Спенсер Лавирль. Прощение

   Газета Сары сообщала о событиях наступившего 1877 года. В Вашингтоне новый президент и вице-президент принесли присягу. В Филадельфии закрылась выставка, посвященная столетию Соединенных Штатов. В Миннеаполисе вступила в строй первая телефонная станция. В Колорадо женщина-естествоиспытатель Марта Максвелл открыла новый вид птиц, названных ею совой Скалистых гор. А еще одна женщина — Джорджиана Шортхаус была приговорена судом к трем годам тюрьмы за совершение аборта. Из Нью-Йорка пришла интересная новость о том, что теперь женщина может определить, ждет ли она ребенка, ежедневно измеряя свою шею, которая немедленно увеличивается в объеме, как только женщина беременеет. В американских домах начали появляться электрические часы на батарейках, изобретенные немцем по имени Гейст. По всей Америке стали торговать кожей разных животных, а не только буйволовой.
   Законодательным собранием Дакоты, созванным в Янктоне и Вашингтоне, был официально ратифицирован договор с индейцами, по которому Блэк-Хиллз был теперь официально открыт для белых поселенцев. С наступлением суровых холодов прекратились грабежи на дорогах, ведущих в Дедвуд.
   В самом Дедвуде репертуар у Ленгриша еженедельно менялся. Мука продавалась по цене 30 долларов за сто фунтов. Один малый по имени Хью Эмос взволновал весь город, покончив с собой, как говорили, от одиночества. А некто Шварц поскользнулся и упал на деревянном тротуаре перед входом в таверну «Наггет» и привлек к суду ее владельца, чтобы возместить ущерб за сломанную руку. Местные торговцы должны были сделать вывод из этого и посыпать золой тротуар перед входом в свои заведения, чтобы предотвратить подобные происшествия. Местные дамы были приглашены в редакцию «Дедвуд кроникл» для создания Общества женщин, которое будет заниматься общественными делами и благотворительностью.
   Сара давно подумывала о таком обществе. Оно было нужно не только для общения друг с другом, но и для оказания благотворного влияния на все население ущелья, для его, так сказать, одомашнивания. Город давно нуждался в библиотеке. Дети, да и взрослые, должны иметь возможность читать. Каким замечательным началом была бы библиотека до открытия школы. Сара уже видела эту группу женщин как идеальную организацию для собирания и описи книг.
   Проблема, связанная с плевками мужчин на улицах, имела не только эстетический аспект. Дело в том, что края длинных женских платьев касались земли, к тому же наличие обильной мокроты в открытых местах способствовало распространению болезней. После эпидемии оспы в этих краях Сара опубликовала статью в своей газете об опасности для здоровья, проистекающей от этой дурной привычки, но она не возымела должного эффекта. Женское общество могло бы организовать кампанию по обучению мужчин гигиене, а также изготовить плакаты против плевков на улицах и развесить их по городу.
   Что касается общественной деятельности, то женщины могли бы устраивать обсуждение прочитанных книг, поэтические чтения, обмен семенами для весенних посадок в домашних огородах, проведение торжеств по случаю национального праздника 4 июля и, быть может, пригласить члена Общества трезвости выступить с лекцией.
   Сара также надеялась, что с помощью Общества ей удастся вытащить Адди из дому. Однако Адди отказалась пойти на первое собрание женщин.
   — Я пока еще не готова, — сказала она.
   — А когда ты будешь готова?
   — Не знаю. Может быть, когда отрастут волосы. — Ее волосы стали приобретать у корней естественный цвет.
   — Если тебя увидят рядом со мной, в редакции моей газеты, вступающей в общество, которое будет заниматься благотворительностью, кто посмеет бросить в тебя камень?
   Но Адди все равно не согласилась пойти, и Общество было создано без нее. На первом собрании женщины с энтузиазмом подхватили предложение Сары и с увлечением стали заниматься сбором книг для Дедвудской публичной библиотеки. Сара предоставила помещение в редакции в качестве временного пункта выдачи книг и поручила Джошу заниматься этим.
