Страница:
наукам юридическим. А вот и новые, недавно купленные в академической лавке:
"Марк Аврелий", цена один рубль, "Похождения Телемака, сына Улисова"--
полтора. Однако Сашка мот, денег на книги не жалеет, только когда он их
читает, интересно, если всегда занят.
А это что за старый фолиант? Батюшки-светы, да это же атлас!
Алеша с волнением открыл старую книгу: карты побережья Бал-тийского
моря, изданные в типографии Тессинга в Амстердаме. Ти-пографию эту основал
государь Петр в конце прошлого века во время поездки своей в Голландию.
Откуда у Сашки эта дивная книга? Не иначе как прокурор Ягужинский в свое
время купил ее за какой-то надобностью, скорее всего, чтобы государю
угодить.
В этот момент дверь в библиотеку отворилась и в нее просуну-лась голова
лакея:
-- Барин, там внизу неведомо чей слуга бранится, требует Алек-сандра
Федоровича. Я ему говорю -- нету их дома, а он не верит и записку сует. Я
подумал и взял -- может, что-нибудь срочное?
-- Давай сюда записку.
Листок был сложен пополам, слова нацарапаны вкривь и вкось, подписи не
было, но текст заслуживал внимания: "Я жду вас в карете для важного
разговора. Записку уничтожьте".
Алеша с сожалением посмотрел на атлас: как бы славно сейчас над картами
посидеть. Если бы не этот постскриптум об уничтоже-нии записки, он бы так и
сделал. Пусть Сашка сам по возвраще-нии разговаривает важно с кем ему
заблагорассудится. Но в припис-ке угадывалась тайна, и он не имел права
отмахнуться от нее в по-добной ситуации: Никита под арестом, Сашка
неизвестно где... Алеша сунул записку в атлас как закладку, водрузил книгу
на место и поспешил вниз.
"Неведомо чей слуга" был стар, вернее сказать, дряхл, но одет чисто,
даже с некоторым шиком, словно донашивал старые вещи хозяина,
-- Кто ждет меня в карете?
-- Соблаговолите следовать за мной,--церемонно сказал слуга, распахивая
дверь на улицу. Алексею ничего не оставалось, как последовать за ним. И
странно, мысль о западне или ловушке даже не пришла ему в голову, он только
подумал: надо бы после разго-вора попросить хозяина кареты, чтоб подвез его
домой, а то Софья совсем с ума сойдет.
Никакой кареты возле подъезда не было, однако слуга проворно заковылял
в сторону собора Святого Исаакия, время от времени он останавливался и манил
Алешу за собой. Карета обнаружилась за кустами в тени деревьев. Как только
они приблизились к ней, слуга залез на козлы, видно, он исполнял обязанности
кучера. Дверца распахнулась вдруг, и из темноты раздался насмешливый высокий
голос:
-- Прошу вас, сударь. Невидимая рука выбросила подножку.
-- Куда вы меня везете и с кем имею честь?--спросил Алеша, совершенно
забыв, что в карете ждут не его. а Белова, и не мешало бы об этом
предупредить.
-- Мы сделаем кружок и вернемся на старое место. Не надо тру-сить,
молодой человек!--со смехом сказал невидимка.
-- Однако...-- с негодованием прошептал Алеша и залез в карету. На него
пахнуло запахом винного перегара и какой-то пряной, чесночно-перечной
закуски. Если на улице был полумрак, то в карете за зашторенными окнами
стояла полная темнота. Лица мужчины не было видно, но, судя по голосу, он
был молод, только пьян по-рядком.
-- Хорошо, поехали. Я вас слушаю.
-- Ух ты...-- с удивлением произнес мужчина.-- Это кто же сюда явился?
Я жаждал Александра Белова.
Алеша резко отодвинулся, желая повернуться к собеседнику лицом, однако
тот, видимо, иначе истолковал этот жест, потому что цепко схватил его за
руку и крикнул угрожающе: "Сидеть!"
Карета меж тем неторопливо тронулась. Мужчина распахнул дверцу и
крикнул слуге:
-- Подай фонарь!
-- Оставьте меня, сударь. Я не собираюсь бежать.-- Алеша с трудом
выдернул руку и стал растирать запястье. Мерзавец пьяный, как клещами сжал.
Незнакомец не сказал еще ни слова о деле, а уже очень ему не понравился.
Слуга на ходу передал горящий фонарь, внутренность кареты осветилась, и
двое сидящих в ней с любопытством уставились друг на друга.
При первом взгляде Алеша не увидел в лице незнакомца ничего
неприятного, оно было даже, пожалуй, красиво, но при внимательном изучении
поражало несоответствие между узкими, недобрыми глаза-ми -- в них были и
сила, и власть -- и капризным ртом над малень-ким круглым подбородком.
Мужчина вдруг рассмеялся, показывая длинные белые зубы.
-- Я вас знаю. Вы с Беловым всегда в одной упряжке. Вас зовут?..
-- Алексей Корсак к вашим услугам.
-- О, ваши услуги мне не нужны. Я сам готов оказать... по мере сил. А
вы меня не знаете? И не догадываетесь, кто я? Неужели ваш друг Белов никогда
не рассказывал вам о графе Антоне Бесту-жеве?
-- Так это вы?-- воскликнул Алеша потрясение и подумал: "Ну и влип!"
Алеша не мог узнать сына всесильного канцлера, потому что ни-когда его
не видел, но о скандальной дуэли и дурной славе этого человека был наслышан.
Довольный произведенным эффектом, граф поставил фонарь, по-шарил под
ногами, ища шляпу, нашел. Когда он двумя руками нахло-бучил шляпу на голову,
Алеша решил, что с ним прощаются, видно, важному разговору не суждено было
состояться, однако головной убор нужен был графу только для того, чтобы
снять его светским жестом и дурашливо представиться.
-- Если Белов говорил обо мне что-нибудь эдакое,-- он неопре-деленно
повертел пальцами,-- не верьте. Мы приятели, а меж прияте-лями чего не
случается... Особенно если один из них горд не в меру. Последнее я не о себе
говорю.-- Он подмигнул, захохотал и вытащил из кармана плоскую металлическую
фляжку, богато украшенную камнями.
Отхлебнув значительную порцию вина, он долго полоскал им горло, потом,
поперхнувшись, выпил и наконец протяжно и чрезвы-чайно противно икнул. Алеша
не столько брезгливо, сколько удивлен-но наблюдал все эти манипуляции.
Нельзя было понять, всегда ли граф ведет себя так, словно другие суть
неодушевленные предметы и при них можно ковырять в носу, плеваться и
издавать непотреб-ные звуки, или просто Бестужев его дразнит, испытывает
терпение.
-- Теперь объясните,-- очень вежливо сказал граф,-- почему вы почтили
меня своим присутствием вместо Белова. Он сам вас по-слал?
-- Ни в коем случае, ваше сиятельство. Белов в отъезде, и слуга по
ошибке вручил мне вашу записку. А теперь разрешите откла-няться...
