Страница:
Об этом можно было судить хотя бы по ее статьям в газете, в которых рассказывалось о самом, казалось, обычном и заурядном, что набило уже всем оскомину, но под ее пером ординарные вещи превращались в нечто важное и, главное, интересное для жителей Дедвуда и окрестностей.
Средний палец ее правой руки даже вроде бы потерял свою обычную форму от слишком частого писания, и на нем нередко можно было видеть слабые следы чернил.
Что у нее особенно обращало на себя внимание, так это голубые глаза, взглянув на которые, хотелось сделать это еще и еще раз. Если, конечно, она была без очков.
И она выглядела всегда предельно естественной — никакой краски на глазах, на губах; Кемпбелл полагал, что, если бы она вдруг появилась за столом накрашенной, это произвело бы впечатление разорвавшейся бомбы. Ее прическа оставалась одинаковой изо дня в день, если не считать, что пучок мог быть сдвинут с центра затылка чуть-чуть в сторону, как если бы она причесывалась, не глядя в зеркало. Ногти были всегда коротко острижены, а на ногах — чуть ли не единственная пара не слишком подходящих ей башмаков, коричневых, со шнурками, мужского стиля, в которых она ходила и по грязи, и по снегу, и по навозу, устилающему улицы (о чем она регулярно писала в своей газете, призывая начать борьбу с грязью в городе).
Кемпбелл полагал, что, появись в городе церковь, Сара Меррит пришла бы и на воскресную службу в тех же самых мужских башмаках. И еще в одном был он уверен: с той поры как они столкнулись на обледенелой, скользкой улице, она перестала, разговаривая с ним, смотреть ему прямо в глаза. Вместо этого взгляд ее останавливался на шерифской звезде у него на груди.
Хотели они или нет, работа и проживание в пансионе заставляли их регулярно видеться и общаться друг с другом. А собирая информацию для газеты, Сара не могла не узнавать у Ноа Кемпбелла новости о нарушениях закона, об арестах, обо всем, с чем он сталкивался, совершая ежедневные обходы города.
При встречах она обращалась к нему не иначе как «шериф Кемпбелл»; он всегда называл ее «мисс Меррит».
То, что встречи стали происходить все чаще, оба относили лишь к тому, что такова, значит, служебная необходимость, и ничего более.
Как-то днем, когда Сара и все ее служащие находились в типографии, открылась дверь, и в помещении появилась невысокая полная женщина. Лицо у нее было цвета старого седла, темные с проседью волосы слегка вились надо лбом. Пронзительный взгляд серых глаз был устремлен на Сару, на нее одну, будто в комнате больше никто не присутствовал.
— Значит, это вы! — сказала она, и голос ее зазвенел, как гонг, приглашающий к обеду.
Сара встала из-за своей конторки, сняла нарукавники, аккуратно положила возле себя.
— Я Сара Меррит.
Женщина протянула руку.
— А я мать Ноа Кемпбелла. Меня зовут Нерри.
Сара сразу отметила сходство матери с сыном — те же серые глаза, тупой кончик носа, высокие крутые скулы.
— Здравствуйте, миссис Кемпбелл. — Сара пожала протянутую руку.
— Он говорил мне о вас, — сообщила мать Кемпбелла. — И об этом помещении тоже. Но я подумала, дай-ка лучше сама приду и все увижу, верно? Как поживаете?.. — Она кивнула Джошу и Патрику, продолжая в то же время с любопытством оглядывать все кругом. — Насколько мне известно, вы страшно деловая и предприимчивая женщина. Ноа обожает таких.
— В самом деле?
Сара постаралась, чтобы в ее голосе не звучало ни удивления, ни иронии.
Миссис Кемпбелл продолжала:
— Я говорю ему: Ноа, почему тебе не привезти ее как-нибудь к нам, но вы знаете этих сыновей… Если уж вырвется из дома, их самих ничем не заманишь обратно — что уж говорить о том, чтобы привозили своих друзей.
Друзей? Почему эта женщина считает, что она и ее сын друзья? Кто ей сказал?
— …Тогда я и говорю: ладно, я и сама могу съездить в этот дом, где делают газету, и сказать «здравствуйте» его хозяйке. Почему нет?.. Мой другой сын, Арден, он, наверно, заглянет сюда тоже, только попозже… Что касается Кирка — это мой муж, отец Ноа то есть, — у него дела поважнее. Не сказать, что у нас с Арденом их нет, но очень уж нам не терпелось приехать сюда и увидеть вас собственными глазами… Ноа, он так много рассказывал про вас, когда приезжал к нам недавно.
Рассказывал?..
Сара видела, что Патрик вслушивается в разговор, не отрываясь, однако, от работы с прессом, и Джош тоже, не забывая в то же время смазывать шрифт.
— …Говорил, вы умная, образованная леди и решили сами делать газету в этом городе… Я-то что… Я и читать толком не умею, не говоря уж о том, чтобы писать, но мой сын, он привез мне газету, и хотя было нелегко, я все же разобрала, о чем вы там пишете. Очень интересно знать, что творится в городе и вообще вокруг нас.
Сара спросила:
— Вы, кажется, живете в долине Спирфиш?
— Да, верно.
— Можете вы мне рассказать о ней? Я задам вам несколько вопросов, хорошо?
— Отчего нет… — Керри Кемпбелл с некоторой тревогой посмотрела на Сару. — Только не знаю, чего я смогу… О чем вам интересно узнать?
— Ваша долина — последнее прибежище индейцев в этих местах, — сказала Сара. — И вся страна с беспокойством ожидает, чем окончится подписание мирного договора. Будут ли индейцы соблюдать его…
За этим вступлением последовал ряд вопросов, которые лишь утвердили Керри Кемпбелл во мнении, что Сара Меррит действительно страшно умная женщина — ведь она спрашивала решительно обо всем: об урожае, о том, что у них там растет, о ценах на зерно и корма, о погодных условиях — сколько было, примерно, дождливых и солнечных дней в прошедшем сезоне, сколько всего семей поселилось у них в долине, откуда они приехали и кто по происхождению, возникают ли между ними какие-либо конфликты.
Когда вопросы окончились и ответы на них были получены и записаны, Керри Кемпбелл, глядя как Сара снимает очки и аккуратно кладет их на стол, подумала: какого черта ее сын Ноа чего-то ждет? Конечно, эта девушка не писаная красотка, но, во всяком случае, не хуже многих, кого сама Керри Кемпбелл знала или знает. Кроме того, она в одиночку добралась сюда и развернула такое дело! Это требует, чтобы голова была на месте. Пожалуй, правда, она слишком худа, но выглядит достаточной здоровой, чтобы родить ей нескольких внуков и, возможно, совсем неплохих!
— Если статья про все это появится, — заметила Сара, — обязательно пришлю вам газету через Ноа.