   Сара сказала, и дамы с ней согласились, что, когда город найдет школьного учителя, на него произведет большое впечатление инициатива прогрессивно мыслящих граждан города, организовавших библиотеку. Они также считали, что открытие школы должно быть первой задачей для всех жителей Дедвуда, так как это привлечет больше семей в город с приходом весны. Более того, они признали, что школу нужно открыть прежде, чем церковь.
   В начале февраля пришла телеграмма от некоего Бертла Матесона, принявшего предложение быть священником в Дедвуде. Он собирался прибыть в начале апреля.
   Эта новость вызвала большое оживление среди жителей. Не остался равнодушным и Ноа Кемпбелл; услышав эту весть, он немедленно отправился в редакцию «Кроникл».
   — Сара, ты можешь выйти на минуту?
   — Конечно. А что произошло? — Она надела пальто, они вышли из дома и пошли рука об руку вниз по тротуару.
   — В Дедвуд приезжает священник.
   Она остановилась.
   — Когда?
   — Первого апреля. Один человек из Филадельфии по имени Матесон. Сегодня утром от него пришла телеграмма.
   — Ну, что же… — В ее голосе звучала нерешительность.
   — Теперь мы можем назначить дату, — закончил Ноа.
   — А что же будет с Адди?
   — Адди сможет сама позаботиться о себе.
   — Она все еще отказывается выходить из дому.
   — Значит, пора ее заставить сделать это.
   — Но как? — Сара двинулась вперед, Ноа шел рядом.
   — Хватит нянчиться с ней, как с малым ребенком. Довольно доставлять к ее порогу все, что ей нужно. Не ходи больше к мяснику, к бакалейщику и к Эмме каждый день за хлебом. Вы ведь договорились, что об этих вещах будет заботиться она, а не ты. А ты продолжаешь всем заниматься, да еще руководишь газетой. Она хоть готовит?
   — Она старается. — Адди действительно пыталась, но еда, приготовленная ею, была несъедобной.
   — Быть может, это Роберт и я усугубили проблему, развлекая Адди, чтобы она чувствовала себя счастливой, не выходя из дома. Наверное, нам следует всем вчетвером пойти, скажем, как-нибудь в театр, вместо того чтобы сидеть в четырех стенах, как это было до сих пор.
   — Должна признаться, я надеялась, что Роберт сделает Адди предложение, и тогда наша проблема была бы решена. Но он, кажется, вполне удовлетворен платоническими отношениями. А тебе он говорил что-либо?
   — Ничего. Так что все возвращается к тебе и ко мне. Когда мы назначим дату?
   Сару раздирали сомнения. Что произойдет с Адди, если ее оставить жить одну?
   — Я чувствую себя ответственной за сестру.
   — А в отношении меня у тебя нет ответственности? — в его голосе звучало раздражение.
   — Я не говорила этого.
   — Ты не мать ей, Сара.
   — Нет, не мать. Но если бы у нее она была, Адди не сбилась бы с пути. Ведь о ней некому позаботиться. Кто ей поможет в случае нужды? Теперь, когда я выцарапала ее от Розы, неужели я оставлю ее?
   — Жить недалеко от нее в небольшом городе не означает оставить.
   — Где жить?
   — Я нашел место.
   — Нашел?
   — Да, это дом Эмоса.
   — Хью Эмоса?! — Она остановилась.
   — Да, он продается.
   — Но, Ноа…
   Он приблизился к ней. Глаза ее были широко раскрыты, лицо выражало отвращение.
   — Он покончил с собой не в доме, а на своем участке у шахты.
   — Я знаю, но… — Хью Эмос застрелился из охотничьего ружья. Сара сообщила об этом в своей газете.
   Он подумал немного. Не скрывая своего раздражения, неожиданно схватил ее за руку и произнес твердым голосом:
   — Идем! — Они находились в двух шагах от полицейского участка. Он привел ее к себе в помещение и закрыл дверь. В глубине виднелись две новые тюремные камеры. Они были пусты. Голубой кофейник стоял на блестящей решетке небольшой печки. В комнате было тепло и тихо
   Ноа резко повернулся и схватил Сару за плечи.
