Страница:
Да, конечно, Россия всё ещё обладает крупным военным и научно-техническим потенциалом — остатком советского наследия. Но это именно остаток, и по многим прогнозам, близкий к исчерпанию: такая мысль отчётливо прозвучала на состоявшемся в Совете Федерации 10 ноября “круглом столе”. Пожалуй, резче других высказался бывший глава Росавиакосмоса Юрий Коптев, по мнению которого доставшийся в наследство от СССР ресурс ракет исчерпает себя к 2015 году. Примерно тогда же окончательно прекратят свою деятельность предприятия ОПК, где средний возраст работающих перевалил за 50 лет — и что ждёт страну за этим рубежом?
Пусть даже о датах можно спорить, пусть произойдёт это пятью или даже десятью годами позже — самый вектор движения оспорить невозможно. И то, что Россия по многим параметрам слабеет и даже деградирует, разумеется, не остаётся незамеченным и соответствующим образом учитывается в глобальных проектах ХХI века. Да и сегодня всё более бдительно выверяются формы и содержание её военно-технологического сотрудничества с другими странами, а в случае Бушера речь идёт уже и о подконтрольности исследований в области мирного атома, что затрагивает жизненно важные интересы не только Тегерана, но и Москвы. Странный проект дообогащения урана для иранской АЭС на территории России ставит Иран в положение если не вполне невменяемой, то несовершеннолетней страны, даже в таком, ставшем в развитых странах рутиной деле, как развитие собственной ядерной энергетики 1, страны, нуждающейся в опекуне. Россия же, которой препоручается неблаговидная роль подобного опекуна, оказывается в положении столь двусмысленном, что на страницах мировой печати не без оснований высказывается сомнение в российском происхождении этого плана, увидевшего свет после встречи В. Путина и Дж. Буша в Пусане. Во всяком случае, на нас возлагается львиная доля ответственности за дальнейшее развитие событий. А поскольку Иран тоже отнюдь не является бесхитростным агнцем и, естественно, ведёт свою сложную партию и в Ираке, и в отношениях с Вашингтоном, то, возможно, России за свои услуги в должности “капо” придётся заплатить дороже, нежели это представляется сегодня.
В этих обстоятельствах бессмысленно спрашивать, по ком звонит колокол: не выступив принципиальнопротив селекции человечества на “избранных” и “изгоев”, чего, казалось, позволяли ожидать от России и прежде сыгранная ею духовно-историческая роль, и её реальный потенциал, она, не исключено, в перспективе, притом не столь отдалённой, может и сама оказаться нанизанной на “ось зла”.
Почему бы нет, если титул “последней диктатуры в Европе” уже получила Белоруссия?
А это как в известной игре — “холодно, тепло, горячо”. Сосредоточивать же внимание исключительно на защите “местных интересов, норм и преданий”, изымая эту саму по себе важную задачу из общей панорамы проблем наступившего столетия, — значит, по моему глубокому убеждению, открывать дорогу к созданию (в том числе и в России) своего рода этнографических заповедников. Но вот это-то как раз не только не противоречит идеологии глобального неравенства, но, напротив, может служить реализации сокровенного её замысла: узурпации “избранными” самого права на историю.
Валерий ГАНИЧЕВ, председатель Союза писателей России, член Общественной палаты ВПЕРЕД К ЛОМОНОСОВУ!
Есть в России немало заповедных земель и мест, сохранивших русскость, ее потаенный смысл, тайну и слово. Архангельский Север — это русское Лукоморье. Невиданной созидательной упругости пружина толкала отсюда “встречь солнцу” умелых, опытных, закаленных, храбрых христиан-поморов по дуге Севера к Ямалу, Таймыру, Якутии, Чукотке, Аляске, Сан-Франциско. Они шли, неся с собой соединяющую и возвышающую русскую речь, умение налаживать отношения с коренными жителями, умение строить, земледельствовать и управлять крепким морским судном. Их путь отмечен крестами и часовнями. Вера православная возвышала их, а память о Родине укрепляла.
Для писателей Архангелогородчина — заповедная зона Слова. Тут сохранились русские былины и сказы — жар-птицы народного образа, слова, которые удалось услышать в начале XX века у великих сказительниц М. Кривополеновой, М. Голубковой, М. Крюковой. Помню еще в послевоенных учебниках и хрестоматиях их почти сказочные портреты и два-три сказания. Ныне они исчезли из школьных программ как “вредный вирус” для компьютерных мозгов. Оказывается, это так сложно — услышать голос русского слова. Новая Россия (вернее, ее власти), изменив социальный строй, меняет ценностный культурный ряд, а заодно свои границы и очертания. Власть добровольно отказалась от исторических выходов на Балтику и Черное море. Казалось, что и русскому Северу несдобровать — он попадал в сферу американских “стратегических интересов”. Вот так, Сан-Франциско, основанный русскими, — не сфера российских интересов, а Архангельск вполне может быть заманчив для американских глобалистов. И если будем зевать, верить “демократическим” и либеральным златоустам, если будут множиться в эфире, кинотеатрах, издательствах, школах клетки чужебесия, то “сфера интересов” может довольно быстро превратиться если не в военную, то духовно-культурную базу глобалистов.
А Север для России приобретает все большее и большее значение. Уже сегодня он приносит 25% национального дохода и 60% валютных поступлений. Всероссийский лесозавод и поставщик древесины, Архангельский край тоже приобретает новое лицо и предназначение. Сюда перемещается стратегический центр тяжести России, сюда смещаются грузопоток и морская мощь. (Среди моряков бытует шутка: Балтийский флот, БФ — Был флот; Черноморский, ЧФ — Чи флот, чи не флот; Тихоокеанский, ТОФ — Тоже флот; Северный, СФ — Современный флот.) Да, тут у нас, на Севере, самый современный флот, наш щит, наша опора. Здесь, после потери мощнейших николаевских судостроительных заводов, серьезная судостроительная база — Северодвинск. Тут на собственной территории России возник космодром в Плесецке, где с нас не “сдирают” пошлину за построенный нами же космический аэродром. Только что торжественно объявлено, что в области начинается промышленное производство алмазов. Архангельск — алмазодобывающий центр! Надо, чтобы алмазы Архангельской земли помогли поднять благосостояние и культуру архангелогородцев, и помогли заметно. Хватит обогащать гранильщиков алмазов за дальними морями.