-- Нет, нет, не уходите. Может, оно и к лучшему, что здесь именно вы, а
не Белов. Он горяч. В отъезде, говорите?-- Граф опять подмигнул.--
Затосковал по жене? Говорят, он с ней хлебнул беды. И еще хлебнет. Не женись
на красавице, бери себе скромную.-- Он вздохнул горестно.-- Как куропатку.
-- Вряд ли вы меня удержите здесь из-за разговора о его жене...
-- Не нужно сердиться, сударь Алеша. Вы не понимаете шу-ток. Просто я
не знаю, как перейти к главному. Предупреждаю, наш разговор должен остаться
для всех тайной. В противном случае вы навлечете на меня, да и на себя,
бо-ольшие неприятности. Только Белов и вы достойны знать, что...-- Он
отвалился на подуш-ки.-- Нет, при такой езде невозможно разговаривать: Гони,
черт тебя возьми!-- крикнул он кучеру, высовываясь из кареты.-- Что они у
тебя на ходу спят? Не кони, одры!
Лошади побежали быстрее. Карета запрыгала по ухабам адмирал-тейского
луга. Граф Антон опять достал флягу, вино, булькая, поли-лось в глотку.
Обнажившаяся шея графа была нежной, белой, а ка-дык маленьким, как горошина.
Он спрятал бутылку, отер ладонью рот и сказал значительно:
-- Мне стало известно, где прячут вашего пропавшего друга.
-- Оленева?-- воскликнул Алеша, стремительно подавшись впе-ред и
невольно стукнувшись о колени своего собеседника. Тело Бестужева мягко
подалось назад, словно фигура его была из ваты.
-- Не надо фамилий. Мы отлично понимаем друг друга, этого достаточно.
Он содержится на нашей старой мызе, что на Каменном Носу. Я наведался туда
случайно по своим делам. Папенька превратил мызу в крепость.-- Граф умолк,
бессильно покачиваясь в такт езде.
Алеша слушал не дыша, боясь пошелохнуться. Последняя порция вина не
подбодрила графа, наоборот, речь его замедлилась, он все время как-то
странно вздыхал, словно ему не хватало воздуха. Страшно было, что он вдруг
раздумает говорить из-за пьяного каприза или просто уснет на полуслове.
-- Где это -- Каменный Нос?
-- Каменный Нос на Каменном мысу, а тот в свою очередь на Каменном
острову,-- проговорил граф скороговоркой.-- Ясно?
-- Ясно,-- тупо кивнул Алеша.
Бестужев искоса посмотрел на него, словно проверяя: верит-- не верит.
-- Это Малый Каменный остров, тот, что в устье Екатерингофки. Там со
стороны моря бухточка небольшая, в ней мыза и сто-ит. Попасть туда можно
только со стороны моря. Дощатая пристань и сразу забор. Папенька обожает
заборы! Забор высоченный, в нем калитка, но она охраняется. И не вздумайте
идти к мызе со стороны луга! На вышке, это бывший маяк, всегда кто-нибудь
торчит... из стражи.
-- Вы видели нашего друга?
-- Не перебивайте меня!-- резко одернул его граф и опять на-чал
рассказывать про мызу, окрестности ее, вспомнил кучу мело-чей, где какой
двор, да какие покои, и в каком из них содержат арестованного. Говорил он
медленно, веско, и нельзя было понять, отговаривает ли он от сложного
предприятия или дает совет, как лучше его осуществить. Кончил он на
неожиданно веселой ноте:
-- Я бы вам все нарисовал, да позабыл прихватить письменные
принадлежности.
-- Но как вы узнали, что там содержится именно наш друг?
-- А это вас не касается. Это моя мыза, моя1 И остров мой! А он
запрещает мне туда ездить... еще грозится!
Алеша понял, что граф говорит об отце -- канцлере Бестужеве.
-- Арестованного сторожит наш глухой Харитон. Помимо него есть караул,
и серьезный.--Он вздохнул, словно скука его сморила.-- Когда четыре
человека, а когда шесть.,. Каждый вторник в десять вечера они меняются. В
субботу у них баня. Запиши.
-- Куда записать-то?
-- В головку! В головку запиши!-- Граф постучал себя по лбу.
-- Насколько я вас понял, ваше сиятельство,--Алеша старался говорить
убедительно, неторопливо,-- вы советуете нам напасть на мызу именно в
субботу? То есть послезавтра?
-- Ничего я вам не советую, но торопитесь, потому что Оленева вашего не
сегодня завтра переводят в крепость.--Граф открыл двер-цу, вдохнул свежего
воздуха и крикнул кучеру:-- Назад!
После этого он откинулся на подушки, отодвинул шторку на окне и, словно
забыв о своем спутнике, принялся внимательно сле-дить за пробегающим мимо
городом. Однако далеко они заехали... Вдоль дороги тянутся постройки
казенного вида: склады, провиант-ские магазины, всюду пусто, обыватель мирно
спал. За каретой увязалась собака и долго, молча, не лая, бежала вдоль
дороги, словно не собака вовсе, а волк. На Адмиралтейской набережной у
почтового двора Алеша попросил графа остановить карету. Тот рав-нодушно, не
задавая вопросов, исполнил его просьбу.
Алеша спрыгнул на землю, вежливо попрощался. В ответ не раз-далось ни
звука, но когда Алеша уже направился к мосту, граф вдруг резко его окрикнул:
-- Как тебя там... Корсак... вернись! Алеша пожал плечами, неторопливо
подошел к карете, не оби-жаться же на этого пьяного индюка!
-- Белов спрашивать будет, зачем я все это рассказал, какая, мол,
выгода?-- От пьяного благодушия графа Антона не осталось и следа, голос был
злой, резкий.-- Дак скажи ему -- чтоб папеньке досадить. Белов поймет.
Трогай!-- крикнул он кучеру.
"Ну и новость!--взволнованно думал Алеша, вышагивая по на-правлению к
дому.-- Всем новостям новость! Это надобно обсудить, обмозговать. Сашка,
возвращайся же наконец! Что ты там делаешь, в Петергофе -- службу несешь или
на пирах гуляешь? Дело-то не терпит!"
При всей важности услышанного в разговоре с Бестужевым за-стряла в
сознании заноза, а вернее сказать, осела какая-то муть, словно плеснули туда
тухлой бурдой. Последние слова графа просто оскорбительны! Что значит --
"Белов поймет"? Почему это Белов должен понять такую гнусность, как
предательство отца?
-- Стоп, Корсак,-- сказал себе Алеша.-- Не туда гребешь. Нам до
отношений канцлера Бестужева со своим сынком дела нет. Нам надо продумывать
детали побега. А вдруг все это вранье? С чего бы графу Бестужеву говорить
нам правду?
Знай Алеша, какой разговор предварил свидание их в карете, ему легче
было бы понять, какой бурдой плеснули в его незамут-ненную душу.
Пили, и много, до полного затмения рассудка, вернее, граф Ан-тон пил, а
дружок его Яков только играл в пьяного и все советы давал, как из жены
Авдотьи или отца деньги выкачать, и еще дразнил, подначивал.