   — Ну ладно, я хочу знать правду. Ты пойдешь за меня замуж или нет?
   — Все не так просто.
   — Нет просто. Или ты хочешь, или нет
   — Хочу, но…
   — Черт побери! У тебя полно причин, чтобы отложить нашу женитьбу. То ты не говоришь об этом Адди, потому что она может вернуться к Розе. То не хочешь купить дом Эмоса, потому что он застрелился. То ты не назначаешь день свадьбы, потому что у нас нет священника. Хорошо. Теперь он у нас, можно сказать, есть, и я прошу тебя вполне официально заявить о нашем намерении, назначить день, чтобы я уведомил своих родных, а ты объявила своей сестре.
   Его настойчивость несколько пугала Сару. Иногда, ей казалось, что у нее нет страстных чувств к нему, во всяком случае таких, как у него. Она слишком хорошо контролировала себя. Кроме того, ей не очень хотелось посвящать всю себя семейной жизни. Неожиданный поворот, скорее переворот, в ее жизни, которая как раз сейчас была неплохо упорядочена. Появление детей заставит ее сменить кожаный фартук на хлопчатобумажный, то есть будет означать конец газетной карьере, которая ей так удавалась. Взамен ежедневная возня по дому, к чему Сара не слишком была способна. Ко всему прочему, отказ от финансовой независимости, которая ей тоже нравилась
   — Ты любишь меня, Сара? — спросил Ноа, и в голосе его звучали обида и смущение. — Потому что иногда я в этом не совсем уверен. Я знаю, это приходит медленно. Ты помнишь день, когда я впервые сказал, что люблю тебя? Я спросил, есть ли надежда, что ты тоже меня полюбишь, и помнишь, что ты ответила? Ты не сказала: «Я люблю тебя, Ноа», но сказала, что такая возможность есть. А сейчас, я думаю, пора поставить точку на всем этом. Я ведь тоже сопротивлялся своему чувству к тебе, но теперь я люблю тебя и не боюсь говорить об этом. Да, люблю и хочу жениться на тебе и жить вместе с тобой. И я хочу знать, чувствуешь ли ты то же самое.
   Глаза его потемнели, в голосе звучало искреннее волнение. Он глядел на нее пристально, и взгляд его требовал правдивого ответа. Она любила его. Но ведь она с ним знакома лишь пять месяцев, и он должен понимать, что его предложение принято условно. И этим условием является Адди.
   — Я действительно люблю тебя, Ноа. — Напряженность и беспокойство не исчезли из его взгляда. — Люблю, — прошептала она, крепко обнимая его. — И ты прав. Я не мать Адди. Иногда я забываю это, так привыкла нянчиться с ней. Ты должен понять это и дать мне немного времени. Я должна убедиться, что она на правильном пути, прежде чем уйду из ее жизни. Ты можешь говорить что угодно насчет жизни неподалеку от нее, но я знаю, когда я покину этот дом, она почувствует себя заброшенной.
   Он молчал, продолжая обнимать ее.
   — Ноа, мы знакомы лишь с сентября. Не следует ли нам дать себе немного больше времени, чтобы лучше узнать друг друга?
   Он отодвинулся немного и пристально посмотрел в ее глаза. Взгляд его был мрачен. О чем он думал?
   Ноа поцеловал ее, держа за плечи. Это был нежный поцелуй, исполненный печали, такой, что Саре захотелось тут же пойти навстречу его желаниям и выйти за него замуж без промедления. Она обняла его за шею и поцеловала долгим поцелуем, как бы извиняясь за свое упрямство.
   В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошел Фримен Блок.
   — Так-так. Это что у нас здесь происходит?
   — Давай отсюда, — приказал Ноа, продолжая обнимать Сару.
   — Это так необходимо? Здесь очень интересно.
