18-летний сын Ивана, Юра – 3 года. Но им всем чудесно повезло, вместо отправки в Сибирские лагеря, их эшелон был направлен в Карелию, откуда они (из разных лагерей) благополучно ушли в Финляндию в 1934 году. Эта эпопея побега ярко описана всеми “тремя мушкетерами”: Иваном в “России в концлагере”, Юрой в “22 несчастья” и Борисом в “Молодежи и ГПУ”.
Из Финляндии Иван начал печатать главы своей книги “Россия в концлагере” в Парижской газете “Последние Новости”, эти очерки имели необычайный успех. Но братьям очень “не хотелось” жить по соседству с СССР. Борису удалось продать рукопись своей книги о русских скаутах шведскому издательству, и в 1936 братья начали издание газеты “Голос России” уже в Софии. Было много “триумфальных” поездок с докладами по всей Европе. Но трагедия уже сгущалась над Солоневичами. Получены были сведения о смерти (или расстреле) отца в советском концлагере, в феврале 1938 года в редакцию газеты был принесён пакет с книгами, оказавшийся адской машиной. Братья и Юра случайно уцелели, но секретарь редакции, студент Михайлов, был разорван буквально в клочки, а взрыв оторвал обе руки Тамары. Через два часа она умерла…
Начало войны застало Ивана с сыном в Берлине, а Бориса – в Брюсселе. Были и аресты, и лагеря, и опасности. И напряженная работа в прессе.
После войны Иван с сыном переехали в Аргентину, где Иван стал выпускать газету “Наша Страна”, существующую и поныне. Как раз там, в этой газете, между фельетонами, “между делом”, начал печататься роман “Две Силы”.
По доносу “друзей” Ивана выслали в Уругвай, и там, в апреле 1953 года после операции желудка он неожиданно умер. Обстоятельства его смерти и сейчас остаются весьма таинственными… Так, в расцвете своей творческой жизни умер Иван Солоневич – один из крупнейших журналистов и литераторов нашего Русского Зарубежья.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Из всех людей, наполнявших coбою верхнюю комендатуру, майор Иванов первым пришёл в себя. Он слышал стон, вой и крики в выходящей в коридор двери, видел, как там зажглась и потухла спичка, слышал падение чьих-то тел, и потом быстрые шаги, бегом удалявшиеся по коридору. В том, что Еремея тут же поймают, у товарища Иванова не было никаких сомнений. Не было также и никаких сомнений в том, что же делать в столь необычном случае.
В верхней комендатуре царила кромешная тьма. Но так как учреждение, в котором действовал товарищ Иванов, питало к электрической станции не больше доверия, чем все остальные обитатели города, то во всякой комнате хранился запас свечей и керосиновых ламп. Товарищ Иванов прислушался ещё раз, слышались крики и стоны, но ударов и прочего слышно не было. Он осторожно чиркнул спичкой, на всякий случай снова вжимаясь спиной в свой угол. Спичка осветила весьма неутешительное зрелище. Переступая через людей ещё -стонавших, тов. Иванов добрался до шкафа и извлек оттуда несколько свечей. Когда свечи были зажжены, товарищ Иванов снял телефонную трубку, телефон работал. Был вызван приёмный покой и из приёмного покоя – хирурги, носилки и всё такое. Где-то по бесконечным коридорам уже мелькали огоньки свечей и ламп, и в комендатуру ворвался дежурный взвод внутренней охраны.
– Арестованный бежал, вон туда по коридору, – сказал товарищ Иванов.
Охрана бросилась по коридору, держа в руках кто свечу, кто карманный электрический фонарик. Кроме двух дверей, ведущих в коридор, двери в верхнюю комендатуру и почти соседней с ней двери в следовательский кабинет, все остальные были заперты. У этой последней лежал труп одного из следователей, но кабинет был пуст. Взвод внутренней охраны так же стремительно вернулся обратно, требуя от товарища Иванова более конкретных приказаний или указаний. Но в этот момент товарищ Иванов был занят более срочными делами.
На полу, прикрытый чьим-то телом, лежал и стонал товарищ Медведев. Под проломанной верхней доской стола лежал товарищ Берман, но он даже и не стонал.
– Тут поважнее, – сказал товарищ Иванов, – арестованного всё равно поймают, вы пока помогите здесь.