— Надеюсь, надеюсь, пришлете. А то, может, и сами пожалуете вместе с Ноа, посидите у нас за столом.
— Благодарю вас, миссис Кемпбелл, но, боюсь, не смогу вырваться отсюда. Я ведь многое делаю сама: собираю новости, пишу статьи, нахожу объявления. А еще посещаю разные собрания и некоторые семьи. Очень мало времени остается для себя, к сожалению.
— Конечно… понимаю… Что ж, было так приятно познакомиться с вами, мисс Меррит. — Керри Кемпбелл снова протянула руну. — Будьте здоровы, желаю успехов.
— Вам того же. Спасибо.
Когда миссис Кемпбелл ушла, Сара почувствовала, что взгляд Патрика Брэдигана устремился прямо на нее, но решила не отвечать ему тем же и занялась своими делами. Патрик вынул из кармана флягу, приложился к ней, после чего тоже продолжил работу.
Однако минут через пятнадцать в помещении появился еще один посетитель. Он был молод, темноволос и весьма привлекателен на вид.
— Привет, — произнес он, снимая шляпу. — Вы и есть Сара Меррит?
Еще до того, как он заговорил, она уже догадалась, кто он такой.
— Да, — коротко ответила она.
— А я Арден Кемпбелл, брат Ноа. Пришел узнать, не пойдете ли вы со мной пообедать?
Несколько секунд она смотрела на него, ошеломленная его напором, потом рассмеялась. Он тоже разразился смехом.
— Так как же? — спросил он. — Заметано?
— Мистер Кемпбелл, — произнесла Сара наставительным тоном. — Мы даже не знакомы с вами.
— Я знаю. Потому и приглашаю вас пообедать, чтобы мы познакомились получше. А что такого? Я вполне безобиден и намного дружелюбней своего брата. Мне уже двадцать два, я люблю красивых женщин, но был лишен их общества с той поры, как мы сюда приехали. Кроме того, и вам, и мне нужно ведь каждый день обедать, правда? Так почему не сделать это вместе?
— Не думаю, что это очень хорошая идея, мистер Кемпбелл.
— Но отчего же? Может, Ноа затеял с вами какую игру?
— Нет! — резко ответила она и покраснела.
— Кто-нибудь еще? — Да что это за допрос!
— Нет!
— Тогда почему? — Он поднял левую руку, понюхал под ней воздух. — Я, может, плохо пахну? Или что?
Она вынужденно рассмеялась.
— Мистер Кемпбелл…
— Называйте меня Арден!
— Хорошо… Арден… Здесь в городе не так уж много женщин. Боюсь, пойдут разные сплети, если увидят нас вместе за обедом.
— Тьфу, дерьма-то! Кто боится сплетен? Пошли… — Он взял ее за руку. — Если кто скажет, что Арден Кемпбелл обхаживает новую женщину в городе, или еще что… такое… я плюну ему в лицо!
Она почувствовала, что ее ведут к двери, и попыталась сопротивляться.
— Но я не знаю вас, я уже говорила!
— Узнаете!.. Берите ваше пальто или ваш блокнот, все, что хотите, — и вперед! Вы должны пообедать со мной, нравится вам это или не очень!..
Обед был превосходен. Арден потащил Сару к Рукнеру, где усадил на стул и не сводил с нее глаз, лишь изредка переводя взор на сочный ростбиф из лосиного мяса, лежащий перед ним на тарелке. Он не умолкал ни на минуту и смешил ее так сильно и так часто, что ей приходилось все время держать наготове салфетку, чтобы куски ростбифа не оказались на столе. Он приветливо встречал почти каждого входившего в кафе посетителя словами:
— Эй, послушай, ты еще не знаком с Сарой Меррит?..
Он рассказывал Саре, что, вообще-то, он хороший христианин и как раз ищет жену, и намерен года через два иметь уже собственное хозяйство, а через три — настоящую семью, с детьми, как полагается… И что готов для этого, если нужно, заказать себе жену по почте, но лучше, если не придется этого делать… Он надеется, что не придется…
Он говорил, что умеет петь, как соловей, драться, как терьер, плясать, как житель гор, и жарить оладьи даже лучше, чем его мать. Сказал, что мечтает в один прекрасный день пожарить их для нее, для Сары!.. Он признался, что понимает: жизнь — штука серьезная, даже слишком серьезная, и потому думает, чтобы справиться с ней, нужно побольше смеяться. Всегда, когда только возможно!.. Еще он говорил, что он крепкий парень, честный и трудолюбивый, и умеет любить — только вот не было еще с ним женщины так долго, чтобы он мог доказать ей это.
Он сказал также, что приедет в город в эту субботу, чтобы сходить с ней на спектакль к Ленгришу, и не дал ей времени и возможности отказаться. Он зайдет за ней к семи, сообщил он, когда они уже прощались у дверей типографии, где она и осталась стоять, несколько ошеломленная его напором.
Глава 9
Средний палец ее правой руки даже вроде бы потерял свою обычную форму от слишком частого писания, и на нем нередко можно было видеть слабые следы чернил.
Что у нее особенно обращало на себя внимание, так это голубые глаза, взглянув на которые, хотелось сделать это еще и еще раз. Если, конечно, она была без очков.
И она выглядела всегда предельно естественной — никакой краски на глазах, на губах; Кемпбелл полагал, что, если бы она вдруг появилась за столом накрашенной, это произвело бы впечатление разорвавшейся бомбы. Ее прическа оставалась одинаковой изо дня в день, если не считать, что пучок мог быть сдвинут с центра затылка чуть-чуть в сторону, как если бы она причесывалась, не глядя в зеркало. Ногти были всегда коротко острижены, а на ногах — чуть ли не единственная пара не слишком подходящих ей башмаков, коричневых, со шнурками, мужского стиля, в которых она ходила и по грязи, и по снегу, и по навозу, устилающему улицы (о чем она регулярно писала в своей газете, призывая начать борьбу с грязью в городе).
Кемпбелл полагал, что, появись в городе церковь, Сара Меррит пришла бы и на воскресную службу в тех же самых мужских башмаках. И еще в одном был он уверен: с той поры как они столкнулись на обледенелой, скользкой улице, она перестала, разговаривая с ним, смотреть ему прямо в глаза. Вместо этого взгляд ее останавливался на шерифской звезде у него на груди.
Хотели они или нет, работа и проживание в пансионе заставляли их регулярно видеться и общаться друг с другом. А собирая информацию для газеты, Сара не могла не узнавать у Ноа Кемпбелла новости о нарушениях закона, об арестах, обо всем, с чем он сталкивался, совершая ежедневные обходы города.
При встречах она обращалась к нему не иначе как «шериф Кемпбелл»; он всегда называл ее «мисс Меррит».
То, что встречи стали происходить все чаще, оба относили лишь к тому, что такова, значит, служебная необходимость, и ничего более.