Губернатор Николай Иванович Киселев со сдержанной радостью и гордостью сказал нам, что скоро от побережья в глубь моря шагнут нефтяные платформы. Этот бурно развивающийся промышленно-экономический узел севера России становится практической реальностью, требует осмысления и духовного оформления.
Как сшить воедино культурное и духовное полотно Святой Руси, дореволюционного прошлого России, лучших традиций советского периода и сегодняшнего дня? Как при технологическом размахе не утерять душевную чуткость, человеческое сострадание? Об этом мы говорили на расширенном секретариате Союза писателей в июле 2005 года. Архангельску писатели определили предназначение стать “форпостом духовной и культурной жизни на севере России”. Большая и ответственная роль.
Форпост — это укрепление духовных основ края. Мудрый, многознающий владыка, епископ Архангельский и Холмогорский Тихон пригласил делегацию писателей к себе, в здание недавно построенного епархиального управления. Перед домом выразительная скульптурная фигура — несущийся поразить нечистые силы Архангел Михаил. Несмотря на все гонения, погромы, которые на Архангельщине были как нигде разрушительны (бесовские силы чувствовали светоносность края), Архангельск — один из немногих городов страны, который сохранил свое историческое и духовное название. Как это произошло, какие попытки были стереть с лица земли ангельский город, предстоит еще исследовать и рассказать архангельским историкам и краеведам, но факт тот, что город имеет ограждение сил небесных. Конечно, антирусские, антиправославные силы неистовствовали. Одна за другой разрушались церкви. “Возведем главный епархиальный храм — Архангельск будет форпостом”, — рассудительно и убежденно говорит епископ Тихон. Он показал нам план — чертежи будущего собора. Мы приложились к изумительно написанной громадной иконе святителя Тихона, патриарха, мученика и борца за православие. Икону писали софринские мастера по благословению Святейшего Патриарха, образ святого обрамлен житийными клеймами. Патриарх Алексий II торжественно вручил икону архангельской епархии, ее встречали сотни православных верующих. Теперь она в епархиальном церковном зале ждет своего часа, своего епархиального собора.
Да, создание форпоста требует усилий. Повсеместных, общих, гражданских, церковных, властных, человеческих. Скажем, не главная черта города — заросшие лебедой и крапивой не самые, конечно, центральные, но проезжие улицы города. Удивительно, почему улицы Орла, Белгорода в цветах, вычищены, деревья побелены, города — загляденье. А я уверен, что дворникам и тут и там платят одинаково, администраторы районов Архангельска зарплаты имеют почти такие же. Но привыкли, по-видимому, внимания не обращают, подумаешь, травка, а получается, что сорняк — это облик города. И вновь о форпосте. Взять хотя бы такой факт: Архангельск один из немногих городов, в котором побывал великий адмирал Федор Ушаков. Ныне, когда Ушаков признан Святым праведным воином непобедимым Русской Православной Церковью, во многих городах создаются юношеские отряды ушаковцев. На недавнее празднование прославления Федора Ушакова в Санаксарском монастыре прибыли группы ушаковцев из Нижнего Новгорода, Казани, а в деревне Бурнаково, где родился адмирал, собрались юные мореходы-ушаковцы из Ярославля, Рыбинска, Москвы.
В Москве создан Центр духовного и патриотического воспитания имени св. праведного Федора Ушакова, он соединяет юных. Почему бы не организовать мощное движение ушаковцев в Архангельске? Тем более что в будущем году будет проводиться по примеру этого года Всероссийский конкурс по теме “Вера. Флот. Ушаков”. В общем, дел у архангелогородцев и у нас всех немало.
Каждый раз, когда поближе прикоснешься к поэзии и прозе любой области России, поражаешься нашему богатству, сетуешь на себя, на своих коллег, на газеты, на журналы, на власть: почему мы, люди, народ, не знаем этих талантливых, одаренных, интересных писателей? Ясно, что “мы ленивы и нелюбопытны”, но еще яснее, что есть немало людей и сил, кому не нужны русские писатели, кто хотел бы, чтобы их голос угас, взамен их сделайте “подставу”, как это было на выставке в Париже, где президентам России и Франции подвели, как сказал бы Шолохов, “траченных молью” “российских” писателей, многие из которых были лауреатами премии Березовского “Триумф”, кажется, почившей в бозе. А русских писателей не подвели, не выдали им приглашения. Ну да Бог с ними (хотя надо говорить и быть уверенными, что Бог с нами), с подставными и “раскрученными”. Мы об архангелогородцах. А то земля заповедная. Если в Москву раньше стремились за правдой, надеясь отстоять и получить ее, то из Архангельской земли русская литература получала Слово исконное, правдивое, вечное. Это ведь потрясающе, что из 25 томов “Свода русского фольклора” 20 томов — былины Севера. Всеми цветами радуги светилось тут слово великих волшебников русской речи — Бориса Шергина, Степана Писахова, Алексея Чапычина. Тут, на Севере, получали подзаряд в аккумуляторы души и речи Леонид Леонов, Михаил Пришвин, Николай Клюев, Юрий Казаков.
А уж звезда Федора Абрамова будет много лет светить из сердца корневой семьи Пряслиных и их земляков. Как о Гомере, идет порой спор о Николае Рубцове и Ольге Фокиной: архангелогородцы они (ибо родились здесь) или вологодцы (ибо творили там). Ясно, что они выдающиеся русские поэты, освященные землей Севера, землей Архангельской и Вологодской. Наверное, самый большой ныне словотворец, а вернее, словосбережитель в русской литературе — это В. Личутин. В 1972 году лежал я в больнице и прочитал только что выпущенные издательством “Современник” повести Владимира. Захрустел снежок, потянуло березовым дымком, замигала сверху звезда, скрипнули ворота, послышался собачий лай, пахнуло коровьим духом и… заговорили округлым, окающим говором его герои. Каждое слово — драгоценный камень. С тех пор, особенно из последнего “Раскола”, выписываю многие личутинские слова. Думаю, что эти слова, не слышанные мной, да, не сомневаюсь, и большинством читателей, Личутин берет из своей памяти, от мамы, бабушки, соседей, от земли своей, а заодно из замечательной сокровищницы говоров, собранной в наших словарях и книгах писателей.