Товарища Медведева освободили от неизвестного пока тела, которое, очевидно, было вполне безжизненным, вероятно, был переломан позвоночник. Тов. Бермана осторожно извлекли из-под обломков стола, товарищ Берман не показывал никаких признаков жизни. Остальные жертвы катастрофы не вызывали в данный момент никакого внимания со стороны товарища Иванова. По телефону он дал распоряжение монтёрам привести в порядок освещение. Через несколько минут в верхней комендатуре появились монтёры, врачи и носилки. Появился и заместитель товарища Медведева, которому товарищ Иванов сделал краткий, но обстоятельный доклад.
– Это не улица, это двор. Кроме того, это четвёртый этаж. Но на дворе нет никого.
Неизвестный человек вернул винтовку Еремею и, наклонившись над убитым чекистом, вытащил из кобуры его пистолет. Обстановка не была утешительной.
Внизу, на глубине четырех этажей, расстилался довольно большой двор. Со всех четырёх сторон он был окружен стенами, окна которых были частью освещены. Только одна сторона замыкалась чем то вроде гаража. Сквозь другую уходили ворота, из-за которых лился какой то неясный, вероятно, уже уличный свет. Под окном, из которого выглядывал Еремей, шли вниз одно за другим ещё три окна. Над двумя верхними было что то вроде очень узких карнизов.
– Ну, давай попробуем, – сказал Еремей.
Неизвестный человек равнодушно пожал плечами.
– Я не могу. Ноги испорчены. Я просто застрелюсь.
– Пошел к чёртовой матери, – зашипел Еремей.
– Вы мне не поможете, а сами погибнете.
– А я тебе говорю, пошёл к чёртовой матери! За шею держаться можешь?
Неизвестный человек посмотрел на Еремеевскую шею.
– Впрочем, и у вас нет никаких шансов.
– Пока человек жив, шансы всегда есть. Держись, я тебе говорю. Впрочем, постой!
Еремей взял со стола лампу, разбил её резервуар об пол и собирался было свалить в огонь все бумаги, которые были на столе.
– Одну минуту, – сказал неизвестный человек, – эти бумаги лучше взять…
Сложив вдвое одну из папок, он засунул её за пазуху.
– Что-ж, попробуем.
Неизвестный человек обнял Еремея за шею.
– Держись крепко, пальцы сплети, оборваться могут, – прошипел Еремей.
Еремей Павлович с винтовкой и неизвестным человеком вылез из окна. Ближайший карниз тускло вырисовывался метрах в двух ниже. Это, собственно, был даже и не карниз, а просто кирпичная каёмка над окном, шириной, вероятно, сантиметров в пять. Стоя на подоконнике, Еремей согнулся в три погибели. Схватился за подоконник левой рукой, и оба повисли в воздухе. Неизвестный человек равнодушно посмотрел вниз и пожалел о том, что там, наверху, в комнате следователя, он не пустил себе пули в лоб. Если при падении не убьёшься насмерть, то и пулю пустить будет поздно, все кости будут переломаны.
– Ну, теперь держись крепче, – снова прошипел Еремей, – сигать буду.
Неизвестный человек не понял, куда именно собирается сигать эта невероятная туша, если прямо вниз, то и костей не соберешь. Еремей, вися в воздухе на пальцах левой руки, слегка раскачался. Оба тела скользнули вниз. Нога Еремея на какую-то долю секунды уперлась в карниз и затормозила падение. В следующую долю секунды железные крючья Еремеевских пальцев зацепились за тот же карниз. Даже и у Еремея мелькнуло сомнение – выдержат ли пальцы, всё-таки прыжок и всё-таки вместе пудов с двенадцать будет. Но пальцы выдержали. Неизвестный человек понял, что они выдержали, но не мог понять, как они могли выдержать.
– Это в самом деле… – прошептал он всё тем же деревянным тоном.
Отсюда было только два этажа. Оба тела опять скользнули вниз, Еремеевская нога опять на какую-то долю секунды зацепилась за очередной карниз, потом опять прыжок, и опять у обоих мужчин одна и та же мысль – выдержат ли пальцы. Пальцы опять выдержали.
– Ну, теперь прямо на дно, – прошипел Еремей, – подожми ноги, а то поломаешь.