Как-то днем, когда Сара и все ее служащие находились в типографии, открылась дверь, и в помещении появилась невысокая полная женщина. Лицо у нее было цвета старого седла, темные с проседью волосы слегка вились надо лбом. Пронзительный взгляд серых глаз был устремлен на Сару, на нее одну, будто в комнате больше никто не присутствовал.
— Значит, это вы! — сказала она, и голос ее зазвенел, как гонг, приглашающий к обеду.
Сара встала из-за своей конторки, сняла нарукавники, аккуратно положила возле себя.
— Я Сара Меррит.
Женщина протянула руку.
— А я мать Ноа Кемпбелла. Меня зовут Нерри.
Сара сразу отметила сходство матери с сыном — те же серые глаза, тупой кончик носа, высокие крутые скулы.
— Здравствуйте, миссис Кемпбелл. — Сара пожала протянутую руку.
— Он говорил мне о вас, — сообщила мать Кемпбелла. — И об этом помещении тоже. Но я подумала, дай-ка лучше сама приду и все увижу, верно? Как поживаете?.. — Она кивнула Джошу и Патрику, продолжая в то же время с любопытством оглядывать все кругом. — Насколько мне известно, вы страшно деловая и предприимчивая женщина. Ноа обожает таких.
— В самом деле?
Сара постаралась, чтобы в ее голосе не звучало ни удивления, ни иронии.
Миссис Кемпбелл продолжала:
— Я говорю ему: Ноа, почему тебе не привезти ее как-нибудь к нам, но вы знаете этих сыновей… Если уж вырвется из дома, их самих ничем не заманишь обратно — что уж говорить о том, чтобы привозили своих друзей.
Друзей? Почему эта женщина считает, что она и ее сын друзья? Кто ей сказал?
— …Тогда я и говорю: ладно, я и сама могу съездить в этот дом, где делают газету, и сказать «здравствуйте» его хозяйке. Почему нет?.. Мой другой сын, Арден, он, наверно, заглянет сюда тоже, только попозже… Что касается Кирка — это мой муж, отец Ноа то есть, — у него дела поважнее. Не сказать, что у нас с Арденом их нет, но очень уж нам не терпелось приехать сюда и увидеть вас собственными глазами… Ноа, он так много рассказывал про вас, когда приезжал к нам недавно.
Рассказывал?..
Сара видела, что Патрик вслушивается в разговор, не отрываясь, однако, от работы с прессом, и Джош тоже, не забывая в то же время смазывать шрифт.
— …Говорил, вы умная, образованная леди и решили сами делать газету в этом городе… Я-то что… Я и читать толком не умею, не говоря уж о том, чтобы писать, но мой сын, он привез мне газету, и хотя было нелегко, я все же разобрала, о чем вы там пишете. Очень интересно знать, что творится в городе и вообще вокруг нас.
Сара спросила:
— Вы, кажется, живете в долине Спирфиш?
— Да, верно.
— Можете вы мне рассказать о ней? Я задам вам несколько вопросов, хорошо?
— Отчего нет… — Керри Кемпбелл с некоторой тревогой посмотрела на Сару. — Только не знаю, чего я смогу… О чем вам интересно узнать?
— Ваша долина — последнее прибежище индейцев в этих местах, — сказала Сара. — И вся страна с беспокойством ожидает, чем окончится подписание мирного договора. Будут ли индейцы соблюдать его…
За этим вступлением последовал ряд вопросов, которые лишь утвердили Керри Кемпбелл во мнении, что Сара Меррит действительно страшно умная женщина — ведь она спрашивала решительно обо всем: об урожае, о том, что у них там растет, о ценах на зерно и корма, о погодных условиях — сколько было, примерно, дождливых и солнечных дней в прошедшем сезоне, сколько всего семей поселилось у них в долине, откуда они приехали и кто по происхождению, возникают ли между ними какие-либо конфликты.
Когда вопросы окончились и ответы на них были получены и записаны, Керри Кемпбелл, глядя как Сара снимает очки и аккуратно кладет их на стол, подумала: какого черта ее сын Ноа чего-то ждет? Конечно, эта девушка не писаная красотка, но, во всяком случае, не хуже многих, кого сама Керри Кемпбелл знала или знает. Кроме того, она в одиночку добралась сюда и развернула такое дело! Это требует, чтобы голова была на месте. Пожалуй, правда, она слишком худа, но выглядит достаточной здоровой, чтобы родить ей нескольких внуков и, возможно, совсем неплохих!
— Если статья про все это появится, — заметила Сара, — обязательно пришлю вам газету через Ноа.
— Надеюсь, надеюсь, пришлете. А то, может, и сами пожалуете вместе с Ноа, посидите у нас за столом.
— Благодарю вас, миссис Кемпбелл, но, боюсь, не смогу вырваться отсюда. Я ведь многое делаю сама: собираю новости, пишу статьи, нахожу объявления. А еще посещаю разные собрания и некоторые семьи. Очень мало времени остается для себя, к сожалению.
— Конечно… понимаю… Что ж, было так приятно познакомиться с вами, мисс Меррит. — Керри Кемпбелл снова протянула руну. — Будьте здоровы, желаю успехов.
— Вам того же. Спасибо.
Когда миссис Кемпбелл ушла, Сара почувствовала, что взгляд Патрика Брэдигана устремился прямо на нее, но решила не отвечать ему тем же и занялась своими делами. Патрик вынул из кармана флягу, приложился к ней, после чего тоже продолжил работу.
Однако минут через пятнадцать в помещении появился еще один посетитель. Он был молод, темноволос и весьма привлекателен на вид.
— Привет, — произнес он, снимая шляпу. — Вы и есть Сара Меррит?
Еще до того, как он заговорил, она уже догадалась, кто он такой.
— Да, — коротко ответила она.
— А я Арден Кемпбелл, брат Ноа. Пришел узнать, не пойдете ли вы со мной пообедать?
Несколько секунд она смотрела на него, ошеломленная его напором, потом рассмеялась. Он тоже разразился смехом.
— Так как же? — спросил он. — Заметано?
— Мистер Кемпбелл, — произнесла Сара наставительным тоном. — Мы даже не знакомы с вами.
— Я знаю. Потому и приглашаю вас пообедать, чтобы мы познакомились получше. А что такого? Я вполне безобиден и намного дружелюбней своего брата. Мне уже двадцать два, я люблю красивых женщин, но был лишен их общества с той поры, как мы сюда приехали. Кроме того, и вам, и мне нужно ведь каждый день обедать, правда? Так почему не сделать это вместе?
— Не думаю, что это очень хорошая идея, мистер Кемпбелл.
— Но отчего же? Может, Ноа затеял с вами какую игру?
— Нет! — резко ответила она и покраснела.