-- Дался тебе этот Белов! Что ты о нем забыть не можешь?
-- Но ведь это он нашел труп во дворце?
-- Гольденберг мертв, забудь о нем.
-- Я уж забыл. Я не о Гольденберге толкую, а о Белове. Этот каналья
сделал меня посмешищем всего Петербурга.
-- Ты сам себя сделал,-- бубнил Бурин.-- Пить надо меньше!
-- Ты в этом не понимаешь ничего, а потому помолчи. Когда дуэль была, я
ж на ногах не стоял. Как можно стрелять в бесчув-ственного человека?
-- Так он и стрелял в воздух. Зачем ты руку-то вскинул? Пулю словить?
-- Нет, ты меня послушай,-- жарко задышал граф Антон в ухо
собутыльнику.--Сейчас Белов сам словит пулю. Ты послушай... Стр-ит мне
только ему сказать, что на нашей мызе томится князь Оленев... Это же капкан!
-- Не такой Белов дурак, чтобы поверить тебе на слово.
-- А спорим, поверит! Бьюсь об заклад, не только поверит, но и
нападение на мызу организует. А я папеньку-то и предупрежу... И угодит он,
милок, под пулю или в крепость.
Бурин мрачно и недоверчиво смотрел на графа Антона, а тот вдруг скривил
капризно губы и добавил:
- А может, и не предупрежу...
Саша не вернулся из Петергофа и на следующий день, в пятницу. Наступила
суббота, которая, по сообщению молодого Бестужева, бы-ла на Каменном Носу
банной, и Алеша на свой страх и риск решил действовать самостоятельно. О
нападении на мызу, разумеется, не могло быть и речи, к подобному предприятию
следует готовиться долго и тщательно. Алеша думал только о рекогносцировке,
ознаком-лении с местностью. И вообще необходимо убедиться, стоит ли на
Каменном острову мыза и что она из себя представляет.
Граф Антон говорил, что вокруг болото, забор неприступен, а на старом
маяке всегда кто-то торчит для наблюдения за местностью. Последнее было
особо нежелательным, в начале июня и в полночь светло, как днем. Оставалось
надеяться на дождь. При пасмурной погоде ночью если не темно, то уж сумраком
это время суток опре-деленно можно назвать, а в сумерки все собаки серы. Но
ничто, как на грех, не предвещало дождя.
А почему, собственно, ночью он должен наведаться на Каменный Нос?
Почему не днем? Он любитель охоты, без рябчиков и куропаток жить не может.
Кто сказал, что на Каменном острове нельзя охотиться? Запрещающей таблички
там наверняка нет- Если пойма-ют, скажет, что заблудился в островах. В
крайнем случае -- поко-лотят. Но лучше до этого крайнего не доводить, дворня
Бестужева знает о своей полной безнаказанности и так может отделать
чело-века, что и не встанешь после побоев. Но, помнится, граф Антон не про
дворню толковал, а про военный караул. Это еще хуже...
В конце концов Алеша остановился на следующем варианте: он берет с
собой Адриана, и они плывут на Каменный Нос вечером к предполагаемому
банному времени, на всякий случай возьмут с со-бой не только ружье, но и
пистолеты, а там видно будет. Такой у него был стратегический план.
Осталось только заморочить голову Софье, чтобы у нее не было никаких
подозрений по поводу этой поездки. Намедни, когда Алеша явился домой в три
часа ночи, Софья лежала в уголке супружеской кровати, в изголовье горела
свеча. При появлении мужа она не повер-нула к нему лицо, не сказала ни
слова, а только дунула на свечу и затаилась в темноте.
По дороге домой он твердо решил, что не будет рассказывать Софье о
встрече с молодым Бестужевым, дабы не волновать попусту. Но здесь все его
благие намерения разом соскочили с оси.
-- Софья, я знаю, где прячут Никиту,--сказал он в темноту.
Она сразу села, и Алеша почувствовал ее горячее дыхание у своей щеки.
Они проговорили до утра. Однако он рассказал ей о беседе в карете, как бы
пропуская все через сито, когда незна-чительные подробности проваливаются
без препятствий, а главное -- о карауле и предполагаемом нападении на мызу
-- застревает, остава-ясь тайной.
Ружье и пистолеты были вынесены из дому с подобающими
предосторожностями, а Софье было сообщено, что его с Адрианом сроч-но
вызвали в Адмиралтейскую коллегию и что вернутся они поздно.
Алеша предпочел взять самую плохонькую лодчонку, дабы не при-влекать к
себе внимания. Итак, по фонтанной речке до устья, у Екатерингофского дворца
свернуть на речку Екатерингофку, а за-тем протокой добраться до восточного
берега Каменного острова. И Екатерингоф, и крохотный Овечий островок, на
котором стоял Подзорный дворец, и Гутуев остров Алеша помнил еще с того
вре-мени, когда в первый свой приезд в Петербург прошел весь город пешком в
поисках моря. За пять лет Екатерингофский дворец отреставрировали, но
Елизавета не любила в нем жить, и Алеша надеял-ся, что места эти и по сию
пору безлюдны.
Фонтанку преодолели быстро, по городу плыть одно удовольствие, ныряй
себе под мосты да посматривай по сторонам развлекаясь. На повороте в
Екатерингофку поднялся вдруг ветер, нешуточная волна стала бить в борт.
Ориентироваться в протоках было трудно. Кустарный остров вполне
оправдал свое название, он весь зарос ивняком, ольхой и кру-шиной. В
отдалении чернели лачуги рыбаков, висели сети, развешен-ные для просушки,
дымился костерок. Пока все совпадало с рас-сказом графа Антона, помнится, он
упоминал про рыбаков. Алексей плыл у самого берега, стараясь быть
незаметным. На выходе из протоки обнаружилось много мелких островков, они
словно плавали в воде. Попробуй определить без карты, какой здесь остров
Камен-ный, а какой Вольный.
-- Алексей Иванович, воды набежало...
-- Так отчерпай.--Алексей сам сел на весла и направил лодку к
обрывистому, усеянному крупными камнями и галькой берегу. Наверное, это и
есть Каменный, граф говорил -- все время держаться левой руки.
Лодку спрятали в густой осоке, вышли на берег, осмотрелись.
-- Теперь слушай,-- сказал Алексей денщику.-- Ружье мы взяли для отвода
глаз, если нам здесь и понадобится оружие, то это будут пистолеты.
-- Кому здесь глаза-то отводить? Чайкам, что ли?-- недоверчиво
прищурился Адриан.
-- А хоть бы и чайкам, чтоб не орали. Главное, иди за мной след в след,
и полнейшая тишина.
-- Понял, чай не идиот,-- обиженно бросил Адриан, и они трону-лись.
Кустов на острове было немного, почва, как и говорил граф, была топкой,
иногда приходилось прыгать с камня на камень. Вдалеке темнело нечто, что
могло быть в равной мере и мызой, и купой деревьев.
Они шли ходко, прячась за валуны и редкие кустарники, скоро стало
явственно видно, что дерево там одно, а все остальное -- забор и торчащее
нечто, что могло быть башней.