   — Пошел к черту, Фримен!
   — Ты забыл, что я тоже работаю здесь.
   — Иди и поработай где-нибудь в другом месте с полчаса.
   Фримен улыбнулся.
   — Ты и Сара, хм… Я говорил тебе, помнишь? В тот день, когда она купила тебе шляпу, я сказал: «Ноа, эта девочка положила на тебя глаз».
   — Фримен, чтоб ты провалился со всеми потрохами!..
   — Ладно, ладно, ухожу.
   Когда дверь за ним захлопнулась, Ноа вздохнул и выпустил Сару из объятий.
   — Ну вот, теперь это уже больше не секрет.
   — Да, ты прав. Пожалуй, пора сказать и Адди.
   — Против твоего желания?
   — Назовем это компромиссом. Я не готова пока назначить дату, но буду носить подаренную тобой брошь так, чтобы все ее видели. Быть может, когда Адди узнает о моем будущем уходе из дома, она подготовится к нему.
   Внимательно глядя на нее, Ноа думал: «Она всегда так разумна, так контролирует любую ситуацию. Я бы хотел, чтобы она хоть раз потеряла голову».
   — А сейчас я должна вернуться на работу, Ноа. Мне нужно написать заметку о приезде нового священника.
   — Проводить тебя?
   — Нет, не надо.
   — Расскажи мне, как отреагирует Адди на то, что ты ей сообщишь.
   — Обязательно.
   Он поцеловал ее, пожелав еще раз, чтобы ей так же не хотелось с ним расставаться, как и ему с ней, чтобы она еще раз обняла его и сказала, что будет скучать по нему, что отдала бы все за то, чтобы остаться с ним на весь день, на всю жизнь, начиная с этой минуты. Но Маленькая Мисс Сдержанность должна заниматься делами, которые для нее не менее важны, чем нежность с ним. Так что ему придется удовольствоваться поцелуем, который был прерван появлением Фримена.
   Когда она ушла, Ноа подошел к печке, взял кофейник и наклонил его над кружкой. Но из него вылилась лишь ложка черной гущи. Он поднял конфорку и выплеснул остатки в печку. Раздалось шипение, поднялось облачно дыма, запахло жженым кофе. Ноа долго стоял у печки, глядя на угли.
   Если бы она любила его, она бы хотела стать его женой. Это совершенно ясно. Он любил ее и желал всего — дать клятву верности, завести дом, спать вместе (Бог мой, как он этого хотел!), иметь детей. Так должно быть, черт возьми! Он не понимал, как можно любить и не хотеть всего этого сразу же. Он не понимал, как она могла ставить чувства к сестре выше чувств к нему. Ноа было мало, что Сара согласилась носить брошь в знак помолвки, опасаясь болтливого языка Фримена Блока. Она должна надеть ее, потому что не могла и не хотела поступить иначе.
   Но Сара была не такая.
   Его мать считала, что в любом браке один из супругов любит больше. В его случае ясно, кто будет таким супругом.
   Ноа подложил два полена в печку и подошел к своему столу. Пять минут спустя он поймал себя на том, что ничего не делает, а только глядит на кипу бумаг.
   Он должен поговорить с кем-нибудь.
   Он избрал Роберта. В тот вечер они сидели за столиком в углу в «Эврике». Там было накурено и шумно, по запаху ощущалось: у кого-то из их соседей к сапогам прилип лошадиный навоз. Зато на них никто не обращал внимания.
   — Что ты думаешь о Cape? — спросил Ноа Роберта.
   — Она честная, порядочная, работящая. Одна из умнейших женщин, которых я знаю.
   — Наверное, черт возьми, намного умнее меня.
   — Ну, Кемпбелл, это не так уж трудно.
   Оба добродушно рассмеялись.
   Ноа откинулся назад вместе со стулом, балансируя на двух ножках. Он испытующе глядел на Роберта из-под шляпы.
   — Я собираюсь жениться на ней.
   Роберт был очень удивлен.