— Кто-нибудь еще? — Да что это за допрос!
— Нет!
— Тогда почему? — Он поднял левую руку, понюхал под ней воздух. — Я, может, плохо пахну? Или что?
Она вынужденно рассмеялась.
— Мистер Кемпбелл…
— Называйте меня Арден!
— Хорошо… Арден… Здесь в городе не так уж много женщин. Боюсь, пойдут разные сплети, если увидят нас вместе за обедом.
— Тьфу, дерьма-то! Кто боится сплетен? Пошли… — Он взял ее за руку. — Если кто скажет, что Арден Кемпбелл обхаживает новую женщину в городе, или еще что… такое… я плюну ему в лицо!
Она почувствовала, что ее ведут к двери, и попыталась сопротивляться.
— Но я не знаю вас, я уже говорила!
— Узнаете!.. Берите ваше пальто или ваш блокнот, все, что хотите, — и вперед! Вы должны пообедать со мной, нравится вам это или не очень!..
Обед был превосходен. Арден потащил Сару к Рукнеру, где усадил на стул и не сводил с нее глаз, лишь изредка переводя взор на сочный ростбиф из лосиного мяса, лежащий перед ним на тарелке. Он не умолкал ни на минуту и смешил ее так сильно и так часто, что ей приходилось все время держать наготове салфетку, чтобы куски ростбифа не оказались на столе. Он приветливо встречал почти каждого входившего в кафе посетителя словами:
— Эй, послушай, ты еще не знаком с Сарой Меррит?..
Он рассказывал Саре, что, вообще-то, он хороший христианин и как раз ищет жену, и намерен года через два иметь уже собственное хозяйство, а через три — настоящую семью, с детьми, как полагается… И что готов для этого, если нужно, заказать себе жену по почте, но лучше, если не придется этого делать… Он надеется, что не придется…
Он говорил, что умеет петь, как соловей, драться, как терьер, плясать, как житель гор, и жарить оладьи даже лучше, чем его мать. Сказал, что мечтает в один прекрасный день пожарить их для нее, для Сары!.. Он признался, что понимает: жизнь — штука серьезная, даже слишком серьезная, и потому думает, чтобы справиться с ней, нужно побольше смеяться. Всегда, когда только возможно!.. Еще он говорил, что он крепкий парень, честный и трудолюбивый, и умеет любить — только вот не было еще с ним женщины так долго, чтобы он мог доказать ей это.
Он сказал также, что приедет в город в эту субботу, чтобы сходить с ней на спектакль к Ленгришу, и не дал ей времени и возможности отказаться. Он зайдет за ней к семи, сообщил он, когда они уже прощались у дверей типографии, где она и осталась стоять, несколько ошеломленная его напором.
Глава 9
Ноа знал уже все новости до того, как Арден появился у него в конторе.
— Привет, старший братец! — Шире улыбки быть просто не могло.
— Черт тебя побери! Совсем свихнулся! Чего ради ты потащил ее на обед?
— Я же говорил тебе, что сделаю это.
— А я говорил, чтобы ты держался подальше!
— Но я спросил у нее, подбиваешь ли ты к ней клинья, и она ответила, что нет.
— Ты спросил?! — Ноа вскочил со стула.
— Ну да. Спросил, ухлестываешь ли ты за ней или, может, кто еще, а она сказала никто, и тогда я решил сам ухаживать за ней.
— Ухаживать! Ты же увидел ее впервые только два часа назад!
— Ну и что? Эти два часа мы провели очень неплохо. Она смеялась не переставая… А в субботу пойдем с ней к Ленгришу.
— Идите хоть к самому черту!
— Не понимаю, чего ты так яришься. Тебе ведь она ни к чему…
Так оно и было, а потому Ноа снова уселся на стул и спросил гораздо спокойнее:
— Ма знает об этом?
— Пока нет. Но будет довольна, я уверен. Она тоже заходила в типографию поглядеть на Сару.
Ноа яростно потер рукой голову.
— Ты настоящий иуда!
— Мы пригласили ее к нам в долину. Ручаюсь, она вскоре приедет.
— А что отец? Тоже намерен поглазеть на нее?
— Па сидит в салуне, ему там не дует. Он вечером согласится со всем, что скажет Ма. Как всегда. — Арден засмеялся. — Ты видел его уже?
— Да. И мать тоже. — После молчания Ноа добавил: — Послушай, забудь про все, о чем я тут кричал. И, что бы там ни было, не говори ей ничего, понял?
— Не беспокойся. У нас найдутся поинтереснее темы для разговоров с Сарой Меррит, чем только о тебе…
Весь остаток дня Ноа думал о том, как разворачиваются события. Он припоминал усмешку Ардена, когда тот говорил, что у них с Сарой найдутся разговоры поинтереснее… Или он сказал: «Дела поинтереснее»?.. Хотелось бы знать, что он имел в виду, этот молодой нахал! Из молодых, да ранний! Ведь ему только двадцать один год… Но тут он вспомнил себя в этом возрасте — и осекся… Во всяком случае, решил он, у Сары Меррит, если он, конечно, не ошибается, запросы совсем не такие, как у ее сестры, и она не станет поддаваться на ухаживания каждого преждевременно созревшего балбеса, у которого навалом самомнения и столько же нахальства.
В тот же вечер, в часы ужина, Ноа в задумчивости стоял у себя в комнате, одной рукой касаясь дверной ручки и держа часы на ладони второй. Ровно в шесть, услышав, как открылась дверь дальше по коридору, он отворил свою и одновременно захлопнул крышку часов.
— А… Добрый вечер, — сказал он, догоняя Сару и разыгрывая удивление, что встретил именно ее.
— Добрый вечер.
— Был нелегкий денек?
— Да, пожалуй.
— Познакомились со всем моим семейством? — Он попытался немного задержать ее в коридоре, так как не хотел, чтобы все собирающиеся сейчас к столу услышали их разговор.
— Я еще не видела вашего отца, — ответила Сара. — Остальные мне понравились.
— Еще бы!
— Значит, вы тоже знаете, что мы обедали с вашим братом?
— Весь город знает.
— Ну… он довольно настойчивый молодой человек.
— Это в нем есть.
— Полагаю, вы знаете также, что он пригласил меня в театр?
— Считаете это хорошей затеей?
— А что такого?.. Они сменили репертуар. У них сейчас идет «Дочь фермера», я как раз собиралась посмотреть этот спектакль, чтобы написать о нем. Почему не пойти с вашим братом?..
Действительно, почему нет?
Что тут можно ответить? Что парню всего двадцать один, что у него дурацкие шутки и что он, Ноа, куда больше подходит ей по возрасту, чтобы куда-то ходить с нею и даже шутить при этом. Хотя он не умеет так дурачиться, как Арден, да и думает, ей не очень-то нужно такое.