Неизвестный человек поджал ноги и хотел было даже зажмурить глаза. Еремей обхватил его свободной правой рукой.
– Ну, теперь с Богом, – совсем тихо сказал Еремей.
Оба тела оторвались от карниза и стены. В воздухе Еремей вытянулся как нитка, даже и носки ног вытянулись в струнку. Толчок о каменное дно двора был тяжёлым, но каким-то неожиданно для неизвестного человека эластичным. Но человек всё-таки глухо застонал, как он ни поджимал ноги, толчок дал себя знать. Держа неизвестного человека по-прежнему подмышкой, Еремей стремительно скользнул под ворота.
За ними была, конечно, улица. Но они кончались чудовищной железной решёткой с брусьями в дюйм – полтора толщиной. Еремей положил неизвестного человека на землю и освидетельствовал решётку. Она была совершенно безнадёжной даже и для сверхчеловеческой силы Еремея. Он вцепился было в её угол, но скоро оставил.
– Ну, теперь, кажется, пропали и в самом деле, – сказал он.
Неизвестный человек с трудом поднялся на ноги. Вверху, по всем этажам дома №13 кто-то кричал, что-то звонило, ревели какие-то сигнальные гудки. Но двор оставался пустым.
– Этого я ещё не могу утверждать, – повторил неизвестный человек. – Вы подождите тут. Может быть, вы меня подхватите, когда я буду прыгать. Стойте вот на этом месте.
Еремей Павлович не понимал ничего. Неизвестный человек, пошатываясь и хромая, пошёл вглубь двора. Тяжёлые двери гаража были не заперты. Через минуту или две Еремей Павлович услышал тяжелый гул автомобильного мотора. Еще через несколько секунд из тьмы гаража стремительно вынырнул “чёрный ворон”, может быть, тот же, на котором Еремея Павловича доставили в этот дом. На подножке ворона одной ногой стоял неизвестный человек, держа, очевидно, другую ногу на рычаге газа и свободной рукой правя машиной. Огромная, вероятно, пятитонная машина, рванулась мимо Еремея. Неизвестный человек почти упал на его руки. Страшной своей тяжестью машина въехала в решетку ворот и вынесла их на своих плечах.
– Вот это да! – сказал Еремей неизвестному человеку, но неизвестный человек был без сознания.
Перекинув его через левое плечо и взяв в правую руку винтовку, Еремей проверил её затвор и осторожно высунулся – это была, конечно, улица. Чёрный ворон, как взбесившийся конь, нёсся куда-то на противоположную стену, до которой было, вероятно, шагов пятьдесят. Слева и справа от ворот тянулась изгородь из колючей проводки и между изгородью и стеной дома №13 стоял в беспокойстве часовой, смотря куда-то вверх. Грохот прорвавшейся из ворот машины заставил его повернуть голову. Он хотел было вскинуть винтовку, но не успел. Следующими двумя выстрелами Еремей разбил два соседних уличных фонаря. Чёрный ворон врезался в какую-то стену, раздался глухой взрыв, и у стены вспыхнул огромный бензиновый костёр.
Еремей Павлович, поправив лежавшее на его левом плече тело неизвестного человека и, перекинув винтовку за спину, со всех ног бросился наискосок улицы, нацеливаясь на ближайший её угол. Несмотря на неизвестного человека, на винтовку и полутьму он сделал метров сто, вероятно, не больше, чем в одиннадцать секунд. Дом №13 гудел, звенел, кричал. Неслись какие-то выстрелы. Где-то по городу всему этому отвечали какие-то сигнальные гудки и звонки. Еремей Павлович круто завернул за угол. И в тот же момент также круто, визжа всеми своими тормозами, шагах в пяти от Еремея Павловича остановился какой-то автомобиль. Из него пулей выскочил человек в военной форме, в руках у него был пистолет.
– Руки вверх! – заорал он.
– Кричите: “Газы! ” – тихо прошептал неизвестный человек.
– Газы, газы! – заорал Еремей во всю свою медвежью глотку.
– Какие газы? Где газы? – несколько обалделым тоном спросил человек в военной форме, подбегая ближе к Еремею. Почти рядом с ним бежал тоже выскочивший из автомобиля шофёр.