Граф говорил, что мыза представляет из себя пристройку к ста-рому
маяку, который давно потерял свою функцию. На верхней площадке, где когда-то
зажигали фонарь, глухой Харитон устроил се-бе горницу и с завидным
постоянством взбирался наверх по винто-вой лестнице, дабы обрести
одиночество и помолиться. С маяка от-лично просматривались луг, гряда
камней, причал и море, то есть все подступы к мызе.
Эта старинная усадьба попала в собственность канцлера, Бестуже-ва при
конфискации имущества некоего опального дворянина. По обретении острова и
мызы Бестужев распорядился обнести ее высоким забором, обставил кой-какой
самой простой мебелью и, кажется, забыл о ее существовании, хотя дикий
остров был по-своему поэтичен, а в камышах водилось множество уток и прочей
дичи. Но Бестужев не любил охоты. Пришло время, и мыза понадобилась ему для
других целей, мнимый Сакромозо был отнюдь не первой жерт-вой, посетившей сии
стены из-за политических дрязг.
Все, пришли... Кусты кончились, перед разведчиками расстилался обширный
луг, заросший высоченными, чуть ли не в рост, зон-тичными. Белые кущи сныти
и дикого укропа несмотря на вечерний час расточали медовые запахи. Укрыться
в этой белой кипени было проще простого, и Алексей благословил небо, что
нерадивые страж-ники не догадались ее выкосить. В другое время года никто не
мог бы подойти к мызе невидимым.
Они сели на землю.
-- Вот под этим кустом меня и жди. Дальше пойду один,-- шепотом сказал
Алексей, хотя кто их тут мог услышать?
-- На разведку? Что ищем-то? Скажите, Алексей Иванович, Хри-ста
ради!--Любопытные глаза денщика так и буравили хозяина. Адриану было ясно,
что барин пожаловал на остров по нешуточному, тайному делу, и ему тоже
хотелось приобщиться к этой тайне, и чтоб страшно было, и чтоб мурашки по
телу.
-- На вот и сиди со взведенным курком.-- Алексей сунул в руки Адриана
пистолет.-- Если что, беги на выручку,
-- Это уж не сомневайтесь. Прибегу...
-- Нет, не беги.-- Алексей словно опомнился.
Бели их с Адрианом схватят, то никто не будет знать, где их искать.
Более того, сведения о Никите, которых они так долго ждали и которые сами
упали в руки, в случае их пленения пропадут втуне.
--Так бежать или не бежать?-- дергал за рукав Адриан.
-- Не бежать. За этим заборам держат Никиту Оленева. Эти сведения
необходимо проверить. Если я,-- он вложил в руки денщи-ка часы,-- не вернусь
через час, то шпарь к лодке и поспешай домой. Найдешь Белова, все
расскажешь. Понял?
Алексей вскинул руку в прощальном приветствии и, как в пену морскую,
нырнул в уже мокрую от росы белоснежную траву. Адриан влез в середину куста
-- отличный наблюдательный пункт -- и замер, глядя на высокий забор
безжизненной мызы.
Сейчас, когда Алексея не было рядом, ему почудились далекие голоса:
наверное, переговаривались за забором. Потом из трубы по-тянулась струйка
дыма: еду готовят, не иначе. Адриану остро захотелось есть, он достал из
сумки хлеб с сыром и принялся жевать, сетуя, что не успел засунуть в карман
Алексея Ивановича какой-нибудь еды: какая может быть разведка на голодный
желудок!
Алеша меж тем лежал на самом краю цветущей кущи и размыш-лял, как лучше
добраться до забора -- перебежать голый участок земли или преодолеть его
ползком.
-- Харитон, глухая тетеря!-- кричали за забором, потом стали кликать
какого-то Степана, грозя ему унтер-офицером, потом два мужика, непотребно
ругаясь, принялись где-то совсем рядом пилить дрова.
"Вот угомонятся немного, и поползу дальше",-- уговаривал себя Алексей.
На краю белого царства пробегал ручей, воды которого и питали корни
зонтичных. Прямо перед лицом Алеши торчали одуванчики, он устал их
рассматривать. Это были не те майские веселые цветки, которые желтым ковром
устилают все городские задворки и пустыри. Эти, луговые, выросли до
полуметра высотой, трубчатые их стебли толщиной в палец, а белая шапочка
столь плот-на, что может выстоять и против дождя, и против ветра-
Вид этого живучего, непобедимого растения заставил Алексея вскочить на
ноги. В несколько прыжков он преодолел голое про-странство и замер,
прижавшись к забору. Очевидно, его не заметили, не прозвучало ни выкрика, ни
выстрела. Теперь отдышаться и ти-хонько следовать вдоль забора; даже если
кто-то и дежурит на башне,Алексей уже не виден наблюдателю.
Он двигался в полный рост, плотно прижавшись к доскам живо-том и
грудью, словно полз по забору, пытаясь найти щелку, чтобы заглянуть внутрь.
Но не тут-то было, доски были толстые, поставле-ны внахлест. Неожиданно он
заприметил небольшой сучок в гладко оструганной доске. Он ткнул его пальцем,
и сучок поддался: круг-ляшка усохла и стала меньше своего гнезда. Алексей
нашарил в карманах нож и острием протолкнул сучок внутрь.
Словно глазок в занавеси, через который в бытность свою актером Алексей
смотрел в зрительный зал. Воспоминания о навигацкой школе были столь
реальны, что он даже не удивился, когда из темноты выплыло вдруг и замерло
лицо Никиты. Оно находилось на расстоянии вытянутой руки, и Алексей принял
его за воскресший в памяти бестелесный образ, а когда понял, что образ не
будет возни-кать в памяти бородатым и перечеркнутым железной решеткой, то
вскрикнул невольно и тут же зажал рот рукой, боясь, что его услышат.
Отправляясь в разведку, Алексей в глубине души не верил, что молодой
Бестужев сказал правду. Также подспудно зрела в нем мысль, что если граф и
замыслил каверзу или дрянь какую, то против Сашки -- это у них счеты, а он.
Корсак, здесь ни при чем, поэтому подставляться ему куда безопаснее, чем
другу. А здесь надо же какие дела -- граф почему-то сказал правду!
За спиной Никиты висел мрак, бледное лицо его не было изму-ченным или
страдальческим, оно было безучастным, глаза смотрели и не видели. Это
выражение глубокой задумчивости, почти отупения, делали друга никак на себя
не похожим. Он словно состарился вдруг на десять лет -- совсем чужое лицо!
Забыв о всяческой пре-досторожности, Алеша позвал его тихонько, но Никита
неожиданно круто повернулся и ушел в глубь комнаты. Какая она, камера,
Алексей не смог рассмотреть, что-то белеет, ничего не разберешь.
Чрезвычайно взволнованный, взмокший от переживаний, Алексей двинулся
дальше вдоль забора. Всем существом его овладела новая мысль --а что если
напасть?! Сейчас же, немедленно. В башне пусто, судя по голосам, караул
невелик. Сейчас он сбегает за Адрианом, у них две шпаги. Однако надо выйти к
"Марк Аврелий", цена один рубль, "Похождения Телемака, сына Улисова"--
полтора. Однако Сашка мот, денег на книги не жалеет, только когда он их
читает, интересно, если всегда занят.