Личутин был на этой нашей писательской встрече. Он сказал о русском слове, которым каждый должен любоваться как драгоценной вещью. Но если ее оставить где-то в забытьи, то она постепенно тускнеет и превращается как бы в ничто. Русский народ должен по природе своего языка говорить только красиво, потому что красивое русское слово — это поэтическое, духовное, нравственное оформление души русского человека.
Литературную жизнь писательская организация строила и строит вокруг альманахов “Белый пароход” и “Красная пристань”, а ныне ещё и вокруг полноправного литературного журнала “Двина”. Изобретательный, настойчивый, обладающий хорошим литературным вкусом, Михаил Попов сумел возглавить все три издания, подняв их до высокого общероссийского уровня. Новые публикации, литературно-исторический архив, литературная хроника постепенно подтягивают “Двину” в ряд литературных грандов, таких как “Наш современник”, “Подъем”, “Волга”, “Сибирские огни”, “Сибирь” и др. Делать литературный журнал, особенно на местах, ох как нелегко. Публика стремительно отвыкает от чтения. На недавнем съезде книгоиздателей России назвали несколько прискорбных цифр “достижений” постсоветской России. Вот одна из них: 37% опрошенных никогда не читали, не читают и читать не будут. Были и раньше такие темные люди, но они, по крайней мере, стеснялись своего невежества. Ныне для трети населения это норма. Книготорговцы ударили в колокола — они теряют рынок. Поправить дело взялись учителя и библиотекари, создавшие “ассоциацию любителей книги и чтения”. Вот так получается: раньше читать было необходимо, престижно, да и модно. Ныне это одно из не самых нужных занятий.
Но все-таки российская традиция, привычка семейная, внушение учителей не оставляют надежды на то, что читать в России будут. Правда, надо, чтобы то, что напишет писатель, было нравственно, интересно, важно, необходимо и написано сочным, красочным русским языком. Книги многих архангельских писателей таковы.
Особенно чувствуется это в поэзии, где нередко у архангельцев пылает подлинное творческое пламя. Назовем только нескольких авторов, которых надо знать нашему всероссийскому читателю (да их и знают): Александр Логинов, Александр Росков, Прокопий Явтысый, Инэль Яшина, Алексей Пичков, Елена Кузьмина. Надо бы и других назвать, но это мы сделаем в специальном обзоре.
Ярким поэтическим фестивалем стали встречи молодых поэтов в древнем северном Каргополе. Душой этого фестиваля всегда был Александр Логинов. Конечно, потому, что организатор, и еще потому, что его поэзия вписана в эти леса, деревянные храмы, в хрусталь ледяных рек, в звездное небо. И хотя жизнь поэта сложна и, мы знаем, трудна, он в космической уверенности:
Пусть в небесах вытаивает млечность
И сыплет сверху звездная капель.
Все впереди, покуда Бог и вечность
Раскачивают жизни колыбель.
Каргополь для Александра не захолустье, не медвежий угол, а “северный склон земли”, и отсюда “за горизонт течет земля во все пределы”. Очень он настоящий, искренний и незащищенный. С его поэзией соседствует творчество двух прекрасных поэтесс Севера — Инэль Яшиной и Елены Кузьминой. Елена в легком миражном сиянии видит свое бытие и связывает его “золотой дрожащей нитью света” с миром горним. Она сейчас одна из трепетных поэтесс России, лирически соединяющая “далекое прошлое святой Руси, сегодняшний день и чаемую жизнь будущего века”.
Инэль Яшина — другой темперамент, другой тип поэзии. Она заботница о благе, о духе людей, о Слове. Что там говорить: в немалой степени ее стараниями держится Архангельская писательская организация. Инэль, как челнок, снует то в кабинет губернатора, то в органы культуры, то к предпринимателям, то к главам районных администраций, то в местную Думу — и все для общих литературных дел, отдельных писателей, изданий. По большей части судьба не благосклонна к просителям, но многое Инэль удается. И главное для нее все-таки поэзия, и она тут кропотлива, и усердна, и творчески неустанна.
А два поэтических уроженца тундры — Алексей Пичков и Прокопий Явтысый? Об их поэзии говорили на встрече, стихи читались, аплодисменты звучали. Прокопий подарил мне последний свой поэтический сборник, перед каждым стихотворением которого — есенинские строки, а затем свой поэтический взгляд. Думаю, какая же лирическая мощь в Есенине, накрывающая своим покровом всю Россию — от Кавказа до тундры.
Поэтическая Россия знает, конечно, Александра Роскова, но вот Россия читающая — не очень. Росков — лирик, но лирик печали, скорбного эпического реквиема, взывающего к памяти, незабвению тех, кто живет и жил на этой земле. Потому так много у него стихотворений-мемориалов, посвященных конкретным людям, землякам, стихотворений, призванных уберечь их имена от забвения и высветить глубинную сущность их внешне обычной жизни. Когда прочитали на поэтическом вечере его стихи “…Анатолий Абрамов — простой деревенский мужик…”, зал ошеломленно затих, помолчал, а затем взорвался аплодисментами. Кто-то едва сдерживал слезы. Не могу удержаться и привожу целиком его стихотворение-балладу.
…Анатолий Абрамов — простой деревенский мужик,
патриот своей родины, ею же битый и мятый
просто так — ни за что, защищавший ее рубежи
с автоматом в руках с сорок первого по сорок пятый,
до Берлина дошедший еще безбородым юнцом,
положивший начало “холодной войне” (но не миру),
в грудь и в правую щеку отмеченный вражьим свинцом,
сорок лет отпахавший в деревне своей бригадиром,
в сенокосные дни выводивший народ на луга,
что тянулись вдоль тракта — грунтовой шоссейной дороги,
он умел и любил аккуратные ставить стога,
на абрамовских пожнях скульптуры стояли — не стоги!