– Газы, газы! – продолжал орать Еремей, как бы в припадке безумия, – вон там газы!
Еремей поднял правую ладонь, показывая ею, где именно находились газы, потом быстрее, чем человек в военной форме мог бы нажать на спуск пистолета, та же ладонь спустилась ему на голову. Человек в военной форме свалился, как сноп. Шофёр стремительно схватился за кобуру своего пистолета, но всё та же ладонь схватила его за локоть и мягкий бас пророкотал:
– А ты, паря, не ерепенься, вези нас, куда полагается.
На человека в военной форме Еремей даже и не посмотрел. Шофёр левой рукою схватил правую руку Еремея, но сейчас же сказал:
– Брось, сломаешь, куда везти?
– Вот это интеллигентный разговор, – одобрил Еремей. – Идём в машину. А пистолет-то твой я уж себе возьму.
– Я знаю, кто ты, – сказал шофёр положительно, – ты – этот самый Дубин.
– А ты почём знаешь?
– Больше некому. Я сам – чемпион Неёлова. Больше, как тебе, некому. Идём, чёрт с тобой.
– Интеллигентный разговор. – Ещё раз сказал Еремей Павлович, завладевая пистолетом. – Вот, я только этого парнишку в машину запихаю.
– Я, кажется, уже могу сам, – слабым, но ясным голосом сказал неизвестный человек.
– И слава Тебе, Господи, – согласился Еремей. – Ты, значит, назад полезай, а мы уж вдвоем впереди посидим. Айда!
Неизвестный человек, видимо, с большим трудом, всё-таки влез в машину. Шофёр полез на свое место, придерживая левой рукой свой правый локоть.
– Ну и ну, – сказал он, усаживаясь за руль, – тебе бы к нам в “Динамо”.*)
– Ничего, паря, Бог даст – и до Динамы доберёмся… Будет ваша Динама на всех столбах висеть.
– Чёрт с ней, – согласился шофёр, – а везти-то вас куда?
– На аэродром, – тем же слабым, но ясным голосом сказал неизвестный человек.
Ну да, на аэродром, – обрадовано повторил Еремей, – шпарь-ка, паря, на аэродром.
*) “Динамо” – спортивное общество ОГПУ – НКВД.
Шофёр дал газ.
– А ты, как я вижу, человек понимающий, – продолжал Еремей, обращаясь к шофёру, – так ты понимать-то должен, наше дело…
– Тут и понимать нечего.
– Словом, если уж пропадём, так втроём, всё-таки веселее будет.
– Спасибо за такое веселье. Но опять же, жаль, чтоб такого медведя, как ты, расстреляли, быть бы тебе чемпионом.
– Мне это, братишка, ни к чему.
Машина вылетела на широкую и прямую улицу. Шофёр поддал газу. На одном из перекрёстков вспыхнул какой-то сигнальный свет и из-под уличного фонаря, висевшего посередине улицы, вынырнуло четыре человека с винтовками в руках.
– Дело дрянь, – мрачно констатировал Еремей.
– Ничего, – бодрым тоном ответил шофёр. – Проедем. Я их обложу.
К этой системе Еремей отнёсся скептически, но возражать не стал. Люди с винтовками перегораживали дорогу, и винтовки были, более или менее, на прицеле. Шофёр несколько замедлил ход и высунулся из окна.
– Машина товарища Бермана, не видите, что ли? – Дальше, действительно, следовала брань.
При упоминании имени товарища Бермана, люди с винтовками отскочили от машины, как от раскалённой змеи. Машина промчалась мимо.
– Самое разлюбезное дело, – сказал шофёр. – Так и на аэродром проедем. Я, когда в Москве был шофёром на автобусе, подал заявление в БРИЗ*), чтобы, значит, все автобусные гудки переделать, чтобы сразу крыли бы матом, а то гудишь-гудишь – ни черта!
– Ты, я вижу, – улыбнулся Еремей, – весёлый человек!
– Стараюсь, – ответил шофёр. – Сам знаешь, жизнь наша становится всё веселей, скоро начнём массово вешаться от веселья. Однако, подумать надо.
– Что подумать?
– Насчёт аэродрома.
*) “БРИЗ” – бюро рабочего изобретательства.
Машина уже выехала за город. Шофёр совсем замедлил ход.