А это что за старый фолиант? Батюшки-светы, да это же атлас!
Алеша с волнением открыл старую книгу: карты побережья Бал-тийского
моря, изданные в типографии Тессинга в Амстердаме. Ти-пографию эту основал
государь Петр в конце прошлого века во время поездки своей в Голландию.
Откуда у Сашки эта дивная книга? Не иначе как прокурор Ягужинский в свое
время купил ее за какой-то надобностью, скорее всего, чтобы государю
угодить.
В этот момент дверь в библиотеку отворилась и в нее просуну-лась голова
лакея:
-- Барин, там внизу неведомо чей слуга бранится, требует Алек-сандра
Федоровича. Я ему говорю -- нету их дома, а он не верит и записку сует. Я
подумал и взял -- может, что-нибудь срочное?
-- Давай сюда записку.
Листок был сложен пополам, слова нацарапаны вкривь и вкось, подписи не
было, но текст заслуживал внимания: "Я жду вас в карете для важного
разговора. Записку уничтожьте".
Алеша с сожалением посмотрел на атлас: как бы славно сейчас над картами
посидеть. Если бы не этот постскриптум об уничтоже-нии записки, он бы так и
сделал. Пусть Сашка сам по возвраще-нии разговаривает важно с кем ему
заблагорассудится. Но в припис-ке угадывалась тайна, и он не имел права
отмахнуться от нее в по-добной ситуации: Никита под арестом, Сашка
неизвестно где... Алеша сунул записку в атлас как закладку, водрузил книгу
на место и поспешил вниз.
"Неведомо чей слуга" был стар, вернее сказать, дряхл, но одет чисто,
даже с некоторым шиком, словно донашивал старые вещи хозяина,
-- Кто ждет меня в карете?
-- Соблаговолите следовать за мной,--церемонно сказал слуга, распахивая
дверь на улицу. Алексею ничего не оставалось, как последовать за ним. И
странно, мысль о западне или ловушке даже не пришла ему в голову, он только
подумал: надо бы после разго-вора попросить хозяина кареты, чтоб подвез его
домой, а то Софья совсем с ума сойдет.
Никакой кареты возле подъезда не было, однако слуга проворно заковылял
в сторону собора Святого Исаакия, время от времени он останавливался и манил
Алешу за собой. Карета обнаружилась за кустами в тени деревьев. Как только
они приблизились к ней, слуга залез на козлы, видно, он исполнял обязанности
кучера. Дверца распахнулась вдруг, и из темноты раздался насмешливый высокий
голос:
-- Прошу вас, сударь. Невидимая рука выбросила подножку.
-- Куда вы меня везете и с кем имею честь?--спросил Алеша, совершенно
забыв, что в карете ждут не его. а Белова, и не мешало бы об этом
предупредить.
-- Мы сделаем кружок и вернемся на старое место. Не надо тру-сить,
молодой человек!--со смехом сказал невидимка.
-- Однако...-- с негодованием прошептал Алеша и залез в карету. На него
пахнуло запахом винного перегара и какой-то пряной, чесночно-перечной
закуски. Если на улице был полумрак, то в карете за зашторенными окнами
стояла полная темнота. Лица мужчины не было видно, но, судя по голосу, он
был молод, только пьян по-рядком.
-- Хорошо, поехали. Я вас слушаю.
-- Ух ты...-- с удивлением произнес мужчина.-- Это кто же сюда явился?
Я жаждал Александра Белова.
Алеша резко отодвинулся, желая повернуться к собеседнику лицом, однако
тот, видимо, иначе истолковал этот жест, потому что цепко схватил его за
руку и крикнул угрожающе: "Сидеть!"
Карета меж тем неторопливо тронулась. Мужчина распахнул дверцу и
крикнул слуге:
-- Подай фонарь!
-- Оставьте меня, сударь. Я не собираюсь бежать.-- Алеша с трудом
выдернул руку и стал растирать запястье. Мерзавец пьяный, как клещами сжал.
Незнакомец не сказал еще ни слова о деле, а уже очень ему не понравился.
Слуга на ходу передал горящий фонарь, внутренность кареты осветилась, и
двое сидящих в ней с любопытством уставились друг на друга.
При первом взгляде Алеша не увидел в лице незнакомца ничего
неприятного, оно было даже, пожалуй, красиво, но при внимательном изучении
поражало несоответствие между узкими, недобрыми глаза-ми -- в них были и
сила, и власть -- и капризным ртом над малень-ким круглым подбородком.
Мужчина вдруг рассмеялся, показывая длинные белые зубы.
-- Я вас знаю. Вы с Беловым всегда в одной упряжке. Вас зовут?..
-- Алексей Корсак к вашим услугам.
-- О, ваши услуги мне не нужны. Я сам готов оказать... по мере сил. А
вы меня не знаете? И не догадываетесь, кто я? Неужели ваш друг Белов никогда
не рассказывал вам о графе Антоне Бесту-жеве?
-- Так это вы?-- воскликнул Алеша потрясение и подумал: "Ну и влип!"
Алеша не мог узнать сына всесильного канцлера, потому что ни-когда его
не видел, но о скандальной дуэли и дурной славе этого человека был наслышан.
Довольный произведенным эффектом, граф поставил фонарь, по-шарил под
ногами, ища шляпу, нашел. Когда он двумя руками нахло-бучил шляпу на голову,
Алеша решил, что с ним прощаются, видно, важному разговору не суждено было
состояться, однако головной убор нужен был графу только для того, чтобы
снять его светским жестом и дурашливо представиться.
-- Если Белов говорил обо мне что-нибудь эдакое,-- он неопре-деленно
повертел пальцами,-- не верьте. Мы приятели, а меж прияте-лями чего не
случается... Особенно если один из них горд не в меру. Последнее я не о себе
говорю.-- Он подмигнул, захохотал и вытащил из кармана плоскую металлическую
фляжку, богато украшенную камнями.
Отхлебнув значительную порцию вина, он долго полоскал им горло, потом,
поперхнувшись, выпил и наконец протяжно и чрезвы-чайно противно икнул. Алеша
не столько брезгливо, сколько удивлен-но наблюдал все эти манипуляции.
Нельзя было понять, всегда ли граф ведет себя так, словно другие суть
неодушевленные предметы и при них можно ковырять в носу, плеваться и
издавать непотреб-ные звуки, или просто Бестужев его дразнит, испытывает
терпение.
-- Теперь объясните,-- очень вежливо сказал граф,-- почему вы почтили
меня своим присутствием вместо Белова. Он сам вас по-слал?
-- Ни в коем случае, ваше сиятельство. Белов в отъезде, и слуга по
ошибке вручил мне вашу записку. А теперь разрешите откла-няться...