— Звучит резонно. — Он ускорил шаг. — Давайте поторопимся. Чувствуете, как оттуда вкусно пахнет луком?..
В течение всей недели Ноа продолжал испытывать временами легкое беспокойство.
Оно увеличилось к вечеру в субботу, когда сразу после ужина он уселся в гостиной пансиона миссис Раундтри, взяв в руки первое, что попалось для чтения, а именно «Каталог Монтгомери Уорда на осень и зиму 1875-1876 годов».
Откровенно говоря, ему следовало бы сейчас находиться в городе: ведь субботние и воскресные вечера, когда все старатели собираются сюда для выпивки, для мытья в бане или хождения по борделям, — самые опасные в смысле всяких неприятных происшествий. И обычно он пропускает ужин или наскоро проглатывает его и спешит продолжить обход улиц, где само его присутствие зачастую, как он заметил, остужает горячие головы и не позволяет пускать в ход кулаки, а то и что-нибудь похуже.
Так что, конечно, довольно подозрительно, почему это он вдруг сидит здесь, вместо того чтобы присутствовать там, куда зовет его долг… Он понимал это, но не мог заставить себя сдвинуться с места и продолжал сидеть, листая каталог, который ни на йоту не интересовал его,
…Пружинные матрацы — 2, 75 доллара.
Повозки для сельской местности — 50 долларов.
72 дюжины пуговиц — 35 центов.
Торговец мужским бельем, мистер Муллинс, на некоторое время составил ему компанию, но потом ушел.
Том Тафт просунул голову в дверь, спросил:
— Собираешься весь вечер сидеть дома? А, шериф?.. Может, пошли?
И проследовал к выходу.
На кухне миссис Раундтри гремела посудой. Незадолго до семи Сара спустилась вниз и вошла в гостиную.
— Еще раз добрый вечер, — негромко приветствовала она, присаживаясь на коричневого цвета кушетку, набитую конским волосом.
Ноа поднял голову, но ничего не ответил. Она несомненно применила какие-то хитрости, чтобы волосы выглядели так, как они выглядели: странно перекрученными, вьющимися у висков, спадающими на шею. Сзади они лежали тяжелым узлом, а спереди находились в хорошо продуманном беспорядке. На ней было все то же коричневое пальто, которое он видел десятки раз, но, когда оно распахнулось, он заметил голубую полосатую юбку, которую она еще ни разу не надевала. И, черт побери, если до него не донесся запах лаванды!
— Собираетесь заказать пуговицы, мистер Кемпбелл? — спросила она, кивая в сторону раскрытого каталога.
Он захлопнул его и отодвинул в сторону.
— Идете на спектакль?
— Совершенно верно.
Он сцепил пальцы рук поверх кожаного жилета. На его лице было выражение, какого она никогда раньше не видела, — неодобрения, смешанного с жалостью. Так смотрят, пожалуй, учителя на провинившихся, плохих учеников. При этом усы неприятно топорщились.
— Кажется, по каким-то причинам вы против того, чтобы мы с вашим братом пошли в театр? — спросила она. — Так, мистер Кемпбелл?
— Я?! Против? — Он изумленно раскрыл глаза, пальцы его забарабанили по жилету. — Почему я должен быть против?
— Я тоже не знаю. Это удивляет меня. Раньше, на этой неделе, вы уже говорили, что идти в театр — плохая затея. А сейчас сидите тут и смотрите на меня с осуждением. Как строгий ворчливый отец. В чем дело? Какие у вас возражения?
— У меня? Какого черта?! — Он вскочил со стула, оторвал руки от груди. — Какие могут быть возражения?.. Я спокойно сижу здесь, отдыхаю немного после ужина и перед тем, как отправиться на работу. — Он сорвал свою куртку и шляпу с вешалки в углу, водрузил шляпу на голову, метнулся к дверям. — У меня хватит возни с пьяными, так что мне совершенно не до вас, мисс Меррит!..
С этими словами он выскочил из комнаты. Спускаясь вниз по тропе, он встретил идущего навстречу Ардена. Улыбка у того была шире, чем кирка рудокопа, а от сладковатого аромата, который он распространял на расстояние двадцати шагов, мог бы раствориться металл.
— Эй, большой брат! Как делишки?
— Привет, Арден.
— Постой минуту!
— Сегодня суббота. Я спешу. В городе может случиться всякое.
Ноа продолжал без задержки спускаться по тропе.
— Слушай, мы даже не поговорили. Эй!
— У меня много дел.
— Ма прислала тебе рубашки. Она их заштопала.
— Положи в мою комнату. Миссис Раундтри не будет возражать. И передай Ма спасибо.
Ноа шел дальше, и его не отпускал запах лаванды, исходивший от Сары, и лавровишневой воды, которой себя щедро умастил Арден.
Ноа думал: «Хорошо бы, эти двое удушили друг друга своими запахами!»
В гостиную Арден ворвался как пушечный снаряд. Глядя на этого юношу, трудно было подобрать более подходящее слово, чем «смазливый». Лицо у него было словно яблоко — с круглыми румяными щеками и едва заметной ямочкой на подбородке. Длинные темные ресницы придавали голубым глазам выражение постоянной взволнованности и некоторой загадочности. Рот выглядел так, будто его обладатель все время сосет длинную мятную палочку; губы слегка надуты, очень розовые и очень блестящие. А все лицо говорило о том, что человек этот доволен и собой, и окружающим миром.
Когда он улыбался — а улыбался он постоянно, — можно было подумать, что он находится под действием какого-то особого животворного, бодрящего снадобья. У него была способность все свое внимание сосредоточивать на одном объекте — в данный момент на Саре, при этом весь его вид говорил, что ничего более важного и значительного нет и не может быть сейчас в радиусе по меньшей мере ста миль.
Его миловидное решительное лицо почти испугало её.
— Привет, Сара! — закричал он. — Я уж думал этот вечер никогда не наступит! Боже, как вы прекрасно выглядите! Пошли?
Не тратя времени на всякие учтивые разговоры, он без колебаний взял ее руку, просунул под свою и повел из дома. Хорошо, что она была уже в пальто, — с его решительностью и энергией он вполне мог увести ее и без верхней одежды.
Вечер был тихий и ясный, но Саре было не до красот природы: ее спутник шагал — как делал и почти все остальное — со скоростью оленя-самца в период гона.
— Как вы тут? — спрашивал он. — Как делишки с газетой? А что слышали о сегодняшней пьесе?
— Хорошо, — отвечала Сара. — Прекрасно… Пока еще ничего… Мистер Кемпбелл, не могли бы вы идти помедленнее?
Со смехом он замедлил шаги, но ненадолго; вскоре опять он тянул ее за собой в своем неиссякающем энтузиазме.