– Нет, тут на ругани не проедешь. У ворот караулка, там пять человек, телефон, сигнал, ну и всё такое. Внутри команда, человек с сорок. Вы, ясно, улететь хотите. А только, кто править-то будет?
– Я могу, – сказал неизвестный человек.
– Тогда другое дело. Только, вот, ну, караулку-то можно обставить. Да только из караулки сейчас позвонят в команду, те выбегут сразу. Нет, тут нужно подумать, Аэродром-то весь обнесён проволокой и караульные ходят. Проволоку-то можно одолеть, столбы машиной вырвать.
– Как машиной?
– Да вот так, у меня тут цепи есть на случай аварии мотора. Прицепиться за столб и пустить машину, вырвет, как тютельку…
– Ну, столб-то и я сам, пожалуй, смогу выворотить.
– А караульный? Если выстрелить, команда услышит. В городе тревогу дали. Конечно, и на аэродроме тревога. А не лучше ли вам, ребята, просто в лес? Дело вот ещё такое… – шофёр совсем остановил машину.
– Какое?
– Аэродром не военный, но есть на нём четыре бомбовоза, деревни бомбить. Сам видал, как они это делают, кулаков усмиряют. Так вот, есть у меня такая мыслишка: вы, значит, летите себе к вашей чёртовой матери, а я этот аэродром подожгу, всё равно на вас подумают.
– Гм, – сказал Еремей, – мысли у тебя, паренёк, правильные, только поставят тебя к стенке.
– Не поставят, выкручусь, меня Медведев очень любит. А что я вас вёз, сам признаюсь, а по дороге, скажу, сбежал, что мне было делать? Вас двое, я один, а руку ты мне, браток, чуть в котлету не раздавил, должно быть, вся в синяках.
– Бывает, – сказал Еремей.
– Мы, вот что, свернём машину с дороги за полверсты до аэродрома. Тут, в заднем сиденье у меня ещё и винтовка спрятана. Вы, ребята, меня не бойтесь, никого ещё не подводил, разве что тех, кого следует. Очень мне эти бомбовозы чешутся…
– Парень ты, видимо, подходящий, давай что-ли вместе лететь?
– Не выходит, семья на учёте.
Вдали показались огоньки аэродрома. Машина свернула на какой- то просёлок.
– Ну, давайте вылезем и посмотрим.
– Вы можете идти? – спросил Еремей неизвестного человека.
– Трудно.
Ну, я вас потащу, там видно будет.
Еремей посадил неизвестного человека себе на шею. Шофёр достал свою винтовку и ещё раз сказал:
– Говорю вам, ребята, не бойтесь, не подведу. Катимся.
– А нет ли у тебя там ещё и верёвки? – спросил Еремей.
– Есть и верёвка. Всё есть. Как на корабле, и водка есть.
– Давай верёвку сюда, верёвка всегда пригодится.
Шофёр пошёл вперед, пробираясь сквозь освещённый лунным светом лес. Через несколько минут показался бесконечный забор из колючей проволоки, перед забором такая же бесконечная дорожка и на ней часовой, скучно шагавший вдоль забора.
– Лежите тут, – сказал Еремей, – я этого часового сейчас прикручу, только ты ему не показывайся.
– Это я понимаю, – сказал шофёр.
Еремей змеёй пополз от куста к кусту. Неизвестный человек, оставшись с шофёром, всё-таки вытащил из кармана пистолет.
– Брось, – сказал шофёр, – я же говорил, не подведу.
Еремей дополз до куста, от которого до дорожки часового было шагов с десяток. Когда часовой прошёл мимо куста, Еремей бесшумно и быстро, как огромная кошка, скользнул к нему. Какой-то шорох часовой всё-таки услыхал. Он повернулся, но перед его лицом возникла чья то борода, и какие-то стальные тиски сжали ему горло, больше часовой не помнил ничего.
– Ну, вот, – сказал Еремей, вернувшись назад и кладя связанное и бесчувственное тело на землю. – Теперь ему какой-нибудь кляп в рот, и пусть себе лежит, найдут, волки не съедят. Накрыть его только чем- нибудь, а то застудится парень.
Когда дело с часовым было окончательно урегулировано, группа подползла к забору. Еремей испытующе потряс столб.