   — Ну и ну! — Потом спросил, улыбнувшись: — И ты уже сделал ей предложение?
   — Угу.
   — И она согласилась?
   — Вроде да.
   — Вроде?
   Ноа перестал раскачиваться на стуле.
   — Она пока еще не хочет назвать дату свадьбы. Я подарил ей брошь в знак нашей помолвки, и она согласилась ее носить.
   Роберт поставил свою кружку с пивом на стол и крепко пожал руну Ноа.
   — Поздравляю. Это — хорошая новость.
   Ноа сдержанно улыбнулся.
   — Надеюсь.
   — Что-то произошло? Ты не проявляешь особой радости.
   — Нет, я-то очень рад. Сара не особенно рада.
   — Но она ведь согласилась, не так ли?
   Ноа внимательно разглядывал свою кружку, потом наклонился вперед, облокотившись на стол.
   — Она странная женщина, Роберт, совершенно иная, чем Адди. Иногда мне кажется, что она так умна, у нее столько всего в голове, столько хочется сделать, что ей просто недосуг выходить замуж. Что, если у нее будет время, она сделает что-нибудь другое. Вот это и уменьшает мое радостное чувство, если ты улавливаешь мою мысль.
   Роберт сделал глоток и ждал продолжения.
   — В город приезжает священник, и я хочу пожениться, как только он прибудет, а она медлит. В этом все дело.
   — Черт возьми, ты знаком с ней меньше полугода, да и то половину времени вы ссорились, как два петуха.
   — Да, я знаю. — Ноа вздохнул и потер затылок. — Есть кое-что еще.
   — Что же?
   Ноа опять уставился на свою кружку. Поскреб ее ручку ногтем большого пальца. Потом взглянул Роберту в глаза.
   — Мне кажется, она до смерти боится, когда к ней прикасаются.
   — Я же говорил тебе, что она очень строга в моральном отношении.
   — Но здесь есть обстоятельство, которое все усугубляет, Это связано с прошлым Адди. Сара говорит, что не хочет быть такой, как Адди.
   — И ты можешь ее винить за это?
   — Я не хочу, чтобы она была такой. Я думаю… ну, я однажды перешел границы, попытался быть с ней… ближе… но она прямо дала мне понять, что она совсем не такая. С тех пор я веду себя вполне по-джентльменски. Я даже целую ее редко, а она ведет себя, как будто до смерти боится всего этого. И вот теперь, Роберт, черт побери, мне кажется, что это неестественно. В особенности, когда два человека любят друг друга. Расставание должно быть мукой, насколько я понимаю.
   — Ты уверен, что любишь ее?
   — Я думаю о ней днем и ночью. Я схожу с ума по ней.
   — Я спрашиваю, любишь ли ты ее?
   — Да, могу сказать с уверенностью. Да.
   — Тогда не беспокойся. Женщины хотят прежде всего иметь свидетельство о браке.
   — Хочешь посмеяться?
   — Что-что?
   — Я какое-то время думал, что она влюблена в тебя.
   — В меня?!
   — Да. Я ревновал ее к тебе, как черт, когда ты только приехал в наш город.
   Роберт рассмеялся.
   — Нет, моей любимой женщиной всегда была Адди. Мы с Сарой просто друзья.
   — Ну а что же будет у вас с Адди? Какие у тебя планы?
   Роберт откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул, надув щеки, и сказал:
   — Адди все еще не в себе.
   — Она до ужаса боится выйти из дому, да?
   — Не только. Можешь себе представить, мне кажется, что иногда она скучает по своему борделю.
   — Да брось ты…
   — Я знаю, это звучит смешно, но ты только подумай. Она жила там пять лет, прилично зарабатывала, о ней полностью заботились, ей не надо было готовить, убирать, вообще работать и о чем-то беспокоиться. Мужчинам она очень нравилась. Я думаю, она была хороша в своем ремесле. Черт возьми, ты это знаешь лучше, чем я.
   — Да, она была хороша.
   — И ты еще ревновал меня, — произнес Роберт с кривой улыбкой.