В театре он провел Сару прямо в третий ряд, громко здороваясь направо и налево, привлекая этим к себе еще большее внимание. Он заботливо помог Саре снять пальто и накинуть его на плечи. Потом уселся на скамейку, чуть наклонившись вперед, не прибегая к помощи спинки, как бы намереваясь в подходящий момент выпрыгнуть со своего места. Во время действия он оглушительно хохотал в смешных местах, а в конце каждого акта не только хлопал в ладоши, но и свистел, вставив два пальца в рот, так громко, что чуть не повредил барабанную перепонку в правом ухе Сары.
После окончания спектакля он снова просунул руку Сары под свою, согнутую в локте, и повел ее к дому.
— Понравилось? — спросил он по дороге.
— Нет, боюсь, что нет.
— Нет?! Да что вы?
— Показалось, что чересчур высмеивается сельская жизнь. Это мне не очень нравится, я напишу об этом.
— Я понимаю больше в сельской жизни, чем вы, — возразил Арден. — И ничего такого не заметил.
— Что ж, у каждого свое мнение. Так и должно быть. Я видела, вы получали большое удовольствие, это прекрасно. Но, если подумать, не выглядят ли у них все фермеры, как тугодумы и даже просто болваны?
Арден немного задумался, потом признал:
— Может, есть немного… то, о чем вы говорите. Только разве человек не имеет права посмеяться над собой?
— Над собой — да. Но когда это делают на чужой счет, тут должна быть какая-то мера. Вы не думаете?..
Они продолжали живо обсуждать спектакль вплоть до того момента, когда оказались возле дома миссис Раундтри. Арден держал Сару за руку. У подножия лестницы, ведущей ко входной двери, он остановился, заставил Сару сделать то же.
— Постойте!
Он взял другую ее руку, поднял вверх голову. Ладони у него были твердые и гладкие, как подошвы башмаков.
— Какие сегодня звезды, а? — сказал он. — Стоят того, чтобы ими повосхищаться, разве нет?
Сара тоже посмотрела на небо,
— Знаете, как Джордж Элиот называет звезды? — сказала она вдруг. — Золотые плоды на дереве, которые не достать. — Она опустила голову, встретила его взгляд. — Меня всегда волнуют красивые сравнения.
Он продолжал глядеть на нее.
— Вы лучшая из девушек, которых я встречал.
— Я совсем не молодая, Арден. Мне уже двадцать пять лет. В моем возрасте многие женщины давно замужем и имеют семью.
— А вы хотите? — спросил он с улыбкой.
— Еще не знаю. Я сказала об этом, чтобы вы поняли, какая разница у нас в возрасте.
Он поднял руки, начал гладить сквозь пальто ее шею.
— Давайте поглядим, такая ли уж разница, — проговорил он.
У нее дрогнуло сердце от любопытства и чего-то еще, когда вдруг он наклонился и поцеловал ее. Губы у него были сжаты, но теплые и влажные. Она никогда так близко не ощущала лавровишневого аромата, никогда еще ее губы не увлажнялись чужими губами. Это было совершенно новое, неизвестное ей чувство.
Он слегка отстранился и спросил — рот его продолжал находиться возле ее рта:
— Никто тебе не делал так раньше?
— Раз или два, — призналась она.
— Сколько тебе тогда было?
— Лет одиннадцать
Он рассмеялся, влажное дыхание коснулось ее носа.
— Ты очень правдива, ко всему…
— Мне нужно идти, Арден.
— Подожди. Еще раз…
Какой это был поцелуй! Он крепко прижал ее к себе обеими руками и раскрыл свои губы больше, чем прежде. Языком он вынудил ее тоже раскрыть губы. Еще более острое, чем раньше, ощущение пронизало все ее существо.
Арден ослабил хватку и произнес
— Вот как это делается! Ну что скажешь?
Она еще не совсем могла справиться с волнением, когда ответила:
— Скажу, что нам лучше попрощаться. И спасибо за приятный вечер.
— Мы увидимся в следующую субботу?
— Не думаю, что наши встречи должны быть регулярными, — ответила она.
— Но почему? Тебе не понравилось целоваться?
— Это увлекательное занятие. Мне нравится.
— Увлекательное?! И это все?
— Пожалуй, нет. В нем что-то большее.
— А тогда… Что же?..
Будь он петухом, его перья на шее встали бы сейчас дыбом.
— Спокойной ночи, Арден.
Она отвергла все его попытки еще одного поцелуя и подождала, пока он не начал спускаться обратно по тропе. Затем поднялась на десять ступенек вверх по лестнице, задержалась на площадке, вновь посмотрела вниз, после чего одолела еще тринадцать ступенек перед последней площадкой, где она резко остановилась.
— Что вы делаете здесь?!
— Последняя сигарета перед сном.
В глубокой тени от дома, прислонившись спиной к его некрашеной стене и уперев в нее подошву одного из ботинок, стоял шериф Кемпбелл.
— Привет, старший братец! — Шире улыбки быть просто не могло.
— Черт тебя побери! Совсем свихнулся! Чего ради ты потащил ее на обед?
— Я же говорил тебе, что сделаю это.
— А я говорил, чтобы ты держался подальше!
— Но я спросил у нее, подбиваешь ли ты к ней клинья, и она ответила, что нет.
— Ты спросил?! — Ноа вскочил со стула.
— Ну да. Спросил, ухлестываешь ли ты за ней или, может, кто еще, а она сказала никто, и тогда я решил сам ухаживать за ней.
— Ухаживать! Ты же увидел ее впервые только два часа назад!
— Ну и что? Эти два часа мы провели очень неплохо. Она смеялась не переставая… А в субботу пойдем с ней к Ленгришу.
— Идите хоть к самому черту!
— Не понимаю, чего ты так яришься. Тебе ведь она ни к чему…
Так оно и было, а потому Ноа снова уселся на стул и спросил гораздо спокойнее:
— Ма знает об этом?
— Пока нет. Но будет довольна, я уверен. Она тоже заходила в типографию поглядеть на Сару.
Ноа яростно потер рукой голову.
— Ты настоящий иуда!
— Мы пригласили ее к нам в долину. Ручаюсь, она вскоре приедет.
— А что отец? Тоже намерен поглазеть на нее?
— Па сидит в салуне, ему там не дует. Он вечером согласится со всем, что скажет Ма. Как всегда. — Арден засмеялся. — Ты видел его уже?
— Да. И мать тоже. — После молчания Ноа добавил: — Послушай, забудь про все, о чем я тут кричал. И, что бы там ни было, не говори ей ничего, понял?