Столб стоял прочно. Еремей накинул цепь на его верхушку. В конец цепи вцепились оба, и Еремей, и шофёр. После нескольких рывков столб зашатался и свалился на землю.
– Теперь по нём можно перейти, как по мостику, – сказал Еремей, – айда!
Он взял на руки неизвестного человека, и все трое очутились на территории аэродрома. Вдали стояли ангары.
– Вот там две скоростные машины, – сказал шофёр. – Однако, нужно поскорее, как бы кто-нибудь не увидал.
Неизвестный человек уже не имел сил подняться на машину. Еремей поднял его, как котёнка и посадил на место.
– Ну, теперь, ребята, такое дело, как только вы заведёте мотор, команда выскочит сейчас же, пропали тогда мои бомбовозы. Вы малость погодите, минуту или две, и я это всё устрою культурно. Ну, давай вам Бог. Больше не попадайтесь.
Еремей протянул ему руку.
– Ну, ты только не сломай, – шофёр потряс Еремеевскую лапу, – может, где и когда ещё повстречаемся, мало-ли что бывает на этом свете. Когда я свистну – пускайте самолёт.
Еремей уселся в машину.
– А куда лететь? – спросил неизвестный человек.
– Я по звезде покажу.
– Далеко?
Это, как сказать… Пёхом недели две-три. А по воздуху я не ходок. Думаю, что по карте вёрст с полтысячи.
Неизвестный человек покачал головой.
– Постараюсь выдержать. А каков спуск?
– На озерко.
– Машина на колесах, – утопим машину, да и сами, вероятно, утонем.
– Машина – чёрт с ней. А чтобы мы утонули, так этого не бывает. Выплывем.
Недалеко раздался тихий свист. Мотор загудел, и машина рванулась вперёд. Уплыла земля, стал уплывать аэродром, верхушки сосен плыли назад. Минуты через три-четыре снизу донёсся взрыв. Потом другой. Потом весь аэродром вспыхнул, как куча целлулоида, и тяжкие взрывы покатились над тайгой. Неизвестный человек со смертельно бледным лицом вёл самолёт в направлении звезды, на которую ему указал Еремей.
Конец первой части.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Издание журнала
“СВОБОДНОЕ СЛОВО КАРПАТСКОЙ РУСИ” С.Ш.А., Нью-Йорк, 1968.
ОГЛАВЛЕНИЕ
КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ АВТОРАПОСЛЕДСТВИЯ ПОБЕГА ЕРЕМЕЯ
ЧЕЛОВЕК ИЛИ ОРГАНИЗАЦИЯ?
ВОЗВРАЩЕНИЕ
ВСТРЕЧА
ПОЯВЛЕНИЕ ГЕНЕРАЛА БУЛАНИНА
РАЗМЫШЛЕНИЯ ГЕН. БУЛАНИНА
СТЁПКА НА ОТДЫХЕ
ОПЯТЬ ОКУРКИ
ПОРТСИГАР
СВЕТСКАЯ БЕСЕДА
НА ПЕРЕКРЁСТКЕ
ДРУЖЕСКАЯ БЕСЕДА
СТЁПКИНЫ ВСТРЕЧИ
СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ
ТРИ НАЧАЛЬСТВА
В МАЛИНЕ
СЕЙСМОГРАФ СУДЬБЫ
ЯСНЫЙ ПРИЦЕЛ
ПОЧТИ СОН
ВОЛОС ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
МОЛОДЕЖЬ – ВПЕРЕД!
ПЕРЕД РЕШАЮЩЕЙ АТАКОЙ ИЗОЛЯЦИЯ
АТАКА НАЧИНАЕТСЯ
ОСАДА ИЗОЛЯТОРА
ЗАОЧНЫЕ ШАХМАТЫ
НАКАНУНЕ СОБЫТИИ
СТРЕЛА
СТРАННАЯ БОЛЕЗНЬ
ЕЩЁ ПИЛЮЛЯ
К ВЕЧЕРУ
ЭПИДЕМИЯ
ВЕРОНИКА
ЧТО ДЕЛАТЬ?
В НЕЁЛОВО
ТАКТИКА МАЙОРА ИВАНОВА
ПОВОРОТ НА 90 ГРАДУСОВ!