Он в любую жару “самолично” взбирался на стог,
брал за длинную ручку стальные трехрогие вилы
и при помощи вил и — стог надо утаптывать — ног
создавал “монумент”, да такой, что взглянуть — любо-мило!
Как стога украшали подстриженный наголо луг!
(Он их сам у себя принимал по бумажному акту.)
Из кабин любовалась твореньем абрамовских рук
(ну и ног) шоферня, проезжая по этому тракту…
Анатолий Абрамов, болевший всегда и всерьез
за добро за народное, честный, простой, как лопата,
ныне спит под крестом и под сенью веселых берез,
не дала поглядеть застарелая рана солдату
на развал той страны, где он жил и где ставил стога,
за которую кровь проливал на сражения поле.
Он сумел бы поднять Горбачева на вильи рога,
на трехрогие вилы — была бы возможность, а воля
у него бы была. Хорошо, что под крест свой он лег
в 90-м году, при живом еще СССэРе.
Он на этот бардак равнодушно смотреть бы не смог,
он бы горькую запил и запер ворота и двери,
чтоб не видели люди запойного вида его,
чтоб действительность вся обернулась на время кошмаром.
…На абрамовских пожнях теперь не увидишь стогов -
там торчат среди трав одиноко сухие стожары.
На стожарах в плохую погоду сидит воронье,
будто время само здесь на многие годы застыло.
Луг не кошен стоит. Зарастают тихонько быльем
сенокосные дни и трехрогие длинные вилы.
Но мне хочется верить, что нынче не здесь, а в раю
Анатолий Абрамов стога аккуратные ставит,
на небесных лугах ему ангелы песни поют,
и он Господа видит во всем его блеске и славе.
И когда в жаркий полдень по небу плывут облака
над жильем городским, над крестами старинными храмов -
я умом принимаю, что это и есть те стога,
что поставил в раю мой земляк Анатолий Абрамов.
Этим поэтическим обзором и ограничусь. Хочу лишь добавить, что и прозаики тут крепкие. Достаточно назвать Михаила Попова и его повесть “Последний патрон”, сборник прозы “Мужские сны на берегу океана”, роман “Час мыши, или Сто лет до рассвета”. Его переводят за рубежом, экранизируют, а Виктор Толкачев, замечательный документалист, сам пишет сценарии, и по его фильмам можно ощутить, почувствовать красоту и неповторимость природы, человеческое мужество и безответственность при соприкосновении с этой грозной и хрупкой природой (фильмы “Вайгач”, “К Новой Земле”, “Шаги к храму”, “России соль — земля Архангельская”).
Архангельск полон талантливыми людьми. Вот, например, мы избрали заместителем руководителя Архангельского отделения Всемирного Русского Народного Собора М. Елепову, доктора филологии, заведующую кафедрой русской литературы, специалиста по отечественной литературе, знатока творчества и деяний А. С. Хомякова. От корки до корки прочитал я замечательную книгу профессора, доктора педагогических наук Татьяны Буториной “Ломоносов и педагогика”. Вице-президент РАН, председатель Ломоносовского фонда Н. П. Лаверов в предисловии написал: “Татьяна Сергеевна — землячка М. В. Ломоносова. Она немало сделала для развития педагогической науки и практики. Именно ей принадлежит идея создания Ломоносовского фонда, основной целью которого является содействие духовному возрождению России, включая подготовку и издание работ, помогающих реализовать эту цель”. В Москве, дочитывая книгу, я не знал, является ли она членом Союза писателей. Правда, у нас бывает всяко. Спрашиваю однажды у Пахомова (ответственного секретаря Тульской писательской организации): “Почему вы не принимаете в члены Союза зав. кафедрой русского языка и литературы вашего университета? Вот он выступил с блестящим докладом на Толстовских чтениях, у него есть несколько добротных книг по литературоведению”. Пахомов серьезно посмотрел на меня и ответил: “Наши не примут”. — “Почему?” — “Слишком умный”. Шутки шутками, а следует нам пополнять наш писательский ряд литературоведами, педагогами, владеющими писательским, литературным мастерством. Ведь это направление в Союзе возглавляют выдающиеся наши ученые, членкоры РАН Н. Н. Скатов, Ф. Ф. Кузнецов, Н. В. Корниенко и другие.
В общем, Архангельск мы покидали, почувствовав творческую атмосферу, большой потенциал, да и хоть умеренную, но позволяющую надеяться на большее заботу властей: губернатора, Законодательного собрания, администрации. В ответ на мою просьбу помогать писательской организации губернатор кратко сказал: “Поможем”. И уже вечером его заместитель объявил, что выделено сто тысяч рублей. Может быть, не самые большие деньги, но важно начало. Надеемся, что космическая, судостроительная, лесная, алмазная, нефтяная Архангелогородчина не оставит без внимания свое Слово, свою литературу.
Первородная гладь Святого озера, обрамлённая зелёным ожерельем северного берендеева леса, проявляла чудные очертания некоего Китежа на своей поверхности. Нет, сказочные строения были не там, в глубинах, а на берегу и каким-то естественным образом сливались с водяными видениями. В этот сияющий июльский день один из красивейших и значимых монастырей России — Антонио-Сийский — представал перед писателями, учёными, чиновными людьми, приехавшими для исполнения серьёзной миссии — учреждения Архангельского отделения Всемирного Русского Народного Собора.
Не в городских конференц-залах, а здесь, в стенах старейшего, основанного 485 лет назад монастыря, после литургической службы предстояло учредить отделение Собора.
Это придало событию глубинный, знаковый характер. Какой-то восторженный холодок пробегал по спине. Здесь в 1520 году преподобный Антоний основал свою обитель, виденье которой явилось ему в начале иноческого пути, когда перед ним предстал световидный старец в белых ризах с крестом и благословил на пустынножительное наставничество многих иноков.