   — Это была, можно сказать, необходимость, Роберт. Только и всего. И я бросил все это, когда увлекся Сарой.
   Роберт сделал большой глоток, испытующе глядя на Ноа поверх кружки.
   — Просто удивительно, что мы все-таки стали друзьями, ты не находишь?
   Ноа улыбнулся и утвердительно кивнул. Потом спросил:
   — Так ты любишь Адди?
   — Сказать по правде, не знаю. Я отношусь к ней с нежностью, хочу, чтобы она вела приличный образ жизни, но брать в жены женщину с ее прошлым немного страшно. Будешь опасаться, достаточно ли ей будет одного мужчины рядом. Или, быть может, даже одного мужчины будет слишком много. Потому что, как это ни странно, хотя она и скучает по прежней жизни, она ее ненавидит. Она ненавидит мужчин, хотя делала вид, что любит их. Ты знал это?
   Ноа никогда не думал об этом прежде. Мысль эта слегка его задела.
 
   В тот вечер Сара и Адди, поужинав, сидели и пили кофе.
   — Адди, я хотела тебе сказать кое-что. Надеюсь, это не огорчит тебя.
   — Огорчит? А это что-нибудь плохое?
   Сара улыбнулась, потом согнала улыбку с лица.
   — Нет, в этом нет ничего плохого. — Она облокотилась о стол. — Ноа попросил меня выйти за него замуж.
   На лице Адди отразился ужас. Она помолчала, потом встала, подошла к плите и взялась за кофейник. Стоя спиной к Саре, она сказала;
   — Бог мой!
   — Что ты думаешь об этом, Адди?
   — Ты и шериф… Не знаю, что и подумать.
   — Иди сюда, Адди, сядь.
   Адди медленно повернулась, подошла к столу, оставив кофейник на плите, и села на край стула.
   — Мы еще не назначили дату.
   Адди кивнула, не глядя на Сару.
   — Сегодня пришла телеграмма о том, что в начале апреля в Дедвуд прибывает священник.
   Адди посмотрела на Сару.
   — В начале апреля?..
   — Это не значит, что мы тут же поженимся, во всяком случае, не раньше, чем священник приедет сюда. Адди, ты должна глядеть правде в глаза. Когда это произойдет, я собираюсь жить с ним.
   — А почему вы не могли бы оставаться здесь? — спросила Адди с дрожью в голосе. Сара прикоснулась к ее руке.
   — Думаю, ты знаешь почему.
   — О-о-о! — Адди опустила глаза. — Что же мне делать, как жить? — спросила она с глубокой грустью.
   — Ты должна жить своей жизнью. Должна начать выходить из дому, как все, делать покупки, видеться с людьми.
   — У меня была своя жизнь, но вы с Робертом вытащили меня из нее, — произнесла Адди с неожиданной злостью. — Если ни ты, ни он не хотите быть со мной, зачем вы заставили меня уйти от Розы? Я была счастлива там, понимаешь, счастлива!
   — Что ты говоришь, Адди?!
   — Да, была! Во всяком случае, более счастлива, чем теперь здесь, где я ничто и никто. Я не умею готовить, не могу писать статьи, ненавижу стирать и убирать. Я даже не гожусь в жены Роберту, иначе он бы уже сделал мне предложение. Вместо этого он обращается со мной, как со своей любимой маленькой сестренкой. Но я не хочу быть ею и не хочу быть твоей служанкой. Так что давай, выходи за своего полицейского начальника и уезжай куда хочешь.
   Адди выбежала из кухни, как капризное дитя, бросилась вверх по лестнице и захлопнула дверь своей спальни.
   Сара осталась одна, пораженная до глубины души. Ее сестра превзошла всех неблагодарных, избалованных, глупых женщин в мире. За своими мелкими интересами Адди не могла увидеть и оценить, что для нее сделали они с Робертом. Она не пожелала приложить ни малейшего усилия, чтобы позаботиться сама о себе, научиться чему-либо. Вместо этого она обвиняет их в том, что они не хотят приносить себя в жертву, для того чтобы она могла бы находиться в башне из слоновой кости, глядя на весь мир сверху вниз.