НА ЗАИМКЕ
БЫВШИЙ ТОВАРИЩ ИВАНОВ ОБРИСОВЫВАЕТСЯ
ЗАПИСКА БЕРМАНА
ВАНЬКА – ВАСЬКА
ВПЕРЕДИ – ШИРОКАЯ ЧЕСТНАЯ ДОРОГА
СТЁПКА ПЕРЕД РЕШЕНИЕМ
“НЫНЕ ОТПУЩАЕШИ, ВЛАДЫКО”
КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ АВТОРА
Автор этого романа, Иван Лукьянович Солоневич, родился 1 ноября 1891 года в глухой деревне Гродненской губернии – сердце Белорусии. Его отец, Лукьян Михайлович, из крестьянской семьи, напряжённой учебой добился звания народного учителя. И из деревни стал писать статьи и заметки в газеты города Гродно. Губернатор Гродно, П. А. Столыпин, заметил способности скромного деревенского учителя, помог ему перебраться в город, основать там “Белоруское Общество” и газету “Белоруская Жизнь” для борьбы против ополячивания и окатоличивания белорусов. Впоследствии Лукьян Михайлович был кандидатом в Гос. Думу.
Отец Ивана ещё в деревне женился на девушке-белоруске Юлии Ярушевич. Там же родились трое его сыновей, в будущем все получившие высшее образование. У всех была чисто славянская кровь (белорусы – самые чистые славяне), а среди родных два деда и пять дядей были священниками.
Иван, уже студентом, энергично помогал своему отцу в издании газеты, эта близость к прессе отразилась на всех братьях.
Февральская революция застала всех Солоневичей в Петербурге. но гражданская война развеяла их по всему лону Матушки- России. Будучи в Одессе, Иван заболел сыпняком и не смог эвакуироваться. Средний брат, Всеволод, погиб в 1920 г. в армии Врангеля. Младшему, Борису, тоже не удалось эвакуироваться, и братья свиделись только в 1925 г. в Москве. В тот период оба брата занимали очень видное положение в спорте: Иван был инспектором физкультуры ВЦСПС (профсоюзов), а Борис – инспектором физической подготовки Военно-Морских Сил.
Иван ещё накануне первой мировой войны в Минске женился на преподавательнице французского языка Тамаре Воскресенской.
Ей, блестящей лингвистке, удалось в период НЭПа получить командировку в советское торгпредство в Берлин, где она с сыном Юрием провела 3 года. Но Ивана туда не выпустили, тем более, что Борис за подпольное руководство скаутским движением был сослан на Соловки.
Потом наступила эпоха коллективизации, и стало всё яснее, что поворот к “зажиму” неизбежен. Когда Борис отбыл Соловки и ссылку в Сибири, братья решили бежать из “социалистического рая”. Предварительная разведка показала, что только побег в Манчжурию и Финляндию даёт гарантию не быть выданным Советам. Решено было бежать через Карелию в Финляндию. Тамаре удалось познакомиться с немецким техником, годным ей в сыновья, и, заключив фиктивный брак, она получила немецкое подданство и в 1932 году законно уехала в Берлин.
Первая попытка побега состоялась в 1932 году. Но братья не знали, что в Карелии есть магнитные аномалии, и что там компасы врут, как нанятые. Группа заблудилась, Иван заболел, и пришлось вернуться из Карельских лесов района водопада Кивач. Но ГПУ уже кое-что заподозрило, и при следующей попытке побега, в 1933 г., все были арестованы в поезде на пути к Мурманску…Братья получили по 8 лет концлагеря. 18-летний сын Ивана, Юра – 3 года. Но им всем чудесно повезло, вместо отправки в Сибирские лагеря, их эшелон был направлен в Карелию, откуда они (из разных лагерей) благополучно ушли в Финляндию в 1934 году. Эта эпопея побега ярко описана всеми “тремя мушкетерами”: Иваном в “России в концлагере”, Юрой в “22 несчастья” и Борисом в “Молодежи и ГПУ”.