-- Нет, нет, не уходите. Может, оно и к лучшему, что здесь именно вы, а
не Белов. Он горяч. В отъезде, говорите?-- Граф опять подмигнул.--
Затосковал по жене? Говорят, он с ней хлебнул беды. И еще хлебнет. Не женись
на красавице, бери себе скромную.-- Он вздохнул горестно.-- Как куропатку.
-- Вряд ли вы меня удержите здесь из-за разговора о его жене...
-- Не нужно сердиться, сударь Алеша. Вы не понимаете шу-ток. Просто я
не знаю, как перейти к главному. Предупреждаю, наш разговор должен остаться
для всех тайной. В противном случае вы навлечете на меня, да и на себя,
бо-ольшие неприятности. Только Белов и вы достойны знать, что...-- Он
отвалился на подуш-ки.-- Нет, при такой езде невозможно разговаривать: Гони,
черт тебя возьми!-- крикнул он кучеру, высовываясь из кареты.-- Что они у
тебя на ходу спят? Не кони, одры!
Лошади побежали быстрее. Карета запрыгала по ухабам адмирал-тейского
луга. Граф Антон опять достал флягу, вино, булькая, поли-лось в глотку.
Обнажившаяся шея графа была нежной, белой, а ка-дык маленьким, как горошина.
Он спрятал бутылку, отер ладонью рот и сказал значительно:
-- Мне стало известно, где прячут вашего пропавшего друга.
-- Оленева?-- воскликнул Алеша, стремительно подавшись впе-ред и
невольно стукнувшись о колени своего собеседника. Тело Бестужева мягко
подалось назад, словно фигура его была из ваты.
-- Не надо фамилий. Мы отлично понимаем друг друга, этого достаточно.
Он содержится на нашей старой мызе, что на Каменном Носу. Я наведался туда
случайно по своим делам. Папенька превратил мызу в крепость.-- Граф умолк,
бессильно покачиваясь в такт езде.
Алеша слушал не дыша, боясь пошелохнуться. Последняя порция вина не
подбодрила графа, наоборот, речь его замедлилась, он все время как-то
странно вздыхал, словно ему не хватало воздуха. Страшно было, что он вдруг
раздумает говорить из-за пьяного каприза или просто уснет на полуслове.
-- Где это -- Каменный Нос?
-- Каменный Нос на Каменном мысу, а тот в свою очередь на Каменном
острову,-- проговорил граф скороговоркой.-- Ясно?
-- Ясно,-- тупо кивнул Алеша.
Бестужев искоса посмотрел на него, словно проверяя: верит-- не верит.
-- Это Малый Каменный остров, тот, что в устье Екатерингофки. Там со
стороны моря бухточка небольшая, в ней мыза и сто-ит. Попасть туда можно
только со стороны моря. Дощатая пристань и сразу забор. Папенька обожает
заборы! Забор высоченный, в нем калитка, но она охраняется. И не вздумайте
идти к мызе со стороны луга! На вышке, это бывший маяк, всегда кто-нибудь
торчит... из стражи.
-- Вы видели нашего друга?
-- Не перебивайте меня!-- резко одернул его граф и опять на-чал
рассказывать про мызу, окрестности ее, вспомнил кучу мело-чей, где какой
двор, да какие покои, и в каком из них содержат арестованного. Говорил он
медленно, веско, и нельзя было понять, отговаривает ли он от сложного
предприятия или дает совет, как лучше его осуществить. Кончил он на
неожиданно веселой ноте:
-- Я бы вам все нарисовал, да позабыл прихватить письменные
принадлежности.
-- Но как вы узнали, что там содержится именно наш друг?
-- А это вас не касается. Это моя мыза, моя1 И остров мой! А он
запрещает мне туда ездить... еще грозится!
Алеша понял, что граф говорит об отце -- канцлере Бестужеве.
-- Арестованного сторожит наш глухой Харитон. Помимо него есть караул,
и серьезный.--Он вздохнул, словно скука его сморила.-- Когда четыре
человека, а когда шесть.,. Каждый вторник в десять вечера они меняются. В
субботу у них баня. Запиши.
-- Куда записать-то?
-- В головку! В головку запиши!-- Граф постучал себя по лбу.
-- Насколько я вас понял, ваше сиятельство,--Алеша старался говорить
убедительно, неторопливо,-- вы советуете нам напасть на мызу именно в
субботу? То есть послезавтра?
-- Ничего я вам не советую, но торопитесь, потому что Оленева вашего не
сегодня завтра переводят в крепость.--Граф открыл двер-цу, вдохнул свежего
воздуха и крикнул кучеру:-- Назад!
После этого он откинулся на подушки, отодвинул шторку на окне и, словно
забыв о своем спутнике, принялся внимательно сле-дить за пробегающим мимо
городом. Однако далеко они заехали... Вдоль дороги тянутся постройки
казенного вида: склады, провиант-ские магазины, всюду пусто, обыватель мирно
спал. За каретой увязалась собака и долго, молча, не лая, бежала вдоль
дороги, словно не собака вовсе, а волк. На Адмиралтейской набережной у
почтового двора Алеша попросил графа остановить карету. Тот рав-нодушно, не
задавая вопросов, исполнил его просьбу.
Алеша спрыгнул на землю, вежливо попрощался. В ответ не раз-далось ни
звука, но когда Алеша уже направился к мосту, граф вдруг резко его окрикнул:
-- Как тебя там... Корсак... вернись! Алеша пожал плечами, неторопливо
подошел к карете, не оби-жаться же на этого пьяного индюка!
-- Белов спрашивать будет, зачем я все это рассказал, какая, мол,
выгода?-- От пьяного благодушия графа Антона не осталось и следа, голос был
злой, резкий.-- Дак скажи ему -- чтоб папеньке досадить. Белов поймет.
Трогай!-- крикнул он кучеру.
"Ну и новость!--взволнованно думал Алеша, вышагивая по на-правлению к
дому.-- Всем новостям новость! Это надобно обсудить, обмозговать. Сашка,
возвращайся же наконец! Что ты там делаешь, в Петергофе -- службу несешь или
на пирах гуляешь? Дело-то не терпит!"
При всей важности услышанного в разговоре с Бестужевым за-стряла в
сознании заноза, а вернее сказать, осела какая-то муть, словно плеснули туда
тухлой бурдой. Последние слова графа просто оскорбительны! Что значит --
"Белов поймет"? Почему это Белов должен понять такую гнусность, как
предательство отца?
-- Стоп, Корсак,-- сказал себе Алеша.-- Не туда гребешь. Нам до
отношений канцлера Бестужева со своим сынком дела нет. Нам надо продумывать
детали побега. А вдруг все это вранье? С чего бы графу Бестужеву говорить
нам правду?
Знай Алеша, какой разговор предварил свидание их в карете, ему легче
было бы понять, какой бурдой плеснули в его незамут-ненную душу.
Пили, и много, до полного затмения рассудка, вернее, граф Ан-тон пил, а
дружок его Яков только играл в пьяного и все советы давал, как из жены
Авдотьи или отца деньги выкачать, и еще дразнил, подначивал.
-- Дался тебе этот Белов! Что ты о нем забыть не можешь?