Вот и тогда, 485 лет назад, вышел священник-монах Антоний с иноками к озеру и стал на молитву. Их увидел ловец (охотник) Самуил и поведал, что те, кто здесь охотится, часто слышат звоны, пение монахов и даже звук топоров. И народ считал, что место это предназначено для святой обители. Антоний здесь, на берегу озера, неподалёку от реки Сия, поставил крест, срубил с помощниками часовню.
Пусть даже о датах можно спорить, пусть произойдёт это пятью или даже десятью годами позже — самый вектор движения оспорить невозможно. И то, что Россия по многим параметрам слабеет и даже деградирует, разумеется, не остаётся незамеченным и соответствующим образом учитывается в глобальных проектах ХХI века. Да и сегодня всё более бдительно выверяются формы и содержание её военно-технологического сотрудничества с другими странами, а в случае Бушера речь идёт уже и о подконтрольности исследований в области мирного атома, что затрагивает жизненно важные интересы не только Тегерана, но и Москвы. Странный проект дообогащения урана для иранской АЭС на территории России ставит Иран в положение если не вполне невменяемой, то несовершеннолетней страны, даже в таком, ставшем в развитых странах рутиной деле, как развитие собственной ядерной энергетики 1, страны, нуждающейся в опекуне. Россия же, которой препоручается неблаговидная роль подобного опекуна, оказывается в положении столь двусмысленном, что на страницах мировой печати не без оснований высказывается сомнение в российском происхождении этого плана, увидевшего свет после встречи В. Путина и Дж. Буша в Пусане. Во всяком случае, на нас возлагается львиная доля ответственности за дальнейшее развитие событий. А поскольку Иран тоже отнюдь не является бесхитростным агнцем и, естественно, ведёт свою сложную партию и в Ираке, и в отношениях с Вашингтоном, то, возможно, России за свои услуги в должности “капо” придётся заплатить дороже, нежели это представляется сегодня.
В этих обстоятельствах бессмысленно спрашивать, по ком звонит колокол: не выступив принципиальнопротив селекции человечества на “избранных” и “изгоев”, чего, казалось, позволяли ожидать от России и прежде сыгранная ею духовно-историческая роль, и её реальный потенциал, она, не исключено, в перспективе, притом не столь отдалённой, может и сама оказаться нанизанной на “ось зла”.
Почему бы нет, если титул “последней диктатуры в Европе” уже получила Белоруссия?
А это как в известной игре — “холодно, тепло, горячо”. Сосредоточивать же внимание исключительно на защите “местных интересов, норм и преданий”, изымая эту саму по себе важную задачу из общей панорамы проблем наступившего столетия, — значит, по моему глубокому убеждению, открывать дорогу к созданию (в том числе и в России) своего рода этнографических заповедников. Но вот это-то как раз не только не противоречит идеологии глобального неравенства, но, напротив, может служить реализации сокровенного её замысла: узурпации “избранными” самого права на историю.
Валерий ГАНИЧЕВ, председатель Союза писателей России, член Общественной палаты ВПЕРЕД К ЛОМОНОСОВУ!
(Архангельские заметки)
Архангельский форпост
Есть в России немало заповедных земель и мест, сохранивших русскость, ее потаенный смысл, тайну и слово. Архангельский Север — это русское Лукоморье. Невиданной созидательной упругости пружина толкала отсюда “встречь солнцу” умелых, опытных, закаленных, храбрых христиан-поморов по дуге Севера к Ямалу, Таймыру, Якутии, Чукотке, Аляске, Сан-Франциско. Они шли, неся с собой соединяющую и возвышающую русскую речь, умение налаживать отношения с коренными жителями, умение строить, земледельствовать и управлять крепким морским судном. Их путь отмечен крестами и часовнями. Вера православная возвышала их, а память о Родине укрепляла.
Для писателей Архангелогородчина — заповедная зона Слова. Тут сохранились русские былины и сказы — жар-птицы народного образа, слова, которые удалось услышать в начале XX века у великих сказительниц М. Кривополеновой, М. Голубковой, М. Крюковой. Помню еще в послевоенных учебниках и хрестоматиях их почти сказочные портреты и два-три сказания. Ныне они исчезли из школьных программ как “вредный вирус” для компьютерных мозгов. Оказывается, это так сложно — услышать голос русского слова. Новая Россия (вернее, ее власти), изменив социальный строй, меняет ценностный культурный ряд, а заодно свои границы и очертания. Власть добровольно отказалась от исторических выходов на Балтику и Черное море. Казалось, что и русскому Северу несдобровать — он попадал в сферу американских “стратегических интересов”. Вот так, Сан-Франциско, основанный русскими, — не сфера российских интересов, а Архангельск вполне может быть заманчив для американских глобалистов. И если будем зевать, верить “демократическим” и либеральным златоустам, если будут множиться в эфире, кинотеатрах, издательствах, школах клетки чужебесия, то “сфера интересов” может довольно быстро превратиться если не в военную, то духовно-культурную базу глобалистов.
А Север для России приобретает все большее и большее значение. Уже сегодня он приносит 25% национального дохода и 60% валютных поступлений. Всероссийский лесозавод и поставщик древесины, Архангельский край тоже приобретает новое лицо и предназначение. Сюда перемещается стратегический центр тяжести России, сюда смещаются грузопоток и морская мощь. (Среди моряков бытует шутка: Балтийский флот, БФ — Был флот; Черноморский, ЧФ — Чи флот, чи не флот; Тихоокеанский, ТОФ — Тоже флот; Северный, СФ — Современный флот.) Да, тут у нас, на Севере, самый современный флот, наш щит, наша опора. Здесь, после потери мощнейших николаевских судостроительных заводов, серьезная судостроительная база — Северодвинск. Тут на собственной территории России возник космодром в Плесецке, где с нас не “сдирают” пошлину за построенный нами же космический аэродром. Только что торжественно объявлено, что в области начинается промышленное производство алмазов. Архангельск — алмазодобывающий центр! Надо, чтобы алмазы Архангельской земли помогли поднять благосостояние и культуру архангелогородцев, и помогли заметно. Хватит обогащать гранильщиков алмазов за дальними морями.