Из Финляндии Иван начал печатать главы своей книги “Россия в концлагере” в Парижской газете “Последние Новости”, эти очерки имели необычайный успех. Но братьям очень “не хотелось” жить по соседству с СССР. Борису удалось продать рукопись своей книги о русских скаутах шведскому издательству, и в 1936 братья начали издание газеты “Голос России” уже в Софии. Было много “триумфальных” поездок с докладами по всей Европе. Но трагедия уже сгущалась над Солоневичами. Получены были сведения о смерти (или расстреле) отца в советском концлагере, в феврале 1938 года в редакцию газеты был принесён пакет с книгами, оказавшийся адской машиной. Братья и Юра случайно уцелели, но секретарь редакции, студент Михайлов, был разорван буквально в клочки, а взрыв оторвал обе руки Тамары. Через два часа она умерла…
Начало войны застало Ивана с сыном в Берлине, а Бориса – в Брюсселе. Были и аресты, и лагеря, и опасности. И напряженная работа в прессе.
После войны Иван с сыном переехали в Аргентину, где Иван стал выпускать газету “Наша Страна”, существующую и поныне. Как раз там, в этой газете, между фельетонами, “между делом”, начал печататься роман “Две Силы”.
По доносу “друзей” Ивана выслали в Уругвай, и там, в апреле 1953 года после операции желудка он неожиданно умер. Обстоятельства его смерти и сейчас остаются весьма таинственными… Так, в расцвете своей творческой жизни умер Иван Солоневич – один из крупнейших журналистов и литераторов нашего Русского Зарубежья.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОСЛЕДСТВИЯ ПОБЕГА ЕРЕМЕЯ
Из всех людей, наполнявших coбою верхнюю комендатуру, майор Иванов первым пришёл в себя. Он слышал стон, вой и крики в выходящей в коридор двери, видел, как там зажглась и потухла спичка, слышал падение чьих-то тел, и потом быстрые шаги, бегом удалявшиеся по коридору. В том, что Еремея тут же поймают, у товарища Иванова не было никаких сомнений. Не было также и никаких сомнений в том, что же делать в столь необычном случае.
В верхней комендатуре царила кромешная тьма. Но так как учреждение, в котором действовал товарищ Иванов, питало к электрической станции не больше доверия, чем все остальные обитатели города, то во всякой комнате хранился запас свечей и керосиновых ламп. Товарищ Иванов прислушался ещё раз, слышались крики и стоны, но ударов и прочего слышно не было. Он осторожно чиркнул спичкой, на всякий случай снова вжимаясь спиной в свой угол. Спичка осветила весьма неутешительное зрелище. Переступая через людей ещё -стонавших, тов. Иванов добрался до шкафа и извлек оттуда несколько свечей. Когда свечи были зажжены, товарищ Иванов снял телефонную трубку, телефон работал. Был вызван приёмный покой и из приёмного покоя – хирурги, носилки и всё такое. Где-то по бесконечным коридорам уже мелькали огоньки свечей и ламп, и в комендатуру ворвался дежурный взвод внутренней охраны.
– Арестованный бежал, вон туда по коридору, – сказал товарищ Иванов.
Охрана бросилась по коридору, держа в руках кто свечу, кто карманный электрический фонарик. Кроме двух дверей, ведущих в коридор, двери в верхнюю комендатуру и почти соседней с ней двери в следовательский кабинет, все остальные были заперты. У этой последней лежал труп одного из следователей, но кабинет был пуст. Взвод внутренней охраны так же стремительно вернулся обратно, требуя от товарища Иванова более конкретных приказаний или указаний. Но в этот момент товарищ Иванов был занят более срочными делами.
На полу, прикрытый чьим-то телом, лежал и стонал товарищ Медведев. Под проломанной верхней доской стола лежал товарищ Берман, но он даже и не стонал.
– Тут поважнее, – сказал товарищ Иванов, – арестованного всё равно поймают, вы пока помогите здесь.
Товарища Медведева освободили от неизвестного пока тела, которое, очевидно, было вполне безжизненным, вероятно, был переломан позвоночник. Тов. Бермана осторожно извлекли из-под обломков стола, товарищ Берман не показывал никаких признаков жизни. Остальные жертвы катастрофы не вызывали в данный момент никакого внимания со стороны товарища Иванова. По телефону он дал распоряжение монтёрам привести в порядок освещение. Через несколько минут в верхней комендатуре появились монтёры, врачи и носилки. Появился и заместитель товарища Медведева, которому товарищ Иванов сделал краткий, но обстоятельный доклад.