-- Но ведь это он нашел труп во дворце?
-- Гольденберг мертв, забудь о нем.
-- Я уж забыл. Я не о Гольденберге толкую, а о Белове. Этот каналья
сделал меня посмешищем всего Петербурга.
-- Ты сам себя сделал,-- бубнил Бурин.-- Пить надо меньше!
-- Ты в этом не понимаешь ничего, а потому помолчи. Когда дуэль была, я
ж на ногах не стоял. Как можно стрелять в бесчув-ственного человека?
-- Так он и стрелял в воздух. Зачем ты руку-то вскинул? Пулю словить?
-- Нет, ты меня послушай,-- жарко задышал граф Антон в ухо
собутыльнику.--Сейчас Белов сам словит пулю. Ты послушай... Стр-ит мне
только ему сказать, что на нашей мызе томится князь Оленев... Это же капкан!
-- Не такой Белов дурак, чтобы поверить тебе на слово.
-- А спорим, поверит! Бьюсь об заклад, не только поверит, но и
нападение на мызу организует. А я папеньку-то и предупрежу... И угодит он,
милок, под пулю или в крепость.
Бурин мрачно и недоверчиво смотрел на графа Антона, а тот вдруг скривил
капризно губы и добавил:
- А может, и не предупрежу...
Саша не вернулся из Петергофа и на следующий день, в пятницу. Наступила
суббота, которая, по сообщению молодого Бестужева, бы-ла на Каменном Носу
банной, и Алеша на свой страх и риск решил действовать самостоятельно. О
нападении на мызу, разумеется, не могло быть и речи, к подобному предприятию
следует готовиться долго и тщательно. Алеша думал только о рекогносцировке,
ознаком-лении с местностью. И вообще необходимо убедиться, стоит ли на
Каменном острову мыза и что она из себя представляет.
Граф Антон говорил, что вокруг болото, забор неприступен, а на старом
маяке всегда кто-то торчит для наблюдения за местностью. Последнее было
особо нежелательным, в начале июня и в полночь светло, как днем. Оставалось
надеяться на дождь. При пасмурной погоде ночью если не темно, то уж сумраком
это время суток опре-деленно можно назвать, а в сумерки все собаки серы. Но
ничто, как на грех, не предвещало дождя.
А почему, собственно, ночью он должен наведаться на Каменный Нос?
Почему не днем? Он любитель охоты, без рябчиков и куропаток жить не может.
Кто сказал, что на Каменном острове нельзя охотиться? Запрещающей таблички
там наверняка нет- Если пойма-ют, скажет, что заблудился в островах. В
крайнем случае -- поко-лотят. Но лучше до этого крайнего не доводить, дворня
Бестужева знает о своей полной безнаказанности и так может отделать
чело-века, что и не встанешь после побоев. Но, помнится, граф Антон не про
дворню толковал, а про военный караул. Это еще хуже...
В конце концов Алеша остановился на следующем варианте: он берет с
собой Адриана, и они плывут на Каменный Нос вечером к предполагаемому
банному времени, на всякий случай возьмут с со-бой не только ружье, но и
пистолеты, а там видно будет. Такой у него был стратегический план.
Осталось только заморочить голову Софье, чтобы у нее не было никаких
подозрений по поводу этой поездки. Намедни, когда Алеша явился домой в три
часа ночи, Софья лежала в уголке супружеской кровати, в изголовье горела
свеча. При появлении мужа она не повер-нула к нему лицо, не сказала ни
слова, а только дунула на свечу и затаилась в темноте.
По дороге домой он твердо решил, что не будет рассказывать Софье о
встрече с молодым Бестужевым, дабы не волновать попусту. Но здесь все его
благие намерения разом соскочили с оси.
-- Софья, я знаю, где прячут Никиту,--сказал он в темноту.
Она сразу села, и Алеша почувствовал ее горячее дыхание у своей щеки.
Они проговорили до утра. Однако он рассказал ей о беседе в карете, как бы
пропуская все через сито, когда незна-чительные подробности проваливаются
без препятствий, а главное -- о карауле и предполагаемом нападении на мызу
-- застревает, остава-ясь тайной.
Ружье и пистолеты были вынесены из дому с подобающими
предосторожностями, а Софье было сообщено, что его с Адрианом сроч-но
вызвали в Адмиралтейскую коллегию и что вернутся они поздно.
Алеша предпочел взять самую плохонькую лодчонку, дабы не при-влекать к
себе внимания. Итак, по фонтанной речке до устья, у Екатерингофского дворца
свернуть на речку Екатерингофку, а за-тем протокой добраться до восточного
берега Каменного острова. И Екатерингоф, и крохотный Овечий островок, на
котором стоял Подзорный дворец, и Гутуев остров Алеша помнил еще с того
вре-мени, когда в первый свой приезд в Петербург прошел весь город пешком в
поисках моря. За пять лет Екатерингофский дворец отреставрировали, но
Елизавета не любила в нем жить, и Алеша надеял-ся, что места эти и по сию
пору безлюдны.
Фонтанку преодолели быстро, по городу плыть одно удовольствие, ныряй
себе под мосты да посматривай по сторонам развлекаясь. На повороте в
Екатерингофку поднялся вдруг ветер, нешуточная волна стала бить в борт.
Ориентироваться в протоках было трудно. Кустарный остров вполне
оправдал свое название, он весь зарос ивняком, ольхой и кру-шиной. В
отдалении чернели лачуги рыбаков, висели сети, развешен-ные для просушки,
дымился костерок. Пока все совпадало с рас-сказом графа Антона, помнится, он
упоминал про рыбаков. Алексей плыл у самого берега, стараясь быть
незаметным. На выходе из протоки обнаружилось много мелких островков, они
словно плавали в воде. Попробуй определить без карты, какой здесь остров
Камен-ный, а какой Вольный.
-- Алексей Иванович, воды набежало...
-- Так отчерпай.--Алексей сам сел на весла и направил лодку к
обрывистому, усеянному крупными камнями и галькой берегу. Наверное, это и
есть Каменный, граф говорил -- все время держаться левой руки.
Лодку спрятали в густой осоке, вышли на берег, осмотрелись.
-- Теперь слушай,-- сказал Алексей денщику.-- Ружье мы взяли для отвода
глаз, если нам здесь и понадобится оружие, то это будут пистолеты.
-- Кому здесь глаза-то отводить? Чайкам, что ли?-- недоверчиво
прищурился Адриан.
-- А хоть бы и чайкам, чтоб не орали. Главное, иди за мной след в след,
и полнейшая тишина.
-- Понял, чай не идиот,-- обиженно бросил Адриан, и они трону-лись.
Кустов на острове было немного, почва, как и говорил граф, была топкой,
иногда приходилось прыгать с камня на камень. Вдалеке темнело нечто, что
могло быть в равной мере и мызой, и купой деревьев.
Они шли ходко, прячась за валуны и редкие кустарники, скоро стало
явственно видно, что дерево там одно, а все остальное -- забор и торчащее
нечто, что могло быть башней.