Губернатор Николай Иванович Киселев со сдержанной радостью и гордостью сказал нам, что скоро от побережья в глубь моря шагнут нефтяные платформы. Этот бурно развивающийся промышленно-экономический узел севера России становится практической реальностью, требует осмысления и духовного оформления.
Как сшить воедино культурное и духовное полотно Святой Руси, дореволюционного прошлого России, лучших традиций советского периода и сегодняшнего дня? Как при технологическом размахе не утерять душевную чуткость, человеческое сострадание? Об этом мы говорили на расширенном секретариате Союза писателей в июле 2005 года. Архангельску писатели определили предназначение стать “форпостом духовной и культурной жизни на севере России”. Большая и ответственная роль.
Форпост — это укрепление духовных основ края. Мудрый, многознающий владыка, епископ Архангельский и Холмогорский Тихон пригласил делегацию писателей к себе, в здание недавно построенного епархиального управления. Перед домом выразительная скульптурная фигура — несущийся поразить нечистые силы Архангел Михаил. Несмотря на все гонения, погромы, которые на Архангельщине были как нигде разрушительны (бесовские силы чувствовали светоносность края), Архангельск — один из немногих городов страны, который сохранил свое историческое и духовное название. Как это произошло, какие попытки были стереть с лица земли ангельский город, предстоит еще исследовать и рассказать архангельским историкам и краеведам, но факт тот, что город имеет ограждение сил небесных. Конечно, антирусские, антиправославные силы неистовствовали. Одна за другой разрушались церкви. “Возведем главный епархиальный храм — Архангельск будет форпостом”, — рассудительно и убежденно говорит епископ Тихон. Он показал нам план — чертежи будущего собора. Мы приложились к изумительно написанной громадной иконе святителя Тихона, патриарха, мученика и борца за православие. Икону писали софринские мастера по благословению Святейшего Патриарха, образ святого обрамлен житийными клеймами. Патриарх Алексий II торжественно вручил икону архангельской епархии, ее встречали сотни православных верующих. Теперь она в епархиальном церковном зале ждет своего часа, своего епархиального собора.
Да, создание форпоста требует усилий. Повсеместных, общих, гражданских, церковных, властных, человеческих. Скажем, не главная черта города — заросшие лебедой и крапивой не самые, конечно, центральные, но проезжие улицы города. Удивительно, почему улицы Орла, Белгорода в цветах, вычищены, деревья побелены, города — загляденье. А я уверен, что дворникам и тут и там платят одинаково, администраторы районов Архангельска зарплаты имеют почти такие же. Но привыкли, по-видимому, внимания не обращают, подумаешь, травка, а получается, что сорняк — это облик города. И вновь о форпосте. Взять хотя бы такой факт: Архангельск один из немногих городов, в котором побывал великий адмирал Федор Ушаков. Ныне, когда Ушаков признан Святым праведным воином непобедимым Русской Православной Церковью, во многих городах создаются юношеские отряды ушаковцев. На недавнее празднование прославления Федора Ушакова в Санаксарском монастыре прибыли группы ушаковцев из Нижнего Новгорода, Казани, а в деревне Бурнаково, где родился адмирал, собрались юные мореходы-ушаковцы из Ярославля, Рыбинска, Москвы.
В Москве создан Центр духовного и патриотического воспитания имени св. праведного Федора Ушакова, он соединяет юных. Почему бы не организовать мощное движение ушаковцев в Архангельске? Тем более что в будущем году будет проводиться по примеру этого года Всероссийский конкурс по теме “Вера. Флот. Ушаков”. В общем, дел у архангелогородцев и у нас всех немало.
Архангельское полноголосье
Каждый раз, когда поближе прикоснешься к поэзии и прозе любой области России, поражаешься нашему богатству, сетуешь на себя, на своих коллег, на газеты, на журналы, на власть: почему мы, люди, народ, не знаем этих талантливых, одаренных, интересных писателей? Ясно, что “мы ленивы и нелюбопытны”, но еще яснее, что есть немало людей и сил, кому не нужны русские писатели, кто хотел бы, чтобы их голос угас, взамен их сделайте “подставу”, как это было на выставке в Париже, где президентам России и Франции подвели, как сказал бы Шолохов, “траченных молью” “российских” писателей, многие из которых были лауреатами премии Березовского “Триумф”, кажется, почившей в бозе. А русских писателей не подвели, не выдали им приглашения. Ну да Бог с ними (хотя надо говорить и быть уверенными, что Бог с нами), с подставными и “раскрученными”. Мы об архангелогородцах. А то земля заповедная. Если в Москву раньше стремились за правдой, надеясь отстоять и получить ее, то из Архангельской земли русская литература получала Слово исконное, правдивое, вечное. Это ведь потрясающе, что из 25 томов “Свода русского фольклора” 20 томов — былины Севера. Всеми цветами радуги светилось тут слово великих волшебников русской речи — Бориса Шергина, Степана Писахова, Алексея Чапычина. Тут, на Севере, получали подзаряд в аккумуляторы души и речи Леонид Леонов, Михаил Пришвин, Николай Клюев, Юрий Казаков.
А уж звезда Федора Абрамова будет много лет светить из сердца корневой семьи Пряслиных и их земляков. Как о Гомере, идет порой спор о Николае Рубцове и Ольге Фокиной: архангелогородцы они (ибо родились здесь) или вологодцы (ибо творили там). Ясно, что они выдающиеся русские поэты, освященные землей Севера, землей Архангельской и Вологодской. Наверное, самый большой ныне словотворец, а вернее, словосбережитель в русской литературе — это В. Личутин. В 1972 году лежал я в больнице и прочитал только что выпущенные издательством “Современник” повести Владимира. Захрустел снежок, потянуло березовым дымком, замигала сверху звезда, скрипнули ворота, послышался собачий лай, пахнуло коровьим духом и… заговорили округлым, окающим говором его герои. Каждое слово — драгоценный камень. С тех пор, особенно из последнего “Раскола”, выписываю многие личутинские слова. Думаю, что эти слова, не слышанные мной, да, не сомневаюсь, и большинством читателей, Личутин берет из своей памяти, от мамы, бабушки, соседей, от земли своей, а заодно из замечательной сокровищницы говоров, собранной в наших словарях и книгах писателей.