— Не беспокойся. У нас найдутся поинтереснее темы для разговоров с Сарой Меррит, чем только о тебе…
Весь остаток дня Ноа думал о том, как разворачиваются события. Он припоминал усмешку Ардена, когда тот говорил, что у них с Сарой найдутся разговоры поинтереснее… Или он сказал: «Дела поинтереснее»?.. Хотелось бы знать, что он имел в виду, этот молодой нахал! Из молодых, да ранний! Ведь ему только двадцать один год… Но тут он вспомнил себя в этом возрасте — и осекся… Во всяком случае, решил он, у Сары Меррит, если он, конечно, не ошибается, запросы совсем не такие, как у ее сестры, и она не станет поддаваться на ухаживания каждого преждевременно созревшего балбеса, у которого навалом самомнения и столько же нахальства.
В тот же вечер, в часы ужина, Ноа в задумчивости стоял у себя в комнате, одной рукой касаясь дверной ручки и держа часы на ладони второй. Ровно в шесть, услышав, как открылась дверь дальше по коридору, он отворил свою и одновременно захлопнул крышку часов.
— А… Добрый вечер, — сказал он, догоняя Сару и разыгрывая удивление, что встретил именно ее.
— Добрый вечер.
— Был нелегкий денек?
— Да, пожалуй.
— Познакомились со всем моим семейством? — Он попытался немного задержать ее в коридоре, так как не хотел, чтобы все собирающиеся сейчас к столу услышали их разговор.
— Я еще не видела вашего отца, — ответила Сара. — Остальные мне понравились.
— Еще бы!
— Значит, вы тоже знаете, что мы обедали с вашим братом?
— Весь город знает.
— Ну… он довольно настойчивый молодой человек.
— Это в нем есть.
— Полагаю, вы знаете также, что он пригласил меня в театр?
— Считаете это хорошей затеей?
— А что такого?.. Они сменили репертуар. У них сейчас идет «Дочь фермера», я как раз собиралась посмотреть этот спектакль, чтобы написать о нем. Почему не пойти с вашим братом?..
Действительно, почему нет?
Что тут можно ответить? Что парню всего двадцать один, что у него дурацкие шутки и что он, Ноа, куда больше подходит ей по возрасту, чтобы куда-то ходить с нею и даже шутить при этом. Хотя он не умеет так дурачиться, как Арден, да и думает, ей не очень-то нужно такое.
— Звучит резонно. — Он ускорил шаг. — Давайте поторопимся. Чувствуете, как оттуда вкусно пахнет луком?..
В течение всей недели Ноа продолжал испытывать временами легкое беспокойство.
Оно увеличилось к вечеру в субботу, когда сразу после ужина он уселся в гостиной пансиона миссис Раундтри, взяв в руки первое, что попалось для чтения, а именно «Каталог Монтгомери Уорда на осень и зиму 1875-1876 годов».
Откровенно говоря, ему следовало бы сейчас находиться в городе: ведь субботние и воскресные вечера, когда все старатели собираются сюда для выпивки, для мытья в бане или хождения по борделям, — самые опасные в смысле всяких неприятных происшествий. И обычно он пропускает ужин или наскоро проглатывает его и спешит продолжить обход улиц, где само его присутствие зачастую, как он заметил, остужает горячие головы и не позволяет пускать в ход кулаки, а то и что-нибудь похуже.
Так что, конечно, довольно подозрительно, почему это он вдруг сидит здесь, вместо того чтобы присутствовать там, куда зовет его долг… Он понимал это, но не мог заставить себя сдвинуться с места и продолжал сидеть, листая каталог, который ни на йоту не интересовал его,
…Пружинные матрацы — 2, 75 доллара.
Повозки для сельской местности — 50 долларов.
72 дюжины пуговиц — 35 центов.
Торговец мужским бельем, мистер Муллинс, на некоторое время составил ему компанию, но потом ушел.
Том Тафт просунул голову в дверь, спросил:
— Собираешься весь вечер сидеть дома? А, шериф?.. Может, пошли?
И проследовал к выходу.
На кухне миссис Раундтри гремела посудой. Незадолго до семи Сара спустилась вниз и вошла в гостиную.
— Еще раз добрый вечер, — негромко приветствовала она, присаживаясь на коричневого цвета кушетку, набитую конским волосом.
Ноа поднял голову, но ничего не ответил. Она несомненно применила какие-то хитрости, чтобы волосы выглядели так, как они выглядели: странно перекрученными, вьющимися у висков, спадающими на шею. Сзади они лежали тяжелым узлом, а спереди находились в хорошо продуманном беспорядке. На ней было все то же коричневое пальто, которое он видел десятки раз, но, когда оно распахнулось, он заметил голубую полосатую юбку, которую она еще ни разу не надевала. И, черт побери, если до него не донесся запах лаванды!
— Собираетесь заказать пуговицы, мистер Кемпбелл? — спросила она, кивая в сторону раскрытого каталога.
Он захлопнул его и отодвинул в сторону.
— Идете на спектакль?
— Совершенно верно.
Он сцепил пальцы рук поверх кожаного жилета. На его лице было выражение, какого она никогда раньше не видела, — неодобрения, смешанного с жалостью. Так смотрят, пожалуй, учителя на провинившихся, плохих учеников. При этом усы неприятно топорщились.
— Кажется, по каким-то причинам вы против того, чтобы мы с вашим братом пошли в театр? — спросила она. — Так, мистер Кемпбелл?
— Я?! Против? — Он изумленно раскрыл глаза, пальцы его забарабанили по жилету. — Почему я должен быть против?
— Я тоже не знаю. Это удивляет меня. Раньше, на этой неделе, вы уже говорили, что идти в театр — плохая затея. А сейчас сидите тут и смотрите на меня с осуждением. Как строгий ворчливый отец. В чем дело? Какие у вас возражения?
— У меня? Какого черта?! — Он вскочил со стула, оторвал руки от груди. — Какие могут быть возражения?.. Я спокойно сижу здесь, отдыхаю немного после ужина и перед тем, как отправиться на работу. — Он сорвал свою куртку и шляпу с вешалки в углу, водрузил шляпу на голову, метнулся к дверям. — У меня хватит возни с пьяными, так что мне совершенно не до вас, мисс Меррит!..
С этими словами он выскочил из комнаты. Спускаясь вниз по тропе, он встретил идущего навстречу Ардена. Улыбка у того была шире, чем кирка рудокопа, а от сладковатого аромата, который он распространял на расстояние двадцати шагов, мог бы раствориться металл.
— Эй, большой брат! Как делишки?
— Привет, Арден.
— Постой минуту!
— Сегодня суббота. Я спешу. В городе может случиться всякое.
Ноа продолжал без задержки спускаться по тропе.
— Слушай, мы даже не поговорили. Эй!
— У меня много дел.
— Ма прислала тебе рубашки. Она их заштопала.
— Положи в мою комнату. Миссис Раундтри не будет возражать. И передай Ма спасибо.
Ноа шел дальше, и его не отпускал запах лаванды, исходивший от Сары, и лавровишневой воды, которой себя щедро умастил Арден.
Ноа думал: «Хорошо бы, эти двое удушили друг друга своими запахами!»