Граф говорил, что мыза представляет из себя пристройку к ста-рому
маяку, который давно потерял свою функцию. На верхней площадке, где когда-то
зажигали фонарь, глухой Харитон устроил се-бе горницу и с завидным
постоянством взбирался наверх по винто-вой лестнице, дабы обрести
одиночество и помолиться. С маяка от-лично просматривались луг, гряда
камней, причал и море, то есть все подступы к мызе.
Эта старинная усадьба попала в собственность канцлера, Бестуже-ва при
конфискации имущества некоего опального дворянина. По обретении острова и
мызы Бестужев распорядился обнести ее высоким забором, обставил кой-какой
самой простой мебелью и, кажется, забыл о ее существовании, хотя дикий
остров был по-своему поэтичен, а в камышах водилось множество уток и прочей
дичи. Но Бестужев не любил охоты. Пришло время, и мыза понадобилась ему для
других целей, мнимый Сакромозо был отнюдь не первой жерт-вой, посетившей сии
стены из-за политических дрязг.
Все, пришли... Кусты кончились, перед разведчиками расстилался обширный
луг, заросший высоченными, чуть ли не в рост, зон-тичными. Белые кущи сныти
и дикого укропа несмотря на вечерний час расточали медовые запахи. Укрыться
в этой белой кипени было проще простого, и Алексей благословил небо, что
нерадивые страж-ники не догадались ее выкосить. В другое время года никто не
мог бы подойти к мызе невидимым.
Они сели на землю.
-- Вот под этим кустом меня и жди. Дальше пойду один,-- шепотом сказал
Алексей, хотя кто их тут мог услышать?
-- На разведку? Что ищем-то? Скажите, Алексей Иванович, Хри-ста
ради!--Любопытные глаза денщика так и буравили хозяина. Адриану было ясно,
что барин пожаловал на остров по нешуточному, тайному делу, и ему тоже
хотелось приобщиться к этой тайне, и чтоб страшно было, и чтоб мурашки по
телу.
-- На вот и сиди со взведенным курком.-- Алексей сунул в руки Адриана
пистолет.-- Если что, беги на выручку,
-- Это уж не сомневайтесь. Прибегу...
-- Нет, не беги.-- Алексей словно опомнился.
Бели их с Адрианом схватят, то никто не будет знать, где их искать.
Более того, сведения о Никите, которых они так долго ждали и которые сами
упали в руки, в случае их пленения пропадут втуне.
--Так бежать или не бежать?-- дергал за рукав Адриан.
-- Не бежать. За этим заборам держат Никиту Оленева. Эти сведения
необходимо проверить. Если я,-- он вложил в руки денщи-ка часы,-- не вернусь
через час, то шпарь к лодке и поспешай домой. Найдешь Белова, все
расскажешь. Понял?
Алексей вскинул руку в прощальном приветствии и, как в пену морскую,
нырнул в уже мокрую от росы белоснежную траву. Адриан влез в середину куста
-- отличный наблюдательный пункт -- и замер, глядя на высокий забор
безжизненной мызы.
Сейчас, когда Алексея не было рядом, ему почудились далекие голоса:
наверное, переговаривались за забором. Потом из трубы по-тянулась струйка
дыма: еду готовят, не иначе. Адриану остро захотелось есть, он достал из
сумки хлеб с сыром и принялся жевать, сетуя, что не успел засунуть в карман
Алексея Ивановича какой-нибудь еды: какая может быть разведка на голодный
желудок!
Алеша меж тем лежал на самом краю цветущей кущи и размыш-лял, как лучше
добраться до забора -- перебежать голый участок земли или преодолеть его
ползком.
-- Харитон, глухая тетеря!-- кричали за забором, потом стали кликать
какого-то Степана, грозя ему унтер-офицером, потом два мужика, непотребно
ругаясь, принялись где-то совсем рядом пилить дрова.
"Вот угомонятся немного, и поползу дальше",-- уговаривал себя Алексей.
На краю белого царства пробегал ручей, воды которого и питали корни
зонтичных. Прямо перед лицом Алеши торчали одуванчики, он устал их
рассматривать. Это были не те майские веселые цветки, которые желтым ковром
устилают все городские задворки и пустыри. Эти, луговые, выросли до
полуметра высотой, трубчатые их стебли толщиной в палец, а белая шапочка
столь плот-на, что может выстоять и против дождя, и против ветра-
Вид этого живучего, непобедимого растения заставил Алексея вскочить на
ноги. В несколько прыжков он преодолел голое про-странство и замер,
прижавшись к забору. Очевидно, его не заметили, не прозвучало ни выкрика, ни
выстрела. Теперь отдышаться и ти-хонько следовать вдоль забора; даже если
кто-то и дежурит на башне,Алексей уже не виден наблюдателю.
Он двигался в полный рост, плотно прижавшись к доскам живо-том и
грудью, словно полз по забору, пытаясь найти щелку, чтобы заглянуть внутрь.
Но не тут-то было, доски были толстые, поставле-ны внахлест. Неожиданно он
заприметил небольшой сучок в гладко оструганной доске. Он ткнул его пальцем,
и сучок поддался: круг-ляшка усохла и стала меньше своего гнезда. Алексей
нашарил в карманах нож и острием протолкнул сучок внутрь.
Словно глазок в занавеси, через который в бытность свою актером Алексей
смотрел в зрительный зал. Воспоминания о навигацкой школе были столь
реальны, что он даже не удивился, когда из темноты выплыло вдруг и замерло
лицо Никиты. Оно находилось на расстоянии вытянутой руки, и Алексей принял
его за воскресший в памяти бестелесный образ, а когда понял, что образ не
будет возни-кать в памяти бородатым и перечеркнутым железной решеткой, то
вскрикнул невольно и тут же зажал рот рукой, боясь, что его услышат.
Отправляясь в разведку, Алексей в глубине души не верил, что молодой
Бестужев сказал правду. Также подспудно зрела в нем мысль, что если граф и
замыслил каверзу или дрянь какую, то против Сашки -- это у них счеты, а он.
Корсак, здесь ни при чем, поэтому подставляться ему куда безопаснее, чем
другу. А здесь надо же какие дела -- граф почему-то сказал правду!
За спиной Никиты висел мрак, бледное лицо его не было изму-ченным или
страдальческим, оно было безучастным, глаза смотрели и не видели. Это
выражение глубокой задумчивости, почти отупения, делали друга никак на себя
не похожим. Он словно состарился вдруг на десять лет -- совсем чужое лицо!
Забыв о всяческой пре-досторожности, Алеша позвал его тихонько, но Никита
неожиданно круто повернулся и ушел в глубь комнаты. Какая она, камера,
Алексей не смог рассмотреть, что-то белеет, ничего не разберешь.
Чрезвычайно взволнованный, взмокший от переживаний, Алексей двинулся
дальше вдоль забора. Всем существом его овладела новая мысль --а что если
напасть?! Сейчас же, немедленно. В башне пусто, судя по голосам, караул
невелик. Сейчас он сбегает за Адрианом, у них две шпаги. Однако надо выйти к