Личутин был на этой нашей писательской встрече. Он сказал о русском слове, которым каждый должен любоваться как драгоценной вещью. Но если ее оставить где-то в забытьи, то она постепенно тускнеет и превращается как бы в ничто. Русский народ должен по природе своего языка говорить только красиво, потому что красивое русское слово — это поэтическое, духовное, нравственное оформление души русского человека.
Литературную жизнь писательская организация строила и строит вокруг альманахов “Белый пароход” и “Красная пристань”, а ныне ещё и вокруг полноправного литературного журнала “Двина”. Изобретательный, настойчивый, обладающий хорошим литературным вкусом, Михаил Попов сумел возглавить все три издания, подняв их до высокого общероссийского уровня. Новые публикации, литературно-исторический архив, литературная хроника постепенно подтягивают “Двину” в ряд литературных грандов, таких как “Наш современник”, “Подъем”, “Волга”, “Сибирские огни”, “Сибирь” и др. Делать литературный журнал, особенно на местах, ох как нелегко. Публика стремительно отвыкает от чтения. На недавнем съезде книгоиздателей России назвали несколько прискорбных цифр “достижений” постсоветской России. Вот одна из них: 37% опрошенных никогда не читали, не читают и читать не будут. Были и раньше такие темные люди, но они, по крайней мере, стеснялись своего невежества. Ныне для трети населения это норма. Книготорговцы ударили в колокола — они теряют рынок. Поправить дело взялись учителя и библиотекари, создавшие “ассоциацию любителей книги и чтения”. Вот так получается: раньше читать было необходимо, престижно, да и модно. Ныне это одно из не самых нужных занятий.
Но все-таки российская традиция, привычка семейная, внушение учителей не оставляют надежды на то, что читать в России будут. Правда, надо, чтобы то, что напишет писатель, было нравственно, интересно, важно, необходимо и написано сочным, красочным русским языком. Книги многих архангельских писателей таковы.
Особенно чувствуется это в поэзии, где нередко у архангельцев пылает подлинное творческое пламя. Назовем только нескольких авторов, которых надо знать нашему всероссийскому читателю (да их и знают): Александр Логинов, Александр Росков, Прокопий Явтысый, Инэль Яшина, Алексей Пичков, Елена Кузьмина. Надо бы и других назвать, но это мы сделаем в специальном обзоре.
Ярким поэтическим фестивалем стали встречи молодых поэтов в древнем северном Каргополе. Душой этого фестиваля всегда был Александр Логинов. Конечно, потому, что организатор, и еще потому, что его поэзия вписана в эти леса, деревянные храмы, в хрусталь ледяных рек, в звездное небо. И хотя жизнь поэта сложна и, мы знаем, трудна, он в космической уверенности:
Пусть в небесах вытаивает млечность
И сыплет сверху звездная капель.
Все впереди, покуда Бог и вечность
Раскачивают жизни колыбель.
Каргополь для Александра не захолустье, не медвежий угол, а “северный склон земли”, и отсюда “за горизонт течет земля во все пределы”. Очень он настоящий, искренний и незащищенный. С его поэзией соседствует творчество двух прекрасных поэтесс Севера — Инэль Яшиной и Елены Кузьминой. Елена в легком миражном сиянии видит свое бытие и связывает его “золотой дрожащей нитью света” с миром горним. Она сейчас одна из трепетных поэтесс России, лирически соединяющая “далекое прошлое святой Руси, сегодняшний день и чаемую жизнь будущего века”.
Инэль Яшина — другой темперамент, другой тип поэзии. Она заботница о благе, о духе людей, о Слове. Что там говорить: в немалой степени ее стараниями держится Архангельская писательская организация. Инэль, как челнок, снует то в кабинет губернатора, то в органы культуры, то к предпринимателям, то к главам районных администраций, то в местную Думу — и все для общих литературных дел, отдельных писателей, изданий. По большей части судьба не благосклонна к просителям, но многое Инэль удается. И главное для нее все-таки поэзия, и она тут кропотлива, и усердна, и творчески неустанна.
А два поэтических уроженца тундры — Алексей Пичков и Прокопий Явтысый? Об их поэзии говорили на встрече, стихи читались, аплодисменты звучали. Прокопий подарил мне последний свой поэтический сборник, перед каждым стихотворением которого — есенинские строки, а затем свой поэтический взгляд. Думаю, какая же лирическая мощь в Есенине, накрывающая своим покровом всю Россию — от Кавказа до тундры.
Поэтическая Россия знает, конечно, Александра Роскова, но вот Россия читающая — не очень. Росков — лирик, но лирик печали, скорбного эпического реквиема, взывающего к памяти, незабвению тех, кто живет и жил на этой земле. Потому так много у него стихотворений-мемориалов, посвященных конкретным людям, землякам, стихотворений, призванных уберечь их имена от забвения и высветить глубинную сущность их внешне обычной жизни. Когда прочитали на поэтическом вечере его стихи “…Анатолий Абрамов — простой деревенский мужик…”, зал ошеломленно затих, помолчал, а затем взорвался аплодисментами. Кто-то едва сдерживал слезы. Не могу удержаться и привожу целиком его стихотворение-балладу.
…Анатолий Абрамов — простой деревенский мужик,
патриот своей родины, ею же битый и мятый
просто так — ни за что, защищавший ее рубежи
с автоматом в руках с сорок первого по сорок пятый,
до Берлина дошедший еще безбородым юнцом,
положивший начало “холодной войне” (но не миру),
в грудь и в правую щеку отмеченный вражьим свинцом,
сорок лет отпахавший в деревне своей бригадиром,
в сенокосные дни выводивший народ на луга,
что тянулись вдоль тракта — грунтовой шоссейной дороги,
он умел и любил аккуратные ставить стога,
на абрамовских пожнях скульптуры стояли — не стоги!
Он в любую жару “самолично” взбирался на стог,
брал за длинную ручку стальные трехрогие вилы
и при помощи вил и — стог надо утаптывать — ног
создавал “монумент”, да такой, что взглянуть — любо-мило!