   Сара встала из-за стола и убрала чашку в раковину. Она налила горячей воды из чайника, добавила холодной и стала мыть посуду, гремя тарелками и кастрюлями от возмущения так, что, наверное, было слышно наверху.
   Ладно, пусть она сидит там у себя, рвет и мечет…
   Саре самой хотелось рвать и метать. Она любила Адди, из-за нее уехала из Сент-Луиса, совершила такое тяжелое путешествие сюда, в неизведанные края, организовала свое дело, устроила дом, вырвала Адди из отвратительного заведения Розы… И за все это получила несправедливые обвинения.
   Ну и ладно, пусть будет так.
   Когда приедет священник, она будет первой, кто выйдет замуж, а Адди может возвращаться к Розе, хоть бегом, и оставаться там до тех пор, пока не падет жертвой сифилиса; и все будет кончено.
   Но постепенно гнев и возмущение погасли. К десяти часам вечера, когда они обе устали от тишины, нарушаемой только домашними шорохами, и одиночество стало почти непереносимым, а обида потеряла остроту и стала в тягость, Сара погасила лампу в кухне и пошла к себе наверх по скрипящим ступенькам. На площадке перед дверью она остановилась, увидев тонкий луч света, пробивавшийся из-под закрытой двери в комнату Адди. Охваченная грустью, она вошла в свою спальню.
   Как только она зажгла лампу, дверь комнаты Адди открылась, и она вошла к Саре, остановившись на пороге.
   — Сара!
   Та обернулась.
   — Прости меня. Я не думаю так, как говорила.
   Они посмотрели друг на друга. Сара встала, они бросились навстречу и обнялись.
   — О, Адди, я тоже очень сожалею.
   — Ты не сделала ничего плохого. И ты вправе выйти замуж за шерифа, даже должна это сделать. Просто я боюсь. Я не знаю, что со мной может случиться.
   Сара взяла ее за руку, подвела к кровати, и они уселись рядом.
   — У тебя все будет в порядке, — заверила Сара.
   — Но как? Как я могу быть в порядке, если я никому не нужна, даже Роберту, который любит меня, я знаю,
   — А ты никогда не задумывалась, Адди, что Роберт может ждать до тех пор, пока не увидит, что ты не нуждаешься в нем. И тогда он решит, что ты ему нужна.
   Адди удивилась:
   — Не понимаю.
   Сара взяла ее за руку.
   — Ну какой мужчина захочет жениться на женщине, считающей, что ей лучше в борделе, чем вне его? Ты должна показать ему, Адди, что ты не такая. Ты говоришь, что ничего не умеешь делать, но ведь это не так. Есть вещи, которые ты можешь делать. Ты просто не хочешь ими заниматься, потому что они требуют напряженного труда, а ты никогда раньше не трудилась. Ты живешь в городе, где мужчины составляют девяносто девять процентов населения, черт возьми! Есть много вещей, которые женщины делают намного лучше мужчин и которыми мужчины сами не будут заниматься. Убирать в доме, чинить рубашки, стирать, стричь волосы, да я всего и не перечислю. Ты сама должна решить, чем заняться. Но я знаю одно: в этом ущелье ходит много денег, здесь много одиноких мужчин, и, если дело касается бизнеса, у женщины есть преимущества. Если ты, скажем, откроешь магазин и мужчина откроет такой же магазин напротив, он почти наверняка прогорит, потому что все клиенты будут у тебя.
   Было видно, что Адди никогда не задумывалась над этими вопросами.
   — Прошу тебя, Адди, подумай. Перестань прятаться за убеждением, что ты не такая способная, как я, и найди, в чем ты сможешь проявить свои способности и что ты сможешь делать не хуже меня. Когда ты найдешь такое дело, я почти уверена, что Роберт сделает тебе предложение. Он не напрасно вытащил тебя от Розы.