В гостиную Арден ворвался как пушечный снаряд. Глядя на этого юношу, трудно было подобрать более подходящее слово, чем «смазливый». Лицо у него было словно яблоко — с круглыми румяными щеками и едва заметной ямочкой на подбородке. Длинные темные ресницы придавали голубым глазам выражение постоянной взволнованности и некоторой загадочности. Рот выглядел так, будто его обладатель все время сосет длинную мятную палочку; губы слегка надуты, очень розовые и очень блестящие. А все лицо говорило о том, что человек этот доволен и собой, и окружающим миром.
Когда он улыбался — а улыбался он постоянно, — можно было подумать, что он находится под действием какого-то особого животворного, бодрящего снадобья. У него была способность все свое внимание сосредоточивать на одном объекте — в данный момент на Саре, при этом весь его вид говорил, что ничего более важного и значительного нет и не может быть сейчас в радиусе по меньшей мере ста миль.
Его миловидное решительное лицо почти испугало её.
— Привет, Сара! — закричал он. — Я уж думал этот вечер никогда не наступит! Боже, как вы прекрасно выглядите! Пошли?
Не тратя времени на всякие учтивые разговоры, он без колебаний взял ее руку, просунул под свою и повел из дома. Хорошо, что она была уже в пальто, — с его решительностью и энергией он вполне мог увести ее и без верхней одежды.
Вечер был тихий и ясный, но Саре было не до красот природы: ее спутник шагал — как делал и почти все остальное — со скоростью оленя-самца в период гона.
— Как вы тут? — спрашивал он. — Как делишки с газетой? А что слышали о сегодняшней пьесе?
— Хорошо, — отвечала Сара. — Прекрасно… Пока еще ничего… Мистер Кемпбелл, не могли бы вы идти помедленнее?
Со смехом он замедлил шаги, но ненадолго; вскоре опять он тянул ее за собой в своем неиссякающем энтузиазме.
В театре он провел Сару прямо в третий ряд, громко здороваясь направо и налево, привлекая этим к себе еще большее внимание. Он заботливо помог Саре снять пальто и накинуть его на плечи. Потом уселся на скамейку, чуть наклонившись вперед, не прибегая к помощи спинки, как бы намереваясь в подходящий момент выпрыгнуть со своего места. Во время действия он оглушительно хохотал в смешных местах, а в конце каждого акта не только хлопал в ладоши, но и свистел, вставив два пальца в рот, так громко, что чуть не повредил барабанную перепонку в правом ухе Сары.
После окончания спектакля он снова просунул руку Сары под свою, согнутую в локте, и повел ее к дому.
— Понравилось? — спросил он по дороге.
— Нет, боюсь, что нет.
— Нет?! Да что вы?
— Показалось, что чересчур высмеивается сельская жизнь. Это мне не очень нравится, я напишу об этом.
— Я понимаю больше в сельской жизни, чем вы, — возразил Арден. — И ничего такого не заметил.
— Что ж, у каждого свое мнение. Так и должно быть. Я видела, вы получали большое удовольствие, это прекрасно. Но, если подумать, не выглядят ли у них все фермеры, как тугодумы и даже просто болваны?
Арден немного задумался, потом признал:
— Может, есть немного… то, о чем вы говорите. Только разве человек не имеет права посмеяться над собой?
— Над собой — да. Но когда это делают на чужой счет, тут должна быть какая-то мера. Вы не думаете?..
Они продолжали живо обсуждать спектакль вплоть до того момента, когда оказались возле дома миссис Раундтри. Арден держал Сару за руку. У подножия лестницы, ведущей ко входной двери, он остановился, заставил Сару сделать то же.
— Постойте!
Он взял другую ее руку, поднял вверх голову. Ладони у него были твердые и гладкие, как подошвы башмаков.
— Какие сегодня звезды, а? — сказал он. — Стоят того, чтобы ими повосхищаться, разве нет?
Сара тоже посмотрела на небо,
— Знаете, как Джордж Элиот называет звезды? — сказала она вдруг. — Золотые плоды на дереве, которые не достать. — Она опустила голову, встретила его взгляд. — Меня всегда волнуют красивые сравнения.
Он продолжал глядеть на нее.
— Вы лучшая из девушек, которых я встречал.
— Я совсем не молодая, Арден. Мне уже двадцать пять лет. В моем возрасте многие женщины давно замужем и имеют семью.
— А вы хотите? — спросил он с улыбкой.
— Еще не знаю. Я сказала об этом, чтобы вы поняли, какая разница у нас в возрасте.
Он поднял руки, начал гладить сквозь пальто ее шею.
— Давайте поглядим, такая ли уж разница, — проговорил он.
У нее дрогнуло сердце от любопытства и чего-то еще, когда вдруг он наклонился и поцеловал ее. Губы у него были сжаты, но теплые и влажные. Она никогда так близко не ощущала лавровишневого аромата, никогда еще ее губы не увлажнялись чужими губами. Это было совершенно новое, неизвестное ей чувство.
Он слегка отстранился и спросил — рот его продолжал находиться возле ее рта:
— Никто тебе не делал так раньше?
— Раз или два, — призналась она.
— Сколько тебе тогда было?
— Лет одиннадцать
Он рассмеялся, влажное дыхание коснулось ее носа.
— Ты очень правдива, ко всему…
— Мне нужно идти, Арден.
— Подожди. Еще раз…
Какой это был поцелуй! Он крепко прижал ее к себе обеими руками и раскрыл свои губы больше, чем прежде. Языком он вынудил ее тоже раскрыть губы. Еще более острое, чем раньше, ощущение пронизало все ее существо.
Арден ослабил хватку и произнес
— Вот как это делается! Ну что скажешь?
Она еще не совсем могла справиться с волнением, когда ответила:
— Скажу, что нам лучше попрощаться. И спасибо за приятный вечер.
— Мы увидимся в следующую субботу?
— Не думаю, что наши встречи должны быть регулярными, — ответила она.
— Но почему? Тебе не понравилось целоваться?
— Это увлекательное занятие. Мне нравится.
— Увлекательное?! И это все?
— Пожалуй, нет. В нем что-то большее.
— А тогда… Что же?..
Будь он петухом, его перья на шее встали бы сейчас дыбом.
— Спокойной ночи, Арден.
Она отвергла все его попытки еще одного поцелуя и подождала, пока он не начал спускаться обратно по тропе. Затем поднялась на десять ступенек вверх по лестнице, задержалась на площадке, вновь посмотрела вниз, после чего одолела еще тринадцать ступенек перед последней площадкой, где она резко остановилась.
— Что вы делаете здесь?!
— Последняя сигарета перед сном.
В глубокой тени от дома, прислонившись спиной к его некрашеной стене и уперев в нее подошву одного из ботинок, стоял шериф Кемпбелл.