Как стога украшали подстриженный наголо луг!
(Он их сам у себя принимал по бумажному акту.)
Из кабин любовалась твореньем абрамовских рук
(ну и ног) шоферня, проезжая по этому тракту…
Анатолий Абрамов, болевший всегда и всерьез
за добро за народное, честный, простой, как лопата,
ныне спит под крестом и под сенью веселых берез,
не дала поглядеть застарелая рана солдату
на развал той страны, где он жил и где ставил стога,
за которую кровь проливал на сражения поле.
Он сумел бы поднять Горбачева на вильи рога,
на трехрогие вилы — была бы возможность, а воля
у него бы была. Хорошо, что под крест свой он лег
в 90-м году, при живом еще СССэРе.
Он на этот бардак равнодушно смотреть бы не смог,
он бы горькую запил и запер ворота и двери,
чтоб не видели люди запойного вида его,
чтоб действительность вся обернулась на время кошмаром.
…На абрамовских пожнях теперь не увидишь стогов -
там торчат среди трав одиноко сухие стожары.
На стожарах в плохую погоду сидит воронье,
будто время само здесь на многие годы застыло.
Луг не кошен стоит. Зарастают тихонько быльем
сенокосные дни и трехрогие длинные вилы.
Но мне хочется верить, что нынче не здесь, а в раю
Анатолий Абрамов стога аккуратные ставит,
на небесных лугах ему ангелы песни поют,
и он Господа видит во всем его блеске и славе.
И когда в жаркий полдень по небу плывут облака
над жильем городским, над крестами старинными храмов -
я умом принимаю, что это и есть те стога,
что поставил в раю мой земляк Анатолий Абрамов.
Этим поэтическим обзором и ограничусь. Хочу лишь добавить, что и прозаики тут крепкие. Достаточно назвать Михаила Попова и его повесть “Последний патрон”, сборник прозы “Мужские сны на берегу океана”, роман “Час мыши, или Сто лет до рассвета”. Его переводят за рубежом, экранизируют, а Виктор Толкачев, замечательный документалист, сам пишет сценарии, и по его фильмам можно ощутить, почувствовать красоту и неповторимость природы, человеческое мужество и безответственность при соприкосновении с этой грозной и хрупкой природой (фильмы “Вайгач”, “К Новой Земле”, “Шаги к храму”, “России соль — земля Архангельская”).
Архангельск полон талантливыми людьми. Вот, например, мы избрали заместителем руководителя Архангельского отделения Всемирного Русского Народного Собора М. Елепову, доктора филологии, заведующую кафедрой русской литературы, специалиста по отечественной литературе, знатока творчества и деяний А. С. Хомякова. От корки до корки прочитал я замечательную книгу профессора, доктора педагогических наук Татьяны Буториной “Ломоносов и педагогика”. Вице-президент РАН, председатель Ломоносовского фонда Н. П. Лаверов в предисловии написал: “Татьяна Сергеевна — землячка М. В. Ломоносова. Она немало сделала для развития педагогической науки и практики. Именно ей принадлежит идея создания Ломоносовского фонда, основной целью которого является содействие духовному возрождению России, включая подготовку и издание работ, помогающих реализовать эту цель”. В Москве, дочитывая книгу, я не знал, является ли она членом Союза писателей. Правда, у нас бывает всяко. Спрашиваю однажды у Пахомова (ответственного секретаря Тульской писательской организации): “Почему вы не принимаете в члены Союза зав. кафедрой русского языка и литературы вашего университета? Вот он выступил с блестящим докладом на Толстовских чтениях, у него есть несколько добротных книг по литературоведению”. Пахомов серьезно посмотрел на меня и ответил: “Наши не примут”. — “Почему?” — “Слишком умный”. Шутки шутками, а следует нам пополнять наш писательский ряд литературоведами, педагогами, владеющими писательским, литературным мастерством. Ведь это направление в Союзе возглавляют выдающиеся наши ученые, членкоры РАН Н. Н. Скатов, Ф. Ф. Кузнецов, Н. В. Корниенко и другие.
В общем, Архангельск мы покидали, почувствовав творческую атмосферу, большой потенциал, да и хоть умеренную, но позволяющую надеяться на большее заботу властей: губернатора, Законодательного собрания, администрации. В ответ на мою просьбу помогать писательской организации губернатор кратко сказал: “Поможем”. И уже вечером его заместитель объявил, что выделено сто тысяч рублей. Может быть, не самые большие деньги, но важно начало. Надеемся, что космическая, судостроительная, лесная, алмазная, нефтяная Архангелогородчина не оставит без внимания свое Слово, свою литературу.
Духовный сеятель
Первородная гладь Святого озера, обрамлённая зелёным ожерельем северного берендеева леса, проявляла чудные очертания некоего Китежа на своей поверхности. Нет, сказочные строения были не там, в глубинах, а на берегу и каким-то естественным образом сливались с водяными видениями. В этот сияющий июльский день один из красивейших и значимых монастырей России — Антонио-Сийский — представал перед писателями, учёными, чиновными людьми, приехавшими для исполнения серьёзной миссии — учреждения Архангельского отделения Всемирного Русского Народного Собора.
Не в городских конференц-залах, а здесь, в стенах старейшего, основанного 485 лет назад монастыря, после литургической службы предстояло учредить отделение Собора.
Это придало событию глубинный, знаковый характер. Какой-то восторженный холодок пробегал по спине. Здесь в 1520 году преподобный Антоний основал свою обитель, виденье которой явилось ему в начале иноческого пути, когда перед ним предстал световидный старец в белых ризах с крестом и благословил на пустынножительное наставничество многих иноков.
Вот и тогда, 485 лет назад, вышел священник-монах Антоний с иноками к озеру и стал на молитву. Их увидел ловец (охотник) Самуил и поведал, что те, кто здесь охотится, часто слышат звоны, пение монахов и даже звук топоров. И народ считал, что место это предназначено для святой обители. Антоний здесь, на берегу озера, неподалёку от реки Сия, поставил крест, срубил с помощниками часовню.